Предисловие ко 2-му изданию

Рассказам про Таню Савину и Александра Ерофеева (Степанова) больше десяти лет. Рассказ «Когда доктор сыт» был написан в начале 2000-х, впервые некоторые из новелл начали публиковаться с 2007 года в журналах. Всего их вышло около десяти, еще пятнадцать я написал уже специально, когда готовил сборник для «Эксмо» к 2015 году.

Через год после выхода книги «Пока едет скорая» мне предложили написать продолжение. Я в это время уже ушел из спортивной медицины по семейным обстоятельствам и работал в бригаде неотложной помощи – структуре, параллельной скорой, в задачи которой входило оттянуть на себя вызовы к хроническим пациентам. У меня бывали студенты-стажеры из колледжей и институтов, мы ездили к «бедулькам»[5], на поводы «температура» и «болит горло», на больные спины. И я был неприятно поражен, что современным студентам очень скверно преподают такой предмет, как пропедевтика – то есть правила физического осмотра больного, выслушивание, ощупывание и выстукивание, или, как мы называли, «ГПУ от глаз, палец, ухо». Что у всех, с кем мне пришлось иметь дело, практически отсутствовало то, что называется «клиническим мышлением».

Несколько таких стажеров, после дня работы на вызовах вполне искренне сказали «спасибо», прибавив, что за несколько часов они смогли узнать больше, чем за четыре года обучения в институте.

Поэтому, когда сам уже понял, что здоровье не позволяет дальше кататься на неотложке, я пошел преподавать в медицинский колледж, аккурат в год ковидной пандемии. И конечно, сам попал «под раздачу», где-то подхватив эту инфекцию.

Студенты мои, узнав, что я еще и книжки пишу, обрадовались. Мы год занимались, к сожалению, большую часть времени дистанционно, были лишены практики, возможности работать с реальными пациентами, но многие из них подрабатывали в «Красной зоне», так что практики получили даже больше, чем мог бы им дать я.

Поэтому продолжение «Пока едет скорая», посвящено в большей степени неотложной помощи и хроническим пациентам, а также оптимизации здравоохранения, в жернова которой я как раз и попал, когда наблюдал, как закрывают больницы, сокращают ставки врачей-специалистов и вообще сдвигают все в сторону коммерческой медицины, оставляя на долю бесплатной, социальной, самый минимум миниморум[6] помощи. То есть я увидел, как выполняется завет Е. Гайдара, звучащий примерно так: «Ничего страшного, если в период перехода к рыночной экономике часть населения вымрет»[7]. Добавлю, что лично слышал эту фразу в его выступлении на каком-то форуме в 90-е годы, транслируемом по телевизору.

Поэтому никак не мог не отразить эту тему в книге.

Есть еще один важный нюанс: когда я писал первую книгу, то не думал, что когда-нибудь стану работать над продолжением, потому, выбирая случаи из практики моих героев, отобрал наиболее важные и яркие, освещающие порядка тридцати важных тем. И когда редактор озадачил меня предложением написать продолжение, я пребывал в некоторой растерянности. А о чем еще можно рассказать? Какие неохваченные случаи взять? Ответ мне подсказала моя тогдашняя работа – неотложка. Обилие хронических больных, периодические глупости, вроде компресса к ступням с концентратом хлоргексидина, приведшего к химическому ожогу с некрозом кожи. Это жуткое зрелище – наблюдать пожилую женщину, передвигающуюся по квартире на коленях, к которым прибинтованы небольшие подушечки, и покрытые гноем ступни. Или, как их называла сама больная женщина, «лапы ног». Вся моя помощь заключалась в том, чтобы убедить отдел госпитализации скорой в необходимости отправить больную в гнойную хирургию на две недели. Или любительницу чистить уши ватными палочками, заталкивая ушную серу как можно дальше в ухо и трамбуя у самой барабанной перепонки. Пришлось промыть ей уши, потому что самостоятельно дойти до поликлиники она не могла. И еще много схожих эпизодов. Неотложная помощь? Однозначно. Нужен ли был именно врач? Сомневаюсь.

За прошедшее десятилетие многое изменилось в медицинской помощи, наука здорово рванула вперед, появились новые методики, сократились койко-дни, изменились подходы к лечению многих болезней, появились новые более эффективные препараты и усовершенствовались стандарты.

Базовая книга и ее «дочка» стали нуждаться в переработке.

Мало того, учитывая, что различные проблемы в первых двух книгах расположились как-то хаотично, как это бывает в жизни и в работе скорой, я взялся за «внучку» – третью книгу, о том же самом, но уже расположив все заболевания и происшествия по схеме, подобной справочнику – травмы, отравления, заболевания по системам.

Для реализации такого проекта я взял более решительную героиню – сестру Тани Вику, которая окончила школу и поступила на факультет журналистики. Прошлые герои – Таня и Саша – выступили для нее в роли добровольных консультантов по шпионскому делу, ибо Вика решила преодолеть приказы Минздрава и Департамента здравоохранения «о запрете любых контактов медиков со средствами массовой информации под страхом увольнения от 2011 года». На основании этих приказов местные медицинские чиновники ужесточили меры по борьбе с различными правдорубами за права медиков под предлогом «сохранения врачебной тайны».

Впрочем, в третьей книге планируется рассказать не о том, как угнетают российских медиков злые чиновники, а все про то же: как помочь пострадавшему или заболевшему человеку, пока едет бригада скорой. Теперь там будут приключения Вики на подстанции скорой[8], ее записи под названием «Медпомощь для чайников», комментарии специалиста и все те же алгоритмы для тех, кто настолько далек от медицины, что нуждается в предельно простых инструкциях.

Спросите, зачем столько раз говорить об одном и том же?

Отвечу: первая заповедь любого студента – repetitio est mater studiorum (повторение – мать учения). А эти книги я отношу к новой формации живых учебников, построенных на ситуационных задачах. Ибо главный вопрос любого ученика, приступающего к предмету или теме: «Зачем мне все это нужно?»

Вот истории, в их художественном виде, и отвечают популярно и доступно на этот главный вопрос. А нужно это всего лишь для спасения жизни и здоровья окружающих нас людей. Я очень надеюсь, что живые, привязанные к жизни учебники, написанные по схеме: ситуация, обсуждение, алгоритм решения – появятся и по иным предметам, включая школьную программу, просто в них добавят контрольные вопросы для самопроверки.

Конечно, это не просто – собрать команду профессионалов в предметах и писателей-беллетристов, для создания интересных, веселых или остросюжетных учебников, прочитав которые учащийся и получит ответы на главный вопрос (зачем ему это нужно?), и поймет, как решать ту или иную задачу.

А если это будет учебник, например, истории – зачем Карл девятый, король Франции, вручил адмиралу де Колиньи сафьяновый красный портфель или почему не пожалел для его убийства личную аркебузу? Как спасали севший на мель корабль и почему для этого так нужна была высокая антенна для радиостанции на острове Гогланд? Или зачем войско Дмитрия Донского, двигаясь навстречу армии Мамая, сделало странный маневр в сторону?

Мой почтовый адрес в интернете не изменился: lsvetin@yandex.ru, канал в Telegram: t.me/zwonkow_a_l, а в электронном виде и аудиоформате все мои книги, как изданные, так и те, что еще в работе, вы найдете в книжном магазине «Литрес» по ссылке https://www.litres.ru/author/andrey-zvonkov/, или на сайте: https://author.today/.

Часть 1. Практика на скорой

Интро

Прежде чем приступить к описанию и разбору случаев, я обязан немного познакомить читателей с героями книги.

Итак, Татьяна Александровна Савина, старшая дочь в семье инженера-нефтяника А.В. Савина. У Тани есть мама (ее мы так и будем называть) и младшая сестра Вика, которой 12 лет в начале книги и 13 – в конце.

Татьяна – студентка фельдшерского отделения медицинского училища. Ей повезло попасть в фельдшера, потому как со следующего года фельдшерское отделение закрывали за ненадобностью, так что Танин выпуск оказывался последним. После сдачи весенней сессии на третьем курсе всех студентов отправляли на месячную практику. Больницам и поликлиникам фельдшера не требовались, а вот скорая для них была в самый раз. Так что шестьдесят парней и девушек примерно 19–25 лет распределяли по подстанциям мегаполиса.

Татьяна в медицину попала случайно. После окончания ею средней школы родные, посовещавшись и оценив ее математические способности, предложили выбор: педагогика, филология или медицина. Если первые две специальности интереса в семье особенно не вызывали, то насчет третьей мама сказала:

– Я за то, чтобы в семье был свой медик. Нефтяник есть, бездельница тоже, я бухгалтер, пусть Танька идет в медицину.

И Танька пошла.

Училась она всегда старательно, как и все, за что бралась, – выполняла на хорошо и отлично, но вот в душе страсти к медицине за три года не пробудилось. Несмотря на то что учиться оставалось полтора семестра, Татьяна себя настоящим медиком и тем более фельдшером никак не видела.

И все чаще спрашивала себя, а нужно ли ей это? Может быть, бросить, пока не появился диплом и моральная обязанность быть готовой всегда прийти на помощь? Она и на практику поехала, только потому что надо, иначе курс не будет считаться оконченным. А она привыкла всегда доводить начатое дело до конца. Поэтому в душе было неспокойно. С одной стороны – надо, а с другой – а надо ли?

В ответ на обвинение мамы в бездельности Вика стукнула себя кулаком в грудь и заявила, что хочет стать настоящим этологом[9], но раз никто ее не понимает и даже не знает, что это за профессия, то она и объяснять никому этого не станет. Но этология у нее в крови!

Папа не поленился, влез в большой энциклопедический словарь, который стоял на полке в его кабинете, и сказал:

– Тогда понятно, почему ты обожала с детства спать на собачьем коврике или под кроватью, даже носила какое-то время ошейник нашей Синди после ее смерти. Продолжай в том же духе.

В собаку Вика «преобразилась» в пять лет, и ей очень нравилось быть собакой. Пока однажды папа не сказал: «Ну тогда и есть будешь из ее миски, и пить, и гулять с тобой будем утром и вечером в любую погоду. Но никаких мультиков и планшета с играми. У собак свои игры и игрушки. Вот тебе косточка и мячик!» Вика продержалась один день и на ужин пришла уже без ошейника, объявив, что собакой быть, конечно, хорошо, но человеком все-таки интереснее.

Староста группы Татьяны на собрании сообщила, что, если найти общий язык с руководством подстанции и занести кому надо что надо – конфет там, духов или коньяка, – то можно получить подпись в дневнике практики уже через неделю и нет нужны мотаться целый месяц.

Принципиальная и патологически честная Татьяна на это пойти не могла, потому решила ответственно отходить весь месяц – и будь как будет. Она вот такая. И таких, как она, принципиальных студентов, набралось около десятка. Остальные побежали за духами и коньяком.

Александр Ерофеев – фельдшер скорой помощи, работающий на подстанции пятый год. После окончания медучилища он два года отслужил на корабле погранслужбы в Балтийске, потом – еще год по контракту на берегу, а затем, поселившись в мегаполисе, устроился работать на скорую. Лет ему было около двадцати восьми. Натуральный блондин среднего роста с серыми глазами и небольшим шрамом на верхней губе, оставшимся после операции по пластике врожденного расщепления верхней челюсти, в народе называемого «волчьей пастью». Шрам прикрыт усами. Красавцем Александр себя не считал. С женщинами вел себя ровно и был весьма разборчив в отношениях.

В нем чувствовалось воспитание прошлого века. Он обладал прекрасной памятью и был весьма эрудирован, порой выказывая неожиданные знания в разных областях науки.

На подстанции его знали как фаната подводной охоты, ибо в свободное время он периодически уезжал «на рыбалку» и привозил превосходную рыбу, которую дарил друзьям. Те, кому доводилось бывать у него дома, обнаруживали несколько гидрокостюмов для разных сезонов, ласты, акваланги, ружья, гарпуны, трофеи виде засушенных рыбьих голов и фотографий Саши с добычей.

Впрочем, страсть свою Ерофеев никому не навязывал и разговорами о рыбалке в свободные моменты не утомлял. Только если его просили рассказать что-нибудь.

Друзей он не заводил, но любой человек на подстанции мог уверенно сказать, что Саша – его друг. Он охотно обсуждал с коллегами больных после вызова, порой давая объяснения, достойные любого врача-специалиста. На вопрос, откуда он все это знает, отвечал: «Читать люблю, книги – лучшие учителя»!

Вот наступил июль. Первый день практики на скорой.

Когда доктор сыт[10]…

История первая, в которой фельдшер Ерофеев знакомится с практиканткой Савиной, хочет есть и дает маху, а стажерка самостоятельно пытается спасти тяжелого больного.

Июль. Жара. На втором этаже подстанции все окна нараспашку, так что на улице хорошо слышны звонкие объявления бригад, которым пришел вызов. В большом холле на втором этаже все кресла заняты студентками медицинского училища. Они, как цыплята на птичьем дворе, рассыпались небольшими группками по просторному залу, ожидая, пока их распределят по бригадам, и негромко щебетали.

Начиналась летняя месячная практика перед последним курсом на фельдшерском отделении медицинского училища.

Обычно студентов отправляют в больницы. Но тех, кто готовится пойти на скорую, стажируют после третьего курса именно на скорой.

Месяц летом и еще два месяца госпрактики перед выпускными экзаменами. Студенты впервые пришли на подстанцию, и все, что они видят, все, что ждет их, – это новый мир, новый опыт, новые правила.

Страшно? Не то слово. Это не больница, где полно людей, врачей, опытных сестер. Где можно ни за что не отвечать и почти всегда есть кто-то, кто не даст совершить ошибку. А тут… все – сплошная неизвестность.

Девушки старательно прятали этот страх за щебетанием, шутками, напускной бравадой или обсуждали совсем отвлеченные темы.

Кто-то из старых сотрудников, опытных фельдшеров и врачей, не смущаясь, разглядывал стажерок, а кто-то делал вид, что ему вовсе нет дела до них, занимаясь своими обязанностями.

Все мы когда-то были стажерами. Девчонки уже прошли инструктаж у старшего фельдшера и ждали распределения по бригадам.

Фельдшеру Саше Ерофееву в диспетчерской сунули в руки карту вызова и, не дожидаясь вопроса, долго ли ему кататься в компании с водителем, когда тут вон сколько рабочих рук, сказали:

– Стажерок видишь?

– Ну, вижу…

– Вот бери любую, только одну, и проваливай на вызов.

– Можно выбирать или уже распределили?

– Выбирай, как вернетесь на подстанцию, сам впишешь ее в журнал бригад, а сейчас не задерживай выезд!

Врач реанимационной бригады вставил:

– Только хватай, не выбирая, а то глаза сломаешь. Там все такие симпатяжки…

Ерофеев на это ответил:

– Знаешь, когда, по мнению Александра Дюма-отца, наступает старость?

– Нет, – опешил реаниматолог. – Когда же?

– Когда все девушки кажутся красивыми[11].

Диспетчера хохотнули, а доктор смутился – старым ему выглядеть не хотелось.

Саша был не уверен, что афоризм придумал именно Дюма, но в беседе это не главное, важнее уверенно сказать и сослаться на авторитетную личность. Кто будет проверять?

Он вышел в холл и, не особенно надеясь на свою «неотразимую» внешность, громко спросил:

– Так! Кто со мной едет? Три секунды на принятие решения!

Девочки переглянулись, хихикнули, пожали плечами и зашептались.

Ерофеев не дождался ответа, поэтому подошел к ближайшей практикантке, лица которой не видел, и, наклонившись, спросил:

– Привет, ты колоть умеешь?

Та обернулась, распахнув глазищи и почему-то краснея, ответила тихо, но уверенно:

– Да, умею. В попу.

– В ягодицу, в попу клизму ставят, – поправил Ерофеев, – а писать красиво можешь?

– Да. – Она даже показала авторучку.

– Тогда поехали. У нас вызов.

Девушка поднялась и, оправив халат, пошла следом, не говоря больше ни слова.

В машине, перегнувшись через переборку в салон, Ерофеев сказал:

– Знакомимся. Меня зовут Саша, водителя – Сергей Иванович[12].

Стажерка ответила все так же тихо, словно стесняясь:

– Татьяна. Таня.

Для Ерофеева стажеры, в общем-то, что есть, что нет. Все одно – работаешь сам. Просто следишь не только за собой и пациентом, но и за неопытным студентом. И все-таки еще одна пара рук, пусть и неумелых, трусливых, не лишняя. Он понимал, что учить-то надо. Понимал и еще одно: научить можно только того, кто сам хочет научиться. «А эта малявка вроде ничего, – думал он. – Внимательная, послушная, не кобенится и не тупит. Не пытается строить из себя красивую дурочку, вся радость которой – уложить к своим ногам побольше мужиков и вертеть ими. Встречались мне подобные экземпляры, только не на того напали, а эту Таню что попросишь – делает, вопросы задает правильные, по существу дела. Ее и учить приятно. Хорошо, что не прикидывается глупой куклой, не хлопает глазками, не кокетничает, – такие Сашу раздражали. – Вроде нормальная девчонка».

И ведь он не выбирал, ткнул пальцем в ту, что первая на глаза попалась. И, как стало ясно, не ошибся.

На первом же вызове он шепотом сказал, наклонившись к ее уху:

– Вози свой фонендоскоп, а если пользуешься общим, из ящика, всегда протирай спиртом «уши» – наконечники.

Таня кивнула. Но фельдшер этим не удовлетворился:

– Грибок в ушах или фурункул может быть и у медиков. Это элементарная гигиена.

– Я поняла. У меня есть, – она опять покраснела, – остался в сумке на подстанции.

С девяти утра они хорошо поработали. Время летело незаметно. Что значит «хорошо»? Катались с вызова на вызов, лечили, спасали. И хотя большинство обращений были непрофильные – «неотложечные»[13], это не раздражало «старого скоропомощника». Может, из-за погоды, а может, из-за знакомства. Выяснилось, что Таня колоть-то умеет, но вот опыта маловато, медленно набирает лекарство в шприц, долго ищет место для укола. Осторожничает.

Больных побаивается. А ведь они очень хорошо чувствуют неуверенность медика. Вот и внутривенно еще ни разу не делала. Ерофеев внушал ей, что вся сила фельдшера – в руках. То есть в умении работать руками и точном знании инструкции. И без тренировки ее не прибудет. Показывал ей, как, зажав между пальцами левой руки, сразу нести к больному три, а то и четыре набранных шприца.

После полудня они отвезли женщину в больницу. Выехав оттуда, Ерофеев не стал звонить диспетчеру и решил:

– Я есть хочу. Тут рядом есть шаурмячная, ты будешь?

Татьяна помотала головой.

– Нет, я с собой взяла.

Ерофеев повернулся к водителю:

– Тебе взять?

– Я такое не ем, – решительно отказался и водитель, – мне жена готовит. Я как домашняя собака, принимаю пищу только из ее рук.

Таня хихикнула. Водитель крупной головой, отвисшими щеками и нижними веками действительно был похож на старого сенбернара.

Ерофеев запрыгнул в кабину с шаурмой и горячим кофе.

– Ну, как хотите, а я сейчас поем и, пока вы на подстанции будете греть свои лотки, полежу минут …дцать…

Тане было интересно решительно все. Машина, ящик, вызовы, новые люди, постоянное движение, смена впечатлений. И то, как Саша разговаривает с пациентами и родственниками. Глядя на него, она бы не подумала, что он не врач. Спокойствие и уверенность. Осматривает, ставит диагноз. Назначает лечение. Он помнит наизусть все стандарты. А ей нравится учиться. А тут уже и настоящая работа.

Движение. Скорость. Люди. Она не замечала усталости, не понимала раздражения, которое иногда испытывал фельдшер, если давали вызов, который он называл «бестолковым», то есть непрофильный для скорой.

Разобравшись с шаурмой и позвонив диспетчеру, Ерофеев озвучил распоряжение бригаде:

– На подстанцию. «Обедать»!

Таня в кухне делилась с подругами событиями первого рабочего дня. Они все уже успели покататься, поработать на вызовах и наперебой рассказывали, кто что видел и чему сумел научиться.

Водитель разогревал свои лотки, а Таня съела творожок и выпила чашку чая.

Все это время Ерофеев лежал на кушетке, прикрыв глаза, и переваривал шаурму.

Ровно через двадцать минут диспетчер объявила их бригаде вызов. Ерофеев разглядывал карточку: «Мужчина, восемьдесят восемь лет, плохо с сердцем». Свободных врачебных бригад не было, поэтому диспетчеры дали ему «врачебный повод» с непременной присказкой: «Если что – вызовешь на себя».

В машине Ерофеев пощупал живот. Там начиналась революция. Кишечник не согласился принимать шаурму – «революция, о которой предупреждали большевики, – свершилась!»[14]. Он отравился!

Саша обернулся через окошко в салон. По кишечнику пролетали «электрические разряды», вызывая весьма болезненные ощущения. Поздно было корить себя, но и признавать свою дурость было стыдно.

Нужно принимать меры.

Боль в животе в очередной раз прихватила Ерофеева уже на лестнице. Он скорчился и присел у перил. Таня, видя его муки, тревожно спросила:

– Что случилось?!

Пришлось признаться:

– Шаурма, будь она неладна. Не повезло. Всегда брал, не было проблем, а сегодня вот – отравился. – Он скрипел зубами от боли в кишках, тошноты кружилась голова и выступал пот на лбу.

– Что же делать? – заметалась Таня по лестничной площадке, пока Ерофеев сидел на корточках, не находя сил разогнуться, и держался за поручень.

– Ни-че-го, – простонал Саша. – Идем на вызов. Сейчас я встану.

Он действительно преодолел муки и спазмы, на дрожащих ногах направился к квартире, но чем ближе подходил, тем сильнее его тошнило и тянуло «на горшок».

Дверь им открыла пожилая женщина. Ерофеев поставил ящик в прихожей и рванул к туалету, на ходу только и успев сказать Тане:

– Больного осмотри, давление померь – в общем, занимайся! Я сейчас приду и помогу.

Он упал на колени перед унитазом, его вырвало, потом он кое-как устроился верхом и, привалившись плечом к стенке туалета, прикрыл глаза, в ушах шумело. И через этот шум он услышал робкий стук и Танин громкий шепот:

– Саша, там у больного давление двести пятьдесят на сто тридцать. Он хрипит и весь синий-синий… Одышка у него!

Ответом сначала был стон, затем слабое:

– В легких что?

– Хрипы, кажется, влажные. – Голос у Тани дрожал. – Это отек легких, да?

– Видимо, да. Купируй!

– Как? Я не умею!

Пауза. Потом Ерофеев, собравшись, стал инструктировать через дверь туалета:

– Значит, так. Посади его. Открой окно, дай граммов десять водки. Но не больше. Есть у них водка? И сделай внутривенно три ампулы лазикса, можешь не разводить.

– Я же не умею еще внутривенно.

Слезы у Тани готовы были вырваться наружу, так стало ей страшно.

– Ладно, я сейчас выйду, сам сделаю. Ноги его в таз с горячей водой опусти и наложи венозные жгуты на бедра. Только не очень туго.

Судя по голосу, Ерофееву было нелегко все это проговорить. Он надеялся, что практикантка выполнит все, как он сказал, не задумываясь.

Таня убежала. Через пять минут она прибежала обратно.

Ерофеев все еще сидел, скорчившись, и его опять сильно тошнило.

– Водки у них нет. Все остальное я сделала. А жгуты из чего? У нас только один для внутривенных, он на ногу не налезает.

– Проклятие!

В это короткое слово Ерофеев вложил и отношение к словам стажерки, и то, что туалетная бумага рвалась не по дырочкам, а тонкой ленточкой по краю. Он сложил оторванную полоску бумаги в пачку и в отчаянии крепко приложился лбом о дверь.

– Значит, так! Слушай внимательно. Возьми из флакона со спиртом два миллилитра, разведи обычной водой в два раза и выплесни деду в рот, а жгут сделай из колготок или чулок. Если у них нет, сними свои, разрежь пополам и перетяни ему бедра, только не слишком сильно, просто крепко.

Чуть помолчал.

– И все-таки набери мочегонное – лазикс, три ампулы. Я уже иду.

Новый спазм, взрыв и бурчание сообщили, что он поторопился с этим заявлением.

Таня покраснела. Вот еще, свои! Колготки она, конечно, покупала не суперкрутые, но и не дешевенькие! Жалко.

Жена больного нашла капроновые чулки.

Спирт Таня налила в рот страждущего из ложки, после чего, как их учили на терапии, прослушала легкие со спины: булькающих хрипов стало намного меньше. Сине-фиолетовые губы деда начали розоветь. От тазика с горячей водой поднимался пар.

Больной, дыша ртом, исторгал спиртовой перегар.

Таня подумала и решила снова посоветоваться с Сашей, но идти никуда не понадобилось. В дверном проеме, прижавшись к косяку, стоял бледно-зеленый Ерофеев.

– Ну, как он? – спросил фельдшер, увидев, что Таня снова измеряет давление.

– Уже сто восемьдесят на сто. Хрипов меньше. Одышка проходит. Я ему еще дала таблетку клонидина[15]. Он у него есть.

– А мочегонное ввела?

Ерофеев, зеленея лицом, снова повернулся в сторону туалета.

– Нет еще. Ты ж сказал, что сам сделаешь.

– Набери в шприц, я сейчас.

– Я уже давно набрала.

– Ну и сделай, куда хочешь: в мышцу или хоть в рот вылей. Или подожди минутку, я сейчас приду и сделаю в вену.

Дедушка, глядя в спину Ерофеева, прошамкал:

– Доктор, а вы что же? Что с вами?

У Саши снова закружилась голова, тошнота не проходила. Он проклинал свою торопливую идею с шаурмой. Желудок он уже промыл. Но отравление продолжалось. Особенно стыдно было, что абсолютно неподготовленную и трусливую стажерку пришлось «бросить в бой».

– Крепись, дед! На студентах вся медицина держится. Кому еще работать, как не им?

Снова хлопнула дверь туалета.

Выйдя наконец, Ерофеев тщательно вымыл руки и позвонил диспетчеру, вызвал спецбригаду на отек легких.

Реаниматологи приехали через полчаса. Больной дедушка уже нормально дышал, губы его порозовели, в трехлитровой банке было до половины желтой мочи, а Ерофеев уже в пятый раз заседал в туалете.

В лекарственном арсенале пенсионеров он обнаружил таблетки левомицетина и, даже не посмотрев на срок годности, проглотил пару.

Таня героически справилась с критической ситуацией под его руководством. Они вернулись в машину, и уже там Ерофеев отвечал на вопросы: «Зачем спирт? Почему жгуты на бедра? И зачем ноги в горячую воду?»

Он методично и терпеливо объяснял:

– Спирт уменьшает поверхностное натяжение и гасит пену в легких, улучшая газообмен. Ноги в горячей воде отбирают на себя много крови, потому что сосуды расширяются, а венозные жгуты на бедрах позволяют ее удержать в ногах и затруднить приток к сердцу и легким. Мочегонные, естественно, сгоняют мочу, а клофелин, который ты «догадалась» сунуть дедушке под язык, снизил давление. Доступно?

– Вполне, – ответила Таня.

Ей понравилась легкость ерофеевских объяснений.

После вызова их отправили на подстанцию.

Пищевое отравление у фельдшера не проходило. Боли, спазмы, озноб – все развивалось как по учебнику, но уходить с дежурства Саша не хотел. Было стыдно и обидно – так проколоться с этой шаурмой! Корил себя, что понадеялся на фастфуд, но взять с собой еду на дежурство он не успевал.

Левомицетин за пять часов сработал, у коллег на подстанции нашелся лоперамид (имодиум). Понос прекратился.

Уже к ночи Ерофеев, осунувшийся и бледный, почти выздоровел. Когда Таня собиралась домой, он сидел на кухне, пил крепкий несладкий чай и грыз подсоленные белые сухарики.

Таня его жалела, но предложить остаться с ним, чтобы дежурить до утра, не решилась. Кто он ей, а кто она ему?

Комментарий специалиста

Развитие отека легких у пожилого человека на фоне резкого повышения артериального давления – гипертонического криза – предполагает наличие и сердечной недостаточности, точнее, левожелудочковой[16].

Из-за чего возникает избыточное давление в системе малого круга кровообращения (легочного) с выжиманием плазмы в просвет альвеол, преимущественно в нижних отделах легких?

Обычно подобные ситуации связаны с нарушением больным диеты: употреблением соленого и жирного (например, селедки и сала). Натрий способствует накоплению воды в русле крови и, как следствие, повышению ее объема, а заодно и возрастанию периферического сопротивления, которое связано с выбросом ренина почками и адреналина надпочечниками. Объем крови нарастает и в артериальном, и в венозном русле, но если правое предсердие качает хорошо, то изношенное левое – слабее, чем нужно. Это приводит к нарастанию давления крови в легких. Вода, содержащая белки плазмы, выходит в просвет альвеол.

При дыхании содержащая белок плазма начинает пениться, еще больше уменьшая доступ воздуха в верхние отделы легких. При этом кроме сердечной развивается и дыхательная недостаточность[17], которая, в свою очередь, приводит уже к общей гипоксии (снижению концентрации кислорода в крови и тканях).

Простые действия, произведенные стажеркой Таней по инструкции опытного фельдшера Ерофеева, привели к следующему: сидячее положение вызвало перераспределение «воды» в легких и освобождение их верхних отделов; открытое окно пусть немного, но увеличило общее содержание кислорода во вдыхаемом воздухе; спирт, введенный в рот, частично всосался в кровь и выделился в выдыхаемый воздух, а частично, смешиваясь с вдыхаемым воздухом, уменьшил поверхностное натяжение пены и осадил ее, увеличивая совокупную площадь эффективного газообмена в легких; ноги, опущенные в таз с горячей водой, активно «набирают» кровь за счет расширения сосудов, а венозные жгуты из колготок препятствуют оттоку крови по венозному руслу, уменьшая, соответственно, ее приток к легким. Снижающий давление клофелин (клонидин) и мочегонный лазикс (фуросемид) окончательно прекратили отек легких.

Однако, учитывая, что первопричиной возникновения отека является не гипертонический криз, а сердечная недостаточность, такой больной нуждается в стационарном[18] обследовании и подборе лекарственной терапии.

Информация для немедиков – участников событий

На что нужно обратить внимание?

1. Возраст (обычно старше среднего – 60 лет и больше).

2.  Ранее перенесенные инфаркты миокарда или частые приступы стенокардии, одышка при физической нагрузке.

3.  Врачи часто называют межклеточную жидкость и плазму «водой».

4.  При наличии такой возможности купите в аптеке кислород на случай, если скорую придется ждать какое-то время.

5.  Продаются баллоны-аэрозоли (8 л) с маской.

6.  Употребление накануне соленой и/или жирной пищи.

7.  Забыл(а) принять лекарства от гипертонии (или принял(а) обычную дозу).

8.  Жалобы на характерные для больного симптомы повышения артериального давления. Одышка в покое без боли в груди (или с болью, но тогда есть основания думать о развитии острого приступа стенокардии или даже инфаркта). Внешняя картина: больному намного хуже, когда он лежит, одышка нарастает, рот открыт, губы и носогубный треугольник синие, также синеют пальцы рук. Давление повышенное (запредельное для больного), пульс учащенный (больше 80), потемнение в глазах (мушки, пятна, головокружение). При дыхании изо рта слышны булькающие звуки или звук лопающейся мыльной пены, напоминающий скрип снега зимой.

Что нужно сделать?

1. Вызвать «скорую», указав в первую очередь на ОДЫШКУ (ЗАДЫХАЕТСЯ!), затем на боли в груди, если есть, и высокое артериальное давление.

2.  Посадить больного, укрепив по бокам подушками.

3.  Открыть окна, усилив приток свежего воздуха, можно поставить вентилятор.

4.  Ввести в рот одну – максимум две столовые ложки водки или другого крепкого алкоголя (не больше 5–10 мл).

5.  Дать лекарства от гипертонии (те, что не принял больной, в двойной дозе; желательно, чтобы они содержали мочегонные средства[19]).

6.  Нагреть воду до максимально терпимой температуры, налить ее в таз и опустить ступни больного в горячую воду.

7.  Наложить на бедра жгуты из капроновых чулок или колготок (не слишком туго). Кожа на ногах должна покраснеть, вены – чуть вздуться.

8.  Дождаться бригады скорой помощи, даже если вам удастся самостоятельно облегчить состояние больного. Нельзя быть на 100 % уверенным, что приступ не вернется через несколько часов.

Без паники, или «с днем рождения!»

История вторая, в которой фельдшер Ерофеев и его стажерка повстречали острый коронарный синдром (ОКС), однако все закончилось благополучно, а Таня получила наглядный урок сердечно-легочной реанимации.

График практики у студентов не совпадал с графиком дежурств работников подстанции, поэтому Тане не всегда удавалось попасть в бригаду к Ерофееву. После того злополучного дежурства, когда Саша руководил стажеркой через туалетную дверь, она вошла в кураж.

Таня перестала бояться пациентов, решительно и смело бралась за шприц и набиралась практического опыта. Что особенно ее радовало – работа понравилась!

Когда их графики наконец совпали, Ерофеев собственноручно вписал Таню к себе в бригаду. Вызовы «подсыпали» по одному, и фельдшер со студенткой то приезжали на подстанцию, то мотались с адреса на адрес.

И вот, когда они уходили с очередного вызова, на лестничной площадке их остановила женщина из соседней квартиры:

– Посмотрите моего мужа! Что-то он неважно себя чувствует.

Ерофеев насторожился:

– А что случилось?

– Он говорит, что сильно заболела грудь, и вспотел!

Ерофеев пошел за женщиной, Таня – за ними. В комнате за столом сидел мужчина, по его мертвенно-бледному лбу градом катился пот.

– А, доктора пришли… – сказал он, закатил глаза и рухнул со стула.

Ерофеев поставил ящик на стол, подскочил к мужчине и перевернул его на спину. Первым делом прижал пальцы к шее, потом ровно уложил тело, сдернул с дивана валик и подсунул его под плечи и шею. Голова больного при этом откинулась, рот приоткрылся. Саша пальцем зацепил и вытащил наружу посиневший язык, крикнул Тане:

– Воздуховод достань, перчатки!

И пока она открывала ящик, он еще раз поискал пульс на сонной артерии. Наложив ладони на грудину, Ерофеев начал коротко и резко нажимать, «хакая» на выдохе. Между «хаками» коротко сказал:

– Бинта кусок оторви!

Таня распаковала пачку бинта и, оторвав с полметра, сложила салфеткой. Ерофеев, досчитав до пятнадцати «качков», наложил на открытый рот мужчины бинт и, зажав ему нос, сильно ртом выдохнул в его рот воздух. Грудная клетка того приподнялась. После второго вдоха Ерофеев тут же начал снова качать грудину[20], но перешел на иной режим.

Тридцать «качков», два вдоха. Между вдохами Саша приказал:

– Зрачки ему посмотри! Потом набери адреналин, туда пять глюконата кальция и десять физа… Потом беги в машину за ЭКП и дефи[21].

Таня наклонилась над мужчиной, раздвинула чуть приоткрытое веко. Зрачки были сужены.

Она сказала:

– Узкие.

Ерофеев на секунду прервался и приложил пальцы к сонной артерии, уловил еле заметную пульсацию.

А может, ему показалось, потому что руки дрожат? Таня бросилась наполнять шприц, а Ерофеев продолжал ритмично нажимать на грудину. Когда разогнулся на секунду, добавил:

– Потом иди принеси аппаратуру и звони диспетчеру, пусть присылают реанимацию. Тут «остановка сердца». – Саша снова сделал два выдоха в мужчину. – Еще из машины принеси мешок с растворами. И потом поможешь подышать, а то я скоро сдамся[22].

Он уже чувствовал начинающееся от гипервентиляции головокружение. Таню как ветром сдуло к телефону. Ерофеев краем уха слушал ее щебет: «Остановка сердца. Нет, не на том вызове, а в соседней квартире» – и подумал, что вот та женщина… Она ведь где-то тут… Сколько минут прошло? Ощущение времени деформировалось. По самым приблизительным подсчетам, от момента потери сознания реально прошло не больше трех минут, но казалось, что полчаса. Ерофеев качал, дышал, думая: «Только бы не сломать ребра и хорошо бы завести сердце». Он насадил иглу на приготовленный Таней шприц и, нащупав на шее яремную вену, ввел иглу, потянул за поршень – в раствор плеснула темная кровь. Саша резко и быстро выдавил лекарство, выдернул иглу, не обращая внимания на капельку крови на шее, сразу же резко ударил двумя кулаками в грудину[23], прижал фонендоскоп к груди, прислушался. Уловил тихие, постепенно набирающие силу удары. Появился слабенький пульс на сонной артерии.

Мужчина сделал вдох, несколько секунд дышал через рыжий резиновый воздуховод, затем выплюнул невкусную штуковину. Он продолжал некоторое время лежать, откинув голову, затем приподнял ее и посмотрел на Ерофеева.

Женщина, как оказалось, стояла в углу и сдерживалась, чтобы не подбежать. Только молча качалась вперед-назад.

Ерофеев начал мерить давление. Низковато – девяносто на пятьдесят. Мужчина сглотнул, потом сипло спросил:

– Что это было-то?

Ерофеев усмехнулся, вытер пот со лба и сказал:

– С днем рождения! Рассказывайте, что видели? Тоннель и яркий свет?

Он подошел к ящику и принялся выкладывать ампулы с преднизолоном, норадреналин, катетер для вены на руке, потом, вспомнив про шею, наклонился и вытер кровь.

Вошла Таня с сумками и брезентовым мешком в руках.

– С каким днем рождения? У меня в октябре, – удивился мужчина. – Вот вас видел… Вы в дверях стояли. А потом ничего не помню.

– Со вторым днем рождения, – пояснил Саша, – а как себя чувствуете сейчас?

– Невероятная слабость во всем теле и грудь болит. – Мужчина положил руку на грудину и потер ушибленное место. – Но не так, как сначала.

Ерофеев повернулся к Тане:

– Дефи не понадобится пока. Я сниму ЭКП, а ты собирай капельницу с физраствором, туда вот три ампулы преднизолона, норадреналин, панангина две и две глюкозы[24]. Ты вызвала бригаду?

Таня кивнула, а Саша вспомнил, что слышал ее разговор с диспетчером, но в голове была каша из того, что происходило и что еще нужно было сделать.

Ерофеев разматывал провода, крепил электроды на руках и ногах больного. Повернулся к мужчине:

– Рубашку расстегните. Давно сердце заболело?

– Полчаса назад. – Мужчина посмотрел на часы, висящие на стене, одной рукой расстегивая пуговицы. – Как-то резко началось. Я ходил в магазин. Когда вернулся – лифт отключился. Ну, я и пошел пешком, и, как на свой этаж поднялся, сначала челюсть заболела и зубы, – он потер подбородок, – потом плечи и локти, а потом грудь. Я жене говорю, вызови скорую, нехорошо мне, а тут сразу вы пришли…

Пока мужчина рассказывал, Ерофеев набрал морфин и, как только поставил в вену катетер, ввел не спеша наркотик.

Судя по рассказу больного, у него развился острый инфаркт, и ситуация могла вновь ухудшиться в любой момент. ЭКГ они снять должны обязательно. Как бы ни сложилась ситуация, ЭКГ – это залог их успеха и правильности действий. Но сперва нужно было исполнить формальности.

Они записали данные больного, запросили наряд, чтобы оформить вызов, пока капал раствор, и ждали бригаду кардиореанимации.

Получили заключение с ЭКП-пульта[25]: «Ритм синусовый, тахикардия – девяносто восемь в минуту, ЭОС – нормально расположена, патологических изменений миокарда нет».

Ерофеев переспросил, описал картину врачу с пульта. Тот настаивал на заключении. Ерофеев спросил фамилию врача, записал в карту и поручил Тане следить за капельницей и больным, а сам расспрашивал женщину:

– А вы-то почему не вызвали скорую?

– Я не стала. Вот увидела вас и решила подождать. – Дама, по-видимому, не могла прийти в себя от всего происходящего и находилась в каком-то ступоре. Саша знал это состояние. Оно вполне могло закончиться очень бурными и неадекватными действиями.

Ерофеев деликатно промолчал на это, а Таня, которая сворачивала провода ЭКГ, удивленно спросила:

– А если б мы задержались у ваших соседей?

Женщина посмотрела на нее, и всем стало понятно – эта мысль ее голову как-то не посетила. До нее никак не могло дойти, что муж только что перенес клиническую смерть. Не у порога был, а там – на той стороне бытия.

И то, что бригада скорой оказалась в соседней квартире, – это совпадение, редкое чудо, которые иногда случаются. Ерофеев сказал уже в машине, на вопрос водителя, что произошло: «Планы Бога в отношении больного резко поменялись, и Он решил дать ему еще один шанс все исправить в жизни».

Они сдали больного бригаде реанимации и поехали на подстанцию. По дороге, как обычно, обсуждали происшедшее.

Ерофеев объяснял:

– У мужчины, судя по описанию его жалоб, начинался инфаркт миокарда. И то, что на ЭКГ он не отразился, совершенно не важно! Вероятно, развился спазм сердечных артерий, когда он потерял сознание, началась фибрилляция, ее поймать по пульсу невозможно, все равно что остановка – кровь практически не качается. Если объем поражения большой, может произойти остановка сердца. Если остановка полная, завести сердце очень трудно. Если фибрилляция – шансов больше, но мы без кардиографа были в тот момент, и этого знать не могли. Поэтому непрямой массаж и искусственное дыхание делать надо обязательно в любом случае. На тридцать «качков» сердца – два вдоха. Если б ты могла мне помочь, мы бы его качали по-другому: не тридцать к двум, а на пять «качков» – один вдох[26]. Такая реанимация более эффективна. Вся эта ситуация, Таня, называется «острый коронарный синдром».

Таня мотала на ус, а Ерофеев, глядя на ее серьезное лицо, добавил:

– Я б качал, а ты дышала рот в рот.

И, увидев непроизвольную гримасу, усмехнулся:

– Это, конечно, не целоваться, но, когда речь идет о жизни человека, брезговать уже не приходится. Возьмешь салфетку, накроешь рот – и вдувай.

Он помолчал. Потом добавил:

– Ты заметила одну деталь?

– Какую? – спросила Таня.

– Я применил то, что в реанимации называется «тройной прием Сафара, или Шафара»: положить на жесткое, откинуть насколько возможно голову, приподнять плечи и вытащить язык, освобождая дыхательные пути. Одна из частых ошибок – то, что качать начинают прямо на кровати, где произошла остановка. Это пустое. Так сердце не сдавить.

Надо обязательно спустить больного на пол.

Таня задумалась.

– Ну а как я его могла бы спустить?

– Взять за одну руку и ногу и просто сбросить на пол, на жесткую поверхность.

– Сбросить?! Он же ушибется!

– А если не сбросишь – умрет! Что лучше? Конечно, у тебя нет времени ни на поиски помощника, ни на аккуратный спуск. Да и хуже, чем есть, ты все равно уже не сделаешь.

– Да уж, хуже некуда. – Таня засмеялась. – А все-таки как здорово, что ты его оживил!

– Конечно, здорово.

Ерофеев снова повернулся назад, к окошку в салоне «Газели»:

– Но его жена меня поразила. Вот люди: при головной боли, температуре высокой и прочем вызывают скорую, не сомневаются, а при тяжелейшем состоянии будут стоять и ждать, вместо того чтобы вызвать бригаду. Но на будущее я тебя прошу, на вызове с родственниками и больными их поведение не обсуждай. Понятно?

Таня кивнула.

Санитарная машина въезжала во двор подстанции. Выходя, Саша подал Тане руку, чем смутил бедную девушку окончательно.

На кухне, наливая по кружкам холодный квас, он сказал:

– По закону парных случаев нас ждет еще один такой же вызов.

Таня удивилась:

– Ты это серьезно?

– Вполне. Хотя мы, кажется, уже второй раз попадаем с тобой в неожиданную ситуацию?

Немного погодя Ерофеев, будто вспомнив, сказал Тане:

– Чисто тактически, знаешь, какую мы главную ошибку не совершили?

Та помотала головой.

– Нет. Какую?

– Понимаешь, главной ошибкой было бы сказать этой даме: «Вызывайте скорую» – и уйти, не посмотрев больного.

– А так можно?

– Нельзя, но такое случается. Точнее, скажу, я знаю людей, которые способны так ответить и поступить. Не будь такой. Любое обращение к работнику скорой, когда он дежурит, приравнивается к вызову скорой, и такое поведение юридически расценивается как отказ от помощи. А к чему привел бы наш уход и подобный ответ, ты понимаешь. Когда ты не на работе, это дело твоей совести. Если ты не в форме, на лбу у тебя не написано, что ты – медик. А на дежурстве это уголовное преступление.

Таня кивнула. Она ощутила серьезность этой ситуации, и холодок пробежал по спине.

Комментарий специалиста

В рассказе описан классический случай острой ишемии миокарда, когда в результате спазма сосудов или тромбоза в сердечной мышце возникает участок, сперва обедненный питанием и кислородом, а вследствие этого и отказывающийся работать. Такая ситуация может привести к остановке сердца или к фибрилляции – мелким неэффективным сокращениям миокарда, приводящим к клинической смерти. Решительные и быстрые действия окружающих – единственный шанс спасти жизнь. При острой ишемии миокарда необходимо сделать сердечно-легочную реанимацию (СЛР). Для начала надо положить больного на твердую поверхность. В данном случае пол – самое лучшее. Затем нужно откинуть максимально далеко голову, так чтобы подбородок, шея и грудина оказались на одной линии – в этом случае откроются дыхательные пути и прикроется пищевод. При отсутствии воздуховода вдувать воздух лучше через нос (если он проходим).

Одновременно с этим нужно проводить непрямой массаж сердца, как это делал фельдшер. Положив основание правой ладони параллельно грудине, между межключичной ямкой и мечевидным отростком (ни в коем случае не слева), левую ладонь – на правую, прямыми руками, наваливаясь всем телом, короткими импульсами надавливать на грудь (при этом сердце сжимается, несмотря на фибрилляцию, обеспечивая достаточный выброс оксигенированной (обогащенной кислородом) крови, чтобы не погиб мозг).

Широкий зрачок указывает на смерть коры головного мозга и, если при СЛР он не сужается – значит, наступила биологическая (необратимая) смерть.

Для правильного искусственного дыхания необходимо откинуть голову как можно сильнее. У проводящего ИВЛ (искусственную вентиляцию легких) после пяти-десяти вдохов-выдохов может развиться головокружение вследствие гипервентиляции[27]. Для здорового человека (не страдающего эпилепсией и не перенесшего черепных травм) это не опасно.

Что касается тактики работы бригады «скорой», ЛЮБОЕ обращение к сотруднику бригады с просьбой оказать помощь – это фактически «вызов», а отказ хотя бы осмотреть – это отказ от исполнения своих обязанностей.

Сотрудник скорой помощи должен оценить ситуацию и обязательно связаться с руководством, доложить о пострадавшем или больном, получить наряд на оказание помощи для оформления документов. Медики из-за этого могут быть очень уязвимы для мошенников, бандитов, наркоманов, ибо нет закона, защищающего любого другого работника, кроме сотрудника полиции, при исполнении.

Информация для немедиков – участников событий

На что нужно обратить внимание?

Человек жалуется на внезапно возникшую боль в груди (или, наоборот, на ощущение пустоты). При этом он бледен, у него выступает пот на лице, ему не хватает воздуха и…

На ваших глазах человек внезапно теряет сознание и, хватая воздух ртом, падает на пол. При этом нет никаких судорог. Но он может совершать хаотичные движения руками в течение минуты.

Что нужно делать?

1. На шее определить пульс (есть, нет или не определяется).

2.  Наклониться щекой ко рту пострадавшего и постараться уловить регулярное дыхание. Можно использовать холодный блестящий предмет – на нем появится след дыхания.

3.  Пальцами раздвинуть веки ОБОИХ глаз и определить ширину зрачков (оценить: одинаковые они или нет, широки или до середины диаметра радужки.

4. Разница в диаметре зрачков у пострадавшего может указывать на кровоизлияние в мозг и смерть от него. Реанимация в таком случае имеет смысл больше формальный, потому что спасти в первые минуты может только трепанация и выпускание гематомы из черепа.

5.  Вызвать скорую, указав повод «БЕЗ СОЗНАНИЯ».

6.  Расстегнуть у пострадавшего воротник, освободить грудную клетку от стягивающей одежды.

7.  Если находитесь в помещении, обеспечить приток свежего воздуха.

8.  Пока другие свидетели происшествия вызывают скорую помощь, начать сердечно-легочную реанимацию (СЛР).

9.  Проводить СЛР до приезда бригады скорой помощи, попутно оценивая эффективность по диаметру зрачков. Если смерть наступила прямо при вас или если вы обнаружили человека уже без признаков жизни с разными зрачками – шансов нет. Произошло поражение головного мозга, и реанимация ничего не даст.

Не надо бабушку мочить!

История третья, в которой Таня знакомится с традиционным, но неправильным способом лечения ожога.

Дверь в фельдшерскую распахнулась. Таня, с жаром и в лицах рассказывавшая подругам, как Ерофеев откачивал мужчину, замерла с раскрытым ртом. Саша заглянул в комнату и махнул карточкой:

– Пошли. Потом дорасскажешь.

Таня подхватилась. Семеня рядом, спросила:

– А что нам дали?

– Ожог спины у женщины шестидесяти пяти лет, – ответил Ерофеев.

Уже в машине Таня снова спросила:

– А как можно обжечь спину?

– По-разному… Может, на нее опрокинули кипяток… Да мало ли как?..

Саша повернулся к ней.

– Посмотри в мешке аэрозоль – пантенол.

Таня полезла в брезентовый мешок с косынками, капельницами и растворами, среди стеклянных бутылок нащупала баллончик аэрозоля от ожогов. Потрясла его.

– Тут мало.

– Я знаю, – сказал Ерофеев, – поэтому получил в аптеке свежий.

Он вытащил из кармана точно такой же баллончик.

Дверь им открыл молодой мужчина, из-за его спины выглядывал мальчик лет пяти.

– Где пострадавшая?

– На кухне. Пойдемте!

Когда фельдшеры вошли в кухню, их взорам предстала удивительная картина: голая пожилая женщина стоит на четвереньках; красная, местами покрытая водянистыми пузырями спина ее полита какой-то жидкостью. Лужицы этой же жидкости виднелись на полу. Женщина, постанывая, сквозь зубы процедила:

– Ваньку убери!

Мужчина развернул мальчика и, легонько шлепнув, сказал:

– Иди в комнату, поиграй.

– А мы еще будем на бабушку писать? – спросил вдруг мальчик.

Таня, не удержавшись, прыснула в кулачок, Ерофеев и бровью не повел. Поставив ящик на кухонный стол, он повернулся к мужчине и спросил:

– Расскажите, что случилось?

Мужчина оглянулся на женщину, стоящую на карачках, и ответил:

– Да вот теща голову помыла и решила волосы над газом посушить…

– Я всегда так делаю… – прокряхтела теща. – Сколько в этой квартире живем, столько я и сушу голову над газом. И никогда ничего…

Ерофеев присмотрелся: со спины и затылка волосы у женщины и в самом деле были сильно подгоревшие. Но спина не могла же обгореть от волос? Зять понял его недоумение и пояснил:

– Ночная рубашка на спине загорелась. Мы были с Ванькой в комнате, играли, теща пошла сушиться. И вдруг крик: «Горю!» Я на кухню, а она уже горящую ночнушку с себя стащила и плюх на колени.

– А почему она мокрая? – спросила Таня, уже догадываясь об ответе, вспомнив странный вопрос мальчика.

Зять покраснел.

– Мы ее полечили по-домашнему – первое, честно говоря, что в голову пришло.

Ерофеев без усмешки распорядился:

– Давайте тряпку, вытрите здесь все, найдите хлопчатобумажную пеленку или простынку, принесите ковш теплой воды, столовую ложку пищевой соды.

Теща из партера начала было давать руководящие указания, но Ерофеев ее прервал:

– Помолчите, мы все сделаем так, как надо.

Содовым раствором он ополоснул обожженную спину.

Водянистые пузыри уже лопнули. А под ними открылась багровая поверхность.

Саша Тане приказал:

– Покрывай ожоги пантенолом.

И когда вся красно-розовая кожа скрылась под желто-белой пеной, он накрыл спину принесенной пеленкой и сказал, обращаясь к женщине:

– Вставайте!

На груди и животе он скрепил пеленку заранее приготовленными булавками. Обернувшись к Тане, Ерофеев спросил:

– Какая площадь ожога? Какая степень?

Та, замявшись, ответила:

– Степень… кажется… вторая, потому что… только пузыри. Отошел верхний слой. А площадь… – Она сложила ладошку и стала считать на спине у пострадавшей. – Одна ладонь – один процент.

– Все правильно, – сказал Ерофеев, – только один процент – это не твоя ладонь, а ее. Ну, так сколько процентов?

Таня посмотрела на мозолистую узловатую рабоче-крестьянскую ладонь женщины, мысленно приложила ее к спине и прикинула:

– Около девяти процентов!

Пострадавшая женщина зашипела:

– Кожу тянет! Все горит!

Ерофеев достал шприц, набрал обезболивающее, протянул Тане:

– Делай внутримышечно. – Повернувшись к зятю, сказал: – Вашу тещу надо везти в больницу.

Женщина стала подвывать – обезболивающее еще не подействовало.

– Я не хочу в больницу! – рыдающим голосом сказала она. – Я лучше дома как-нибудь управлюсь…

– Не надо «как-нибудь», – парировал Ерофеев. – От «как-нибудь» потом много проблем. Надо как правильно. Площадь ожога большая, наверняка присоединится инфекция. Первые дни вам будет очень плохо. Ни в поликлинике, ни дома нормально лечиться у вас не выйдет. Надо ежедневно обрабатывать и перевязывать ожоговую поверхность. И лежать вам придется пару недель на животе.

Он обратился к стажерке:

– Запроси место!

Рядом с домом ожогового отделения не нашлось, пришлось везти в больницу в Измайлово. На обратном пути Таня допытывалась у Ерофеева:

– А зачем развел соду?

– А зачем мочу? – парировал Ерофеев, но не агрессивно, а скорее саркастически.

– Ну, я не знаю, – пожала плечиками Таня, – у нас дома мама обычно смазывала ожоги подсолнечным маслом или сметаной… Если солнечные, то кефиром. Мне приходилось слышать, что неплохо и мочой… Вроде бы народный способ.

– Ну, вот сегодня мы полюбовались на этот народный способ. Во всяком деле надо знать меру. Девять процентов ожога второй степени – это много. От большого ума иногда начинают прокалывать пузыри. Ты вот подумай: повреждены клетки кожи, фактически ожог – это открытая рана. Хочешь не хочешь, а инфекция присоединится, да и продукты разрушенных клеток начнут всасываться через кожу в кровь. А это к чему приводит?

– К интоксикации, – протянула задумчиво Таня.

– Вот именно!

– Ну, а все-таки, зачем ты обмыл спину раствором соды?

– Жидкость, которая в пузырях, имеет кислую реакцию, а сода ее немного гасит и уменьшает боль. Но самое главное для бабушки сейчас – это капельницы и обезболивающие, да антисептики вроде раствора фурацилина. Дня через три-четыре спина начнет заживать и будет не столько болеть, сколько безумно чесаться. Тогда можно, и даже нужно, использовать мази с кортикостероидными гормонами.

– А если ожог еще больше?

– Само собой, госпитализация, – и чем больше и глубже ожог, тем тяжелей протекает отравление продуктами распада тканей. При этом поражаются почки, а при очень больших ожогах быстро развивается острая почечная недостаточность. Вот ты мне лучше скажи: а что делать при больших ожогах? Чем и как помочь?

Таня задумалась, потом стала загибать пальцы:

– Ну, поверхность, так же как и сейчас, обработать пантенолом, накрыть противоожоговой простынкой, отражающей тепло, сделать обезболивающее. – Ерофеев, повернувшись всем телом к салону «Газели», внимательно смотрел на стажерку. – Ну… капельницу поставить.

– Чем обезболить и какую капельницу? – тут же спросил Ерофеев.

– Обезболить тем же кеторолом, кетоналом или баралгином, а капельницу – с чем угодно, хоть с физраствором или рингером!

Если нет мази с НПВС[28], можно взять таблетки кетопрофена, растолочь, развести в воде и этим раствором обрабатывать ожог.

– Правильно, только ни кеторол, ни баралгин тут сильно не помогут. При больших ожогах, от десяти – пятнадцати до пятидесяти процентов, даже второй степени, ты должна вводить наркотики. У человека наверняка разовьется болевой шок. Твоя задача – уберечь больного от него. Кстати, кетопрофен – твоя идея или где-то подсмотрела? Поэтому коли морфин или другой наркотик. Да, кстати, в Китае широко используют для лечения ожогов опиумные повязки – пропитывают ветошь настоем маковых головок, наверное. Усекла?

– Усекла, – сказала Таня. – Есть жидкость для полоскания зубов – ОКИ. Там – кетопрофен. Вот я и подумала, что если он снимает местную зубную боль, то, возможно, и от этой боли поможет. А если у меня нет морфина? Вообще ничего нет. Например, я не на работе, а дома. Кто-нибудь из соседей получил сильный ожог. Скорую я вызову, но пока они приедут, шок уже может развиться! Так?

– Так. – Ерофеев улыбнулся. Ему нравилось, что девчонка не просто зазубривает, а думает и ищет нестандартные пути решения проблем. – Но и в этом случае на пострадавшего сразу мочиться не нужно. Если ожог маленький, до одного процента, можно развести анальгин в ампулах обычной водой и сделать примочки – он довольно неплохо обезболивает местно. Если есть новокаин, можно добавить его, можно, как ты сказала, принять внутрь баралгин, диклонат, ортофен или кетопрофен – действительно очень хорошо обезболивают на несколько часов. Если же ожог очень большой, надо прежде всего дать выпить обезболивающее, а лучше все-таки уколоть того же баралгина или кеторола, но при этом допускается добавить успокаивающие типа реланиума, седуксена, можно валерианку или корвалол. И как можно больше пить, лучше минералку «Ессентуки-4», несколько литров. Это даст шанс уберечь почки. Если ж вообще нет ничего, кроме водки, можно дать полстакана на худой конец. Это убережет пострадавшего от шока. Только надо понимать, что к нему, пьяному, будут относиться соответственно и придется объяснять и доказывать, что он получил ожог еще в трезвом виде.

– А если не поверят?

– Могут и не поверить. Ты убеди! – Ерофеев принял позу Наполеона. «Газель» вкатывалась на территорию подстанции. – Но вообще это имеет значение только для больничного листа. Если дело идет о жизни и здоровье человека – на больничный можно и наплевать. У нас бумажка имеет силу. Напиши заявление, что дала полстакана водки после свершившегося ожога с целью профилактики шока. В истории болезни это может послужить основанием, чтобы не наказывать человека добавкой к диагнозу ожога «алкогольное опьянение».

– Новый пантенол выписать? – спросила Таня.

– Выпиши. Не пропадет.

Комментарий специалиста

Ситуация, в которую попала бригада в этот раз, не редкость. Бытовые ожоги по причине банального нарушения правил техники безопасности – явление довольно частое.

Открывают газ, разговаривают по телефону и зажигают спичку, стирают синтетическую ткань в бензине или ацетоне, хватаются голой рукой за железную ручку раскаленной сковороды… И еще много-много разных эпизодов.

Но чаще всего курят в постели, засыпают и… Неизвестно, кому больше повезло: тому, кто обгорел, но выжил, или тому, кого нашли уже угоревшим. Как помочь пострадавшему с ожоговой травмой? Первым делом – обезболить!

У каждого человека свой порог болевой чувствительности, поэтому не надо ждать, когда пострадавший побледнеет и начнет терять сознание. Как верно заметил фельдшер Ерофеев, при небольших и даже глубоких ожогах можно применить примочки с анальгином, парацетамолом, фенацетином. Эти препараты относятся к противовоспалительным анальгетикам, они могут снять и местную боль. В аптеках продаются специальные противоожоговые аэрозоли типа пантенола, олазоля. При малых площадях повреждений могут помочь мазь «Траумель С» или кремы «Боро плюс», «Бепантен плюс». Если по каким-то причинам госпитализировать пострадавшего не удается, то в аптеке можно изготовить смесь из двух мазей: кетопрофен или ортофен смешать с гентамициновой или линкомициновой мазью в соотношении 1:1 – и делать перевязки с этой смесью два раза в день. При смене повязки ее предварительно необходимо обильно смачивать теплой кипяченой водой с небольшим количеством соли (половина чайной ложки на стакан воды), перекисью водорода или фурацилином. Повязку не сдирать, а снимать легко когда отмокнет, чтобы поверхность раны при этом очищалась. При больших ожогах главная задача – постараться предотвратить инфицирование раны. Если ожог случился вдали от цивилизации, например, в походе, деревне, где, как мудро заметил наш фельдшер, нет ничего, кроме водки, этот ценный продукт лучше употребить внутрь, а ожог обработать, например, теплым чаем, настоем травы аптечной ромашки или цветков луговой, зверобоя, березовых почек… И обязательно, насколько возможно, надо двигаться в сторону города. Туда, где есть нормальная медицина. Можно ли пользоваться мочой? Да. Это – крайний вариант. На случай, если условия «военно-полевые» и, кроме этого «подручного» средства, вообще ничего больше нет.

Информация для немедиков – участников событий

Что нужно делать?

Если вы оказались свидетелем термического ожога:

1.  Ополосните место ожога холодной водой (можно со льдом или чистым снегом).

2.  Если степень ожога больше второй (пузырь лопнул, а глубина поражения затронула подкожный слой), то можно приложить любой замороженный продукт, обернутый в пеленку или в кусок х/б, льняной ткани (полотенце), к месту ожога. Нельзя использовать шерсть, шелк и синтетику.

3.  Оценить площадь ожога и локализацию. Возможность пострадавшего самостоятельно двигаться.

4.  В случае невозможности самостоятельной транспортировки вызвать бригаду скорой (с поводом «ТЕРМИЧЕСКИЙ ОЖОГ»; обязательно укажите область и площадь поражения).

5.  Химические ожоги кислотами и щелочами промываются большим количеством холодной проточной воды. По возможности погрузите в воду весь пораженный химикатом участок кожи. При ожоге белым фосфором в качестве нейтрализатора нужно использовать 5 %-ный раствор медного купороса. Горящую серу с кожи надо смывать раствором кальция глюконата. А горящий белый фосфор нельзя смывать водой! Его нейтрализуют 5 %-ным раствором марганцовки или концентрированной смесью перекиси водорода и соды.

6.  После очищения поверхности ожоговой раны необходимо укрыть ее одним-двумя слоями стерильного бинта или хлопчатобумажной ветоши (предварительно можно ее смочить антисептическим раствором или теплой мочой).

Кроме ожогов случаются обморожения. Главная ошибка многих – отогревать отмороженную конечность снаружи.

Действовать надо как раз наоборот. Нужно тщательно укутать замороженный участок, не давая ему согреться от наружного тепла, чтобы ткани восстанавливались – отогревание должно идти за счет теплой крови – изнутри. Это убережет мышцы и кожу от некроза – отмирания.

Ценность жизненного пространства

История четвертая, в которой практикантка узнает, как случается порой пищевое отравление и как с ним нужно бороться, если больной не может быть госпитализирован.

В вестибюле подстанции Ерофеев сказал:

– Иди пополни ящик, а я пока загляну в диспетчерскую. Может, нам пообедать дадут.

Таня, вспомнив их приключения в первый день совместной работы, спросила с усмешкой:

– Опять шаурмы купил?

Ерофеев понял намек, но шутку не поддержал и серьезно помотал головой.

– Нет. Я с собой принес, тут поедим.

Они вновь встретились на том же месте через пять минут. В карманах Таниного халата при каждом шаге звенели ампулы. Она с лестницы окликнула Ерофеева:

– Ну что, дали обед?

– Они дадут, – проворчал тот, – догонят и еще добавят! Вызов дали. Поехали.

По пути к машине Таня спросила:

– А что на этот раз?

– Отрава.

– Отравление? Чем?

– Пищевое, – пояснил Саша. – ПТИ, или пищевая токсикоинфекция. Знаешь, говорят: «По ком звонит колокол?»

Таня кивнула.

– А еще говорят: «По ком Соколинка[29] плачет?» Трескают тухлятину в жару…

– А сам? Забыл?

– Ничего я не забыл. Я-то знаю, как лечиться… А вот они – нет.

– И что теперь?

Уже в машине Ерофеев ответил:

– Да ничего, свезем в «инфекцию» – и порядок. Потом – обедать.

«Газель» петляла среди домов, дворов и мусорных контейнеров и наконец остановилась у подъезда.

Таня начала вытаскивать из салона ящик, но Ерофеев ее остановил:

– Возьми тонометр. Остальное не понадобится.

Девушка послушно поставила ящик обратно, извлекла из него прибор для измерения артериального давления и на всякий случай спросила:

– А если там совсем не ПТИ?

– Вот тогда и сбегаешь за ящиком, квартира на первом этаже. Пошли.

Мужчина в одних трусах, держась за стенку, открыл им дверь. И так же, кренясь и цепляясь за углы, побрел в комнату, однако на полпути дернулся, проскрипев:

– Проходите, проходите. – И быстро просеменил в туалет.

– Какая знакомая картина… – задумчиво проговорила Таня. – Где-то я это уже видела…

– Издеваешься?.. – сказал Ерофеев. – Смотри, обижусь.

Мужчина вошел в комнату, присел на краешек стула.

Таня, пока он снова не убежал, выяснила паспортные данные, а Ерофеев спросил:

– Ну, и что вы съели?

– Да глупость какая-то получается. – Мужчина скривился от боли в животе. – Мы вообще уехали на все лето на дачу и живем там. – Его опять скрутил спазм. – Жена перед отъездом еще сварила щавелевый суп, ну и, зная, что мне придется вернуться, оставила его в холодильнике на пару дней.

Мужчина вдруг замолчал, лицо его стало задумчивым, и он произнес:

– Я сейчас!

И, вскочив со стула, качнулся и побрел к туалету.

Ерофеев несколько секунд слушал плеск и кряхтение, потом, обернувшись к Тане, сказал:

– Сходи по соседям. Спроси, не выключали ли свет вчера или позавчера.

Таня ушла.

– Так вот, – продолжил мужчина, вернувшись в комнату, – я приехал утром. На даче не завтракал – боялся опоздать на электричку, поэтому, само собой, голодный был. В общем, налил я себе миску, разогрел все в микроволновке и срубал…

– Съели? – поправил Ерофеев.

– Ну да. Схомячил, как говорит моя дочка.

– И когда началось? На вокзале пирожки или шаурму не покупали?

– Нет, не люблю питаться на ходу. Вот уже часа три как несет, – ответил больной. – Помогайте.

– Чего уж тут помогать… – сказал Саша. – Собирайтесь, поедем в больницу. Там вас за три дня приведут в полный порядок.

Мужичок снова сорвался к туалету, но на полпути притормозил и, полуобернувшись, сказал:

– Не, я в больницу не могу. У меня сегодня вечером очень важная встреча. Я ради нее и с дачи приехал!

Вернулась Таня. Ерофеев вопросительно поднял на нее глаза.

– Ну что?

– Было, – слегка запыхавшись, ответила она. – Позавчера с утра, а может быть, и с ночи отключали на весь день и дали только в девять вечера. Часов двенадцать или все двадцать света не было. Тетенька сказала, что утром проснулись, а света нет, и включили уже когда стемнело. У нее тоже что-то там прокисло.

– Значит, супчик стоял в тепле больше десяти часов. Вполне достаточно. А на вкус он и так кисленький… Вот и не шевельнулось подозрение. Значит, все-таки ПТИ[30]… Что ты думаешь?

– Я думаю, надо исключить ботулизм, – сказала Таня, – и сальмонеллез.

– Валяй, – согласился Ерофеев, – исключай. Только ботулизма тут быть не может, а почему?

Таня сообразила, что малость перестаралась с вероятным диагнозом.

– Ботулинус растет в бескислородной среде. Он – анаэроб[31]. А вдруг больной ел консервы[32]?

– Верно. Спроси на всякий случай, но больше все-таки выясняй насчет сальмонеллы. А мне что посоветуешь?

Ерофеев в ожидании ответа молчал и смотрел в коридор, откуда в который уж раз медленно выплывал похожий на серое привидение мужчина.

– Я пока схожу на кухню…

– Понимаешь, что такое жизненное пространство, – сказал мужчина, – когда оно сужается до размеров туалета.

– Да вы философ, – отозвался Ерофеев из кухни.

Таня не ответила и принялась выспрашивать у мужчины, не ел ли он консервов вчера вечером или утром, не двоится ли у него в глазах и прочее, что могло бы намекнуть на более страшные заболевания, чем ПТИ.

Из кухни Ерофеев принес трехлитровую банку. Мужчина посмотрел на него удивленно. Саша спросил Таню:

– Ну, что выяснилось?

– Да ничего особенного: консервы не ел, кур ни в каком виде – тоже, даже в виде яиц… – ответила стажерка.

– А кремовые торты или творог?

– Нет, – сказал мужчина, – ничего такого я не ел.

На даче гречка с грибами была, но это проверенные грибы. Подосиновики и белые. Я грешу только на щавелевый суп. Но почему? У нас холодильник – зверь! Огурцы замораживает на нижней полке! Не с чего было супу прокисать…

– У вас в доме больше полсуток света не было, – ответил Ерофеев. – Вот с чего он прокис. Но это не важно уже. Я в последний раз спрашиваю: поедете в больницу?

– Нет, – снова жалобно сморщился мужчина, – я не могу. У меня вечером важная встреча, – повторил он. – Я специально из-за нее приехал. Еще и машину из сервиса забирать. Ну, придумайте что-нибудь.

– Что уж тут придумывать, – сказал Ерофеев, – все давно придумано до нас. У вас аптечка есть?

– Есть. – мужчина с готовностью нырнул в нижний ящик комода и извлек большую коробку с лекарствами.

Саша принялся копаться среди упаковок, сказав Тане:

– Налей в банку воды и насыпь туда по три чайные ложки соли и соды, – Татьяна была уже на низком старте, но видела, что Ерофеев не закончил давать указания, и ждала, – и еще три, нет, четыре столовые ложки сахара.

Все перемешай хорошенько, чтобы растворилось.

Уже выходя из комнаты, Таня спросила:

– А ложки с верхом или под уровень?

– Не важно. Кашу маслом не испортишь. Сыпь.

Из коробки Ерофеев извлек пластмассовую баночку с панангином, потряс – таблеток пять-шесть.

– Мало.

Покопался еще и достал облатку калия оротата, следом – половину блистера аспаркама.

– Двадцать таблеток. Нормально! На первое время хватит, а потом бананами и сухофруктами доедите.

Рядом на стол легла коробочка с лоперамидом.

– Ну что, Татьяна, будем лечить или пусть живет? – пошутил Ерофеев, видя, что стажерка принесла трехлитровую банку, полную мутноватой и еще крутящейся воды. – Вот любопытно, кто это у них дома калий потребляет?

Старички есть в семье?

Мужчина кивнул.

– Мой отец – сердечник. Три года назад инфаркт перенес. Они все сейчас на даче.

– Будем лечить, – откликнулась Таня.

Мужчина кривовато усмехнулся:

– Да уж, пожалуйста, лечите. Я вот искал имодиум… Ну, вы рекламу видели? Спасает от диареи… И не нашел. Хотя жена говорила, что купила, а я не нашел… видимо, на дачу увезла.

– Вы не нашли, зато я нашел, – сказал Ерофеев, придвигая к мужчине препараты. – Вот он, имодиум, он же лопедиум, он же лоперамид. Разные названия одного и того же препарата. Сейчас выпейте пару капсул, потом после каждого похода на горшок по одной, пока понос не прекратится. И вот это – левомицетин. К счастью, непросроченный.

Мужчина слушал внимательно. Ерофеев из банки отлил в чашку раствор, приготовленный Таней.

– А вот эту жидкость будете пить, все три литра чтобы выпили.

Мужчина проглотил две капсулы лоперамида, запил раствором из банки, поморщился.

– Отрава. Мерзостное сладко-соленое пойло, но пить можно.

– Вот и пейте. Это специальный электролитный раствор. Вы сейчас из-за рвоты и поноса теряете много солей – калия, натрия, хлора, бикарбонатов… Здесь есть все, кроме калия. Его количество вы доберете с панангином и калия оротатом. Ясно?

Мужчина кивнул. А Ерофеев продолжил:

– Таблетки будете принимать по две три раза в день, сегодня и завтра. Банку выпьете, наведите еще одну. Состав запишите или запомните… – Мужчина принялся записывать в блокноте. – На литр воды по одной чайной ложке соли и пищевой соды и одну столовую ложку сахара. Воду можете использовать некипяченую, если другой нет. Мы оставим актив[33] на завтра участковому терапевту, а он передаст уже инфекционисту.

Мужчина торопливо дописывал рецепт раствора.

– Все. Пошли, – уже обращаясь к Тане, сказал Ерофеев.

– А есть-то когда можно будет? – вдогонку спросил мужчина.

– Ешьте хоть сейчас – сухари, сушки, рис рассыпчатый без масла, только ничего жирного и острого пока не ешьте, – уже в дверях ответил Саша.

– А суши можно, роллы?

– Можно. – Он подумал и добавил: – Только без рыбы, соевого соуса и васаби. Пожалейте желудок, он сейчас раздражен.

Как обычно, в машине Таня спросила Ерофеева:

– Я все поняла, кроме одного: зачем сахар?

– То есть как «зачем»? – Ерофеев улыбнулся. – Супчик щавелевый давно вылетел. Мужик с утра, а точнее сказать, со вчерашнего вечера ничего не ел. Жир его подкожный расщепляться еще не начал. Откуда ему энергию брать? Почему его так мотает? У него сахар в крови низкий. А так худо-бедно, но хоть часть необходимых калорий получит. Сейчас главное, чтоб он все сделал как надо, без самодеятельности… Тогда к вечеру понос у него прекратится. И вообще хватит про это, я есть хочу!

Обернувшись к водителю, попросил:

– Сергеич, давай порезвей, у меня уже голодные боли начались в брюхе…

И снова повернувшись к Тане:

– Стихи знаешь?

– Какие?

– Уходи с дороги, бабка, уходи с дороги, дед! Видишь, скорая несется, значит, дали ей обед!

Комментарий специалиста

Пищевая токсикоинфекция (ПТИ) – довольно распространенное явление в быту. Фельдшеры совершенно верно дифференцировали ситуацию, ведь клинические явления отравления могут быть и при ПТИ, и при отравлении консервным ядом, и при сальмонеллезе. Отличие симптомов в нарушении работы центральной нервной системы. Ее поражение ботулином (ботулиническим токсином) сопровождается не только болями в животе, рвотой, но и двоением в глазах (диплопией), очень сильным головокружением.

Также важно не спутать ПТИ с сальмонеллезом, дизентерией, холерой. К сожалению, эти заболевания встречаются довольно часто. Поэтому и ситуация, описанная в рассказе, не редкость. Но бывают и более тяжелые отравления. Иногда они становятся такими из-за того, что помощь не была оказана в первые часы. Больной пьет просто воду, промывая желудок, и при этом теряет очень много электролитов – К, Са, Mg, Cl, Na. Нехватка этих элементов может нарушить работу сердца.

Особенно остро и быстро при ПТИ электролитные нарушения развиваются у детей.

Поэтому если взрослого можно оставить дома на самолечении, то детей необходимо обязательно госпитализировать вместе с мамой или с кем-нибудь из родственников. Распространенной ошибкой является питье раствора марганцовки. Это не решает проблему, а вот если в желудок попадет нерастворившийся кристаллик – проблема будет очень серьезная (до прободения (перфорации) стенки желудка). Гораздо лучше давать раствор, описанный в рассказе, или готовый порошок регидрон (продается в виде пакетиков в аптеках). Очень неплохо снимает проявления отравления активированный уголь (1 таблетка на 10 кг веса больного). До осмотра врачом можно начинать принимать такие современные препараты, как смекта, имодиум (и его аналоги), интетрикс. В случаях тяжелой токсикоинфекции надо вызывать скорую и несколько дней лечиться стационарно. Электролитные растворы в этом случае вливаются внутривенно.

Информация для немедиков – участников событий

Что нужно делать?

При отравлении несвежими пищевыми продуктами:

1.  Необходимо исключить такую серьезную инфекцию, как сальмонеллез (чаще всего распространяется с куриным мясом или яйцами).

2.  Начать помощь (как можно раньше!) с промывания желудка прохладной водой, выпивая по 500 мл. Кроме этого, нужно вызывать рвоту, нажимая пальцем на корень языка (лучше, если это будет делать кто-то из добровольцев-спасателей). На промывание желудка нужно потратить не меньше 2–3 литров воды, пока не убедитесь, что в последних порциях промывной воды нет остатков съеденной пищи.

3. Дать до 20 таблеток активированного угля (в зависимости от тяжести отравления от 1 таблетки на 1 кг веса (у детей) до 1 таблетки на 10 кг – взрослым).

4.  В случае поноса пропустить два акта дефекации, а затем начать давать имодиум после каждого похода в туалет.

5.  Пить раствор регидрона или состав, приведенный в рассказе, подойдет минеральная вода без газа «Ессентуки № 4» с добавлением сахара или меда.

6.  Обратиться в скорую, при отравлении у ребенка, а у взрослого в случае неуправляемой интоксикации и непрекращающихся рвоте и поносе.

Наиболее опасно пищевое отравление – ПТИ – для детей. У них очень быстро наступает обезвоживание, интоксикация протекает намного тяжелее, чем у взрослых, и намного выше риск смерти от электролитных нарушений. При ПТИ у детей обязательно нужно обращаться в скорую с поводом «ПИЩЕВОЕ ОТРАВЛЕНИЕ, РВОТА, ПОНОС, ВЫСОКАЯ ТЕМПЕРАТУРА».

Низкая температура при ПТИ у детей (ниже 35–36 °C) говорит об особенно тяжелом состоянии и необходимости немедленной транспортировки в реанимацию.

Запах сирени

История пятая, в которой практикантка уясняет основные причины и этапы развития острого инфаркта, а также становится свидетелем массовой катастрофы и учится тактике оказания первой помощи в этих обстоятельствах.

Сидеть в салоне машины скорой – это примерно как в танке, потому что окружающий мир видно только через переднее лобовое стекло. Чем заниматься, когда машина едет далеко и времени много? Читать? Слушать плеер? Можно еще через небольшое окошко между салоном и кабиной разговаривать с врачом или фельдшером – старшим по бригаде.

Когда машина выезжала из ворот кардиологического санатория «Жемчуг», ее тряхнуло, и Таня, которая в это время высунулась через окошко в кабину, нечаянно ткнулась лбом в плечо Ерофеева. Тот обернулся.

– Чего?

– Вот мы возили больного после инфаркта… – начала она вопрос. Ерофеев кивнул. – Но ведь он нормально себя чувствует. Ходит. Веселый такой. Зачем нужно было посылать именно линейную бригаду, а не обычную перевозку?

– Правда не понимаешь? Или есть соображения, но хочешь подтвердить их правильность?

– Как-то двояко. Ну, инфаркт – это серьезно. Пациент сейчас, наверное, инвалидность оформит, ну-у, возможен рецидив…

Таня притормозила с рассуждениями, а Ерофеев сказал:

– Тепло… Но не горячо.

Таня поняла, что Саша использует игровые словечки из игры в «горячо-холодно».

– Сперва давай ответим на вопрос: откуда или из-за чего у него инфаркт?

Ерофеев замолчал в ожидании ответа.

– Спазм артерии в сердце, развилась острая ишемия миокарда – и в этом месте клетки умерли, – сказала Таня. – Потом образовался рубец на этом месте. Правильно?

– В целом да. Но это все не конкретно.

Ерофеев сильнее развернулся лицом к Тане.

– Давай по порядку. Ты говоришь, спазм артерии в сердце. Сразу вопрос: что, одна артерия спазмировалась? А остальные? Если все