Зигзаги Судьбы. Мемуары
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Зигзаги Судьбы. Мемуары

Элеонора Мандалян

Зигзаги Судьбы

В книге воспоминаний профессионального журналиста и писателя-фантаста Элеоноры Мандалян, «Зигзаги судьбы», нашли отражение судьбы шести поколений — от прадедушек и прабабушек автора до ее внуков — охватывая период, длиной почти в полтора века. В первых главах дается авторский анализ России дореволюционной и постреволюционной, какой ее запомнили предки, Москвы начала Второй мировой войны, Сахалина — в переходных для него пятидесятых. Затем — Армении, советской и постсоветской, поначалу мирной и созидательной, позднее — объятой всенародным бунтарским движением, хаосом, стихийными, социальными и экономическими потрясениями… Прожив в Ереване более 30 лет, автор возвращается с семьей в Москву на пике разрухи и распада державы. И наконец — эмиграция в Соединенные Штаты, трудности и победы обретения собственного места в жизни чужой, незнакомой страны — на опыте трех поколений. И опыт этот далеко не негативный… В мемуарах можно найти описания интересных, общеизвестных личностей, чьи судьбы так или иначе пересеклись с судьбой автора и ее близких. Книга в целом написана в легкой доверительно-повествовательной манере и читается так же легко, как романы Элеоноры Мандалян.

Table of Contents

Вместо вступления

1. Мой прадед — иноверец

Откуда корни растут

Старая Новая церковь

Предок — фабрикант. Звучит!

Возлюби ближнего своего как самого себя

Утоли моя печали

Кавалер ордена и почетный гражданин

От монументов до надгробий

Самое иноверческое кладбище Москвы

Прадедовы потомки

Царицыно. Немножко истории

Отдыхать можно по-разному

Закат

А в финале — пустое кресло-качалка…

2. Когда папа и мама рядом

3. «Идет война народная…»

4. Сказка моего детства. Cахалин

5. Снова Москва

Ах, милый Августик…

6. А.М.Герасимов и его неизвестный портрет

7. Мамина вторая любовь

8. Еще одна сказка детства — Архангельское

«Прелести» пионерского лагеря

В деревне Михалково…

И в Воронках

Юсуповский дворец

Старое русло Москвы-реки и Барские пруды

…с продолжением в Москве

9. Школьная подруга

10. Валя-кошатница, поэт-альфонс и Магистраль

11. Дедушка Иванов

12. Мой первый поклонник

13. Вступление во взрослую жизнь

14. За Кавказским хребтом

15. Армянский колорит

16. В учебу с головой

17. У нас родился сын!

18. Немного о муже

19. Отголоски прошлого

20. А жизнь идет…

Я — школьная учительница!

Прощай, Теряна 99!

Немного о друзьях

Летние развлечения

На недельку в Карабах

21. Погружение в иную реальность

22. Трагикомичный гений-хохмач

23. Карьерный вираж супруга

24. Пополнение

25. На педагогической волне

27. Беда вошла в наш дом

28. Можно немного и похвастаться

29. Путешествуя по миру…

30. Джуна

31. Мой эзотерический опыт

32. Киа!

33. Первое знакомство с Америкой

34. Катаклизмы, природные и социальные

35. Как мы приспосабливались к новым условиям

36. Жизнь начинается заново

37. Наш первый круиз

38. Продолжаем внедряться

39. Трудности. А как же без них

40. Путь к свету лежал через подвал

41. Дела семейные

42. Соотечественники в Америке

43. Наша Золотая свадьба

44. По уши в журналистике

45. …И в литературе

46. В Марине-дель-Рей

47. На посошок

Мемуары

Вместо вступления

Окидывая мысленным взглядом длинную вереницу лет, оставшихся позади, снова и снова прихожу к заключению, что в целом и в частности очень довольна прожитой жизнью. Она у меня получилась интересной, насыщенной — работой, творчеством, событиями, впечатлениями и развлечениями, разного рода хобби. Работа всегда была только любимая, доставлявшая удовольствие и приносившая моральное удовлетворение — не работа, а праздник души. И одного этого уже достаточно, чтобы считать себя человеком счастливым и, если это не прозвучит нескромно, состоявшимся. Мы с мужем вырастили двух хороших сыновей, и это счастье номер один! И наша гордость.

Родившись в подмосковье, в предвоенное время, я провела детство и юность в Москве (и около года — на японском тогда еще Сахалине). Затем на долгие 33 года, то есть на всю самую активную часть жизни, судьба забросила меня в Армению, в Ереван, где я получила высшее образование и смогла себя реализовать. Много путешествовала по миру, повидав самые экзотические, древние страны. Из Еревана вернулась с семьей обратно в Москву на несколько лет, а оттуда мы эмигрировали в Америку, в Лос-Анджелес, где тоже не сижу сложа руки.

Я многое успела и многое узнала. Но несоизмеримо большее так и осталось непознанным. Очень хочу надеяться, что пробелы эти человек восполняет после того, как переступает Порог — грань, отделяющую Жизнь от Смерти, поскольку Смерть — не бетонная стена, о которую разбиваются в дребезги все чаяния, надежды и мечты, а Врата в Мир без конца и без края. Мир, который и есть наш вечный Дом и пристанище — в промежутках между жизнями.

Я благодарна, в первую очередь, своим родителям, подарившим мне жизнь. Благодарна своему мужу, проявлявшему терпение и мудрость и не мешавшему мне жить так, как я хотела. На протяжении вот уже более полувека он — мой самый надежный, незыблемый тыл. Ну и, конечно, я благодарна Провидению, Всевышнему, Его величеству Случаю, за то, что вошла в число избранных.

О-о, нет-нет! Под «избранностью» я понимаю вовсе не карьеру и не успех в делах земных, а нечто совсем иное. Нерожденные люди, как семена растений, разбросанные по миру в несметных количествах. Увы, далеко не каждому семени суждено реализовать то, что в нем заложено Природой — стать деревом, кустом, цветком. Нерожденные люди, как звездные миры. Планет, готовых принять Жизнь, во Вселенной множество. А Земля наша такая одна! И нет ей равных. Вот какую избранность я имею ввиду. На миллиарды клеточек, несущих в себе таинственный и сложнейший код сотворения Человека, лишь одной — Избранной — выпадает редчайшее счастье спуститься в Жизнь. Мы все, живущие (или жившие) на Земле — результат той самой избранности. И если бы каждый из нас осознавал это, мир, наверняка, был бы добрее и чище.

Оглядываюсь назад и диву даюсь, сколько же всего на моем веку произошло и до неузнаваемости изменилось. Одна Вторая Мировая чего стоит! Я выросла не где-нибудь в глубинке, а в столице огромной страны. Но в мое детство у нас не было телефона. С родственниками и друзьями мы еще долгое время сообщались посредством писем и телеграмм. Не было и телевизора. Приемник «Филипс» был единственным окном в мир, через которое в наш дом поступали новости, звучала музыка. Благодаря приемнику мы с мамой наизусть знали не только любимые песни, но и многие оперетты и оперы, слушали постановки, читаемые на разные голоса.

Я была уже замужем, когда мой муж впервые полетел в командировку на самолете, и его сотрудники потом показывали на него пальцами, передавая друг другу: «Он сел на самолет! Он летал!» Прошло несколько лет, и самолет стал обычным, более того — предпочтительным видом транспорта. А потом появились первые космические корабли и спутники. Человек поднялся не только в воздух, но и в безвоздушное пространство, преодолев притяжение родной планеты. Я помню, как встречала Москва Юрия Гагарина, какой это был всенародный праздник. (А в нашем семейном альбоме сохранились фотографии, где моя мама сидит на «Голубом огоньке» рядом с Гагариным.) Человек ступил на Луну и отправил гонцов к дальним планетам и в глубины космоса. Мы ощутили себя не просто землянами, а детьми Вселенной.

Кажется, я кончала школу, когда первый телевизор появился у нашей соседки — квадратный деревянный ящик с крошечным экраном, с ужасным изображением и с наполненной водой линзой. Мы напрашивались к соседке в гости, чтобы заглянуть в это чудо. Год от года телевизоры увеличивались в размерах и совершенствовались. Следующим чудом стало цветное изображение, благодаря электронно-лучевой трубке — поначалу доступное лишь немногим…

У меня на глазах телевизор эволюционировал от примитивного ящика с кинескопом к многофункциональному компьютеризированному устройству. А 10-сантиметровый экран с линзой превратился в двухметровый, тонюсенький, как картина, дистанционно управляемый, перешагнув через стадию жидких кристаллов и плазменных панелей, и даже уже через высочайшее 4К-разрешение — к технологиям, основанным на органических светодиодах (OLED), послушным жесту и голосу.

Вместо тяжелой телефонной трубки на проводе в учреждении или квартире, или в уличном автомате, современный человек носит в кармане сложнейщее компьютерное устройство, вмещающее в себя, помимо телефона, неимоверное количество всевозможных функций и услуг. Через устройство это он не только разговаривает, но и видит того, с кем говорит. И это уже не чудо, а норма жизни.

Но, пожалуй, самое грандиозное достижение нашего времени это Интернет, объединивший всю планету в единое человечество. Люди получили возможность неограниченного — ни временем, ни местом, ни языковым барьером — общения. Интернет вобрал в себя и ежесекундно продолжает вбирать все знания и приобретения (а заодно и весь мусор), наработанные человечеством за всю его историю. Он заменил (и соответственно убил или стремится к тому) всю печатную индустрию — словари, энциклопедии, книги, журналы, газеты. Незаметно для себя мы вошли в новую эру существования, которую следовало бы назвать Виртуальной. Поистине, мы живем в век волшебных превращений, которые творим сами, собственными руками и умом.

 

Продолжая самой себе удивляться, спрошу: часто ли представителю рода человеческого удается начать свой жизненный путь в одном веке, а закончить в другом? В принципе, довольно часто. А как насчет тысячелетий? Мне и тут на редкость повезло. Родиться во втором тысячелетии, всю жизнь привычно писать: «тысяча девятьсот такой-то», а потом вдруг в одну новогоднюю ночь — бац! — и после головокружительного обнуления ты уже в тысячелетии третьем.

Разумеется, я понимаю, что летоисчисление — вещь условная. И все же и все же. Есть чем перед самой собой похвастаться — вот какая я вся из себя неординарная и исключительная. Правда, все вышесказанное относится не ко мне одной, а ко всему моему поколению. Тем лучше! Значит, пыжиться от гордости можно сообща… Но и взгрустнуть — тоже. Ведь чудеса бывают и со знаком минус.

Как тут не взгрустнуть, если мы родились и прожили — каждый свой отрезок жизни — в стране великой и могущественной, с гордым названием «Союз Советских Социалистических Республик», отвоевавшей полмира и державшей в страхе, ну или в напряжении, другую его половину. А потом вдруг оказалось, что такой страны (то есть Родины нашей) на карте мира больше нет. Что идеалы ее и символы, на которых нас растили и воспитывали, на самом деле были фикцией, превратившейся в оскверненные и обезглавленные монументы низвергнутых вождей. Что прежние паспорта наши уже недействительны, и ко всему, что с нами в прошлом происходило, включая награды и достижения, нужно добавлять слово «бывший».

Вот я, к примеру, бывший член бывшего Союза Писателей СССР, бывшего Союза Художников СССР, бывшего Союза Журналистов СССР. Ни одного из этих престижнейших творческих Союзов, увы, больше не существует, как не существует самой страны и ее граждан. У людей моего поколения выбили почву из-под ног и после жесткого, лимитированного, предельно упорядоченного соц. надзора отпустили в свободное плавание по бурлящему океану жизни, где каждому из нас приходилось заново приспосабливаться и находить новые ориентиры. И новую страну обитания. Размышлять над всем этим и интересно, и грустно. Но такова Жизнь, удивительная и непредсказуемая, даже если мы творим ее сами.

1. Мой прадед — иноверец

Воспоминания начну издалека, с семейных корней, отдав должное своим предкам. Ей богу, они того стоят! Так уж, видно, было угодно насмешнице Судьбе, что во мне — простой московской девчонке (в прошлом, разумеется), выращенной исконно русской бабушкой, Еленой Ивановной Верзиловой, родом из Смоленска, странным образом соединилась кровь отца-армянина, А.М. Манукяна, с кровью иноземцев Виллеров — немцев или французов (лично я предпочла бы, чтобы они были французами).

Немецкую составляющую в наш род привнес Бернард Эрихович Виллер, взявший в жены мою русскую бабушку и покинувший этот мир в год моего рождения. (По дореволюционным метрикам он Бернгард Оскар Эдмунд Виллер. Чтобы не ломать себе язык, русское окружение опускало в его имени одну согласную, а то и вовсе заменяло его «Борисом».) Не могу сказать, что горжусь текущей во мне его кровью, поскольку немцев люто ненавижу за то, что они творили в годы войны. Одно утешает — что мои немецкие предки в Германии никогда не жили.

В семье деда сохранялись сведения о том, что род их ведет свое начало от французских гугенотов — фамилия звучала, как Вилье(р), что предки их бежали из Франции от погрома и резни, вошедшей в историю, как «Варфоломеевская ночь». Случилось это 24 августа 1572 года, накануне Дня Святого Варфоломея. В результате массового избиения гугенотов католиками, во Франции тогда погибло почти 30 тысяч гугенотов. Около 200 тысяч бежали в соседние государства — Англию, Польшу и немецкие герцогства.

В отрочестве я все выспрашивала бабушку и маму, что да как, изучала семейные альбомы и сохранившиеся документы. А потом и удалось заглянуть с помощью отыскавшихся родственников (в частности — Кирилла Самурского, правнука старшей сестры моего деда) в петербургские дореволюционные архивы. Оказался полезным и интернет. И картинка сложилась довольно любопытная, представляющая, как мне кажется, интерес не только для нас, прямых потомков этой фамилии.

Откуда корни растут

Итак, отец деда-немца, то есть мой прадед, Э.Э. Виллер (1851–1921), на котором я и хочу сконцентрироваться, был личностью не просто значительной, а очень даже незаурядной. Почетный потомственный гражданин Москвы, кавалер ордена Св. Станислава 3 степени, промышленник, купец второй гильдии, благотворитель, глава большой, многодетной семьи и многое-многое сверх того. Учитывая, что все свои регалии он заработал в общем-то в чуждой для него среде, будучи для России иностранцем и иноверцем, все, чего он сумел достичь, значимо вдвойне. По крайней мере, я его за это очень ценю и уважаю. И им, как личностью, горжусь.

 

Эрих Готтфрид Вениамин Виллер (мой прадед)

В сохранившихся данных о нем он значится как Эрих Эдуард (или Эдуардович) Виллер. (Второе имя — по отцу). Но у немцев все выглядит несколько иначе, поскольку имена у каждого двойные, а то и тройные. Прадеда звали Эрих Готтфрид Вениамин. А прапрадеда — Эдуард Рудольф. Поэтому в царских указах Николая II, например, он фигурировал в сверхусложненном варианте: «Эрих-Готтфрид-Вениамин Эдуардов Рудольфов Виллер».

Родился прадед в городе Дерпт, Лифляндской губернии, и прожил там с семьей до 24 лет. Где он учился и чем потом занимался — понятия не имею. Знаю только, что его мать и отец родом из Дерпта, из семей простых тружеников, оба немцы лютеранского вероисповедания, и что статус купца он получил там же, на Родине. В сохранившемся свидетельстве дерптской церкви Св. Иоанна (на немецком и русском языках), где Эрих был крещен, записано, что отец его, Эдуард Рудольф Виллер — переплетчик, мать, Августа — урожденная Гросберг.

До присоединения к Российской империи в начале XVIII века, Лифляндия (звучит как-то по-сказочному) была Шведской Ливонией. Дерпт (по-немецки Dorpat, Dörpt) — один из древнейших городов Европы, ведущий свою историю с V века (только тогда он назывался Тарбату). В XI веке Ярослав Мудрый захватил эти земли, переименовав Дерпт в Юрьев. После распада Древнерусского государства город переходил из рук в руки, меняя, как перчатки, свои названия и адрес приписки: Новгородская республика — Ливонский орден — Речь Посполитая — Шведская империя — Российская империя — СССР — Эстония.

Александр III, «разнемечивая» в очередной раз завоеванный им Прибалтийский край, вернул городу имя Юрьев. Позднее Лифляндия, вместе со Смоленской губернией, вошла в состав Рижской губернии. С 1919 года Дерпт-Юрьев стал эстонским городом Тарту (эстонский вариант Тарбату), вторым по численности населения после Таллина.

Так что во времена прадеда Дерпт вроде как был своим — российским, хоть и сохранял немецко-эстонский состав населения. А следовательно в Москву молодой Эрих Виллер перебрался не из-за границы, а из российского же города. Осел, само собой, поближе к своим — в Немецкой слободе (в Гороховском переулке), хоть она к тому времени и утратила уже прежнее значение, и начал карабкаться по жизни, рассчитывая исключительно на собственные силы…

Немецкая слобода, сегодня москвичами совсем забытая, в свое время сыграла немаловажную роль в истории столицы, а то и — в становлении петровской империи. Она являла собой как бы город внутри города, выгодно отличаясь от грязной тогда Москвы чистотой, опрятностью, планировкой и архитектурой. Ее называли «Маленькой Европой в российской столице», «немецко-лифляндским предместьем Москвы». Такой она предстала перед юным Петром I, бегавшим сюда из Преображенского не только развлекаться, но и учиться у иноземных мастеров «уму-разуму», их образу жизни, их культуре быта и взаимоотношений, их знаниям и навыкам. Можно сказать, что «окно в Европу» он «прорубил» через Немецкую слободу.

Старая Новая церковь

Эриху Виллеру было 25 лет, когда он женился на красивой статной немке, 24-летней Эмме Маргарите Фогелер, дочери московского купца Александра Фогелера и Эммы Каролины Вейнгольд. Венчание состоялось в церкви Святых Петра и Павла.

 

Эмма Фогелер и Эрих Виллер (прабабушка и прадедушка)

Церковь эта — старейший и крупнейший лютеранский приход на территории России. Поначалу, в XVI веке, он был неказистым, деревянным молитвенным домом. После очередного пожара построили каменную церковь с колокольней. Петр Первый, собственноручно заложивший основной камень в ее фундамент, пожертвовал из казны большую сумму на ее строительство.

«Новая церковь», как ее иногда называли, с тех пор трижды горела, каждый раз возрождаясь вновь. Но после пожара 1812 года восстановить ее уже не удалось. Несколько лет спустя в Немецкой слободе московская лютеранская церковь появилась снова, только на другом месте. Строили ее на средства короля Пруссии Фридриха Вильгельма III и императора Александра I, пожертвовавших огромные ссуды. Со временем ее несколько раз расширяли, увеличивая приход. Последний раз — по проекту архитектора В. А. Коссова, одного из авторов Храма Христа Спасителя, после чего ее начали называть Кафедральным собором Московского Консисториального округа. Претерпев еще целый ряд «катаклизмов», в постсоветское время он стал главным собором региональной Евангелическо-лютеранской церкви Европейской части России.