Оглавление

1. Вампиры замка «Черная роза»
2. Часть 1
   1. Пролог
   2. Глава 1. Знакомство. Тадэуш
   3. Глава 2. Страсти накаляются, а нервы не железные
   4. Глава 3. Наказание не терпит отлагательств
   5. Глава 4. Неожиданное благословление Богов. Закариус
   6. Глава 5. Предсказания сбываются или совпадения неизбежны
   7. Глава 6. Последнее, что осталось — это надежда
   8. Послесловие

Елена Антонова

Цикл книг

Вампиры замка «Черная роза»

Настоящий вампир в замке «Черная роза»

Часть 1

Фэнтези, готический роман, юмор, приключение, драма.

Пролог

По всей Европе господствует чума. Ее черное зловонное дыхание переползает из города в город, опустошает каждый дом, каждый закоулок, не щадя ни бедных, ни богатых. Там, где недавно еще люди наполняли улицы на городских рынках и площадях, теперь заполонили крысы. Они поедают давно сгнившие овощи и лазают по мертвым телам, которые еще не успели сжечь. На площадях, множество погребальных костров, которые не затухают ни днем, ни ночью, так как новые тела, словно поленья, постоянно поддерживают огонь. А ведь еще год назад здесь росли цветы, наполняющие все пространство своим сладковатым благоуханием. Теперь, черный дым заполняет своим едким запахом все дома и улицы, замки и сточные канавы. От этого тошнотворного черного тумана, накрывшего Европу ни где не найти убежище. Точно черные лучи тянется дым к самым небесам, заслоняя собой солнце. Люди, которые еще не успели заразиться этой проклятой болезнью, в спешке покидают свои дома, бросая все свое нажитое имущество.

Злой рок теперь правит балом или это наказание Господа за наши грехи, гордыню, тщеславие. Как бы то ни было, но я еще не опустил руки, хотя, боюсь признать, что уже близок к этому. Во мне еще теплится надежда…

Отрывок из письма Марчелу Дабижа.

«Я слышал, что чума обошла стороной другие континенты, но, к сожалению, как ты знаешь, у меня не достаточно средств, что бы переплыть океан, и единственная моя надежда на деревеньку — Дземброня, на окраине Трансильвании, от куда я родом. Я еду в неизвестность и мне страшно, так как не знаю, что меня ждет. Может быть, там встречу смерть, а может и спасение, но только ты, мой друг, мне даешь силы бороться, и я буду продолжать свой путь дальше, пока я жив, ведь ты научил меня этому. Не хотелось бы прослыть в твоих глазах трусом, но у меня нет другого выхода. С тяжелым сердцем и глазами полными слез, сегодня на закате я покидаю мой дом, моих близких, которых с собой унесла черная смерть.

Но я еще жив, и надеюсь, что ты, мой преданный друг, мой единственный друг, тоже жив и вскоре ты отправишься вслед за мной. А пока, я вверяю свою жизнь в руки Господа Бога нашего, который уберег меня от рук черного проклятия и молюсь Ему, о спасении. Да спасет Господь наши грешные души!»

Твой верный друг Тадэуш Петраке.

Бухарест. Сентябрь 1348г.

Глава 1. Знакомство. Тадэуш

Маленькая деревня вблизи Трансильвании, раскинувшаяся у подножья самих Карпатских гор — Дземброня, представляла собой около сотни или чуть больше маленьких, каменных и деревянных домиков, окруженных, с одной стороны густым лесом, а с другой стороны, поблескивала речка, протянувшаяся вдоль горного массива. Она образовалась впоследствии таяния льдов с вершин заснеженных пиков, которые, казалось, доставали до самих облаков.

Горная местность, словно заботливая мать, своими руками укрывала эту маленькую деревеньку, от внешнего, порой жестокого мира. На холме, среди густых деревьев, одетых в цвета осени, возвышался древний Каменный замок. Он, точно часовой, стоял над деревушкой, наблюдая за размеренной жизнью людей, живущих под его непрестанным взором.

Места здесь были на — редкость красивые, а пейзаж приковывал к себе внимание своей мистической загадочностью, тишиной и умиротворенностью.

«К сожалению, не помню, по какой причине, нашей семье пришлось покинуть эти удивительные места. Что могло заставить человека оставить родной дом и лишить себя этого райского уголка природы, ради захудалой жизни в грязном районе недоброжелательного города?

Мне было лет пять, когда в последний раз я видел родную деревеньку, но в силу своего малолетнего возраста, мне не запомнилось ничего, что связанно с моей малой родиной: ни природа, ни люди, ни река, ни замок, от которого так и веяло холодом и мраком».

Я увидел деревню издали, и мое сердце сжималось от какого-то странного ощущения, толи предвкушения, толи страха, но я не мог понять, чем конкретно вызвано волнение, нарастающее внизу живота. Мне казалось, что вскоре мы будем на месте, но уставшим лошадям было очень тяжело подниматься на возвышенность. Из-за этого, экипаж продолжал восхождение семимильными шагами, и как бы мне не хотелось поскорей оказаться на месте, все же поторопить лошадей и время я не мог, поэтому пришлось сидеть на месте и посильнее сжать зубы от нетерпения.

Это путешествие было для меня самым долгим и изнуряющим за всю мою жизнь, учитывая, что, живя в Бухаресте, я никогда не покидал его. Но непредвиденные события вносит свои коррективы в жизнь, и мне пришлось покорно следовать воле своей судьбы.

Больше недели я провел в этой проклятой повозке, увозившей меня подальше от неприятных мыслей и страха перед черной смертью, которая распространялась по Европе со скоростью мыслей. Но чем дальше я отдалялся от родных мест, тем глубже тревога закрадывалась в сердце. Мои мысли все время возвращались к Марчелу — единственному, преданному другу, о судьбе которого я не знал ничего. Жив ли, или же чума поглотила его, так же как и всех остальных, не успевших вовремя покинуть город. Я даже не знаю, получил ли он мое последнее письмо перед отъездом.

«О, Марчел, мой лучший друг. Я молюсь Господу, чтобы он уберег твое тело и душу от любого зла и болезней, защитил и увел подальше от эпидемии в безопасное место. Как я этого желаю всем своим сердцем».

Я с тоской вспоминаю, наше с ним знакомство в медицинской школе, на лекции у лекаря Дорина Янку. Когда мы, впервые увидели друг друга, могу заметить, что сразу же не возлюбил его, так как он показался мне напыщенным снобом. Единственный, кто из курса был из высшего сословия, а все другие ученики, включая меня, не отличались завидным богатством родителей. Но когда Марчел заговорил со мной о людях, которых бы хотел лечить, я увидел в нем не заносчивого выскочку, а бескорыстного, готового жертвовать собой благодетеля. Он говорил о спасении жизней с великим энтузиазмом, а его глаза наполнялись ярким огнем. Я был готов следовать за ним куда угодно, так как друг разжигал во мне страсть к новым знаниям.

Но, не смотря на его добрый характер, он тоже был не без греха. Как легко Марчел направлял меня к учебе, так же легко и ввергал в свои мальчишеские шалости, за которые мы не раз получали наказание розгами или оплеухами. Но все же, не смотря на это, я благодарен судьбе за то, что свела меня с ним, так как он мою жизнь разукрасил красками, а пустоту в сердце, после смерти отца, заполнил светом».

Не вольно, грустно улыбнувшись своим воспоминаниям, я посмотрел в окно повозки.

День катился к своему завершению. На листву деревьев и кустов опускались ярко оранжевые лучи заходящего солнца. Не описуемая красота горных хребтов, наполненных свежим запахом хвойных деревьев, и осенних цветов притягивала и завораживала. Холодный, густой туман, что поднимался с земли, обволакивал и поглощал очертания деревьев у края дороги. Повозка, то и дело, спотыкалась и кренилась в разные стороны из-за раскисшей земли, изрытой колесами, проезжавшими задолго до нас повозок. А сейчас, клубящееся полотно, наполненное влагой, и мелкая морось, сделало дорогу еще более трудно проходимой и непроглядной. Я понимал, что таким темпом мы далеко не продвинемся и еще неизвестно, сколько времени понадобится, чтобы добраться до ближайшего домика. К тому же мое не размятое тело отзывалось болью в спине, ягодицах и суставах, а желудок уже пару часов непрестанно урчал от голода. Пока я был во власти мыслей, даже не заметил, как быстро опустилась темнота на окраину, и тело отзывалось мелкой дрожью на ее присутствие.

— Тпру. — Послышался голос возничего. — Эй, ну как ты там паренек, еще жив?

Мне пришлось высунуть свое лицо из повозки.

— В чем дело? — Отозвался я, нервно растирая окоченевшие ладони, прислонил их к рту, чтобы хоть немного согреть горячим воздухом.

— Такой туман не даст нам двинуться с места. Но я заметил, там, в стороне слабые огни. Мы, кажется, приехали. — Ответил старик хриплым голосом и указал пальцем куда-то в сторону.

Я попытался всмотреться в то направление, которое указал возничий, и должен признаться, что пришлось очень напрячь свое зрение, чтобы разглядеть что-нибудь в зловещей темноте, но вскоре мне удалось увидеть слабые огоньки.

— Да, пожалуй, нам стоит остановиться на ночлег, тем более лошадям, тоже нужно отдохнуть. — Размышлял я вслух, а затем, забрался внутрь и облегченно вздохнул этой новости. По крайней мере, нам не придется ночевать у дороги, вздрагивая каждый раз от волчьего воя.

Вскоре мы свернули в сторону манящих огоньков и уже через полчаса подъехали к ближайшему домику. Нас встретил коренастый мужчина, он помог распрячь лошадей и устроил на ночлег в своем доме, предварительно накормив самой вкусной за последние дни похлебкой, а так же мясом, овощами и угостил пшеничной брагой, от глотка которой я сразу же согрелся. Мы с гостеприимным хозяином Флорином Ливиану и его женой Сандой засиделись далеко за полночь. Хотя я и был смертельно уставший, но веселый нрав главы семьи Ливиану, который то и дело, рассказывал невероятно смешные истории, согнал дрему с глаз. Так же из его рассказов, я понял, что он фермер, а его жена ткачиха. У них четверо взрослых сыновей: старший пошел по стопам отца и разводит скот, второй — занимается земледелием, а вот младшие — близнецы, проявили себя хорошими скобельщиками.

— Благо, что леса у нас бескрайние, да и живности с излишком, особенно, сейчас волков развелось очень много, нам фермерам в такие времена очень туго, так как эти твари могут за какой-нибудь час все стадо перерезать. — Рассказывал хозяин, лицо которого с каждым словом становилось более напряженным, затем он поднял палец к своим губам и произнес. — Ш-ш-ш, слышите, как они завывают.

И действительно, от не ожиданности, я даже вздрогнул, когда услышал протяжный волчий вой. От этих жутких звуков на руках поднялись волосы, а по спине, пробежал мороз. И снова этот настораживающий вой, но уже где-то поблизости. Женщина, тоже заметно напряглась.

— Флорин, гостям давно пора спать. Ты посмотри только на них, они же явно измотаны. — С упреком пролепетала Санда. Ее добродушное лицо, которое она попыталась сделать строгим, что у нее не вышло, слегка накрыла паутинка из мелких морщинок.

Я обратил на ее черты лица внимание и был вынужден заметить, что они были схожи с лицом моей покойной матери. Не все конечно, но что-то во взгляде мне показалось, таким родным и знакомым, наверное, то, как она с любовью и нежностью смотрит на своего мужа. Точно так же на меня смотрела моя матушка. Только женщины могут так окружать заботой и лаской своих любимых, прощать и верить до конца.

— Не влазь в мужской разговор, женщина. А коль тебе не терпится, так иди и спи. К нам и так не часто заезжают люди, могу я хоть раз узнать, что в мире происходит? — Осадил Флорин свою супругу, и она с гордо закинутой головой села за ткацкий станок и принялась за дело, не взирая, на свою усталость.

Мне почему-то подумалось, что ей тоже было очень любопытно узнать о том, откуда мы родом и что происходит в мире за стенами этой деревушки. И что бы, не терять времени за пустой болтовней, она решила с пользой провести его.

Я удовлетворил любопытство хозяев, рассказал о том, что чума накрыла собой Европу и какая сейчас обстановка в Бухаресте и многое другое, что знал. Так же и о себе, что являлся учеником, медицинской школы и хотел бы найти какого — нибудь лекаря, что бы и дальше продолжать свое обучение.

— Да в наших местах есть один врачеватель. — Задумчиво произнес Флорин. — Да только уж не знаю, возьмет ли он тебя в ученики. Ведь ты не похож на кувшинчик с бражкой. — Засмеялся мужчина и утер усы. — Выпивка у него на первом месте.

— А где я могу отыскать его?

— Он живет, в лесном домике у самого края деревни. — Ответил мне, и махнул рукой в неопределенную сторону. — Там, сразу за речкой, у леса. И как он не боится?

Пока мы вели беседу, я окидывал взглядом этот небольшой, но уютный домик. Вся мебель: была из дерева, по виду сделана очень добротно: в самом дальнем углу, за занавешенной тканью располагалась хозяйская, крепкая кровать. Сверху на ней лежали шкуры волков, в место покрывала. В другом углу была печь, сложенная из камня, от огня которой, распространялось тепло по всему домику. Рядом с ней стоял ткацкий станок с незаконченным на половину узором, за которым сейчас трудилась женщина, внимательно прислушиваясь к нашему разговору, и лишь искоса поглядывала на нас. Посреди дома находился обеденный стол, за которым сейчас мы и сидели. А по остальным углам стояли две двухъярусные кровати сыновей гостеприимных хозяев. Мне вспомнилось, что в деревнях люди обычно живут бедно, но по этой обстановке нельзя было сказать, что это так. Здесь было все довольно таки хорошо обставлено, а стол ломился от овощей и мяса. Мне показалась это немного странным, ведь по всей Европе разгуливали голод, мор и разруха. Еще, странным было в этом доме то, что на входе и по всем углам здесь висели связки из чеснока и деревянные распятья разных размеров. Любопытство взяло надо мной верх, и я не смог не спросить об этом.

— Простите, а почему у вас везде чеснок и распятье?

Флорин и Санда нервно переглянулись.

— Для защиты. — Ответил фермер.

— Но от кого, может защитить чеснок и распятье? Тут, скорее всего, может помочь, меч, копье или лук со стрелами, — ухмыльнулся возничий и снова приложился к кружке.

— От нечистой силы. Мы — деревенские, очень суеверный народ, — пояснил Флорин и сделал небольшой глоток, а затем продолжил рассказ. — Из поколения в поколения у нас передаются легенды. Я слышал их, когда еще был ребенком. Мой дед рассказывал, о людях, превращающихся в огромных волков, которые могли вырывать вековые деревья с корнем. О леших, любивших пугать местных девок. О кикиморах, ворующих младенцев из колыбелек. Русалках, которые заманивали молодых мужчин в воду и топили, а так же, о живых мертвецах, живущих в замке «Бран», («Черная роза») с очень бледной и холодной кожей.

Считалось, что эти места кишили нечестью и наши предки не выходили из дома без оберегов и всюду, где было место, развешивали их. В нашей деревне, вы не найдете ни одного дома, где бы не было распятий или всяких — таких штук.

— По-моему, это все чушь и россказни. — Промямлил закосевший от браги старик.

— Каждый верит в то, во что хочет. — Пожал плечами хозяин дома и зевнул. — Да, пожалуй, всем нам надо отдохнуть.

Флорин подмигнул мне и взглядом указал на старого возничего, который уже дремал за столом. Его маленький нос был похож на красную сливу, по-видимому, он просто перебрал с выпивкой и теперь, покачиваясь и похрапывая, сунулся в сторону, готовый рухнуть под стол. Мы вовремя его подхватили под руки и повалили на ближайшую кровать прямо в одежде, и сами отправились по своим спальным местам.

К счастью я смог быстро уснуть, не взирая, на волчий вой за окном и выкрики выпи в лесу, так как недельная усталость давала о себе знать. Глубокий сон прогнал все тревожные мысли о мистических рассказах Флорина, погружая меня в сладостную негу.

Маришка.

Этим утром я проснулась, как всегда в приподнятом настроении. Напялила на себя излюбленную белоснежную сорочку, коричневую длинную юбку, расшитую цветными узорами на поясе и по краям. Умылась, заплела две тугие косы, схватила со стола краюху хлеба, запихнула ее себе в рот, запила ее крынкой молока, обулась и выскочила из дома. Все мои родные уже давным-давно управлялись по хозяйству, поэтому я проснулась в одиночестве под пение петухов и гогот гусей. Втянув в себя осенний свежий воздух, я потянулась. Схватила рядом стоявшие ведра, повесила их на коромысло и отправилась к горному ручью, чтобы набрать чистой воды — это как раз таки и входило в мои ежедневные обязанности, и именно этим я занималась по утрам.

В нашей семье обязанности распределялись для каждого ее члена: дед был пастухом, бабуля трудилась в огороде, мамочка хлопотала по дому, старший брат охотился, а я им всем помогала. Но, к сожалению, мои домашние не принимали от меня помощи, так как из всей семьи я была той самой паршивой овцой, которая все время все портила. Помогая деду пасти скот, я половину перепугала танцами под свои веселые напевы (потому что пасти скот довольно скучное занятие и таким образом, решила себя развеселить), так, что они разбежались кто куда, дед потом еще два часа бегал за ними, пока всех не согнал в кучу. Бабуле я тоже много горя наделала, когда споткнулась и завалилась на грядку с баклажанами, и пока выбиралась из нее, перетоптала их окончательно. Моя бедная мамочка тоже была не в восторге от помощи с моей стороны, потому что я рассыпала муку в сарае и случайно разбила кувшин полный сметаны, а в погребе, вдобавок ко всему, завалила стеллажи с продуктовыми припасами.

Да, в тот день крики стояли на всю деревню, но к счастью мой брат заступился за меня и сказал, что все же у меня есть один талант — хорошо петь, а потом придумал мне прозвище — ходячая катастрофа. Такие происшествия случались со мной постоянно. Но как бы мои родные не сердились, я знала, что они сильно меня любят, так как я в семье была самая младшая, и очень была похожа на отца.

Он умер, когда мне было года три, к сожалению, я не помню его лица и каким он был человеком. Но все рассказывали, что он был очень добр, честен и справедлив. Его звали Марик, а меня назвали в его честь, так как мама говорила, что, когда я родилась, то была его маленькой копией: такие же зеленые глаза, прямой нос, пухленькие губки и маленькие уши, а вот волосы мне передались от бабушки — славянки, такого же пшеничного цвета. В общем, я была любимицей всей семьи, так как помимо разрушительного свойства и умения влипать во всякие неприятные истории, я была еще и злостной хохотушкой. Дедушка часто повторял одну и ту же фразу — «дурному, не скучно и самому». Став постарше я поняла, к чему он клонит. Но я на свою семью даже не обижаюсь, потому что тоже их очень люблю.

Шагая по извилистой, узенькой дорожке вверх и постоянно спотыкаясь о каменную насыпь, я развлекала себя песнями и ими же распугивала сидевших на ветках птиц. Морозный ветерок румянил щеки, но выглянувшее солнышко приятно грело спину. Стоящие вблизи от горной тропы высокие деревья, кое-где одетые в золотые и багровые наряды, будоражили мое воображение, и я представляла, что попала в сказочный мир великанов, где мне приходится проскакивать между их ног, то есть стволами.

Уже подходя к горному ручейку, распевая песни, я еще издали увидела деревенского мальчишку в каракулевом жакете и такой же шапкой, надетой набекрень. По характерным признакам в этом парне я узнала Аурела Бырцоя, ведь только этот модник носил так шапку. Он дружил с моим старшим братом и был с ним одного возраста, да к тому же часто захаживал к нам и не давал мне проходу. Развернуться и уйти, после столь долгого восхождения я не могла, поэтому пришлось закусить губу и добродушно улыбнуться.

— Доброе утро, Маришка. — Поприветствовал он, окидывая меня глазами и улыбаясь во все тридцать два зуба.

— И тебе, доброе, Аурел. — Сухо ответила я.

— Как там твой братец, чем занимается?

— На охоту отправился, как и всегда.

Да, мой брат просто бредил охотой, даже странно было, ведь все парни в деревне его возраста давно за девушками ухаживали, а он ни одной не замечал, только за зверей все разговоры и были. Какие силки ставить, как подманивать зверя или выслеживать, в какой части леса зверь любит селиться. Это все, чем была забита его голова. Я даже иногда шутила, что он, когда нибудь из леса волчицу притянет и скажет, что это его невеста и теперь она будет жить с нами. Да, это все конечно шуточки, а вот деревенским девушкам не до шуточек. Так как деревня Дземброня была маленькая и молодежи в ней не много, да и хороших парней лет так от двадцати до двадцати трех проворные девчата уже расхватали, а моему братцу уже двадцать три давно уже стукнуло, да, ну и этому обалдую Аурелу.

За моим братом девки толпами ходят, сами на свидания зовут. Он у меня очень красивый: и высокий и плечистый, даже бороду отпустил, а бедным потенциальным невестам только вздыхать и приходится, так как он всем отказывает, советует им дурь из башки выгнать, о работе думать, а не о замужестве. Дед с бабушкой сетуют и очень ругают, что он бедных девок до слез доводит. Да только ему все разговоры до одного места, как с гуся вода. А мне брат все же признался, когда наедине были, что сердце его принадлежит лесной фее, которая прекрасней всех на свете, равных ей по красоте нет и не найдется, кроме что, только я, смогу с ней потягаться, и щелкнул меня по носу и спать отправил. С каждым днем вся семья замечала перемены в нем. Не свет не заря он в лес уходил, часто допоздна задерживаться стал нервный, мало ел. Дедушка сетовал, что лес его неспроста так манит, силы его выпивает, распятья ему в мешок вложил, бабушка ему сорочки с оберегами нашила, а мама каждый вечер, когда Штефан задерживался, молилась, но удержать его дома ни кому из нас было не под силу.

— Что он там так часто пропадает? Волков не боится? — Спросил он с насмешкой, и отставил свои ведра, наполненные до краев чистой водой. А затем махнул мне рукой, давая понять, что поможет и мне.

На его вопрос я лишь пожала плечами и протянула ведра.

— Ты придешь на празднования урожая? Говорят, ярмарка будет что надо, аж до самого вечера, а потом, после заката, гулянья будут, с музыкой, танцами и хороводами.

— Не знаю, меня мои родные не отпускают после заката никуда. — Задумчиво произнесла я.

На мой ответ, Аурел глубоко вздохнул и состроил понимающее выражение на лице.

Вообще-то, это была чистая правда, и меня не выпускали из дома с наступлением сумерек. Днем тоже не охотно, но я не могла усидеть на одном месте и минуты, поэтому мама, после долгих умоляющих рожиц и ползаний на коленях перед ней, все же сжаливалась надо мной — «бедняжкой» и отпускала, но при этом обвешивала меня крестами и оберегами как праздничное дерево желаний. Я понимала, что это было связанно с той роковой ночью, которую я не помнила, потому что была еще несмышленым ребенком. Это была наша семейная тайна, которую от меня держали в строжайшем секрете. Но бабуля, единственный добрый и болтливый человек, все же кое — что рассказывала.

Рассуждая, я не заметила, как Аурел приблизился ко мне. Он смотрел на меня, как кошка смотрит на мышь. Его взгляд остановился на ложбинке между моих грудей.

— Марика, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. — Начал он.

— И что с того?

— Я не могу не о чем думать, … кроме тебя.

— Уверенна, что ты это говоришь каждой девушке. — Прервала я, его «исповедь».

— Зачем ты так со мной? Я ведь, не сделал тебе ничего плохого. — Грустно проговорил Аурел.

— Мне нет, не сделал, но другие, которые попались к тебе в сети, настрадались тысячекратно. — Упрекала я, скрестив руки на груди.

— Я изменился, благодаря тебе.

— Да? И каким образом? — Наигранно усмехнулась я, забирая с рук парня свое ведро.

— Я понял, что люблю только тебя. Выходи за меня, Маришка. Ты не пожалеешь, я сделаю для тебя, все что ты только захочешь. Будь моей. — С хитринкой в глазах просил он, а его руки обвили мою талию.

Было не трудно догадаться, что Аурел всего лишь играет со мной, а его слова — самая настоящая ложь, ведь по рассказам подружек, этот гад говорил так каждой, а после «сближения» с девушкой прикидывался склеротиком и быстро забывал о своих романтичных обещаниях жениться.

— Нет, Аурел. Иди ты со своими предложениями в лес, нечисть окучивай, а ко мне не приближайся. — Попыталась я вырваться из кольца его рук и нечаянно опустила наполненное ведро, которое тянуло к земле своей тяжестью, ему на ногу.

Юноша ойкнул и недовольно встряхнул ногой, так как вода немного пролилась на штанину и затекла в сапог.

Я посмотрела на него невинным взглядом, мол, извиняйте, ненарочно вышло, и для пущей видимости захлопала удивленными глазами.

Аурела мое раскаяние не впечатлило, а наоборот только рассердило, но от своих поползновений он так и не отказался.

— Не хочешь за меня идти, тогда давай сразу перейдем к делу? Тебе понравится, я хороший любовник. — Обхватил он меня руками и притянул силой к себе

— Дурак ты, а не любовник. К тому же я наслышана о твоих достоинствах. И знаешь? Не очень — то тебя хвалят. Так что отпусти меня по-хорошему. — Разозлилась я, пытаясь вырваться из стальной хватки.

— А то, что ты сделаешь? — Ехидно спросил он и повалил меня на землю.

Тадэуш.

Ранним утром, я поблагодарил за гостеприимство хозяев, уточнил местоположения местного врачевателя и отправился в указанную мне сторону.

По дороге подсчитал свои последние монеты, и с грустью осознал, что эта недельная поездка лишила почти всех сбереженных средств, это еще надо сказать спасибо семейству Ливиану Дорину и Санде. Они приютили меня и возничего у себя в доме и не взяли за свою доброту предложенных денег, а ко всему, еще и дали в дорогу кое каких продуктов.

Еще раз, про себя отметив доброту и гостеприимство местных крестьян, я обратил внимание на волшебство пейзажей, которые открылись передо мной, ведь туманной ночью было трудно это отметить. Такой красоты нигде не встретить, по крайней мере, там, где я жил. В Бухаресте, конечно, были деревья, но жили мы с семьей в бедном и очень грязном районе, где в двухэтажных бараках жило по четыре семьи, и домов было столько, сколько камней на земле, и все они тесно прижимались друг к другу. На узких улицах города людей, всегда было с излишком, и они копошились, как муравьи, и всегда были чем-то заняты. А про запахи вообще не хочется думать, так как, казалось, что сточные канавы всего города, стекались именно к нашему бедняцкому кварталу. Мне невольно вспомнился мой дом и моя семья, друзья, и снова тяжесть потерь легла на мои плечи.

Отец мой был сапожником и работал с самого утра допоздна. Бывало даже так, что просыпаясь среди ночи, по своим физиологическим нуждам, я наблюдал, как он, при тусклом свете лучины, шил обувь из воловьей кожи. Моя бедная матушка прислуживала в доме у местного купца. Ей платили по шесть медяков в месяц за ее трудолюбие, честность и прилежность, но, по моему, мнению, это была, все же скудная зарплата за столь непосильный труд. Но, моя мать никогда не жаловалась, а все так же, изо дня в день трудилась, не щадя себя, все для того, что бы дать мне и моему младшему брату достойное будущее. — «Я хочу, что бы вы были образованными людьми, в мире и так достаточно невежества. Вон посмотрите хотя бы на своих сверстников. Они все не грамотные. И что, скажите мне, из них получится?». — Говаривала она. Да нас, поэтому соседские мальчишки и не любили, и в большинстве случаев пытались обозвать, или кинуть камень, если замечали наше присутствие во дворе. Мама мечтала, что бы я отучился на лекаря, и смог бы вылечить отца, в последнее время который сильно болел, а приходившие врачеватели, лишь разводили руками и давали травы, которые никак не влияли на течение болезни. Я и мой брат тоже, всячески старались помогать родителям: Бажен поступил на службу к этому же купцу, у которого работала наша мать. Он ухаживал за лошадьми и убирал навоз. Я же взялся за дело отца, и в свободное от обучения время, помогал шить и чинить обувь.

Как и всегда, после скорого отъезда из столицы, я задавал себе один и тот же вопрос. «Что бы было с нашей семьей, если бы эпидемии не было, или хотя бы она обошла наш город стороной?»

Но, к сожалению, нашим мечтам не суждено было сбыться и все планы рухнули в тот же миг, когда и в нашу семью проникла черная хворь. Первой ее жертвой стал отец, так как его, и без того слабый организм не смог справиться с новым ударом. После его смерти я закрылся в себе, и только лишь мой лучший друг Марчел Дабижа, стал тем оплотом, тем крепким плечом, о которое я смог опереться. Он показал мне, что я не одинок в своем горе, и что моя семья нуждается во мне больше, чем когда либо. Спустя, какое-то время захворал брат от этого же проклятого недуга, и вскоре умер. Последней, была мама. Она протянула больше остальных, из последних сил цепляясь за жизнь, ради меня. Вся моя семья, мои родные, близкие, все те, кого я так хорошо знал, все они покидали этот мир один за другим. А я почему-то нет. Душа моя металась, я испытывал жуткие угрызения совести, от того, что я имел кое какие знания о медицине, но все же не мог помочь не одному из людей. Я даже был среди тех, которые очищали улицы от трупов, сбрасывая их в огонь. Так же, контактировал с заболевшими, в медицинской школе, куда сносили их, когда мест в лазаретах больше не осталось. Я смирился и покорно ждал, что вскоре и меня постигнет та же участь, но ничего не происходило. Сотню раз спрашивал себя «почему же Господь не призывает меня к себе?», но так и не находил ответа, пока мой наставник, мой мудрый учитель Дорин Янку не показал что к чему: «не сокрушайся потерями, сынок, Господь защитил тебя и уберег от страшной напасти, не просто так. Значит, у него на тебя есть планы, поэтому уезжай, Тадэуш, как можно скорей. Покинь, прошу, этот проклятый город. Ты был хорошим и прилежным учеником, и ты обязан продолжить наше дело. Кто знает, может именно ты, создашь лекарство от чумы».

К сожалению, я ничего не знаю о нынешней судьбе моего наставника, но догадываюсь, что и его душа покинула землю, так как перед отъездом я заметил на его ступнях небольшие черные папулы.

Проходя свой путь по протоптанной местным населением извилистой дорожке, проходящей между исполинскими деревьями, и рассуждая о бытии, я заметил на возвышенности у каменистых выступов, небольшой ручеек, стекающий с вершины Карпатских гор. Возле горного ручья стояла девушка, а рядом молодой мужчина, который стал ее хватать и повалил на землю. Девушка выкрикивала угрозы и пыталась сопротивляться, но к несчастью силы были не равны. Не помня себя, я поспешил на помощь бедняжке, сбросив со спины тяжелую поклажу, стремительно направился к жертве. От нахлынувшего адреналина, мне удалось сбросить с нее обидчика, схватив за ворот рубашки, а затем, ударил его в лицо, не глядя. Угодил прямо в левый глаз. Неудавшийся герой-любовник не смог устоять на ногах и кубарем покатился вниз по некрутому склону. Затем я протянул руку и помог подняться с земли «жертве нападения». Пока она отряхивала свою одежду, я любопытно рассматривал ее. Она была очень юной, а лицо ее воистину ангельское: большие, удивительно изумрудные глаза, обрамленные черными ресницами. Маленький, прямой носик, усыпанный забавными веснушками. Пухленькие губки, цвета спелой малины. Две толстые, длинные косы медового цвета. Необычайно красивая девушка, словно сошедшая со страницы сказок о принцессах и лесных девах. Роста была не большого, но фигура ее приковывала внимание. Я ненароком подумал, что теперь понимаю того юношу, который пытался овладеть этой красавицей, но все же не одобрял таких действий.

— С вами все в порядке, домнишуоара (принятое обращение к девушкам в Болгарии)?

— Да, спасибо вам огромное. Вы как раз появились очень вовремя. Я сама бы не справилась с этим недоумком.

Услышав в свой адрес оскорбления, «недоумок» попытался запугать нас угрозами. Он, наверное, даже и не понял, что же произошло, так как все случилось очень быстро. Я и сам еще прибывал в горячке от несостоявшегося боя.

— Ах ты, урод, я убью тебя. Я с тобой еще поквитаюсь. А ты, дрянь, все равно будешь моей. Слышишь? — Грозился пальцем оскорбленный и униженный молодой человек.

— Перестань, Аурел, уходи, иначе, я расскажу о том, что произошло Штефану. Хоть ты и его друг, он не простит за это, и уж точно вышибет из тебя всю дурь. И не доставай меня больше, и даже не подходи. — Гневно провопила девушка.

— Ничего, ничего. Мы еще посмотрим. Скоро ты умолять меня будешь. — Ответил тот и, прикрывая глаз, направился в сторону деревни.

— Спасибо вам, еще раз. Вы мой спаситель.- Склонила девушка свою хорошенькую головку.

Я смутился под взором ее необычных глаз, и кажется, залился краской, почувствовал, как кровь прилила к лицу.

— Теперь у вас из-за меня будут проблемы. — С жалостью вздохнула она.

— Это почему же?

— Дед Аурела Бырцоя. Ну, этого, — кивнула она в сторону убегающего, — старейшина нашей деревни. Его все бояться и слушаются, и скорей всего, этот идиот пожалуется.

— Поверьте, милая домнишуоара, дед этого подонка меньшее из моих проблем. — Улыбнулся я.

— Давно вы сюда приехали?

— Вчера ночью. А откуда вы знаете, что я приезжий?

— В нашей маленькой деревни каждый знает друг друга в лицо, а вас я вижу впервые.

— Да, вы совершенно правы. Я из Бухареста.

— Я Марика Копош. А вас как зовут?

— Тадэуш. Тадэуш Петраке.

— Очень приятно познакомиться, — очаровательно улыбнулась Марика. — А как ты оказался здесь, у ручья? Ты, наверное, куда-то шел?

— Да, я направляюсь к дому лекаря Петру Микулэ. Мне сказали, что он живет, где-то здесь.

— Да, совсем близко, он живет на той окраине деревни, у самого леса, там за мостом. А тебе, зачем к нему. — С подозрительным взглядом, спросила Марика. — Заболел?

— Нет, нет. — Невольно усмехнулся я, любознательности новой знакомой. — У себя на родине в Бухаресте, я обучался лекарскому делу и хотел бы продолжить, попроситься в ученики к вашему врачевателю.

— Хочешь, я провожу тебя? Как раз и сама навещу деда Микулэ- Да, это, было бы не плохо.

— Тогда пойдем? — Задорно спросила Марика, затем задумчиво посмотрела на полные ведра и сказала, махнув рукой. — А, ладно, за водой потом, на обратном пути забегу.

И мы спустились вниз по склону, вышли на дорожку, подняли мою поклажу с земли и неспешным шагом направились к нужному дому. Я шел рядом с этой очаровательной девушкой и украдкой разглядывал ее, пытаясь не упустить ни единой мелочи. Успел заметить, что обладает она веселым и задорным характером и заливным, я бы даже сказал, заразительным смехом.

— Ты сказал, что твоя фамильное имя Петраке? — Спросила Марика.

— Да, а что?

— Нет, ничего. Просто у нас в деревне тоже жили люди с такой фамилией, только они умерли давно.

— Мой отец из этих мест, да и я сам до пяти лет жил здесь, пока мы не переехали. Наверное, эти люди были моими родственниками. А что с ними случилось?

— Люди говорят разное: некоторые, что их тела были обескровлены — вампир высосал досуха, другие, что в лесу оборотень загрыз. — Почти шепотом сказала девушка.

— Прости, кто? Вампир и оборотень? — Усмехнулся я, сдерживая себя, чтоб не рассмеяться в голос, потому, как считал себя скептиком, хотя и хотел верить в Бога, но подобного рода рассказы привлекали меня не больше, чем сказки — детей.

— В нашей деревне много странностей происходит, и ты сможешь лично в этом убедиться, если собираешься надолго задержаться здесь. — Зловеще проговорила она, с затаенной обидой, так как заметила мою ухмылку на лице.

Мне тут же захотелось оправдаться перед новой знакомой, ведь я никоим образом не собирался обидеть ее, но вышло все совсем на оборот, чем я предполагал. Вместо оправданий, я почему-то упрекнул всех здешних крестьян, наверное, из-за того, что Фамилия, доставшаяся мне от предков, впутана в столь глупые байки.

— Лично я считаю, что это все бредни сумасшедших, и что в малых селениях все очень суеверные. Вот, например, если вы так боитесь вампиров и оборотней, почему же продолжаете жить здесь? — Вставил я весомый аргумент.

— Домнул Бырцой — старейшина деревни, рассказывал нам истории. В одной из них, он говорил. Что древние старейшины, заключили договор с нечестью, жившей в том замке. — Маришка указала пальцем на зловещее каменное построение, стоящее далеко на возвышенности в гуще леса, верхушка которого выглядывала из-за кронов вековых деревьев. — По этому договору деревня находится под защитой мистических сил, а жители в благодарность, раз в десять лет, приносят в жертву юную девушку. Четыре года назад, очередную девицу в замок к вурдалакам на съедение отправили.

Я все так же, с недоверием относился к ее словам, и не воспринимал их всерьез, поэтому насмешливо улыбался, чем очень разозлил Марику. Конечно же, поверить в это было очень непросто, и я воспринимал услышанное, не боле, чем детскую шутку.

— Ты мне, что, не веришь? Я сама, собственными глазами видела, как ее в повозку посадили и в сторону замка повезли.

Мы сошли с тропинки, и подошли к ветхому домику, который еще лет так двадцать назад нуждался в починки, и который, трудно было назвать домом, так как выглядел он как старый, полусгнивший сарай. Возле этой избушки было много высоких сосен, а за ней и вовсе не проходимая чаща. Кроны деревьев сплетались между собой над нашими головами, создавая густую тень, которая покрывала огромную площадь земли недалеко от дома, но кое-где пробивались лучи солнца, даря этому месту, ни с чем несравнимый завораживающий вид. Хотя время было где-то ближе к полудню, здесь же казалось, что уже смеркается.

Марика постучала в двери и позвала хозяина по имени, но вместо ответа из домика донесся жуткий храп. Тогда Марика открыла дверь и по-хозяйски вошла внутрь.

— Ну, чего застыл, как вкопанный? Заходи. — Скомандовала она.

Я, если честно, не очень торопился переступить порог, так как представлял, жизнь деревенских лекарей, совсем другой, чем было на самом деле.

Пересилив себя, я вошел в избу, и увидел спящего на кровати бородатого старичка. Везде, куда бы, не упал мой взгляд, был страшный беспорядок. То тут, то там с потолка свисали засушенные веники из травы, а по углам, чесночные вязанки, как и в доме домнула Флорина. А запах стоял такой, что рука самопроизвольно тянулась закрыть нос. Такая вонь возникла вследствие кучи старого грязного белья, горы не мытой посуды, плесени и перегара. Мне стало жутко, от того что придется жить в этой лачуге и я с трудом сдерживал себя, чтобы не сбежать от этого зловонного места сломя голову.

— Фу, — протянула девушка, сжимая нос своими тоненькими пальчиками, — дед Микулэ опять взялся за старое. Деревенские жители болтают, что он самый настоящий леший, раньше им был, а потом к людям подался.

— Да уж, он мало похож на обычного человека. — С отвращением заключил я.

Маришку развеселил мой ответ, и она звонко, точно колокольчик, засмеялась.

Старичок хрюкнул и пошевелился, завошкался, а затем открыл глаза. Я с удивлением заметил, что цвет их не совсем обычен, что-то среднее между землей и янтарем, да и выглядел он странно. Теперь я понял, за что люди прозвали старика лешим. Я лично никогда не видел и даже не верил в них, но почему-то подумал, что лешие и домовые должны выглядеть именно так: маленькие глаза прятались за густыми бровями, а нос был больше похож на сучек ветки, густая, серая борода доставала до груди. В ней виднелись крошки, листья и маленькие веточки. Странно, что в ней еще птицы гнездо не свили, думаю этому в деревни, никто бы не удивился.

— Маришка, деточка, это ты? — Весело протянул старичок, своим тонким с хрипотцой голоском.

— Да, дедушка Микулэ. Посмотрите, я привела вам ученика.

— Что ж, это очень хорошо. Как звать тебя парень? — Переключил лекарь свое внимание на меня.

— Тадэуш Петраке.

— А не доводился ли ты родственником семье Петраке из нашей деревни?

— Наверное. — Выдохнул я. -Мой отец от сюда родом.

— Да, ты что? — Как то с серьезным удивлением спросил дед, а затем задумчиво произнес. — Какая трагедия, вот как бывает в жизни…

Мне стало очень любопытно, что же такого произошло здесь, в этих местах с моими родственниками, которых я даже никогда не видел. Отец старался не упоминать о своих родителях и малой родине, и обходил стороной любой разговор, касающийся места его рождения.

— Ну, пока располагайся, ученик, а я пойду, принесу нам на ужин чего — нибудь съестного. — Сказал странный старик и зашаркал ногами в сторону покосившейся двери, и вскоре скрылся за ней.

— Он странный, но очень добрый, ты вскоре привыкнешь к нему, — объяснила красавица, а затем, оглядываясь кругом, задумчиво произнесла. — В доме, конечно же, лучше убраться. Ты поможешь мне?

Я кивнул головой в знак согласия, хотя, получив огромное потрясения от жил. площади, мне хотелось удавиться, но такой замечательной девушке никогда бы не мог отказать, даже если бы захотел.

Мы принялись за уборку помещения, работа продвигалась весело и быстро, хорошо, что и домик был маленький, а то за день бы точно не управились. Маришка вытерла везде пыль, перемыла посуду, вымыла полы, перестирала белье. Я наколол дрова, натаскал воды, починил прохудившуюся крышу, дверь и окна. В общем, наработались мы на славу. После глобальной уборки уставшие, созерцали свои труды, и могу заметить, что дом преобразился: посветлел, засиял чистотой и свежестью, даже та злорадная вонь, сменилась запахом горных цветов, которые неподалеку нарвала Марика. Я был очень ей благодарен за ее энтузиазм и поддержку в этом нелегком труде, сам бы не справился, признаюсь честно.

Вскоре на пороге появился и хозяин дома. В его руках были два мертвых кролика, которых он держал за уши. Оглядел свою, заметно изменившуюся после глобальной уборки избушку, он одобрительно покачал головой.

— Ой, какие вы молодцы. Так намного лучше. Ну, что ребятня, небось, проголодались? Ну, тогда позвольте мне вас отблагодарить за помощь. — Сказал радушно старичок.

За ужином мы разговорились. Маришка весело щебетала и смеялась, пересказывая Деду Микулэ последние новости, а потом старичок расспрашивал о моей жизни, о семье, о занятиях в лекарской школе. Маришка забавно дожевывала кусок мяса и пытливо прислушивалась к нашему разговору, держа в одной руке кроличью ножку и время от времени откусывая от нее очередной шматок. Дед Микулэ, больше прикладывался к выпивке, закусывая хлебной лепешкой, сверху которой положил ломтики свиного сала, и мычал от удовольствия.

— Кажется, мне уже домой пора? — Грустно улыбнулась Маришка, покончив с ножкой.

Она вытерла руки и лицо и вышла из-за стола, а я с грустью подумал, что не хочу отпускать ее, ведь с ней было так весело и спокойно.

Распрощавшись с этой замечательной девчонкой и, тысяча раз, поблагодарив ее за огромную помощь, мы с добрым хозяином, продолжили душевные беседы.

Аурел.

Зайдя в светлицу, я обнаружил, что родных, к моему счастью, не было в доме. В такое время все были заняты работой. Я подошел к кадушке с водой и посмотрел на свое отражение. Глаз немного заплыл, а кожа вокруг, покраснела. Да еще и царапины от ногтей Маришки на щеке и шее сильно щипали.

«Чертова девчонка!» — Мысленно выругался я. — «Она просто сводит с ума. За мои-то двадцать три года, у меня было множество женщин, но ни одной из тех дурочек, я не хотел так страстно обладать, как Маришкой Копош».

Деревенские девки увивались сами за мной, все потому, что моя семья в Дземброни, очень богата и уважаема. Дед — старейшина поселения, к нему идут за мудрыми советами. Ни один праздник не обходится без его присутствия, будь то, свадьба, крещение или именины. Отец местный конюх. Его табун состоит их двух десятков лошадей, учитывая, что в каждой семье в деревне по одной — две лошади, еще он занимается волчьими шкурами — перекупает и перепродает их. Мои два старших брата тоже занимаются ремеслами. Один кузнец, другой плотник. Две младшие сестры уже давно замужем. В общем, моя семья образец для подражания и все женское население страстно желала в нее попасть, и я единственный холостяк из братьев. Да, все девки кидаются на меня как голодные псы на кусок мяса, к тому же и внешностью я не обделен. Но только эта маленькая пигалица Копош воротит носом передо мной. Как бы я не был ласков, как бы ни пытался, обрадовать ее, все равно смотрела на меня с высока. Вела себя так, словно была из благородной семьи.

«Маленькая дрянь. Я доберусь до тебя. Выловлю и отымею, как следует. Будешь визжать подо мной. Да, я буду первый, кто доберется до ее сокровища. Буду иметь до беспамятства. Если потребуется, даже выкраду, но своего добьюсь, или я не Аурел Бырцой».

Скрипнула дверь в горницу. Краем глаза заметил статную фигуру деда. Он прошел к своему любимому массивному креслу, сделанного из корявого корня дуба. Устроившись поудобней, он забил в трубку табак и закурил, медленно выпуская клубящийся дымок, наполняя помещение терпким запахом.

— А ты чего слоняешься по дому без работы, Аурел? — Послышался громоподобный голос деда.

— Я зашел воды попить. — Выпалил я первое, что пришло на ум.

— Так в кузнице, что воды не было, или ручей пересох, к которому ты еще с утра пошел? Ты мне зубы-то, не заговаривай, а излагай как есть, без прикрас. И чего это ты там стоишь, даже голову в мою сторону воротить боишься?

«Что б тебя. Ничего от деда не скроется, и муха не пролетит мимо, без ведома».

— Это все из-за той девчонки Копошей? Что тебе девиц мало что ли? Что ты за этой юбкой малолетней-то увязался?

— Не знаю. — Сухо отозвался я.

— Зато я знаю. Наслышан о твоих похождениях. Всех уже баб, поди, перетаскал, теперь до этой очередь дошла? Что же ты ерундой маешься? Коль больно нужна тебе, так сегодня же и засватаем.

— Не пойдет, сказала. Критином обозвала. — Опустив голов еще ниже, пробурчал я себе под нос.

Дед засмеялся.

— Да, с этой зеленой дурехи, станется. Все нервы тебе вытреплет, пока твоей не будет, а подрастет посмереет. — Заключил он.

— И что мне делать? Как же мне добиться ее, коль я все уже перепробовал? — Бросил я взгляд на деда и тут же вспомнил, что сам же себя и выдал.

— А это чего у тебя с лицом, не уж то она тебя так отделала? — Встал глава семейства с ухмылкой со своего места.

— Частично. Защитник откуда-то нарисовался.

— Загубит тебя эта девка, ой загубит. Забудь ее внук, вот тебе мой совет. — Как то ласково сказал дед, сожалеющим тоном и похлопал меня по плечу.

— Не могу, дед, сколько не пытался, да только еще больше страсть во мне разгорается. — Повинился я и тяжело выдохнул.

— Страсть твоя промеж ног разгорается, — неодобрительно, покачал головой старший Бырцой. — Знаю, я сам такой был в молодости. Как только бабу на вкус пробовал, так и любовь вся на нет сходила. То-то ты, за этой малолеткой бегаешь, что не дает тебе, чего хочется, а как получишь, что надо, так и забудешь ее в миг.

На этих словах дед махнул рукой и вышел из дома. Я же отправился в кузнецу к брату, где приобщался к этому ремеслу, да и работа всегда отвлекала от посторонних мыслей. Но как бы ни пытался, не думать о Маришке, все же она не выходила у меня из головы и страшно, как хотелось завершить то, от чего меня отвлек этот оборванец сегодня утром. Кстати, откуда он взялся? И кто он вообще такой? Надо обязательно выяснить и при встрече «объяснить», что я не прощаю обидчиков.

Маришка.

Я не успела и шагу в дом сделать, как мать схватила меня за косы и начала тилипать из стороны в сторону.

— Ах, ты ж негодница, ах ты ж, бесстыжая. Где пропадала весь день? Я уже всю деревню оббежала, везде обыскалась. Признавайся, ты, что в лес ходила?

— Ой, ой, ей, ей. Ай, яй. Ой. Мамочка отпусти меня. Я у деда Микулэ была. Ему по хозяйству помогала.

— У тебя что, своих дел мало? Ты что не видела, что сереть к вечеру стало? Ты же знаешь, что места себе не нахожу, когда тебя дома нет. А если б задержалась до ночи? Ты понимаешь, что с тобой могло случиться, или ты думаешь, что люди после заката просто так из дома не выходят?

— Да знаю я. Только мне сдается, что страшными историями детей пугают, чтоб допоздна не засиживались. Вот я, например, никогда не видела в деревне упырей. Может, их и нет, вовсе? — Рассуждала я шепотом, закатив глаза.

— На себя, тебе и Штефану плевать, так хоть бы один из вас обо мне подумал, что я чувствую. Как сердце материнское за вас — детей болит. — Гневно выкрикивала мать, успевая стегать, уворачивающуюся меня дедовым кожаным ремнем, который она схватила с вешалки.

— Ах, вы ж паразиты, ах вы ж бестолочи. Если, что с вами случиться я ж не переживу! Что ж вы мне сердце-то рвете! — Всхлипывая мама, понижая интонацию.

Отстегав и отчитав меня, как следует, она просто села на сундук, подвернувшийся ей под ноги, закрыла свое лицо ладонями и сотряслась от рыданий.

Кто-кто, а она точно знала, чем меня можно разжалобить, ведь моя совестливая душа не могла вынести материнских слез, а особенно, что эти самые слезы вызвал мой проступок.

Мне стало, ее очень жаль, я даже не могла сердиться, хотя тело жгло от ее методов воспитания. Молча подойдя к вздрагивающей, родной женщине, которая произвела меня на свет, я обняла ее за плечи, нежно поцеловала в макушку черных волос с проседью.

— Мамочка, ну прости меня, засранку.- Протянула я жалобным голосом.

Рыдающая, внезапно хрюкнула, отозвавшись на мою остроту. Обняла мою руку, затем притянула мое лицо к себе и поцеловала в висок.

Обычно все скандалы в доме так и происходили: сначала обвинения, затем, когда гнев сходил, примирение. Моя мама, хоть периодически и устраивала нам с братом разбор полетов, все же была очень доброй женщиной и отходчивой. Конечно же, после тотального избиения, она корила себя и не могла простить, что причинила боль своим родным кровиночкам. Поэтому, после кнута, приходило время пряников (самые лучшие время для меня и Штефана): она готовила всякие вкусности, и разрешала то, на что бы никогда не согласилась — в общем, в такие моменты мы вили из нее веревки.

— Ох, доченька. Вот будут у вас самих детки, тогда вы поймете. Тогда попомните мои слова.

— Мамочка, ну все же хорошо. Видишь, ничего не случилось.

— Это пока, не случилось. Кто знает, когда в дом беда ворвется? — Вздыхая, отозвалась мама.

Я поняла к чему она клонит, это все после того происшествия четырнадцатилетней давности, о котором я ничего не помню, так как еще под стол пешком ходила, но бабуля мне потом сама рассказывала эту историю и о горе, коснувшегося каждой семьи нашего поселения.

«Жили мы всей деревней, как у Христа (а на деле оказалось, у дьявола) за пазухой: плодородная земля, из года в год радовала своими урожаями, огромные пастбища для скота с жирной и питательной травой, лес переполненный зверьем, ягодами, грибами и лечебными травами. В общем, не жизнь, а сказка. И так хорошо всей деревней жили, что и позабыли, кому мы этим добром обязаны. До нынешнего старейшины Тудора Бырцоя, был его предшественник Ванич Щербан, ох уж и скупой был старик и не верующий. Решил он, что про князя (вампира) этих мест, глупый люд байки сочиняет, так как князя нашего, мы никогда в лицо не видели, но девушек раз в десять лет в замок отправляли, ни одна из них в деревню так и не вернулась. Ванич сказывал, что замок на холме пуст и разрушен, а жители его сто лет назад вымерли. Старики сетовали на его слова, да только он, им быстро рты позакрывал. А так как он был старейшина, молодежь к нему прислушивались, и верила на слово. Не стали жертвенных девушек князю отправлять. Доверчивые мужики глубже в лес уходить начали, до самого замка, чтоб добром поживиться. Да только разгневали они нечисть, своей наглостью. Тогда-то и началось в деревне все…

Стали люди по ночам пропадать, а на утро их холодные тела находили, только странность была в их смерти. Крови в теле и грамма не было, а следов никаких, только вот на шее две маленькие ранки и цветок на груди — роза черного цвета. За то смутное время и недели не проходило, без звона колоколов, которые оповещали жителей о новых жертвах. Страшно жить стало, по ночам никто уже на лавочках не сидел. Песен больше никто не пел, танцы и праздники тоже прекратились. Молодые из деревни уезжать стали, да только некуда было, везде голод, разбойники за каждым деревом. Страх сковал деревню, каждый человек друг на друга коситься стал, по ночам двери запирали, даже от соседей прятались. Скот волки резали целыми стадами. Люди дома и загоны оберегами завешивали, да только без толку все, жертв меньше не стало. Тогда-то и Марик (мой отец) тоже упырю попался в зубы, когда меня защитить пытался. Он на утро после укуса, нас с мамой к ее родителям отправил, а сам пошел мужиков собирать, чтоб раз и навсегда с «кровопивцем» покончить. Собрал он тогда, человек пять крепких мужиков, готовых защитить свои семьи. Но живыми их больше никто не видел. В лесу пять растерзанных тел нашли. Отца моего среди них не было. Через три дня нашли и его обескровленное тело с букетом злосчастных цветов.

Среди растерзанных тел в лесу был старший сын Тудора Бырцоя (нынешнего старейшины и по совместительству деда Аурела), который был сильно опечален смертью своего первенца, но поскольку у него были еще дети и внуки, он решил, защитить их любой ценой. Собрав всех оставшихся жителей, он решил вернуть прежние времена. Да только старейшина Ванич Щербан за противился, сказывал, что в деревне убивец завелся, который его авторитет перед крестьянами, опустить хочет. Пальцем тыкал в Тудора, обвинял его во всем происходящем. Бырцой мужчина строгий, но справедливый, не выдержал вранья в свою сторону и ухватил за шею сошедшего сума старика. Так на глазах у всех жителей и удушил гадину. Народ его обвинять не стал, так как понимал, что такой глава их к погибели ведет. И за места Ванича, поставили его во главе деревни.

Тудор первым делом старые законы вернул. Чтобы вновь не разгневать хозяина замка, было решено приносить ему в дар, по — мимо жертвенных невест и подношения продуктами: мясо, сыр, овощи и фрукты, вина и брагу, в общем-то, чем была богата деревня. Девушку, на роль жертвы, новый глава, выбрал, незамужнюю. К сожалению, это была Бажена Петраке (младшая сестра Александру Петраке — отца Тадеуша) — первая красавица. Родители которой, как и другие жертвы были загрызены вурдалаками. Ее отправили в замок с посланием о мире и возврату прежних соглашений. Старейшина объяснил важность ее миссии, и ради общего блага, девушка пошла на этот страшный и безумный шаг.

Бабушка рассказывала, что в тот день, вся деревня с воем и рыданиями провожала эту бедную девушку. Тропинку перед ее ногами осыпали цветами, на голову надели сплетенный венок. Всю дорогу к замку Бажена шла, с гордо поднятой головой, а по щекам ее, словно тоненькие ручейки, катились кристально-чистые слезы.

Брат же ее — Александру Петраке со своей семьей, вскоре после этого уехал. И никогда больше не возвращался. А жители Дземброни, вновь вздохнули с облегчением: таинственные убийства прекратились, волки к пастбищам не приближались. Вновь деревенская жизнь вернулась в прежнее русло. Люди снова стали появляться на улицах и заниматься своими привычными делами. Опять в дома вернулись праздники со своими песнями, танцами, и музыкой».

Это конечно хорошо, что у этой истории счастливый конец, но только не для всех. Я не думаю, что юные девицы, отданные в дар вампиру, испытывали чувство глубокого счастья или их семьи, которые провожали своих дочерей на верную смерть в замок «Бран». Я тоже, в какой — то мере ощущала себя виноватой, за то, что живу и дышу, когда невинные девушки отдают свою жизнь чудовищу, что бы спасти всех нас. Конечно этих жертвенниц, почитают как героинь и поют о них песни. Но разве это оживит их, или спасет от верной гибели? Думаю, что нет.

Лежа возле печи, я жевала бублик и рассуждала о сегодняшнем дне, и как много со мной случилось происшествий. Сначала, этот недоумок Аурел, полез ко мне со своими предложениями руки и сердце. А получив отказ, чертов блондин решил перейти к действиям. Вот гад, совсем уже страх потерял. Не будь его семья такой уважаемой, ей Богу я бы ему все глаза бы выцарапала. Слава Богу, вовремя появился тот парень Тадэуш. Если бы не он, то я не представляю, что могло бы случиться, потому что, этот козел Аурел совершенно не контролировал себя.

Мысленно я отметила внешность Тадэуша Петраке. Что там говорить, он был очень даже ничего: ростом чуть выше меня, худощавого телосложения, светло-карие глаза, нос с горбинкой, тонкие губы, волевой подбородок и густые каштановые волосы. Он очень приятный молодой человек, да к тому же не остался равнодушен к чужой беде, не то, что местные. Те бы заприметив кого-то из Бырцоев, мимо прошли, чтоб не ввязываться, а потом бы еще и меня виноватой сделали б, а Тадэуш (ох и длинное же имечко, буду его Дэшем звать) спас меня от этого утырка. Совместная уборка сблизила нас, и расставались мы, чуть ли не лучшими друзьями. Все же хороший парень, здесь таких и не встретить.

Вот, а теперь, значит, я лежу на кушетке, как побитая собака, завернувшись в покрывало и рассуждаю о кренделях небесных. Задница огнем горит, от маминой родительской руки и дедова ремня, поэтому приходится лежать на боку. За окном давно стемнело, а Штефан еще не вернулся. Мне интересно, что же он сегодня расскажет о своей лесной нимфе? К тому же хочу его уболтать, пока, подвернулась такая возможность, что б он отпросил меня у мамы на праздник урожая. Пока она еще добренькая и чувствует свою вину за истязание моего бедного тела. Ведь я так хочу туда попасть, так как еще ни разу не была на народных гуляньях. На праздник урожая сбегается вся молодежь, и уж конечно, там будут все мои подружки. А ночью после плясок, девочки пойдут на речку и будут гадать на суженого. Конечно же и мне любопытно, да, что там, я прямо сгораю от желания узнать, что у меня за суженый — на голову контуженный? Или все таки нормальный. Вот женщина я или не женщина, должна я знать, с кем мне жить придется и детей от кого рожать. Мама, конечно, считает, что мне о таком рано думать. Но мне смерть, как интересно. Да и мамочка, тоже хороша. Думать о женихах рано, а сама одно мне про Аурела Бырцоя толдычет. Мол, приглядись к этому парню, какой он красивый, из семьи богатой и уважаемой, на все руки мастер, будет очень хорошим мужем. На что я закатываю глаза, а она обижено вздыхает, типа намекает, что, мол, глупая, от своего счастья отказываюсь.

Со двора послышался радостный собачий лай Бирку. Он всегда так встречал своего любимого хозяина. Значит, что, наконец — то Штефан вернулся с охоты.

Я подбежала к двери и стала у стенки, как прилепленная, что бы совершить задуманное. А задумала я вот что: когда в дом войдет брат, я сзади подкрадусь и закрою ему глаза.

Дверь открылась. Штефан не спеша сделал два шага. Я подкралась, завела руки и накрыла глаза брата, но оказалось, что я случайно попала в глаз. Орал братец, не сдерживая эмоций, да, и на красноречивые слова не скупился. Я утешала его, как могла. Только он, почему то меня долго еще не прощал и вдобавок, еще ущербной назвал — обидно же. Но потом простил, когда я ему рассказала, что он не единственная жертва рукоприкладств. Конечно, еще пришлось подробности всего дня пересказать, пока брат ужинал. И не забыла упомянуть его друга — кретина Аурела. Брат посмотрел на меня с упреком, когда я нелицеприятно отозвалась о его друге.

— Что на этот раз ты учинила?

— Это я то? Да твой Аурел, в конец обнаглел. Знаешь, что он сегодня устроил? — Вылупив глаза, гневалась я.

— И что же?

— Да, этот, гад, собака бешенная, козел безголовый, он сегодня руки свои распускал.

Лицо брата, из недоверчиво-улыбающегося, превратилось в задумчиво-напряженное.

— Может он просто хотел пошутить? — Предположил брат и встал из-за стола, покончив с едой.

— Только мне совсем не смешно было. — Опустив взгляд пол, с обидой пролепетала я.

— Я с ним завтра поговорю и ума вправлю. — Сказал недовольно брат. Он обнял меня и поцеловал в макушку.

Вскоре в дом зашли дед с бабушкой и мама, после того, как управились и сели ужинать. А мы со Штефаном на печь взгромоздились. Я положила голову к нему на грудь и стала шепотом спрашивать о его сегодняшних приключениях.

— Штеф, а ты сегодня видел свою фею?

— Да, видел. — Так же шепотом сказал он.

— А вы уже целовались? — Застенчиво спросила я и спрятала свое лицо в подушку.

— Тебе еще рано о таком знать. — Усмехнулся брат, и потрепал меня по голове, взъерошив волосы.

— Ну, расскажи, мне же интересно. — Скулящим голосом, протянула я.

— Нет, пока еще нет. — Вздохнул он с разочарованием.

— А расскажи мне про нее. Как ты с ней познакомился? Ну, по-жа-луйс-та.

— Хорошо, только это будет наш с тобой секрет. Уяснила? — Язвительно прищурился брат зная мою страсть к болтовне. — Никому. Договорились?

Я послушно закивала головой в предвкушении интересной истории, как собачонка и приготовилась внимательно слушать.

— Как- то раз, погнался я за молодым кабанчиком, который в сторону замка мчался. Конечно же, так глубоко в лес, я заходить не хотел, потому что, как и все, слышал, какие про этот замок леденящие душу истории рассказывают, но и такую возможность, как попировать кабанчиком тоже не желал упускать. Решился по следу идти. Только вот, со временем не рассчитал, и пока искал добычу, солнце совсем закатилось. Опомнился я, когда уже дошел до заброшенных склепов, не далеко от замка. Вокруг — жуть, деревья, склепы, туман от земли поднимается. Страх меня одолевать стал и я уже рукой махнул на сбежавшую дичь, решил поспешить домой пока цел, как вдруг, какое — то голубое облако над заброшенным кладбищем летит, и все ближе и ближе ко мне подбирается. Я хотел быстрей убежать с того проклятого места, да только вот, пошевелиться не мог, словно мое тело из камня стало, сдвинуться не могу и все тут. И глаза свои от природного явления отвести не получается, как прикованный таращусь, но вскоре отмер, так же неожиданно, как и застыл.

Спустя несколько минут, когда облако земли достигло, мне удалось разглядеть, что не облако это вовсе, а красивая девушка в воздушном, дорогом одеянии небесного цвета. Глаза ее так ярко сверкали, что казалось, будто луна отражается в них, а губы алые, как розы, темные волосы струились словно шелк, и пахло от нее заморскими ароматами. Да что там говорить, таких красавиц во век не сыскать. — Рассказывал брат с мечтательной улыбкой на лице.

— А дальше? — Вырвала я его из мира грез.

— Я уж было подумал, что это с небес богиня спустилась или эльфийка, больно похожа на героинь рассказов сумасшедшего старика Петру про лесных дев. В общем, захотелось мне узнать у прекрасной красавицы, кто она такая и что делает, одна, ночью, на кладбище, да еще и в лесу. Ну, я ей и говорю: ты кто? А она в ответ засмеялась своим соловьиным голоском и говорит: Фея лесная.

Я снова спрашиваю: что здесь делаешь? А она мне — гуляю. Со мной хочешь?

Я уже судьбу начал про себя благодарить за такую приятную встречу. Набрался храбрости и к ней метнулся на радостях, а фея от меня в сторону, я опять к ней, а она все дальше отходит. Позади меня, что-то хрустнуло, и я обернулся на звук, а когда голову повернул, то красавица исчезла без следа.

— Поэтому ты, так в лес зачастил? — Полюбопытствовала я.

Штефан не ответил мне, а только тяжело вздохнул с грустным видом.

— Все, а теперь спать уже поздно.

Я хотела уже возмутиться, но увидев строгий взгляд брата, поняла, что больше мне не удастся выудить у него ни слова, так как у него пропало настроение. Пришлось смиренно подчиниться и перевернуться на другой бок.

— А она тебе снится? — Не хотела униматься я.

— Все спать! — Приказал брат.

— Ну, а…

— Спать!

— М-м-м! — Недовольно промычала я, и устало зевнула.

Тадэуш.

Новый день начался с пения птиц, которых в лесу, было большое количество. Эти трещотки драли горло изо всех сил с каждого дерева, а иногда в их перекличку вклинивалось неприятное воронье карканье, предвещавшее о приходе осени. День выдался солнечным, а на небе, лишь изредка, появлялись хмурые тучки, уносимые прочь легким, осенним ветерком.

Маришка оказалась права, на счет деда Микулэ. Необычный старичок был со мной весьма любезен и добр. Только одно меня настораживало, что он часто прикладывался к кувшину с брагой. При этом выглядел он очень забавно, как и все выпивохи: маленькие глазки сбиты в кучу, раскрасневшийся нос напоминал длинный корень редиса, но вот мысли и речь его были кристально чисты, словно он пил не брагу, а воду.

С первых лучей солнца, дед Микулэ разбудил меня и накрыл на стол. Позавтракав кукурузными лепешками и вчерашним, жареным кроликом, мы отправились вглубь леса.

— Смотри под ноги, ученик. Видишь эту траву? Это шалфей — хорошо помогает от заболеваний горла и рта, снимает воспаление. Нужно его проварить, а затем настаивать в темном прохладном месте, чтобы свойства его сохранились. — Рассказывал старичок, нежно сжимая в руках это растение.

Меня удивило его бережное отношение к природе, то, с какой добротой он смотрел на все, что попадалось нам на глаза, будь то травинка, грибок или цветочек. Заметив белочку, он шепотом позвал меня и указал на нее пальцем, умиляясь животным так, будто зверь ему в диковинку. Потом на маленькой полянке в чаще, мы увидели несколько зайцев. Дед Микулэ сложил губы в трубочку и издал странный, тихий свист. Зайцы напряглись, но не убежали, а, наоборот, с осторожностью стали подбираться к нам, перепрыгивая с места на место. Когда они подползли к ногам странного дедушки, тот поднял за уши самого крупного и старого зайца, а остальных отогнал.

— Вот, Тадэу. Теперь можно не думать, что на ужин приготовить. — Радостно произнес дед, и погладил косого по серой шерстке.

Я не переставал удивляться знаниям, мудрости и умениям этого загадочного человека. Может он действительно происходил из леших? Ведь, как объяснить то, что звери его не чураются?

— Но как вы это сделали? — Удивленно спросил я, хлопая глазами — Разве для охоты не нужны силки или рогатка?

— Не проси у леса сверх меры, и он сам тебе даст то, что тебе необходимо. — Сказал старичок и заметив мой недоуменный взгляд, обращенный к полуслепому и облезлому животному, махнул рукой. — А за зайца не переживай, он старый, ему не дожить до зимы, а так мы и с мясом и с мехом Можно было еще из гнезд птичьих яиц надрать, но нам пока и этого достаточно будет.

— А правда ли, за вас люди говорят, что вы из леших?

Дед усмехнулся. — А ты как считаешь?

Мне только пришлось пожать плечами.

— То-то же. Вот и люди не знают, а чесать языками, так стараются. Но, я тебе вот, что скажу, Тадэу. Я связан с лесом так давно, что и сам себя иногда лешим ощущаю. — Ласково обратился он и положил руку на мое плечо.

— Дед Микулэ, а что случилось с моими родственниками?

— А тебе отец, что не рассказывал?

— Нет, никогда.

— Ох, ну что ж. Пойдем домой, по дороге все