Глава 2

Сейер показал Адаму два жилета на выбор.

Адам уже собирался отказаться от обоих и велеть принести что-нибудь более подходящее для вечера в клубе, когда у него перед глазами возникло лицо герцога Карлайла. Адама поразило то, как тот обрадовался их встрече в клубе «Уайтс». Уже много лет никто не был ему так рад.

Но хоть теплое приветствие его и озадачило, последующий разговор заинтриговал. Даже теперь, спустя четыре дня, его интерес не угас.

– Проклятье! – выругался Адам.

– Прошу прощения, милорд?

Адам вздохнул:

– Тот, что справа, Сейер.

Пока камердинер помогал ему надеть жилет из белого шелка, Адам продолжил мысленный спор с самим собой, начавшийся еще со встречи с герцогом во вторник. Ехать или не ехать на этот треклятый бал и званый обед, которые устраивает герцог?

Герцог Карлайл был старше его по возрасту, пользовался всеобщим уважением и прежде даже парой слов с ним не перекинулся, а теперь уговаривал его с настойчивостью закадычного друга, не дал даже снять шляпу и перчатки, а сразу же потащил к столу.

– А, Эксли, я надеялся застать вас здесь сегодня. С вашего позволения, уделите мне минутку?

– С удовольствием, ваша светлость, – ответил Адам после секундной заминки.

У него и сейчас дергался уголок губ при воспоминании о лицах тех, кто окружал их в клубе тем утром. Все взгляды были направлены на необычную сцену: один из самых гордых и благопристойных представителей высшего света умолял о чем-то одного из самых скандально известных и отталкивающих – Адам прекрасно знал, что эти два определения часто применялись к нему, хотя никто не решался называть его так в лицо.

Герцог подвел его к паре кресел перед погасшим очагом и отмахнулся от склонившегося в ожидании официанта.

– Послушайте, Эксли, вы получили приглашение на мероприятие, которое пройдет у меня в эту субботу?

– Мероприятие?

– Да, бал в честь моей дочери.

Адам моргнул и поерзал в кресле:

– Нет, не получал.

Герцог махнул рукой:

– Неважно. Моя бестолковая племянница, которая организовала этот чертов прием, не знала, что вы в Лондоне.

К чести герцога следует сказать, что его бледная кожа покрылась румянцем от этой откровенной лжи. Старикан вместе со своим безмозглым кузеном и всеми остальными представителями высшего света прекрасно знал, что Адам редко покидал столицу, даже по окончании сезона.

– Так или иначе, – продолжил Карлайл упрямо, – я хочу лично пригласить вас на этот бал.

– Это честь для меня, ваша светлость.

Кроме того, Адаму было чертовски любопытно. В конце концов, вот уже почти десять лет – с тех пор как его прозвали маркизом-убийцей (тоже исключительно за глаза) – очень немногие стремились с ним связываться и ни один из них не был герцогом.

Тут Карлайл наклонился к Адаму, словно намереваясь поделиться какой-то конфиденциальной информацией:

– Вам ведь известно, что леди Юфимия долгое время была в отъезде?

Адаму оставалось только поражаться, как буднично герцог говорит о семнадцатилетнем отсутствии дочери, ведь эта тема так интересовала жителей Англии, что предприимчивые газетчики вовсю наживались, подбрасывая читателям все новые сплетни на ее счет. Юфимия Марлингтон даже заставила всех позабыть о Бони. Вот уже шесть недель желтую прессу интересовал только один вопрос: чем же дочь герцога занималась все эти годы?

Адам взглянул через стол на одного из немногих людей в Англии, кто наверняка знал ответ на этот вопрос, и улыбнулся:

– Кажется, мне доводилось слышать о возвращении вашей дочери.

Сарказм оказался слишком тонким, чтобы Карлайл его заметил.

– Вы ведь еще не встречались с ней?

– Наши пути еще не пересекались, ваша светлость.

В самом деле: было бы, мягко говоря, странно, если бы им довелось встретиться. Адам не посещал светские мероприятия и очень сомневался, чтобы леди Юфимия была завсегдатаем игорных домов, мужских клубов или пристанища его любовницы – словом, тех мест, где обычно можно было повстречать Адама.

– Вы должны с ней познакомиться, Эксли. Разумеется, она жаждет выйти замуж, так же как и другие представительницы прекрасного пола, – продолжил герцог со смешком, краснея пуще прежнего. – Теперь, когда она снова дома, она только и мечтает, что о детской колыбельке.

Герцог был настолько откровенен, что Адам почти боялся, что Карлайл поделится с ним подробностями физиологического состояния дочери и известит его, когда у той начнутся регулы.

Адам так и не нашелся, что сказать, и герцог добавил:

– Мужчине, который сможет заполучить ее в жены, очень повезет.

– Осмелюсь предположить, уже нашлось немало претендентов на ее руку и сердце, ваша светлость.

От холодной насмешки улыбка сползла у Карлайла с лица.

– А как дела у вашей семьи, Эксли? Насколько мне известно, у вас три дочери, не так ли?

Не самый деликатный способ напомнить Адаму, что у него нет наследника, но, видимо, свою задачу герцог выполнил: вот он, наряжается перед первым светским приемом почти за десять лет.

Адам прервал свои размышления, когда Сейер взялся помогать ему надеть новый сюртук (это довольно утомительное занятие заняло несколько минут, и у обоих сбилось дыхание). Адам отбросил непослушную прядь с лица и застегнул сюртук на серебряные с ониксом пуговицы, все еще пытаясь понять, почему герцог пригласил его на бал.

Намерения Карлайла были настолько прозрачны, что ему не хватало только явиться в клуб «Уайтс» с племенной книгой и молоточком аукциониста. Он стремился выдать дочь замуж, и как можно скорее. Адам его понимал: дама была отнюдь не первой свежести – но никак не мог взять в толк, почему герцогу вздумалось отдать единственную дочь человеку с такой дурной репутацией.

Сейер подошел к нему с подносом, на котором были разложены цепочки для карманных часов, булавки, кольца, часы и лорнеты. Адам надел на палец довольно броское кольцо с печаткой – крупным рубином в богатой золотой оправе, выбрал самый скромный из серебряных лорнетов и присмотрел единственную цепочку для часов, украшенную неограненным сапфиром. Покончив с приготовлениями, он отступил и оглядел свое отражение в зеркалах трельяжа. Оттуда на него взглянули три безупречно одетых для званого вечера джентльмена. Все трое выглядели слегка озадаченными и немного раздраженными. Адам нахмурился. Все еще оставалось время переодеться и отправиться в клуб.

– Ваш экипаж готов, милорд, – сообщил Сейер с плащом и шляпой наготове.

Адам мог поклясться, что его камердинер, который мог бы научить сфинкса сдержанности, был доволен. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы представить себе, о чем сейчас болтают слуги. Наверняка все они, даже невозмутимый Сейер, были рады узнать, что их хозяин решил прервать добровольную ссылку и вернуться в общество. Им вряд ли было очень приятно работать на человека, которого весь Лондон считал хладнокровным убийцей.

Для них этот бал должен был стать первым шагом на пути к восстановлению его доброго имени. Потом он женится и вскоре обзаведется кучей детишек, которых не придется прятать в деревне, как трех его дочерей.

Адам принял шляпу и перчатки из рук камердинера:

– Не жди меня, Сейер.

Он прошел по тихому коридору и вниз по изогнутой лестнице, поджав губы. Сегодняшний бал станет чем-то вроде символической смерти от тысячи порезов. Придется весь вечер терпеть клевету других представителей высшего света только ради того, чтобы познакомиться с женщиной, с которой он вовсе не горел желанием встречаться или вступать в брак, с женщиной, которая походила не то на стареющую матрону, не то на театральную танцовщицу – смотря каким слухам верить.

Но, возможно, все обстояло еще хуже? Что-то с ней было явно не так, раз родной отец желал заполучить в зятья именно такого, как Адам.

Мия наблюдала за своим отражением в зеркале, пока Лавалль возилась с ее волосами. Француженка была заносчивой, но свое дело знала. Ей удалось совладать с непослушными рыжими кудрями Мии и уложить их так, чтобы хозяйка казалась хоть на пару дюймов выше.

Если бы Мия могла поменять всего одну черту своей внешности, то выбрала бы рост. При росте всего в полтора метра ей приходилось смотреть снизу вверх на всех, кто был старше десяти лет. Она знала, что именно из-за малого роста, как у ребенка, мужчины и обращались с ней как с ребенком, хоть и одевалась она вовсе не по-детски. Ее великолепное платье было сшито из облегающего нефритового шелка с единственной почти незаметной нижней юбкой. Оно, без сомнения, возмутит ее отца, но Мия заказала его у портного, которого тот сам выбрал, так разве ему было на что жаловаться? Это платье в пол было весьма скромным по сравнению с тем, что она носила во дворце у султана, где проводила много времени полностью или почти обнаженной. В пустыне было жарко, и прохладные каменные стены приносили не такое уж большое облегчение. Все старались почаще окунаться в воду в купальнях, чтобы не сойти с ума знойными летними днями.

Лавалль надела Мие на шею знаменитые изумруды Карлайлов и отступила на шаг.

– Вуаля!

Мия разглядывала свое отражение в зеркале, наклоняя голову то влево, то вправо. В молодости, в гареме, ей приходилось терпеть постоянные насмешки. Даже когда она заняла высокое положение в иерархии, боровшиеся за внимание Бабы Хасана темноглазые красавицы с пышными формами потешались над ее рыжими волосами, детским телосложением и веснушчатой кожей. Привлекательная ухоженная дама, смотревшая на нее из зеркала, разительно отличалась от той перепуганной нескладной девочки и выглядела… как королева.

В этот самый момент в гардеробную вошла кузина Ребекка, замерла у двери и прикрыла рот рукой, затянутой в перчатку:

– О! Мия, ты прелестна… как кукла!

Сама Ребекка была облачена в платье неопределенного серо-коричневого цвета, который никому не пришелся бы к лицу. Мия вздохнула. Ее двоюродная сестра не блистала красотой, но личико имела миленькое. В голубом или сиреневом платье она была бы довольно привлекательна со своими мягкими серыми глазами.

– Спасибо, кузина Ребекка. Ты тоже чудесно выглядишь, – соврала Мия, поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать ее в щеку.

Ребекка покраснела и неловко коснулась ее локтя.

Мию огорчало, что ее родственники не хотели – или не могли – выражать привязанность. Во дворце султана ее не раз спасало умение выражать свое расположение к человеку языком тела. Когда ее сын был маленьким, она постоянно обнимала его. Когда Джибриль вырос, они оставались близки, хоть он и запретил ей обнимать себя на людях, когда его сводный брат Асад начал его высмеивать и говорить, что объятия к лицу только детям.

Мия мысленно задвинула тоску по сыну подальше и, подав руку Ребекке, улыбнулась своей высокой кузине снизу вверх:

– Ты готова?

В просторной гостиной собралась толпа родственников Мии – все с каштановыми волосами – и немалое количество одиноких мужчин. Она как раз беседовала с кривозубым сыном какого-то северного графа – джентльменом средних лет, который никак не мог отвести глаза от ее декольте на время, достаточное для того, чтобы договорить хоть одну фразу, – когда собравшиеся вдруг разом затихли. Мия посмотрела туда, куда были направлены взгляды присутствующих, и, увидев темноволосого мужчину, который подошел к ее отцу, подтолкнула локтем брата, который о чем-то яростно спорил с джентльменом постарше из своего философского общества:

– Киан, кто это?

– О ком ты? – переспросил он, все еще поглощенный прерванной беседой.

– Вон тот джентльмен, который говорит с отцом.

Киан проследил за ее взглядом и заметно напрягся, процедив:

– Боже милостивый! Да как он мог?

– Кто мог? Что мог? – заинтересовалась Мия, бросая взгляды то на разгневанное лицо брата, то на объект внимания всех присутствующих.

В отличие от герцога в богато расшитом зеленом жилете, в одежде незнакомца не было и намека на цвет. Темные волосы его казались черными и резко контрастировали с бледной кожей, которая придавала его облику трагизма. Он стоял слишком далеко, чтобы Мия могла разглядеть цвет его глаз, но брови над ними, четко очерченные, правильной формы, видела, как и высокие скулы и упрямый подбородок, а между ними – неулыбчивые губы.

Герцог что-то говорил, наклонившись к нему, а брюнет, подняв лорнет, оглядывал гостиную, словно ястреб, высматривающий в поле добычу. Мия почувствовала даже издали, как ее отца разгневало явное пренебрежение к его словам, и губы ее дрогнули в улыбке. Что это за человек, который может позволить себе относиться к одному из самых влиятельных пэров Англии, как к какому-то рядовому, ничего не значащему члену общества?

Она похлопала Киана веером по руке:

– Кто это?

– Адам де Куртене, маркиз Эксли, – процедил тот сквозь зубы.

– Он чем-то тебе насолил?

– Вовсе нет. – Киан обернулся и раздраженно взглянул на Мию, прищурившись и сжав губы в нитку.

Мия с трудом сдержала улыбку от вида его почти комичного возмущения.

– Почему все пытаются скрыть, что таращатся на него?

– Они таращатся потому, что никто не ожидал увидеть его в таком месте.

– В доме?

Киан так грозно на нее посмотрел, что Мия не выдержала и рассмеялась.

– Нет, на респектабельном мероприятии, среди приличных людей. Он не появлялся на светских приемах с тех пор, как…

– С каких пор?

Киан нетерпеливо тряхнул головой:

– Неважно. Не появлялся очень давно.

Взгляд Киана опять метнулся к маркизу, который сам начал что-то говорить их отцу. Герцог, брови которого и без того были сдвинуты, внезапно побагровел от ярости.

– Боже мой! Что он такого сказал отцу, что тот так рассердился? – поинтересовалась Мия.

– Что бы он ни сказал, так отцу и надо.

Прежде чем Мия успела потребовать от брата объяснений его загадочного замечания, маркиз поднял бокал и указал им на нее.

– Проклятый невежа! – выругался Киан, вставая так, чтобы заслонить Мию собой, и сестра взяла его под руку.

– Мне не нужна защита.

Киан не обратил внимания на ее слова и, шагнув вперед, прошипел:

– Проклятье! Он идет сюда. Не заговаривай с ним, Мия. Я сам разберусь.

Когда маркиз Эксли с ленивой грацией хищника на охоте направился к Мие и Киану, тетушки, прочие родственники и воздыхатели разбежались и попрятались, точно куропатки в высокой траве. Маркиз был невысок и худощав, но под облегающей одеждой сдержанных черно-белых тонов угадывались стальные мышцы. Сюртук сужался книзу от широких плеч, обрамляя узкие подтянутые бедра и скульптурные икры ног человека, ведущего активный образ жизни. Когда он оказался на их стороне комнаты, только Мия и Киан остались, чтобы его поприветствовать.

Мия с трудом оторвала взгляд от облегающих черных бриджей и взглянула Эксли в глаза – поразительно бледно-голубые, необычного цвета, который был еще заметнее благодаря густым темным ресницам. Он слегка улыбнулся ее очевидному любопытству и перевел взгляд пугающих глаз на ее брата.

– Может, представите нас друг другу, Абермарл? – Голос у него был низкий, бархатный и внятный, такой же привлекательный, как и он сам.

Киан молчал, сжимая кулаки. Маркиз окинул юношу таким взглядом, словно тот был соринкой на шейном платке. Чем дольше он смотрел, тем больше лицо Киана покрывалось пятнами.

Мие хотелось стукнуть брата. Да что с ним такое? Вместо этого она обошла его и протянула гостю руку, надеясь прервать разыгравшуюся немую сцену прежде, чем Киан набросится на гостя.

– Меня зовут Юфимия Марлингтон.

Маркиз низко склонился над ее протянутой рукой:

– Очень рад встрече, леди Юфимия. Меня зовут Эксли.

Его губы, казавшиеся твердыми и холодными как камень, оставили пылающий отпечаток на прохладном шелке ее перчатки.

Мия присела в низком реверансе, который полагался султану. Когда она поднялась, то увидела, как одобрительно заблестели глаза маркиза. Его губы изогнулись в почти улыбке.

– Вы рады были возвратиться в лоно семьи, миледи? – такой невинный вопрос, но от Мии не укрылась ирония в голосе Эксли.

Мия бросила взгляд на отца: герцог смотрел на нее такими же суровыми, как лоно ее семьи, глазами. Неужели все в этой комнате – весь Лондон – знают, в какой стыд повергло отца ее возвращение?

Если и так, ни к чему показывать, как сильно это ее задевает.

Мия просияла, повернувшись к маркизу:

– Очень рада, милорд. Особенно меня обрадовало воссоединение с младшим братом.

Они оба повернулись к Киану. Тот смотрел на маркиза, словно видел перед собой опасную и непредсказуемую рептилию.

Улыбка сползла с лица Мии, и она уцепилась за первую же мысль, пришедшую в голову.

– Брат говорит, ваше присутствие здесь – большая редкость, лорд Эксли.

Темные брови маркиза изогнулись, словно он не ожидал, что Киан способен говорить.

– Я не любитель такого рода людных мероприятий, но ваш отец меня заверил, что я пожалею, если не приду сегодня.

На случай, если она не поняла, что ее отец организовал аукцион с ней в главной роли, Эксли начал внимательно ее изучать, как будто разглядывал кровного рысака на ипподроме. Его взгляд лизнул ее языком голубого пламени, опаляя кожу сквозь одежду и не оставляя ни единого кусочка тела невредимым. Особенно надолго он задержался на груди, которая поднималась и опадала, словно Мия только что бегала наперегонки.

Выражение его лица, прежде жестокое и расчетливое, стало… одобрительным, но все еще расчетливым.

Его беззастенчиво оценивающий взгляд вывел Киана из ступора, и он шагнул маркизу навстречу:

– Послушайте, Эксли, какого дьявола…

– Кушать подано! – громогласно объявил дворецкий.

Эксли протянул руку:

– Окажите мне честь сопровождать вас к столу, леди Юфимия.

Мия склонила голову и положила руку на гладкую прохладную ткань его рукава. Даже если бы захотела (а она не хотела), то не смогла бы устоять перед этим тихим приказом.

Глава 3

Они в молчании перешли из гостиной в столовую. Хотя Эксли был среднего роста, голова Мии едва достигала его плеча, и ему приходилось подстраивать под нее свои длинные шаги. Они замерли в двойных дверях, вместе с несколькими другими парами любуясь представшим их взорам великолепием.

Панели между тремя комнатами были открыты, образуя огромную столовую. Исполинские люстры заливали просторное помещение светом столь многочисленных свечей, что они могли бы неделю освещать половину Лондона. Обычно консервативный, сегодня герцог отказался от своих предпочтений, и блюда подавались по новой моде – а-ля рюс, когда каждый сам накладывает угощение себе в тарелку. На покрытом белой льняной скатертью столе гостей ожидали сорок кувертов, блиставших серебром, фарфором и хрусталем, при каждом – целая толпа соусников и бутылочек с приправами.

На открывшуюся гостям искрившуюся картину было больно смотреть, и гости, как бы они ни были утомлены и пресыщены роскошью, приближались к столу в молчаливом почтении.

Маркиз подвел Мию к стулу почти во главе стола:

– Ваше место здесь, миледи.

Он взглянул на ближайшую табличку, и его губы дрогнули.

– Ах, какой приятный сюрприз, – сказал он таким тоном, словно его эмоции были полностью противоположными. – Мне выпала честь обедать рядом с вами.

Было ли все дело в отвратительном приеме, который оказали маркизу ее семья и гости, или он со всеми обращался с таким презрением? Мия мысленно пожала плечами. Презрение было гораздо приятнее, чем лживая лесть других претендентов на ее руку и деньги. Вообще-то Эксли был первым из воздыхателей, найденных ее отцом, к которому она не испытала отвращения с первого взгляда, скорее наоборот. Его красота была прямо-таки возмутительна.

Герцог месяцами представлял ей подходящих, по его мнению, мужчин – почему же она только сейчас впервые встретилась с маркизом? Мия пожевала губу. Возможно, она что-то неправильно поняла и он здесь вовсе не за тем, чтобы за ней ухаживать, но тогда почему ему отвели место рядом с ней? Может быть, он…

– Добрый вечер, Мия.

Мия скривилась от этого мерзкого голоса и, изобразив на лице улыбку, повернулась к его обладателю:

– Добрый вечер, мистер Чемберс.

Достопочтенный Гораций Чемберс, нынешний фаворит герцога Карлайла из числа потенциальных зятьев, захихикал, так что все его подбородки затряслись.

– Бросьте, Мия, мы же с вами такие близкие друзья! Зовите меня просто Гори.

Мия промычала что-то неопределенное и улыбнулась. Он просиял; его взгляд пополз по ее коже – липкий, как ножки мясной мухи.

– Вы сегодня очаровательны, моя милая.

Мия едва не вырвала у Чемберса руку при виде пота, блестевшего у него над верхней губой, когда он коснулся ее запястья влажными толстыми пальцами. Чемберс был лет на десять старше, но грузное тело и нездоровый румянец на вид делали его старше герцога Карлайла. Его отеческая манера говорить контрастировала со взглядом; в прошлый раз Мия видела такой у султана, когда была еще совсем девчонкой.

Мия потянулась за льняной салфеткой, чтобы уклониться от липкого прикосновения. Взгляд выпученных глаз Чемберса скользнул по ней и уперся в маркиза. Он прищурился и хрюкнул, словно обнаружив нечто неожиданное и неприятное.

Когда Мия повернулась, чтобы проверить реакцию маркиза, то заметила, что дама, сидевшая слева от него, отодвинулась так далеко, что чуть не оказалась на коленях у своего соседа. Мия почувствовала, как шею обжигает от гнева при виде такого возмутительного поведения. «Да что с ними со всеми такое?»

– Вы часто бываете в Лондоне, милорд? – спросила Мия в надежде отвлечь маркиза от грубого немигающего взгляда Чемберса и трусливого бегства дамы слева.

Эксли с неторопливым изяществом взял со стопки фарфоровой посуды свернутую льняную салфетку.

– Моя загородная резиденция в Гэмпшире, но большую часть времени я провожу в столице.

Мия попыталась вспомнить местонахождение Гэмпшира на карте. Есть ли рядом море? Он расположен на юге? Не спросишь же маркиза, нет ли поблизости подходящего порта, из которого она могла бы сбежать в Оран.

Вместо этого она спросила:

– Вы предпочитаете жить в городе, но избегаете балов и приемов? Признайтесь, милорд, вам хоть что-нибудь доставляет удовольствие?

Маркиз внимательно посмотрел на нее:

– Мне доставляет удовольствие быть здесь сегодня.

Намек на симпатию в его прохладном голосе был едва различим, так что Мия не была до конца уверена, что ей не послышалось. Этот прекрасный айсберг что, флиртовал с ней? Если и так, то делал это очень тонко. Он вел себя совсем не так, как другие ее поклонники, которые бросались в бой за ее щедрое приданое, точно стая лаявших псов, с пеной у рта гнавших лисицу. Входил ли маркиз в число ее поклонников? Времени деликатничать у нее не оставалось.

– А ваша жена живет с вами в Лондоне, милорд?

– Моя жена уже несколько лет как умерла.

Мие было стыдно, но ее сердце затрепетало от этого известия. Какое же она чудовище! Возможно, маркиз любил жену и до сих пор горевал по ней? Она внимательно разглядывала его лицо в попытках увидеть хотя бы намек на эмоции, но так его и не нашла. По крайней мере, теперь она знала, что он вдовец и намерен жениться опять. Но для чего именно ему нужна она: ради приданого или для того чтобы обзавестись наследником? А может, для того и другого?

– У вас есть дети, милорд?

– Три дочери, – отрезал маркиз коротко, словно о потомках женского пола не стоило говорить.

– Сколько им лет, милорд?

– Старшей семнадцать, а две другие еще не вышли из классной комнаты.

Эксли повернулся, чтобы изучить индивидуальное меню, лежавшее возле его солонки; его явно больше интересовала еда, чем дочери или разговор с Мией.

Мия ничего не имела против. По правде говоря, она была рада отдохнуть от его неуютного взгляда. Маркиз горел внутренним огнем, который в одно и то же время возбуждал и утомлял. Кроме того, его внешность была так безупречна, что Мие отчаянно хотелось погладить его гладкую угловатую челюсть и ощутить, как кожу щекочут его острые черные ресницы. А этот рот…

Мия почувствовала, как у нее мурашки бегут по спине, и подняла взгляд, чтобы увидеть глаза отца.

Суровый взор зеленых глаз герцога метнулся между Эксли и Чемберсом, прежде чем возвратиться к Мие. Намек был предельно ясен. Он больше не будет поставлять ей поклонников, словно кот, таскающий хозяйке дохлых мышей. Или она сама сделает выбор между этими двумя мужчинами, или герцог выберет за нее.

Мия уже несколько месяцев догадывалась, что этот день настанет, и не теряла времени попусту. Она собирала по крупицам информацию о каждом из обедневших пэров, которые искали ее руки. Без денег и связей это было непросто.

Мия не слишком привередничала с выбором супруга, но ведь ей придется делить с ним постель – во всяком случае, до тех пор, пока не выдастся возможность сбежать, – поэтому она не хотела бы заразиться французской болезнью от бедного, но общительного лорда Харрингфорда или терпеть синяки и переломы от Горация Чемберса, которому нравилось избивать любовниц.

Совсем недавно она наводила справки о виконте Моэме. К сожалению, загородное имение молодого пэра было слишком далеко от моря, а потому не подходило для лелеемых Мией планов побега. С другой стороны, виконт был таким слабым и женствененным, что Мия сомневалась, захочет ли он возлечь с ней. Это предположение сделало Моэма ее фаворитом.

До сегодняшнего вечера.

Мия из-под опущенных ресниц разглядывала суровый профиль маркиза. Она была вовсе не против делить постель с таким красивым мужчиной, но как знать, что скрывается под его привлекательной оболочкой? Судя по тому приему, который ему оказывали сегодня, в его прошлом таилось нечто ужасное. Но с ней люди вели себя так же, хотя она ничем не заслужила такого отношения. В глазах высшего света отличаться от других значило быть изгоем.

Мия внимательно изучала красивый профиль, словно рассчитывала таким образом раскрыть все тайны маркиза.

В это мгновение Эксли решил взглянуть на нее. Его холодные глаза сверкнули при виде ее явного интереса, и губы изогнулись.

Мия рассвирепела. «Да как он смеет смотреть на меня вот так, сверху вниз? А я только-только начала ему сочувствовать». Она метнула в его сторону еще больше искр, чем он в ее, рывком разворачивая салфетку и расстилая на коленях. Она позволила этой симпатичной физиономии одурачить себя. Маркиз – всего лишь еще один мерзкий охотник за приданым, для которого она легкая добыча. Без сомнения, он рассчитывал, что она будет прыгать от восторга, раз ей выпал шанс выйти за маркиза, пусть его и избегает весь высший свет.

Мия взяла пару устриц с подноса маячившего за плечом лакея. Если маркиз хочет заполучить ее саму или ее деньги, ему придется потрудиться, как и всем остальным. У нее не оставалось больше времени для незаметного изучения потенциального жениха, так что ему придется отвечать напрямик и без лишних церемоний.

– Скажите, милорд, ваша старшая дочь выезжает в свет в этом сезоне?

Маркиз поджал губы в ответ на возобновление неприятной темы:

– Нет. Она в Гэмпшире с сестрами.

Так Эксли был из тех гадких типов, которые убеждены, что женщин и детей следует держать в деревне, пока он сам развлекается в Лондоне? Похоже, такой-то человек ей и нужен.

Кроме того, он неизъяснимо пробуждал в Мие желание иронично острить и проказничать.

– Ваши дети чахнут в одиночестве в деревне, пока вы хорошо проводите время в Лондоне?

Маркиз фыркнул, и звук подозрительно напомнил смешок.

– Их там не волки воспитывают, леди Юфимия, – с ними живет моя сестра.

– Как вы удобно устроились, лорд Эксли.

Маркиз небрежно приподнял плечо:

– Многие сказали бы, что я оказываю детям услугу тем, что живу отдельно.

– А ваша жена – вы и ей оказывали такую услугу?

Мия прикусила губу так сильно, что ощутила во рту терпкий металлический привкус крови. Да что же она творит? Она начала эту беседу, чтобы помочь Эксли избежать грубости, а не для того, чтобы самой ему грубить. И вот, потеряв нить разговора, она позволила его холодному пренебрежению к дочерям побудить себя к глупости и жестокости.

На скулах маркиза вспыхнули два красных пятна, и он впился в нее взглядом.

– Увы, единственного человека, который мог бы рассказать, какие услуги я оказываю в качестве мужа, уже нет в живых. – Он взглянул на ее декольте. – Быть может, скоро кто-то займет освободившееся место.

К лицу Мии прилил жар. Она что, покраснела? Это было так необычно, что она чуть не пропустила дальнейшие слова маркиза мимо ушей.

Эксли повернулся к ней всем телом, и от его улыбки у Мии встали дыбом волоски на шее.

– Однако говорить о моей жене уже порядком надоело. Я бы лучше поговорил о вас.

– О? – ободряющее слово слетело с ее губ, несмотря на то что разум ее бил тревогу.

– Да, я слышал, что танцуете вы просто… великолепно. – Он наблюдал за ней как мальчишка, который только что развалил пинком муравейник и теперь жаждет увидеть, что из этого вышло. – Это слухи о вашем мастерстве привели меня сюда сегодня.

Его тон был почти ласковым, когда он постарался уколоть побольнее. Мия опустила глаза, задохнувшись. «Да как он смеет?»

Она уставилась в свою тарелку невидящим взглядом. Ужасное воспоминание украдкой выбралось из темного угла ее разума, и грудь стала судорожно вздыматься, точно у загнанного зайца. Маркиз говорил про бал у лорда и леди Чарринг – первое общественное мероприятие, на котором она побывала. Прием был скромный, пришли всего-то сотни три самых известных представителей высшего света.

Ребекка внимательно подошла к выбору первого партнера по танцу для Мии, отдав предпочтение пожилому мужчине из числа приятелей герцога. Спустя несколько минут танца – шотландского рила – его лицо стало пугающе красным. Тревожась о его здоровье, Мия предложила ему отдохнуть. Стоило им отделиться от массы танцующих, герцог набросился на нее, словно карающий ангел: вцепился ей в руку так, что появились синяки, и потащил прочь из бального зала на глазах у половины высшего света.

Мия недоумевала: что сделала не так? Она обожала танцевать, и это у нее получалось великолепно. Даже когда Баба Хасан перестал желать ее как женщину, по-прежнему посылал за ней, чтобы станцевала для него.

Ей никогда еще не доводилось видеть что-то настолько ужасное, как ледяная ярость ее отца в тот вечер. Мия содрогалась при одном воспоминании. Это мгновение стало для нее судьбоносным – именно тогда она окончательно поняла, что не сможет жить в этой стране.

Мия подняла взгляд на человека, который только что ткнул ее носом в это унизительное воспоминание. Маркиз смотрел на нее в упор, и лицо его оставалось непроницаемым. Мия осознала, что не стоило, наверное, лезть в чужое прошлое так бесцеремонно, но раздавила эту непрошеную мысль, словно назойливое насекомое.

Вместо того чтобы ткнуть в Эксли вилкой, как ей хотелось, Мия мягко ему улыбнулась:

– Жаль, что вас там не было, милорд: возможно, я могла бы вас чему-то научить.

Зрачки маркиза расширились, и он наклонился к ней:

– Возможно, вы сможете меня чему-то научить сегодня. У вас есть еще не занятые танцы, например рил?

Ненавистный, гнусный негодяй!

– Если хотите поразвлечься – что ж, я оставлю за вами первый танец. – Мия поставила точку в разговоре, повернувшись к маркизу спиной.

Глава 4

Адам посмотрел на напряженные плечи и неподвижную спину Юфимии и поморщился. Она его спровоцировала, а он ответил ей тем же, не подумав, резко и некрасиво; обычно он такого себе не позволял.

Она рассмеялась над чем-то сказанным Горацием Чемберсом, и тот так широко улыбнулся, словно его лошадь только что получила Золотой кубок в Аскоте. Старый развратник смотрел на дочь Карлайла с ревностью любовника с той самой минуты, как гости уселись за обеденный стол. Стоило ей отвернуться от Адама, Чемберс набросился на нее, точно кабан во время гона.

Старикашка имел дурную репутацию мерзкого извращенца, но был ли сам Адам намного лучше? Он повел себя с Юфимией Марлингтон как жестокое чудовище, которым его считали: сидел с ней за одним столом и принимал участие в этом фарсе. Нет, Адам ничем не отличался от Чемберса и прочих жутких выродков, собранных Карлайлом.

Его захлестнуло волной отвращения к самому себе. Он и правда так низко пал? Станет ли он биться с извращенцами, пьяницами и больными охотниками за приданым за женщину, которую наверняка никто не спросил, хочет ли она принимать участие в этом подлом аукционе? Готов ли он отказаться от остатков чувства собственного достоинства ради наследника?

Лакей унес тарелку с нетронутым супом, и еще трое слуг возникли у него за спиной с тарелками, полными деликатесов. Адам ни разу не выходил в свет с тех пор, как стало модно подавать угощение а-ля рюс: находил это утомительным.

Жестом приказав другому лакею долить ему мадеры, Адам скользнул взглядом по остальным гостям за столом – ни один из которых не взглянул на него самого, – размышляя о сидевшей рядом с ним даме и неожиданном эффекте, который она на него произвела. Сегодня он совсем не ожидал увидеть такую женщину. Его привлекло вовсе не ее красивое лицо и прелестная фигура – больше всего его поразили ее глаза цвета морской волны, полные любопытства, юмора и просто бьющей через край жизни.

Адам спохватился, поняв, что ее идеальный профиль вновь приковал к себе его взгляд. Она двигалась с таким изяществом, что даже немудреный процесс поедания угощения этим прелестным розовым ртом казался какой-то извращенной восточной практикой. С такой внешностью и деньгами ее отца она без труда нашла бы достойного супруга, но ее отец собрал на этом балу худших из худших.

Должно быть, она совершила что-то поистине чудовищное.

Адам горько скривил губы: не ему думать такое о ком бы то ни было. Что, если она виновата лишь в том, что о ней ходят дурные слухи? Кому, как не ему, знать, как запросто высший свет приговаривает своих представителей без суда и следствия?

Юфимия искоса взглянула на него зелеными кошачьими глазами и заметила, что он засмотрелся на нее. С чуть заметной издевательской улыбкой она приподняла огненно-рыжую бровь.

Адам намеренно последовал ее примеру, весело наблюдая, как она безуспешно пытается сдержать улыбку. Едва появившись, улыбка становилась все шире, обнажая ровные белые зубы и создавая крошечную изогнутую ямку в уголке губ.

– Чем вы планируете заняться, когда сезон закончится? – спросил Адам как можно вежливее, решив вести себя достойно до конца обеда.

– Мы вернемся в наше родовое гнездо.

Может, она и подарила ему улыбку, но сдержанность в ее голосе дала ему понять, что он еще не до конца прощен. Юфимия взглянула на блюдо, которое поднес ей лакей, ее губы скривились в презрительной гримасе, и тем не менее она положила немного угощения себе в тарелку.

– Вам не нравится заливное из семги? – весело спросил Адам.

– Для меня это непривычно.

– О! К чему же вы привыкли?

Юфимия наморщила носик и ткнула вилкой в студенистую массу:

– Я бы не отказалась от чего-нибудь поострее детской еды.

– Например?

Глаза Юфимии блеснули, а губы изогнулись в чувственной улыбке, от которой вся кровь Адама прилила к одному месту.

Что за чертовщина? Пришлось сделать большой глоток вина.

Юфимия тяжело вздохнула, отчего то, что скрывал лиф ее платья, соблазнительно всколыхнулось, а у Адама вся кровь взволновалась.

– Я давно мечтаю о финиках.

– О финиках? – переспросил Адам.

– О финиках. – Юфимия страстно сощурила изумрудные глаза. – Сладких, пухлых и горячих. – Кончик ее розового языка на мгновение высунулся изо рта, и сердце Адама пропустило удар. – Они крепкие, липкие и взрываются от малейшего прикосновения языка, наполняя рот терпким жаром.

Вилка Адама звякнула о тарелку.

Губы Юфимии приоткрылись, и она поднесла руку к своей шее, мягко ее погладила.

– Я изнываю по кускусу, пропитанному таким количеством масла, что оно стекает вниз по горлу.

Боже милостивый! Адам шумно сглотнул, чувствуя, как под тканью бриджей его естество увеличивается до недопустимых размеров, словно стремясь пробить деревянную столешницу. Поерзав на стуле и поморщившись, он снова поднял взгляд.

Глаза Юфимии были открыты и больше не выражали страсти, только веселье. Что бы она ни прочитала на его лице, это вызвало у нее усмешку.

Подлая дерзкая девчонка довела Адама до такого состояния всего лишь парой слов о еде! Невольное восхищение боролось в нем с необу