автордың кітабынан сөз тіркестері  Профайлер. Ты умрешь в Зазеркалье

Юлия Лист

Фото на паспорт – это всегда какой-то ужас. Если и существовал человек на земле, который бы походил на свое изображение на документах, то только какой-нибудь скрытый пришелец с планеты, где не действовали законы гармонии. Вера никогда не носила волосы собранными. Но, когда фотографировалась на ВНЖ, ее попросили их убрать, чтобы были видны уши

Вера, ты объяснишь лучше, – обратился к ней Эмиль. И добавил, повернувшись к комиссару:
– Вера имеет опыт работы детским психологом.
– Он обучился носить социальные маски благодаря родному отцу, – проговорила Вера, сложив руки на папке поверх колен. – Когда ребенок вынужден расти с неадекватными родителями, он учится подстраиваться под их взрывное настроение. Это своего рода защита. В детстве мы не видим недостатков своих родителей, папа и мама для нас целый мир, какими бы они ни были плохими. Ребенок садиста, агрессора просто принимает своего родителя разным. Иногда ребенку может казаться, что отец злится, потому что он – ребенок – плохой, и старается это исправить, становясь еще более послушным. Он гнется, как расплавленный металл. Один путь развития психики такого ребенка – стать патологической жертвой, ведь он принимает как должное поведение агрессивного родителя. Второй – самому вырасти агрессором.

– Мы просто пытаемся разобраться в том, с кем общалась Аксель Редда, – смягчился Эмиль, поднялся и подошел к испанскому инспектору, желая что-то спросить. Но тот вдруг осел, его колени подогнулись, глаза закатились, и он рухнул в обморок.
Эмиль посмотрел на распростертого у его ног инспектора и приподнял бровь. Вера, не выдержав, бросилась к нему и, подхватив за подмышки, попыталась усадить. Эмиль вздохнул и присел помочь. Вера привалила его к своему плечу, а шеф залепил две звонкие пощечины.
Тот ахнул, отпрянув от них, захлопал глазами и стал извиняться.
– Вы принесли все, что я просил? – прервал его лепет Эмиль.
Инспектор закрыл рот и, выпучив глаза, кивнул.
– Это что за девичьи нежности в самый разгар операции? – повысил голос тот.
– Простите! У меня проблема с ограниченным пространством… клаустрофобия, но я ее почти вылечил.
– Что? – скривился Эмиль. – У вас же такие блестящие результаты в Авиле[20]. Какая еще клаустрофобия?
– Простите меня! Ради бога, простите, – бормотал испанец, покраснев. Он смущался и прятал глаза. Наконец парень поднялся, подбежал к столу и распахнул первую папку сверху. – Это незакрытые дела, подходящие под наш случай. Семь человек – все туристы, кроме одного, – были найдены в состоянии опьянения, мертвецки пьяными и… мертвыми. – От волнения он запутался в английских словах. – Двое попали под машину при невыясненных обстоятельствах, тоже были мертвецки пьяны. Вскрытия не делали, только брали анализ на токсикологию.

Раньше Вера думала, что в нем дремлет латентный маньяк. Но в этом деле с Аской она вдруг открыла, каким Эмиль все же может быть чутким. Свою эмпатию он умело прятал под маской циника, научившись никому не показывать истинных эмоций. Ведь он их изучал и знал, как ими управлять. Похоже, способность к сочувствию у него была более развитой, чем у большинства. И мыслить, как преступник, он умел благодаря очень буйной фантазии, которая обычно сильно коррелирует с высокой эмпатичностью. Едва его мозг натыкался на загадку, как тотчас начинал генерировать вероятности.

Фото на паспорт – это всегда какой-то ужас. Если и существовал человек на земле, который бы походил на свое изображение на документах, то только какой-нибудь скрытый пришелец с планеты, где не действовали законы гармонии

готово». Вера давно подозревала, что Эмиль все-таки чуточку психопат, и если бы не занимал голову расследованиями и монографией по психологии лжи, то стал был вторым Джеком-потрошителем. Он был из тех, кому не приносили удовольствия простые радости жизни. Он должен был, как истинный паранойял, биться за некую призрачную справедливость и, как истинный шизоид делал это весьма оригинальным манером, действуя по кодексу, известному только ему одному.
Но в то же время… в его поведении иногда проскальзывала настоящая, неподдельная эмпатия.
За

Он терпеть не мог незавершенных дел, его мозг взрывался, если что-то не получалось сразу. Возможно, это единственный для него способ получить достаточную дозу серотонина – поставить галочку в графе «готово

Она привыкла терпеть боль и уже давно перешагнула тот порог, где вообще не существует понятия боли для ее физической оболочки. Возможно даже, она ее жаждет и наслаждается

Эмиль при своей несколько отталкивающей внешности умел осуществлять потрясающую подстройку к людям. С паранойялами он был эмпатичным, с подвижными и жизнерадостными гипертимами умел проявить тревожность и даже печаль, с властными эпилептоидами становился истероидом, принимался играть на публику, завлекая людей в ловушки их страхов и тайных желаний.
Перед ним стоял точно такой же паранойяльный шизод, как и он сам. С не меньшей способностью к манипуляциям. Только женского пола. Она пришла к нему с мечом, имея намерение вывести из себя. Он это понял и тотчас преобразился в эмпата: смягчил лицо, голос, добавив в тон нотку наивности.
Но

Мы все – тени своих отцов, и в этом наше проклятие. Вечно хотим изменить все вокруг, не понимая, что мы клоны клонов предыдущих таких же