В небе праздничном, безразничном, фольговом, В небе жгучем, незапамятном, фольгучем Видно лестницу, приставленную к тучам, Сверху донизу исхоженную словом.
И одное семенит, А другое голосит, А мое на перекладине качается-висит,
Еле держится, Скоро сверзится.
Побегут к нему товарищи с расспросами, Безъязыкими, равно – разноголосыми, С клекотом, с кряктом: Как оно? как там?
А в ответ, как колокол, мычат без языка: – С пятой перекладины такая музыка!
Тебе, но голос музы тесной Не впору слуху без ушей, Ни уху ростом в круг небесный, Ни телу, что уже – уже. Вот, чернозем не без жильца. Вот чернозем, но где жилица? А воздух – вон: тобой клубится, Тобой разглаживается. Узнай, по крайней мере, зренье, Сшивающее переплет, Скача качелями в сирени В тут-свет – и тот
Густым темно от сантиментов. Поглажу воздух – и пойдет К твоим за триста сантиметров Ногам. И голову кладет.
Ты здесь, мы в зеркале одном. Мы выдыхаем об одном. А дух, как ветер, через вдох Заходит в разум и наружу На каждый подколодный ох, Каким себя и обнаружу.
Кажется, умру при виде: Свет, как в аварийный выход. Никого, куда ни выйди. Не к кому молчать ли, выкать. Край, изогнутый подковой. Ни ответа. Где ни «где ты» — Росписи подпотолковой Пух и перья и рассветы, Вдоль которых кочевати, Там и сям вертя глазами, Бедной барышней на вате. Вся-одна в пустом сезаме.
