Глава 2

Это что сейчас было?

Катя заторможенно моргнула. Потом моргнула еще раз. Это что, был Захар?!

Катя прекрасно помнила, что три года назад, когда они виделись в последний раз, он был толстым ботаном со стрижкой под горшок и двумя подбородками. Десять волосинок, которые из них торчали, Захар гордо именовал бородой и упрямо отказывался сбривать. А еще он носил жилетку с карманами, как у Катиного деда. Но деду-то было почти восемьдесят лет!

Парень в дверях оказался совершенно другим. Катя отлично его разглядела: надо сказать, это было несложно, ведь на нем не было никакой одежды, кроме белого полотенца, небрежно повязанного вокруг бедер.

Ма-а-аленького такого полотенчика.

Широкие крепкие плечи, влажные и растрепанные темно-каштановые волосы… В полутьме коридора Катя не рассмотрела толком, виднелись ли где-то там кубики пресса, но пузо не висело точно. А еще, кажется, у него в одном ухе была серьга – что-то блеснуло рядом с левой щекой.

Катя задумчиво сунула в рот кончик косы и тут же выплюнула. Тьфу, идиотская привычка! Может, у нее галлюцинации? Опухоль мозга? Это бы все объяснило. Ведь не может же человек так измениться за пару лет. Или она, как всегда, все напутала, и это вообще был не Захар?

Катя в замешательстве переступила с ноги на ногу. На всякий случай проверила номер квартиры и нахмурилась. Нет, все-таки это был Захар. Она узнала его по прищуренным карим глазам и длинному прямому носу, который он в детстве постоянно совал в ее дела. Тогда на этом самом носу криво сидели квадратные очки в коричневой оправе. Но если это и правда Захар…

Какого помидора он захлопнул дверь у нее перед лицом?

Катя надавила на кнопку звонка, только на этот раз не убирала палец целую минуту. Затем повторила пытку снова, злорадно представляя, как Захар за дверью корчится от мигрени и бьется в конвульсиях.

Бз-з-з-з-з-з-з-з-з!

Он что там, оглох что ли?

– Быстро открыл! – заорала Катя, барабаня в дверь.

Что б его! Мама ни за что не поверит, что Захар ни с того ни с сего захлопнул дверь у нее перед носом. Он же «ох-ах, такой воспитанный мальчик!». А если и поверит, то непременно обвинит во всем ее: мол, это она, Катя, что-то не так сделала. Например, ляпнула глупую шутку или с ходу рассказала, что большая часть ее чемодана забита комиксами и смешными носками.

– Заха-а-ар! Открывай!

Ну почему у нее вечно все так сложно? Почему у всех вокруг нормально и легко, а у нее через…

Бз! Бз! Бз!

Катя несколько раз коротко надавила на звонок и, сдавшись, уселась на коврик возле двери. Отлично. Вот здесь она и проживет следующие пять месяцев до сессии. Будет воровать собачью еду у соседского той-терьера и побираться объедками из магазина «…одукты». Лучше уж так, чем вернуться домой и позволить маме запихнуть ее в какое-нибудь кошмарное место. Например, на факультет стоматологии местного вуза… Она и так потратила свои лучшие годы на подготовку к ЕГЭ по химии и биологии! Должна же уже когда-то наступить настоящая веселая молодость?

Привалившись спиной к двери, Катя вытянула ноги и начала методично биться затылком о дверь. Бам. Бам. Бам.

Бам.

Возможно, она заработает сотрясение мозга. Тогда Захар над ней сжалится и…

Дверь распахнулась так неожиданно, что Катя рухнула в полутемный коридор, с размаху треснувшись головой об пол. Твою ж мать! Затылок обожгло острой болью (вот теперь у нее ТОЧНО будет сотрясение), а перед глазами заплясали черные точки. Катя глухо застонала и неопределенно взмахнула рукой, чтобы их прогнать, но вместо этого зацепилась пальцами за что-то мягкое и прохладное. С тихим шорохом неизвестное «мягкое и прохладное» упало Кате на лицо, и она едва не замурлыкала от облегчения. Влажненькое. Холодненькое. Пахнет чем-то восхитительно свежим и тропическим. Грейпфрутом?

Возможно, Катя на пару секунд потеряла сознание (это не точно), но грубый насмешливый голос бесцеремонно выдернул ее из блаженного забытья.

– И долго ты собираешься нюхать мое полотенце, извращенка?

Встрепенувшись, Катя рывком села и заморгала в попытке вернуть зрению ясность. Ой-ей, бедная ее голова!

– Какое еще полотенце? – глухо выдавила она.

– Которое ты так нежно прижимаешь к груди. Точнее, к тому месту, где у девушек обычно бывает грудь, – с неуместной любезностью пояснил все тот же насмешливый голос.

Катя посмотрела вниз и с недоумением уставилась на белое полотенце, которое соскользнуло с ее лица. Так вот что так приятно охладило ее несчастную головушку! Полотенце показалось Кате смутно знакомым. Маленькое… Беленькое… Она напряглась, пытаясь ухватить за хвост вертлявое воспоминание и…

Вот блин!

Это же то самое полотенце, которое (как могло) прикрывало жизненно важные части тела Захара! Не-не-не, она однозначно не готова к тому, чтобы увидеть его голым. Жизнь ее к такому не готовила и однозначно никогда не подготовит.

С трудом сдержав рвущийся из груди вопль, Катя метнула полный ужаса взгляд наверх, а Захар… Фух. К счастью, он уже успел надеть просторные штаны и накинуть на плечи какой-то странный короткий халат. Судя по всему, она выдернула полотенце у него из пальцев, а не стащила с голого зада. И, честное слово, никаких сожалений по этому поводу она не испытывала!

М-да.

– Так и знал, что ты извращенка, – фыркнул Захар. И Катя поняла, что ее взгляд неприлично долго «завис» на ширинке его штанов. Она просто задумалась! Но со стороны и правда, наверное, казалось, что она беззастенчиво разглядывает зону бикини Захара.

Вот же позорище!

Катя густо покраснела и швырнула полотенце Захару. Тот подхватил его в полете, скрутил в комок и, скривившись, метнул обратно.

– Оставь себе.

– Да не нюхала я его! – возмутилась Катя. Ну, то есть, конечно, она ощутила аромат. Не могла же она вообще не дышать, пока эта штука лежала у нее на лице! Но это не значит, что она его специально нюхала. – Сам себе оставь свое полотенце, придурок.

Кряхтя, как старая бабка, Катя наконец поднялась и отступила на безопасное расстояние. Ее спина почти уперлась в стену возле распахнутой входной двери и пустых крючков вешалки, но так ей хотя бы перестало казаться, что Захар угрожающе над ней нависает. Надо признать, он оказался неожиданно высоким. Или всегда был таким? И да, у него в ухе действительно блестела маленькая сережка в виде какого-то иероглифа. Еще и татуировка под ключицей появилась. Катя наклонила голову набок, пытаясь рассмотреть непонятные закорючки, но те сбегали вниз, теряясь в складках халата.

– Смотрю, ты ни капельки не изменилась, – лицо Захара неприязненно скривилось. – Сиротка, тебя вообще воспитывали? Как можно так пялиться?

– Отвали, – огрызнулась Катя и затащила в коридор свой чемодан. – Чья бы корова мычала. Не ты ли десять минут назад хлопнул дверью у меня перед носом? Интересно, это потому что у тебя хорошие манеры?

– Нет, – холодно зыркнул Захар. – Это потому, что я не хочу, чтобы ты тут жила.

– Прекрасно! – Катя сложила руки на груди. – Потому что я тоже не хочу тут жить.

– Чудесно.

– Изумительно.

– Роскошно!

– Вообще зашибись!

Захар шагнул вперед, чуть не впечатав Катю в стену. От неожиданности она шарахнулась в сторону и едва не налетела виском на крючок вешалки, но Захар всего лишь подхватил одной рукой ее чемодан и бесцеремонно выставил его за дверь.

– Ну вот и решили. Маме привет.

Катя застыла с открытым ртом, а Захар начал подталкивать ее к выходу. Стоп! Катя ухватилась за косяк и уперлась ногами в порожек.

– Ничего мы не решили, – возмутилась она. – А ночевать-то мне где?

Оставив вопль Кати без ответа, Захар схватил ее за талию и толкнул вперед, пытаясь оторвать от дверного косяка. Его руки – сильные и уверенные – сжимали ее так крепко, что это объятие вполне могло бы сойти за одно из самых страстных в Катиной жизни. Если, конечно, не считать того, что Захар в этот момент пытался от нее избавиться.

– Помогите! Грабят! – истошно заорала Катя. – Помо…

– Закрой рот! – Захар затащил ее обратно в квартиру и захлопнул дверь. – Тут двери картонные. С ума сошла?

Катя с трудом удержалась от того, чтобы вскинуть руку в ликовании. Ха! Накось выкуси, так просто от нее не избавиться! Первый раунд за ней. Осталось телепортировать в квартиру несчастный чемодан.

– Послушай, – примирительно начала Катя. Захар в ответ подозрительно прищурился. – Давай договоримся, ладно? Ты мне – десять минут своего времени, а я тебе – печеньки твоей мамы. Шоколадные. С эм-энд-эмсинами, как ты любишь. Сядем, выпьем чаю, обсудим варианты…

– Нет никаких вариантов, – буркнул Захар, но от Кати не укрылось ни то, какими голодными глазами он посмотрел ей за спину, ни то, как дернулся его кадык, когда Захар проглотил слюну. Судя по спортивному телосложению, печеньки в его рационе встречались нечасто. Скорее отварные куриные грудки или что там еще едят качки. Сырые яйца? Пророщенную фасоль?

– Конечно-конечно. – Катя закивала и, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы в щель пролез чемодан, втащила его в комнату. Сколько она уже с ним таскается? Прикосновение к пластиковой ручке показалось Кате почти что дружеским рукопожатием – подбадривающим и полным оптимизма.

«Приехали! – мысленно фыркнула она. – Плохи твои дела, Сиротина, если ты начала считать лучшим другом чемодан».

Вжикнув молнией, она откинула крышку своего нового лучшего друга и призывно встряхнула прозрачный полиэтиленовый пакет с печеньками.

– Десять минут, и они твои. Согласен?

В детстве Захар просто с ума сходил по этим печенюхам. Однажды даже расплакался, когда Катя съела последнее. А ему, на минуточку, было тогда тринадцать! Медленно (чтобы не спугнуть), Катя развязала пакет. Угрожающе прищурилась. Просунула руку внутрь. Если она права, то сейчас…

– Дай сюда! – Захар выхватил пакет и наставил на Катю палец. – Стой тут. Молча! – взвился он, стоило Кате открыть рот. – Мы только поговорим. Поняла? И не в комнате, а здесь, в коридоре. Позвоним нашим сумасшедшим мамашам и объясним, что это бред. Молчи! Кивни, если поняла.

Катя снова усердно закивала. Захар недоверчиво нахмурился и на всякий случай повторил:

– Стой тут. Ничего не трогай. Лучше даже не дыши.

Ага, как же! Стоило Захару скрыться на кухне, Катя тут же выскочила из кроссовок и тихо прокралась в комнату. Главное, проникнуть на территорию врага, а там уж она найдет способ укрепить свои позиции.

Конечно, Катя не планировала оставаться здесь на все время учебы. Переночует, отправит маме радостное пижамное селфи с унылой рожей Захара на заднем плане, а утром преспокойно поедет в общагу. Она ведь так и не отказалась от своего места… А что такого? Родителям все дети врут, это неотъемлемая часть сепарации! И потом, ну не хочет она жить с Захаром! Тем более в этом… свинарнике.

Квартира Захара оказалась неожиданно просторной для одного человека и просто чудовищно грязной. Катя потрясенно оглядела стопки грязных пластиковых тарелок на подоконнике и заваленный хламом желтый диван. Осторожно обошла минное поле разбросанных по полу носков (фи, все черного цвета, как скучно) и, наконец, остановилась возле еще одной двери, которая, очевидно, вела во вторую комнату. Отлично, этой ночью она спит здесь.

Катя схватилась за ручку. Потянула дверь на себя и пошарила рукой по стене, нащупывая выключатель.

– Стоять! – оглушительно рявкнул Захар, вихрем проносясь по комнате и с грохотом захлопывая дверь у Кати перед носом. Опять! – Не смей туда заходить. Ты поняла меня? Это запрещено!

Катя едва успела отдернуть пальцы. Еще мгновение, и ей бы точно пришлось распрощаться с мечтой рисовать комиксы. Мысль оказалась такой пугающей, что Катя даже забыла возмутиться тем, что Захар ей приказывает.

– У тебя там что, волшебная роза под стеклянным колпаком? – напряженно поинтересовалась она. – И тебе надо влюбить в себя девушку, пока не упал последний лепесток?

Захар посмотрел на нее как на умалишенную.

– Это из мультика, – терпеливо пояснила Катя. – Ну, знаешь, про «Красавицу и чудовище». Ого. Вау. У тебя даже ноздри раздуваются прямо как у чудовища. И, откровенно говоря, характер у тебя тоже чудо…

– Я оставил тебя всего на минуту. – Захар стиснул виски с таким видом, словно переживал мучительный приступ головной боли. – Всего на одну! А ты уже без спроса шастаешь в моем доме. Лезешь куда не просят. Вторгаешься в мое личное пространство, как, впрочем, и всегда!

– К слову, пространство не помешало бы и убрать, – скромно вставила Катя.

Если бы взглядом и правда можно было обжечь, от Кати осталась бы только жалкая горка пепла. Не сказав больше ни слова, Захар вытащил из кармана штанов небольшой серебристый ключ и закрыл дверь за Катиной спиной на замок. Катя насчитала аж три оборота! А после ключик снова исчез в его кармане. Кате не к месту вспомнилось, как мама Захара до восьмого класса заставляла его носить ключ от квартиры на веревочке на шее. Ох и доставалось же ему за это от других пацанов.

– Ты, – рыкнул Захар, больно ткнув Катю пальцем в плечо. – Сядь сюда. – На этот раз он ткнул пальцем в диван. – Сядь сюда и не двигайся. Тебе ясно? Сделаешь хоть один крошечный шаг, и я выкину тебя на улицу через окно.

Катя благоразумно промолчала. Послушно смахнула с дивана мятую футболку, сгрузила на пол наполовину пустую пачку кетчупа и две чашки с остатками кофе, подвинула стопку каких-то распечаток в сторону и, наконец, с достоинством опустилась на диван. Руки Катя положила на колени, словно примерная школьница, но Захара этот спектакль не впечатлил. Надо же, какой умный мальчик…

– Сиди, – снова приказал Захар, напряженно вглядываясь в Катю. Несколько мгновений они играли в молчаливые гляделки, а затем Захар, постоянно оглядываясь, быстро пошел на кухню за чаем.

Катя проводила его взглядом и тут же повернулась к запертой двери. По ее лицу расползлась широкая хищная улыбка.

Так-так-так, Захар…

Какие же секреты ты хранишь за этой дверью?

Глава 3

Молчание затягивалось.

Захар угрюмо поглощал печенье, положив пакет себе на колени, а Катя потягивала чай и изо всех сил старалась не пялиться на закрытую дверь. Рядом заряжался телефон.

– Даже не думай об этом.

Интересно, можно ли незаметно снять ее с петель, когда Захара не будет дома, а потом повесить обратно?

– Алло?

Или как бы случайно вылить на Захара горячий чай (ай-яй, какая я растяпа!), а когда он с воплями побежит в ванную, на ходу стягивая с себя штаны, вытащить ключ у него из карма…

– Катя!

Катя вынырнула из своих мыслей и поняла, что все-таки пялится на дверь. Блин! Да что там такое? Нахмурившись, она потянулась за печеньем у Захара на коленях, но тот с непроницаемым видом спрятал пакет за спину. Пф-ф-ф, детский сад, штаны на лямках…

– Ты допила? Не важно. Я звоню своей маме, а ты – своей. Говорим, что нам очень жаль, но, к превеликому сожалению, мы не сошлись характерами и не можем жить вместе.

– Потому что ты извращенец и у тебя там «Красная комната»?

– Что?

Катя понизила голос и пробасила:

– Я не занимаюсь любовью, Анастейша. Я трахаюсь… жестко.

Захар обреченно уронил голову в ладони.

– Все. С меня хватит. Я понятия не имею, о чем ты все время говоришь! Ты просто… ненормальная.

Катя польщенно улыбнулась. Быть нормальной – это последнее, чего ей хотелось, потому что по-настоящему великие дела творят именно странные люди. Чудики с нестандартным мышлением и смехотворно огромными амбициями! Прямо как у нее.

Раз – стать комиксистом с мировым именем.

Два – открыть свою сеть художественных школ, где будут учить самовыражаться, а не ломать себя в угоду программе.

И, наконец, три – жить на доходы от творчества. И жить хорошо!

Мама вечно шутила на тему того, что дочке нужна губозакатывательная машинка, и Катя ненавидела эту «шуточку» с жаром миллиарда извергающихся вулканов. Не обязательно было все время напоминать ей, что она чего-то недостойна. Это же не так!

Ведь правда?

Захар снова вздохнул, а Катя, вздрогнув, поежилась и сделала торопливый глоток чая, который, естественно, обжег ей нёбо.

– Послушай, – начала она, стараясь, чтобы ее голос звучал убедительно и весомо, а не по-детски пискляво, как обычно. – Я не собираюсь у тебя жить. У меня вообще-то есть место в общаге. Но мне очень нужно, чтобы моя мама думала, что я здесь живу, понимаешь? От тебя всего-то потребуется малю-ю-юсенькая услу…

– Не заинтересован.

Катя усилием воли подавила желание метнуть ему в голову чашку с остатками чая. Интересно, получится ли списать его смерть на несчастный случай?

– Пожалуйста, – проскрипела она. – Ты же знаешь наших ненормальных мам.

– О чем ты? Моя мама супер.

– Твоя мама заставляла тебя носить в школу гамаши! В одиннадцатом классе!

Захар флегматично пожал плечами, и Катя невольно обратила внимание на то, какие они широкие. И, наверное, твердые на ощупь. В ее теле такими твердыми были только локти и коленки. И, возможно, лоб.

– Может, застегнешь уже свой халат? Ты что, эксгибиционист?

Честно говоря, слова вырвались из ее рта еще до того, как она успела обдумать, стоило ли их произносить. Проклятие! Конечно, не стоило. Захар вопросительно приподнял бровь, ухмыльнулся и пальцем собрал прилипшие ко дну пакета крошки печенья. Неторопливо отправил их в рот и только после этого соизволил ответить. Голос его сочился самодовольством, словно губка для мытья посуды, на которую плеснули щедрую порцию «Фейри».

– А что, тебя отвлекает?

– Ты не в моем вкусе, – с достоинством фыркнула Катя. По крайней мере, ей хотелось верить, что звучало это именно так. Высокомерно. Иронично. Возможно, даже величественно.

– Слишком умный?

Катя все-таки швырнула в него – правда не чашку, а грязный носок, который подхватила с пола. Тот драматично приземлился у ног хозяина и немедленно слился с кучей таких же черных носков.

– Ненавижу тебя, – буркнула Катя.

– Приятно знать, что наши чувства взаимны, – хмыкнул Захар.

Катя показала ему средний палец.

Возможно, это было не лучшее начало разговора, но Катя просто ничего не могла с собой поделать. С самого детства в Захаре было что-то такое, от чего у нее напрочь сносило крышу, только не в романтическом смысле, а наоборот. То, как он говорил, выглядел, двигался – стоило ему появиться поблизости, и она вся вспыхивала от раздражения и гнева! Может, дело было в том, как он всегда шел на поводу у своей матери, даже не пытаясь сопротивляться? Катя так не могла. Она юлила, боролась, бесилась, врала, изворачивалась… Раз за разом с боем отстаивала свое право быть собой! По камешку выстраивала границы и уж точно не собиралась все это терять.

– Ладно. – Катя выпрямилась и цепким взглядом впилась в Захара. – Давай договариваться. Умники вроде тебя ведь любят всякие договоры, верно?

– Умники вроде меня любят, когда идиотки вроде тебя держатся подальше.

– Ха-ха, – отмахнулась Катя. – Но я говорю о взаимовыгодной сделке. Давай так: я навожу в этом свинарнике идеальный порядок раз в месяц, а ты соглашаешься фоткаться со мной после каждой уборки, чтобы я отправляла маме доказательства нашего счастливого соседства. И в качестве извинения за негостеприимный прием ты разрешишь мне остаться здесь на ночь. Только сегодня! Завтра я перееду в общагу, а ты узнаешь, какого цвета в этой квартире полы. По-моему, сделка века. Что скажешь?

– А что насчет денег за аренду?

«Вот же говнюк», – с уважением подумала Катя, отдавая должное его хватке.

– Извини, но тут голяк. Моя мама будет переводить твоей, а твоя – оплачивать бабке, у которой ты снимаешь. Увы. А то бы распилили пополам.

Захар задумчиво постучал пальцами по подлокотнику и, запахнув наконец халат (или что это такое было), подозрительно нахмурился. Его голос зазвучал по-мультяшному высоко и испуганно:

– Ты же не рассчитываешь, что я займусь с тобой сексом? Потому что я совершенно точно…

Катя все-таки не удержалась и метнула в него чашку, но Захар легко поймал ее в полете. Посмеиваясь, поставил на пол возле своего кресла и попутно разрушил башню из пластиковых контейнеров с остатками какой-то еды.

– Да шучу я, шучу! – широко улыбнулся он, примирительно поднимая вверх руки. – Мы же оба прекрасно знаем, что у меня на тебя не встанет. Я видел, как ты упала в слоновью какашку в зоопарке.

– Это было сто лет назад!

– Детали, детали…

– И это ты меня толкнул, а потом сказал, что случайно!

Захар наклонился, делая вид, что принюхивается, и что-то внутри Кати взорвалось. Острые осколки впились во внутренности, и Катя, вопя от ярости, бросилась на Захара с кулаками.

– Ненавижу тебя! – зарычала она, замахиваясь. – Несносный! Мерзкий!

Захар с легкостью перехватил ее руки и крепко стиснул запястья. Катя немедленно пустила в ход колено, пытаясь врезать ему между ног, но засранец без всяких усилий увернулся. Вскочив с кресла, он толкнул Катю назад и та, испуганно охнув, рухнула спиной на диван. Ее косища взметнулась вверх и упала на глаза, закрывая обзор, поэтому Катя не увидела, но однозначно почувствовала, как Захар сел на нее сверху. Его тело на мгновение словно выдавило из нее весь воздух.

– Слезь с меня! – завопила Катя, чувствуя, как ярость сменяется быстро нарастающей волной паники. Если она превратиться в цунами… – Слезь с меня, слезь с меня, слезь с меня!

– Боже, ну и громко же ты орешь.

Выпустив Катины запястья, Захар оттолкнулся рукой от дивана и одним ловким движением поднялся на ноги. Катя подтянула колени к груди и, перекатившись, резко села. Она изо всех сил пыталась не дрожать.

– Из-за тебя я опять вспотел, – недовольно пробурчал Захар. Его голос доносился словно из-под воды. – Бери одеяло и подушку в шкафу. Ложись… где-нибудь. На коврике возле унитаза?

Захар явно ее поддразнивал, но Катя молча сползла с дивана и прошла мимо. Достала из шкафа все необходимое, забралась в кресло, свернулась калачиком и накрылась одеялом с головой.

– До чего же сложно вас, девушек, понять… – донеслось до нее бормотание Захара. – И будь любезна не шуметь утром, мне ко второй паре.

Спустя несколько минут хлопнула дверь ванной, зашумела вода. Захар плескался не меньше получаса, так что Катя успела основательно прийти в себя и даже переодеться в пижаму. Вид любимых домашних шортов и огромной папиной футболки с надписью «Воронежсинтезкаучук» растрогал ее чуть ли не до слез. Шмыгнув носом, Катя стиснула в руке маркер, который обнаружила на полу возле кресла, и затаилась под одеялом, притворившись спящей.

Спустя время Захар наконец вышел из ванной. Немного постоял с ней рядом. Фыркнул. Улегся на диван. Посмотрел какие-то видосы на японском (или это был китайский? корейский?), убавив звук почти до минимума. И наконец заснул.

– Уф! – тихо выдохнула Катя, выбравшись из духоты пододеялья на свежий воздух.

Захар спал, закинув руки за голову и согнув одну ногу в колене. Его грудь размеренно поднималась и опускалась в такт дыханию, а вечно недовольное выражение лица превратилось в спокойное и умиротворенное. Ути-путеньки!

Отцепив телефон от зарядки, Катя сделала радостное селфи на фоне спящего Захара и отправила фотку маме с подписью: «Все ок, я добралась. Уложила малыша спать». Она, конечно, вряд ли оценит шутку, но разве можно было удержаться?

Интересно, и как он умудрился стать таким красавцем? Продал душу дьяволу, не иначе.

Спрятав телефон в карман шортов, Катя с тихим «чпок» сняла колпачок с маркера и задумчиво прикусила щеку изнутри. Вялый пенис или Пинки Пай из «Май Литл Пони»? Вот в чем вопрос…

Хотя зачем выбирать?

Зловеще ухмыльнувшись, Катя медленно поднесла маркер к щеке Захара.

Аста ла виста, засранец!

Глава 4

Рюкзак, доверху набитый принадлежностями для рисования? Есть.

Тахикардия и нервный смех без повода? Есть.

Прыщ, не вовремя выскочивший возле носа? Есть.

Чумовые носки с динозаврами? Есть.

Если это не означало, что Катя готова к первому учебному дню, то что вообще могло означать? Крепко стиснув ручку чемодана (возвращаться к Захару после ночных художеств? Ни за что!), она решительно поднялась по ступенькам МИМИ и схватилась за тяжелое кольцо, служившее дверной ручкой.

Интересно, все остальные тоже мысленно зовут это место «Ми-ми-ми»?

Дверь беззвучно отворилась, а за ней… Честно говоря, за ней была еще одна дверь и пост охраны с турникетом, поэтому Катя почувствовала себя немного глупо из-за того, что так торжественно задержала дыхание. Шумно выпустив воздух из легких, она прижала к валидатору новенький пропуск и наконец оказалась там, где больше всего мечтала быть.

В МИМИ!

Снаружи внушительное здание с четырьмя колоннами и полукруглым крыльцом вовсе не походило на святая святых творческой молодежи. Зато внутри… Катя задрала голову. Она стояла в огромном просторном холле со стеклянным потолком, поддерживаемым хаотичным переплетением белых труб. Винтовая лестница, похожая на спираль ДНК, вела на третий этаж, а справа и слева виднелись прямые лестницы, ведущие на второй. Вместо обычных указателей стены покрывали рисунки со стрелками.

Толпы студентов, шумно переговариваясь, торопились на пары или сидели прямо на полу с ноутбуками на коленях. У дальней стены, рядом с кофейными автоматами и надписью «Кафетерий», виднелись распахнутые двери, ведущие в небольшой внутренний двор. Если верить фоткам в интернете, там были качели, странноватая на вид статуя, похожая на скопище огромных мыльных пузырей, и небольшой фонтан с открытой площадкой, на которой в теплое время года проходили выставки студенческих работ и питчинги проектов.

Если бы Катя не боялась, что ее затопчут, она бы точно упала в обморок от смеси ужаса и восторга.

Усторга?

Вужаса?

Расписание на сайте кафедры подсказало, что первокурсники-комиксисты собираются в сто первой аудитории. Благодаря стрелкам Катя нашла ее без труда и даже умудрилась сморщиться не слишком сильно, пока проходила мимо двери, на которой висела табличка «Кафедра иностранных языков». Захар навечно опорочил для нее языкознание.

Утром она выскользнула из квартиры со смешанным чувством стыда и удовлетворения. Во-первых, при дневном свете оказалось, что маркер был перманентным. А во-вторых, пожалуй, стоило все-таки ограничиться Пинки Пай. С другой стороны, Захар сам виноват! Нечего было вести себя как заносчивый говнюк. Чемодан у Кати с собой, так что сразу после двух пар с многообещающим названием «Комикс и иллюстрация» она въедет в свою распрекрасную комнату в общаге. А убраться, как и договорились, придет через месяц.

Не может же Захар злиться на нее целый месяц, правда?

В аудитории сто один на небольшом подиуме возле широкого экрана для презентаций стояли дизайнерский пластиковый стул и массивный деревянный стол с резными ножками, похожий на стол для бильярда. Узкие парты в семь или восемь рядов амфитеатром поднимались вверх, создавая странное ощущение. Какое-то дикое смешение Древнего Рима и хайтека.

Катя почувствовала себя сначала гладиатором, которому придется сразиться с другими студентами за право стать комиксистом («Это Спарта-а-а!»), а потом… букашкой. Или чем-то еще, столь же маленьким и незначительным по сравнению с остальными. Большинство ее однокурсников, конечно же, сидели в телефонах. Другие непринужденно общались, словно были сто лет знакомы, и от этого почему-то стало еще тревожнее. Быть может, они все познакомились на подготовительных курсах, которые были Кате не по карману?

Девушка с неестественно белыми волосами, усевшаяся на первую парту спиной к подиуму, рассмеялась громким резким смехом, и Катя ощутила, как противно и липко все сжалось внутри. Ей почему-то показалось, что девушка смеялась над ней, хотя та даже не смотрела в ее сторону.

«Это потому что они все особенные. А ты обычная, – услужливо подсказал голос в голове. Катя уловила мамины интонации. – Такие в кабинете стоматолога аппарат для диагностики жизнеспособности пульпы врачу подают, а не мир меняют! И что такого? Помощник стоматолога – это хорошая стабильная работа».

Катя незаметно вытерла вспотевшие ладони о джинсы и быстро поднялась на свободное место в последнем ряду. На самом деле она вовсе не была такой – трусливой и жалкой, – но иногда ей просто отчаянно не хватало человека, который был бы на ее стороне. Поддерживал. И не считал ее мечты глупыми.

– Свободно?

Чужой вопрос пробил паническое оцепенение, и Катя наконец «отмерла». Рядом с ее партой стояла высокая девушка с загорелой кожей и серебристым колечком пирсинга в носу. Длинные, почти черные волосы были собраны в небрежный высокий хвост и открывали уши, утыканные сережками, словно игольные подушечки. Узкие черные джинсы, заправленные в ботинки на платформе, обтягивали стройные бедра, а под огромной кожаной курткой виднелась водолазка из тончайшей сетки.

Смотрела девушка исподлобья.

– Тут свободно? – нетерпеливо повторила она.

Катя заторможенно моргнула, а потом так быстро закивала головой, что та едва не оторвалась. Кажется, с ней еще ни разу никто не хотел сидеть добровольно. В школе Катя не то чтобы была изгоем – скорее просто так и не смогла вписаться ни в одну компанию. Она искренне пыталась мимикрировать под среду и быть как все, но после десятого класса окончательно перестала пытаться, потому что поняла кое-что важное.

Выделяться – сложно. Но и менять себя ради других – так себе идея. Особенно если эти «другие» оказываются говнюками и придурками.

– Супер, – кисло хмыкнув, незнакомка протиснулась на соседнее место. Нервно дернула плечом, чтобы скинуть черный рюкзак на пол, а потом вытянула неправдоподобно длинные ноги и сложила руки на груди. Вид у нее был враждебный. Прямо-таки неприступный! Катя мысленно перебрала с десяток реплик, годных для того, чтобы завязать разговор – от детсадовского «Давай дружить» до экзистенциального «Веришь ли ты в жизнь после смерти?» – и остановилась на беспроигрышном варианте:

– Что обычно рисуешь?

Незнакомка покосилась на Катю и, не меняя позы, пожала плечами.

– И я, – удовлетворенно улыбнулась Катя, словно этот ответ – пожать плечами – был единственным верным ответом. – Ищу себя и все такое. Покажешь?

Незнакомка уклончиво мотнула головой, и Катя добавила драматичным голосом:

– Скажи мне, что ты рисуешь, и я скажу тебе, кто ты!

Почему-то эта фраза рассмешила незнакомку: она не то чтобы улыбнулась, но тонкие губы определенно дрогнули в намеке на улыбку. Наклонившись к рюкзаку, она достала из него толстую черную тетрадь на пружинке. На среднем и безымянном пальцах сверкнули широкие серебряные кольца с надписями. На одном было выдавлено «Здесь», а на втором – «Сейчас».

Подперев подбородок рукой, незнакомка выжидающе уставилась на Катю. Та пододвинула к себе тетрадь, осторожно перевернула первую страницу.

О!

О-о-о…

– Это же… – осторожно начала она.

– Оно самое, – удовлетворенно кивнула незнакомка.

Катя снова перевернула страницу. «Будь со мной нежен, семпай!» – всхлипывала обнаженная девушка, прижимая пальцы ко рту. Кажется, она лежала на школьной парте, а между ее ног, раскинутых в разные стороны, пристроился обнаженный мужчина в шапочке, который…

– Фантастика, – выдохнула Катя с восхищением. – Ракурс просто нереальный!

Незнакомка издала удивленный смешок:

– Шутишь?

– Черт, как круто! – простонала Катя, жадно всматриваясь в картинки. – У меня вообще не получаются люди. Особенно в таких сложных позах! Откуда ты все это берешь?

– Как знать, как знать, – загадочно подвигала бровями незнакомка и, наконец, впервые с начала разговора улыбнулась по-настоящему – искренне и широко. – Честно говоря, ты первая, кто так отреагировал. Обожаю шокировать людей и доводить их до нервных заиканий.

– Катя, – представилась Катя, протягивая девушке руку.

Та протянула руку в ответ.

– Таби. А ты что рису…

– Доброе утро, дамы и господа! И котики, – раздался громкий голос. Таби немедленно замолчала и резко выпрямилась. Ее лицо снова стало замкнутым, губы сжались в тонкую нитку, а в аудитории, сверкая широченной улыбкой, материализовался высокий парень в просторной белой рубашке и вязаной красной шапочке, лихо сдвинутой назад. Под мышкой он нес ноутбук и несколько книг, а в руке – термокружку, из раскрытого носика которой вился белесый пар. Провод от ноута, обвязанный вокруг его шеи на манер шарфа, задорно раскачивался из стороны в сторону. Катя было порадовалась, что у нее в группе будет такой жизнерадостный однокурсник, но парень ловко перепрыгнул через две ступеньки, ведущие на подиум, и сгрузил свои вещи на преподавательский стол.

Ого!

– Он что, преподаватель? Такой молодой? – пискляво спародировал парень, состроив потрясенное лицо и прижав к щекам ладони в комичном жесте. – Руку вверх, кто так подумал! Нет? Никто? Черт, теперь я чувствую себя как-то глупо.

Громко рассмеявшись, он снял с шеи провод и опустился на четвереньки, чтобы добраться до розетки под столом и подключить ноутбук.

– Все очень просто, – глухо донеслось из-под стола. – Официально ни предмета, ни профессии комиксиста не существует, так что и всеобщие правила нам не писаны. Вот и нанимают не пойми кого. Понабрали с улицы, понимаешь ли! Правда, круто? Ай!

Стукнувшись головой о крышку стола, парень наконец выпрямился, поправил шапку и, щелкнув мышкой, вывел на экран презентацию. Катя едва не взвизгнула от восторга, увидев подборку комиксов на первом слайде. Большую часть из них она читала и нежно любила, а пару томов даже привезла с собой в Москву! В груди появилось странное горячее ощущение: словно ей прямо на сердце улегся мурчащий пушистый кот. Катя знала, что это за чувство.

Приятно, знаете ли, наконец-то оказаться на своем месте.

– Будем знакомы, Глебушек-хлебушек, – скромно представился парень, слегка оттянув в стороны полы рубашки и приседая в карикатурном подобии реверанса. – Для друзей и котиков просто Глеб.

По аудитории пронесся общий благоговейный вздох.

– Думаю, раз вы здесь, вам мое имя знакомо. Лицом я обычно не свечу, предпочитаю оставаться в тени своего творчества. Так что вы одни из немногих, кому известно, как я вообще выгляжу. – Подтянувшись на руках, парень уселся на стол и весело заболтал в воздухе ногами. Из-под подвернутых джинсов показались носки с Сейлор Мун, и Катя чуть не расплакалась от счастья. Носочный брат! Может, их разлучили в детстве и вот теперь они встретились вновь, чтобы упасть в объятия друг друга и воссоединиться?

– Собственно, это я нарисовал все эти комиксы, – Глеб указал большим пальцем за спину. – И я же научу вас, как это делать. Ловите первое и главное напутствие от сенсея – не пытайтесь быть похожими на других художников. Потому что кто тогда будет вами? Кто нарисует за вас ту самую историю, которую можете нарисовать только вы?

Катя шумно сглотнула, а Глеб подался вперед, уперся локтями в колени и продолжил:

– Именно этим мы и займемся. Будем клещами вытаскивать вас из вас самих! Я абсолютно убежден, что где-то там, под завалами Марвела и манги, сидит, грустно обняв руками коленочки, ваш авторский стиль. Ваше «я». И я прямо слышу, как оно безутешно рыдает, так что будем его спасать. Открывайте тетрадки, доставайте ручки и записывайте мои мудрые и полезные мысли про то, как стать успешным и богатым комиксистом, не полысев от натуги. Это, я вам скажу, задача со звездочкой.

Катя щелкнула ручкой и приготовилась писать, чувствуя, как сердце в груди бьется с удвоенной силой.

У нее все получится.

Она станет комиксистом.

Она! Станет! Комиксистом!

Глеб начал рассказывать о базовых терминах в мире комиксов, а Катя – строчить без остановки. Нарративность, картунность, типографика… Процесс настолько ее увлек, что она не замечала ничего вокруг. Ни того, что Таби за время лекции так и не прикоснулась к своей тетради. Ни того, как пристально она следила за каждым движением Глеба. Ни даже того, что шапочка на нем выглядит точь-в-точь как шапочка на герое эротических комиксов Таби.

Совпадение? Ой, вряд ли…

* * *

Таби едва дождалась окончания пар.

Катя, сияя улыбкой в тысячу ватт, взяла с нее обещание, что завтра они снова будут сидеть вместе, и бодро ускакала в общагу, таща на буксире красный чемодан. Таби, конечно, полюбопытствовала, не велика ли Кате ее дамская сумочка, но та лишь поморщилась и отделалась шаблонным: «Долгая история». Остальные тоже нестройной гурьбой потянулись к выходу и, наконец, в аудитории не осталось никого, кроме Таби.

Таби и, конечно, Глеба.

Затянув потуже резинку на хвосте, она неспешно прошествовала вниз по лестнице и остановилась у преподавательского стола. Глеб уже ждал ее: слегка покачивался на стуле, откинувшись назад и уперевшись ногой в стол. Улыбался он при этом так широко, что, будь на его месте Таби, у нее бы точно треснуло лицо. Напополам.

– Ногу со стола убери, – посоветовала она. Непослушный голос звучал неожиданно хрипло.

Глеб с громким стуком опустил стул на все четыре ножки и покорно спрятал ноги под стол.

– Ну и как я тебе в роли преподавателя?

– Ужасно. Ты просто бездарность.

Тихо рассмеявшись, Глеб протянул руку к лицу Таби, и на мгновение ей показалось, что вот сейчас он погладит ее по щеке. Нежно, ласково. Но Глеб только щелкнул девушку по носу.

– Ты меня балуешь.

Таби проглотила колючее разочарование и отпихнула его руку в сторону. Получилось резче, чем она планировала, и Глеб поморщился, а сердце Таби загрохотало по ребрам, будто сорвавшись с цепи.

– Не трогай без разрешения, – процедила она, надеясь, что выглядит холодной и неприступной. Взрослой. – Это дурной тон. Как и начинать новый учебный год сразу с лекции. Мог бы сказать вступительное слово про структуру курса и отпустить нас праздновать. Ну, знаешь, веселиться, как это делает молодежь. Или ты уже забыл, каково это?

Глеб сжал губы, и на его правой щеке появилась ямочка. Она всегда возникала там, когда он пытался сдержать улыбку. А Таби всегда отчаянно мечтала ее поцеловать. Казалось бы, чего проще? Упереться руками в крышку стола. Наклониться. Прижаться губами к его теплой щеке, припасть в поцелуе.

Если бы их разделял только этот проклятый стол…

– Иди уже, колючка. – Глеб качнул головой в сторону двери. – У меня дальше пара с дизайнерами. Векторная графика. Скучища.

Таби молча развернулась и пошла к двери.

– Эй, – крикнул Глеб ей в спину. – Ты же не серьезно? Я ведь не так уж и плох?

Таби помедлила у двери, а потом с силой толкнула ее вперед и вышла в коридор, оставив вопрос Глеба без ответа. Впрочем, он все равно успел заметить румянец на ее щеках, и в аудитории раздался довольный тихий смех.

Глава 5

Еще минуту назад Катя была счастливейшим человеком на земле.

Солнышко приветливо гладило ее лучиком по щеке. Бледный до синевы парень, которого рвало в урну возле общаги, казался ангелом небесным. Птички пели, штормовой ветерок развевал волосы, а тарахтение колесиков чемодана – тах-тах-тах – звучало торжественным гимном.

Тайтл – название комикса.

Панель – отдельная картинка с рисунком и текстом внутри.

Гаттер (он же канавка) – пустое пространство между панелями.

Баббл – кружок с репликой персонажа.

Катя не шла – парила, а страницы конспектов в рюкзаке были ее крыльями. Но это было минуту назад. А теперь…

– Нету, – грузная комендантша пошелестела распечатками и раздраженно уставилась на Катю из бойницы густо накрашенных ресниц. – Ну нету вас в списках, девушка!

– Нету?

– Нету.

Катя помолчала. Комендантша, громко клацая красными ногтями по клавиатуре, одну за другой истребила три шоколадные конфеты. Кот на подоконнике успел методично вылизать правую лапу, не сводя с Кати вытаращенных желтых глаз. Электронные часы добрались до отметки пятнадцать ноль-ноль.

– Но это невозможно! Я должна там быть. – Катя вскочила на ноги и возмущенно уперлась обеими руками в стол. Кончик косы соскользнул с ее плеча и едва не плюхнулся в кружку с чаем комендантши.

– Но-но-но! – та протестующе замахала руками, отгоняя Катю подальше. – А я должна быть в отпуске, но вот они мы! Говорю же, у меня еще вчера все по спискам заселились: и в этот корпус, и на Бахтина. Вот, сама листай.

Толстые пальцы-сосиски подтолкнули к Кате стопку распечаток и снова нырнули в картонную коробку. Катя растерянно пробежалась взглядом по списку студентов. Напротив каждой фамилии в столбике «Заселение» стояла корявая подпись.

И ни одной Сиротиной.

Но вот же она, живая Катя! Истекает холодным потом и загнанно дышит, одолеваемая ужасными (кошмарными!) предчувствиями. Извернувшись на стуле, Катя холодными пальцами выудила из заднего кармана джинсов телефон. В коем-то веке заряженный!

– У меня же на почте есть письмо из деканата. С подтверждением того, что мне предоставят место в общежитии, как иногородней. Я из Воронежа. Так… Где же оно… блин… О! Вот.

Катя сунула телефон комендантше под нос, и та, сдвинув густые брови, пробежалась взглядом по строчкам.

– Странно… – нахмурилась она, недовольно пожевав губами, и вдруг подскочила. – Минуточку… Как там говоришь твоя фамилия? Сиротина? У меня же вон стикер про тебя на компьютер приклеен! Мать твоя звонила, сказала, ты будешь жить у какого-то Тараса? Макара?

– Захара, – едва слышно прошелестела Катя.

– Ну! – комендантша от радости с такой силой хлопнула по столу, что выжившие конфетки испуганно подпрыгнули. – И чего ты тогда голову мне морочишь, Сиротина? Я на твое место уже девчонку из Твери поселила. Полдня без толку на тебя потратила!

Катя хотела было съязвить, что вообще-то не полдня, а всего-то двадцать минут, но язвительность вышла из чата вместе с остальными чувствами, мыслями и способностями. Осталась одна оболочка, внутри которой кто-то громко орал и бегал по кругу.

– Может, как-нибудь договоримся… – робко и чуть заискивающе начала Катя.

Комендантша, не прекращая клацать по клавиатуре, ткнула пальцем в листок, приклеенный к обратной стороне монитора:

«МЕСТ НЕТ! СОВСЕМ! НИ ОДНОГО!»

И Катин мир рухнул.

* * *

Тах-тах-тах…

– Ой, да заткнись ты, – буркнула Катя ни в чем не повинному чемодану. – Без тебя тошно.

Чемодан в отместку оскорбленно зацепился колесом за выбоину в асфальте и намертво застрял. Смахнув с лица растрепавшиеся волосы, Катя яростно дернула его за ручку и с третьей попытки затащила-таки на бордюр. Набрала код домофона, поднялась на пятый этаж и с кислым видом уставилась на дверь под номером триста двенадцать. Больше-то ей идти было некуда!

После первого порыва – позвонить маме и заорать: «Мам, какого помидора?» – Катя поняла, что оказалась в ловушке. Она же обещала маме, что откажется от общаги и будет жить с Захаром, и та наверняка позвонила в деканат: может, почуяла, что Катя юлит, а может, просто была уверена в том, что дочь по рассеянности забудет сама отказаться от комнаты. Да и не важно, как там сработала мамина чуйка. Важно, что, если она поймает Катю на вранье, мечтам об учебе на комиксиста придет конец!

А с таким раскладом Катя была категорически не согласна.

Катя надавила пальцем на кнопку звонка и нервно оттянула воротник толстовки. Все будет хорошо. Ну, пошалила немножечко! С кем не бывает? И потом, есть же шанс – крохотный, прямо крохоту-у-улечный, – что Захар тоже сочтет ее ночную выходку удачной шуткой? Сядут, выпьют валерьянки, посмеются. Ну в самом деле, должно же быть у человека чувство юмора?

Дверь резко распахнулась, и Катя судорожно сглотнула. Нет у нее никакого шанса. И чувства юмора у Захара тоже, очевидно, нет.

– Ты! – выдохнул он. В карих глазах полыхала ярость тысячи демонов преисподней, а ноздри раздувались так сильно, что, казалось, из них вот-вот повалит пар. Прямо хоть манты на них готовь.

С левой щеки Захара на Катю радостно смотрела Пинки Пай, а на правой виднелся помятый жизнью пенис. Кожа вокруг них была не просто красной – малиновой! Судя по всему, Захар отчаянно пытался стереть ее ночные художества, но не преуспел.

Еще бы, маркер-то был перманентный…

– Ты… – снова повторил Захар. Не дожидаясь продолжения, Катя круто развернулась на пятках и рванула в сторону лестницы, намереваясь трусливо спастись бегством. Но не тут-то было!

– Стоять! – рявкнул Захар. Он дернул Катю за руку, схватил за капюшон толстовки и грубо втолкнул в квартиру. Шарах! Это захлопнулась дверь, отсекая путь к отступлению. Катя испуганно вжалась спиной в стену и втянула голову в плечи. – Ты…

Бедняга. Кажется, парнишку всерьез заело, будто старую пластинку.

– Из-за тебя я пропустил установочную лекцию, не попал на встречу с научруком, не забрал новые линзы у окулиста. И… – Голос Захара вдруг сорвался, став почти жалобным. – И почему эта тупая лошадь не смывается?!

– Это П-п-пинки Пай, – пролепетала Катя.

– Что, прости? – Захар посмотрел на нее таким взглядом, что она невольно вспотела.

– Пинкамина Диана Пай. Ну, знаешь… «Я закрыла рот на замок, выкопала ямку, закопала туда ключ, а на этом месте построила дом».

Кулак Захара просвистел в сантиметре от ее лица и с оглушительным треском впечатался в стену. Ой-ей!

– Вот! – пискнула Катя, зажмурившись и выставив вперед белый флаг – самую большую бутылку с антисептиком, какую только нашла в аптеке. Прямо-таки удивительно, что такой умник-разумник, как Захар, не догадался погуглить, чем можно стереть перманентный маркер с кожи. Катя вот знала примерно двадцать разных вариантов. Ну, например, старый добрый спирт. Крем для бритья. Кокосовое масло. Бензин. Лак для волос. Репелленты от насекомых. Солнцезащитный крем. Средство для снятия лака. Белая зубная паста. Ацетон. И, да, антисептик.

Захар покосился на бутылку в Катиных руках.

– Пр