Глава 2

Новая связь очень хрупкая. После встречи вы и ваша родственная душа должны оставаться вместе на протяжении не менее 12 часов, чтобы избежать проявления симптомов сепарации, как то: тошнота, озноб, повышенная тревожность, головная боль. На протяжении следующих двух недель перерывы между встречами не должны длиться более 24 часов.

Если у вас нет возможности соблюдать данные рекомендации, вы можете пройти курс лечения от симптомов физической сепарации под наблюдением врача. При этом вы должны оставаться на связи с родственной душой любым доступным способом. Важно: лекарства не гарантируют полного избавления от симптомов.

Из информационной брошюры «О поиске родственных душ и адаптации после первой встречи» Министерства здравоохранения

К больным, находящимся в реанимации, пускали только кровных родственников и родственные души, связь с которыми была официально зарегистрирована. Эля знала эти правила не хуже медсестры, которая в данный момент не желала выдавать ей пропуск. Как и исключения в законе, регламентирующие ситуации подобные той, в которой оказалась она. О них рассказывали еще в школе.

– В случае если мне известно, кто моя родственная душа, но заявление еще не было подано, я имею право увидеть его в присутствии сотрудников больницы для гарантии его безопасности. Я также могу показать сообщения о видениях, где фигурировал именно он, которые отправляла на официальные сайты поиска, – протараторила она. Сердце в груди билось так быстро, что ей было почти больно.

– Да, вы можете. Если кто-то из врачей свободен. – Тон медсестры подразумевал, что у всех врачей много других важных дел. Эля использовала главный козырь.

– Речь о сыне Софьи Монаховой, главы «Мариона». Вы должны ее знать. Она приезжает навещать его в будни, и я уверена, что в выходные тоже. Я ее секретарь, можете проверить мой пропуск. Вот он, посмотрите. Здесь логотип компании.

– Она ничего не сообщала о вас – ни как о секретаре, ни как о родственной душе пациента.

– Потому что я сама поняла это всего несколько минут назад! Просто дайте мне увидеть его, – взмолилась Эля. Мысль о том, что ей придется вернуться домой ни с чем, была невыносимой. – Вы поймете, что я говорю правду. Я могу описать вам его лицо…

– Вы могли увидеть его где угодно. Но путь друг к другу через кровного родственника одного из пары – нередкий случай, – вдруг задумчиво протянула медсестра. – Моя дочь встретила свою родственную душу, когда пришла в гости к двоюродной сестре. Это оказалась ее подруга.

– Да, видите! Вот. – Эля протянула ей телефон с открытой историей обращений на сайт поиска. – Его портреты, а это – описания видений. И фото. – Передвинув пакет на локоть, она вытащила фоторамку. – Я рассказываю об этом самом моменте.

Взгляд женщины скользнул с ее телефона на фотографию.

– Я бы не причинила ему вреда, – нетерпеливо добавила она. – Наоборот, я читала, что пробуждение связи ускоряет процесс выздоровления. Врачи со всего мира уже давно говорят об этом. Позовите санитаров, если нужно, пусть они меня сопровождают…

– Оксана, привезли пакет в шестьсот первую? – перебил ее мужской голос.

К стойке подошел невысокий мужчина с оливковой кожей и мелкими темными кудрями, в которых проглядывали седые пряди. К его медицинской форме под белым халатом был приколот красный деревянный значок в форме человеческого сердца.

– Соня написала, волнуется. Она отправила сюда помощницу, давно должны были приехать.

– Это я! – воскликнула Эля, не дав медсестре открыть рот. Она была уверена, что речь шла о ней. – Вот его подарок, но я обязана сама увидеть Александра.

– Ох ты, – врач смерил ее изумленным взглядом и беззлобно поинтересовался: – Так уж и обязана?

– Он моя родственная душа, – твердо сказала она, осознавая, что мечтала произнести эти слова с самого детства, с того дня, как узнала о существовании любви предназначенной. Но ей и в голову не могло прийти, что это придется делать в одной из тех больниц, куда привозили людей с самыми серьезными травмами. – Видите мои рисунки? Если я коснусь его, это станет ясно всем.

Мужчина растерянно моргнул и опустил взгляд на телефон, а затем всмотрелся в ее лицо, словно оценивая степень искренности.

– В последний раз такое у нас случалось несколько месяцев назад. Ангелина, верно? Соня произносила ваше имя пару раз.

Эля кивнула в ответ, слишком возбужденная, чтобы говорить, и спрятала телефон и фотографию.

– Оксана, дай-ка термометр. – Он приставил его к лбу Эли и удовлетворенно кивнул, услышав короткий писк. – Жалобы на самочувствие есть? Насморк, кашель? Горло? Слабость?

– Нет.

Он отвел ее в сторону от стойки регистратуры и сказал, понизив голос:

– Если хотите попасть к Саше, то должны поклясться, не меньше, что абсолютно здоровы и в последние несколько дней не контактировали с больными.

– Да, конечно. Так вы мне поможете?

Ответом ей был еще один внимательный взгляд.

– Сперва я хотел бы узнать еще кое-что. Когда-то Саша занес в базу электронных документов несколько видений.

Эля понимала, куда он клонит. Среди одиночек это была распространенная практика как раз на случай подобных происшествий.

– При поступлении пациента без родственной души мы можем получить к ним доступ. Не помните случайно, какого цвета у вас был школьный рюкзак примерно десять лет назад?

Выбор видения, равно и как отличная память врача, у которого наверняка были десятки пациентов, удивляли, но она ответила не задумываясь.

– С седьмого по одиннадцатый класс рюкзак у меня был один. Лиловый с узором из звездочек, с металлическим брелоком на переднем кармане.

– А на музыкальных инструментах играть умеете?

– Да, на фортепиано.

– Бывали ли на катке на Красной площади?

– Я не умею кататься, так что всегда прихожу туда только за горячим шоколадом.

Судя по впечатленному кивку, проверку она прошла. Но облегчение длилось всего несколько мгновений, пока ее собеседник снова не открыл рот.

– Полагаю, подробностями с вами Соня не делилась, но теперь я имею право говорить более открыто. Саша перенес тяжелую операцию, на какое-то время впал в кому. Мы смогли его вытащить, но пока что ситуация непростая. Ваше появление способно помочь ему быстрее восстановиться, однако любая инфекция может стать серьезной угрозой.

«Врачи пока не могут сказать точно, какие будут последствия», – вспомнились Эле слова Софьи, и осознание, в какой опасности он находился, обрушилось на нее с новой силой. Она сглотнула, ничем не выдавая страха, и ответила так же уверенно:

– Я здорова.

В ее части офиса на последнем этаже бывало одиноко, но сейчас это было лишь преимуществом. Взгляд врача оставался таким же пристальным.

– Честно? Или это говорит желание скорее сделать ваши видения явью?

– Абсолютно честно. – Эля невольно повысила голос, и он отразился от устилавшего пол мрамора. Проходившие мимо посетители покосились на нее с любопытством. – Я клянусь, что не стала бы так рисковать.

– И вы готовы провести ночь здесь, никуда не отлучаясь? Особых удобств мы предоставить не сможем, сразу предупреждаю. В сериалах палаты для новообразованных пар выглядят лучше, чем на самом деле.

– Я останусь, раз это может ему помочь.

Она смотрела на собеседника открыто и без стеснения, не опуская глаз. Спустя несколько секунд уголок его рта дернулся, и он качнул головой.

– Оставляйте вещи в гардеробе, и идем. У вас и так осталось минут десять от силы. Будем делать все по правилам.

Эля поспешила к гардеробу, на ходу сбрасывая с плеч пуховик. Она не верила, что все оказалось так просто. Медсестра в регистратуре, судя по округлившимся глазам, тоже.

– Но, Михаил Леонович, она же не кровная родственница. Даже не жена. Стоит ли рисковать? Мы имеем право отказать, пока они не зарегистрированы. И нужно согласие заведующего…

Он поднял руку, успокаивая ее.

– Под мою ответственность. С заведующим я поговорю. Соня говорила об этой девушке много хорошего, так что у нее есть определенный кредит доверия. А когда связь пробудится, то она тем более не сможет навредить ему.

Тут он печально улыбнулся и посмотрел на подарочный пакет, который оставила Эля.

– Интересно, вспомнит ли потом Саша, как уверял меня, что Гюго был прав насчет красоты черных глаз.

– Это был Гюго? – подняла брови медсестра.

– Виктор Гюго, Оксана. Очень советую.

– Спасибо вам, – тихо произнесла Эля, следуя за Михаилом Леоновичем к лифтам. Чуть раньше медсестра выдала ей бланк, где были перечислены правила пребывания в реанимации, и она подписала его, не углубляясь в содержание. – Я уже боялась, что меня выгонят отсюда.

– Повезло, что коллеги решили не идти сегодня в кино и я задержался, – ответил он, нажимая на кнопку. Они вошли в тесную кабину, и двери тут же сомкнулись. – Когда речь идет о реанимации, то, как вы понимаете, ситуация со связью родственных душ осложняется. Безопасность пациентов стоит на первом месте, но что тогда делать с естественным правом на пробуждение связи? Бывает так, что она спасает жизнь, но в то же время может представлять угрозу. Врачей ставят перед непростым выбором, и не все, как вы, готовы идти на уступки, а не брать больницу штурмом. Я слышал конец вашего разговора.

Эля снова вытащила фоторамку, с которой все началось.

– Я увидела его лицо в тот день, когда сделали это фото. А спустя несколько часов и сам момент фотографии.

Он усмехнулся.

– Два видения за день? Вот это да, нечасто услышишь такое. Я тоже помню это фото. У них выдалась свободная неделя, и они поехали отдыхать. Соня, Гена и Саша.

– Саша, – повторила она, разглядывая парня на фото, и улыбнулась. Внизу она произнесла его полное имя машинально, но теперь понимала, что оно ей нравилось. И очень подходило ему.

– Саша Левицкий. До того, как случилась авария, я не видел его почти год. Он занят в «Иниго», я здесь. Все никак не получалось выкроить время, – с сожалением отметил Михаил Леонович.

«Иниго» была известной IT-компанией, которая занималась нейросетями и разработкой программного обеспечения и выпустила собственного голосового помощника Альду. Теперь было понятно, почему в видениях Эли часто появлялись компьютерные мониторы со строчками кода, понять которые ей не представлялось возможным. Пытаться воспроизвести код и отправить в чаты поиска она не пыталась, боясь, что случайно подставит свою родственную душу. Попасть на работу в «Иниго» она как-то раз пыталась, но не получила отклик на резюме.

Лифт остановился на десятом этаже. Свет желтых ламп на потолке был приглушенным, сильно пахло чистящими средствами и чуть слабее – мокрой тканью.

– Теперь идем одеваться, – сообщил Михаил Леонович, выходя в пустынный коридор. Направо и налево от них, насколько хватало глаз, протянулись ряды закрытых стеклянных дверей. Эле не нужно было смотреть на указатели, чтобы выяснить, что Саша находился в левой части коридора. Теперь, когда они были так близко, ноги сами несли ее туда, но сперва пришлось последовать за врачом в другую сторону. – Бахилы не потеряли? Отлично.

Дежурная медсестра выдала ей одноразовый халат, маску и шапочку. У Эли дрожали руки, пока она старательно прятала под нее иссиня-черные кудри; все внутри нее стремилось как можно быстрее оказаться рядом с Сашей. Маску она натянула до самых глаз и на всякий случай протерла руки антисептиком.

– Молодец, – похвалил ее Михаил Леонович, одевшийся так же. Эле было интересно, какое отношение он имеет к семье Монаховых, но она решила, что это может подождать.

В сопровождении двух санитаров они направились к шестьсот первой палате. Медсестра, забравшая у нее подарок, не сводила с врача прищуренных глаз.

– Изменений не было? – спросил он.

– С тех пор, как мы мерили температуру в последний раз, прошло минут десять. Нет. Решил опять проверить свою гипотезу?

– Положительными эмоциями никого не вылечить, но это не значит, что они не могут помочь. Ты же видела статистику из реанимации в Склифе.

– Видела и знаю, кем он тебе приходится. Только ты же понимаешь, как сложно оценить степень влияния душевной близости на фоне медикаментозного лечения. Или ты все еще не отошел после новости из Мурманска? – Пару дней назад к парализованной после аварии девушке вернулась чувствительность в ногах, потому что новый врач оказался ее родственной душой. Эля читала, что, пока одни хвалили талант хирургов, давших ей шанс на выздоровление, другие настаивали, что главной причиной стал мощный выброс эндорфинов после пробуждения связи. – Такие чудеса не каждый день случаются. Сентиментальный ты стал на старости лет.

– Я всегда таким был, Надежда Ильинична. За это меня тут и любят.

– Повезло, что никакую заразу сюда до сих пор не принесли, – последовал ответ, и Эля ощутила на себе подозрительный взгляд. – А то ведь некоторые считают, что никого заразить не могут. И не умеют закрывать рот, когда кашляют или чихают.

– Я умею, – на всякий случай сообщила она. Михаил Леонович фыркнул.

– Видишь? Не с теми людьми ты ездишь в метро.

Они остановились перед закрытой дверью, за которой виднелся край кровати и монитор. Сердце Эли дернулось так, что перехватило дыхание, и она машинально прижала руку к груди. Врач и медсестра повернулись к ней.

– Значит, так, Ангелина. Напомню, какой документ вы только что подписали внизу. В палате смотрим под ноги. Маску не снимать, обнимать, будить, сдвинуть с места или целовать пациента не пытаться. Прикасаться только к его руке, ни в коем случае не трогая катетеры или простыни. Вообще больше ничего не трогая. Слушаться нас, иначе вы больше не переступите порог палаты, а нам придется лечить симптомы сепарации у Саши. Все понятно? – спросил Михаил Леонович. – И, пожалуйста, ради его благополучия воздержитесь пока от публикаций в социальных сетях. Мы бы не хотели привлекать лишнее внимание к тому, что с ним случилось.

Эля кивнула, и санитар открыл дверь. В погруженной в полумрак маленькой палате, пахнувшей йодом и чем-то терпким, была всего одна кровать. Ее взгляд метнулся от прямоугольных мониторов и стойки с капельницами к бледным рукам с длинными тонкими пальцами, лежавшим поверх простыней, и выше, к плотно сжатым губам и острой линии челюсти. Там, где врачам нужен был доступ к мозгу, виднелся шрам, обработанный чем-то темным.

Этот мужчина, с обритой головой и лишенным эмоций лицом, был ее родственной душой.

– Он поранил шею? – спросила Эля, заметив повязку под его подбородком. Ее рука сама потянулась ощупать горло.

– Мы сделали трахеостомию, потому что у него были проблемы с дыханием. Но сейчас он дышит сам, так что одной проблемой меньше, – ответил Михаил Леонович. – Вы боитесь? Голова не кружится?

– Нет.

Хотя ее голос был твердым, тело прошиб озноб. Эле еще не приходилось бывать в реанимации. Она осторожно пошла вперед, пока не остановилась рядом с кроватью. В мягком свете лампы над головой Саши были заметны бороздки морщин на его лбу и между бровями, а еще затягивавшиеся царапины на локтях и плечах, оставшиеся после аварии. Ключицы выпирали сквозь кожу, такую тонкую, что она могла разглядеть линии вен. Несмотря на широкие плечи, мужчина перед ней выглядел хрупким и уязвимым.

– Вы сказали, что ситуация непростая, – напомнила она, не оборачиваясь.

– На последнем осмотре он совсем ненадолго открывал глаза и говорил не совсем связно. Движения, к сожалению, тоже затруднены. Сознание еще не ясное. Если вы ожидали, что уже в понедельник выйдете отсюда вместе, держась за руки, боюсь, так скоро этого не случится.

Краем глаза Эля заметила, как в ногах кровати блеснула стеклянная стена, делившая комнату на палату для пациента и бокс для родственной души. Расстояние было не таким большим, чтобы чувствовать симптомы сепарации, и в то же время новообразованная пара могла оставаться вместе, не мешая врачам делать свою работу.

Это был последний шанс, когда она могла уйти, отложив пробуждение связи до того момента, как, выражаясь словами Михаила Леоновича, его сознание прояснится. Их видения совпали, и связь была очевидна. Но в ее присутствии шансы на то, что он пойдет на поправку быстрее, были выше – это доказывали многолетние медицинские исследования. Эля никогда не простила бы себя, если бы оставила родственную душу в таком положении.

Чувствуя на себе нетерпеливые взгляды всех присутствующих в палате, слыша только шум крови в ушах, она протянула руку и коснулась его пальцев.

Кожа Саши была сухой и прохладной, и тем удивительнее была волна тепла, прокатившаяся по ее телу мощным потоком и наполнившая каждую клеточку. Простое прикосновение заставило ее почувствовать себя легче воздуха и в то же время живой как никогда. Но это ощущение было удивительно знакомым, словно когда-то, очень давно, этот самый человек уже прикасался к ней, обещая безопасность, покой и любовь. И доверять ему было сродни инстинкту.

Все это называли пробуждением связи. Разум наполнялся воспоминаниями о том, что будет, обретал знание того, что только предстоит открыть после жизни в окружении непредсказуемых видений друг о друге. Эля не сдержала вздоха, позволив пробуждению захватить себя целиком, боясь и одновременно желая большего, и крепче сжала пальцы Саши.

Между ними мелькнула вспышка, заставив ее зажмуриться. Перед закрытыми глазами запылало, словно прежде она смотрела на солнце. Боли Эля не почувствовала, хотя в некоторых любовных романах этот момент сравнивался с сильными физическими ощущениями. В отличие от того момента в машине, когда она увидела лицо Саши, сейчас ее дыхание было легким, словно их не окружали стены больничной палаты, а он вот-вот позвал бы ее по имени. Она очень хотела услышать, как он его произносит.

– У него участился пульс, – удовлетворенно заметили рядом, и она вздрогнула. Забыть о том, что в комнате был кто-то еще, пока их руки были соединены, оказалось совсем нетрудно.

Сбоку раздались шаги, и Эля открыла глаза, опасаясь, что их хотят прервать, хотя это стало бы грубым нарушением закона. Саша нахмурился и плотно сжал губы, повернув голову в ее сторону, но так и не открыл глаза.

– Итак, – сказал Михаил Леонович, – позвоню-ка я его родителям. Нужно вас зарегистрировать, а право подписи за Сашу пока у Сони. О, и добро пожаловать в семью.

– Что?

Он посмотрел ей в глаза и мягко улыбнулся.

– Я его дядя по отцу. Приятно познакомиться. Знаете, Ангелина, я должен вам признаться. Я начал догадываться, что вы пришли именно к Саше, там, внизу, как только заметил ваши глаза. Он рассказывал мне, что когда-то давно смог увидеть вас – кудрявую девочку с большими черными глазами.

Эля не сдержала слез. Она отслеживала описания всех видений, где описывалась внешность похожих на нее девушек, но всякий раз это оказывался кто-то другой. Неужели она что-то пропустила? Или он по какой-то причине не стал публиковать информацию об этом видении? Будь они хоть немного удачливее…

– А вот этого не надо! – резко, но без злости прикрикнул на нее врач, эффективно приводя в чувство. – Я знаю, о чем вы думаете. Все уже в прошлом – и каналы поиска, и списки, и эта чертова статистика, из-за которой люди так переживают. Честное слово, лучше бы никто ее не публиковал… Успокойтесь. Позже сможете лично отругать моего племянника за езду по ночам.

Подержав Сашу за руку еще какое-то время, Эля решилась на пару минут отойти в коридор. Медсестре было дано распоряжение подготовить ей спальное место в боксе, и она отправилась за раскладушкой и бельем. Эля, может, и справилась бы с симптомами сепарации, но никто не знал, как это отразится на Саше. Ее питомцы могли прожить какое-то время без присмотра, и на выходные планов у нее не было. Зато в сумке были салфетки для снятия макияжа, флакон духов и бутылка воды.

Она пролистала чат с Зоей и Сеней и запоздало сообщила, что Софья отправила ее по делам и разрешила не возвращаться в офис, чтобы друзья не беспокоились. Слова «Я встретила родственную душу, и это оказался ее сын» уже были напечатаны, но в последний момент она их стерла. Такую новость будет лучше сообщить лично, когда они заметят, что ее глаза изменили цвет. Так происходило у всех, чьи поиски заканчивались удачно. Глаза Зои теперь были серо-зелеными, Сени – желтыми с карим.

Эля вытащила из сумки пудреницу и долго смотрела на свое заплаканное отражение в круглом зеркальце. Радужка, прежде бывшая темно-карей, почти черной, как отмечал Саша, изменила цвет: вокруг зрачка появились хаотичные небесно-голубые отпечатки. Если бы его глаза были открыты, то она увидела бы в них аналогичное изменение. Возможно, это получится сделать уже скоро. Перед уходом Михаил Леонович подтвердил, что теперь рассчитывать на его скорое выздоровление намного легче.

В груди появилось болезненное тянущее чувство: как и описывали в официальных бюллетенях, хрупкая связь требовала близости, и Эле пора было возвращаться. Она захлопнула крышку пудреницы и решительно качнула головой, отгоняя предательскую мысль, что все это могло быть напрасно. Неважно, сколько придется ждать, какие сложности могут последовать после его пробуждения. Они с Сашей справятся с чем угодно, потому что наконец-то были вместе. Это все, что имело значение.

Эля начинала жалеть, что безоговорочно согласилась на условия Михаила Леоновича и подписала тот бланк в регистратуре. Когда Саша был так близко, а посторонние ушли, ей стоило больших усилий сдерживаться и не прикасаться к его лицу или груди, чтобы почувствовать стук сердца. Но что-то подсказывало, что тогда удержаться от запретных объятий и поцелуев будет еще сложнее. А Эля слишком сильно боялась, что случайно навредит ему. Поэтому она сидела рядом, пока не задремала и едва не свалилась со стула, все еще удерживая его за руку, а потом ушла на свою половину палаты, прикрыв за собой стеклянную дверь. За все время он ни разу не открыл глаза.

Офисные блузку и брюки ей позволили снять, дав вместо этого чистую форму медсестры, а обувь принесли из запасов для пациентов с другого этажа. Постелью ей служила низкая скрипучая раскладушка с тонкой подушкой. В боксе было так узко, что она с трудом могла пройти вдоль стеклянной стены, рискуя в полумраке споткнуться об изогнутые железные ножки. Михаил Леонович не врал: в сериалах все действительно выглядело куда удобнее.

О том, чтобы заснуть, не было и речи, и дело было не только в том, что Эле было сложно засыпать на новом месте. Хотя ее душа знала, что поиски были окончены, разуму же пока требовалось подтверждение. Свернувшись калачиком поверх простыней, она не сводила глаз с неподвижного тела Саши, вспоминая видения, сопровождавшие ее в течение жизни. Занятия плаванием. Горы книг. Страницы тетрадей, исписанных длинными и запутанными формулами, чашки кофе в любое время дня. Заснеженные горы и большие окна, за которыми виднелось лиловое рассветное небо.

Два раза приходили санитары, чтобы поменять положение его тела и не допустить пролежней, заодно делая положенные гигиенические процедуры. Всякий раз она поспешно отворачивалась, чтобы обеспечить ему приватность и побороть желание проследить, что ему не причиняют вреда, – инстинкт защищать друг друга у родственных душ в это время был особенно силен. Она надеялась услышать, что санитары отметят, что он открыл глаза или что-то сказал, но в палате стояла тишина.

Незадолго до рассвета, когда их снова оставили одних, она подтащила стул к его кровати и села, морщась от боли в спине. Прикосновение к его руке сразу сделало дискомфорт более терпимым, будто он придавал ей сил даже сквозь сон.

– Доброе утро, Саша, – зевнув, поздоровалась Эля и погладила неподвижные пальцы.

Вчера вечером она была слишком растеряна, пытаясь осмыслить все произошедшее за столь короткий срок. Но ночью прочитала несколько статей об исследованиях комы и родственных душах и поняла, что имел в виду Михаил Леонович. Лишь в сказке о Спящей Красавице поцелуй родственной души смог сразу же пробудить принцессу от заколдованного сна и вернуть способность говорить и даже танцевать. В реальности влияние ее близости на человека в подобной ситуации было невозможно предсказать точно. Учитывая травмы и возникшее осложнение, могли пройти часы или дни, прежде чем Саше станет лучше. В пяти из ста случаев, если ситуация была совсем безнадежной, даже в присутствии родственной души человек считался потерянным. Хотя у них дела обстояли иначе, Эля узнала, что позже первоначальная эйфория от встречи ослабнет и ей, как и всем, кто пошел на пробуждение связи в больнице, придется столкнуться со страхом. «Что, если жизнь в очередной раз решит отнять что-то дорогое, даже не дав насладиться этим в полной мере? – задавал вопрос один из авторов статьи. – В стенах здания, где каждый день кто-то умирает, невозможно не думать об этом». Но пока, слушая размеренный писк мониторов у его кровати и вспоминая заверения Михаила Леоновича, Эля отгоняла от себя мрачные мысли.

Она поправила давившую на нос маску и сделала глубокий вдох. Среди правил посещения реанимации ей запомнилось требование соблюдать тишину, но, к счастью, это не значило, что оставшееся время она должна была молча смотреть на Сашу. Вчера перед уходом из палаты грозная медсестра Надежда Ильинична, заметив растерянность девушки, смягчилась и посоветовала говорить на приятные, не связанные с работой темы. Звуки знакомых голосов, по мнению многих врачей, положительно влияли на мозговую деятельность пациентов – как и голос родственной души, даже если прежде они его не слышали.

– Вчера я забыла назвать тебе свое имя. Меня зовут Эля, сокращенно от Ангелины. Знаешь, – она тихо размышляла вслух, разглядывая знакомое лицо, – я очень долго ждала нашей встречи и часто гадала, где она произойдет. В метро, на улице или в магазине, как у Зои. Это моя лучшая подруга, тебе еще предстоит познакомиться с ней. И с Сеней – мы трое дружим почти десять лет. А может, ты бы написал мне, прочитав описание одного из моих видений, и мы бы встретились в тот же день, уже неслучайно. Я бы отвела тебя в свое любимое место, на Арбатской, где очень вкусные круассаны. Или ты бы отвел меня туда, где сам любишь бывать, чтобы мы отпраздновали твой день рождения. Это абсолютно неважно. А потом, если бы это был вечер, мы бы думали, куда пойти дальше, к тебе или ко мне домой, чтобы не страдать от сепарации. Хотя я не люблю, когда в моем доме посторонние, на тебя, конечно, это бы не распространялось. Не знаю, как ты живешь, но у меня всего одна комната. Зато есть цифровое пианино и аквариум. Пока твоего дяди нет, скажу, что раскладушки тут просто отвратительные, а вместо кресел, как в сериалах, жесткие стулья. Хотя главное, чтобы все эти мониторы вокруг тебя отлично работали, да?

Эля улыбнулась уголками губ. Ей очень хотелось знать, что видел из ее жизни Саша, но это должно было подождать.

Неожиданно его веки затрепетали, и, боясь пошевелиться, она наблюдала, как он медленно открыл глаза и повернул к ней голову. Взгляд Саши был рассеянным, но доказательство пробуждения связи было неоспоримо. Темно-карий цвет в его радужках незаметно перетекал в голубой, и Эля поймала себя на мысли, что это было все равно что смотреть в глубь драгоценного камня. Это было самым прекрасным, что она видела за всю жизнь.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и она думала о том, как всего двадцать четыре часа назад боялась, что уже не найдет его. А теперь держала за руку.

– Саша? – Она погладила тыльную сторону его ладони большим пальцем. – Это я, Эля. У тебя…

Она запнулась, пытаясь перевести дух. Сердце колотилось о ребра так быстро, будто вот-вот вырвется наружу. Следующие слова она мечтала произнести с момента своего первого видения.

– У тебя теперь мои глаза. А у меня твои. Мы родственные души. Я поняла это на пути сюда и уже не могла уйти.

– Уйти, – хрипло повторил он после длительной паузы. Его голос был низким, лишенным выражения, но в глазах появилось узнавание. – Г-глаза. Эля.

Он не стал высвобождать свою руку, и это придало Эле уверенности. Не всегда первая встреча родственных душ проходила гладко, даже если один из них не лежал в отделении реанимации.

– Так вот, – продолжала она, цепляясь за заготовленные фразы. – Когда у меня перед глазами впервые появилась темнота, я запретила себе паниковать. Как раз накануне в новостях рассказывали о девушке, с которой случилось то же самое. Потом выяснилось, что ее родственная душа была под наркозом во время операции, и они встретились спустя пару дней. Но для меня ничего не изменилось ни спустя два дня, ни неделю. Тогда я решила, что попробую найти тебя, подав заявление и приложив к нему твои портреты. Реклама Департамента поиска при Центре статистики и изучения связей была очень убедительна – он ведь должен собирать данные со всех больниц и отделений полиций как раз в подобных ситуациях. Но мое заявление так и зависло на стадии рассмотрения. А создать новое по тому же запросу, оказывается, невозможно. Нужно было сперва почитать отзывы об их работе.

Саша приоткрыл губы, но молчал, не сводя с нее глаз.

– Жаль, что нам не повезло и видения не помогли нам встретиться раньше, при других обстоятельствах. К одной моей однокласснице парень приехал на выпускной из другого города. Все было как в кино: они бежали друг к другу на глазах у всех, потом поцеловались под общие аплодисменты, и в итоге он поехал с нами. Ее родители были в восторге, но тетя сказала мне, что так везет одному человеку из десяти.

Тут она запнулась, ощутив, как, несмотря на присутствие Саши, внутри что-то неприятно сжалось. Это был последний год, когда они жили вместе, и все пошло наперекосяк за несколько месяцев до выпускного. Но говорить об этом вслух сейчас она не хотела. Ни к чему было портить их первый разговор.

– В общем, тогда я лишний раз убедилась, что найти тебя будет сложно. Но, несмотря ни на что, рада, что это наконец получилось. Я так долго была одна. Я бы очень хотела обнять тебя, но мне запретили, – мягко добавила она. Взгляд Саши пробежал по ее халату и вернулся к глазам. – Придется немного подождать. Есть ли что-нибудь, о чем ты хотел бы спросить, пока не придут санитары?

Саша молчал так долго, что она начала думать, что он ничего не понял. Возможно, запоздало подумала Эля, зря она наговорила так много, когда он только-только начал просыпаться. Четких инструкций на этот счет ей не оставили, а искать помощи в Интернете уже было поздно.

– Рыбы.

– Что? – сперва она не поверила своим ушам.

– Рыбы, – медленно повторил Саша, словно тоже боялся, что его не поймут. – Я в-видел их. У тебя. Они… – он нахмурился и, не придумав ничего лучше, добавил: – …яркие.

Он молчал не потому, что не понял ее, с облегчением осознала Эля. Он вспоминал свои видения и выбирал, с чего начать. Почему-то все это время она была уверена, что прежде всего он захочет узнать о ее занятиях музыкой.

– Да, это правда. Вообще-то аквариум у меня появился, когда я еще училась в школе…

– Б-без маски, – хрипло перебил Саша. Настойчивый взгляд остановился на нижней части ее лица.

– Мне нельзя ее снимать. Меня могут выгнать из палаты, – предупредила Эля, не решаясь нарушить запрет, хотя ее решимость слабела с каждой секундой. Он насупился и произнес, делая долгие паузы между словами:

– Я не дам. С-сними ее.

– Думаешь, твой дядя меня простит?

– Сними, – упрямо повторил он.

Ее взгляд скользнул к закрытой двери. Несколько секунд ничего не изменят, правильно? Она не выходила из бокса всю ночь. И желание Саши увидеть ее лицо полностью было абсолютно понятно.

Она опустила маску под подбородок, боясь и одновременно с нетерпением ожидая его реакции. Саша шумно втянул ртом воздух, но не произнес ни слова. Расширившиеся глаза заметались по ее лицу, будто он старался соединить видения о ней с тем, что видел сейчас. В его взгляде не было разочарования, но не было и радости. Он напоминал Эле саму себя много лет назад, когда она впервые поехала на школьную экскурсию в Третьяковскую галерею и увидела там огромные, в несколько раз выше ее роста картины, поражавшие воображение. Саша казался таким же завороженным, какой она чувствовала себя в тот день. Даже годы мечтаний об их встрече не смогли подготовить ее к этому. Как и к тому, что она была способна лишить другого человека дара речи.

Лицо Эли запылало, и она переключила свое внимание на монитор над его кроватью. Его пульс был выше, чем раньше, ладонь стала влажной. Ее собственное сердце все еще билось с такой силой, что, казалось, могло сломать грудную клетку.

– Я все же должна надеть маску, – мягко сказала она. Сделать это оказалось сложнее, чем могло показаться: Саша смотрел на нее с таким напряжением, будто надеялся удержать силой мысли. Когда ее лицо снова было наполовину скрыто, он откинулся на подушку и кивнул, прося вернуться к разговору.

– Ты спрашивал про моих рыб. Некоторые думают, что как питомцы они абсолютно бесполезны по сравнению с кошками или собаками, которых можно обнимать и гладить. Но мне они все равно нравятся. Они способны запоминать и узнавать тебя. Они играют друг с другом, и иногда после тяжелого рабочего дня наблюдать за ними все равно что медитировать. И хлопот с ними не так много, что меня полностью устраивает. Я никогда не была на море, поэтому создала свое в их аквариуме – купила им ракушки и кораллы.

Тут она сделала паузу, спохватившись, что слишком увлеклась, но на лице Саши оставалось все то же внимательное выражение.

– Я люблю музыку, поэтому всегда называла рыб в честь музыкантов. В школе у меня была собрана группа ABBA, потом «Могучая кучка». Те попугаи, которые живут сейчас, получили имена в честь тех, чьи песни я люблю уже много лет. И еще у меня есть сом, Андромеда. Ее окрас похож на звездное небо, и это имя было первым, что пришло в голову. В детстве я, как и многие другие, увлекалась греческой мифологией. Она социофоб, все время прячется, так что мне видно только ее хвост. Вот и все, – закончила Эля. – Моя жизнь не такая увлекательная, как у владельцев других питомцев. А у тебя они есть?

– Нет, – ответил Саша и пояснил, немного заикаясь на длинном слове: – Только Эс… Эсме… Эсмеральда.

– Кто это?

– Я ее создал.

– Ты про голосового помощника? – переспросила Эля, вспоминая, что успела прочитать о его работе во время визитов санитаров. «Иниго» первой в стране запустила подобную технологию, и с каждым годом область ее применения должна была становиться все шире – от «умных» колонок и домов до сочинения целых литературных произведений. СМИ рассказывали об этом достаточно часто, чтобы название Альда знали даже не погруженные в тему люди вроде нее самой. Имя Саши, что странно, упоминалось всего в паре статей много лет назад. – Ты настоящий гений. Не знала, что у него есть полное имя.

– Т-только для меня, – ответил он и заметно покраснел. – Ты п-пользуешься им?

– Сейчас нет. – Она не стала говорить, что не могла позволить себе большие лишние траты, и перевела разговор на другую тему. – «Эсмеральда» звучит мило. Значит, ты поклонник Гюго? Ты бывал в Париже?

– Мне не понр-равилось.

– Почему?

Он поморщился.

– Мусор. Г-грязь. И устрицы.

«Проблемы богачей», – насмешливо подумала Эля.

– Как же собор Парижской Богоматери? Или ты его уже не увидел из-за пожара?

– Нет.

– Эйфелева башня? Лувр? Может, ты ездил в «Диснейленд»?

Он фыркнул и покачал головой.

– А круассаны? Они правда самые вкусные именно во Франции?

– Я их не ем.

Она в притворном возмущении приложила к груди руку.

– Саша, будем считать, что я этого от тебя не слышала. Это лучшее изобретение человечества.

– Мое л-лучше, – тут же возразил он, но в глазах мелькнуло веселье.

– Тебе долго придется меня переубеждать.

Дверь в палату открылась, и она вздрогнула, забыв, что их уединение могли нарушить в любой момент.

– Доброе утро. Отлично, уже проснулись, – заметил один из санитаров, приходивших к Саше ночью. – Нам пора поработать.

Оба мужчины посмотрели на Элю: один выжидающе, другой – смущенно.

– Вы провели рядом достаточно времени, чтобы его состояние не ухудшилось, – продолжил он, видя, что девушка не спешила покинуть палату. – Можете пока пойти перекусить.

– Я скоро вернусь, – пообещала Эля Саше, сжав его руку перед тем, как подняться на ноги.

– Да не съем я его, не переживайте, – насмешливо закатил глаза другой мужчина.

– Иначе я съела бы вас, – без тени шутки пробормотала она. Саша ошеломленно вытаращил глаза, а санитар рассмеялся.

– Я это учту. Забыл, каково общаться с теми, кто в хрупкой связи.

Сходив в туалет и умывшись, она решила последовать совету и отправиться на поиски еды. Если не считать двух пирожков с вареньем, которые медсестра принесла ей вчера вместе с легкими тапочками, она ничего не ела почти пятнадцать часов, и от голода начала немного кружиться голова. Она спросила дорогу к магазину у новой дежурной медсестры и узнала, что вчерашняя смена попросила оставить для нее еду в сестринской. Ей даже разрешили сделать себе кофе. Врачи, многие из которых уже успешно завершили собственный поиск, понимали, что ей будет намного спокойнее, если она сможет быстро вернуться в палату, а не добираться с десятого до минус первого этажа и обратно. Эля подозревала, что это были не только рекомендации по поддержке хрупкой связи новых родственных душ, но и влияние Михаила Леоновича, но все равно была искренне благодарна за заботу.

Вчера в порядке исключения Надежда Ильинична разрешила ей поесть прямо в боксе, но предупредила, что впредь нужно будет поискать другое место. Чтобы не мешать медсестрам, Эля присела на диван в коридоре напротив палаты Саши и развернула пакет с рогаликами со сгущенкой, через окно наблюдая за машинами далеко внизу. Рассказы не врали – теперь мир вокруг будто действительно обрел новые краски, изменившись вместе с ней после прикосновения к Саше. Очень странно было думать, что еще вчера в то же самое время она бы гадала, нет ли в одной из них человека, рожденного быть ее родственной душой. Некоторые одинокие люди жаловались, что подобные мысли едва не сводили с ума, превращаясь в синдром пропущенной встречи[2]. Каждый день приходилось делать выбор, который мог бы приблизить их к родственной душе или, наоборот, отдалить. С этим могла помочь только надежда на новые видения. Осознание, что после стольких лет одиночества они прекратятся навсегда, в какой-то степени было освобождающим.

– А кофе тут неплохой, – сказала Эля, вернувшись в палату в новой маске из запасов, оставленных медсестрой. В нос ударил сильный запах йода и дезинфицирующих средств. Кожа Саши, сонно следившего за ней из-под полуприкрытых век, слегка блестела. – Кстати, ты из тех, кто может начать день с чая и чувствовать себя отлично, или тебе тоже нужен кофеин? А может, у тебя дома целый стеллаж с сиропами?

– М-м-м, – после небольшой паузы протянул он. – Не п-помню.

Он выглядел очень расстроенным, и Эля ободряюще сжала его руку.

«Возможно, – тут же подсказал внутренний голос, – на все вопросы тебе совсем скоро ответит Софья».

Хотя о ее приезде Михаил Леонович предупредил еще накануне, только сейчас Эля в полной мере поняла, как изменится ее жизнь с пробуждением связи. Она не замечала в Софье высокомерия или снобизма, но одно дело хвалить ее за хорошую работу, и совсем другое – принять как неотъемлемую часть жизни ее сына. Даже если они останутся просто друзьями, их связь никуда не исчезнет, и с этим приходилось считаться. Вдобавок Эля понятия не имела, как Саша отнесется к тому факту, что она работает в «Марионе».

Она опустила взгляд на закрывшего глаза мужчину, лежавшего на больничной койке. В ее воображении они всегда сообщали радостную новость его родным вместе, поддерживая друг друга и не чувствуя ни малейшей тревоги.

– Саша?

– Да-да, – извиняющимся тоном пробормотал он, не открывая глаз. – Х-хотел отдохнуть.

Эля сомкнула губы, не найдя в себе силы возражать ему. Ночью она прочитала, что за выходом из комы следуют приливы усталости и сонливости и что в такие моменты даже родственной душе нужно проявить понимание. Спустя несколько минут его рука расслабилась; он уснул.

В ожидании Софьи она начала читать на телефоне очередную статью про Альду и только начала успокаиваться, как дверь в палату приоткрылась. При виде Софьи, с идеальным макияжем, как всегда, Эля невольно сжала пальцы Саши крепче и наклонилась к нему. Взгляд женщины опустился на их соединенные руки, метнулся к его лицу и наконец остановился на Эле, изучая изменившие цвет радужки. Выражение ее лица было скрыто за медицинской маской, но глаза подозрительно заблестели.

– Совсем не так я представляла себе встречу с родственной душой сына. Но я рада, – тихо добавила она, прежде чем Эля могла принять это на свой счет, – что это оказалась именно ты.

Оставив Сашу спать, они подписали документы, сидя на диване напротив палаты. Софья обещала сама отнести их в Центр регистрации родственных душ, расположенный при больнице. Одна из копий была нужна для руководства, чтобы обосновать решение Михаила Леоновича пустить Элю в реанимацию. Но зато теперь никто не мог помешать ей и Саше видеться так часто, как они того хотели, или жить вместе в любой точке мира. В случае смерти одного из них другой автоматически становился полноправным наследником. Эля могла похвастаться лишь небольшими накоплениями на зарплатной карте и купленным в кредит цифровым пианино, чего нельзя было сказать об успешном программисте и единственном сыне известной предпринимательницы. Впрочем, об этом она сейчас думала в последнюю очередь.

Софья поставила подпись за Сашу на всех листах не моргнув глазом.

– Знаешь, что больше всего меня ранит в этой ситуации? – спросила она, когда все было оформлено и бумаги лежали между ними аккуратной стопкой. – Что вы могли встретиться еще до аварии, если бы мой сын… если бы мы оба не были такими упрямцами. Миша все пытается убедить меня, что это не так, но я-то знаю правду.

Эля задала вопрос, не дававший ей покоя все это время.

– Что произошло?

Софья вздохнула, теребя рукав одноразового халата.

– Я должна попросить тебя пообещать, что все, что я скажу, останется между нами. Ни я, ни Саша, ни его отец никогда не хотели, чтобы наша семейная жизнь стала достоянием общественности.

– Обещаю, – кивнула Эля, вспомнив просьбу Михаила Леоновича.

– В последние годы мы с Сашей обычно встречаемся в новогодние праздники. Он вечно занят со своими функциями и алгоритмами, в которых я ничего не понимаю, но всегда любил Новый год. Даже после того, как его отец ушел, мы обменивались подарками и проводили время вместе. Семейный праздник и так далее…

По рукам Эли пробежали мурашки, но она заставила себя кивнуть.

– В прошлом году наши расписания не совпали. Я улетела в командировку, когда он был свободен. А когда вернулась, то он уже улетел в Швейцарию к своему прекрасному боссу, которого я ненавижу. – На последнем слове ее губы презрительно скривились. – Он похож на робота, но не на такого, как Вертер[3] или тот золотой из «Звездных войн», а скорее как из «Терминатора». Саша считает его своим другом, верит всему, что он говорит. А тот этим пользуется. В тот вечер мы пытались договориться о новой встрече и поссорились. Саша разозлился и больше не брал трубку. А несколько дней спустя Миша позвонил мне и сказал, кого к ним привезли ночью на «скорой». Авария на окраине Москвы, в него врезались сзади, к счастью, обошлось без жертв. Я даже не помню, как добралась до больницы и как писала тебе сообщение. Не смотри так, я все понимаю, – печально попросила она. – Я знаю, что должна была уговорить его встретиться несмотря ни на что.

Эля моргнула, осознав, что ее брови были сурово сведены вместе, а губы сжались в тонкую линию. Даже самые близкие люди могли иногда ссориться, но инстинкт поддержать Сашу, даже если ей стала известна всего лишь крупица его семейной истории, взял верх. «Ему было больно, – настаивал голос в душе, принадлежавший их связи. – Он был одинок и расстроен. Это больше не должно повториться».

– Простите, я не специально, – поспешно произнесла она. Софья покачала головой.

– Это все эффект пробуждения. В первые дни из-за малейшей ссоры может начаться драка. Мне приходилось такое видеть. У меня нет родственной души, – напомнила она, – но отец Саши встретил свою несколько лет назад. А твои родители?

– Они были родственными душами. Погибли, когда мне было восемь.

– Мне очень жаль. Кто же тебя вырастил? – с участием спросила Софья.

– Мамина сестра. Я очень мало с ней общаюсь, – добавила Эля, чтобы ей не пришло в голову предложить встретиться семьями, как это было заведено у некоторых после пробуждения связи.

– Она молодец. В палате я говорила искренне – любой на моем месте был бы рад, что Вселенная послала именно тебя его близкому человеку. – Софья смотрела на нее почти ласково, и Эля быстро опустила голову, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. Эти слова она мечтала услышать всю жизнь.

– Теперь у нас все будет хорошо. Саша просто обязан поправиться, – твердо продолжала она. – За ним наблюдают хорошие врачи, и ты теперь рядом. Как тебе такой план? Меня выгонят отсюда где-то через десять минут. А пока я расскажу тебе о Саше. И вот, – она вытащила из сумки термос и большой сверток в фольге. Эля подумала, что вряд ли кто-то носил подобное в изделиях от Gucci. – Это тебе. Я не знала, какую еду ты любишь, но решила, что бутерброды нравятся всем. И еще черный чай с мятой. На работе говорят, то, что нужно в трудных ситуациях.

Эля рассмеялась впервые за много часов. Эти слова принадлежали ей. До того как она пришла на работу в «Марион», Софья спасалась только кофе и не воспринимала чай как нечто существенное.

– План замечательный.

Глава 3

Приготовьтесь к тому, что после встречи с родственной душой остальной мир уйдет на второй план. Посвятите первые часы приятным хлопотам – подумайте, как отпраздновать вашу встречу, поделитесь новостью с друзьями и в социальных сетях. Во многих ресторанах и кафе есть специальные предложения для новообразованных пар – выберите то, что подходит именно вам, и просто наслаждайтесь.

Из психологической рубрики «Больше не в поиске» онлайн-журнала Soultalk

Уже второй раз за последние два дня Софья позволяла себе проявить уязвимость на глазах у посторонних. Ее речь на публике всегда была четкой и уверенной. Сейчас сидевшая перед Элей женщина запиналась, с трудом подбирала слова и то и дело возвращалась к уже описанным эпизодам, из-за чего рассказ получался сбивчивым. Но это легко объяснялось волнением, и Эля жадно ловила каждую деталь, позволившую бы ей лучше узнать человека, которого она ждала всю жизнь.

Как только в семье Левицких-Монаховых (Софья после замужества оставила девичью фамилию) в начале двухтысячных появился компьютер, Саша забросил настольные игры и любимые мультсериалы и посвятил себя его изучению. Времени на уроках информатики для этого категорически не хватало. В еще больший восторг он пришел позже, когда узнал, что компьютерные игры и устройства в целом работают на основе любимой им математики. Выполняя условия отца – не бросать плавание – и матери – не получать двойки в четверти, – он все глубже погружался в изучение программирования. Один раз, к ужасу учителей, он поспорил с одноклассниками и взломал сайт школы, но затем сдался и компенсировал вину, исправив все найденные уязвимости и выиграв несколько олимпиад по математике и информатике. Дома у Софьи до сих пор хранились его грамоты и медали.

Позже он начал писать собственные программы и привлек внимание «Иниго». Он работал там уже более десяти лет, и Софья уверяла, что все его заслуги и достижения присваивает себе генеральный директор, Никита Колесников. Эля видела его по телевизору несколько раз, и особенно ей запомнились его желтые глаза. У Сени они были добрыми и яркими, у Колесникова – холодными и непроницаемыми. В ее памяти всплыло воспоминание о невысоком и полном силуэте из одного из видений несколько месяцев назад. Теперь стало ясно, кто это был. Саша, напротив, публичность ненавидел и потому старательно избегал внимания журналистов, круживших около Софьи и ее растущего бизнеса. Только несколько человек знали, кем были его родители.

Сейчас он жил в новом жилом комплексе, в одной из тех квартир, на которую Эле пришлось бы копить еще лет двадцать. Сиропы для кофе он не использовал, зато заполнил большие шкафы книгами. Еще в одном хранились фигурки наподобие тех, что мать подарила ему на день рождения. Помимо семейного фото, на подоконнике его палаты теперь стояли Брэм Стокер и Дракула в синих очках. Роман о коварном вампире Саша прочитал, когда они всей семьей поехали на Черное море, и потом сразу же посмотрел фильм Копполы. Фэнтези, по словам Софьи, захватило его не меньше, чем библиотеки «Питона»[4].

Его отец был архитектором и жил в Турции вместе с родственной душой. Они познакомились случайно, когда он сопровождал Софью на ювелирную выставку, и, не желая обманывать семью, позже предложил подать на развод. Он приезжал к Саше на один день вскоре после аварии и обещал навестить позже – молодая жена, младшие дети и работы по восстановлению городов после недавнего землетрясения отнимали все его время. По тону Софьи, мягкому, но печальному, было ясно, что она все еще испытывала сильные чувства к бывшему мужу. Уход отца повлиял на отношение Саши к родственным душам; он поклялся, что ни за что не разрушит чужую семью, если окажется, что встреча произошла слишком поздно.

Когда их время истекло и медсестра попросила Софью уйти, Эля попыталась упорядочить все, что узнала о Саше. Мужчина, который прежде был лишь калейдоскопом непредсказуемых видений, был необыкновенно умным и талантливым, скрытным и иногда вспыльчивым. Любой, кто пытался звать его иначе чем Саша, например Шура, с самого его детства удостаивался резкого ответа. Он любил читать и собирал фигурки известных персонажей. Он пил черный кофе, как Эля, и из-за занятости на работе редко виделся с семьей. Но не было случая, отметила Софья, чтобы он забыл поздравить ее с днем рождения и другими праздниками. К сожалению, тут же добавила она, в детстве он часто оставался один дома, и, хотя теперь сам вступил во взрослую жизнь со всеми ее трудностями, старые обиды иногда давали о себе знать. Их последняя ссора, которая вышла достаточно грубой, тому подтверждение.

Софья заглянула в палату, чтобы попрощаться с сыном, и, погладив его по руке, робко посмотрела на стоявшую рядом Элю.

– Хочешь приехать ко мне домой завтра? Мы сможем поговорить еще в спокойной обстановке.

Предложение застало ее врасплох, и, учитывая, что Софья сразу же покачала головой, удивление отразилось у Эли на лице.

– Боже, как я не подумала. Конечно, ты очень устала за эти сутки. Тебе хочется вернуться к себе. Обсудим все позже.

– Спасибо, – ответила Эля, втайне радуясь, что ее поняли без слов.

Казалось, что с вечера пятницы прошла целая вечность, а не часы, и все вокруг менялось быстрее, чем она успевала осознать. Было просто необходимо сделать паузу. Посовещавшись с дежурной медсестрой, они решили, что эту ночь Эля уже может провести у себя дома, но позже будет приезжать каждый день, оставаясь чуть дольше, чем обычные посетители. Это был компромисс, который устроил всех.

Неожиданно Софья шагнула ближе и крепко обняла Элю, окружив знакомым сладковатым запахом духов.

– Я даже не представляю, каково тебе сейчас приходится, – сказала она ей в плечо. – Но наш Саша сильный и обязательно скоро поправится. Мы не теряем надежду, верно?

Наш Саша.

Эля молча кивнула, отвечая на ее объятие. В горле вдруг появился комок.

Желание быть рядом никуда не уходило, но, услышав о возможности вернуться домой хотя бы ненадолго, Эля ощутила облегчение. Она почти не двигалась с места в первые часы после пробуждения связи, но от недосыпа и переживаний ее стала одолевать усталость, и не только физическая. Реанимацию, в которой всегда царила тишина, нарушаемая лишь писком мониторов и звуком шагов молчаливых санитаров, было сложно назвать местом, где комфортно проводить много времени. За пределами мыслей о Саше она не могла не думать обо всех других людях, находившихся здесь и в то же время бывших на пороге жизни и смерти. Вот где ощущаешь всю полноту своей беспомощнос