Солидарность, защита зубами и когтями своих, всегда считалась в среде нацболов основным принципом. А тут не пришел поддержать ре
папы Александра появилось выражение лица, как у Городничего в последней сцене «Ревизора»
1994-й и 1995 годы были временем моих и Дугина попыток сблизить между собой радикальную оппозицию двух типов: коммунистическую — Анпилова, и националистическую — Баркашова.
Старуха уловила метафизическое дрожание в той части ее уже не работавшего мозга, которая отвечала за Богдана. Где Богдан? Не как он, но где он? Все правильно.
Старуха лежала с таким неземным и нечеловеческим лицом, как будто кусок горной породы или сломанная кость мамонта в снегу.
Она носила шляпы, но шляпа на трупе выглядела бы неуместно.
Сейчас звонил Ларисе. Мать угасает. Лежит в ужасном виде. Уже сама даже воды не пьет. Хлеб под себя подгребает. Шапочку какую-то идиотскую надела. Долго она не протянет, говорит Лариса.
Если первое время жизни со строителями-гопниками я их удивлял, и они стеснялись, то с течением времени перестали стесняться своей сути, своих кастрюль.
Из дальнейшего разговора с матерью выясняется, что якобы к ней приходил какой-то Димка, «музыку включал, принес апельсин и надгрызанный кусок торта». Якобы сын одной из соседок. На самом деле — призрак, плод ее воображения.
Из дальнейшего разговора с матерью выясняется, что якобы к ней приходил какой-то Димка, «музыку включал, принес апельсин и надгрызанный кусок торта». Якобы сын одной из соседок. На самом деле — призрак, плод ее воображения.
