Познание столь же интенсивно во времени, как и опыт. Оно черпает свои силы как из былого, так и из будущего. Лишь в этом пересечении временны́х горизонтов из знания конденсируется познание.
Сегодняшний временной кризис не в последнюю очередь связан с абсолютизацией vita activa[10]. Она ведет к императиву труда, который сводит человека к animal laborans[11]. Гиперкинезы[12] повседневности изымают из человеческой жизни всякий созерцательный элемент, всякую способность к пребыванию. Они ведут к утрате мира и времени. Так называемые стратегии замедления не устраняют этого кризиса. Они даже скрывают суть проблемы. Необходима ревитализация vita contemplativa. Временной кризис будет преодолен лишь тогда, когда в своем кризисе vita activa вновь примет в себя vita contemplativa.
Поэтому «свободный» изначально значит «относящийся к друзьям или любящим». Чувствовать себя свободным можно именно в любовных и дружеских отношениях. Не несвязность, а связь делает свободным
«Страх упустить (ценные) возможности и, отсюда, желание увеличить темп жизни являются <…> результатом развившейся в Новое время культурной программы, которая состоит в том, чтобы за счет ускоренного “наслаждения возможностями мира” – т. е. за счет увеличения скорости переживаний – сделать каждую отдельную жизнь более наполненной и богатой и
Пустыням как раз свойственны неизвестность и ненадежность. В отличие от пилигрима, который следует предзаданному пути, человек модерна сам прокладывает себе путь. Поэтому он скорее солдат, марширующий к цели, или же рабочий. Peregrinus заброшен в фактичность. Человек модерна, наоборот, свободен.
Человек модерна (Der moderne Mensch) согласно Зигмунту Бауману – это пилигрим, который странствует по миру как по пустыне, придавая бесформенному форму, эпизодическому – непрерывность и выстраивая из фрагментов целое31.
