автордың кітабын онлайн тегін оқу Золотой ключ, или Похождения Буратины. Книга 3. Безумный Пьеро
МИХАИЛ ХАРИТОНОВ
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
@ Электронная версия книги подготовлена
ИД «Городец» (https://gorodets.ru/)
© М. Харитонов, наследники, 2021
© ИД «Городец», 2021
© П. Лосев, оформление, 2021
АВТОРСКОЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Прежде чем приступить к чтению, вы вправе спросить, куда подевались Третий Том и Третья Книга.
Честно говоря, тема эта мне тягостна. Но научная добросовестность и дискурсивная ответственность вынуждают меня всё рассказать, во всём признаться.
ЖИЗНЬ И СУДЬБА
Как мог уже заметить любой проницательный читатель, — и лично вы, батенька! — в романе МНОГО действующих лиц. Что первого плана, что второго, что третьего. Это не говоря о проходных персонажах и камео и не считая массовку.
С большинством из них у автора не было проблем. Даже по завершении работы над текстом он сохранил со многими самые дружеские отношения. Да чего уж там, обвыклись мы с ними.
Ну, допустим, не со всеми. Скажем, суслик Кокочка на автора за что-то обижен, а за что — не говорит. А вот зато крокозитроп давеча заглянул, принёс редкий китайский чай (он после смерти пристрастился к чаю, хотя любимый напиток большинства мертвецов — имбирный лимонад). Посидели с ним, о жизни поговорили — хорошо так, душевно... Намедни звонил кролик Роджер, просил книжку Зеленина «Статьи по духовной культуре. 1901–1913» — он её, оказывается, не читал. Ну а трилобиту из гав’ваввы я вообще очень обязан: без его помощи роман мог бы и вовсе не выйти… В общем, ни с кем у меня серьёзных проблем не возникало.
Единственным, но очень неприятным исключением стал некий Сгущ Збсович Парсуплет-Парсуплёткин, недопёсок. Он пробовался на небольшую, но важную роль. Но в первой же сцене со своим участием повёл себя столь бесцеремонно и развязно, что я вынужден был прекратить всякое с ним сотрудничество. На его роль был приглашён Напсибыпытретень, который отлично справился.
К сожалению, вместо того, чтобы с достоинством покинуть роман, недопёсок продолжал крутиться неподалёку, влазя в текст и вписывая себя куда ни попадя. Уж я гонял его, гонял. В конце концов мне это надоело, и я напустил на Парсуплёткина семерых песцов, которые отредактировали хулигана вусмерть. Подробное изложение этого эпизода имеется в Седьмом ключике, а предыстория — в Видении Пьеро, что в Томе Первом. Ну, в общем, сами посмо́трите.
К моему огромному сожалению, на том дело не кончилось. Околев, Парсуплет-Парсуплёткин стал только мерзопакостней и приставучей.
Сначала он повадился гадить в комментариях. Я тратил огромное количество времени на то, чтобы вычищать из текста его бездарные реплики, оскорбительные приписки, наглые выпады и т. п. п.
Полный список того, где и в чём мне это животное напакостило, я когда-нибудь опубликую в своих литературных мемуарах. Но чтобы вы понимали масштабы разрушений, кое-что приведу вотпрямща.
Извольте сами убедиться. В Главе 48 Парсуплёткин обозвал анклав Тортиллы «небольшим водоёмом» (это озеро Гарда небольшое? бугага!). В Главе 11 он поменял цвет левого глаза бегемота Пендельшванца с жёлтого на чёрный (ну не пидарас ли он после этого?). В Главе 12 поганец решил подпортить мою репутацию стилиста, написав, что лиса Алиса «непременно залюбовалась бы на круп цилиня», а у меня было — «залюбовалась бы крупом». В Главе 19 — придумал несуществующий артефакт Зоны «юлина коса». (Ну то есть упыри иногда так называют «ведьмину косу», но нам-то зачем розмовляти по-упыриному?) Пупицу Жанну Григорьевну он переименовал в Грегорьевну. За что она потом на меня обиделась, я перед ней извинялся, коробку конфет подарил, но всё равно ведь неудобно-то как вышло! «Шатёр в винограднике» он исправил на «шахтёр в винограднике» (ну хоть это заметили и вернули шатёр на место). И даже в библейской цитате из книги Бытия он нарочно проставил неверную пагинацию! Поднялась у него грязная лапа на Священное Писание!
С этого момента я понял: это так просто оставлять нельзя, надо это как-то прекращать. А то он мне и Вторую Книгу испортит.
Увы, Сгущ Збсович оказался не так-то прост. Напрасно я прельщал его колбасой, увещевал добрым словом и грозил арапником. На всё это он отвечал одним только хамством и невежеством. Дескать, ничего ты мне не сделаешь, я и так мёртвый. И на колбасу не повёлся по той же самой причине. К увещеваниям же он и при жизни-то был равнодушен.
За Второй книгой я следил очень тщательно. Даже в типографию звонил, предупреждал — вот, такие дела, недопёсок может залезть, вы уж там присмотрите, пожалуйста. Они были крайне недовольны таким гимором, но присмотреть обещали. И, в общем, присмотрели. Однако гадкое существо всё-таки как-то протырилось и сумело навредить. Не с таким размахом, как в Первом томе, но тоже порядочно. Особенно обидно то, что на странице 28 первого полутома, на самой середине его, в слове «историческом» он отъел «м» и приклеил туда «ого». Получилось безграмотное словосочетание «исторического обзоре» (нет, ну какова сволочь!).
Пришлось затевать сложную интригу. Я принялся за Третий Том, специально рассчитывая, что он и в него придёт свинячить. Когда же он на это повёлся, я заманил паршивца в длинное примечание, а потом утопил. Вместе с Третьим Томом, увы.
Это вообще целое дело было. В унитаз рукопись не пролазила, Москва-река мне показалась мелковатой, Волгу засорять не хотелось. Так что я решил топить недопёска во Внутренней Двине. Для этого пришлось совершить паломничество в страну Востока — или, как это сейчас называют, съездить в Бобруйск. Очень мне туда не хотелось: долго, дорого, хлопотно. Хотя — чего уж теперь-то ныть… Короче, добрался я худо-бедно до Внутренней Двины, да и бросил Третий Том с Аничкового моста. Привязав к нему для веса четыре гантели и роман В. С. Гроссмана «Жизнь и судьба».
Гадкий зверёк с тех пор не появлялся. Доскелся, падла!
Правда, и Третий Том погиб. Но это была необходимая жертва.
ТАЙНА ЭДВИНА ДРУДА
Что касается Третьей Книги, то я её честно начал. И написал даже несколько глав. Но тут в мои дела вмешалась Администрация. Которая и в Первый Том лезла, и во Второй Книге изрядно отметилась, но на сей раз совсем уж распоясалась.
Не знаю, что это за контора такая и что ей от меня нужно. Но жизненный опыт подсказывает: все россиянские конторы с такими названиями работают примерно одинаково — запрещают и недопущают. Ну и эти туда же. То есть данное, с позволения сказать, учреждение регулярно лезло ко мне в текст и его цензурировало. Под разными предлогами или вообще без таковых. Например, из Второй Книги они целых одиннадцать страниц вырезали. Одиннадцать страниц подряд! Представляете? В других местах они тоже порезвились, но там я сумел хоть как-то прикрыть дыры в нарративе.
Я это к чему. Третья Книга вызвала у Администрации особенное рвение. Только напишу пару страниц, глядь — половина текста куда-то пропала, а внизу надпись: «УДАЛЕНО РЕШЕНИЕМ АДМИНИСТРАЦИИ. АДМИНИСТРАЦИЯ»1.
Я пытался решить проблему. Я жаловался на произвол. Я писал, звонил, отправлял факсы и даже телеграфировал в разные инстанции. Но они, как это у нас обыкновенно бывает, старались от меня как-нибудь отделаться, не вникая по существу.
Районный участковый отказался принимать у меня заявление. В Союзе Писателей г. Москвы разопсевшие чинуши заявили, что я не их член и мои проблемы их не волнуют. В офисе Спортлото на Волгоградском проспекте меня отфутболили, в Роскосмосе — на хуй послали. И даже в наркодиспансере на улице Шверника — туда я пошёл от полнейшей безысходности — мне только справку выписали, а никакой реальной помощи не оказали.
Я уже готов был бросить всё это к чертям. И остался бы «Золотой Ключ» навеки незаконченным. Как «Бувар и Пекюше», как «Мёртвые души». Или даже как «Тайна Эдвина Друда». Во всяком случае, всё к тому шло.
ИСКРЕННЕ ВАШ
Но свет не без добрых существ! Однажды утром в мои творческие грёзы вплыла небольшая жёлтая уточка. Которая дала несколько хороших советов.
А именно. Уточка порекомендовала Третью Книгу забросить, впредь же называть свою писанину Третьей Частью. Ну чтобы у Администрации соображалка заклинила. То ли это третья часть Второй Книги, то ли ещё что. Да и вообще, мало ли чего она часть. Может, чего-то важного. Например, какого-нибудь хитрого плана, согласованного на ведомственном, министерском — а может, и правительственном! — уровне? Так что есть шанс, что Администрация на это поведётся и оставит моё сочинение в покое. Если же и это не поможет, придётся переименовать опус в «аналитическую записку».
Мне такие уловки не очень понравились. Но других вариантов у меня не было, и я решил попробовать.
Не знаю, что конкретно сработало, но уточка оказалась права. Администрация унялась. Ну то есть иногда она появляется, но ничего больше не удаляет, ограничиваясь предупреждениями. Которые я уж как-нибудь переживу, решил я. И на всё плюнул, и погрузился в стихию сочинительства.
Ну а что из всего этого получилось и получилось ли чего — то вам судить.
Михаил Харитонов,
искренне ваш.
ЗАМЕЧАНИЯ ПО ХОДУ
Чем сейчас занят крокозитроп. После окончательной смерти он попал на Страшный Суд первой инстанции, который, рассмотрев все его прегрешения, приговорил оного к перерождению в Норильске в 1978 году до Х. Розан Васильевич счёл такой приговор жестоким и несправедливым и его обжаловал. Сейчас дело рассматривается в Страшном Апелляционном суде. По ходу разбирательств крокозитроп вытребовал себе право на работу с документами, а также доступ к интернету и к Хроникам Акаши2. По старой дружбе он иногда мне кое-что рассказывает — и я почерпнул из этих рассказов немало полезного.
Как мне помог трилобит. Очень он мне помог! Без него я бы вообще ничего не написал — ну или ковырялся бы с Первым Томом до скончания века (своего, разумеется).
Дело было так. Когда я принялся писать Первый Том «Буратины» и дошёл до сорок седьмой главы, мои соседи начали ремонт. Ну то есть с раннего утра и до позднего вечера у них там штробили стены, сверлили, стучали, грохотали и т. п. Как можно сосредоточиться на тексте, когда издают соседи-суки оглушительные звуки? Правильно, никак. Оставалось или отложить книжку и ждать конца ремонта — а это может ведь годами продолжаться! — либо спрятаться в тихое место. Только где ж такое найдёшь в современной Москве?
К счастью, я к тому моменту уже познакомился с трилобитом. В обмен на место в романе он любезно открыл мне проход в реализации одиннадцатого кола шестого отсечения моей эпохи. Тот мир очень похож на наш, только Ельцин не отрекался и умер на президентском посту где-то в 2002–2003, в зависимости от доли. У власти там в основном Кириенко. Хотя есть две ветки с Руцким, одна с Баркашовым и одна финско-казахская оккупация. Я предпочёл оккупацию, так как там интернет лучше работает. Но самое главное, что: во всех ветвях в моём доме на месте сверлящих соседей проживает тихая бабушка. Моя же собственная квартира стоит пустой, так как в том отсечении я уехал с семьёй в Кёнигсберг, а московские площадя́ оставил за собой на всякий случай.
Тут работа пошла веселее. Если честно, то я практически переселился в ::11:: +6, возвращаясь в своё отсечение только чтобы пообщаться с семьёй и издателями.
Да, кстати! Из-за этого произошла одна неприятная ситуация, на которую проницательные читатели — такие как вы, батенька! — уже обращали внимание.
Я не учёл, что в ::11:: +6 было несколько другое прошлое, чем у нас тут. Разница в принципе небольшая, но ощутимая. Я её как бы замечал, но не особо беспокоился. Разве что интернет-реклама концертов Цоя (там он в большинстве вариантов жив и женат на певице Пелагее) глаз резала.
Но вот чего я не учёл — так это того, что книжки в шкафах тоже были не совсем те, что в моей родной квартире. Ну вот как-то не подумал об этом. Привык, что бумага — вещь надёжная. И только обнаружив у себя на полке неизвестный мне роман Достоевского «Девочка» с предисловием некоего Болеслава Лёма, я что-то заподозрил. Поговорил с трилобитом, он мои подозрения подтвердил — да, книжки тут могут быть не такие, как в моём родном времени. Я бросился проверять. И выяснил, что научное исследование о курском соловье, томик Щуплова издательства «Плашкет» и даже сочинение Сталика Ханшикеева и Дмитрия Стешина «Кухня „арабской весны“» (СПб.: Астрель, 2016. Серия «Военно-полевая кулинария») в нашей реальности не изданы! А я на них ссылался! Ну вот же блин! И что самое неприятное — Первый Том к тому моменту был уже издан на бумаге, поздняк метаться.
Однако же, подумав и поговорив с трилобитом, я решил, что ничего такого страшного не произошло. В конце концов, я пишу для всех времён и народов, а книжки, на которые я ссылаюсь — реально хорошие. Глядишь, соответствующие авторы их когда-нибудь напишут и у нас (особенно это касается кулинарных сочинений). И решил не ограничиваться доступной в нашей реальности литературой. В конце концов: в моей молодости регулярно возникала ситуация, когда читаешь какую-нибудь статью, а там ссылки на американские или французские источники. Добыть которые было тогда ещё менее реально, чем нам сейчас — достать что-то из другой временно́й ветви.
Кстати: что касается книг из будущего. Послехомокостные сочинения мне таскал из хемульской библиотеки эпизодический чешуйник Франтишек Пших. Он буквально умолял устроить ему на страницах романа встречу с Моррой, чтобы вернуть себе читательский билет. Я его услышал и в Действии двадцать шестом их свёл. Старик был трогательно благодарен за это. И в знак уважения и дружбы исправно снабжал меня литературой. Благодаря которой я узнал множество важных для романа сведений, начиная с истории и политического устройства Директории и кончая обычаями поняш и хемулей. А вы думали, откуда я всё это взял?
Так что Пшиху я очень признателен. Несмотря даже на то, что он съел переплёт книги «Письма А. С. Суворина к В. В. Розанову» (1913 года издания, между прочим), соблазнившись крахмальным клейстером, на котором тот переплёт держался. Ну, что ж поделать, у всех свои недостатки.
Почему автор утопил Парсуплёткина во Внутренней Двине? Потому что — как же иначе? Ну сами посудите — не Волгу же матушку им паскудить? А вот Внутренняя Двина — самое то. В ней ещё и не такое топили.
Как я ходил по инстанциям и искал укорота на Администрацию. Ну да, всё так и было. Разве вот мелкая деталь: один знаток российских реалий мне написал, что, дескать, в Роскосмосе посылают обычно в жопу, а на хуй посылают в Роснефти. Даже и не знаю, что на это сказать: в Роснефть я не обращался. Но вполне допускаю, что какой-нибудь сотрудник Роснефти мог перейти в Роскосмос, и на него-то я и напоролся. Хотя ежели по чесноку — все они друг друга сто́ят, прохвосты!
К предыдущему замечанию. Автор сначала написал «все они одним миром мазаны», но потом задумался. Во-первых, в таком случае пришлось бы писать «мѵром», тем самым напрягая читателя, которому пришлось бы лезть в Вики и читать про ижицу, а там бы он увлёкся юсами и псями, а роман бы мой забросил. Во-вторых, сотрудники Роснефти и Роскосмоса не любят, когда их чем-то мажут.
ПОСЛЕДНИЙ ШТРИХ. Нас тут спрашивают: почему автор привязал к Третьему Тому именно Гроссмана? Отвечаем: автор не нашёл в своей библиотеке более тяжеловесного текста — а было нужно именно что-то тяжёлое и увесистое, чтоб грузило. Можно было бы, конечно, взять и посовременнее чего — Алексиевич сочинения, Марии Степановой ро́ман или опус какого-нибудь лауреата премии «Большая книга». Но автор подобного добра дома не держит, а вот Гроссман с перестроечных времён завалялся.
P. S. Кто-то предлагал уоллесовскую «Бесконечную шутку» привязать. Нууу, так себе идея: переводное обычно легко всплывает.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БЕЗУМНЫЙ ПЬЕРО
CHECKPOINT-0. Вечность
ВСЁ СТОИТ НА РЕБРЕ
Да, именно. Буквально на грани. Грань та — за пределами всего. А пределы всего пересекаются в единой, единственной точке. Которая держится на себе самой и держит всё остальное.
Чтобы это увидеть воочию, вам достаточно немного подрасти. Примерно до ста миллиардов световых лет. И слегка поправиться — на одиннадцать измерений.
Как это сделать? Ну, есть способы. Самый простой — стать божеством. Или обратиться к тому, кто уже стал. Но можно никем не становиться и ни к кому не обращаться, а погрузиться в сферу причин, проецируя себя на сферу следствий вышеописанным образом. Или… впрочем, подробности утомительны. Так или иначе, вы ведь уже сделали это, хотя бы в воображении? И сейчас находитесь на тринадцатимерной плоскости. Безжалостно-острой, как Зульфикар, как Скорпион Тринидада, как язык Альфонса Алле.
Отсюда Метагалактика выглядит подобной горе с сияющей вершиной, у подножия которой вы стоите.
Именно эту гору созерцают в своих виденьях великие мистики. Меру, Хара Березайти, Химиньбёрг, Куньлунь, Сердце Мира, Гора Демиургов, — это всё она, она. Сама Вселенная в своём настоящем обличье.
Но и тут есть нюансы.
Во-первых, сияние — вовсе не свет. Вы переросли электромагнитный спектр. Вы созерцаете колебания масс, волны гравитации, радугу тяготения. И сама гора — не вещество и не пространство. То, что за пространством и веществом — вот из чего она состоит.
И, во-вторых, вы напрасно думаете, что пребываете у подножья миров. На самом деле — всё наоборот. Тринадцатимерная плоскость — только внешняя оболочка бытия. Вся гора держится своей вершиной, именно она — суть и основанье всего.
Теперь поднимайтесь к этой вершине, а на самом верху — сдуйтесь. В смысле — уменьшитесь. Делайте это не хлопком, а плавненько. На какой-то миг вы снова станете человеком; постарайтесь миновать это состояние как можно скорее. Аккуратнее с субатомным уровнем! Остановитесь примерно на 10-33 метрах, не уменьшаясь далее. Вблизи планковских величин ваше тело теряет свойства локального объекта. Так что разница между сердцем, мозгом и желудком может исчезнуть, а она важна. Не Мирозданию (ему-то что?), но вам лично.
Что видите вы перед собою? Да всё то же самое, только вершина горы приблизилась. Но не стала отчётливее.
И опять вы видите золотой блеск. И опять же, не тот это свет, который вы помните по опыту своему, опыту человеческому, житейскому. Это Изначальный Свет, волны планковской длины, исходящие от Первого Неба.
О да, это оно. Прямо перед вами. Но войти в него вы не можете. Нельзя войти в точку, а Первое Небо — именно точка. Та самая, на которой держится всё. Бесконечно малый сгусток нераспавшегося Единого Поля, усыпальница Софии Пронойи.
Для себя самой она мертва. Но с точки зрения человеческой она живее всех живых. Ибо даже в мёртвом боге больше жизни, чем в живом человеке. Настолько же, насколько сам он живее дерева, камня, облака, под глыбой непрозябшего зерна.
Эту тень божественного бытия, продолжающую жить и действовать в нашем мире, мы зовём Софией Эпинойей, Последней Мыслью. И на неё уповаем, потому что на кого же ещё? Смерть и время царят на земле, а правды нет и выше. Но в Первом Небе отражается весь мир — и оно знает всё и обо всём. Даже о нас с вами.
Ах, как жаль, что мы не можем обратиться к ней напрямую! Тентура запрещает нам это. Иначе мы познали бы себя и освободились, а это противоречит самому устроению сети смертной, коей все мы пленники и жертвы.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
А и правда? Делать-то что?
Вся надежда наша — на Аркону, рождённую в Первом Небе и сохраняющую с ним связь. Говорите с нею, а не с тентурою. Которая глуха к мольбам — как пень, как степь, как танк Т-84У, светло горящий в глубине полночной чащи.
Как обратиться к ней? Ну сказано же — есть способы. Самый простой — открыть свой разум Изначальному Свету. Или обратиться к кому-нибудь, кто уже открыл. Хотя можно ничего не открывать и ни у кого ничего не просить, а подняться до мира идей и оттуда транслировать своё посланье в мир энергий. Или… хотя к чему много слов? Суть вы уловили, не так ли? А подробности вам объяснит любой посвящённый маг 78-го уровня и выше. В общем-то, ничего сложного, всё у вас получится. Осторожнее только с идентичностью! Ваше «я» может ненароком раствориться в Изначальном Свете — а у вас, вероятно, другие планы на вечер.
Но, допустим, разум Арконы вас услышал. Что не означает — проникся вашими интересами и готов помочь. Проблемы смертных волнуют высшие силы не в первую очередь. В конце концов, именно Аркона сотворила тентуру нашего мира и отдала нас гав’виалям на поругание аутсорсинг.
Но, по крайней мере, она может заинтересоваться тем, что у нас творится.
ПОДОБНО ОГНЮ НЕБЕСНОМУ
И вот сияние сосредоточивается!
Аркона видит галактику. В ней — скопление звёзд. Среди них — маленькую жёлтую звезду. Около неё — планету, именуемую Ха’наан, Земля Преступления. Откуда к ней взывают голоса падших существ.
Снизойдёт ли Аркона до нас? Нет. Если бы это случилось, нас бы не стало. Ибо такова её сила, что нельзя ничему сотворённому быть там, где Она есть.
Но — смотрите, смотрите! — она посылает к нам вестницу, искру, тень тени своей. Хотя для нас даже эта тень тени подобна огню небесному.
И вселенскую тьму рассекает звенящая молния.
ЗАМЕЧАНИЯ ПО ХОДУ
Про Галактику, Софию и т. п. Там вроде бы всё понятно. Добавим только, что Зульфикар — меч, Скорпион Тринидада — перец, Альфонс Алле — француз. Напоминаем также, что дуб — дерево, олень — животное, воробей — птица, Россия — наше Отечество, а смерть неизбежна, но вовсе не нужна.
Насчёт того, к кому обращаться. Если вы несчастны и пребываете в рабстве (как и большинство существ в нашем несовершенном мире), бесполезно обращаться к своему непосредственному хозяину. Скорее всего, он или материально заинтересован в вашем несчастье, или ему нравится смотреть, как вы мучаетесь. Особенно в том случае, если ваш хозяин поставлен именно затем, чтобы вас угнетать. И видит в этом свой долг и удовольствие. Ваша жалоба его порадует, и он даже примет меры, чтобы вы жаловались снова и снова. Но и только. Если хотите чего-то другого — попробуйте обратиться к хозяину хозяина или ещё выше.
ПОСЛЕДНИЙ ШТРИХ. Нас тут спрашивают: что такое планковская длина? По существу, смотрите учебники какие-нибудь, а так — это где-то 1,616 229 ·10−35 м.
P. S. Считается, что Вселенная имеет размер 27·1060 планковских длин. Не особенно много, если вдуматься. Да и вообще — так себе Вселенная нам досталась.
CHECKPOINT-1. 23 января 313 года
ДОРОГАЯ СТИЛЬНАЯ ВЕЩЬ В ИНТЕРЬЕРЕ
Сашка-Букашка, маленький и грустный жук-олень, брёл вдоль морского берега.
Он направлялся к павильону «Прибрежный» с надеждой чем-нибудь поживиться. С рогов его свисали капли: шёл мелкий дождик. Сашку это огорчало. Не потому, что ему было мокро: хитин непромокаем. Но дождик был не только мокрый, но и холодный. Отчего у Сашки мёрз эдеагус и начинались проблемы с наружным дыханием. Пришлось достать из рюкзачка солевую грелку. Которая, между прочим, стоила денег. Ничтожных по меркам какого-нибудь великосветского бездельника, но не для Сашки-Букашки.
Жук был типичным мелким лавочником. Настолько мелким, что у него даже и лавочки-то не было. Вершиной его бизнес-карьеры стал прилавок на улице Моховой, возле отеля «Блюменштраух». Торговал он в основном газетами и канцелярскими принадлежностями. То был его взлёт, пик. Потом этот бизнес зарегулировали. Некоторое время он выкручивался, приторговывая всякой дребеденью — ботиночными шнурками, подковами, зубочистками, бахромой для скатертей и прочим подобным товаром. Кончилось всё тем, что однажды к нему заявились менты, лавочку отжали, Сашке намяли брюшко и проломили левое надкрылье. На лечение ушли остатки средств.
Чтобы прокормиться, Сашка-Букашка переквалифицировался в старьёвщики. Товар он не покупал, а собирал по всяким местам, чистил, чинил и сбывал за гроши. В день он зарабатывал около тридцати сольдо. Десять сольдо жук тратил на еду — то есть на самых дешёвых козявок и опарышей. Ещё десять уходило на оплату коммунальных услуг. Остальное он приберёг на чёрный день. В том, что этот день рано или поздно наступит, Сашка не сомневался. Весь его жизненный опыт буквально вопиял о том.
От сегодняшней экспедиции он ждал хорошей добычи. В заинтересовавшем его месте находился театр, когда-то прогремевший, но быстро закрывшийся. Жук знал: там, где тусовалось много существ, всегда можно что-нибудь найти. Если, конечно, уметь искать.
«Прибрежный» выглядел заброшенным. От былого славного прошлого осталось всего ничего — несколько деревянных будок, обломки открытой эстрады, и огромный ржавый каркас, напоминающий обглоданный скелет древнего кита. Всё это мокло под дождём и распространяло уныние.
Букашка тяжело, по-жучиному, вздохнул, — так, что склериты заскрипели, как несмазанные петли. Снял со спины рюкзак и приступил к осмотру территории.
Когда начало темнеть, жук стал богаче на два соверена и восемнадцать сольди: всё это богатство он нашёл в сыром песке. Кроме того, он положил в свой рюкзак четыре подковы (все разные), кожаный ошейник с бляхами (потёртый и без пряжки, но вполне себе починябельный), двенадцать пуговиц, ручку от сумочки и свинцовое пряслице. Поход себя окупил.
Жук уже собирался обратно, но что-то толкнуло его посмотреть, нет ли чего интересного в сломанной будке с косо висящей на одной петле дверью.
Если бы на его месте был тушняк или хотя бы доширак, он туда соваться бы не стал — из открытой двери жутко воняло тухлятиной. Но у Сашки-Букашки обоняние отсутствовало, а точнее — рассчитано на совершенно иной спектр веществ, чем у А-основ. Так что он, задрав огромные рога-мандибулы, сунулся внутрь.
Его взгляду открылась каменная лестница, ведущая в тёмный подвал. Вход в него оказался наполовину завален. Но и Сашка был росточку невеликого. Рюкзачок, правда, пришлось снять. Впрочем, снимать его пришлось бы и так, и так — чтобы достать фонарик.
К левой мандибуле Сашки-Букашки была прикручена планка Пикатинни. Жук защёлкнул фонарь на крепеже и зашевелил мандибулой правой, проверяя работу рычага. Послышалось тихое жужжание, и в темноту упёрся лучик слабенького света. Которого, однако, хватило, чтобы обозреть внутренности помещения.
С первого взгляда было ясно — в подвале селились гни. Только эти скверные птицы имеют привычку гадить у себя же в гнезде. А загажено тут было всё: комья помёта свисали даже с потолка. В правом углу гнила масса перьев и костей — видимо, остатки гнячьих пиршеств. Картину завершала яичная скорлупа: поганые твари тут ещё и плодились.
Весь этот интерьер Сашку-Букашку особо не впечатлил. Его внимание привлёк один-единственный предмет в левом углу.
То была изящная трость, на вид костяная. Судя по размерам, предназначенная для хомосапого. Несмотря на простоту отделки, она смотрелась дорого и стильно. Удивительно, но даже гни не осквернили её своими выделениями. Одиноко и строго стояла она, прислонённая к стене — как офицер, брезгливо наблюдающий за пьяной солдатнёй.
Такая вещь могла стоить соверенов пятнадцать. А может, и все двадцать!
Сашка-Букашка от радости так зашевелил рогами, что фонарик вспыхнул ярким светом. Трость засверкала. Стали видны тонкие узоры на рукояти.
Жук, узрев всё это великолепие, решил про себя — нет, меньше чем за тридцать золотых он такую вещь не отдаст.
Подобравшись поближе, жук осторожно ухватил добычу передними лапками и закинул за спину. Думая только о том, как бы теперь выбраться отсюда, не замаравшись.
Ему это почти удалось.
ХМУРОЕ УТРО
Утро и в самом деле выдалось хмурое, а вот полуденные часы — ну просто на загляденье: солнышко, безветрие, благорастворение воздухов. В такие часы хорошо сидеть в зимней беседке, завернувшись в тёплый клетчатый плед, пить горячий кофе и читать толстую умную книжку.
Именно так и проводил время Артемон. Правда, беседки не было, но было плетёное кресло и столик. Плед заменяла плащ-палатка со склада, а кофе — какао. Книжка тоже присутствовала. Называлась она длинным скучным словом Gebrauchsanweisung и была написана на немецком языке. Которым Артемон не владел. Но очень старался догадаться, что там написано.
— Ди зуфур… то есть цуфур… или цуфюр… фон сауерстоф… Дочь твою Мать, ну что за слова такие? — бормотал несчастный пёс, водя затупившимся когтем по строке. — Унтер хохем дрюк… унтер дрюк… Дрюк… дрюк… это что-то про печать, что ли? Унтер — это недо-чего-то… Хох… хенде хох… это выше… Недостаточно высокая печать? Хуита какая-то, эскьюзи муа…
Появилась Мальвина. Она несла ему кофейник (то есть какавник), обёрнутый для тепла полотенцем.
— Ну что? — нетерпеливо спросила голубокудрая.
— Ничего. Кажется, я скоро свихнусь, — буркнул пудель, жадно нюхая воздух. Увы, Мальвина этого ждала. И подошла с подветренной стороны.
— Ты просто не хочешь по-настоящему сосредоточиться, — заявила она. — Напрягись, наконец! Это в твоих же интересах! — она поставила кофейник на столик, как бы невзначай вильнув корпусом так, чтобы показать голенькую ножку. Артемон чуть не взвыл, вообразив себе райское благоухание бёдер, аромат свежего пота под коленкой, остро пахнущие комочки грязи между пальчиками… ах, ой!
К сожалению, все эти радости были ему недоступны. Мальвина поставила условие — пока он не прочтёт книгу и не сможет пересказать её содержание, он будет лишён доступа к её телу.
ЦИГЕЛЬ-ЦИГЕЛЬ У-ЛЮ-ЛЮ
Люк нашёл какой-то червяк, заряженный Мальвиной на поиски подозрительных щёлочек, дырочек и странных отверстий.
Находился он в очень неудобном месте — а именно в зарослях засохшей крапивы. Зато открыть его оказалось довольно просто. Артемон поднял крышку люка, внизу был чёрный зев, из которого пахло ржавчиной.
Сначала они с Мальвиной промерили глубину колодца верёвочкой с грузиком. Оказалось — пятнадцать метров. Запущенные внутрь насекомые — это уже Мальвина постаралась — обнаружили внизу какие-то продолговатые предметы. Нашлась и бухта толстого каната. Артемон приволок её с нижних ярусов, наврав Мальвине, что нашёл её в каком-то глухом углу. Мальвина не обратила на это внимания.
Внизу оказался маленький склад. Двухметровые продолговатые предметы напоминали реактивные снаряды. Вероятно, ими-то они и были. Кроме того, внизу валялся трос с креплениями. Подъёмника, увы, не наблюдалось.
Как следует всё обыскав, Артемон нашёл в стене что-то вроде сейфовой двери. К удивлению пса, она оказалась не заперта. Внутри была труха, но под ней лежало что-то, закатанное в чёрную плёнку. Та оказалась удивительно прочной: её не брал ни коготь, ни нож, и только когда пудель случайно потянул за какую-то ленточку, она порвалась. Под плёнкой была книжка, судя по картинкам — посвящённая как раз этим самым продолговатым предметам. К сожалению, она была на немецком.
С этого момента жизнь Артемона — и без того не шоколадная — превратилась в унылое говно.
Мальвина пристала к нему с категорическим требованием: разобраться, что в книжке написано. Она была уверена, что цилиндры — это оружие, а книга — инструкция к нему. И желала знать, как его можно применить.
Её интерес был не праздным. Несмотря на грозный вид, база была защищена слабо. Правда, оставались ещё неистраченные ракеты «земля-воздух». Проблема была в том, что по земле они не работали. Ими было можно сбивать только воздушные цели — при падении они самоликвидировались. Вход в помещение базы прикрывали два огнемёта и тесла-разрядники, управляемые с пульта дежурного. Но били они метров на десять, не больше. Мальвина опасалась, что Карабас, если придёт по её душу, парализует её прямо у пульта. А вот средств ведения наземного боя на сколько-нибудь заметном расстоянии у Мальвины так и не нашлось. Увы, нижние этажи и таящиеся там горы оружия так и остались недоступными.
Проблема была в том, что Артемон знал немецкий не в совершенстве. Чтобы не сказать — посредственно. А если совсем честно — помнил отдельные слова и выражения, на уровне «их бин ду бист вас из дас цигель-цигель ай-лю-лю». Чего он совершенно не скрывал, а честно признавался. Но голубокудрая не считала это важным. По её мнению, недостаток знаний можно восполнить терпением и трудом. На каковой труд бедолагу Артемона и обрекла.
Пёс налил себе в чашечку какао, вылакал половину, облизнулся. И снова упёрся взглядом в ровные строчки. Ощущая почти физически, что он смотрит в книгу, а видит фигу.
Ну конечно, он уже пробовал другой способ. То есть разобраться не в тексте, а в самих снарядах. Один из них удалось даже вытащить, для чего пришлось изрядно попотеть. Очень помогла мышь Лизетта: она смогла аккуратно соединить крепления с корпусом. Потом тяжесть кое-как вытянули, причём за трос пришлось браться даже Мальвине. Она так вспотела! Артемон с тоскою вспомнил о том, как вытирал ей спину полотенцем. И чуть не заплакал — коварная тут же отняла у него этот вожделенный предмет и отправила в стирку… У-у-у!
С цилиндром тоже было у-у-у. Пёс его тщательно осмотрел и даже сумел открыть головную часть. И нихуя не понял.
Боеголовка и управляющий блок отсутствовали. Вместо него там была маленькая кабинка с крохотным экранчиком и каким-то рычажком. Кабинка предназначалась для очень маленького существа. Судя по рычажку, предполагалось, что оно может управлять снарядом самостоятельно. Однако попытки Артемона подёргать за рычажок ни к чему не привели, кроме того, что на экранчике засветился красный крестик и надпись «Die Funktion ist deaktiviert». Про деактивированную функцию Артемон понял, остальное додумал сам: видимо, при открытой головной части ничего не работало. Но что это всё такое и зачем оно такое, так и осталось неясным.
Пёс налил себе какао. Отхлебнул. Скривился. Мальвина почему-то считала, что какао полезен для умственной деятельности. Пса от этой сладкой жижи воротило. И от книжки тоже.
Артемон вытянулся в кресле и закрыл глаза. И тотчас отрубился.
ГАНИМЕД ПЯТНАДЦАТЬ ПЭ ДЕВЯТНАДЦАТЬ
Он пришёл в себя, когда его руки коснулось что-то холодное. Пёс вздрогнул и проснулся. И тут же, не думая, вонзил когти — тупые, источенные, но всё-таки когти — в это самое холодное.
— Кваааа! — раздалось снизу.
Это была психоаналитическая жаба. Видимо, она пришлёпала, учуяв аромат какао. Она его просто обожала, несмотря на земноводную основу.
Артемон посмотрел на жабу мутными, осоловевшими глазами.
— Чё тебе, зелёная? — спросил он. — Какавки захотелось?
— Какакакапельку, — попросила жаба, с тоскою взирая на кофейник.
— Ты мне лучше скажи, вот это вот что? — пёс взял книжку, открыл на сложной схеме и сунул жабе под нос.
Он ни на что не рассчитывал. Однако амфибия подумала секунды две и уверенно сказала:
— Схема подачи кислорода под давлением. Тут ещё внизу чего-то написано, я не разберу…
— Ты немецкий знаешь? — не поверил в своё счастье Артемон.
— А какакак же? — удивилась жаба. — Главные труды по психоанализу и танатологии на немецком языкекекеке. Моя какакалуша вложила мне знание немецкого языкакака.
Артемон жабу недолюбливал и всячески её щемил. Но в ту секунду он был готов её обнять, прижать и облизать.
Вместо этого он её поднял и усадил на столик.
— Так, — сказал он, протягивая к жабе кофейник. — Сейчас я тебе помогу. А ты поможешь мне. Идёт?
Жаба молча открыла рот. Пёс налил туда немножко горячего напитка. Амфибия издала булькающий звук и на мгновение прикрыла глазки. Потом содрогнулась всем пузом, глаза открыла и снова уставилась на кофейник.
— Ещё хочешь? — спросил Артемон. — Тогда вот здесь переведи, — он открыл книгу на первой странице.
— Мобильный малогабаритный реактивный снаряд Ганимед пятнадцать пэ девятнадцать, — прочитала жаба. — Инструкция к применению. Раздел первый. Назначение и функции… Дальше читать?
— Читай, милая, — Артемон от избытка чувств потёрся носом о бородавчатую жабью мордочку. — Читай, хорошая.
СОВЕЩАНИЕ ПО ВОПРОСАМ
ИНФОРМАЦИОННОЙ ПОЛИТИКИ
Кабинет господина Селяви Шершеляфака де Пердю не поражал размерами. Хотя вообще-то новоназначенный начальник полиции Города Дураков мог занять помещение размером с футбольное поле, никто бы и не тявкнул. Но де Пердю предпочитал уют. Так что всё было относительно скромно: два стола буквой «Т», ещё один стол для расширенных совещаний, три конских лежака, стулья и два массивных насеста. Пол паркетный, ковровая дорожка вела во внутреннее помещение, где начальство отдыхало. В шкафчике тёмного дерева стояли наградные кубки и лежали медали, полученные на службе.
На стене висел портрет Лавра Исаевича Слуцкиса в золочёной раме.
Де Пердю презрительно ухмыльнулся. Он видел, как собравшиеся косятся на портрет и морщат брыли. Ему это нравилось.
— Итак, — сказал он, почесав кривой шрам на месте левого уха. — Я собрал вас, чтобы обсудить одну проблему. У нашего ведомства серьёзные имиджевые издержки. Так было всегда. Но в последнее время они стали неприемлемыми.
— Вот уж не новость, — буркнул начальник следственного департамента, полковник Харлампий Фотиевич Выгрызун. Старик не сидел, а лежал на конской подстилке: за всю жизнь он так и не удосужился освоить прямохождение. Несмотря на это, голова у него была светлая, а нюх — острый.
— Не новость? Обоснуйте, Харлампий Фотиевич, — потребовал Селяви Шершеляфак.
— С чего начать-то? — тем же тоном ответил полковник.
— С начала, — это де Пердю произнёс довольно холодно.
Но смутить старика было сложно. Он поднял на начальника мутные, усталые глаза и ответил:
— Да пожалуйста. У нас тут всегда творилась разная хуйня. Но сейчас это уже не хуйня, ребята. Это уже пиздец в полный рост. Сами посмотрите. Раньше нас боялись и уважали. Потом в полицию стали брать волков, ментов и с улицы шпану. Уважать нас перестали, зато бояться стали больше. Каким-то умникам наверху показалось, что это збс. Они дали установку — кошмарить всех. Мы только рады были. И добились того, что нас стали ненавидеть. Потом полицию лишили финансирования, отправили отжимать бизнеса и всякой дрянью торговать. Теперь нас не просто ненавидят. Теперь все думают, что мы хуже любой банды. Скоро ненавидеть нас будут больше, чем бояться, — он высунул язык и громко задышал, охлаждаясь.
— Продолжайте, Харлампий Фотиевич, — попросил де Пердю.
Выгрызун стукнул по полу твёрдым, как палка, хвостом.
— Но это бы ещё ничего. Я так скажу — внутри всё прогнило! Нет дисциплины. Дисциплина на субординации держится. А субординация — на уважении. Подчинённых к начальству и наоборот. Так вот, сейчас этого нет. То есть совсем нет. Раньше у полицейского хоть какое-то чувство было, что он чего-то там охраняет… А теперь подчинённый платит начальству за право носить корочку. Которая даёт ему права против населения. И больше он начальнику ничем не обязан. Так что нижние чины на наши указивки хуй кладут! Пока молча. А скоро участковые будут нас вслух посылать. По разным адресам. И вас тоже, господин Селяви, — пёс шумно выдохнул и положил голову на лапы.
— Я услышал. Ещё какие мысли? — господин де Пердю обвёл взглядом собравшихся. — Макарони?
АРТЕМОН, ЗАЙМИСЬ ЭТИМ!
— Ну так что? Что там? — Мальвина от нетерпения притопнула ножкой.
— Какакакажется, — с трудом произнесла жаба, — это какакая-то инструкция.
Артемону захотелось ущипнуть её за пузо: оно очень соблазнительно выпирало. Но он сдержался. Жаба была нужна.
— Похоже, это курьерские ракеты, — начал он. — Туда сажали маленького, а он самостоятельно долетал до нужного места.
Мальвина недоумённо посмотрела на пуделя.
— Это ещё зачем? — поморщилась она.
— Нууу, — протянул пёс, — я так понял, что маленькому давали запомнить донесение, а потом он с ним летел к командованию. Смысл в том, чтобы оно оставалось секретным. Даже если маленький попадёт к противнику. Пытать его бесполезно, всё равно ничего не скажет. А если долетит до кого надо, то после доклада себя сожжёт.
— Зачем пытать? У них что, телепатов не было? — не поняла Мальвина.
— Сам не понял, — признался Артемон. — Похоже, что не было. Хотя там на последней странице вклеен лист. Читай, — он всё-таки ущипнул жабу за пузо.
Жаба к тому времени задремала — что и неудивительно. Она выпила целых два кофейника с какао, и теперь ей хотелось спать. Но тут ей пришлось включиться.
Она где-то минуту пялилась на лист, потом начала переводить.
— В связи с появлением новых средств извлечения информации использование курьеров приостанавливается вплоть до особого распоряжения. Приказ какакакамандования… дальше цифры, — уныло закончила она.
— Очень странно, — заметила Мальвина.
— В любом случае у ракеты нет боеголовки, а у нас нет маленьких, — закончил Артемон. — Так что ракеты нам так и так бесполезны.
— Боеголовка не обязательна, — ответила голубокудрая, немного подумав. — Достаточно попасть ракетой в противника. Если это будет Карабас, решится очень много проблем. А маленьких можно купить и обучить. Артемон, займись этим, — распорядилась голубокудрая.
— Маленьких купить? Где? — пудель ощерился. — В Передреево? Там их не бывает! Деревенским маленькие в хуй не всрались! Или мне в Директорию ехать прикажешь? Это вообще реально?!
— А ты придумай что-нибудь, — сказала Мальвина. — Почему я всё время должна думать за тебя? Ты просто ленишься и не желаешь делать то, что я велю! За это ты будешь наказан! — она самодовольно встряхнула кудрями.
ПАРОЧКА ДИВЕРСИОННЫХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ
Маламут Макарони, начальник Управления собственной безопасности, недовольно дёрнул острым ухом — будто муху отгонял.
— Не соглашусь с уважаемым Харлампий-Фотьевичем, — сказал он. — Это не нас посылают, это мы чего-то ждём. А другие не ждут. По моим данным, две трети верхнего полицейского начальства уже на кого-то работает. Кто не работает — тот ищет хозяина. Я сам получал интересные всякие предложения. В основном от крупного бизнеса. И знаете, чего я скажу? Даже если всё накроется, мы голодать не будем. Разойдёмся по частным охранным предприятиям. Связи между собой сохраним… Прокрутимся.
— Это если Город вообще уцелеет, — вмешался в разговор Кокотюха, зав ЦСЗИ3, барс по основе, каким-то образом прижившийся в собачьем окружении. — Дураки будут последними дураками, если сейчас войну не начнут. Если шерстяные с Хемулем договорятся, остальные под них лягут. Армия воевать не будет. Они скорее на нас пойдут и всех перережут. А потом всё сдадут шерстяным.
На всех мордах отразилось согласие и понимание. Армейских в полиции не любили, а в последнее время — особенно. Военные задирались, говорили полицейским в лицо то, о чём остальные разве что шептались на кухне. Связываться с ними было боязно: эти вполне могли в случае конфликта подтянуть тяжёлую технику к какому-нибудь участку и его образцово-показательно разгромить.
— Да это что, — включилась пуделица Сан-Суси из миграционного управления. — Сюда прёт электорат. На проверки у нас не хватает ресурса. Наверняка здесь уже засела парочка диверсионных подразделений.
— Пррро учкудуков не забывайте, — рыкнул майор внутренней службы Тимур, зам начальника центра по противодействию экстремизму. — Они с нами сами ррразберррутся. Вчера, напррримеррр, они полицейский участок взорррвали.
На породистом лице Шершеляфака появилось какое-то странное выражение.
— Все высказались? — спросил он.
Никто не ответил.
— Значит, все. Благодарю. Вы всё прекрасно изложили и сэкономили мне много времени. Теперь вопрос. Кто-нибудь из вас смотрит эфир?
Отсечение +44 доля 00803
ПРЯМО В ГОЛУБЫЕ КУДРИ
— Ты просто ленишься и не желаешь делать то, что я велю! — заявила Мальвина. — За это ты будешь наказан! — она самодовольно встряхнула кудрями.
«Да пошла она в пень, ебанутая», — подумал Артемон.
Это была простая и ясная мысль, на фоне которой все прочие мыслишки поблёкли и унасекомились.
Мальвина слишком сильно натянула поводок, и он порвался. Пёс больше не хотел просить, вымаливать, красть кусочки наслаждения. Он почувствовал себя свободным. И посмотрел на Мальвину без всякого удовольствия.
— Я предал Карабаса, — сказал он почти спокойно. — Сначала я думал, что сделал это ради любви. Потом — что ради страсти. Теперь я знаю, что сделал это ради потных труселей. Которые мне всё равно не дают понюхать.
Мальвина открыла рот и издала какой-то сдавленно-злобный звук.
Артемон ухватил жабу — та возмущённо задёргала лапками — и с усилием запустил её прямо в голубые кудри.
Жаба ударилась о лицо Мальвины и шлёпнулась на пол, извергая из себя непереваренное какао.
ПОНИМАЕТЕ, К ЧЕМУ ОНИ КЛОНЯТ?
— Кто-нибудь из вас смотрит эфир? — ещё раз спросил де Пердю.
Все замотали головами, возмущённо зафыркали, кто-то даже зарычал.
— Ну да, ну да, — Шершеляфак сочувственно покивал головой. — Это же развлечение для электората, думаете вы? А вы читаете аналитику и оперативные сводки? Ну а я вот вчера сходил. В самый обычный центр у себя под домом. Послушал новости. Хемульские. Да-да, их у нас тоже крутят. Включить красный свет стоит пятьдесят сольдо с носа. Кстати, это законно. У нас в законодательстве нет запретов на освещение.
— Освещение чего? — поинтересовался Кокотюха.
— Освещение помещения, — пояснил де Пердю. — За красную лампочку не сажают.
— А если неформально подойти? — предложил барс.
— Как справедливо заметил Харлампий Фотиевич, — Шершеляфак пожал плечами, — наши приказы сейчас исполняются не в первую очередь. Думаю, патрульные просто берут с владельцев точек небольшую мзду. После чего резко начинают страдать дальтонизмом.
— Пидарасы, — злобно проворчал Выгрызун.
— Ну почему так сразу, — не согласился Макарони. — Мы все не за так работаем…
— Пидарасы! — полковник повысил голос. — Во-первых, брать деньги учкудуков — западло. Во-вторых, эти пидоры не делятся.
— Да там гроши, — поморщился де Пердю.
— Похуй, сколько там конкретно, — полковник сморщил нюхалку. — Должно же быть что-то святое! У нас, конечно, всякое бывает. Но делиться с начальством — это наша духовно-нравственная скрепа. Правильно я говорю?
— Итак, что я видел, — де Пердю сделал вид, что старика не услышал. — Сначала выступала какая-то пупица. И сообщила, что в бывшей Директории… они нас называют именно так, прошу отметить… так вот, в бывшей Директории политический, экономический, демографический и хрен знает ещё какой кризис. Государство перестало платить полицейским, они теперь зверствуют, отжимают бизнеса и кошмарят электорат. Полиция превратилась в банду, никому не подчинённую, приказы руководства не исполняются, участковые посылают генералов в жопу… Приглашённый эксперт по имени Стас Блаватский выразил мнение, что население всё ещё боится полиции, но ненавидит её уже больше.
Выгрызун недоумённо потряс мохнатой головой, коротко рыкнул.
— Не знаю никакого Блаватского, — сказал он.
— Потом было про переговоры Хемуля с шерстяными. Разумеется, про мирные переговоры. Но подавалось это всё так, что складывается союз против Города. И завтра к нашим границам попрёт армия. А вообще-то она уже здесь, просочилась с толпами электората…
Кокотюха и Сан-Суси посмотрели друг на друга.
— Потом рассказали про взрыв на полицейском участке. Со словами «это только начало».
Тут переглядываться стали уже все.
— Кстати, насчёт взорванного участка, — продолжил тем временем де Пердю. — Я посетил его лично. Да, взрыв был. Овца-террористка пронесла самодельную бомбу. Бомба оказалась хреновой, даже её саму не убило. Сгорела занавеска. А у вас откуда сведения? — он повернулся к Тимуру.
— Доложили, — признался тот.
— Вот-вот. Вы тут все эфиром брезгуете. Но ваше окружение его смотрит. А поскольку ваши представления зависят от того, что вам докладывают… — он помолчал, давая коллегам свыкнуться с этой мыслью. — В общем, понятно, — закончил он. — Теперь посмотрите, что они внушают на уровне картинки. С одной стороны, нас не слушаются участковые, наши участки взрывают, а мы и сделать ничего не можем. То есть мы слабые. С другой стороны, мы отжимаем бизнесы, мы кошмарим электорат, мы хуже любой банды. То есть мы плохие. Что нужно делать со слабыми и плохими? Да, кстати, ещё одна интересная подробность: по их словам, армия разложилась и ни во что вмешиваться не будет. Понимаете, к чему они клонят?
Отсечение +44 доля 00814
ПОЗДРАВЛЯЮ, ГОСПОДА. НАЧАЛОСЬ
— Вот-вот. Вы эфиром брезгуете, но ваше окружение его смотрит. А поскольку вы зависите от того, что вам докладывают… ну вы поняли. Да не конфузьтесь так. Лучше скажите: что такое, по-вашему, эфир? Кто его контролирует? По официальной версии?
Крысоломин прокашлялся.
— Официально — Единая Вещательная Корпорация, — начал он. — Позиционирует себя как трансдоменная организация. Где находится центральный офис — неизвестно. Намекают то на Зону, то на шерстяных, то на рыбонов даже.
— Хорошо. А что сами думаете?
— Братство, — уверенно сказал старый пёс. — Больше некому.
— Я так понимаю, остальные того же мнения? — Шершеляфак не стал ждать ответа. — Итак. Получается, что Братство всячески раздувает наши местные проблемы. Откровенно натравливая недовольных именно на полицию. При этом именно Братство посадило на нашу шею ЛИСа. Понимаете, к чему я клоню?
— Нас подставляют перед губернатором? — предположил Макарони.
— Ах если бы. Кто нам ЛИС? Он даже денег нам не платит. Гораздо хуже другое. Смотрите, как нас изображают. С одной стороны, нас не слушаются участковые, наши участки взрывают, мы никому не нужны. То есть мы слабые. С другой стороны, мы отжимаем бизнесы, мы кошмарим электорат. То есть мы плохие. Что нужно делать со слабыми и плохими? Да, кстати, ещё одна интересная новость: армия разложилась и ни во что вмешиваться на будет.
— С-скобейда, — прошипел сквозь зубы Кокотюха.
— Не могут же они? — с робкой надеждой сказала Сан-Суси.
— Зачем это им? — поддержал эрдель-майор.
Господин Селяви Шершеляфак де Пердю взглянул на своих сотрудников почти с умилением.
— Хороший вопрос, — сказал он. — Люблю такое. К старому индюку подходят три молодых шакала с арматурой. Индюк думает — и зачем это они? В самом деле, зачем? Может, они хотят спросить, сколько времени? Или дорогу показать? Или просто попугать, бывает же ведь?
Сан-Суси недовольно заскулила.
— В общем и целом, — продолжил де Пердю. — Мне представляется, что в ближайшее время в Городе начнутся серьёзные беспорядки. Поводом станет полицейский беспредел. Какие-нибудь волки или менты. Которые сделают что-нибудь ужасное. Или обычное. Но на этот раз граждане не потерпят. Полицейских убьют. Потом толпа пойдёт громить участки. Под идейным и организационным руководством учкудуков, я полагаю.
— Участки укреплены, — напомнил Макарони.
— Да. Поэтому нападающие понесут потери. Это важно, должны быть жертвы. Дальше надо продолжать?
В стекло стукнулся бэтмен. Де Пердю открыл леток и его впустил. Снял с шеи кожаный футляр, вытащил записку. Прочитал.
— Так, — сказал он очень спокойно. — Поздравляю, господа. Началось.
Отсечение +44 доля 00808
ЧТОБЫ ХОРОШЕНЬКО ВСПОТЕЛА
— Ты просто ленишься, — заявила Мальвина. — И не желаешь делать то, что я велю! За это ты будешь наказан! — она самодовольно встряхнула кудрями.
«Всё, с меня хватит», — решил Артемон.
Это была простая и ясная мысль, на фоне которой все прочие душевные трепыхания сгреблись в один ненужный ком и укатились на хуй.
Мальвина перегнула палку, и та, наконец, сломалась. Пёс больше не хотел просить, вымаливать, красть кусочки наслаждения. Он почувствовал себя свободным. И взглянул на голубокудрую дерзко и зло.
— Я предал Карабаса, — сказал он ровным голосом. — Сначала я думал, что сделал это ради тебя. Потом — что ради твоего тела. Теперь я думаю, что мне сгодится и твой труп. От которого я получу даже больше удовольствия.
Мальвина успела пробормотать «гадкий пёс, фу», когда он встал, схватил её за плечи и бросил на землю.
Она долго боролась. Мальвина вырывалась, пыталась кусаться, царапаться. Артемон позволял ей вырваться — почти — и потом снова пригибал к земле. Она была уже без сил, когда он, наконец, одним движением сломал ей шею.
Нет, он не игрался с ней, не мучил её понапрасну. Он делал это вполне осмысленно. Он просто хотел, чтобы Мальвина перед смертью хорошенько вспотела.
КОМПЕТЕНТНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
ПРЕДЛАГАЕТ СВОИ УСЛУГИ
— Пора кончать с этой лавочкой, — резюмировал Выгрызун.
Макарони посмотрел на него иронически.
— Харлампий Фотиевич, а может, давайте ещё и Братство прикроем? Эфирное вещание — их проект. Это все знают.
— А давайте проверим, — предложил полковник.
— А давайте не будем, — выдвинул контрпредложение Макарони. — Они нас выебут и высушат.
— Договариваться надо, — тявкнула Сан-Суси.
Харлампий Фотиевич посмотрел на неё недобро.
— Чтобы договариваться, нужно иметь договорную позицию, — снизошёл он до объяснений. — А у нас её нет. Что мы сделаем, если они нас пошлют на хуй? Ничего. Пойдём утрёмся. Значит, нас пошлют обязательно.
— Я ещё не всё сказал, — напомнил Шершеляфак. — Итак, про нас говорят неприятные вещи. Но это цветочки по сравнению с тем, что говорит профессор Учкудук. Которого я тоже послушал.
Комнату заполнило тихое, но дружное рычание.
— Вот что я запомнил, — де Пердю взял со стола бумажку и начал с выражением читать: — Добрый землянин! Вынь хуй изо рта и слушай меня сюда! Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушай меня, кретин и говноед! Что ты должен? Ты должен бить полицаев! Полицай — говорящая табуретка геноцида! Топтать полицаев! Срать им в штаны и за пазуху! Натягивать их сраки! Кости ломать! Щековину оттягивай и режь, щековину! Можно просто отжирать! Калорийная щековина! У полицаев рыла наетые! Глаза подлые, сальные! Выклёвывай глаза им! Высасывай с причмоком! Дай себе волю!.. Дальше продолжать или хватит?
— Ну да, неприятно, — сказал Макарони. — Но большой опасности не вижу. Меня больше волнует, что они наркотой барыжат. Отбивают у нас клиентуру. Вот это серьёзно, а на Учкудука не стоит обращать внимания. Давайте думать про деньги.
Полковник Выгрызун посмотрел на него как на недоучившегося курсанта.
— Когда тебе, парень, будут кости ломать, не обращай внимания и думай про деньги, — сказал он, дёргая брылями.
— А кому кости сломали-то? — начал задираться маламут.
— Мне чуть не сломали, — напомнил де Пердю, — но мне повезло.
Макарони заткнулся.
— Ну допустим. А что мы можем? — завёлся Кокотюха. — Мы не можем разбомбить Хемуль. Мы не можем запрессовать учкудуков. Мы не можем закрыть вещание. Мы можем только сидеть и обтекать, извините.
— А вот по этим вопросам сейчас выступит компетентный специалист, которого я пригласил специально, — сообщил Шершеляфак. — Будьте столь любезны, — сказал он кому-то за пределами стола.
Со стульчика в углу поднялся кролик в маленькой чёрной шапочке и крохотной жилетке.
Отсечение +44 доля 00810
ОЧЕНЬ ЖЁСТКОЕ ИЗЛУЧЕНИЕ
— Ты, — заявила Мальвина, — просто ленишься! И не желаешь д
