автордың кітабын онлайн тегін оқу  Золотой ключ, или Похождения Буратины. Claviculae

Михаил Харитонов

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ АВТОРА

Эти маленькие истории я назвал claviculae, «ключиками». Если есть большой золотой ключ, то почему бы не быть маленьким ключикам — серебряным, медным или даже оловянным, которыми можно открыть тайники и закрытые уровни книги. То есть — узнать что-то раньше, чем это предусмотрено основным сюжетом, заглянуть за угол текста, подглядеть, куда ведёт боковой ход, автором намеченный, но не обустроенный, ну и всё такое.

Понятное дело, ключики предназначены для особенно внимательных и благодарных читателей. Но автор тешит себя мыслью, что несколько настоящих ценителей у его творения всё-таки найдутся, и ему приятно вручить им эти небольшие подарки.

Ключиками нужно пользоваться в определённой последовательности. Поэтому я везде, где это необходимо, указываю, после какой главы основного текста стоит заглядывать сюда и до какой — чтобы не было совсем уж поздно. Настоятельно прошу читателя прислушаться к этим рекомендациям — иначе вы только запутаетесь и испортите себе удовольствие. Хотя…

— а впрочем, как сами знаете.

Искренне Ваш
Михаил Харитонов, spirito tentatore

CLAVICULAE
НЕСКОЛЬКО ИСТОРИЙ,
ИМЕЮЩИХ КАСАТЕЛЬСТВО
ДО ПОХОЖДЕНИЙ БУРАТИНЫ
И ДРУГИХ ГЕРОЕВ

ПЕРВЫЙ КЛЮЧИК,
серебряный

ОГРОМНОЖОП И ПРЕКРАСНОХВОСТ

Читать где-то в районе Главы 19-й Первого тома,
но никак не позднее 22-й Главы его же.

Безвременье, около — или поблизости — какого-то часа.
Поздняя рань.

Места не близкие, но и не столь отдалённые.

Вроде бы везде всё есть. А как посмотришь, так многого и не досчитаешься. Однако без этого значимого отсутствия действительность была бы ещё пустее — или, если угодно, пуще, или даже пустошнее, хотя, в общем-то, все эти слова не без изъяна. Но изъян, по крайней мере, налицо, и вот именно он-то и придаёт — а вот что именно придаёт, так сразу и не скажешь. С другой стороны — а стоит ли внимания то, о чём можно сказать всё и сразу, не потратив ни минуты на созерцание и размышление?

Вот дорога. Допустим, она перед нами, а мы на ней. Ну или не мы, кто-то. А может, и что-то. Например, тут могло быть небольшое придорожное кафе с огороженным двориком и выцветшими тентами — с названием, к примеру, «Прорва», или, того лучше, «Перерва»: на каком-нибудь языке эти слова непременно хороши или хотя бы означают что-то хорошее. Но при дороге нет кафе «Прорва», да и вообще ничего хорошего нет.

Ах, если б рядом — розовый куст! Он почти доставал бы до полуоткрытого окна, из которого пахло бы гювечем, гиросом и чёрным смоляным кофе. Но — нет, здесь не цветут розы, здесь не варят кофе. Хер здесь варят! — да и того, в общем-то, не дождёшься к столу, ибо хер сыр, сыр хер, сколь долго его ни вари, особенно если нет его — как, впрочем, и воды, и котла, и стола, не говоря уж об очаге или открытом огне. Где всё это? Хер знает. Знает, но молчит — чтоб не сварили, а также по другим понятным причинам.

Ещё может знать Монтень. Но Монтеня не видно. Незаметно что-то и памятника Монтеню. Хотя он-то как раз должен быть, ведь где-то есть памятник Монтеню — ибо таким людям обычно ставят памятник-другой, а то и все четыре. Однако Монтень, по словам Честертона, не мыслил о еже. Почему сей снисходительнейший гуманист так пренебрегал ежом — решительно непонятно. А когда о человеке что-нибудь решительно непонятно, памятник ему лучше не ставить, вы не находите? Ну а если уж он стоит — не замечать его принципиально?

Не отчаиваемся, придумываем себе яблоню, полную мелкими жёлтыми китайскими яблочками, — которые, если тряхнуть ветви, сыплются градом и часто-часто стучат по земле, иной раз попадая по руке или в темечко. Их не нужно есть, их нужно слушать стук. Или уж если пробовать, то пихать в рот горстями — немытыми, ощущая вкус сладкой земляной гнили. В одном из яблочек должен был бы быть, наверное, маленький бурый червячок — но нет! Нет и его. А поскольку его нет — он никому ничего не должен, но никому низачем и не нужен.

Ох не повредила бы и вкопанная в землю бочка, к которой хорошо прислоняться бедром — тёплым вечером, когда небо уже отполыхало, а земля и вещи благодарно выдыхают тепло. Зажмурившись, слушать ветер, тайно надеясь различить в нём знакомые голоса — а потом пить ракию, настоянную на почечном камне злопипундрия, да палить люльку, да читать Астафьева или Белова, о далёких северных землях, где под звёздами ходят огромные ледяные рыбы. Но где ж бочка? Нет той бочки: сокрушили её сапоги солдат Муссолини, или она пошла на растопку гарибальдийского костра, а может, рассохлась тихо и бесславно в эпоху авиньонского пленения пап. Однако, вероятнее всего, её здесь не было. И в других местах тоже: там были другие бочки — а этой не было. Но это ничего, ибо бочка не повредила бы, но её отсутствие тоже ничему не вредит, ибо и повреждаться-то нечему.

Ну хорошо, пусть, пусть так! — но хотя бы след, просто след башмака в пыли! Я сам готов его оставить, если нет других вариантов. Однако — нет, земля не принимает моих следов. Они слишком легки, небрежны и оскорбительны для неё — привыкшей к толстым сапогам подёнщиков, к осязательным следам жизни, ненужной для себя самой.

Эти слова — чужие, заветные, из Сундука Мертвеца — шелестят у меня в голове, как морской песок на заброшенном пляже: сухое пришёптывающее «слишком», проскальзывающая стёртой щекой галька «подёнщиков», в «осязательным» застряло колкое бутылочное стекло — «с-з». И наплывающий гул прибоя. Я вижу этот звук, именно вижу звук, потом воображение дорисовывает волны. Как звери, бьются они мокрыми лбами о запретный берег — и с зубовным шипом мрут среди водорослевых ниток, комочков ила, плевочков-ошмёточков пены и прочей бессмысленно-мелкой хуйни, из которой и состоит жизнь. Если моя дорога ведёт к этому океану, я поверну назад.

Но не лучше ль и вовсе сойти с дороги? Углубиться в развалины пейзажа, в останки невысоких меловых гор, к лесам повернуть движеньем резким, войти под их немые своды и в них утонуть, исчезнуть — чтобы посреди зелёного бескраянья вдруг замереть, созерцая чудо: озерцо с прозрачной водой. Тайное око леса, оно собирает вокруг себя единство путей и связей, на которых и в которых рождение и смерть, проклятие и благословение, победа и поражение, стойкость и падение создают облик судьбы, прозреваемый смертными в его водах. Но нет здесь ни смертных, ни богов. Я же и вовсе не в счёт, ибо меня нет, нет, нет ни для кого.

Вот белеется отмель. Она простирается, чтобы луна чертила на ней свои дорожки — да, луна, луна: огромная, сырно-жёлтая, какая бывает только в безветренную ночь. Но нет безветренной ночи, не время для неё, разве только вечер затеплится синий; и, кстати, ещё не факт, что затеплится. Сколько уж было таких вечеров, которые гасли, не теплясь?

Зато ленивая стрекоза — как изысканно смотрелась бы она на краешке бокала! но увы, увы, у нас и с бокалами напряжёнка — оседлала острый лист и наблюдает за песчаной квакушкой. Наблюдает лишь затем, чтобы не видеть грозной тени, подымающейся из глубины: ибо в озерце водится огромножоп.

Огромножоп! Мутант, порождение тьмы, загадочный огромножоп, он так свиреп и дик, и нет в нём милосердия к живущим, и сочувствия к мёртвым тоже в нём нет ни на скрупул! Он — ужас мира, стыд природы, так что мир и природу извиняет лишь то, что и его нет.

Но эта мысль не успевает прийти нам в голову, ибо сверху, застилая облака радугой, падает из самого сердца небес извечный соперник огромножопа — прекраснохвост. Он так жарк, так ярк в неистовстве цветущей своей красы, он столь неудержимо пленителен, что смотреть на него невыносимо. Поэтому мы и не смотрим — а также и потому, что и его нет, а есть лишь томленье по прекраснохвостому прекраснохвосту, неутолимое, как танталова жажда. Да и томленья-то, в сущности говоря, тоже никакого нет, а то, что есть, томленьем быть никак не может, ибо всякое подлинное томленье утолимо — хотя бы самим собою. Значит, и томление — пшик, вздор, гиль, реникса, нонсенс и катахреза!

Что же есть? Лишь пустошь, заросшая травой. Белеется вдали маленькое стадо диких коз. Истошно орут цикады, утомлённые солнцем. Может быть — никто не знает точно, ибо некому это знать — мимо бредёт усталый, одинокий путник вроде меня, бредёт мимо коз и цикад, вздыхая о ночлеге или хотя бы о минутном отдыхе. Но не видя вокруг ни дрожащих огней печальных деревень, ни случайной сторожки, ни даже сухого овражка.

Ну а если и того нет? Какие наши доказательства, что тут какой-то путник пробегал? Чесгря, никаких. Мы хотели бы верить — но мало ли чего мы хотели, шароёбясь вдоль и поперёк глухих, окольных троп, которые ведут исключительно друг к другу? Да, в общем, те желания столь же лестны, вздорны и не стоят внимания. Или хотя бы презрения. Ибо и оно истощилось в нашем мире, ну или стало невообразимой редкостью — как нефть, как честь.

Есть только огромножоп, есть только прекраснохвост. И то: ведь существуют они не для себя и не для нас, а лишь друг друга для. Ибо каждый из них — сон разума другого.

ВТОРОЙ КЛЮЧИК,
альтовый

ЗОВИТЕ МЕНЯ

Читать после 29-й Главы Первого тома — хотя можно
и после 17-й, если совсем уж невтерпёж.

Санкт-Петербург (бывш. Ленинград). 1996 г. н. э. (от Р. Х.). Воскресенье

Малянов подступил к плите, взгромоздил чайник. Сунул под него спичку с маленьким горбиком пламени на спинке. Медленно кашлянул газ. Синие когти огня впились в старую, закопчённую жесть.

— Сначала зажги, потом ставь, — посоветовал Вечеровский.

— Я так привык, — Малянов осторожно, по сантиметру, развернулся, чтобы смотреть на Вечеровского.

Для покойника Вечеровский был неприлично молод. И одет по-молодому — кремовая водолазка, ремень, серые брюки. Жёлтые пижонские ботинки сидели на нём как убитые.

— Ты воды не налил, — сказал Вечеровский, закуривая.

— Знаю, — Малянов открыл крышечку и залил воду из кувшина. — Я так привык, — добавил он, не дожидаясь вопроса.

— Не стариковствуй, — предупредил Вечеровский, стряхивая пепел в пустую сахарницу. — Тебе вообще-то шестьдесят пять. По мировым меркам — самый расцвет.

— Это по мировым, у них медицина. — Малянов со стуком поставил кувшин на стол. — Знаешь, я ведь когда-то боялся сенильной деменции. Всё что угодно, только не сенильная деменция. Когда читаешь препринт своей статьи и не понимаешь, что написано.

— Ужас-ужас, — Вечеровский выдохнул, изо рта бестолково повалил серый дым. — И как?

— С чем смотря, — Малянов полез в кухонный шкафчик за стаканами. — Я всё ещё могу прочесть препринт своей статьи. И понять, что написано. Я даже могу прочесть препринт статьи Горькавого на английском. И понять, что это дрэк и вторичный продукт… Но вот этого всего я уже не понимаю, — он повернул голову к окну без занавески, за которым была ночь, деревья и крыша соседней пятиэтажки: когда-то знакомый мир, ставший чужим и опасным.

— И не надо, — Вечеровский взял салфетку, снял тяжкие роговые очки и принялся их протирать.

— Грязь размажешь, — сказал Малянов. — Кстати. Почему стало так грязно? Раньше такого не было. Я теперь всё время руки мою.

— У тебя чисто, — напомнил Вечеровский. — Оксана пидарасит всё до блеска. Дважды в неделю. Если схалтурит — ноги вырву.

— Пидарасит, ноги вырву, — задумчиво повторил Малянов. — Раньше так не говорили. Что, теперь можно?

— Нельзя. Но говорят, — Вечеровский поморщился. — А это что? — показал он на подоконник, где лежали какие-то бумаги.

— Из ящика, — сказал Малянов. — В смысле почтового. Всё время чего-то пихают. Я каждую неделю выгребаю.

— Тебе же сказали — не выходить из квартиры, — серьёзно сказал Вечеровский. — Никогда не выходи из квартиры. Ни-ког-да. Это — помнишь?

Он поднял палец и показал. На внешнем стекле белела точка, а вокруг — сложная система трещин, похожая на схему московского метрополитена.

— Оксана говорит — разборки какие-то. Так вроде со всеми разобрались? Нет? — с надеждой спросил Малянов.

— Не со всеми. Тебя убьют. За квартиру. Как Вальку Вайнгартена.

— Я только в подъезд, — начал оправдываться Малянов.

— Никуда не выходи, вообще никуда. Не веришь мне — поверь Бродскому. Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Специально для тебя сказано. Хотя для меня там тоже есть полстроки. Заведу герб — сделаю девизом.

— Про уборную? — попытался вспомнить стихотворение Малянов.

— Нет, в середине предпоследнего, на латыни… Хотя зачем я говорю, ты забудешь. Ладно, сделаем по-другому. Где ключи?

— Ключи? — не понял Малянов. — Какие ключи?

— От входной двери. Извини, заберу.

— Я тогда не смогу дверь запереть, — пожаловался Малянов.

— И не надо. У Оксанки ключи есть, она запрёт.

— А как я скорпомощи открою?

— Забудь про скорпомощь, — Вечеровский рассердился. — Если вдруг чего — звони Оксане. Только ей. Больше никому.

— Ну вдруг мне плохо станет. Ведь надо скорую? — не понял Малянов.

— Скорая? Они приедут, посмотрят. А потом отзвонят кому надо, что нашли двушку в отличном состоянии с одиноким пенсионером. И всё.

— Ну не обязательно, — не согласился Малянов.

Вечеровский не снизошёл до ответа.

Дверь приоткрылась, из-за неё показался гладкий серый кот с аккуратной импортной мордой.

— Что, Калямушка? Рыбки хочешь? — Малянов наклонился к коту.

Тот не отреагировал.

— В прихожей корм, — напомнил Вечеровский.

— Да я насыпал. Ему бы рыбки, — Малянов жалобно прищурился.

— Нельзя ему рыбки. Он из шотландского питомника. На кормах всю жизнь. Ладно, это всё тоже Оксанке… — решил он.

Кот понял, что еды не будет, разочарованно сказал «мрюк» и ушёл.

— Погоди-погоди, — Малянов почесал под нижней губой. — У меня нет сенильной деменции. И я ещё не разучился думать. Если то, что ты мне рассказывал, действительно правда, то Оксанку ты нанять не мог. Она же должна забыть, что ты её нанял.

— Я и не нанимал, — Вечеровский закурил снова. — Нанимала Ирка. И она же с ней общается.

— Моя Ирка? — не понял Малянов.

— Ну да. Твоя. Я через неё иногда работаю. Она меня помнит. Тебя тоже, — быстро добавил он.

— А Бобка? — с надеждой в голосе спросил Малянов.

— Не знаю, — отрезал Вечеровский. — А с Иркой так. Звоню всегда у подъезда, по сотику. Она ойкает. Потом делает вид, что очень рада. Спрашивает, как у меня там в Америке. Все почему-то уверены, что я там, в Америке.

— А почему ты не в Америке? — заинтересовался Малянов.

— У меня ещё здесь дела, — не стал развивать тему Вечеровский. — В общем, захожу к Ирке с цветами и шампанским. Сидим часа два, потом я говорю, что у тебя проблемы с обслуживанием и надо бы помочь, а я с тобой в ссоре и сам не могу. Она кобенится. Даю денег…

— Сколько? — неожиданно спросил Малянов, следя за чайником: тот уже шумел, но ещё не булькал.

— Ты про заварку забыл, — сказал Вечеровский. — Вооон в том ящике.

Малянов не пошевелился.

— Ладно, я сам, — Вечеровский решительно поднялся, достал из шкафчика жестянку и заварник и принялся над ними колдовать.

— И чего Ирка? — не отставал Малянов.

— Жадная она очень, — Вечеровский поморщился. — Обычно просит триста. Долларов, — добавил он.

— За что? — не понял Малянов.

— За всё. Ну то есть сделать звонки, распорядиться туда-сюда… И я не могу уйти — забудет. Когда мы Оксанку нанимали, пришлось у неё заночевать. Ничего такого, сам понимаешь, — на всякий случай добавил он.

— И что, ты ей платишь триста долларов за звонки? — не поверил Малянов.

— Нет, конечно. Оставляю сотню, остальное обещаю завтра. Хотя и сотню жалко. Она её прячет, а потом забывает где. Да, кстати — у тебя деньги как? Не кончились?

— В тумбочке которые? Вроде осталось, — Малянов остановился, пожевал губами. — Интересно. Я обычно думаю, что в тумбочке лежат деньги за дачу в Замостье. И никак не кончатся. Потому что у меня очень скромные потребности.

— Скромные? Знал бы ты, во что твои препринты обходятся, — усмехнулся Вечеровский. — Кхм, а это что? — он с неожиданной заинтересованностью полез в ящик, забренчал посудой.

— Можешь больше не заказывать, обойдусь, — обиделся Малянов.

— Кто обойдётся, а кто нет — это решаю я, — заявил Вечеровский. — Ты мне нужен живым и без сенильной деменции. Как можно дольше… Оппаньки! — Вечеровский вытащил широкий бумажный лист, засиженный мелкими буковками.

— У тебя на этом посуда стояла, — сказал он. — Чайник кипит.

Малянов принялся заваривать чай, Вечеровский вернулся на прежнее место.

— Советский журнал. Страница двадцать девять. «Корнелиус отсутствующе кивнул и сел, — зачитал он, держа бумагу перед глазами. — Кресло, как и вся мебель, приспособленное к условиям низкой гравитации…»

— Корнелиус? Гравитация? Постой-постой… Знанийсила, — уверенно сказал Малянов в одно слово. — Шестьдесят шестой год, четвёртый номер. Пол Андерсон. Фантастика. Там ещё такие иллюстрации… голубые с чёрным.

— Вот прям уверен? — недоверчиво выгнул рыжую бровь Вечеровский.

— Уверен. Шестьдесят шестой, как же. Ирка тогда выделываться начала. По-всякому. Среди всего прочего — из подписных журналов страницы вырывала. Для хозяйственных нужд, — в голосе Малянова прорезалась нотка застарелой ненависти, давно высохшей, но въевшейся намертво, как чернильное пятно на скатерти.

— Я эту страницу очень долго искал, — продолжал он. — А она на неё, оказывается, чашки поставила.

— Ну хоть потом прочитал? — поинтересовался без интереса Вечеровский.

— В библиотеку ходил, — продолжал Малянов, обиженно позвякивая чайным ситечком. — А пока ходил, она перед Снеговым хвостом крутила… Всё-таки — что с Бобкой?

— Сахар у тебя где? — Вечеровский отложил бумажку в сторону.

— Я же говорил: у меня нет сенильной деменции! — Малянов набычился. — Бобка жив? Здоров? Где он?

— Жив, здоров, не заставляй меня дальше врать, — сквозь зубы процедил Вечеровский. — Фантастика про что?

— Про Юпитер. Подожди, заварится.

— И что же там было на Юпитере? — Вечеровский немного повысил тон.

— Там люди не могли жить. Гравитация, давление. Посылали вместо себя специально выведенных существ. Синих таких, хвостатых. У них своих мозгов не было, они через радиоуправление с орбиты. А в операторы брали паралитиков. Чтобы им было по кайфу руками-ногами шевелить. Ну а потом у этих синих сформировался свой разум, и они всех послали… Как-то так. А называется по имени главного героя. То есть не по имени, наоборот. Он имя сменил. Ну, когда окончательно отделился от человечества и стал этим, синим. Книжка так и называется. Зовите меня… забыл, как он там себя назвал.

— Кстати, идея, — Вечеровский как-то совсем не пафосно шмыгнул носом. — Когда окончательно отделюсь от человечества — сменю имя. Назову себя по-новому. И никто не узнает как. Гносеологический парадокс. Канту бы понравилось.

— Вещь в себе, — вспомнил Малянов.

— Ну да. Что-то вроде того.

— Слушай… — Малянов подвигал нижней челюстью, формулируя вопрос. — А как это у тебя началось? Сразу? Ну вот заснул, проснулся — и никто тебя не помнит?

— Нет. Всё развивалось последовательно. Сначала перестали любить. Я решил — ну, значит, было за что. Потом перестали дружить. Тоже бывает. Перестали писать. Перестали звонить. Не сказали привет, не позвали с собой, не смотрели в глаза… Дверью хлопнули в нос, — он усмехнулся. — И не велели звонить. Я сначала думал — было за что, потом случайно встретился: нет, просто позабыли, как звать. Потом я потерял паспорт. Пошёл в милицию восстанавливать. И вот только тогда до меня потихонечку начало что-то доходить.

На кухне стало совсем тихо. Малянову пришло в голову, что сейчас была бы очень кстати большая жужжащая муха. Но мухи не было. Вместо неё во дворе загудела машина и зашевелился лифт за стеной.

— Да, ещё, — сказал Малянов. — Зачем я тебе всё-таки нужен?

— Чтобы ты жил как можно дольше и как можно лучше, — сказал Вечеровский. — В данных конкретных условиях. Кстати, я тебе лекарство поменял.

— Я не про это спросил, — Малянов посмотрел на заварочный чайник, что-то прикидывая. — Я спросил, зачем я нужен тебе.

— Ну если ты опять так ставишь вопрос, — начал Вечеровский, не собираясь заканчивать.

— Именно, — Малянов потёр щёку, седая щетина скрипнула под ладонью.

— Ну хорошо. Мне нужен человек, который меня узнает с первого звонка. И отнесётся ко мне как к хорошему старому знакомому, с которым давно не виделись.

— Понятно. И сколько нас таких осталось? — полюбопытничал Малянов.

— Не так чтобы очень. Один школьный приятель, мы с ним отношения поддерживали… двое с работы… Девушка одна. То есть она теперь, конечно, уже тётка. Я с ней когда-то плохо обошёлся. А вот она со мной — хорошо. Глухов ещё живой, но он в Америке и у него реально деменция. Ну и ты. Хотя ты меня каждый раз за покойника принимаешь. Кто тебе вообще сказал, что я умер?

— Кто мне скажет? Все же умерли, — Малянов пожал плечами.

— Но ты хотя бы не кидаешься от меня с воплями. И чтобы восстановить отношения, полчаса обычно хватает. А то я как-то к Алхазу Булатовичу зашёл… это мой начальник бывший в конторе, точно должен помнить. И вспомнил, кстати, по глазам видно. Но не показал. Дескать, что вам надо. А мог бы получить полмиллиона.

— Долларов? — уважительно спросил Малянов.

— Фунтов, — усмехнулся Вечеровский. — Кстати, нужно будет заехать в банк. На тебя у меня кое-что оформлено.

— И всё-таки, — Малянов помолчал, формулируя вопрос. — Что это было? Гомеостатическое Мироздание?

— С нами-то что было? В каком-то смысле, — Вечеровский почесал нос. — Я тогда с перепугу всё переусложнил. Насчёт гомеостатического Мироздания. Мироздание само по себе никакое. Гомеостатичны цивилизации. Они сначала устанавливают свои порядки. А потом боятся, что появятся другие, которые будут нарушать. Но кто-то успевает первым. Так вот, люди — не первые. Мы даже не стотысячные. Мы живём в мире, придуманном не нами. И те, кто придумал этот мир, приняли меры. Чтобы всё как шло, так и шло.

— Ну и что? — не понял Малянов.

— Ну и всё, — закончил Вечеровский. — Sapienti sat. Извини. Ты бы понял, если бы подумал. Но ты не успеешь. У нас мало времени. Допивай и поехали. У меня внизу машина с шофёром.

— Если вдруг ты знаешь, — Малянов впервые за весь разговор поднял глаза на собеседника. — Что с нами будет?

— С нами? А, в смысле вообще… Нет, не знаю. Думаю, всё будет как всегда, — Вечеровский отхлебнул. — Не надо в грядущее взор погружать. Не лучше ли жить и всей грудью дышать. Вдыхать прохладу вечернего края, где спят и мечтают, надежды не зная. Тогда приходит к нам раздвоенье, и мы ни о чём не мечтаем, — он запнулся, привычным жестом потёр висок.

— Слушай, прохожий, слушай, — продолжил Малянов. — А после, не зная друг друга, мы с тобою расстанемся. В путь отправляйся…

— Дорога пылится вдали, — закончил Вечеровский. — Гийом Аполлинер. Перевод Михаила Кудинова. Извини, приспичило. Отойду в дабл. Надеюсь, за это время ты меня не забудешь. Очень надеюсь.

Он вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Вечеровский всегда отличался повышенной деликатностью в мелочах.

Малянов отпил из чашки. Решил, что чай получился в самый раз: крепким, но не горьким. Подумал, что надо бы сгонять Оксанку, как придёт, за едой. Надо бы свининки, только хорошей. Куриные ноги, конфеты, бельгийское печенье в круглой коробке. Капусту, молоко, специи — он в последнее время полюбил специи — и чего-нибудь выпить. Только не водку, не «Амаретто» и не коньяк. Вот покойный Вечеровский — что-то он о нём стал часто вспоминать, к чему бы? — любил «Ахтамар». Оксанка недавно принесла — это был не «Ахтамар» и не коньяк вообще, это была какая-то бурая краска со спиртом. Коньяк пропал. Всё настоящее куда-то пропало.

Из сортира донёсся шум спускаемой воды. Оксанка? Вроде бы она ходит по пятницам? Хотя она вроде забыла сумочку. Ну вот, пришла за сумочкой. Ключи у неё свои… всё просто. Как всегда — всё просто, будь оно неладно. Хотя оно и так неладно.

Когда всё пошло не так? Когда Ирка забрала Бобку? Когда развалился Союз? Когда на работе кончились деньги? Когда убили Вальку Вайнгартена? Захар вроде бы куда-то делся ещё раньше. Кажется, умер. Или уехал. Глухов… Вот Глухов точно уехал.

Скрипнула дверь. Он поднял глаза и увидел покойного Вечеровского.

Покойник смотрел на Малянова осуждающе — как будто тот в чём-то провинился, вот прямо только что.

— Опять двадцать пять, — раздосадованно сказал Вечеровский. — Ну ладно, по новой так по новой. Привет, что ли. Я живой. Просто ты меня не помнишь. Меня никто не помнит.

ТРЕТИЙ КЛЮЧИК,
бытовой

РАЗ УЖ ТАКОЕ ДЕЛО

Читать не ранее 19-й Главы Первого тома, но желательно
освежив в памяти начало восьмой главы.

22 октября 137 года. День

Институт трансгенных исследований, корпус E.

Поверхность, проходная

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Стандартная личная карточка Ib 0469

ПРОИСХОЖДЕНИЕ: изделие

ФАКТИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 74

БИОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 5

ПОЛ: самец

ПРАВОВОЙ СТАТУС: человекообразный

ОСНОВА: аллигатор миссисипский

ГЕНЕТИЧЕСКИЙ СТАТУС APIF: 4106

ПРИМЕНЕНИЕ: охранник

IIQ — свыше 100 (точные данные отсутствуют
из-за особенностей основы)

ОСОБЫЕ СПОСОБНОСТИ: неизвестно/недостоверно

ЛИЧНОЕ ИМЯ: Геннадий

Дилетанты считают, что крокодильи основы уступают черепашьим по боевым качествам.

Это они зря.

Я вот, к примеру, из перспективной линии засадных. А засадные, чтоб вы знали, это такие специальные ребята, которые могут два-три месяца лежать неподвижно на одном месте. Притворившись гнилым бревном, кучей кирпичного боя или газонным бордюрчиком. Без единого движения.

А в нужный момент то, что вы ежедневно перешагивали, или на что наступали, взрывается вихрем неудержимой силы. За пять секунд убивает десяток вооружённых охранников. И откусывает голову тому, за кем его послали. А затем, отскочив в сторону на пяток-другой шагов, засадный вновь впадает в оцепенение. И поисковые группы с их эмпатами и нюхачами не могут его найти. Даже если с устатку присядут ему на голову.

Перспективная была линия. И всего три недостатка.

Во-первых, конечно, постбоевая депрессия. После каждого подрыва крокодил не боец около месяца — гормоны, Мать их Дочь. Целый месяц жалко тех, кого убил, и себя самого, и вообще мировая скорбь. И слёзы рекой. При современном темпе боевых действий — недопустимая роскошь.

Во-вторых — принципиальная по основе неустойчивость к няшу. Даже к самому лёгенькому. Что там поньки и котеги... Любое маленькое пушистое чмо, вроде туалетного утёнка, в лёгкую заняшит крокодила до соплей. Если, конечно, крокодил мер специальных не примет.

Как-то раз краем уха слышал, что, дескать, наш Нефритовый Хер посмеивался — мол, Генку даже плюшевый мишка заняшить может. Я не параноик, конечно. Но с тех пор как из комнаты ухожу, Чебурашеньку в сейф прячу, от чужих глаз. Это как раз и есть моя мера специальная: если подходит близко пушистик мелкий, я, чтобы не някнуться, Чебушку вспоминаю — его глазёнки-пуговки, лапочки мягонькие... А если не знать, то и впрямь смешно.

Ну а третье — это из-за чего линию и похерили.

Крокодилы — ну и аллигаторы с кайманами — основа особенная по многим позициям. Например, перепрошивке мы не поддаёмся, дохнем мы от неё. Ребилдинг омолаживающий со скрипом, кое-как, но идёт — а даже единичку в APIF-е ни прибавить, ни отнять.

Ну и... Это самое.

Генетики-то что думали — солдат убивать должен. И прошили. И основа ещё. Да.

Короче, пока воевали мы — нормально было. А как наш взвод на гражданку ушёл — вылезло.

Крокодил должен убивать. С кровью, с запахом. И очень желательно — убитое жрать. А без этого он полгода не протянет, если раньше с ума не сойдёт.

Взводный наш, Тото, рисовать умел хорошо. Домики рисовал, площадки детские. И после войны стал архитектором. Целый микрорайон отстроили по его проекту — и домики, и площадки. И газоны, газоны кругом, всё в зелени.

Там он и пасся четыре года. Оказалось. Да. Раз в месяц выходил, ложился на газон, и никто его не видел. И дети на площадке играют. А к вечеру расходятся. А кто последний уходил — тот не доходил. Да.

Спалился Тотоша по-глупому: напал на енотика. И в глаза глянул. И пропал.

Сам пошёл, сам сдался.

Ну, дело замяли, конечно. Тотошу нашего, как героя войны — расстреляли. Без маналулы то есть. С уважением. А остальных крокодилов — из людей в человекообразные навечно.

Как остальные выживают — про то я не в курсе. Я для себя так решил: раз уж такое дело, нужно такую работу найти, где это не возбраняется. Лучше даже, чтобы поощрялось.

Охранник при вольерах — самое то.

Месяца не проходит, чтобы молоденькое эволюэ не ломанулось мимо старого глупого крокодила в дверь. За забытым пропуском, например. Молоденькие, они часто пропуска забывают.

А у меня — инструкция.

И премию потом дают.

И всем хорошо.

Да.

ЧЕТВЁРТЫЙ КЛЮЧИК,
разводной

ЭТО В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ ВОЗМУТИТЕЛЬНО

Можно читать в любой момент или не читать вовсе —
с основным сюжетом эта история никак не связана.

СЮЗИ ФЛОКС. Всё, что вам необходимо знать
о московитских медведях

Привет! Я — Сюзи Флокс, хемулька. Я торговый представитель сети «Дрэк Анлимитед» в Московии и на Севере в целом уже более десяти лет. Для всех, кто недавно прибыл в Московию или совершает частые поездки туда и хотел бы эффективно использовать все возможности и преимущества этого домена, я написала это руководство.

Здесь основные факты о московитских ездовых медведях. Всё, что вы должны знать, прежде чем сесть на спине медведя.

1. Медведи — исторически развитый вид транспорта в Архангельске, Нижгороде, Камыше и в других областях Московии. Это более предпочтительно в зимнее время, чем пешие прогулки и гужевые перевозки. Сугробы, снежные заносы, наледи и другие зимние препятствия легко побеждаемы медведями. Весной и осенью (конец июля и первая половина августа) я также рекомендую медведей — особенно в провинции, так как в условиях весенне-осенней распутницы дороги становятся почти непроходимы.

2. Если Вы видите на одной из центральных улиц города свободно гуляющего медведя — это причина адресоваться к полиции. В пределах исторического центра медведи имеют право ожидать седока только на специально оборудованной парковке. С исключением при морозе (от −50° C и ниже). В мороз медведям разрешено гулять около парковки, не уклоняясь от неё более чем на 150 метров.

Однако никто не осудит Вас, если Вы не станете тревожить полицейских, а просто воспользуетесь медвежьими услугами.

3. У официально зарегистрированного медведя должны быть хорошо видимые значки на фланках в виде небольших паттернов в шахматном порядке (арханг. «клеточки», нижг. «шашечки»), выбритые или нанесённые контрастной краской. Также — ошейник с личным номером и морда установленного образца: с экспрессивной готовностью к услугам и не софистическая (арх. «лихая и придурковатая», нижг. «на простых щщах»).

Зарегистрированный медведь прошёл обучение и знает самые короткие маршруты к любому адресу в городских границах. В случае, когда зарегистрированный медведь был нелоялен к Вам и Вы не удовлетворены качеством сервиса, Вы можете адресоваться в полицию с жалобой. Если Вы только прибыли в Московию и совсем не знаете местность и традиции, зарегистрированный медведь — хорошее решение для Вас.

Однако держите в уме, что поездка на зарегистрированном медведе может быть вдвое или даже в три раза более дорогой, чем на диком.

4. Средняя скорость медведя с нагрузкой в центнер: шагом — 1 км в течение десяти минут, на рысях — 1 км в 5 минут, намётом — 1 км в 3 или даже 2 минуты. Медведь не может бежать намётом больше чем 7-8 км. Движение карьером — 1 км в течение минуты (60 км за час) на хорошей дороге, не больше, чем 2-3 км с обязательным отдыхом.

Медведь способен плыть в воде любой температуры с грузом до 200 кг на его спине. Максимальная скорость плавающего медведя в тихой воде без сильного течения — 5 км/ч. В случае заранее известной потребности форсировать водные барьеры рекомендую нанять белых медведей.

5. Не предлагайте деньги медведю! Медведи не понимают или не признают товарно-денежных отношений. Держите в уме: IIQ медведя редко превышает 50, а вес может достигать 700–800 кг, поэтому вступать с ним в дискуссию по этому поводу неблагоразумно. Используйте традиционные средства оплаты.

6. Наиболее распространенные официальные тарифные планы. (В разных частях Московии они могут различаться, но незначительно.)

Эконом (арханг. «прогулочный», нижг. «как обычно»). Медведь не согревает, не развлекает всадника, не предоставляет другие услуги. Аллюр — шаг и рысь. Тарификация по длине пробега. Минимальный заказ: 400 гр. В пределах города — 22 гр. за км пробега, простой 10 гр./мин (в морозы — 20 гр. за мин плюс 1 гр. сверх того за каждый градус ниже −70° C). Вне города — традиционная наценка в зависимости от местности и качества дороги. Водные барьеры — по соглашению.

Бизнес (арханг. «быстро», нижг. «с ветерком»). Медведь греет всадника, информирует о новостях и рассказывает свежие шутки. Аллюр — рысь и намёт, карьер по согласию за особую плату. Тарификация по времени. Минимальный заказ — 750 гр. В пределах города — 750 гр. в час, далее оплата по 20 мин. Простой 20 гр. за мин (в морозы — 30 гр. за мин плюс 3 гр. за каждый градус ниже −70° C). Вне города — традиционная наценка в зависимости от местности и качества дороги. Водные барьеры — по соглашению.

Элит (арханг. «лакшери», нижг. «по полной программе»). Согревает всадника, новости и свежие анекдоты, консультации по городской истории, учреждениям и местам досуга, поёт, пляшет, услуги банщика, общий массаж, внешний массаж простаты (для самцов), куни (для самок), классика, анал, лёгкая доминация. Максимальный аллюр — карьер. Тарификация по времени. Минимальный заказ — литр. В пределах городской черты — литр в час, далее оплата по 20 мин, с учётом простоя. За городской чертой — традиционная надбавка в зависимости от удалённости и качества дороги, включая водные преграды.

Я рекомендую тариф бизнес, особенно в зимнее время. Высокая температура от тела медведя драматически увеличивает комфорт поездки. Последние городские новости также могут быть важными. Если возникнет потребность в дополнительных услугах, поговорите об этом с животным по пути.

7. Зарегистрированный медведь подчиняется правилам и платит городу налог в форме общественных работ. Поэтому он не настроен на сокращение вознаграждения. Торговаться с ним не стоит Вашего времени.

Если вы нанимаете дикого медведя, торгуйтесь за оплату сервиса. Обычная схема: Вы предлагаете в пять раз меньше его предложения и затем медленно увеличиваете сумму приза за счет различных условий. Считается неплохим результатом, если Вам удалось сбить цену дважды, хорошо — в три раза. Попросите, чтобы друг-московит учил Вас торговаться с медведями. Учтите, медведи безошибочно и очень быстро производят вычисления в уме. Улучшайте свои навыки устного счета.

Даже не думайте обмануть медведя про его оплату! Это — худшая идея, которая может возникнуть у вас! Медведи обладают экстремально развитым обонянием и ещё более развитым чувством справедливости. Недолив, низкокачественный продукт или попытка обмануть при расчёте могут стоить вам репутации и здоровья.

8. Не пытайтесь предложить медведю джин, текилу, ром и иные напитки, отличающиеся от классической московитской водки. Не предлагайте водку менее качественную, чем государственная водка Capital. При сомнениях спрашивайте у местных жителей, какая водка хорошая для медведей.

Московиты часто используют самогон для оплаты медвежьих услуг. Я не рекомендую Вам это, если Вы не эксперт в самогоноварении.

9. Наливайте медведю тщательно и осторожно. Удобно использовать мерный стакан или готовую матрешку с водкой. Вы можете также заплатить медведю сгущённым молоком из расчёта «поллитра водки — банк сгущённого молока». Не предлагайте поняшьей сгущёнки, медведи не любят запах пони. Также держите в уме: благодарный медведь, съевший сгущённое молоко и загрязнивший морду, может поцеловать Вас, и Вы будете запачканы также. Более разумно использовать термически обработанное сгущённое молоко («варёнка»), которое намного безопаснее в этом отношении.

10. Обычная схема оплаты: 50 % депозит, поездка, 50 % окончательный расчет, бонус. Минимальным бонусом медведи считают чесание шеи, спины и фланков. Чешите сильно, доставая до кожи. Медведь не чувствует легкую ласку! Закончите чёску после второго или третьего удовлетворённого звука («порыкивания») животного.

Не касайтесь живота или интимных частей медведя и не совершайте манипуляций с его гениталиями! Медведь воспринимает это как предложение заняться сексом здесь и теперь. И отрицательная, и положительная реакция медведя может быть разрушительной для Вас.

11. Не пытайтесь использовать седло, стек, удар плетью, шпоры и другие инструменты, ограничивающие движения животного и причиняющие боль! Попытка взнуздать медведя может вернуться Вам нетрудоспособностью, травмой или даже смертью, если только медведь не боевой и не приучен к удилам.

Однако медведи лояльны к подпихиванию боков валенками, чунями и другой мягкой обувью. Я обычно использую валенки или угги. Но самый надёжный путь — просто сообщить животному о желательном маршруте и в дальнейшем корректировать его голосом.

12. Если Вы наняли дикого медведя. Чтобы доехать к адресу, необходимому для Вас, сообщите медведю точный маршрут — последовательность улиц со всеми поворотами — или управляйте им. Но даже самый дикий медведь знает путь к наиболее посещаемым городским местам. Самый удобный и надежный путь: сообщите медведю ориентир, известный ему (например, исторический памятник, популярный ресторан, концертный холл, ночной клуб и т. д.), и после достижения этого места тщательно направляйте его к своей цели.

13. Вопреки широко распространенным легендам медведи обычно не владеют балалайкой из-за непрактичности передних лап и отсутствия музыкального образования. Но они хорошо танцуют и с сильным чувством поют священное караоке и современные популярные песни также. Сначала это может быть необычно для Вас. Но это действительно хорошее средство для отдыха, и с течением времени Вы, скорее всего, полюбите это.

Если Вы планируете использовать медведей только с этой целью, изучите условия. Они обычно благоприятно отличаются от ездовых тарифов. Самый широко распространенный договор для долгого отдыха — эксклюзив (арханг. «до упаду»): полтора литра каждому медведю и до полного истощения сил животного. Вы можете уверенно рассчитывать на четыре-пять часов фана.

14. Медведи дружелюбны, лишены предубеждений и охотно вступают в интимные связи с существами всех основ. Однако заняться сексом с медведями в принимающей роли, если Ваш вес не превышает 350 килограммов — плохая идея. Так же и относительно массажа. Если Вы всё-таки намереваетесь рискнуть — проконсультируйтесь с местным жителем и попробуйте следовать его рекомендациям.

Я иногда беру куни с медведями. Это хорошее решение, при отсутствии других. Медведи прилежны, выносливы и никогда не говорят: «Я устал от этого». Я встречала мнения, что язык медведя слишком грубый. Это неправильно. Просто скажите ему «более мягко, мишка».

Я не экспертка в области активного секса с медведями. Но по словам лиц, заслуживающих доверия, молодые медведи обоих полов могут быть очень горячими. Если вас не смущает специфический запах и сильные сокращения, попробуйте это. Однако не забывайте просить сначала освободить кишечник и мочевой пузырь, чтобы избежать неловких моментов. Медведи воспринимают эти просьбы адекватно.

Оплата сексуальных услуг может существенно отличаться. Узнайте у своего друга-московита, сколько стоит удовольствие, интересующее Вас. Если вы не имеете эту возможность, возьмите зарегистрированного медведя по тарифу «эксклюзив».

Если Вы хотите что-то специальное, сначала обсудите это с медведем. Любые предложения допустимы, но «нет» значит «нет». Не настаивайте. Также не забывайте: насилие над медведем — самая худшая идея, которая может быть.

Важно! После секса поцелуйте медведя и почешите его. Они ценят это.

15. Медведи могут отводить взгляд другим существам. Обычно они используют эту способность, чтобы избежать контактов с ­полицией, налоговыми инспекторами и другими представителями властей. Однако они могут сделать то же самое относительно неприятного или имеющего плохую репутацию клиента.

Если вы не видите на улицах московитского города медведей, подумайте почему. Скорее всего, вы позволили себе москвофобские высказывания. Медведи — патриоты своего домена и обладают прекрасным слухом. Попросите помощи у вашего друга-московита, он поможет решить проблему. Скорее всего, он порекомендует вам посетить любой исторический памятник и оставить рядом с ним матрёшки с водкой. Одну или больше.

Если Вы и после этого не будете видеть на улицах медведей — возможно, медведи считают вас нежелательным клиентом или агентом тайной полиции. Также возможно, что Вы, по их мнению — непозитивная индивидуальность (арханг. «мудак», нижг. «опездол»). В этом случае Вам стоило бы изменить что-то в себе или в отношении к миру.

Узнайте больше о возможностях медведей и о жизни в Московии из книги Сюзи Флокс «Московия для чайников»! Книга запланирована к выпуску в 315 г.

Встречайте книгу Сюзи Флокс во всех книжных лавках!

Предварительные заказы принимаются по следующим адресам:

ООО «Хемуль», г. Дебет, проспект возлюбленной вриогидры Морры (на углу 3-го Платёжного проезда), генеральное представительство издательства «Сенбернар, Занненхунд и Ретривер».

ООО «Хемуль», г. Сальдо, ул. Большая Инвестиционная, собственное представительство издательства «Сенбернар, Занненхунд и Ретривер».

ООО «Хемуль», г. Нетто, пер. Визуального Мерчендайзинга, дирекция издательско-распространительского центра «Снусмумрик и падчерицы».

Эквестрия, Понивилль, отель «Буккаке», 2-й этаж, представительство издательства «Сенбернар, Занненхунд и Ретривер».

«Сенбернар, Занненхунд и Ретривер» — лучшие книги за лучшую цену! Будьте в тренде — оставайтесь с нами.

В редакцию издательства «Сенбернар,
Занненхунд и Ретривер»

Милостивые государи!

Прежде всего: благоволите прочесть моё послание до конца и весьма внимательно. Меня уже осведомили в том, что лица вашей профессии редко читают письма, содержащие более двухсот слов кряду; однако же это в наших общих интересах, а по здравому суждению — скорее даже в ваших, нежели в моих собственных.

Не имею чести знать кого-либо из вас лично, хотя и был некогда знаком с Иосифом Григорьевичем Ретривером, — каковой, насколько мне ведомо, приходится одному из вас двоюродным дедом. Иосиф Григорьевич был замечательнейшим, культурнейшим существом, умницей, эрудитом, завзятым театралом и балетоманом. Я пребываю в совершенной уверенности, что в намечающемся между нами деле Иосиф Григорьевич решительнейше принял бы мою сторону... Ceterum censeo: ежели я соберусь когда-либо поведать о своих знакомствах старых лет, то, верно, приищу себе более благодарных читателей.

Так или иначе, я вынужден представиться сам. Нарушением принятых в обществе обычаев это никоим образом не является, ибо меня к тому понуждает настоятельнейшая необходимость получить удовлетворение за понесённый мною — и не только мною, но и множеством невиннейших читателей! — ущерб.

Itaque. Я — Платон Ефремович Голохвастов-Нащокин, породный московитский боярин. Имею честь пребывать урождённым Ондатром и никогда не переменял свою основу, равно как и мои родители и весь род наш. Моё время безценно для меня, да и ваше, мню, тоже чего-нибудь да стоит. Посему не буду расточать попусту мгновения, описывая ab initio историю своего семейства, весьма прихотливую и притом многопоучительную. Ежели вам будет благоугодно справиться, вы без труда обнаружите все необходимые сведения в XI выпуске «Боярского Летописца» a. H. CXXVIII, в котором содержится статья, целиком посвящённая нашему роду, написанная прилежно и с должным чувством — в отличие от вашей, если можно так выразиться, продукции.

Покамест с вас довольно будет и того, что я — крупный землевладелец и обладатель весьма значительной недвижимости в нескольких высокопочтенных доменах, в том числе и на своей Родине, в Московии, где моей семье вот уже скоро как восемьдесят лет принадлежит, помимо прочего, знаменитый Заволбуйский медвежий завод.

Здесь же, в Хемуле, я уже одиннадцать лет кряду возглавляю Добровольное Общество Медведеводов и Ценителей верховой езды на медведях (ДО МиЦВЕМ). Общество существует весьма давно, и среди его членов — в высшей степени уважаемые существа. Exempli gratia, в нём со дня основания состоит негоциант Авгий Настурций Рейсфедр, о размерах состояния коего вы, полагаю, наслышаны. Также в ­Правление Общества входят братья Ристофоры, Ширин и Вырин, владельцы юридической практики с безупречной репутацией — с каковою практикою вы, ежели не проявите должного благоразумия, ещё можете свести близкое, хотя и весьма обременительное и даже разорительное для вас знакомство. Наконец, членом Общества является г-жа Цыбуля Зусь-Худодотовна Лотерейчик, имеющая (как вам, уж верно, известно) весьма ощутимое влияние на политику нашего домена в области лицензирования издательской деятельности. Отдельно отмечаю, что все вышеуказанные лица — и далеко не только они одни! — уже ознакомлены с черновым вариантом моего письма и позицию мою всецело одобряют и поддерживают.

Теперь, наконец, о причинах, побудивших меня взяться за перо.

Не столь давно я заезжал в Дебет по собственным обстоятельствам и, отдохновения ради, а также из желания приобщиться к новинкам культуры, посетил ваш фирменный книжный магазин на Высокодоходной улице, 13. Должен сразу сказать, что я остался совершенно не удовлетворён ассортиментом и качеством предложения. В конце концов, после долгих бесплодных созерцаний, моё внимание привлекла брошюра некоей Сюзи Флокс, выпущенная Вашим издательством. Она несла на себе помету «Для чайников», что на современном вульгарном языке обозначает то, что ранее именовалось «ad usum Delphini», то бишь краткое и оттого неизбежно поверхностное, но всё-таки претендующее на практическую ценность изложение некоего предмета. Я, разумеется, не стал бы проявлять излишнего интереса — тем паче критического — к подобному опусу, если бы не заявленная в заголовке тема — «Всё, что вам необходимо знать о московитских медведях». Зная по горькому опыту, насколько часто современные авторы искажают и упрощают многие пунктумы, связанные с данной темой, я всё же приобрёл её и потратил время на ознакомление с указанным сочинением.

Увы! Действительность далеко превзошла мои самые худшие опасения!

Начну с самой брошюры. Её содержимое — коему будет посвящено всё то, что я скажу ниже — незначительно даже по объёму. Однако благодаря издательским ухищрениям это ничтожное содержание, кое вполне уместилось бы в четыре или пять страниц, набранных десятым кеглем, растянуто ни много ни мало на двадцать страниц немалой величины! Такой удивительный результат достигнут благодаря нарочитому увеличению шрифта, как бы незначительному, но крадущему драгоценное место расширению межстрочных интервалов, хитростями с кеглем, огромными полями, но самое главное — помещением под каждым пунктумом брошюры рисунков, как бы иллюстрирующих содержание оных пунктумов. Все эти рисунки не являются авторскою работою, а взяты безо всяких изменений из книги «Быт и нравы современной Московии», имеющейся в моей личной библиотеке в двух изданиях. Книга эта, некогда изданная без указания авторства ныне покойным издательством «АСТ» — кое, насколько мне ведомо, было приобретено вашей издательской группою? — являет собой настоящую энциклопедию ошибок и заблуждений, связанных с Московией. Я даже был вынужден дважды обращаться в судебные инстанции, чтобы защитить честь и достоинство своей Родины, и выиграл оба процесса. Замечу, что мои претензии касались не только текста книги, но и иллюстративного материала, зачастую фантастического и притом оскорбительного. Так вот, одна из иллюстраций, упомянутых мною в моём старом судебном иске, использована и в данной брошюре. В «Быту и нравах...» она имела подпись «Медведей гонят на вечернюю дойку», а в брошюре г-жи Флокс не имеет никакой подписи, но размещена на странице 4 под пунктумом 1, повествующем о медведях как «виде транспорта». Всё же напоминаю вам, что воспроизведение данного изображения или его существенных частей навеки возбранено судом первой инстанции г. Дебета, каковым фактом я никоим образом не намерен пренебречь. Что касается прочих иллюстраций, то семь из них вообще никак не соотносятся с текстом, а представляют собой картины жизни Московии, на коих даже не присутствует самый предмет обсуждения, а именно медведи. На остальных семи медведей можно разглядеть, но вот чего разглядеть решительно невозможно — так это какой-либо осмысленной связи с содержанием брошюры!

Вы, конечно же, возразите на это, что нет закона, препятствующего издательству иллюстрировать выпускаемые им книги ut voles, не сообразуясь ни с чем, даже со здравым смыслом. Также нет никаких законосообразных ограничений на выпуск книг, набранных любым кеглем, с любыми полями etc. Увы, это так, посему я и не выдвигаю претензий к оформлению изданного вами опуса. Впредь я намерен сосредоточить внимание только и исключительно на содержании его.

Чтобы опять же сберечь время, начну с конца, а именно с вердикта, который я после продолжительных раздумий вынес данному произведению.

Сочинение г-жи Флокс являет собой совершеннейший образчик того, что я называю сущностною неправдою. Под этим я разумею создание ложного впечатления, создаваемого не прямым — и потому легко опровергаемым — искажением действительного положения дел, но иными средствами, то бишь умолчаниями, сокрытием важнейших обстоятельств, ложными намёками и иными приёмами, извлечёнными из неистощимых кладовых Невежества и Клеветы. Прямой, судебно-осуждаемой лжи г-жа Флокс избегает (кроме двух утверждений в самом начале, коим я уделю особое внимание), но in toto её писанина более вводит в заблуждение, нежели просвещает читателя. Иначе говоря, сия брошюра — ещё один типический пример так называемой «клюквы», то есть ложного и обманного сочинения о московитских делах, написанного невежественным и предубеждённым иностранцем.

Прежде чем мы продолжим, настоятельно требую от вас освежить в памяти обсуждаемый текст, а лучше — положить его прямо перед собой и справляться по ходу чтения. Иначе вы, возможно, не поверите тому, что я намерен вам поведать. Таким образом, вы и я напрасно потеряем время, а вам всё равно придётся разбираться в этом деле: ducunt volentem fata, nolentem trahunt. Лучше потратить немного умственных сил сейчас, чем много — после.

Начну, пожалуй, вот с чего.

Всё, что написала г-жа Флокс в своей брошюре, наводит читателя на мысль, что московитские ездовые медведи являются чем-то вроде общественного транспорта и таковыми были всегда. Более того, создаётся впечатление, что медведи обитают в Московии как бы сами по себе, будучи чем-то вроде общественно-терпимой джигурды, то бишь дикого электората, не имеющего постоянного хозяина. Разумеется, подобное нигде не высказывается прямо, но из её слов, по существу, картина вырисовывается именно такая.

Однако это вовсе ложно! Да будет вам известно, милостивые государи, что ездовые медведи испокон веку были законной частной собственностью уважаемых московитских семейств. В таковом состоянии они — по большей части — пребывают и по сей день. Исключение составляют медведи государственные, обыкновенно приписанные к Министерству Путей Сообщения. Этих-то скромных тружеников г-жа Флокс именует «официально зарегистрированными». Здесь есть оттенок неправды формальной, так как подобное выражение в Московии совершенно неупотребительно. Но гораздо важнее неправда жизненная, обнаруживающаяся далее. Ибо г-жа Флокс, говоря о «зарегистрированных» медведях, берёт такой тон, будто бы они являются своего рода вольными предпринимателями, как бы имеющими от государства некое разрешение или лицензию на своё ремесло и платящими налоги своим трудом. Опять же, это нигде не утверждается прямо, но именно такой образ возникает в сознании читателя.

Нет ничего более далёкого от истины! В другом месте сочинительница — здесь это слово в высшей степени уместно! — сама же и признаёт, что IIQ медведя редко превышает пятьдесят пунктов. Это, кстати, тоже лукавство, так как встречаются медведи с весьма высоким интеллектом, достигающим восьмидесяти и выше. Однако! В Московии прямо запрещена всякая самостоятельная коммерческая деятельность для существ с IIQ менее ста пунктов. Кстати сказать, я считаю сие совершенно разумной — и даже весьма недостаточной! — мерою, коя загодя ограждает цивилизованных приобретателей от соприкосновения с жадной до денег сворой умственно и нравственно неполноценных существ, предлагающих заведомо негодные товары и того же качества услуги. Per viam, я, по ряду обстоятельств вынужденный покинуть родную Московию, предпочёл поселиться в Хемуле, известном своей высокой культурой коммерции, чтобы только не досадовать попусту о скверных сервисах и товарах, поставляемых в иных доменах всяческими духовно- и умственно-ограниченными субъектами.

Но это в сторону. Существенно же для нашего дела лишь то, что медведи в Московии не имеют никаких прав на самостоятельное предложение услуг и труждаются на общественной ниве исключительно иждивением своих владельцев и Министерства.

Что же касается упоминаемых г-жой Флокс «налогов», то речь идёт о самой обыкновенной работе, которую они обязаны исполнять в качестве электората. Каковую работу в Московии зачастую именуют «барщиной» или же «оброком». Вероятно, г-жа Флокс, для которой Русское наречие, верно, не является прирождённым, — о чём я ещё упомяну особо, — справлялась о значении этого слова не у местного жителя, но в каком-либо словаре или справочнике, вероятнее всего Английском, где оные слова толковались как gavel work. Сие выражение невежественная Флокс, не довольно просвещённая своею настоящей родительницею — о каковой она, несомненно, предпочитает вспоминать как можно реже! — поняла как «обязательные работы». Это выражение она, в свою очередь, превратно истолковала как работы общественные. В каком-то смысле это даже и верно, ибо труды электората, пребывающего в собственности государства, и впрямь направлены на общее благо. Но г-жа Флокс берёт это значение в узком смысле и тем самым совершенно искажает самый образ реальности.

Проследуем далее. Изучив сочинение г-жи Флокс, читатель остаётся при том мнении, что медведи работают за плату, вполне покрывающую их обычные потребности. То есть, проще говоря, создаётся ­впечатление, будто медведи буквально питаются водкой (и, может быть, редким ­глотком сгущёнки). Как медведезаводчик говорю вам: это совершеннейшая реникса, несусветная гиль, иными словами — полная чепуха! Да будет вам известно, что взрослый медведь за день поглощает около двадцати килограммов разнообразных кормов. Сие изобилие ездовому медведю может обезпечить только его законный хозяин, а никак не случайные клиенты! Водка и сгущёнка — это лакомства, то бишь приятные добавки к рациону. Не скрою, что таковые добавки могут быть не только желанны, но и необходимы, ибо организм медведя весьма охотно поглощает быстроперерабатываемые углеводы. Но держать медведя на подобном рационе сколько-нибудь долгое время — немыслимо! Это приведёт к истощению и гибели зверя.

Если вы читали предыдущие части моего письма достаточно внимательно (о необходимости чего я предупреждал в самых первых строках), то, верно, зададитесь вопросом: почему же медведи вообще работают? Здесь нет никакого секрета. Они делают это с позволения и даже по понуждению своих законных хозяев.

Связано это с тем немаловажным обстоятельством, что ездовой медведь, дабы пребывать в должной форме, должен пробегать не менее десяти километров в день, а лучше более. Длительное коснение в праздности приводит к тому, что медведь теряет стати, начинает копить жир и через двадцать-тридцать дней впадает в спячку. Поэтому медведя непременно надобно гонять, как выражаются заводчики и медведевладельцы. Более того, весьма желательно гонять медведей с грузом, что способствует укреплению костяка и мышц. Посему медведевладельцы, когда они не намерены занять своих зверей собственными нуждами, охотно отправляют их в город, где они и трудятся, принося обществу удобство, себе пользу и удовольствие сразу, своим же хозяевам — честь, а также и сокращение расходов на пропитание животных. В целом же сие является примером гармонии частных интересов, совместно порождающих общее благо.

Здесь, пожалуй, самое время упомянуть ещё один вздорный миф, выползший из-под непомерно бойкого пера г-жи Флокс. Справедливо заметив, что медведи не берут за свои услуги денежную плату и даже её отвергают, она сделала из этого вывод, будто бы «медведи не понимают или не признают товарно-денежных отношений». Меж тем, я уже упоминал выше, что коммерческая деятельность для существ с IIQ менее ста пунктов в Московии прямо и недвусмысленно воспрещена. Разумеется, оказание услуг в обмен на денежные знаки является типичнейшим случаем коммерции. Потому-то хозяева строжайше наказывают медведям, чтобы те не брали денег от седоков, ибо за этим может последовать разбирательство, а там и наказание, и весьма ощутительное. Кстати замечу, московитские городские власти регулярно учиняют проверки, призванные выявить небрежность или прямое ослушание в этом вопросе. В этом истина. Предположение же г-жи Флокс, что медведи не понимают сути отношений do ut des, совершенно ложно, да и нелепо. Она сама же и отмечает, что медведи прекрасно считают в уме. Скажу более — они весьма способны к бухгалтерским операциям. Мой медведь-секретарь Ибрагим легко удерживает в голове множество приходно-расходных статей и ведёт калькуляцию, в каковую до сих пор не вкралось ни единой ошибки.

Теперь перейдём к теме ездовых свойств медведя. И здесь г-жа Флокс умудрилась всё запутать и исказить до полной непонятности. На сей раз причина оскорбительно ясна. Весь пунктум четвёртый, где повествуется о скорости, развиваемой медведем разным ходом, начисто переписан — кроме последней фразы — из хорошо известного сочинения князя В. В. Разорваки-Стремидловского об аллюрах. Оно имеется в любой приличной библиотеке; сведения, о которых идёт речь, приводятся на странице 43 (первого издания) или 45 (третьего издания и далее).

Я с глубочайшим уважением относился к Владимиру Владимировичу. Это был аристократ высочайшей пробы, прекраснейший образчик своей благородной основы. Он был последним — увы! — потомком древнейшего княжеского рода амурских бáбров. По преданию, первый в роду появился ещё до Хомокоста, будучи сыном знатной тигрицы Илоны и самодержавного правителя древней России Владимира Владимировича, в честь коего все потомки по мужеской линии получали имя Владимир. Не знаю, насколько сия поэтическая легенда сообразуется со строгой исторической истиною; однако во Владимире Владимировиче и впрямь было нечто царственное. До сих пор помню его великолепно ухоженную шкуру, глубокие проницательные глаза, знаменитые чёрные полосы на лбу и истинно тигриные движения.

Увы, non omnia possumus! Совершенство нам не дано, даже лучшим из нас. Посему добрые и прекрасные качества его, как это обыкновенно бывает, имели своё продолжение в качествах менее добрых и отнюдь не прекрасных. В частности, князя отличало своего рода презрительное упрямство и крайняя категоричность в суждениях. Встав один раз на некую точку зрения, хотя бы и неверную, Владимир Владимирович продолжал на ней настаивать даже вопреки согласному мнению знатоков, да и самой истине. Именно это злосчастное свойство его и погубило. Имея от основы необходимость в мясной пище, князь увлёкся идеями Вегетарианства в самом крайнем и наирадикальнейшем их варианте, и занемог от питания жмыхом и молотым горохом, совершенно чуждыми его телесному устроению. Врачи не смогли спасти его, ибо он отвергал даже грибкортофель и морквяной сок со сливками! Впрочем, и это в сторону. Для наших целей достаточно заметить лишь то, что далеко не все страницы сочинения князя обладают равной ценностью. Связано это с тем, что кн. Разорваки-Стремидловский в своих построениях исходит из неверной посылки. А именно — он принимает за образец систему конских аллюров и подгоняет под неё все остальные системы. Это совершенно искусственное построение значительно снижает ценность данного труда. Даже потаскунчики, близкие к ослам, но обладающие своеобразием движений, в эту систему не вписываются. Что уж говорить о медведях, с их совершенно иным устроением тела и своеобычными ходами лап!

Да будет вам ведомо, что никакого «шага», «намёта» или там «карьера» медведь не знает! Существует всего три медвежьих аллюра: розвальцы, рысца и собственно бег — или, как выражаются опытные ездоки, «нырки».

Путешествие на розвальцах не имеет большого смысла, так как медведь идёт не быстрее пешехода, если таковой не брюхоног по основе. Обычно на розвальцах движутся вьючные медведи, несущие грузы. Supra, нырки. На нырках медведь и впрямь развивает до шестидесяти километров в час и даже сверх того. Однако удержаться на медведе, бегущем нырками — настоящее искусство, доступное не всякому урождённому московиту, не говоря уж об иностранцах. Ео ipso медведи обыкновенно передвигаются по городу рысцой, что весьма удобно и медведю, и седоку. Но даже быстрая рысца медведя требует от седока известных навыков, о которых в сочинении г-жи Флокс почему-то не сказано ни единого слова. Особенно это удивляет в связи с заявленной сочинительницей претензией на хемульскую основу. Общеизвестно, что хемули — существа выдающиеся во многих отношениях, прежде всего интеллектуальном,