Оглавление

Мудрец знакомый вдруг спросил меня однажды:

«А есть ли у тебя в твоей борьбе стоп-лосс[1]?

Нельзя войти в одну и туже реку дважды!

Месть — не решенье, а поверхностный психоз».

Но я жил в облаке своих дурных иллюзий,

Забросив близких, бизнес и дела на третий план.

Стал избегать так нужных мне дискуссий,

Во мне пророс, окреп и возмужал Левиафан.

«Простить предательство не в силах никому!» —

Так думал я, точа копье для страшной мести,

И не заметил, как лечу безудержно во тьму,

Теряя самых близких, позабыв совсем о чести.

Чем больше злобы приносил я в этот мир,

Тем чаще сталкивался с болью и утратой.

В конце концов и жизнь спустил в сортир,

Смерть и банкротство стали мне расплатой.

 Англ. stop loss означает «остановить потери».

Часть 2. Беспредел

Глава 1. Клятва Гиппократа

Юрка гнал по Лужнецкому мосту на своем мотоцикле как угорелый. Он то и дело посматривал в зеркала заднего вида, пытаясь разглядеть своих преследователей. Черный джип «Тахо» не отставал. После резкого ускорения и крутых маневров Юре удалось оторваться. Он сделал еще несколько кругов по району и, убедившись, что хвост скинут, направился на смотровую площадку рядом с Московским университетом, где они с Гришей условились встретиться. Он несколько раз набрал своего друга по телефону, но тот молчал.

«Странно… — подумал Юрий. — Почему он не отвечает? Я так и не заметил, куда он рванул с этого перекрестка: за мной или в другую сторону, как сделал бы я, чтобы разделиться. Судя по тому, что за мной ехал только один джип, второй погнался за ним и явно не на мост. Если он оторвался от погони, то почему молчит и не отвечает? Если его поймали…» — Власов сделал паузу в размышлениях, достал сигарету из пачки и нервно закурил.

«Вот как не хотел я сегодня никуда ехать, так и не надо было! — мысленно ругал себя Юрка. — Нет, ему же надо было именно сегодня, восьмого июля, поехать к родичам! Тоже мне праздник себе придумал: второй день рождения. Мол, ровно год назад он якобы второй раз в жизни появился на свет в своей Шатуре. Бред… Вот теперь и расхлебываем ситечком все это дерьмо. Он в розыске! Несколько раз просто чудом удалось избежать ареста. Так сиди у меня на даче и жди, пока твой вопрос решится! Нет! Ему надо все самому контролировать, проверять, везде ездить. Вот, доездились! Где мне его искать теперь?»

Выкурив две сигареты подряд, он очистил мотоцикл от остатков торта. От прямого попадания пули преследователей в коробку приготовленное его поваром кондитерское изделие практически взорвалось, разлетевшись мелкими кусочками по всему кузову и сидению. Конечно, это сберегло ему жизнь, но не избавило от мытарств с уборкой. Юра снова набрал заветный номер Григория. На этот раз соединение произошло.

— Ну ты где? — радостно закричал в трубку Юра.

— С вами говорит врач скорой помощи Леонов. Ваш друг в критическом состоянии. Мы везем его в тридцать первую городскую больницу. Мне нужны его данные для оформления. Скажите, пожалуйста, как его зовут.

— А что с ним? — стараясь держать себя в руках, спросил Власов.

— У него три пулевых ранения, переломы конечностей, черепно-мозговая травма. Остальное покажет рентген. Ему повезло, что мы мимо проезжали! Еще пару минут — и он бы истек кровью. Вы кем ему приходитесь?

— Знакомый. А где вы его нашли?

— Он в отбойник, видимо, врезался при попытке повернуть на Лужнецкий мост. Потерял сознание от полученных пулевых ранений и влетел в бетонное заграждение. Так как его зовут, вы сказали?

— Гена Татаринов… — почему-то назвал имя жениха своей старшей сестры Юра. Он прекрасно понимал, что, произнеси он реальную фамилию Гриши, менты, которые обязательно приедут в больницу из-за огнестрела, тут же пробьют его по базе данных и выяснят, что он в федеральном розыске, и вместо больничной койки его друг поедет на нары.

— Так, записал. А вас как зовут?

— Юра Власов.

— Юрий, вы случайно не знаете номер медицинской страховки вашего друга?

— Знаю, но не помню. Я уточню по телефону и сообщу вам позднее.

— Хорошо. Но лучше поезжайте в больницу и привезите документы Геннадия, — сказал врач и разорвал соединение.

Юрка несколько секунд стоял в оцепенении, потом резко вскочил на мотоцикл, надел шлем и с юзом сорвался с места. Он прекрасно знал, где находится тридцать первая городская больница: туда чаще всего отвозили разбившихся мотоциклистов, и он неоднократно навещал там своих товарищей по байкерскому движению. Ему надо было успеть в медицинское учреждение до появления там милиции, так что ехать приходилось очень быстро. Первым делом прямо в дороге он набрал своему будущему зятю.

— Здравствуй, Гена! Мне нужна твоя помощь.

— Добрый вечер, Юр! Что случилось?

— Ты можешь прямо сейчас выдвинуться к тридцать первой больнице на улице Лобачевского?

— Могу, конечно. А что произошло?

— В нас стреляли! Гришка ранен. Его везут на скорой в эту больничку. Мне звонил врач, и я представил его твоим именем.

— Правильно сделал! — одобрил поступок родственника Татаринов. — Сейчас там ментов будет, как собак нерезаных…

— Вот именно. Пришли мне пожалуйста, эсэмэской, номер твоего полиса ОМС[1].

— Хорошо, — согласился Геннадий. — У тебя деньги есть?

— Около тысячи баксов есть с собой. А что? — не понимая, при чем тут это, спросил Юра.

— Этого мало! Надо хотя бы три, а лучше — пять, чтобы взятку врачу заплатить. Чтобы мы его забрали домой, а не в палате оставили на радость сотрудников правоохранительных органов.

Гена давно был в «движении», как называли сами свой статус бандиты и авторитеты разных мастей, и поэтому прекрасно знал, как, кому и сколько надо давать «на лапу», чтобы избежать ареста. Он входил в звенигородскую преступную группировку и занимался крышеванием бизнесменов. Его огромный рост и внушительные размеры позволяли практически без слов и силовых воздействий производить неизгладимое впечатление на тружеников торговли, которые, увидев его, практически сразу же соглашались на все условия дальнейшего сотрудничества с новой «крышей».

— Ген, захвати тогда бабла с собой! — попросил Власов. — Я тебе сегодня же вечером отдам дома.

Затем Юра позвонил своему близкому другу Лехе по кличке Черчилль. Тот и действительно был очень похож на известного политического деятеля Великобритании, но только в гораздо больших размерах. При росте два метра и весе сто пятьдесят килограммов Алексей не выглядел толстым, хотя у него отросло немаленькое пузо. В прошлом он был спецназовцем и поддерживал форму, поэтому большую часть его веса составляла мышечная масса. В последние годы Леша занимался бизнесом по разборке скандинавских автомобилей и продаже бэушных запчастей к ним. В его распоряжении было несколько боксов в гаражном кооперативе и две грузовые машины, которые сейчас были так нужны Власову.

— Черчилль, поднимай свою задницу с дивана, садись в ГАЗель и мчись к Лужнецкому мосту! — распорядился Юрий.

— Что, кто-то разложился на байке? — привыкший к таким вызовам по телефону от собратьев по мотоспорту, спросил Леха.

— Гришку там расстреляли! Его в скорой везут в тяжелом состоянии, а мотик остался лежать на дорогое. Поезжай, пожалуйста, и забери его, пока мусора́ на штрафстоянку не забрали! Да и вообще…

— А мне дадут его забрать?

— У тебя же доверенность есть на мой мотоцикл! — напомнил другу Юра. — Поезжай. Родной, поезжай! Я в больничку лечу, а с тобой будем на связи. Если что, наберешь меня!

Власов влетел на территорию больницы практически одновременно с машиной скорой помощи, в которой везли Гришу, поэтому успел проскочить в приемное отделение вместе с врачами. Тополев был без сознания. Его правая рука как будто лежала в стороне от тела, держась только на лоскутах кожи и обрывках мышц. Левая ступня была неестественно вывернута и явно имела признаки перелома. Бинты на животе и руке пропитались кровью.

— Вы кто такой? — спросил Юрия врач на приемке.

— Это друг пострадавшего, — ответил за Власова врач со скорой, — я попросил его приехать и привезти документы и вещи этого парнишки.

— Ладно, оставайся, только не мешайся под ногами! — распорядился дежурный хирург больницы, глядя на Юрку. — Докладывайте, что с пациентом! — обратился он к медикам из скорой.

— Три пулевых ранения. Первое — в нижнюю часть левой ноги: пуля застряла в мотоботе[2] и вошла только на сантиметр. Мы ее вынули. Вторая — в плечевой сустав. И третья — в живот. Эти мы не вынимали. Видимо, получив последнюю пулю, пациент потерял сознание и влетел в дорожный отбойник. От столкновения и падения с мотоцикла получил еще следующие повреждения: перелом руки с вылетом кости из плечевого сустава, черепно-мозговую травму и перелом левой ноги в нижней трети голени. Потеря крови — около литра. В сознание не приходил, дышит самостоятельно.

— Так, срочно в реанимацию! — выкрикнул хирург своим помощникам, и те побежали с каталкой в противоположную сторону от входа.

— Пойдемте с нами: оформим документы вашего друга, — попросил Юру врач скорой помощи.

— И с милицией свяжитесь, раз у нас огнестрел! — попросил хирург, удаляющийся быстрым шагом за своими коллегами в реанимацию.

— А зачем с ними связываться? — якобы не понимая причины этой просьбы, спросил Власов.

— Так положено при ножевых и огнестрельных ранениях, — объяснил Леонов.

— Как я понял из вашего объяснения по телефону, вас на место аварии милиция и вызвала! Значит, они уже и так знают про огнестрел? — продолжал валять дурака Юра.

— Да, там сержантик совсем молодой был. Он сперва вообще подумал, что ваш друг мертвый лежит. У него пульс плохо прощупывался, вот милиционер и решил труповозку сразу вызывать, а не скорую. Хорошо, что мы проезжали мимо и увидели аварию, а я приказал остановится. Выскочил, подбежал, пальцами через одежду к горлу пролез и нащупал… Нитевидный, но пульс! Мы вашего Гену сразу на каталку — и в машину. Даже не успели сержанту сообщить, куда его везем. Поэтому сейчас самое время это сделать.

— Доктор, я Вас очень прошу с этим обождать! — строго посмотрев на Леонова, произнес Юра. — Я не буду объяснять вам, что и зачем, но, поверьте мне, так будет лучше для всех! Вот, возьмите, пожалуйста, в качестве благодарности! — Власов положил в карман белого халата врача тысячу долларов. — Поезжайте спокойно дальше, на следующие вызовы, а я здесь все сам улажу. Договорились?

— Ну, как скажете… — ответил Леонов, внимательно посмотрев в свой карман.

— Только, доктор, давайте без глупостей! Если договорились, то договорились. Я все равно узнаю, нарушили вы свое обещание или нет.

— Не волнуйтесь! Я все прекрасно понимаю. У меня не девять жизней, как у кошки. Звонить не будем.

В регистратуре сидели молоденькие девчонки, и харизматичный Власов быстро нашел с ними общий язык: заболтал их рассказами про байкерскую жизнь, обещал каждую прокатить на своем резвом спортивном мотике. Он, как мог, тянул время до приезда Геннадия с документами и деньгами. Татаринов подоспел как раз вовремя — когда Юркино обаяние практически иссякло. Гена так ловко сумел договориться со всеми, так грамотно навешал лапши на уши, умело раздал сестричкам по стодолларовой купюре, что вопрос о срочном звонке в правоохранительные органы отпал сам собой. Но вот дежурного хирурга пришлось уламывать гораздо дольше.

— Конечно, необходимо позвонить и сообщить! — соглашался с законным требованием сотрудников больницы Геннадий. — Но чуть позже, когда мы с нашим товарищем покинем ваше гостеприимное учреждение. Таким образом мы с вами ничего не нарушим. Вы сообщите, как и обязаны, а когда сотрудники милиции приедут, скажете им, что пациент исчез. И волки целы — и охотник молодец.

— Что значит «исчез»? Вы что, собираетесь его прямо сейчас забрать? — недоумевал вышедший после операции врач.

— Да, мы увезем его в более безопасное место, — спокойно объяснил Татаринов.

— Вы что, не понимаете, что он у вас сдохнет по дороге? — возмутился врач. — Я только пули вынул, зашил раны и кровь остановил. А ему еще надо руку собирать: там все в лоскуты разорвано! И нога сломана. Я гипс временный наложил, но… Да не возьму я на себя такую ответственность! Ему покой нужен и по крайней мере еще две операции. Он у вас просто умрет от болевого шока, как только очнется! У него рука практически оторвана. Вы это понимаете? Я давал клятву Гиппократа!

— Вот именно! — эмоционально отреагировал на последние слова Гена и по памяти зачитал отрывок из клятвы: — «Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости». Кажется, так у вас, у врачей, говорят?

— Точно… — с удивлением ответил хирург.

— Доктор, ему еще хуже станет, когда сюда менты заявятся! — постарался еще раз втолковать хирургу Гена. — Его тут же в «крытую»[3] определят, а там в лучшем случае в тюремную больничку положат и будут активированным углем лечить. Вот там-то ему точно никто руку собирать не станет, и он скорее кони двинет, чем выживет. Понимаете? Вот вам трешка зелени — и разойдемся, как в море корабли. Как мы уедем, можете звонить куда угодно, хоть самому министру внутренних дел.

— Да кто он такой, что вы о нем так печетесь? — удивился врач.

— Оно вам надо? — ответил Геннадий. — Меньше знаешь — лучше спишь! Ну что, по рукам?

— Давайте пять тысяч. За меньше не соглашусь!

— Ну ты, лепила, и крохобор! — весело подметил Татаринов. — Ладно, бери пятак! Но в следующий раз с тебя скидос! Договорились? Да, и пули, что ты из него вытащил, мне отдай.

— Хорошо. Обождите еще минут пятнадцать. Я ему хотя бы руку больную бинтами к телу прикреплю, а то потеряете по дороге.

— И от боли пару ампул с шприцами нам дай с собой, чтобы он не мучился, лады?

Доктор кивнул в знак согласия и скрылся за дверью реанимации.

— А ты откуда текст этой клятвы знаешь? — с уважением и недоумением поинтересовался у будущего зятька Власов.

— Я уже не в первый раз забираю из больничек своих друзей с огнестрелами! И каждый раз эти лепилы мне втирают одно и тоже про своего Гиппократа. Вот мне интересно и стало, что это за клятва такая. Я ее прочитал и выучил. И теперь козыряю, когда другие аргументы не помогают.

— Не ожидал от тебя, если честно…

— Куда мы его повезем с такими травмами? — спросил Юру Татаринов после непродолжительной паузы. — Ты сам слышал эскулапа: ему надо срочно руку спасать.

— Я уже договорился обо всем, пока шла операция. Нас ждут в Краснознаменске в военном госпитале. Мама позвонила дяде Славе — и тот все порешал.

— Краснознаменск? — переспросил Гена. — Это закрытый город ракетчиков на Минском шоссе в двадцати пяти километрах от Москвы?

— Именно! Его там точно никто найти не сможет. Проезд в город — только через КПП по спецпропускам. И потом дядя Слава оформит его как особо засекреченного разведчика. Тамошние врачи — люди военные и вопросов задавать не станут.

— А дядя Слава у нас кто? — с любопытством спросил Геннадий.

— Волшебник! — пошутил Юра. — А если серьезно, он друг моего покойного отца. Довольно известный военный врач. Мы у него всей семьей лечимся. А все эти молодые хирурги из военных госпиталей — его ученики, боготворящие своего профессора.

— Юр, я давно хотел тебя спросить. Чего ты так носишься с этим Гришей? Как будто он твой близкий родственник.

— Он больше, чем родственник, — задумчиво ответил Власов. — Он мне брат! Не по крови, конечно… Я перед ним виноват сильно. Подвел я его. Так что долг платежом красен.

— А он правда миллионер?

— Правда! А вот как вырвем все его компании из рук рейдеров, станет мультимиллионером. Ну, и я с ним, соответственно.

 Обязательное медицинское страхование.

 Специализированная обувь для мотоциклистов, защищающая стопу и голень от ударов и травм.

 На сленге — тюрьма.

Глава 2. Предательство

Окна кабинета директора холдинга «Медаглия» выходили на Садовое кольцо. С третьего этажа была хорошо видна улица Новый Арбат — это магическое место, где современность встречается с историей. Она является одной из главных артерий Москвы и ее сердцем. Вдоль улицы расположились величественные здания, которые олицетворяют собой дух и историю города. С одной стороны на Новом Арбате выстроились современные небоскребы, сияющие стеклом и металлом, отражающие свет вечернего города. Их зеркальные фасады создают иллюзию бесконечности, словно уходящие в бесконечность времени, соединяя прошлое, настоящее и будущее. На другой стороне улицы расположились старинные особняки и дворцы с их колоннами и ажурными карнизами. Они стоят, как молчаливые свидетели былой славы и могущества Москвы, напоминая о том, что история этого города уходит корнями вглубь веков. Ночью Новый Арбат преображается: тысячи огней освещают улицу, превращая ее в сказочное королевство. Здания становятся еще более величественными и прекрасными, а люди собираются на улице, чтобы насладиться атмосферой праздника и веселья.

Гриша в очередной раз уставился на крутящуюся вокруг глобуса большую букву А красного цвета. Рекламная конструкция располагалась на крыше ресторана «Арбат», стоявшего на противоположной от особняка холдинга стороне Садового кольца, и представляла собой почти десятиметровую модель земного шара, опоясанную световым слоганом «Альфа-Банк». Вращался он против часовой стрелки, а опоясывающая его надпись — по часовой. Гриша поймал себя на мысли, что видит совершенно другую картинку: раньше вокруг глобуса двигалась модель самолета Ту-144 и надпись полутораметровыми буквами «АЭРОФЛОТ ▪ СКОРОСТЬ ▪ КОМФОРТ». Сам глобус светился изнутри, а на его поверхности вспыхивали лампочки, обозначавшие города, куда совершала рейсы крупнейшая авиакомпания страны. Необычная инсталляция, вызывавшая восторг у москвичей и гостей столицы, вскоре стала одной из достопримечательностей Москвы.

Конец февраля 2006 года выдался снежным и холодным. Город застыл в многокилометровых пробках. Сегодня у Тополева был день рождения — тридцать два года, но настроение с самого утра оказалось испорченным скандалом с женой. В последних числах января у него родился третий ребенок в семье и вторая по счету дочка — Ксенечка. Это событие, по идее, должно было сплотить пошатнувшиеся отношения, но Оксана после возвращения из роддома как с цепи сорвалась. Она разговаривала с мужем только на повышенных тонах, находила любой мало-мальски подходящий повод для скандала и обвиняла Гришу во всех смертных грехах. Он, конечно же, старался, как мог, сглаживать углы и окружать домашних нежностью и вниманием, полагая, что постродовое нервное напряжение рано или поздно спадет. Но сегодняшнее утреннее выяснение отношений вывело его из колеи. Рабочий день пролетел как одно мгновение. Совещания, многочисленные беседы по телефону с партнерами и подчиненными, проверка договоров и деловых бумаг перемешались с поздравлениями от родных и близких, друзей и коллег. И вот уже вечером, уставший от работы и вымотанный переживаниями, он уставился в окно, стараясь найти уединение и отдых в мыслях-тряпках, витающих с огромной скоростью в голове, и так же быстро исчезающих в небытие. Идти отмечать в ресторан не было никакого желания, поэтому, когда Витя Налобин и Коля Золотарев предложили посидеть узким кругом в офисе, он даже обрадовался.

— Гриш, пойдем за стол праздновать? — раздался голос Чупрова в открытую дверь кабинета. — Мы все разложили по тарелкам и разлили по стаканам. Не хватает только именинника!

— Пойдем, Антош! — согласился Тополев и резко развернулся. — Спасибо тебе огромное, дружище! За все спасибо!

— Это лучше в тосте высказать, — пошутил главный юрист холдинга.

— Обязательно! В первом же тосте и скажу! Захвати из шкафа подарочный коньяк, пожалуйста. Хочу сегодня пить только дорогие напитки, — попросил друга Тополев и поспешил на первый этаж в переговорную, где был накрыт шикарный стол в честь его днюхи.

Чупров открыл створки верхней секции шкафа и уставился на ряд многочисленных бутылок элитного алкоголя. Шефу часто дарили изысканный виски и коллекционные коньяки, а так как он был человеком малопьющим, то все это богатство просто пылилось в темных углах его кабинета. Выбрав две коробки, Антон по очереди бережно достал их и поставил на рабочий стол. В этот момент он заметил, что компьютер шефа не выключен, как обычно. Более того, на экране отображалась страница с приложением кипрского банка. Увидев цифры в графе «Остатки текущих средств», Антон от неожиданности даже присел в кресло и еще раз все внимательно и досконально изучил. После этого потушил монитор и поспешил вниз к застолью.

Антон с Виктором и Колей занимали отдельный кабинет на втором этаже особняка и не имели секретов друг от друга. На следующий день Чупров поведал им о том, что смог подсмотреть в кабинете начальника и их товарища.

— Да ладно! Шестьдесят три миллиона долларов? — удивлялся Золотарев. — Откуда столько?

— Ты ничего не мог перепутать? — спросил Налобин.

— Пацаны, я несколько раз нолики пересчитывал, пальцем закрывал на экране. Ошибки быть не может! У него на офшоре шестьдесят три миллиона баксов.

— А нам говорит, что денег нет на наши проекты! — возмутился Николай. — А он не мог «Полянку» продать дороже, а нас обмануть? Занизил цифры реализации проекта раза в два — и, соответственно, рассчитался с нами меньшими деньгами.

— Вполне возможно… — задумчиво произнес Виктор. — С остальными участниками концессии у него были оговорены фиксированные выплаты и только с нами — процент от чистой прибыли. Так что мог и надуть.

— Я сейчас пойду к нему и спрошу в лоб, откуда у него такие деньжищи! — заявил Николай и резко вскочил с места.

— Он тебе соврет, как обычно, — сказал Антон. — Придумает что-нибудь. Например, что это не его деньги… Что его попросили уважаемые люди выступить транзитером[1] за малый процент. И что ты ему на это скажешь? Попросишь показать все транзакции по счету?

— Да! А почему бы и нет? — взволнованно отреагировал Коля. — Если он врет, то потребуем перерасчет, а если нет, то…

— Вот видишь! Ты сам не веришь в то, что нас не обманывают, — резюмировал Чупров.

— Все равно спросить надо! — продолжил настаивать Золотарев.

— Спросить мы всегда успеем, — хитро ответил Налобин. — Наоборот, я предлагаю промолчать и сделать вид, что мы ничего не знаем. Понаблюдать за ним, соберем информацию, а в нужный момент нанесем удар. Спрашивать надо так, чтобы у него не было возможности выкрутиться и соврать.

— Ага! Наш Гриша — как уж на сковородке: он вывернется при любых обстоятельствах. Вы же его знаете! — возмущенно произнес Антон. — Мне вообще кажется, что он готовится сдриснуть из страны и повесить на нас весь геморрой с холдингом. А мы без его денег это все не вывезем и не разгребем! Закончится все это для нас очень печально. В лучшем случае посадят, а в худшем — грохнут.

— За что? — испуганно спросил Коля.

— Евтушков, которому Гриша дорогу перешел в Шереметьево, любезничать не станет. Его методы хорошо всем известны: пуля в лоб — и в бетон под мачтой сотовой связи его компании.

— Ты думаешь, Григорий решил бежать? — задал вопрос Налобин.

— А что его тут держит? — начал философствовать на эту тему Чупров. — В семье у него раздрай. В бизнесе расходы превышают доходы из-за войны за АНТЦ. Мы туда вбухиваем миллионы рублей, а отдачи пока немного. Сами знаете, взятка за назначение нашего директора — миллион евро. Долги по зарплатам и коммуналке выплатили, ремонты текущие и будущие, расходы на безопасность — и прочее, и прочее. А с такими миллионами на Кипре можно спокойно новую жизнь начать, а нам ручкой помахать.

— Да, но у него родители в нашем холдинге работают. И жена, — возразил Николай.

— Жену он бросит без зазрения совести! — ответил Чупров. — А мать с отчимом и теткой… Ну, не знаю… Я бы точно бросил, будь у меня такие деньжищи.

— А давайте его опередим? — предложил вдруг Виктор.

— Это как? — с надеждой в голосе спросил Золотарев.

— Я предлагаю нашего бывшего друга Гришу рейдернуть! Тем более что мы в этом большие специалисты. И от кого, как от нас, он точно этого ожидать не станет.

— Отнять у него все? — снова ужаснулся Коля.

— Ну зачем все? — возразил Виктор. — Перепишем на своих людей холдинг, а потом потребуем выплатить нам компенсацию. Если заплатит, то вернем ему все обратно и спокойно уйдем с деньгами, а если нет, то продадим бизнес по частям и разбежимся.

— А как вы себе это представляете? — тряся руками, нервно выпалил Золотарев. — За ним Сырников и куча всяких генералов из Шереметьево стоят!

— Ничего страшного, — спокойно ответил Налобин. — А за нами — Фил и вся подольская братва. Да, и против Сырникова есть что поставить. Да так, что он сам не обрадуется. По крайней мере, лезть точно не станет!

— Ну, я не знаю… — заныл Коля. — Не знаю… Мне страшно!

— Не ссы, Колян! «Полянку» прошли — и это пройдем! — весело заявил Антон и потрепал сомневающегося товарища по плечу.

— Разработку плана мероприятия я беру на себя, — заявил Витя. — Ваша задача — помалкивать и стараться сделать так, чтобы у нашего бывшего друга Гриши становилось как можно больше проблем и неприятностей. Тогда он будет занят их устранением и не заметит, как мы к нему вплотную подобрались.

— А может быть, просто сопрем у него с офшора несколько миллионов и уйдем? — предложил как вариант Золотарев.

— Я уже думал об этом, — ответил Чупров. — К сожалению, это нереально. Там, помимо кодов и паролей, есть флешка с шифрованием, и я не знаю, где она находится. Я ее видел один раз в руках Гриши, но это было давно. Так что без его согласия со счета не уйдет и цента.

— Мы обсудим это позже, — задумавшись, произнес Виктор, явно заинтересовавшийся данным вопросом.

— А Николай Валентинович с нами? — вдруг задался вопросом участия в их авантюрном проекте отца Виктора и начальника службы безопасности холдинга Коля.

— Я поговорю с папой! Но мне почему-то кажется, что он возражать не станет.

В то время, когда самые близкие друзья Тополева замышляли против него заговор, он находился в офисе «Авиатехснаба» в Шереметьево и беседовал со Стасом Люлькиным. После поздравления с прошедшим днем рождения сын директора Института гражданской авиации перешел к обсуждению текущих вопросов.

— У нас намечается большая проблема в АНТЦ, — сообщил он Григорию после отчета о выполнении последних контрактов фирмы.

— Да? — как-то безразлично отреагировал Гриша. — Я уже привык к слову «проблема» из уст своих партнеров, но от тебя, Стас, слышу его впервые. И что же у нас намечается в АНТЦ?

— По моим данным, Сашка Алексеев скурвился и начал работать на Евтушкова, — заявил Люлькин и пристально посмотрел на начальника.

— И с чего ты сделал такой вывод? — оторвавшись от изучения отчета, спросил Григорий.

— Он тайно встречался с вице-президентом АФК «Структура» в бизнес-терминале. Его засекли мои знакомые пилоты. А официантка из тамошнего бара рассказала мне, что слышала часть их разговора. «Структурщик» предлагал Александру высокую должность в их компании, если тот подпишет заявление об уходе, а до этого назначит их человека своим заместителем.

— Своего человека — это Хаймовича, что ли? — предположил Гриша.

— А кого еще? Конечно, его! — уверенно ответил Стас.

— И что, он согласился?

— Неизвестно. Как я понял, он взял паузу для размышления. Понимаешь, Григорий Викторович, он и тебя боится, и Евтушкова. Поэтому сейчас разрывается от сомнений и мучительно страдает от страха принять неверное решение, с кем остаться.

— Так надо помочь ему сделать правильный выбор! — решительно заявил Григорий. — Как думаешь, долго он еще будет в этих смятениях находиться?

— Как минимум пару дней точно. Я его знаю хорошо. Он трус по натуре, а все трусы чем больше думают, тем больше боятся.

— Значит, надо, чтобы нас он боялся больше, — задумчиво произнес Тополев, достал из кармана мобильный телефон и набрал номер главного боксера его «пехоты[2]». — Привет, Василий! Узнал? Прыгай в подаренную мной тачку и пулей лети в Шарик[3]. Адрес скину тебе эсэмэской. Есть срочное дело для твоих бойцов. Оплата будет не хуже, чем за адвоката. Понял? Жду!

В офисе «Авиатехснаба» в Институте гражданской авиации после шестнадцати часов дня никого кроме Гриши и Стаса не было. Было принято решение, что генерального директора фирмы Володю Мишина не стоит информировать о делах в АНТЦ, поэтому Григорий отправил его на переговоры, а сотрудников пораньше отпустили по домам, дабы никто не смог увидеть его вместе с боксером Васей. Спортсмен добирался до места встречи более двух часов и теперь, сидя в кресле перед шефом, клял почем зря вечную пробку при выезде из Москвы на Ленинградском шоссе, город Химки и всех автомобилистов, решивших в этот день поехать в сторону аэропорта.

— Ладно, Вась, не ной! — оборвал его стенания Гриша. — Я почти каждый день сюда мотаюсь — и ничего. Хочешь жить в столице — привыкай к пробкам. У тебя в Череповце, поди, столько машин нет?

— Да вы что, Григорий Викторович! Там в час пик во всем городе не наберется столько тачек, сколько ночью в Москве на самой спокойной улице, — ответил боксер и громко рассмеялся.

— Ладно, вернемся к нашему терпиле, — строго и очень серьезно произнес Тополев. — У нас в холдинге появилась одна гнида, которая хочет кинуть меня на большие бабки и уронить мой авторитет. Нужно проучить его как следует, при этом повернуть все дело так, чтобы он на меня даже не подумал. Пока ты ехал, мы со Стасом прикинули тут пару вариантов… — Гриша посмотрел на Люлькина и негласно передал ему слово.

— Короче, вот фотки нашего сотрудника, — Стас выложил на стол конверт и подтолкнул его Василию. — Здесь еще домашний адрес клиента и данные его автомобиля. Делать надо у его дома, а не тут.

— Работу надо сделать быстро и красиво, как твои пацаны умеют, — добавил Григорий и бросил на стол еще один конверт. — Здесь пять тысяч баксов. Когда закончите, получите еще столько же.

— Какие будут пожелания? — спросил боксер. — Голову ему проломить арматуриной, как тому адвокату, или просто побить без нанесения тяжких телесных?

— На твое усмотрение, Вась, — ответил Тополев. — Главное, чтобы терпила как минимум недельки на две выбыл из рабочего процесса.

— Тут ювелирно предстоит работать… — начал размышлять о деле боксер. — Ударить так, чтобы не покалечить и в больничку упечь надолго… Это не каждому поручить можно… Добавить бы надо! Тыщенки две хотя бы?

— Я тебе лично пятерку дам, если сработаете оперативно и как надо! — заявил Гриша.

— Да, кстати, а как срочно надо клиента обработать? — снова обратился с вопросом Василий.

— Сегодня понедельник? — сам себя спросил Тополев. — Ну, давай не позднее среды. Сможете?

— Мы с пацанами сегодня же съездим к его дому, все внимательно посмотрим, сориентируемся на местности, проследим за клиентом завтра утром, и после этого я сообщу о точной дате акции.

— Обычно он выходит из дома по будням после девяти утра, — добавил Стас. — Ему на работу к десяти. Ехать не дольше тридцати минут.

— Так что в девять утра выставляйтесь завтра у его подъезда, не раньше, — зная толк в наружном наблюдении, посоветовал Гриша.

— Принято! — согласился с предложением Вася и поднялся с кресла, заканчивая разговор.

— Да, и самое главное, — вдруг вспомнил Тополев. — Перед тем, как начнете его бить, передайте привет от Евтушкова.

— Я там в конверт с адресом и фотографиями положил бумажку с текстом послания, — сообщил Люлькин.

— На всякий случай запомни текст, — попросил Григорий. — Пусть передадут следующие слова: «Долго думаете, Александр! Евтушков отказов не принимает. Это наше последнее предупреждение. Если вы не с нами, то следующего разговора уже не будет».

В среду утром генеральный директор АНТЦ Алексеев был найден у своего подъезда с проломленной головой. Скорая помощь была вызвана неизвестным гражданином и довольно оперативно доставила пострадавшего в ближайшую больницу, что, конечно же, спасло ему жизнь. Трое суток Александр был без сознания, и первым, кого он увидел, открыв глаза, был Гриша. Окончательно придя в себя, он поведал своему неформальному боссу о послании от бандитов, нанятых Евтушковым, о своей встрече с человеком из АФК «Структура» и даже повинился перед Тополевым за то, что не рассказал ему об этом сразу же.

— Да, Саш, если бы ты вовремя мне все сообщил, сейчас бы здесь не лежал… Тем не менее я считаю, что опасность еще не миновала, и угрозы тебе рассматриваю как угрозы себе. За дверью я оставил бойцов для твоей охраны. Скоро приедут сотрудники правоохранительных органов и наш адвокат. Вы совместно с ним напишете заявление с требованием завести уголовное дело по факту нанесения тебе тяжких телесных повреждений. Ты им все подробно расскажешь. И про встречу в аэропорту, и про послание от бандитов. Кстати, ты запомнил хоть одного из нападавших?

— Нет! Они в балаклавах были.

— Может, глаза запомнил, одежду или голос?

— Что ты, Григорий! Мне не до того было совсем! Даже если их поймают и приведут мне на опознание, я их не узнаю. Знаешь, как страшно было?

— Все, Саша! Больше можешь не бояться! После оформления уголовного дела они уже тебя тронуть не посмеют. Если ты со мной по жизни идешь, то это для тебя как гарантия безопасности. Я своих в беде не бросаю.

— Конечно, с тобой! — поспешил заверить Гришу в своей благонадежности Алексеев.

— Вот и прекрасно! Лежи, сколько надо, отдыхай, ни о чем не волнуйся. Когда врачи разрешат покинуть стационар, отправим тебя на море с семьей — в отпуск. Тебе теперь предстоит долгий процесс восстановления: как физического, так и морального. На работе я тебя прикрою. Ты мне только подпиши приказ о моем назначении исполняющим обязанности директора на время твоего отсутствия, — сказал Гриша и достал из портфеля папку с уже готовыми бумагами.

Алексеев приподнялся на кровати и, даже не раздумывая и не читая, подмахнул пару-тройку листов, а затем, с облегчением выдохнув, рухнул от усталости на подушку.

Тополев понимал, что, несмотря на то, что он сейчас выиграл немного времени, разборки с Евтушковым на этом не прекратятся. Собственник «Структуры» наверняка знал, что за Гришей, помимо Сырникова, стоит и Артем Гагарин — сын генерального прокурора России, и тем не менее он продолжал играть свою партию, поднимая ставки все выше и выше. В таких случаях опытные игроки стараются насытить игровую доску еще более весомыми фигурами. Именно поэтому Григорий решил принять приглашение в гости от депутата государственной думы Скоробогатова, который тоже интересовался активами АНТЦ.

Они познакомились в Новороссийске в 2004 году, когда Гриша приезжал в порт договариваться о перевалке зерна. В то время он был поглощен сделкой с Магомедом Абдулаевым и не знал, что тот является профессиональным мошенником, поэтому делал все для выполнения мнимых зерновых контрактов на полном серьезе. Иван Александрович Скоробогатов являлся одним из собственников Новороссийского морского порта. Ему был сделан звонок из ФСБ с настоятельной просьбой помочь Тополеву на высшем уровне, что он беспрекословно и выполнил. В кротчайшие сроки был заключен контракт на выгоднейших для «Медаглии» условиях. К сожалению, Григорию воспользоваться этим соглашением так и не пришлось из-за непорядочности Магомеда, но контакт Скоробогатова в его телефоне остался. Сам же Иван Александрович, перебравшись в Москву в начале нулевых и став депутатом Государственной Думы четвертого созыва, стал активно интересоваться инвестициями в интересные активы московского региона. Так он с оказией в кулуарах Федерального собрания узнал от своих коллег о потасовке Евтушкова с неким молодым бизнесменом Тополевым за большой кусок в аэропорту Шереметьево. Собрав больше информации по этой теме, он выяснил, что этим молодым предпринимателем является его старый знакомец Гриша, и позвонил ему с предложением о сотрудничестве, пригласив встретиться в столовой Совета Федерации на Большой Дмитровке. Евтушкова мало кто любил в кругу долларовых миллиардеров — не стал исключением и Скоробогатов.

Еще в прошлом году за пять тысяч долларов Григорию изготовили удостоверение помощника сенатора от Свердловской области. Эта красная книжечка давала ему много привилегий, начиная с пропуска во все федеральные здания, в том числе Государственную Думу и Дом правительства, и заканчивая коротким разговором с инспекторами госавтоинспекции. Генерал Невзглядов добыл эту корочку для своего партнера по оружейному бизнесу не просто так. После того как Гриша по своей глупости лишился разрешения от ФСО ездить на своем автомобиле без права досмотра, встал вопрос о новом документе, позволяющем, в первую очередь, безопасно передвигаться по Москве и области, а во вторую — избегать задержаний со стороны правоохранительных органов, что могло произойти в связи с активной жизненной позицией Тополева.

Пройдя во внутрь здания Совета Федерации по своему удостоверению, Гриша сразу же направился в депутатскую кафешку, занял столик у окна и принялся ожидать Скоробогатова. Он уже не раз тут бывал и отлично знал меню и расценки. Если бы простой смертный смог только зайти в этот дом верхней палаты парламента Российской Федерации, то он был бы несказанно удивлен ценам этого предприятия общественного питания. Здесь можно было очень неплохо пообедать за несколько сотен рублей — при том, что в обычном среднестатистическом ресторане аналогичный чек составил бы несколько тысяч. Тополев заказал бутерброды с красной и черной икрой, балык из осетрины, салат из камчатского краба, солянку мясную сборную, котлету по-киевски с картофельным пюре, литр брусничного морса и сто пятьдесят граммов дорого французского коньяка. За все это он заплатил триста девяносто шесть рублей, чем остался несказанно доволен. Депутат подсел к нему чуть позднее, когда Григорий переходил к горячему.

— Ну, здравствуй, Григорий Викторович! — поздоровался Скоробогатов, широко улыбаясь.

— Добрый день, Иван Александрович! Сто лет, сто зим! Рад видеть вас в здравии и при высоких чинах!

— Да, преуспел я благодаря ЛДПР[4]… Да и ты тоже, как я слышал, в последние два года времени зря не терял.

— Значит, мы оба молодцы. За это грех не выпить! — сказал Гриша и поднял свой бокал с янтарной жидкостью.

Они с депутатом чокнулись и продолжили трапезу.

— При всех твоих успехах, — продолжил Скоробогатов после непродолжительной паузы, — о твоем конфликте с Евтушковым только ленивый не разговаривает. Как ты ему так дорогу-то перешел?

— Хотите помочь, Иван Александрович, или в качестве посредника мирных переговоров выступаете? — дерзко ответил вопросом на вопрос Тополев.

— А тебе нужна помощь?

— А вы действительно этого хотите? Не боитесь своего соседа по списку «Форбс»[5]?

— Если ты его не боишься, то очень зря! На твоем месте я бы постарался с ним договориться и отошел в сторону. Если АФК «Структуру» что-то заинтересовало, то они будут добиваться своего любыми методами.

— Я бы с удовольствием отошел, но мне предлагают капитуляцию, а не мирный договор, а на это я пойти никак не могу, — заявил Гриша и пристально посмотрел на Скоробогатова. — Вы сейчас со мной от своего имени разговариваете или от его?

— От своего. Я всегда говорю только от своего имени, — тихо и очень спокойно ответил депутат.

— Так чего же вы хотите, Иван Александрович? Для чего позвали?

— Хочу купить у тебя АНТЦ или хотя бы войти в долю. Но не меньше двадцати пяти процентов.

— Я не один в этом проекте, и для принятия такого решения мне необходимо посоветоваться со всеми акционерами. Готовы подождать пару недель?

— Я-то готов! — ответил Скоробогатов. — Я не совсем уверен, что эти недели у тебя есть…

— Ничего, и из не таких передряг выбирался, — задумчиво ответил Гриша. — Я вам позвоню в конце марта.

Конечно же, об этом разговоре он рассказал Люлькиным старшему и младшему, а также Артему Гагарину. Он встречался со всеми ними по отдельности. Стас был категорически против появления нового пайщика, а тем более — продажи проекта. Его отец ничего сразу не ответил, попросив время на размышление. Артем же поддержал Григория и предложил ему делать так, как тот сам считает нужным.

— Гриш, я вообще считаю, что надо двигаться по пути наименьшего сопротивления, — сказал Артем. — Не надо зацикливаться на одном проекте, вбухивать в него все средства и силы. Необходима диверсификация. Тогда будет проще принимать решения. Не получается чего-то в одном месте, отходишь в сторону и перекидываешь думки на другое. Глядишь, в чем-то и преуспеешь.

— Да, у меня и так несколько проектов. Я не зацикливаюсь. Просто не хочу отдавать АНТЦ просто так. Хотя бы вернуть свое.

— Ну, тебе виднее… Кстати, что касается побочных заработков… У моего отца есть близкий друг. Он в девяностых покинул Россию и уехал в США. Там поднялся, заработал сотни миллионов долларов и теперь хочет вернуться обратно на Родину. Но наши доблестные чекисты его не пропускают. Можешь с Олегом Сырниковым переговорить? Друг нашей семьи готов заплатить, сколько скажут, за визу в паспорте. А если еще и российское гражданство вернут — тут вообще планка может быть выше одного миллиона долларов.

— А чего с ним не так? — удивился Гриша. — Что он такого сделал, что ему теперь визу не дают?

— От паспорта российского отказался по глупости, а теперь по этой причине его и заворачивают на всех уровнях. Олег Викторович этот вопрос одним звонком решить может, а мы с тобой заработаем быстро и без нервов.

— Хорошо, я спрошу его, может ли он помочь. Данные то на этого ренегата ты мне дашь?

— Конечно! — ответил Артем и вынул из кармана сложенную вчетверо бумажку. — Вопрос срочный, поэтому не затягивай со встречей, пожалуйста.

— Завтра же в серый дом и схожу, раз так срочно.

Когда Тополев хотел увидеться с генералом Сырниковым, он всегда действовал по одному сценарию: звонил на номер телефона, который Олег лично передал ему для экстренной связи. На другом конце обычно отвечал помощник, который внимательно выслушивал просьбы Григория, докладывал своему руководителю, получал обратную реакцию и после этого сообщал, когда ему подъехать. В назначенное время другой помощник встречал Гришу на проходной и провожал без пропуска и досмотра до кабинета заместителя директора ФСБ. В приемной необходимо было оставить все электронные приборы, и только после этого заветная дверь открывалась, а Олег Викторович в свойственной ему манере отсутствия какого-либо радушия встречал своего посетителя.

Вот и в этот раз генерал-полковник был очень серьезен и неприветлив. Он, как обычно, сидел в кресле за своим столом и внимательно изучал документы. Телевизор работал в фоновом режиме, передавая новости. Гриша однажды как-то дерзко пошутил по этому поводу, спросив своего влиятельного знакомого: «А у вас информационно-новостной канал постоянно включен потому, что вы, глава контрразведки, боитесь узнать первым что-то важное от журналистов, нежели от своих подчиненных?» После этого вопроса ему предстояло выдержать невыносимо тяжелый взгляд Сырникова и долгое молчание в ответ.

— Заходи, Григорий! — распорядился генерал и приглушил звук ТВ. — Очень хорошо, что пришел. У меня к тебе есть серьезный разговор.

— Добрый день, Олег Викторович! Слушаю вас внимательно, — сказал Тополев, идя по длинной ковровой дорожке от двери к письменному столу.

— Присаживайся, — предложил гостю Сырников, указывая на стул напротив себя. — Как мама? — задал он свой дежурный вопрос, с которого всегда начинались их разговоры.

— Спасибо, все хорошо. Вся в делах и заботах. Вот, недавно права на вождение автомобиля получила. Я ей мерседес подарил. Теперь сама везде катается. Бадик говорит, что никогда так не боялся в машине ездить, как с ней.

— Ничего! Опыт приходит с практикой, — ответил Олег и еле заметно улыбнулся. — Как бизнес? Картонов у меня был сегодня утром. Говорит, что доволен вашей работой. Замечаний практически нет.

— Это приятно слышать! — довольный собой, сказал Гриша.

— Так вот что я тебе хотел сказать… — Сырников снова помрачнел и продолжил. — С сегодняшнего дня деньги Картонову вози только сам! Понял?

— Хорошо! Я так понимаю, что кандидатура Николая Валентиновича Налобина как курьера вас не устраивает? Я думал, что генерал с генералом этот тонкий момент с наличностью лучше, чем я, порешают.

— Не лучше! — строго произнес начальник контрразведки. — Теперь что касается самого Налобина… — Олег снова сделал паузу. — Сегодня же уволишь его с работы.

— Не понял… — оторопев на мгновение от такой новости и округлив глаза от неожиданности, переспросил Гриша.

— Что тут непонятного? Вернешься в офис, вызовешь к себе и уволишь.

— А как я без начальника службы безопасности останусь?

— Ничего страшного, я тебе нового скоро дам, — ответил Олег и уставился в телевизор.

— Так, может быть, сперва вы дадите другого, и только потом я уволю прежнего?

— Нет! Это вопрос решенный. Увольняй — и чем скорее, тем лучше.

— Я все равно ничего не понимаю, Олег Викторович! Вы мне его сами дали, сами попросили его назначить начальником СБ, я ему всю душу открыл, как вашему человеку, а теперь увольнять? Я так не могу! У меня к нему претензий нет — от слова «совсем». Он спросит меня о причине увольнения. Что мне ему отвечать?

— Придумай что-нибудь, если хочешь, — продолжая смотреть в экран, ответил Сырников. — Можешь ничего не говорить, главное — отделайся от него побыстрее. Он стал мешаться у меня под ногами и совершенно неверно себя вести. Сделай это поскорее.

— Как скажете… — вынужденно согласился Григорий. — Сегодня, конечно, не успею, но завтра сделаю, как вы просите.

— Вот и отлично! Еще какие-нибудь вопросы у тебя остались?

— Да! Меня тут Гагарины просили за одного человека… — Гриша достал свернутый вчетверо клочок бумажки из внутреннего кармана пиджака и передал его Олегу. — Артем сказал, что решение о въезде этого человека в Россию зависит только от вашего ведомства.

Когда Сырников изучил содержимое листка, то моментально изменился в лице. Он стал еще более хмурым и злым. Желваки заходили по его щекам, а от искр из глаз можно было прикуривать.

— Это тебе Артем передал? — тряся бумажкой и еле сдерживаясь от гнева, спросил Олег.

— Да. Он сказал, что это друг их семьи. Что его папа — генеральный прокурор — не в силах решить вопрос с разрешением на его въезд. Что этот вопрос находится в вашей компетенции и ваша служба не дает окончательное добро. Вы единственный человек, кто может решить это одним росчерком пера.

— В этом они правы, — слегка смягчившись, произнес Сырников. — Это действительно я не пускаю этого человека в Россию. А Артем тебе не рассказал, почему я это делаю?

— Он сказал, что их друг когда-то по глупости отказался от нашего гражданства и из-за этого у него теперь неприятности с въездом.

— Это тоже правда, но не вся. Этот человек — враг нашей страны. Он столько дерьма сделал для России… Он предатель! Мразота и гадина, которых надо давить. И пока я на этом посту, такие люди, как этот, никогда визу к нам не получат. А Гагариным передай, что я очень сильно удивлен, что именно они просят за него. А еще скажи, что если я услышу еще от кого-либо, что генеральный прокурор или его сыновья ищут возможность завезти в страну предателя Родины, то я немедленно доложу об этом президенту, а он больше всего в жизни терпеть не может предательство.

— Понял вас, Олег Викторович. Я пойду?

— Иди, Гриш, иди! Работы невпроворот… Снова до ночи сидеть придется…

Перед тем как увольнять генерала, Гриша решил обсудить это со своими друзьями и коллегами: Налобиным-младшим, Чупровым и Золотаревым. Это был очень сложный для него момент и непростое решение, которое ему необходимо было обговорить с кем-то близким, получить одобрение и совет. Он также опасался, что Виктор может взбрыкнуть после отставки отца и уйти вместе с ним, что совсем не входило в Гришины планы. Поэтому он решил сразу же после разговора с генералом отправиться в офис и в первую очередь открыться Вите.

— Длинный приказал уволить твоего папу, — начал с места в карьер Григорий. — Я не знаю, что там у них, генералов, произошло между собой, мне не рассказали, но решение по Николаю Валентиновичу принято. И я, как ты сам понимаешь, ослушаться не имею права. И как ему теперь об этом сказать, тоже понятия не имею. Так что нужна ваша помощь, пацаны, — обратился он к друзьям.

— Так и скажи отцу! — ответил первым погрустневший Виктор. — С ним лучше в игры не играть. Говорить только правду, какая бы она ни была.

— Соглашусь с Витей, — поддержал товарища Антон. — Насколько я успел узнать Николая Валентиновича за полтора года совместной работы, ему врать нельзя. Он сразу сечет это.

— А отбить мы его никак не можем? — спросил взволнованный Коля. — Может быть, они еще помирятся, и все рассосется?

— Не рассосется! — резко ответил Виктор. — Я Олега Викторовича давно знаю. Он человек резкий и решительный. Если сказал уволить, значит, это окончательное и бесповоротное решение.

— Давайте хотя бы как-то отблагодарим Николая Валентиновича за проделанную работу? — предложил снова Николай.

— Да, я тоже об этом думал, — поддержал друга Гриша. — Давайте ему машину новую подарим? Какую бы он хотел, Вить?

— Отличная идея! Давайте! — согласился Антон.

— Он о «Фольксвагене Туарег» мечтает, — сообщил Виктор. — Это дорогой автомобиль. Сможем мы себе позволить его купить сейчас?

— Конечно, сможем, — ответил Тополев. — Возьми тогда этот вопрос на себя, Вить. Поезжай прямо сейчас в салон и купи самый лучший. Привози его к офису на стоянку во внутреннем дворе, чтобы я спокойно мог пойти к твоему папе и показать в окно компенсацию за его увольнение.

— Сделаю, Григорий Викторович! — согласился Налобин-младший. — Деньги мне где взять? У тебя или в кассе?

— У меня. Зайди ко мне, я тебе выдам из сейфа, — ответил Гриша и вышел из кабинета.

— Неужели он прознал про наши планы? — с ужасом на лице спросил у сообщников Николай.

— Кто «он»? Гриша или Олег? — переспросил Виктор. Вопрос прозвучал жестко и отрезвляюще.

— Оба… — испуганно ответил Коля.

— Не думаю, — сказал Антон. — Гриша верит в незыблемость нашей дружбы и даже представить себе не может, что мы его предадим. Этим я, кстати, неплохо пользуюсь в последнее время. К примеру, он мне на днях несколько пустых листов подписал. Как вы думаете, если бы он догадывался, сделал бы он такое?

— Как ты его на это раскрутил? — поинтересовался Виктор.

— А зачем нам это? — почти одновременно с Налобиным задал вопрос Золотарев.

— Нам это еще как понадобится, вот увидишь! — ответил Николаю Чупров. — А раскрутил я его просто. Он же у нас в начале апреля ложится на операцию по исправлению носовой перегородки. Так вот, я ему аргументировал потребность в подписании им чистых листов тем, что в его отсутствие может случиться любое непредвиденное событие, требующее оперативного реагирования, соответствующих заявлений и писем за подписью генерального директора. А ехать к нему в больницу ради закорючки — это лишняя трата времени.

— А он не знает, что ты уже давно за него некоторые бумаги сам подписываешь? — переспросил Виктор.

— Не знает, конечно! — шутливо произнес Антон. — А ему это надо? Но для будущих судов и экспертиз нам понадобятся его личные автографы, чтоб комар носа не подточил.

— Так почему все-таки Николая Валентиновича уволили? — не успокаиваясь, продолжил настаивать на своем Коля.

— У меня есть одна догадка по этому поводу, — ответил Виктор, — но мне надо время, чтобы ее проверить. Думаю, завтра я вам обо всем расскажу. Одно могу сказать точно: это увольнение нам только на руку. Теперь папа точно сомневаться не станет и перейдет на нашу сторону. Все, что ни делается, — к лучшему.

На следующий день Тополев первым делом после приезда в офис направился в кабинет начальника службы безопасности. Налобин сидел за своим рабочим столом и изучал донесения подчиненных. Виктор еще вчера вечером сообщил ему о решении Сырникова убрать его из «Медаглии», поэтому к разговору с Гришей он был готов и очень старался сделать вид, что ничего не знает. Конечно же, ночь для него была бессонной после такого известия, но внешний вид от этого сильно не пострадал.

— Григорий Викторович, доброе утро! — улыбаясь, поприветствовал Налобин вошедшего в комнату начальника. — Давненько вы ко мне не заходили. Очень рад вас видеть в здравии. Как у нас дела?

— Здравствуйте, Николай Валентинович! Я тоже очень рад вас видеть. Я к вам по печальному поводу зашел…

— У нас что, кто-то умер? На вас лица нет!

— Нет, все живы, слава Богу… — ответил Гриша и стушевался. — Николай Валентинович! Я вчера был в «Детском мире» … Олег Викторович приказал мне вас уволить… Я пытался вас отстоять, как мог, но он был непреклонен. Я не знаю причины этого решения, с чем это связано и почему он так распорядился. Может быть, вам известно больше, чем мне?

— Нет, Григорий Викторович! Для меня это такой же шок, как и для вас. Я и понятия не имею, что могло случиться. Но, как говорится, приказы не обсуждают, их выполняют. Поэтому не переживайте. Я немедленно напишу заявление об увольнении по собственному желанию и покину здание «Медаглии». Кому мне передать дела?

— В том-то и дело, что никого вам в замену Олег не предложил. Сказал, что сделает это позднее. Поэтому передавать дела особенно некому. Я не могу никому доверять из ваших подчиненных больше, чем вам, поэтому предлагаю оставить этот вопрос до прихода нового начальника СБ.

— Хорошо, Григорий Викторович. Как скажете.

— А чтобы вам не было так грустно нас покидать, я хочу сделать вам подарок. Скажем так, выходное пособие… — Гриша встал и подошел к окну, отодвинул занавеску. — Посмотрите! Видите этот прелестный «Туарег» во дворе? Он ваш. Только вчера купили в автосалоне. Он оформлен на ваше имя. Пользуйтесь на здоровье!

— Спасибо большое, Григорий Викторович! Растрогали старика! Я о таком давно мечтал. Виктор посоветовал?

— Да, я ему вчера еще рассказал о решении Длинного. Хотел спросить совета, как мне с этим всем быть.

— Значит, сынок обо всем знал, а мне не сообщил? — посетовал Налобин.

— Он у вас замечательный! Я даже не знаю, что бы я без него делал, — искренне ответил Гриша и крепко пожал руку своему уже бывшему начальнику службы безопасности. — Спасибо вам огромное за все, Николай Валентинович! Я никогда не забуду вашу преданность и вашу помощь!

— Я тоже никогда не забуду, Григорий Викторович! Я тоже…

Работа в холдинге продолжалась в том же темпе. Никто из работников силового блока не последовал за своим начальником и не написал заявление об уходе. Виктор сделал вид, что переживает за отца, но вскоре и он забыл о случившемся. Тополев продолжал большую часть рабочего времени пропадать в Шереметьево в АНТЦ, отдав управление офисом Николаю Золотареву. Операциями по продаже сирийцам товаров двойного назначения через кипрский офшор Гриша занимался со своего персонального компьютера, который стоял в его рабочем кабинете в Москве, поэтому ему приходилось не реже, чем два раза в неделю, посещать офис на Садовом кольце. В эти моменты Антон Чупров всегда старался оказаться рядом с ним, чтобы лишний раз подглядеть в экран и запомнить что-нибудь, связанное с проведением транзакций. Но Григорий был аккуратен и совершал все платежи в одиночестве, чем особенно подогревал интерес троицы заговорщиков.

В один из таких визитов его подловил в коридоре второго этажа финансовый директор холдинга Просвирин. Он был слегка взволнован и попросил Григория об аудиенции.

— Григорий Викторович! Мне надо с вами срочно переговорить! — заявил он.

— Это не терпит отлагательства, Юрий Вячеславович? Я очень спешу.

— Я не займу у вас много времени. Буквально пару минут.

— Хорошо, давайте поговорим здесь. Что стряслось?

Тополев равнодушно относился к своему финансисту, так как прекрасно знал, что тот практически ничего не делает по своему непосредственному профилю. Всеми финансовыми вопросами ведали он и Золотарев, а Просвирина держали на работе из уважения к его возрасту, изредка поручая ему просчитать малозначимые проекты и моделирование простеньких операций холдинга. Гриша просто не мог, да и не хотел его увольнять. Ему вообще было тяжело сказать в ответ «нет», в связи с чем у него возникало немало проблем в работе и по жизни.

— Григорий Викторович, я так понял, что вы вывели все клиентские деньги из инвестиционной компании в управляющую.

— И не только клиентские, но и свои тоже, — спокойно ответил Гриша.

— Да, я знаю об этом. Со всеми клиентами расторгли договор доверительного управления и взамен выдали векселя УК «Медаглия». А с чем это связано? — тихо спросил Просвирин.

— Это связано с тем, что доходности на биржевом рынке резко упали и приносят теперь не более пятнадцати процентов годовых, что мало кому интересно. При этом у нашего холдинга существуют высокомаржинальные проекты, требующие финансирования, которые могут принести вкладчикам ту же выгоду, что они получали раньше.

— А что вы будете делать с инвестиционной компанией?

— Пока ничего. Сотрудников сократим. Руководство отправим в отпуск до лучших времен. А почему вас это так интересует?

— У меня же там тоже деньги лежат! — напомнил Просвирин.

— И что, вы за них переживаете?

— Немного… Я слышал, что вы на днях ложитесь в больницу на операцию. Так вот, вы не могли бы мне на моем векселе написать собственноручно одну фразу?

— Какую? — удивленно спросил Тополев.

— Я, такой-то такой-то, поручаюсь за свою компанию своим личным имуществом на всю сумму векселя.

— Так это и так моя компания! Я там генеральный директор и единственный учредитель. И уставной капитал УК вдвое превышает все обязательства перед клиентами. В чем смысл этой фразы? Масло масленое получается…

— Я вас очень прошу, подпишите! Мне так спокойнее будет! — продолжал настаивать Просвирин.

— Ладно, давайте! Подпишу, — согласился Гриша и быстренько написал на бумаге векселя необходимую Юрию Вячеславовичу фразу. Затем поставил свою подпись и отдал ценную бумагу хозяину. — Не знаете, сколько там еще осталось списывать с вас зарплату по этому векселю?

— Еще полгодика где-то… — ответил финдир. — Спасибо большое, Григорий Викторович! Не смею вас больше задерживать.