Аннотация

Мирное будущее Солнечной системы снова в опасности. Виной всему инопланетная протомолекула, которая уже уничтожила население Венеры и продолжает быстро развиваться, образовав на орбите Урана гигантское Кольцо – зловещий портал, ведущий в беззвездную тьму. Ракетоносец «Росинант», под командованием Джима Холдена, в составе обширной флотилии научных и военных судов, направляются к Кольцу, чтобы исследовать таинственный объект. И в то время, как посланники человечества пытаются понять, открывает ли Кольцо новые возможности, или таит в себе скрытую угрозу, Холдену предстоит встретиться с куда более серьезной опасностью… Не пропустите третий роман из цикла «Пространство» /The Expanse» – вершины современной космической фантастики.

Джеймс Кори
ВРАТА АБАДДОНА

JAMES S. A. COREY
«Abaddon's Gate», 2013
(перевод с английского Галины Соловьёвой)

Уолтеру Йону Уильямсу,

который показал нам, как это делается,

и Керри Воган, заверившей,

что мы не слишком напортачили.

Пролог. МАНЕО

Манео Джанг-Эспиноза – для друзей на Церере просто Нео – сжался в комок в маленькой рубке маленького кораблика, которому он дал имя «И Ке»[1]. Он ждал добрых три месяца, а теперь до минуты, когда он войдет в историю, осталось часов пятьдесят. Продукты закончились два дня назад. Питьевая вода – пол-литра переработанной мочи, уже невесть сколько раз прошедшей через него. Все, что можно отключить, было отключено. Реактор он заглушил. Пассивное наблюдение оставил, а все активные датчики убрал. Свет в рубке шел только от терминалов наблюдения. Нео завернулся в одеяло, подоткнув уголки в крепления, чтобы не улетело. Подогрев одеяла тоже отключил. Широковещательный и лучевой передатчики молчали, позывные он заткнул еще до того, как вывел имя на корпусе корабля. Не для того он так далеко залетел, чтобы случайным писком выдать себя флотилии.

Пятьдесят часов – даже меньше. Только всего и надо, что остаться незамеченным. И ни во что не врезаться, но уж это в лас манос де диос[2].

С подпольным обществом «пращников» его познакомила кузина Эвита. Познакомила три года назад, ему как раз исполнилось пятнадцать. Он болтался без дела по семейной норе: мать была на работе, на своей водораздаточной станции, отец – на совещании группы надзора за дробилками, а Нео торчал дома – в четвертый раз за месяц пропуская занятия. Когда система оповестила, что кто-то стоит у дверей, парень решил, что пришли выговаривать ему за прогулы. А это оказалась Эвита.

Она была двумя годами старше – дочка его тети по матери. Из настоящих астеров. Они оба имели одинаково тонкие длинные тела, но Эвита была здешняя. Он на нее с первого взгляда запал. Она ему снилась без одежды. Снилось, как он ее целует. И вот она пришла, и они в доме вдвоем. Пока Нео открывал дверь, сердце забилось в три раза сильнее.

– Эса, унокабатя[3], – сказала девушка, с улыбкой помахав рукой.

– Хой! – отозвался он, стараясь казаться крутым и спокойным.

Нео, как и она, вырос в большом космическом городе – станция Церера являлась именно городом, – но у его отца была низкая коренастая фигура, которая выдавала в нем землянина. Нео владел космополитическим жаргоном астеров не хуже Эвиты, но для нее это был родной язык, а Нео с ним чувствовал себя так, словно напялил чужую куртку.

– Тут койо собираются на портсайде[4], у Сильвестари Кампоса, – сообщила Эвита, поведя бедром и мягко кривя блестящие губы. – Ходу?

– Ке но?[5]– отозвался Нео. – Все равно делать нечего.

Позже он сообразил, что на него запала Мила Сана – марсианка с кобыльим лицом, чуть моложе него, и все решили, что это может оказаться забавным – посмотреть, как уродливая внутрячка увивается за полукровкой, но к тому времени Нео было все равно. Он познакомился с Сильвестари Кампосом и узнал о «пращниках».

Делалось это так. Какой-нибудь койо заполучает судно. Находит брошенное или разбитое, покупает по дешевке – случаются, наверное, и краденые. Главное, чтобы была реактивная тяга, предохранители и чтобы запаса воздуха хватило. Потом ему надо вычислить траекторию. Без эпштейновской тяги топливо быстро выгорает, далеко не улетишь. Хитрость заключалась в том, чтобы одним толчком выбросить корабль из поля притяжения планеты или спутника, использовать инерцию вращения и, как камень из пращи, лететь, куда забросит. И еще требовалось заранее придумать, как вернуться живым. Это предприятие оказалось замаскировано не хуже, чем сети Локи Грейги или «Золотой ветви». Наверное, гангстеры за ним и стояли. Все это было дьявольски незаконно, и кто-то где-то делал на них ставки. Зато, если ты возвращался, тебя все знали. Ты мог завалиться на любую вечеринку, пить вволю, болтать, что в голову придет, и если бы твоя ладонь вдруг легла на грудь Эвиты Джанг, та не стала бы ее сбрасывать.

Вот так и вышло, что у Нео, которому всегда и все было по фигу, завелось честолюбие.

***

– Не следует забывать, что Кольцо – не волшебное, – заявила марсианка. В последние месяцы Нео постоянно смотрел новости о Кольце, и эта девица нравилась ему больше других комментаторов. Симпатичная, с приятным выговором. Не такая толстая, как земляне, но и не из астеров. Такая же, как он сам. – Мы пока его не понимаем и, возможно, поймем только через десятилетия. Однако последние два года принесли самые волнующие и интересные технологические прорывы со времен изобретения колеса. Еще десять-пятнадцать лет, и мы найдем применение тому, что узнали, наблюдая за протомолекулой. И тогда…

– Плод. С. Отравленного. Древа, – проговорил старый морщинистый койо, сидевший рядом с ведущей. – Мы не смеем забывать, что все это выросло из массового убийства. Преступники и чудовища из «Протогена» и «Маоквик» выпустили протомолекулу на мирное население. То, что началось с бойни, не принесет добра.

Камера обратилась к девушке, которая, с улыбкой качая головой, смотрела на старика.

– Рабби Кимбл, – сказала она. – Мы вступили в контакт с явно нечеловеческим артефактом, который захватил Эрос, потратил почти год на подготовку в кошмарной скороварке Венеры, затем выбросил массивный комплекс к орбите Урана и выстроил там тысячекилометровое кольцо. Никакие моральные соображения не заставят игнорировать эти факты.

– Эксперименты Гиммлера в Дахау… – завел было морщинистый старикан, помавая пальцем в воздухе, но теперь уже марсианка его перебила:

– А нельзя ли оставить тысяча девятьсот сороковые в прошлом? – проговорила она тоном, подразумевавшим: «Я проявила достаточно терпения, но хватит глупостей!» – Речь идет не о космических нацистах, а о важнейшем в человеческой истории событии. «Протоген» сыграл в нем ужасную роль и понес наказание. Теперь же нам надо…

– Не о космических нацистах! – завопил старикан. – Нацисты – не из космоса! Они здесь, среди нас. Они – звериная сторона нашей собственной натуры. Используя эти открытия, мы оправдываем путь, который привел к ним.

Милашка закатила глаза и обратила умоляющий взгляд к ведущему. Тот пожал плечами, чем еще сильнее взбудоражил старикашку.

– Кольцо – соблазн ко греху! – выкрикнул тот. В уголках его рта белели капельки слюны, и видеоредактор не стал их ретушировать.

– Мы не знаем, что это такое, – возразила хорошенькая. – Учитывая, что протомолекула была предназначена для воздействия на Землю, населенную одноклеточными организмами, а попала на Венеру, питаясь бесконечно более сложной средой, она, возможно, вовсе вышла из строя, и, во всяком случае, грех и соблазн тут ни при чем.

– Вы называете «более сложной питательной средой» человеческие жертвы? Изуродованные тела невинных?

Нео убрал звук и еще немного полюбовался, как эти люди жестикулируют.

На разработку траектории «И Ке» ушли месяцы. Следовало выбрать время, когда Юпитер, Европа и Сатурн займут подходящие позиции. Точность требовалась такая, как если бы, за полкилометра бросив дротик, кто-то срезал бы им крылышко плодовой мушки. С Европой фокус выходил особенно сложным. Надо было пройти над юпитерианским спутником, а потом так близко к газовому гиганту, что возникал риск угодить в его гравитационное поле. Затем шел долгий полет к Сатурну, где надо было подкрутиться на его орбите и двигать дальше, в пустоту, уже без ускорения, зато на скорости, о которой маленький межпланетный челнок никогда и мечтать не смел. Через миллионы километров вакуума – к цели мелкой, как комариная задница.

Нео воображал, какие рожи будут у всех этих ученых и вояк, скопившихся вокруг Кольца, когда кораблик без позывных, летящий по баллистической кривой, выпрыгнет откуда ни возьмись и проскочит прямиком в Кольцо на ста пятидесяти тысячах в час. У него не хватит топлива, чтобы полностью погасить такую скорость, но он затормозит настолько, чтобы они могли выслать за ним спасательный корабль.

Срок, конечно, отсидеть придется. Года два, пожалуй, если власти всерьез разозлятся. Но дело того стоило. Одни только сообщения друзей по черной сети, сливавшиеся в хор: «Черт побери, никак дело выгорит!» – уже того стоили. О самом дальнем броске пращи в истории будут толковать и сто лет спустя. Ну, потратил он несколько месяцев, налаживая «И Ке», еще несколько на полет, и еще отсидит срок. Не так уж много – зато он будет жить вечно! Оставалось двадцать часов.

***

Самая большая опасность – окружившая Кольцо армада. Земля и Марс уже несколько месяцев как загнали вусмерть свои флоты, но то, что осталось, – большей частью собралось здесь. Или сидит на внутренних планетах, но о тех Нео мог не волноваться. В системе околачивалось два или три десятка больших военных кораблей, они присматривали друг за другом, между тем как научные суда пищали и вслушивались в эхо, тихонько дрейфуя в паре тысяч километров над Кольцом. И все вояки здесь находились затем, чтобы никто не полез трогать руками. Как они всполошились!

Даже учитывая, что весь этот металл с керамикой был втиснут в крохотный уголок пространства, даже при том что диаметр Кольца составлял паршивую тысячу километров, шансы во что-нибудь врезаться казались не так уж велики. Пустоты здесь было гораздо больше, чем всего остального. Да если он и врежется в какой-то из кораблей флотилии, беспокоиться ему уже не придется, так что Нео отдался на милость Девы Марии и принялся устанавливать высокоскоростные камеры. Когда все наконец случится, то промелькнет так быстро, что и не заметишь, что попал в цель, пока данные не проанализируешь. А рекорд надо удостоверить. Нео включил записывающую аппаратуру передатчика.

– Хой, – обратился он к камере. – Говорит Нео. Нео соло, капитан и команда суверенной астерской гоночной шлюпки «И Ке». Миелиста ми. Шесть часов до самого дальнего прыжка с тех пор, как Бог сделал человека. Ес па ми мамы, милой София Бран, и Господа нашего Спасителя Иисуса. Смотрите хорошенько, моргнешь – пропустишь, ке са?

Он просмотрел файл. В записи видок еще тот. Времени, пожалуй, хватало, можно было сбрить тощую бороденку или хотя бы стянуть в хвост волосы. И еще Нео пожалел, что не приналег на тренировки – плечики как у цыпленка. Ну, теперь уже поздно. А вот подобрать другой угол съемки можно было. Ускорения нет, гравитация не помешает.

Он попробовал снимать с двух разных точек и наконец, удовлетворив тщеславие, выключил запись. Выбросит ее в эфир за двадцать секунд, а потом сразу переключится на наружные камеры. Больше тысячи кадров в секунду, и все равно Кольцо может промелькнуть в паузе. Оставалось надеяться на лучшее. Другой камеры уже не достать, даже если на свете и существует что-то круче.

Допив воду, он пожалел, что не запас побольше еды. Тюбик с протеиновой пастой сейчас очень не помешал бы. Ничего, скоро все закончится. Его подберут земляне или марсиане, у них будет приличный туалет, питьевая вода и паек для заключенного. Нео ждал плена чуть ли не с надеждой.

Спящий коммутатор пробудился и завизжал, что принял направленный луч. Нео открыл связь. Судя по шифровке, отправлено было из черной сети, и достаточно давно, раз догнало его здесь. Не ему одному хотелось показать себя.

Эвита была по-прежнему красива, но теперь, когда начала зарабатывать и закупать части для строительства «И Ке», больше походила на взрослую. Еще пять лет, и станет обычная тетка. И все же Нео к ней не совсем остыл.

– Эсо, унокабатя, – сказала Эвита. – Мир смотрит на тебя. Тода ауге. Я тоже.

Она улыбнулась, и на долю секунды Нео поверил, что она задерет рубашку. На счастье. Луч пропал. Два часа.

***

– Повторяю: марсианский фрегат «Люсьен» обращается к неопознанному кораблю, идущему курсом к Кольцу. Отвечайте немедленно, или мы открываем огонь.

Три минуты. Его заметили слишком рано. До Кольца еще три минуты, а он рассчитывал быть незамеченным, пока не останется меньше одной.

Нео прокашлялся.

– Не надо, ке са? Не надо. Это «И Ке», гоночная шлюпка с Цереры.

– У вас отключены позывные, «И Ке».

– Сгорел передатчик, ага. Мне бы помощь не помешала.

– Радио у вас в полном порядке, но я что-то не слышу аварийного сигнала.

– Так не авария же, – отозвался он, растягивая слова, чтобы выиграть хоть несколько секунд. Заговорить бы им зубы… – Иду на баллистической. Могу включить реактор, но это займет пару минут. Подсобите, а?

– Вы в запретной зоне, «И Ке», – сказал марсианин, и Нео почувствовал, как по лицу у него расползается улыбка.

– Не троньте меня, – проговорил он. – Не троньте, сдаюсь. Мне только притормозить, сейчас и начинаю, не злитесь так.

– У вас десять секунд, чтобы изменить траекторию на курс от Кольца, – потом мы открываем огонь.

Вместе со страхом пришло ощущение победы. Получается! Он целит прямо в Кольцо и, таким образом, сбивает их с толку. Одна минута. Нео начал разогревать реактор. С этого момента ему даже лгать не придется. Все сенсоры предупреждали, что их нащупали прицельным лучом.

– Не стреляйте, – повторил Нео, ежась и ерзая от нетерпения. – Прошу вас, сэр, не стреляйте. Я сейчас заторможу, сейчас!

– Пять секунд, «И Ке».

Еще тридцать секунд. Экран распознавания «друг-враг» включился вместе с остальными корабельными системами. «Люсьен» оказался совсем рядом. Может, семьсот километров. Ясно, они его увидели, на таком расстоянии «И Ке», наверное, светится, как рождественская гирлянда. Просто не повезло.

– Стреляйте, коли приспичило, но я торможу.

Прозвучал сигнал тревоги. На дисплее возникли две новые точки. Эти ихос де пута[6] и вправду выпустили торпеды.

Пятнадцать секунд. Он успеет. Нео включил запись и наружные камеры. Кольцо где-то рядом, но тысяча километров – слишком мало, чтобы различить темный объект невооруженным глазом. Он видел только полную звезд бездну.

– Не стреляйте, – заорал он марсианам. – Не стреляйте!

Три секунды. Торпеды настигали его.

Одна секунда.

И все звезды до одной моргнули.

Нео постучал по монитору. Пусто. Распознаватель ничего не показывал. Ни фрегата, ни торпед. Ничего.

– А вот это, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – жутко странно.

Что-то на мониторе засветилось голубым, и он придвинулся ближе, будто несколько дюймов, отделявших его от экрана, могли что-то изменить.

Сенсор, запускавший перегрузочную тревогу, реагировал через пять сотых секунды. Сигнал включался еще через три сотых – нужно было время, чтобы ток по проводам дошел до красной лампочки и аварийной сирены. Маленькие датчики на консоли, рассчитанные на торможение девяносто девять g, зажигали свои светодиоды с неторопливостью движения ледника – целых полсекунды. К этому времени Нео уже превратился в красную кляксу в кубрике – торможение швырнуло его вперед, сквозь экран, на дальнюю переборку. Еще пять долгих секунд кораблик скрипел и сопротивлялся. Не он останавливался – его останавливали.

В непроглядной темноте работали наружные камеры, посылая в эфир тысячу кадров пустоты в секунду.

А потом – и не только пустоты.

Глава 1. ХОЛДЕН

Когда он мальчишкой жил на Земле, под открытым голубым небом, одна из его матерей три года мучилась нестерпимыми мигренями. Тяжело было видеть ее бледной, потной от боли, но еще хуже казались сопровождающие приступы симптомы ауры. Она наводила порядок в доме или разбиралась с контрактами по своей юридической практике, и вдруг левая рука у нее сжималась в кулак до хруста в сухожилиях. Глаза переставали фокусироваться, зрачки расширялись, заливая чернотой голубую радужку. Глядя на очередной такой припадок, Холден думал: этого раза она не переживет.

Ему было тогда шесть лет, и он никогда не рассказывал родителям, как пугали его мигрени матери, – даже когда они прошли. Страх стал привычным. Мальчик почти ждал его. Когда это начиналось, ужас должен был отступить, да, вероятно, и отступал, но вместо него появлялось ощущение захлопнувшегося капкана. Приступ мог повториться в любую минуту, и его было никак не избежать. Это чувство отравляло все – хотя и немного.

Чувство, будто тебя преследуют призраки.

***

– Заведение всегда в выигрыше! – прокричал Холден.

Они с командой – Алексом, Амосом и Наоми – сидели за отдельным столиком в VIP-зале самого дорогого отеля Цереры. Даже здесь звон, свистки и электронные выкрики игровых автоматов заглушали спокойный голос. Те немногие частоты, которыми не завладели автоматы, были заполнены звонким щебетом патинко и басовыми аккордами играющих на трех сценах казино оркестров. Все вместе складывалось в звуковую стену, от которой у Холдена вибрировал желудок и звенело в ушах.

– Что? – проорал в ответ Амос.

– В конечном счете выигрывает всегда заведение.

Амос уставился на лежавшую перед ним гору фишек. Они с Алексом подсчитывали и делили выигрыш перед следующей вылазкой к игорным столам. На глаз Холден оценил добычу тысяч в пятнадцать новых церерских йен – и это всего за час. Впечатляющий результат. Если сумеют остановиться, унесут выигранное. Только они, конечно, не остановятся.

– Ну, – удивился Амос. – И что с того?

Холден с улыбкой пожал плечами.

– Да ничего.

Если его команде охота продуть несколько тысяч, спуская пар в азартных играх, кто он такой, чтобы им мешать? По правде сказать, проигрыш – сущий пустяк в сравнении с выплатой по последнему контракту, а это лишь один из трех контрактов, выполненных за последние четыре месяца. Год выходит тучным.

За последние три года Холден допустил немало ошибок. Но решение уйти из АВП и стать независимым к ним не относилось. С тех пор как он заявил свой корабль как вольное курьерское и сопроводительное судно, «Росинант» получил несколько заданий, и все оказались выгодными. Деньги команда потратила на переоборудование корабля от носа до кормы. «Росинанту» за пару лет сильно досталось, он заслужил любовь и заботу.

Когда корабль привели в порядок, на общем счете еще остались деньги – девать их было некуда, – и Холден потребовал с команды список пожеланий. Наоми оплатила установку перегородки в их каюте, разделив ее на две комнаты. Теперь у них имелась кровать, в которой умещались двое, и еще осталось место, чтобы ее обойти. Алекс, напомнив, как сложно закупать для корабля боевые торпеды, потребовал установить на «Роси» килевую рельсовую пушку. Вооружение было мощнее орудий точечной обороны, а снарядами для пушки служили двухфунтовые вольфрамовые болванки. Амос спустил тридцать штук на Каллисто – закупил последние новинки для двигателя. Холден попробовал напомнить, что «Роси» и так способен разогнаться до скоростей, которых команда не переживет, так что совершенствовать его нет нужды, но Амос возразил: «Зато круто!» Холден усмехнулся, кивнул и оплатил счет.

Даже после первых безудержных трат они еще могли выплачивать самим себе жалование в пять раз больше, чем на «Кентербери», и снабжать корабль водой, воздухом и топливными стержнями в течение десяти лет.

Возможно, это была временная удача. Случатся еще и черные дни, когда работы не подвернется и придется экономить.

Но не сегодня.

Амос с Алексом закончили подсчет фишек и теперь кричали в уши Наоми, соблазняя сыграть и ее. Холден махнул официанту, и тот подскочил принять заказ. Здесь, в VIP-зале, электронные заказы были не в ходу.

– Что у вас из скотчей, выгнанных из натурального зерна? – спросил Холден.

– Есть несколько ганимедской перегонки, – ответил официант. Он навострился среди этого грохота, не напрягая голоса, добиваться, чтобы его слышали, да еще и улыбаться. – Но для разборчивых джентльменов с Земли найдется шестнадцатилетний лагавулин – мы запасли несколько бутылок.

– Что? Вы имеете в виду настоящий скотч из Шотландии?

– Точнее сказать, с острова Айла, – кивнул официант. – По тысяче двести бутылка.

– Давайте!

– Слушаю, сэр, и четыре рюмки.

Официант склонил голову и направился к бару.

– Мы идем играть, – со смехом сообщила Наоми. Амос, спихнув со своего подноса часть фишек, подтолкнул их к ней. – Пойдешь с нами?

Оркестр в соседнем зале затих, и на несколько секунд уровень шума снизился до сносного – но кто-то за стеной тут же запустил «музак».

– Погодите, ребята, – предложил Холден. – Я заказал бутылочку недурного пойла и хочу поднять еще один тост, пока мы не разбежались на эту ночь.

Амос нетерпеливо вертел головой, пока не подали бутылку, потом несколько секунд рассматривал этикетку.

– Ага, ну, ради этого, пожалуй, стоило подождать.

Холден разлил всем и поднял рюмку.

– За лучший корабль и лучшую команду, с какой я имел честь служить, – и чтобы нам платили!

– Чтобы нам платили! – повторил Алекс и, взяв в руки, принялся разглядывать бутылку. – Нельзя ли загрузить таких на «Роси»? Можете вычесть из моего жалованья.

– Поддерживаю, – сказала Наоми и, перехватив бутылку, разлила всем по новой.

На несколько минут были забыты и груды фишек, и соблазны карточных столов. Холден того и добивался. Удержать их вместе еще на несколько минут. Когда он служил на других кораблях, прибытие в порт оказывалось шансом хоть на несколько дней избавиться от опостылевших лиц. Теперь все обстояло по-другому. С этой командой – не так. Он заглушил сентиментальный порыв выпалить: «Я люблю вас, ребята!» – залив его новой порцией виски.

– Последний удар – и в путь! – предложил Амос, взяв бутылку.

– Мне уже в голову ударило, – отозвался Холден и, встав из-за стола, покачиваясь сильнее, чем ожидал, направился к туалетам. Скотч быстро добрался до мозгов.

Туалеты в VIP-зале сверкали роскошью. Здесь не было ряда писсуаров и раковин – вместо них имелась дюжина дверей в отдельные кабинки, каждая со своим унитазом и раковиной. Холден вошел и заперся на задвижку. Сквозь дверь шум почти не проникал. Отчасти казалось, что ты шагнул за край мира. Может, так оно и задумывалось. Холден был благодарен архитектору казино, предусмотревшему относительно тихое местечко. Он не слишком удивился бы, увидев над раковиной игровой автомат.

Справляя свои дела, Холден придерживался ладонью за стену. Струя еще не иссякла, когда в кабинке на миг стало светлее, хромированная ручка отразила слабую голубую вспышку. И страх ударил под ложечку.

Опять.

– Богом клянусь… – заговорил Холден, завершил дело и застегнул молнию. – Тебе же лучше будет, Миллер, если, оглянувшись, я тебя не увижу.

Он обернулся.

И увидел Миллера.

– Привет… – начал покойник.

– Нам надо поговорить, – закончил за него Холден и повернулся к раковине вымыть руки.

На мраморном столике расселись крошечные голубые светлячки. Он хлопнул по ним, но, когда поднял руку, ладонь оказалась чистой.

Отражение Миллера в зеркале пожало плечами. Двигался он неприятными для глаза рывками, напоминал часовой механизм, у которого кончается завод. Человек – и в то же время не человек.

– Здесь сейчас все, – сказал покойник. – Я не хочу говорить о том, что случилось с Джули.

Холден вытащил из стоявшей рядом корзины полотенце и, прислонившись к краю мойки спиной, стал медленно вытирать руки. Его трясло – его каждый раз трясло. Чувство злобной угрозы коснулось позвоночника – так всегда бывало в подобных случаях. Холден ненавидел это чувство.

Детектив Миллер улыбнулся чему-то невидимому для Холдена.

Этот человек работал в службе безопасности Цереры и самовольно отправился на поиски пропавшей девушки. Однажды он спас Холдену жизнь. На глазах у Холдена Миллер вместе с астероидной станцией и тысячами жертв протомолекулы врезался в Венеру. На том же астероиде была Джули Мао – девушка, которую Миллер искал и нашел слишком поздно. Год чужаки что-то вынашивали и строили под густой венерианской облачностью. Когда завершенная громада поднялась из глубины и, подобно гигантскому морскому чудовищу, поплыла за орбиту Нептуна, с ней всплыл и Миллер.

И теперь в каждом его слове звучало безумие.

– Холден, – сказал Миллер, но это было не обращение, а описание собеседника. – Да, вполне резонно. Ты не из них. Эй, ты меня послушай!

– Ну так говори. Хватит с меня этой фигни. Уже скоро год, как ты мне являешься, и ни разу не сказал ничего осмысленного. Ни разу!

Миллер отмахнулся. Старый сыщик дышал все чаще, пыхтел, словно пробежал дистанцию. На его бледной, сероватой коже блестели бусинки пота.

– Там в восемнадцатом секторе был нелицензированный бордель. Мы думали застать пятнадцать, ну два десятка. Может, чуть больше. Входим, а там все ободрано до голого камня. Об этом надо подумать. Это что-то значит.

– Чего ты от меня хочешь? – спросил Холден. – Просто скажи, чего тебе надо, а?

– Я не сумасшедший, – продолжал Миллер. – Когда я сойду с ума, меня убьют. Господи, меня убили? – Он шумно втянул в себя воздух. Губы потемнели, кровь под кожей стала черной. Детектив опустил руку на плечо Холдену. Рука была тяжелой. Слишком тяжелой и плотной – словно Миллера переделали, заменив кости железом. – Все пошло прахом. Мы добрались, но там пусто. Все небо пустое.

– Я не понимаю.

Миллер склонился к нему. Дыхание его пахло ацетоном, взгляд был прикован к лицу Холдена, брови умоляюще приподняты: пойми!

– Ты должен мне помочь, – сказал Миллер. Сосудики в белках глаз были почти черными. – Они знают, что я умею искать. Они знают, что ты мне поможешь.

– Ты мертв, – вырвалось у Холдена.

– Все мертвы, – ответил Миллер и убрал руку с плеча Холдена. Озабоченно насупился и отвернулся. – Почти.

Почти.

У Холдена загудел терминал, он достал аппарат из кармана. Наоми спрашивала: «Ты там не провалился?» Холден начал набирать ответ – и бросил, сообразив: он не знает, что сказать.

Миллер заговорил снова, и в голосе было тихое детское изумление.

– Ба! Это случилось! – сказал Миллер.

– Что случилось? – спросил Холден.

Хлопнула дверь соседней кабины, и Миллер пропал. Запах озона и какой-то густой органики, как в корабельной мастерской, остался единственным напоминанием о его визите. Да и тот, возможно, существовал только в воображении Холдена.

Холден постоял немного, выжидая, пока растает во рту меднистый вкус. Выжидая, пока уймется сердцебиение. Ког да ему полегчало, умыл лицо холодной водой и вытер мягким полотенцем. Далекий приглушенный гомон из залов взорвался воплями. Кто-то сорвал банк.

Он им не скажет. Наоми, Амосу, Алексу. Они вправе наслаждаться жизнью без вмешательства того, чем стал Миллер. Холден признавал, что желание утаить происходящее – иррационально, но привычка прикрывать друзей оказалась так сильна, что он не слишком сомневался в себе. Чем бы ни был Миллер, Холден встанет между ним и «Роси».

Он рассматривал свое отражение, пока оно не достигло совершенства. Беззаботный подвыпивший капитан благополучного независимого корабля – в отпуске на берегу. Спокоен и счастлив. Холден вернулся в грохочущее казино. На миг показалось, что он окунулся в прошлое. Казино на Эросе. Павильон смерти. Огни горели слишком ярко, звуки разносились слишком громко. Холден протолкался к своему столику и налил себе еще виски. Эту порцию можно немножко растянуть. Насладиться ароматом и веселой ночкой. За спиной кто-то взвизгнул от смеха. Всего лишь от смеха.

Через несколько минут подошла Наоми, выступила из сутолоки и хаоса – безмятежная и женственная. Полупьяная, рвущаяся наружу любовь нахлынула новой волной. Они не один год вместе ходили на «Кентербери», прежде чем Холден понял, что любит ее. Оглядываясь назад, он в каждой ночи, проведенной с другими, видел упущенный шанс дышать одним воздухом с Наоми. Что думала она, он даже не догадывался. Холден подвинулся, освободил ей место.

– Обчистили тебя?

– Алекса, – поправила Наоми. – Обчистили Алекса.

Я свои фишки ему отдала.

– Невиданная щедрость! – ухмыльнулся он.

В темных глазах Наоми мелькнуло сочувствие.

– Опять Миллер объявлялся? – спросила она, склоняясь поближе, чтобы не кричать.

– Мне иногда не по себе делается – уж очень легко ты видишь меня насквозь.

– У тебя все на лбу написано. А Миллер не в первый раз устраивает засаду в уборной. Он не стал вразумительнее?

– Нет, – сказал Холден. – Он словно обращается к неисправной электропроводке. Я даже не всегда уверен, что он меня замечает.

– На самом деле это, скорее всего, не Миллер, так?

– От протомолекулы, нарядившейся Миллером, мне еще жутче.

– Это точно, – признала Наоми. – Он хоть что-нибудь новенькое сказал?

– Пожалуй, сказал. Он сказал, что-то случилось.

– Что?

– Не знаю. Он просто заявил: «Это случилось» – и пропал.

Они посидели вдвоем, молчаливые среди гула голосов. Наоми переплела его пальцы со своими, наклонилась, чмокнула в правую бровь и потянула со стула.

– Идем.

– Куда идем?

– Научу тебя играть в покер, – сказала она.

– В покер я умею.

– Это тебе так кажется, – ответила она.

– Подначиваешь?

Она улыбнулась и потянула настойчивее.

Холден покачал головой.

– Если хочешь, давай вернемся на корабль. Соберем несколько человек и сыграем в тихой компании. Здесь нет смысла – заведение всегда в выигрыше.

– А мы здесь не для того, чтобы выигрывать, – произнесла Наоми так серьезно, словно на что-то намекала. – Мы здесь, чтобы играть.

***

Известие пришло через два дня. Холден сидел в камбузе, доедал прихваченный из портового ресторана рис с чесночным соусом, тремя видами бобов и чем-то настолько похожим на курятину, что можно было принять за натуральную. Амос с Наоми присматривали за погрузкой питания и фильтров для восстановительной системы. Алекс спал в кресле пилота. На других кораблях, где доводилось служить Холдену, команда никогда не собиралась в полном составе раньше, чем к отлету. Все охотно провели бы пару ночей в портовых гостиницах, притворяясь, что они дома. Но для их команды «Росинант» и был домом.

Холден прогонял местные новости на ручном терминале, щелкал каналами из дальних частей системы. Утечка информации с сайта новой игры «Бандао солайс» означает, что личные данные шести миллионов человек попали на пиратский сервер с орбиты Титана. Марсианские военные эксперты обеспокоены ростом расходов на восстановление ущерба от битвы на Ганимеде. На Земле Африканский союз фермеров нарушил запрет на применение азотфиксирующих бактерий. На улицах Каира митинги в поддержку запрета и против него.

Холден бездумно переключал каналы, скользя мыслями по поверхности новостей, когда одна из станций высветила красную полосу. И еще одна. И еще. От заголовков статей у него застыла кровь в жилах. Это называли Кольцом. Гигантское нерукотворное образование, которое, стартовав с Венеры, покрыло неполных две а.е.[7] и, остановившись за орбитой Урана, обосновалось там.

Холден внимательно читал новости и чувствовал, как от страха стягивается комок под ложечкой. Когда он поднял голову, в дверях стояли Наоми и Амос. В руках Амос держал терминал с такой же красной полосой на дисплее.

– Видел, кэп? – спросил Амос.

– Угу.

– Какой-то засранец захотел проскочить в Кольцо.

– Угу.

Цереру с Кольцом разделял огромный океан пустоты, однако известие, что какой-то балбес на дешевом суденышке вошел в кольцевую структуру с одной стороны и не вышел с другой, добралось сюда всего за пять часов. А случилось это два дня назад. Два дня правительственным структурам, окружившим Кольцо, удавалось замалчивать инцидент.

– Это оно, да? – спросила Наоми. – То, что «случилось»?

Глава 2. БЫК

Карлос Бака – для друзей Бык – не любил капитана Ашфорда. Невзлюбил с самого начала.

Капитан был из тех типов, которые презрительно усмехаются, не шевеля при этом губами. Прежде чем целиком посвятить себя АВП, Ашфорд получил степень доктора математики в лунном кампусе Бостонского университета – и никому не давал об этом забыть. Как будто степень земного университета делала его лучше остальных астеров. А также выше вульгарных типов вроде Быка или Фреда, которые выросли на дне колодца. Ашфорд не относился ни к тем, ни к другим. И так пыжился, воображая себя большой шишкой – с образованием, со связями на Земле, с друзьями детства из Пояса, – что трудно было его не поддразнивать.

А в этом деле Ашфорду предстояло командовать.

– И еще вопрос времени, – сказал Фред Джонсон.

Выглядел Фред дерьмово. Он был слишком тощ. В последнее время все исхудали, но темная кожа Фреда приобрела пепельный оттенок, при виде которого Бык задумывался об аутоимунных заболеваниях или непролеченном раке. А может, дело было в возрасте, нагрузках и плохом питании. Есть вещи, которые проймут даже тех, кого вроде бы ничем не пронять. По правде сказать, у Быка тоже появилась седина на висках, и дерьмовые лампочки, подражающие солнечному свету, его не радовали. Кожа у него пока еще была потемнее яичной скорлупы, но это досталось ему от смуглой материмексиканки, а не от ультрафиолета.

Он с двадцати двух лет жил в темноте космоса. Сейчас ему перевалило за сорок. А Фред, командовавший им от имени двух правительств, был еще старше.

Перед ними уходили вдаль и вверх строительные леса, их гибкие стенки блестели змеиными чешуйками. Постоянно слышался тихий визг, вибрация, передававшаяся от строительного оборудования по корпусу станции. Гравитация вращения здесь была ниже стандартной для Тихо трети g, и Ашфорд устроил маленький спектакль, вырвавшись вперед, а потом притормозив, поджидая землян. Бык нарочно замедлил шаг, чтоб тому пришлось ждать подольше.

– Времени? А что со временем, полковник? – спросил Ашфорд.

– Могло быть хуже, – ответил Фред. – С первого крупного изменения в момент инцидента Кольцо, по-видимому, не меняется. Через него никто не прошел, никто из него не показался. Поначалу все навалили в штаны, но теперь просто держатся начеку. Марс рассматривает этот вопрос исключительно с военной и научной точек зрения. Дюжина их исследовательских судов уже мчит туда.

– С каким сопровождением? – спросил Бык.

– Один истребитель, три фрегата, – ответил Фред. – Земляне движутся медленнее, зато бо«льшими силами. У них в будущем году выборы, а генеральному секретарю здорово досталось за то, что он проглядел происки злодейских корпораций.

– С чего бы это? – сухо заметил Бык.

Улыбнулся даже Ашфорд. «Протоген» с «Маоквик» совместными усилиями превратили в фарш стабильность и безопасность Солнечной системы. Станция Эрос погибла – была захвачена техникой пришельцев и упала на Венеру. Ганимед выдавал меньше четверти обычных поставок продовольствия, так что все население внешних планет и Пояса довольствовалось собственными запасами и агрикультурными комплексами. Союз между Землей и Марсом стал преданием из тех, что рассказывают внукам, перебрав пивка. Легенда о старых добрых временах до того, как все полетело к чертям.

– Он устроил шоу, – продолжал Фред. – СМИ, религиозные лидеры, поэты, артисты… – всех волокут к Кольцу в надежде, что эта братия нацелит свои копья не на него.

– Типично, – бросил Ашфорд и не стал уточнять. Типично для политика? Типично для землянина? – А мы чего там ищем?

Леса коротко пропели – случайные колебания сложились в гармоничный аккорд. Промышленные глушители поспешно затушили вибрацию, пока она не достигла разрушительного уровня.

– Мы точно знаем одно: что какой-то идиот сунулся в Кольцо на высокой баллистической скорости – и не выскочил с другой стороны. – Фред шевельнул ладонями – жест, заменяющий у астеров пожатие плечами. – А теперь в Кольце возникла некая материальная аномалия. Возможно, оно проглотило глупого мальчишку вместе с корабликом и переварило во что-то иное. Кольцо произвело выброс – массу рентгеновских и гамма-лучей, но полная аннигиляция корабля дала бы больше. Возможно, парень пробил Кольцо. Или открыл ворота, и толпы зеленых человечков в летающих тарелочках скоро вывалятся из них и превратят Солнечную систему в перевалочную базу.

– Что… – начал Бык, но Ашфорд перебил его.

– Венера не реагировала?

– Ни малейшей реакции, – ответил Фред.

Венера замерла. С тех пор как изуродованная станция Эрос рухнула под облака, глаза всего человечества были обращены на планету и наблюдали за яростным корчами протомолекулы. На поверхности Венеры вздымались и рушились хрустальные башни многокилометровой высоты. Сеть углеродистых волокон опутала планету и распалась в прах. Оружие, предназначенное для того, чтобы оседлать примитивные жизненные формы древней Земли, столкнулось со сложной экосистемой человеческих тел и построек и тщилось сохранить их в ядовитой топке Венеры. Возможно, исполнение плана откладывалось. Или же сложные формы жизни упростили задачу протомолекулы. Так или иначе, по всей видимости, с Венерой было покончено. Она послужила только для того, чтобы выбросить за орбиту Урана самособирающееся кольцо, которое теперь висело там мертвым камнем.

До недавнего времени.

– И что нам по этому поводу делать? – спросил Бык. – Не в обиду будь сказано, но лучшие научные суда не у нас. А Земля с Марсом здорово потрепали друг друга над Ганимедом.

– Нам – быть там, – отрезал Фред. – Если Земля с Марсом посылают свои корабли, мы пошлем свои. Если они выступят с заявлением, мы тоже выступим. Если предъявят права на Кольцо, мы выставим встречную претензию. Мы добились того, что Внешние Планеты стали заметной политической силой, но все преимущества будут утеряны, если мы выпустим вожжи из рук.

– Стрелять ни в кого не собираемся? – осведомился Бык.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – ответил Фред.

Плавный уклон стройплощадки заканчивался гигантским перегибом. В звездной черноте над ними высилась дуга из стали и керамики, освещенная тысячью огоньков. Она выглядела произведением природы – не верилось, что такую махину мог создать человек. Она походила на каньон или гору. Или заросший травой кратер потухшего вулкана. Ее огромная величина мешала увидеть в ней корабль. Но это был корабль. По его бокам ползали строительные механизмы, большие, как дом, в котором Бык жил в детстве, но выглядели они мелкими, как футболисты на далеком поле. Длинная тонкая линия килевого лифта тянулась вдоль корпуса – она перевозила механиков с одного конца конструкции на другой. Кабинки вспомогательных лифтов вмещали по дюжине человек. Мягкий изгиб корпуса был испещрен выпуклостями рельсовых пушек и резкими вздутиями торпед.

Когда-то все это называлось «Наву». Корабль, рассчитанный на много поколений, должен был унести к звездам мормонов, полагавшихся только на его внутреннюю экосистему да на милость Божью. Теперь его переименовали в «Бегемот» – самый большой и бесполезный военный корабль в Солнечной системе. В его брюхе, не касаясь стен, могли разместиться четыре корабля класса «Доннаджер». Рельсовые пушки были способны разогнать магнитные снаряды до измеримых долей с[8]. Всех ядерных торпед, имевшихся в распоряжении Альянса Внешних Планет, не хватило бы на его полное вооружение. Мощность лазерных передатчиков позволяла прожечь лучом дыру в стали – дай только время. Можно было бы еще разрисовать нос под акулью пасть и придать жилому отсеку форму треугольного плавника, но и без того представлялось очевидным, что цель этой великолепной конструкции – внушать страх.

И хорошо, что вид у нее был такой устрашающий, потому что, случись этой залатанной развалине попасть в настоящую схватку, им всем настал бы конец. Бык скосил взгляд на Ашфорда. Капитан стоял, вздернув подбородок, глаза его горели от гордости. Бык поцокал языком.

Притяжение совсем исчезло – платформа и стройплощадка замерли, уравнявшись в скорости с «Бегемотом». Вдалеке вспыхнул белым пламенем строительный мех – началась сварка.

– Сколько до старта? – спросил Ашфорд.

– Три дня, – сказал Фред.

– Инженеры докладывали, что до готовности дней десять, – вставил Бык. – Будем доделывать в полете?

– Именно так, – кивнул Фред.

– Хотя мы могли бы задержаться на несколько дней, закончить работы в доках и, развив чуть большую тягу, явиться на место в тот же срок?

Повисла неловкая пауза. Бык знал, что так будет, но промолчать не мог.

– Удобства и дух команды требуют не меньшей заботы, чем корабль, – проговорил Фред, из вежливости изменив формулировку. Бык, знавший его достаточно давно, услышал: «Астеры не любят перегрузок». – Кроме того, некоторые работы проще производить при низких g. Все взвешено, Бык.

Через три дня отчаливаете.

– А что, есть проблемы? – спросил Ашфорд.

Бык натянул на лицо кретинскую улыбочку, к которой прибегал, когда хотелось сказать правду, избежав нагоняя.

– Мы собираемся дразнить Землю и Марс в виду Кольца, занимающегося своей инопланетной чертовщиной. Команда у нас не сработавшаяся, корабль – наполовину из металлолома, и времени, чтобы все утрясти, не будет. Конечно, проблемы найдутся, но тут уж ничего не поделаешь, так что все равно беремся. В худшем случае мы все умрем.

– Веселенькая мысль, – укоризненно протянул Ашфорд.

Бык улыбнулся еще шире и пожал плечами.

– Все равно рано или поздно этим закончится.

***

На Тихо Быку досталось роскошное помещение. Четыре комнаты с высокими потолками, отдельный гальюн с настоящим водопроводом. Даже на Земле, мальчишкой, он не знал такой роскоши. Детство Быка прошло в жилом комплексе зоны совместных интересов Нью-Мексико. Там он обитал с родителями, бабушкой, двумя дядьями, тремя тетушками и примерно тысячей двоюродных братьев и сестер. Дожив до шестнадцати лет и отказавшись переходить на базовое пособие, он уехал на юг, в Аламогордо, и отработал свои два года, разбирая древнюю солнечную электростанцию, оставшуюся от недобрых старых времен до термояда. Спал он в комнате на десятерых и до сих пор явственно помнил соседей, какими они были тогда: тощие, мускулистые, без рубашек – или в рубашках, повязанных на головы вместо чалмы. Он как сейчас чувствовал лучи мексиканского солнца, которые словно ладонью давят на грудь, купался в излучении и тепле неконтролируемого ядерного реактора, отделенного от него только расстоянием да огромным голубым небом.

Отработав два обязательных года, он поступил было в техническое училище, но вылетел за гормоны и спиртное. После этого пришлось выбирать между военной службой или пособием. Бык выбрал то, что меньше походило на смерть. В десантниках самая большая из его кают была меньше прихожей этой квартиры на Тихо. До отставки он не имел собственного жилья. Станция Церера тоже его не баловала. Нора располагалась у самого центра вращения – низкая гравитация, высокая сила Кориолиса. Место, чтобы отоспаться после попойки, – не более того. Голые каменные стены, корабельная койка с креплениями для сна в невесомости. Кто-то из прежних хозяев выцарапал на стене: «Бессо о нади». На астерском жаргоне – «Лучшее или ничего». Бык тогда еще не знал, что это политический лозунг. Барахло, которым он обзавелся на станции Тихо, – рамка, где сменялись семейные фотографии с Земли, жестяной подсвечник, оставленный бывшей подружкой, штатские костюмы – в его старой норе на Церере просто не уместилось бы или не оставило бы места для сна. «Слишком много вещей, – подумал он. – Надо бы от них избавиться».

Впрочем, не в этом рейсе. Каюты командного состава на «Бегемоте» были еще просторнее квартир на Тихо.

Система пискнула, предупреждая, что кто-то хочет войти. Бык по давней привычке, прежде чем открыть, глянул видео. Фред переминался с ноги на ногу. Он был в штатском: белая рубашка с пуговицами и старые-престарые штаны, снисходительно скрывавшие отвисшее брюшко. Вернее, пытавшиеся скрыть. Фред был не в лучшей форме, чем Бык. Просто оба они старели.

– Привет, – сказал Бык, – хватай любой стул. Я как раз собираюсь.

– Уже переезжаешь?

– Хочу обжиться на корабле перед стартом, – объяснил Бык. – Поищу, не блуждают ли там какие мормоны.

Фред болезненно поморщился.

– Я вполне уверен, что мы с первого раза всех выловили, – отыграл он, – но места там полно, осмотрись, коли есть охота.

Бык открыл чемодан, пальцами пересчитал футболки. Десять штук. Признак разложения. Кому нужны десять футболок? Вытащив пять, он отложил их на стул.

– Если они добьются возвращения «Наву», положеньице будет еще то, – заметил он. – Сколько мы там переделали!

– Не добьются, – возразил Фред. – Захват корабля был вполне законным. Чрезвычайное положение. Я могу десять часов перечислять прецеденты.

– Да, только потом мы его подобрали и объявили своим, – усмехнулся Бык. – Это вроде как сказать: мне пришлось позаимствовать твой грузовичок, но, поскольку я загнал его в кювет и вытащил обратно, он теперь мой.

– Закон умеет много гитик, Бык, – устало проворчал Фред. На уме у него явно было что-то другое.

Бык открыл еще один ящик, сбросил половину носков в утилизатор, остальные положил к футболкам.

– Просто неловко выйдет, если судья с тобой не согласится.

– Для земных судей мы вне юрисдикции, – бросил Фред, – а наша судебная система лояльна к АВП. Они видят картину в целом и не станут вырывать у нас из рук самый большой из существующих кораблей, чтобы кому-то там вернуть. В худшем случае присудят выплату компенсации.

– А это нам по карману?

– Нет, на данный момент не по карману.

Бык смешливо фыркнул.

– Не могу понять, что мы такого натворили, за что попали сюда? Ты – волочешь на себе чуть не весь АВП, я – старпом у Ашфорда. Неправильно мы живем, старина.

– Да, кстати, – встрепенулся Фред, – планы немножко меняются.

Бык открыл шкаф. Губы у него сжались. Фред не для того пришел, чтобы толочь воду в ступе. Что-то случилось. Бык достал из шкафа два костюма, оба еще не распакованные из клейкой защитной пленки. Он таких много лет не носил – вряд ли придутся впору.

– Ашфорд решил, что предпочитает иметь старпомом Мичо Па. Мы это обсудили. Я рекомендовал тебя как старшего офицера безопасности.

– Сместили со второго места на третье, – кивнул Бык. – А что, Ашфорд опасается, что я претендую на его кресло?

Фред, сплетя пальцы, склонился вперед. Лицо было серьезным – он видел, что ситуация дерьмовая, но держался как мог.

– Все дело во впечатлении, – сказал Фред. – Это флот АВП. «Бегемот» – ответ Пояса на последние ударные корабли Земли и Марса. Землянин на мостике не соответствует образу.

– Ладно, – сказал Бык.

– Я в том же положении, сам знаешь. Сколько времени прошло, а мне все еще вдвое труднее добиваться верности и уважения – только потому, что я не здешний. Даже те, кто рад, что я с ними, потому что мое присутствие портит имидж Земле, не любят получать от меня приказы. Мне каждую кроху уважения приходится зарабатывать снова и снова.

– Ладно, – повторил Бык. Офицер безопасности – значит, меньше времени придется проводить в мундире. Он со вздохом положил на стул оба костюма.

– Я не говорю, что ты хуже, – продолжал Фред. – Никто, как я, не знает, что ты – лучший из лучших. Но, чтобы довести дело до конца, приходится кое с чем мириться.

Бык прислонился к стене, скрестил руки на груди. Фред смотрел на него из-под подернутых инеем бровей.

– Сэр, я долго летал с вами, – произнес Бык. – Если вам от меня что-то нужно, скажите прямо.

– Мне нужно, чтобы ты сделал дело, – сказал Фред. – То, что там происходит, важнее чего угодно во всей системе, а что это – мы не знаем. Если мы допустим промах или дадим внутрякам значимое преимущество, потери будут большими. Ашфорд и Па – хорошие люди, но они астеры. У них, в отличие от нас с тобой, нет опыта работы с земной армией.

– Думаешь, они что-то затевают?

– Нет. Ашфорд всеми силами постарается все сделать правильно, но у него рефлексы астера, его застанет врасплох то, к чему другой будет готов.

– Ашфорд всю жизнь все делает правильно от страха оконфузиться. Он – одетый в мундир вакуум. А на вакуум опереться невозможно.

– Я и не опираюсь, – согласился Фред. – Я посылаю тебя, потому что тебе доверяю.

– Но командования мне не даешь.

– Но командования не даю.

– А как насчет прибавки к жалованью?

– Тоже нет.

– Ну и черт с тобой, – заключил Бык. – Вся ответственность и никаких полномочий! Возможно ли отказаться от подобного предложения?

– Не шути. Мы тебя подставляем ради показухи и идиотской политики, но ты мне нужен.

– Так я берусь, – сказал Бык.

Минуту слышалось только гудение воздуховода. Бык снова принялся запихивать свою жизнь в чемодан. Где-то над головой, за тоннами стали и керамики, ждал «Бегемот».

Глава 3. МЕЛБА

Войдя в игорный дом, Мелба почувствовала на себе взгляды. Зал освещался панелями игровых автоматов – розовыми, голубыми, золотистыми. Сюжеты игр вращались вокруг секса и насилия – иногда и того и другого сразу. Нажми кнопку, брось денежку – и, пока ждешь объявления победителя, полюбуйся, как девушки вставляют в себя странные и опасные предметы. Сюжетные игры, покер, лотереи в реальном времени. Игроков-мужчин окружала атмосфера глупости, безнадежности и почти осязаемой ненависти к женщинам.

– Дорогуша, – обратился к ней из-за стойки необъятный толстяк, – не знаю, куда вам было надо, только вы ошиблись адресом. Может, вам лучше повернуть обратно?

– У меня здесь встреча, – сказала она. – С Тревином.

Глаза толстяка за тяжелыми веками округлились. Кто-то выкрикнул из темноты грубую шутку, которая должна была выбить ее из колеи. И выбила, но Мелба этого не показала.

– Тревин, если он вам нужен, в задних комнатах, дорогуша, – кивнул толстяк. В дальнем конце зала, за десятками ухмылок и угроз, виднелась красная стальная дверь.

Все инстинкты, сформированные прошлым, когда она была Клариссой, теперь не годились. Мелбу обучали самообороне с тех пор, как девочка стала делать первые шаги, но все приемы предназначались для защиты от похищения. Как привлечь внимание властей, как разрядить ситуацию между пленницей и похитителями. Конечно, все это не то. Физическая подготовка тоже входила в курс, но только та, что позволяла вырваться. Сбежать, найти помощь.

Теперь помочь ей было некому, а ничего другого она не умела, поэтому воспользовалась тем, что имелось. Мелба – Мелба, а не Кларисса! – кивнула толстяку и пошла через толчею в полутемном зале. Полная земная гравитация тяготила ее как болезнь. На одном экране троица маленьких серых пришельцев осаждала мультяшную женщину, над ними парила летающая тарелка. Кто-то взял малый джекпот. Мелба отвела взгляд. Сзади кто-то расхохотался, и у нее натянулась кожа на затылке.

Из всех братьев и сестер ей одной всерьез нравились занятия по физподготовке. В дополнение она записалась на тайцзицюань с инструктором по самообороне. Ей было четырнадцать, когда отец на семейном сборище отпустил шуточку на этот счет. В том смысле, что умение драться не повредит – его он уважает, – но танец, изображающий бой, выглядит дурной тратой времени. С тех пор она не тренировалась. Прошло десять лет.

Она открыла красную дверь и вошла. Свет в кабинете показался ярким. Встроенный дисплей на небольшом рабочем столе отображал окно простенькой бухгалтерской программы. Белые матовые стекла пропускали солнечный свет, но скрывали улицы Балтиморы. Литая пластиковая кушетка с логотипом дешевой марки пива, которое доступно даже для сидящих на базовом пособии. На кушетке располагалась пара тяжеловесов. У одного были имплантированные солнцезащитные очки, придававшие лицу сходство с насекомым. На другом футболка чуть не лопалась от накачанных стероидами мышц. Обоих она уже где-то видела.

Тревин стоял у стола, опершись на него бедром. Короткий ежик волос серебрился на висках. Борода не стала длиннее. Костюм в тех кругах, где он вращался, считался хорошим.

Отец Мелбы такого никогда не надел бы.

– О, смотрите-ка, неподражаемая Мелба!

– Ты знал, что я пришла, – ответила она. Стульев не было, единственное место для сидения заняли силачи. Мелба осталась стоять.

– Ясно, знал, – согласился Тревин. – Едва ты вошла с улицы.

– К делу? – предложила она тоном, который резал воздух.

Тревин ухмыльнулся. Зубы у него были неровные, серые у корней. Показуха, демонстрация, что при его богатстве нет нужды прибегать к косметическим ухищрениям. Мелбу захлестнуло жаркое презрение. Он – как древний поклонник карго-культа – изображал власть, понятия не имея, что это такое. Мелба пала так низко, что ей приходилось иметь с ним дело, но она хотя бы испытывала неловкость.

– Все устроено, мисс, – заговорил Тревин. – Мелба Альцбета Кох, родилась на Луне. Родители: Алси, Бекка и Сержио Кох – все скончались. Братьев и сестер нет. Налоговых задолженностей нет. Лицензия техника-электрохимика. Новое «я» ждет тебя, а?

– А контракт?

– «Сересье» берет на борт великое посольство к Кольцу. В него включена наша мисс Кох. У нее даже есть подчиненные, самой ручки пачкать не придется.

Тревин вытащил из кармана белый пластиковый конверт. Сквозь пленку просвечивал дешевый ручной терминал.

– Все здесь, все готово, – сказал он. – Берешь и выходишь за дверь другим человеком, а?

Мелба достала из кармана собственный терминал, меньше, чем тот, что протягивал ей Тревин, и лучшего качества. Она будет по нему скучать. Набрав свой код, она авторизовала перевод и снова спрятала терминал.

– Вот так. Деньги у тебя. Я принимаю товар.

– Э, осталась еще одна проблема, – сказал Тревин.

– Мы обо всем договорились, – возразила Мелба. – Я свои обязательства исполнила.

– И это говорит в твою пользу, – кивнул Тревин, – но вот мне вроде бы не по вкусу иметь с тобой дело. Нас ожидают волнующие открытия. Чтобы создать твою новую личность, пришлось влезть в базу ДНК. Пришлось подчищать двойную бухгалтерию. По-моему, ты не была со мной до конца откровенна.

Она сглотнула, пытаясь избавиться от вставшего в горле кома. Жучиные глаза человека на кушетке повернулись к ней, кушетка скрипнула.

– Ты тратил мои деньги, – напомнила Мелба.

– Еще бы, еще бы, – отозвался Тревин. – Кларисса Мельпомена Мао, дочь Жюля-Пьера Мао из торгового дома «Мао–Квиковски». Интересное имя.

– Корпорацию национализировали, когда отец попал в тюрьму, – напомнила Мелба. – Ее больше не существует.

– Смертный приговор корпорации. – Тревин выложил конверт на стол. – Очень прискорбно. Но не для тебя, а? Богачи знают толк в деньгах. Находят способы сделать заначку. Скажем, передать женам или там дочерям.

Она скрестила руки на груди, насупилась. Телохранитель на кушетке сдержанно зевнул. Возможно, скука была не наигранной. Мелба затянула паузу – не потому, что хотела заставить Тревина высказаться до конца, а потому, что не находила слов. Конечно, он был прав. Отец позаботился о них, как сумел. Он всегда о них заботился. Даже судебные приставы ООН не всюду дотягиваются. У Клариссы хватило бы средств на тихую праздную жизнь на Луне или на Марсе до самой смерти от старости. Но она уже не Кларисса, а Мелба, и это совсем другое дело.

– Я могу дать тебе еще десять тысяч, – сказала она. – Больше у меня нет.

Тревин оскалился в тусклой улыбке.

– Неужто все денежки упорхнули, а? И что тебя тянет в космос? Я вот задумался. И поинтересовался. Ты очень, очень неплохо справилась. Я, даже зная, где искать, обнаружил только тени. Расслышал только эхо. И все же… – Он придерживал конверт на столе одним пальцем – как ее брат Петер придерживал шашку, когда не решался сделать ход. Хозяйский жест. – У меня есть кое-что, чего не было у других. Я догадался глянуть в сторону Кольца.

– Десять тысяч, больше нет. Честное слово. Я все потратила.

– А тебе бы не помешало больше, а? – заметил Тревин. – Назовем это инвестиционным капиталом. Малютка Мелба может, если хочет, оставить десять тысяч себе. Или даже пятьдесят тысяч. Но в ответ я хочу большего. Много большего.

У нее перехватило дыхание. Кивок вышел слишком поспешным, слишком напряженным. Птичьим. Испуганным.

– О чем ты? – Мелба старалась говорить твердо. Смутная угроза висела в воздухе запахом плохого одеколона: мужественного и дешевого. Тревин заговорил снова, от фальшивого добродушия растягивая гласные.

– Партнерство. Ты затеяла что-то серьезное. С Кольцом и флотилией, а? Все они там, в темноте, лицом к лицу с чудовищами. И ты собралась к ним. По мне, так не рискуют без надежды на хороший выигрыш. Это в стиле Мао. Расскажи, что ты задумала. Я помогу тебе, чем сумею, а барыш поделим.

– Сделка не состоится. – Слова вырвались сами собой, по команде спинного мозга. Решение было столь очевидным, что не требовало раздумья.

Тревин подтянул к себе конверт – пластик зашуршал по крышке стола. Тихонько поцокал языком – звук был столь же сочувственным, сколь неискренним.

– Ты перевернула землю и небо, – сказал он. – Давала взятки. Покупала. Сговаривалась. И я верю, что ничего не оставила про запас. И теперь ты, стоя передо мной, говоришь: сделка не состоится? Не состоится так не состоится.

– Я тебе заплатила.

– А это не имеет никакого значения. Мы партнеры. Равноправные партнеры. Что бы ты ни выиграла, я тоже выигрываю. В противном случае найдутся люди, которые, надо думать, заинтересуются, что такое затеяла втихую девица с громкой фамилией Мао.

Теперь двое на кушетке обратили на нее внимание. Мелба чувствовала их взгляды. Она оглянулась через плечо. Стальная дверь в игорный зал – заперта. Окно широкое. Решетка на нем из тех, которые убираются, если ты хочешь отодвинуть стекло и впустить в комнату городскую вонь. Тот, что с жучиными глазами, встал.

Ее импланты запускались прикосновением языка к нёбу. Два круга против часовой стрелки. Тайное, незаметное со стороны движение, странно сексуальное. Легкое, как мысль. Набор искусственных желез в горле, голове и в животе заработал, выплескивая в кровь сложную химию. Мелба вздрогнула. Это было как оргазм, только без наслаждения. Она ощутила, как совесть и привитая с детства мораль тают, подобно дурному сну. Она просыпалась, становилась живой.

Все звуки города: гул уличного движения, приглушенная какофония игровых автоматов, мерзкий голос Тревина – затихли, словно гулявший по жилам коктейль встал пенопластовыми затычками в ушах. Мускулы напряженно затвердели, во рту появился меднистый привкус. Время замедлило ход.

Что делать? Что делать?

Первоочередная угроза – бандиты на кушетке. Она двинулась к ним, уже не сдерживаемая земным тяготением. Пнула поднимавшегося телохранителя в коленную чашечку, сорвав сустав, как крышку с пивной банки, и загнав его вверх по бедру. На лице мужчины застыли изумление и тревога – словно нарисованные мультипликатором. Когда он начал падать, она вскинула второе колено и вогнала ему в запрокинутую гортань. Целила в лицо, но, почувствовав, как ломается под коленом трахея, подумала: горло не хуже.

Жукоглазый бросился на нее. Он двигался быстро – тоже какая-то модификация тела. Вероятно, ускоренное действие мускульных нейронов, мост через широкий пролив, отделяющий нейротрансмиттеры от синапсов. Это могло оказаться преимуществом в драке с другими бандитами. Его рука застыла у нее на плече, толстые твердые пальцы вцепились мертвой хваткой. Мелба развернулась навстречу, упала, потянув громилу за собой. Ладонь ударила по локтю, отключая нерв, потом обе ее руки сошлись на его запястье, выкрутили. Она действовала бездумно. Движения выплывали из подсознания, освобожденного от уз и рвущегося наружу. Боевого искусства здесь было не больше, чем в броске крокодила, нападающего на водяного буйвола, – одна только скорость, сила и спущенные с поводка рефлексы, формировавшиеся миллиарды лет. Ее инструктор по тайцзицюань сейчас пристыженно отвел бы взгляд.

Телохранитель повалился на пол, изо рта у него потекла кровь. Жучиные глаза отвернулись от нее – и это оказалось ошибкой. Она подтянула к себе его вывернутый сустав и сделала разворот от бедра. Громила был больше и тяжелее, он всю жизнь провел в гравитационном колодце. Он обжирался стероидами и дешевыми углеводами. Но ей и не нужно было превосходства. Хватило бы силы сломать мелкие кости в локте и запястье. Кости сломались, и мужчина упал на колени.

Мелба – а не Кларисса – вывернулась, обвив его за шею правой рукой, и прикрылась левой, защищаясь от неизбежных ударов головой. Не требовалось большой силы – достаточно было пережать мягкие артерии, несущие кровь к мозгу.

Пуля из пистолета Тревина пробила дыру в кушетке. Пена выплеснулась, словно взорвавшаяся губка. Некогда. Она завопила, переливая всю мощь крика в руки и плечи. И почувствовала, как хрустнула шея жукоглазого. Тревин снова выстрелил. Если попадет в нее, она умрет. Страха не было. Страх оказался заперт так глубоко, что она его не ощущала. Скоро он прорвется наружу. Очень скоро. Надо спешить.

Тревин попытался выпустить третью пулю. Разумный поступок. Мудрый. Тревин не был ни разумным, ни мудрым. Он делал то, чего требовало стремящееся выжить тело. Обезьяна, миллионы лет спасавшаяся от хищников. Времени на вторую ошибку ему не хватило. В горле у Мелбы нарастал новый вопль.

Время сделало скачок. Ее пальцы обхватили шею Тревина. Она ударила его черепом об угол стола. На столе осталась кровь, обрывки кожи. Она хотела ударить еще раз, но он был тяжел, а в ее руках не осталось силы. Мелба выпустила его, и он со стоном сполз на пол.

Со стоном.

«Значит, жив, – подумала она. Страх вернулся, и с ним накатила тошнота. – Он еще жив. Нельзя, чтобы он оставался жив, когда подступит ломка». У него был пистолет. Следовало найти, куда он подевался. Немеющими пальцами она вытащила маленький пистолет из-под тела Тревина.

– Партнеры, – сказала она и выпустила две пули ему в голову. Услышат, даже сквозь грохот игровых автоматов. Она дотащилась до стальной двери, проверила замок. Защелкнут. Если у кого-нибудь не найдется ключа, она в безопасности, пока замок не вырежут. Можно передохнуть. Полицию они вызывать не станут. Она надеялась, что не станут.

Мелба сползла на пол. Пот заливал лицо, ее затрясло. Ей казалось, что так нечестно: время славной и праведной битвы словно сжималось в одно мгновенье, а физиологическую ломку приходилось переживать в полном сознании, и даже поспать было нельзя. Здесь – нельзя. Мелба подтянула колени к груди, всхлипнула – не от горя и не от страха, просто напряжение плоти требовало выхода. Кто-то стучался в дверь, но довольно робко, вопросительно. Всего несколько минут, и она будет… не в порядке, нет, но пригодна к действию. Всего несколько минут.

Вот почему искусственные железы не прижились у военных. Взвод солдат без страха и сомнений, накачанных адреналином до степени нечувствительности к собственным рвущимся мышцам, способен был выиграть бой. Но тот же взвод, скулящий и сворачивающийся в уголке на пять минут после боя, не мог удержать победу. Технология была признана неудачной, но доступ к ней оставался. Побольше денег, побольше оказанных когда-то услуг – и ученый люд исцелялся от терзаний совести. Это было легко. Самая простая часть ее плана.

Мелба всхлипывала все громче, потом ее вырвало. Она по опыту знала, что это ненадолго. Между спазмами рвоты заметила, как содрогается грудь телохранителя, силясь втянуть воздух сквозь раздробленную гортань, хотя человек уже умер. Запах крови и рвоты наполнил комнату. Мелба задержала дыхание, утерла рот тыльной стороной руки. Лобные пазухи ныли – не то от спазмов, не то от поддельной железы, скрытой в нежной плоти. Не важно.

В дверь стучали уже отчаянно. Она расслышала голос толстяка. Времени не осталось. Взяв пластиковый конверт и спрятав его в карман, Мелба Альцбета Кох пролезла в окно и вывалилась на улицу. От нее воняло. На руках сохла кровь. Она вздрагивала на каждом шагу. Тусклый солнечный свет резал глаза, она прикрывалась от него ладонью. В этой части Балтиморы тысячи людей могли смотреть на нее и ничего не видеть. Привычка никого не узнавать, созданная и поддерживаемая наркодилерами, сутенерами и работорговцами, защищала и ее тоже.

Она отойдет. Она справится. Последнее орудие на месте, и осталось только добраться до отеля, попить, чтобы восстановить солевой баланс, и немного поспать. А потом, через несколько дней, явиться по месту службы на «Сересье» и отправиться в долгий путь на окраину Солнечной системы.

Пройти ровным шагом десяток кварталов, держа спину прямо и избегая чужих взглядов, казалось более трудной задачей, но она дойдет. И сделает то, что должно быть сделано.

Раньше она была Клариссой Мельпоменой Мао. Ее семья управляла судьбами городов, колоний, планет. А теперь отец сидел в закрытой тюрьме, говорить имел право только со своим адвокатом и доживал век в бесчестье. Братья и сестры – те, что еще оставались живыми, – разбежались по укрытиям, прячась от ненависти двух миров. Когда-то имя их рода писалось звездами и кровью, а теперь в них видели злодеев. Они погибли.

Но она в силах все исправить. Ей пришлось нелегко и придется еще хуже. Бывало, ночами жертва представлялась непосильной, но она выдержит. Она всем докажет, как несправедливо обошелся с их семьей Джеймс Холден. Она выставит его на позор. Унизит его.

А потом она его уничтожит.

Глава 4. АННА

Аннушка Воловодова, для паствы на Европе – Анна и преподобная доктор Воловодова для тех, кто ей не нравился, – когда явился домашний насильник, сидела в кожаном кресле с высокой спинкой в своем кабинете.

– Николас, – сказала она, стараясь в меру возможностей придать голосу теплоты, – спасибо, что уделили время.

– Ник, – поправил он, садясь на металлический стул перед ее рабочим столом. Стулья у Анны были ниже ее кресла, отчего комната несколько напоминала зал суда, а сама она – судью. Поэтому своих прихожан она никогда не принимала, сидя в кресле. У дальней стены стоял удобный диванчик, гораздо лучше подходивший для частных бесед и советов. Однако время от времени, когда требовался властный и авторитетный тон, кресло бывало полезным.

Сейчас, например.

– Ник, – повторила она и, сведя кончики пальцев, подперла ими подбородок, – ко мне сегодня заходила София.

Ник пожал плечами и отвел глаза, словно школьник, пойманный со шпаргалкой. Высокий мужчина с узким костистым лицом – так часто выглядят внешники, занимающиеся тяжелым физическим трудом. Анна знала, что он работает на стройках под открытым небом. Здесь, на Европе, это означало долгие дни в тяжелом скафандре. Люди, занимающиеся такой работой, крепче ногтя. Судя по повадке Ника, он знал, какое производит впечатление, и не прочь был внушать страх.

Анна ему улыбнулась. «Со мной это не пройдет».

– Она долго не хотела рассказывать, что случилось, – сказала Анна вслух. – Она долго не соглашалась поднять рубашку. Видеть синяки мне не было надобности – я знала, что они есть. Но требовалось сделать снимки.

При слове «снимки» он подался вперед, прищурился, повел глазами. Возможно, он думал, что это придает ему крутой и грозный вид, на самом же деле он стал похож на крысу.

– Она упала… – начал он.

– …на кухне, – закончила за него Анна. – Знаю, она мне рассказала. А потом очень долго плакала. А потом сказала, что вы снова начали ее бить. Помните, я обещала, что будет, если вы еще раз ее ударите?

Ник заерзал, тощие колени его нервно задергались. Большие костлявые руки сжались так, что побелели костяшки пальцев. Он не смотрел в глаза собеседнице.

– Я не хотел, – выдавил он. – Просто так вышло. Пожалуй, я мог бы снова походить к психотерапевту.

Анна прокашлялась и, когда Ник посмотрел на нее, удерживала его взгляд, пока колени у него не перестали подпрыгивать.

– Нет, поздно спохватились. Мы оплатили вам сеансы по работе с агрессией. Переводили деньги, пока вы не прервали терапию. Церковь это уже сделала. И больше делать не станет.

Лицо его застыло.

– Собрались проповедовать мне об Иисусе? У меня это дерьмо… – Ник резанул себя ладонью по горлу, – вот уже где. София никак не заткнется. «Пастор Анна говорит!..» А знаете, что я скажу? Плевать мне, что там пастор Анна натрепала!

– Нет, – возразила Анна, – об Иисусе не будем. Это мы уже тоже пробовали.

– Тогда что мы здесь делаем?

– Вы помните, – повторила она, нарочито растягивая слова, – я сказала, что будет, если вы еще раз ее ударите?

Ник снова пожал плечами, встал и повернулся к ней спиной. С притворным любопытством разглядывая один из висевших на спине дипломов, буркнул:

– Какое мне дело, что несет пастор Анна?

Анна с облегчением выдохнула. Готовясь к этой встрече, она сомневалась, сумеет ли исполнить задуманное. Она питала сильное нутряное отвращение ко лжи, а сейчас собиралась уничтожить человека обманом. Ну, если не обманом, то уловкой. Сколько ни оправдывайся, что это ради спасения другого человека, она понимала: не поможет. За то, что она сейчас сделает, придется расплачиваться бессонными ночами и сомнениями в себе. Но прямо сейчас его злоба облегчала ей душу.

Анна проговорила про себя короткую молитву: «Помоги мне спасти Софию от человека, который, если его не остановить, убьет жену».

– Я сказала тогда, – продолжала она в спину Нику, – что позабочусь, чтобы вы попали в тюрьму.

Ник обернул к ней снова ставшее крысиным лицо.

– Ах так?

– Так.

Он прыгнул к ней, насколько в низком тяготении можно было прыгать. Движение задумывалось как угрожающее, но выросшей на Земле Анне оно показалось просто нелепым.

Женщина сдержала смешок.

– София ни словечка не скажет, – заговорил Ник, остановившись у ее стола и уставившись сверху вниз. – Не такая дура. Она упала на кухне – так и заявит в суде.

– Это верно. – Анна открыла ящик стола, достала тазер и положила на колени так, чтобы оружие не было видно Нику. – Ее вы запугали до смерти – но не меня. Мне больше нет до вас дела.

– Вот и хорошо! – Ник навис над женщиной, запугивая вторжением в ее личное пространство. Анна тоже подалась к нему.

– Но София – моя прихожанка и подруга. Ее дети играют с моей дочерью. Я их люблю. А вы, если ничего не предпринять, убьете ее.

– Это как же?

– Я сейчас вызову полицию, сообщу, что вы мне угрожали.

Левой рукой она потянулась к терминалу. Словно напрашивалась: попробуй меня остановить.

Ник с хищной усмешкой перехватил ее руку, до боли в костях стиснул запястье. Анна правой рукой выхватила тазер, навела на него.

– Это еще что?

– Спасибо, – сказала она, – так мне легче.

Она выстрелила, и мужчина, корчась, повалился на пол. Легкий отзвук шокового импульса отдался у нее в плече, волоски на руке встали дыбом. Взяв терминал, Анна вызвала Софию.

– София, милая, это пастор Анна. Пожалуйста, послушай меня. К тебе придут полицейские, будут расспрашивать о Нике. Обязательно покажи им синяки. Ника к тому времени уже посадят, он до тебя не доберется. Но для нашей с тобой безопасности ты должна быть с ними откровенна – потому что Ник набросился на меня, когда я его спросила, что с тобой случилось.

Несколько минут ласковых уговоров, и она вытянула из Софии обещание, что женщина поговорит с полицией. У Ника уже подергивались руки и ноги.

– Не двигайся, – обратилась к нему Анна. – Мы сейчас заканчиваем.

Она позвонила в отделение полиции Нью-Долинска. Земная корпорация ушла отсюда по истечении срока контракта, но в тоннелях и теперь показывались полицейские, значит, кто-то принял власть в свои руки. Может, какая-то астерская компания или АВП – не важно.

– Здравствуйте, я – преподобная доктор Анна Воловодова, пастор общины святого Иоанна. Сообщаю о нападении на меня. Человек по имени Николас Трубачев угрожал мне действием во время беседы об избиении им жены. У меня в столе имеется тазер, и я применила его, не дав исполнить угрозу. Да, я с удовольствием дам показания, как только вы прибудете. Спасибо.

– Сука, – сплюнул Ник, пытаясь устоять на дрожащих ногах.

Анна выстрелила в него еще раз.

***

– Трудно пришлось? – спросила Ноно, когда Анна наконец добралась до дома.

Она качала Нами на коленях, но едва Анна закрыла за собой дверь, дочка с радостным визгом потянулась к ней.

– Как тут моя девочка?

Анна с протяжным вздохом рухнула на диван. Ноно передала ей малышку, и Нами тут же принялась раскручивать и дергать уложенные в калачик волосы матери. Анна прижала дочку к себе, втянула в себя запах детской макушки. Тонкий, но сильный запах, который исходил от девочки, когда ее только принесли домой, ослабел, но ощущался до сих пор. Сколько бы ни твердили ученые, что люди не способны общаться посредством феромонов, Анна знала, что все это чушь. Какие бы вещества ни создавали аромат новорожденной, он был самым сильным из известных Анне наркотиков. Ей даже хотелось родить еще ребенка, просто чтобы снова вдыхать этот запах.

– Нами, за волосы не дергают, – упрекнула Ноно, пытаясь выпутать из детского кулачка длинные рыжие пряди. – Поговорить об этом не хочешь? – обратилась она к Анне.

Домашнее имя Ноно тоже происходило от Намоно, но она стала Ноно раньше, чем их старшие близняшки начали говорить. А у дочери это имя почему-то превратилось в Нами. Мало кто догадывался, что девочка – тезка одной из матерей.

– Потом поговорю, – сказала Анна, – но прежде мне нужно побыть с малышкой.

Она поцеловала Нами в носик-кнопку. Такой же широкий плоский нос, как у Ноно, а глаза Аннины, зеленые, яркие. Кофейная кожа Ноно и острый подбородок Анны. Она могла часами любоваться дочерью, упиваясь слившимися в ней чертами – своими и женщины, которую она любила. Переживание было настолько острое, что граничило с духовным. Нами потянула материнские волосы в рот, но Анна их отняла и дунула малышке в нос.

– Волосы не едят! – сказала она, и Нами расхохоталась, словно никогда не слышала такой смешной шутки.

Ноно взяла Анну за руку и крепко пожала. Они долго сидели, не шевелясь.

***

Ноно готовила рис с грибами. Когда она добавила в соус модифицированный лук, кухню наполнил острый запах. Анна резала яблоки на салат. Маленькие и не слишком хрустящие. Грызть их – мало радости, а в вальдорфском салате, смешавшись с другими ароматами и текстурами, – сойдут. Впрочем, какими бы они ни были, достать яблоки – большая удача. Это первый урожай с Ганимеда после начала беспорядков. Анна даже думать не хотела, как бы они все голодали, если б не чудесное воскресение маленького спутника Юпитера.

– Нами проспит еще добрый час, – заметила Ноно. – Не пора ли поговорить, как прошел день?

– Я сегодня причинила вред человеку и солгала полиции, – при этих словах Анна слишком сильно ударила ножом, и лезвие, пройдя мякоть, задело ей палец. Совсем неглубоко, даже не до крови.

– А… пожалуй, это нуждается в объяснении, – отозвалась Ноно, замешивая в рис с грибами немного бульона.

– Не могу объяснять. Кое-что в этом деле – конфиденциально.

– Ты лгала, чтобы кому-то помочь?

– Думаю, что да. Надеюсь. – Анна добавила в миску кусочки последнего яблока, орехи и изюм и стала мешать. Ноно, бросив работу, повернулась к ней.

– Что будешь делать, если тебя поймают на лжи?

– Извинюсь, – сказала Анна.

Ноно, кивнув, опять повернулась к кастрюле.

– Я сегодня через твой настольный терминал заходила посмотреть почту. Ты не разлогинилась. Там было сообщение ООН о комитете гуманитарной помощи генерального секретаря. О миссии к Кольцу.

Анна виновато поморщилась.

– О, черт! – Она не любила ругаться, но иногда без этого нельзя было обойтись. – До сих пор не собралась ответить.

Опять ложь…

– А поговорить, прежде чем решать, не хотела?

– Конечно, я…

– Нами скоро два года, – продолжала Ноно. – Мы здесь два года. Решение остаться означает решить за Нами, кем ей быть в жизни. У нее родные в России и Уганде. Они ее еще не видели. Если она проживет здесь еще год-другой – и не увидят.

Нами подкармливали тем же коктейлем, который полагался всем детям внешников. Он стимулировал рост костей и снижал вредное воздействие низкого тяготения на развитие ребенка. Однако Ноно была права. Если задержаться здесь, у Нами разовьется длинный тонкий скелет, как у всех местных жителей. Это стало бы приговором – никогда в жизни она не смогла бы вернуться домой.

– Мы ведь договорились, что работа на Европе – временная, – сказала Анна. – Хорошее место, я могу говорить порусски, паства маленькая и хрупкая…

Ноно отвернулась от плиты и подсела к ней, положив руки на стол. Анне впервые подумалось, что столешница под натуральное дерево выглядит дешевкой. Подделкой. Ей во всей ясности представилось будущее, в котором Нами никогда не увидит настоящего дерева. Это оказалось похоже на удар под дых.

– Я не злюсь, что ты притащила нас сюда, – сказала Ноно. – Мы же об этом и мечтали. Поездить по таким местам. Но ты, когда просила о переводе, была на третьем месяце.

– Я не верила, что меня выберут, – ответила Анна и почувствовала, что оправдывается.

Ноно кивнула.

– Но тебя выбрали. И эта работа на ООН… Лететь к Кольцу в составе группы советников генерального секретаря – а нашей малышке и двух лет не исполнилось.

– По-моему, на эту вакансию было две сотни заявок.

– А выбрали тебя. И приглашают лететь.

– Это было так маловероятно… – начала Анна.

– Тебя всегда выбирают, – перебила Ноно. – Потому что ты – особенная. Я-то вижу. Сразу увидела, когда ты выступала на религиозной конференции в Уганде. Ты так нервничала, что уронила листок с тезисами, зато в зале слышно было бы, как булавка падает. Ты светишься, сама того не желая.

– Я украла тебя у твоей родины, – проговорила Анна. Она всегда это повторяла, когда речь заходила об их знакомстве. – Церкви Уганды необходимы такие молодые священники, как ты.

– Это я тебя украла, – так же привычно возразила Ноно, только теперь многократно повторенные слова почему-то показались пустыми. Как ритуальная формула, утратившая смысл. – Но ты каждый раз это говоришь. «Не верила, что выберут меня».

– Это правда.

– Это привычное оправдание. Ты всегда предпочитаешь извиняться после, а не спрашивать разрешения до.

– Я откажусь, – сказала Анна, вскинув руку к глазам, чтобы сдержать слезы. Она задела локтем миску с салатом, чуть не сбив ее со стола. – Я еще не давала согласия. Скажу, что вышла ошибка…

– Аннушка! – Ноно сжала ей руку. – Ты обязательно полетишь. А я улечу с Нами в Москву. Пора ей познакомиться с бабушкой и дедушкой. И расти в настоящем притяжении. Раскаленная добела игла страха вонзилась в живот Анне.

– Ты от меня уходишь?

Ноно устало, любовно улыбалась.

– Нет. Ты от нас уходишь. На время. А когда вернешься, мы встретим тебя в Москве. Я подберу хорошую квартиру, мы с Нами ее обживем. Сделаем домом, где поселится счастье.

Но с тобой не полетим.

– Почему? – только и нашла что спросить Анна.

Ноно встала, вынула из шкафа две тарелки, разложила еду.

Поливая рис соусом, сказала:

– Я его боюсь. Этого, с Венеры. Боюсь за все, что нам дорого. Человечность, Бог, наше место в Его Вселенной. Конечно, я боюсь того, что оно может сотворить, но гораздо сильнее боюсь того, что оно означает.

– И я, – сказала Анна. Теперь она говорила правду. Отчасти из-за такой правды она и послала запрос на участие в экспедиции. Это был тот самый страх, о котором говорила Ноно. Анна хотела взглянуть ему в глаза. Дать Богу возможность подвести ее к пониманию – иначе как ей помогать в понимании другим?

– Так что отправляйся за ответами, – сказала Ноно. – Когда вернешься, твоя семья будет тебя ждать.

– Спасибо, – сказала Анна, немало потрясенная обещанием Ноно.

– Думаю, – промычала Ноно, уже набив рот рисом, – им там понадобятся люди вроде тебя.

– Вроде меня?

– Такие, которые не спрашивают разрешения.

Глава 5. БЫК

– Бюджетом не предусмотрено, – сказала Мичо Па, старший помощник на «Бегемоте».

Расти Мичо на Земле, вышла бы миниатюрная женщина, но детство при низкой гравитации изменило ее, как меняло всех. Руки, ноги, позвоночник – все несколько удлиненное, хотя и долговязостью это не назовешь. Просто иное сложение. Голова крупнее, чем задумано природой; сравнявшись с Быком в росте, Мичо сохранила во внешности нечто от ребенка. От этого Бык рядом с ней чувствовал себя меньше ростом.

– Наверное, придется это исправить, – сказал он. – Когда устанавливали рельсовую пушку, исходили из того, что у нас стандартная обшивка и крепления. Беда в том, что мормоны экономили на массе. Заменяли стандартные металлические части керамикой и силикатами. По особому распоряжению. И теперь первый же выстрел сдерет с нас шкуру.

Они с Па шли по плавно изгибающемуся коридору. Свод потолка был белым и вдвое выше, чем необходимо, – дизайнеры, не подозревая, что строят военный корабль, позаботились об эстетике. Па шагала чуть шире, чем он, держалась при трети g чуть свободнее, так что Быку, чтобы не отстать, приходилось почти бежать. Это была одна из тысячи мелочей, которыми астеры напоминали уроженцам Земли, что те – не здешние. Старпом покачала головой.

– План работ составлен, – сказала она. – Если переписывать его всякий раз, когда что-то захочется изменить, тогда какой смысл был вообще его готовить?

Про себя Бык с ней соглашался, только выводы делал иные. Окажись он старпомом, он отнесся бы к плану как к абстрактному списку пожеланий, да и читал бы его, только когда придет настроение посмеяться.

Они подошли к эстакаде – плавно изгибающемуся переходу от командной палубы в носовой части «Бегемота» к его массивному барабану. Мост из владений Па к его вотчине.

– Послушайте, – примирительно улыбнулась Па, – я сделаю запись о том, что желательно переоборудование, но, пока не увижу общей картины, не