Михаил Михайлович Вербицкий

Тропа тунеядцев

Из жизни контрразведчиков. Книга первая. В августе тридцать четвертого. Часть вторая. Блокада

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Михаил Михайлович Вербицкий, 2018

Во второй части оперативная группа «Дюна», наконец, начинает действовать. При этом она несет неоправданно высокие потери. Однако майор Злыдник на завершающем этапе берет командование на себя и успешно завершает операцию «Переправа».

18+

ISBN 978-5-4493-9498-9 (т. 2)

ISBN 978-5-4493-9486-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Тропа тунеядцев
2. Часть вторая
   1. Блокада. Глава шестнадцатая
   2. Глава семнадцатая
   3. Глава восемнадцатая
   4. Глава девятнадцатая
   5. Глава двадцатая
   6. Глава двадцать первая
   7. Глава двадцать вторая
   8. Глава двадцать третья
   9. Глава двадцать четвертая
   10. Глава двадцать пятая
   11. Глава двадцать шестая
   12. Глава двадцать восьмая

Все герои этой книги являются вымышленными.

Любые совпадения с реально существующими

людьми — случайны

Часть вторая

Блокада. Глава шестнадцатая

Ранним утром, воскресного дня, по дороге, ведущей, в деревню Молочаевка, со стороны трассы класса «А», двигался одинокий путник.

Коля — «Колхозник» шел размашистым шагом. Чем ближе, он, приближался, к, родному дому, тем больше, у него прибавлялось сил.

У бетонного обелиска, с надписью: «Колхоз «Светлая заря», он остановился и смахнул слезу. Отвыкшие, от свежего, незагазованного воздуха глаза, у него начали слезиться, как только, он вылез, из «попутки».

Постояв немного и проморгавшись, он двинулся, дальше. Вскоре, впереди, среди бескрайних, полей, показались зеленые кроны деревьев, что означало, что родное село, уже близко.

Молочаевка была центральной усадьбой колхоза. Когда-то, здесь располагалось правление, два магазина, столовая, школа, «Дом быта» и «Дом культуры».

Теперь остались, только правление, один магазин, дом культуры и дом быта, переоборудованный, под общежитие, для сезонных рабочих.

Вот, она — Молочаевка!

На въезде, в село, давным-давно, еще в перестроечные времена, стараниями общественности, был воздвигнут православный крест, с небольшим застекленным домиком, для иконки. Со временем крест потемнел, обрел солидность. Иконка выцвела и облупилась, под старину, отчего, стала вызывать, у прохожих, большее уважение.

Заходя, в деревню, Коля заметил, на скамеечке, под крестом, две поникшие фигуры и, богохульно, помянул черта. Неуместное упоминание нечистой силы, было вызвано тем, что, даже не вглядываясь, Коля, уже знал, что это, скорбят, его братья.

Детей, в их семье, было, как и положено у неблагополучных — много, а конкретно — четверо. Все дети были мужского пола.

Мать умерла рано, когда братья были, еще маленькие. Отец дождался, когда два старших сына встанут, на ноги, устроившись в колхоз, и, только, после этого, отправился, на близлежащее кладбище.

Однако карьера Пономарей, в колхозе, не задалась. После, того, как они выгнали колхозное стадо на железную дорогу, где половину коров, смело, необратимой силой, товарного поезда, старших, из колхоза выгнали. Что касается, младших, то, их, в колхоз, не брали, опасаясь за сохранность народного добра.

Пономари не впали, в уныние, и перешли, на подножный корм, отчего зажили, довольно неплохо, по деревенским меркам. Именно, тогда, их, окрестили — «партизанами». Тут, подоспела эволюция и, только, братья стали жить, не просто хорошо, а припеваючи, как разгорелась компания, против тунеядцев.

Делать, было нечего, пришлось обращаться в колхоз, который, к этому времени, стол кооперативом. Не брать, их, на работу, не решились, поэтому братья стали, официально трудоустроенными. Правда, выгонять, их на работу, приходилось, силой и постоянными обещаниями, отправить, в санаторий.

Вспышка гнева Николая была вызвана, тем, что присутствие братьев у святыни, означало, что, в его отсутствие, они оказалось, на мели, и денег, на похмел нет.

Похмельное, сидение у креста, было их, семейной, традицией. Еще, их мать, светлой ей, памяти, Виктория Петровна, сиживала, тут, вместе с их отцом Андреем Андреевичем. Потом, подросшие, детки пошли, по стопам, родителей.

У Пономарей, считалось, что похмельный синдром, в этом месте, проявляет себя, с меньшей силой.

Еще издали, Толик и Валерик узнали в одиноком путнике, пропавшего две недели назад, старшего брата Колю, однако, не торопились открыть, ему братские объятья.

— Привет, жабраки! — Приветствовал родичей Коля.

— Здорово.

— Привет. Ты, где был?

— Пиво пил! — Усмехнулся Коля и пояснил:

— Срок мотал, на сутках.

— Попался! — Спросил Толик.

— Есть, чего? — Задал, вопрос, Валерик.

— У меня, то есть, а у вас, вижу — полное попадалово! Вы, что совсем…. — Не докончил, фразу, Коля, покосившись, на крест.

Толик, с Валериком, тяжело вздохнули.

— Непруха…. — Шмыгнул носом Валерик.

— Это, не непруха, а позорище! Позор, на, всю, деревню!

— Да, ладно, тебе…. Наливай, лучше, а, то окочуримся.

Коля, подвинув братьев, присел, на скамеечку, и достал, из сумки, полторашку, почти полную малиновой жидкости и одноразовый стаканчик.

Выпили. Достали сигареты. Закурили.

— Пашка, где? — Спросил Коля, про младшего, из братьев.

— Обход делает.

Налили, еще, по одной.

— Ну, что? Пошли, до хаты, что ли?

— Пошли.

Войдя, в дом, Коля покрутил, носом. В доме, было неприбранно.

Вообще-то, неприбранно, здесь было всегда, но сегодня — особенно.

— Да! Дела! — Сказал Коля.

Толик, с Валериком, виновато вздыхая, стали соваться, из угла, в угол, перекладывая хлам, с места, на место.

Коля, взяв с печи, тряпку, смел со стола остатки, былой, роскоши: засохшие колбасные шкурки, фольгу, от плавленых сырков и всякое другое. Немного потерев поверхность, и не получив никакого результата, Коля закинул, тряпку, обратно, на печь и достал, из сумки, бутылку.

Братья, бросили наводить порядок, и подсели, к столу.

— Ну, рассказывай! — Сказал Валерик. — Как, дело, было?

Сначала, выпили, что бы язык не заплетался. Потом, Коля начал рассказ.

— Стою, я, с орехами, на остановке…. — Начал он.

В середине увлекательного повествования, в хату, почти бесшумно, проскользнул молодой парень и, иронично, оглядел, сидящих, за столом.

— Пашка, здорово! — Поздоровался, с, младшим, братом, Коля.

— Здорово! Что — отдыхал, на нарах?

— Ага!

— Я, так, сразу, и понял. — Сказал Пашка и, подсев, к столу, потер руки.

Этот жест, у него означал, не желание выпить, а, то, что он нашел добычу.

— Ну, чего — там? — Спросил Коля, наливая, младшему, штрафную.

— Короче — так. Возле большого леса, фраер, какой-то, крутится. Но бдительный. По сторонам, грамотно, зыркает. Я подошел, закурить спросил. «Не курю!» — говорит. Короче, горючка, у него, в грузовичке! Наверно, на продажу привез, кому-то.

— Не — наш, не — местный? — Спросил Коля.

— Говорю, же, не наш! Дикий, какой-то….

— Надо брать. — Сказал Коля. — А, горючки — много?

— Нормально. — Сказал Пашка. — На передок, за раз, не влезет.

— Так! — Сказал, убирая, бутылку Коля. — Похмелились — хватит. Дело — на, первом, плане!

Воскресным утром, председатель колхоза «Светлая Заря», Бабий, находился, в дурном, расположении духа.

Вчера, из «района», поступило сообщение, что сегодня, по его запросу, из города должна прибыть группа добровольцев, для оказания помощи, в уборке урожая.

Помощь, определенно требовалась. В колхозе перестаивали четыре, огромные плантации, трехлетнего ямса, на уборке, которого, никак, нельзя было обойтись, без ручного труда.

Уборка ямса, начиналась с того, что на первом этапе, по полю проходил «мастодонт», так, в народе окрестили комбайн, который огромными, стальными зубьями, извлекал корнеплоды из-под земли.

После него, должны были идти «подборщики», которые грузили, урожай, в грузовики.

Однако ямс лежал, на поверхности, настолько густо и таким, толстым слоем, что «подборщики», своими широкими колесами, уничтожали значительную часть урожая. Их, к тому же, заносило на скользких ошметках, они виляли и, поэтому, подбирали, с большими потерями.

Для прохождения агрегатов, требовалось, предварительно, расчистить, колеи.

Вот, тут-то и требовалась, неквалифицированная, трудовая сила.

Прибытие помощи, из города, конечно, приветствовалось Бабием, но не радовало.

Вырвавшись из города, помощники, с энтузиазмом, приступали не к, созидательному труду, а к празднованию «Дня урожая». Так, у них, назывался день, приезда.

Иногда, «День урожая» затягивался надолго. Нет, не на неделю, но дня, на три — минимум.

Поэтому, подъехав к колхозному пансионату, выстроенному, еще до эволюции, Бабий грустно готовился к приему «варягов», прикидывая на какой срок, затянется, у них, загульная пьянка.

Еще, вчера он отдал распоряжение, водителю, колхозного, автобуса, затемно, ехать в город и забрать двенадцать человек из «Новинок».

— Психов, что ли? — Спросил, тогда, водитель, молодой парень, со странной фамилией Заяц.

— Каких — психов?! — Успокоил, его, Бабий. — Санитарок, пришлют, санитаров. Может, сестричек молоденьких.

Услыхав, про молоденьких сестричек, водитель обрадовался и больше, вопросов, не задавал.

Первоначально, городских помощников селили, прямо, в Молочаевке, в бывшем доме быта, сооруженном из железобетона, справедливо, полагая, что здание выдержит, напор пришельцев.

Здание выдержало, но не выдержала деревня. Аморальное поведение, приезжих, вызывало возмущение, у местного населения и приводило, к эксцессам.

В некоторых случаях, приходилось, даже, прибегать, к экстремальным, мерам воздействия.

Когда, косые, взгляды окружающих и уговоры, участкового, не приводили в чувство, распоясавшегося недоумка, приходилось прибегать к народным средствам.

В двух или трех случаях, со стороны приезжих, имели место, даже преступные деяния, после, чего совершившие, их, вынуждены были распрощаться с реальностью, и отправиться, в лес, на исправительные работы.

Один, особо отличившийся, вроде бы, до сих пор, слонялся, по лесу, в одичалом состоянии, подрабатывая у лесных братьев, на всевозможных промыслах.

Поэтому, не желая вносить, сумятицу, в, размеренный, ход сельской, жизни, с некоторых пор добровольцев стали селить в колхозном пансионате, подальше от местного населения.

Пансионат был выстроен, в незапамятные времена, на краю леса. Предполагалось, что там, по окончании страды, колхозники будут проходить оздоровление и набираться сил, перед, очередной, битвой, за урожай.

Однако, даже, до эволюции, здание пустовало, потому что бросать подворья, ради сомнительного бездействия, хоть и на дармовых харчах, желающих было мало.

Теперь, пансионат пригодился. Заведовала, им, приезжая, когда-то работавшая комендантом, общежития. Звали женщину Маргаритой. Удерживаться, на этом посту, уже, на протяжении восьми лет, помогало, как ни странно, беспробудное пьянство.

Беспробудное, но тихое. Маргарита пила постоянно, но понемногу. Отключаться, имела обыкновение, аккурат, в конце рабочего, дня. Поэтому дело, в заведении, хоть, со скрипом, но понемногу двигалось.

Когда, на дороге, показался, колхозный, автобус, Бабий вздохнул, вылез из машины и пошел встречать прибывших.

Открыв пассажирскую дверь, Заяц, выскочил из автобуса и, оправдывая, свою, фамилию, резво перебежал, на другую сторону.

Выглядел, он, странно — не, так, как обычно. От волнения, глаза, у него, были, широко открыты, и сам он был, какой-то взъерошенный.

— Влюбился, что ли, по дороге?! — Подумал Бабий.

Не говоря ни слова, Заяц стал сбоку, от председателя, и, шмыгая, носом, стал ждать выхода, пассажиров.

Внутри автобуса, слышались, команды и хлопки, в ладони, словно экскурсовод, призывал экскурсантов, к вниманию.

Первой, по ступенькам, спустилась выразительная, нарядно, одетая дама, в возрасте, но имеющая вид.

Фигура, у дамы, сохранилась. Бюст, двумя, умопомрачительными, боеголовками, на шаг, опережал, свою обладательницу.

Вызывающе глянув, на Бабия, раскосыми глазами, дама уступила место следующей даме, того, же, примерно, возраста. Вторая ростом не удалась, к тому, же, была похожа на умирающую или на узницу застенков

Бабий, устало, закрыл глаза и подумал:

— Да, с этими, ямс, до морозов, в поле, лежать будет.

Вызывало обеспокоенность, еще, то, что спиртным, от женщин, не пахло.

— Вы, что, же, «День урожая», не празднуете? — Грустно, пошутил он. — Не употребляете?

— Употребляем! — Сказала обладательница, «боеголовок». — Только, не сегодня. Мы, еще — на уколах.

Бабий хотел спросить: «На, каких, таких, уколах?», но промолчал, потому, что из автобуса стали выходить другие пассажиры.

От их вида, у председателя, во рту пересохло, а язык стал вялым и неповоротливым.

Восемь парней, Бабий смог их сосчитать, покинув салон, собрались, в кучу и радостно, разглядывали его, проявляя, какую-то нездоровую заинтересованность.

Многие, весело, гыгыкая, тыкали в него, пальцами и, загадочно, улыбались.

Все они были, подозрительно крупные, мордатые. Форма одежды у всех была однообразная — подтянутые выше пояса, штаны, так, что щиколотки оставались незакрытыми и огромные, клоунские, ботинки, с задранными носами.

Последними, из автобуса, вышли, еще две женщины.

Одна, из них, хлопая, в ладоши сказала:

— Так, мальчики, построились! Разберитесь, по двое. Быстро, быстро!

Повернувшись, к Бабию, она спросила:

— Вы — кто?

— Я — председатель. — С трудом, ворочая, языком, сказал он.

— Так, хорошо, куда идти? Нашим ребятам, в первую очередь, нужно, покушать. Все остальное — потом. Так, куда идти?

— Сюда. — Растерянно, кивнул, на здание пансионата, Бабий.

— Мальчики, разбились, на пары, взялись, за руки и идем, за мной! — Скомандовала женщина.

Ей, энергично, помогала фигуристая.

Узницу замка Иф, происходящее, интересовало мало.

Четвертая, похоже, с деревенскими корнями, с любопытством оглядывала окрестности, не вмешиваясь в воспитательный, процесс.

Словно во сне, Бабий повел группу поддержки в холл пансионата, где, обычно, для горожан оборудовалась столовая.

Холл был завален, колченогими столами и стульями, допотопного фасона.

В нем, несмотря на солнечный день, стоял полумрак из-за, толстого слоя пыли, покрывающего, оконные стекла.

Почерневший, тюль и шторы, кособоко, свисали, к полу.

Мальчики, разинув рты, с интересом, разглядывали место, в которое они попали.

Женская часть, группы, вышла вперед и, уперев руки в бока, осмотрелась.

— И куда, это, мы, пришли? — С угрозой, в голосе, спросила фигуристая.

— Не поняла? — С вызовом, сказала, та, что руководила, больше, всех.

«Ребятишки», услыхав в голосах женщин, настораживающие нотки, покрутили головами и уставились на Бабия, так, словно, ждали, команды намылить ему шею.

Чувствуя, что ему хочется, по маленькому, председатель, растерянно сказал:

— Видите ли, уважаемые…

Здесь, на него, напал кашель.

Откашлявшись, он продолжил:

— Видите ли — дело в том, что, с подобной ситуацией, я сталкиваюсь впервые…

— В каком — смысле? — Спросила руководящая дама. — Только, что назначили?

— Извините…. — Заглядывая, ей, в глаза, вопросительно, сказал Бабий.

— Фаина Геннадьевна.

— Так, вот, Фаина Геннадьевна. Обычно, в первый, день, приезжающих, к нам, мало, интересует питание и обстановка. Обычно, их интересует, совсем другое…

— Ясно! — Весело, сказала, та, что с деревенскими корнями. — Вы нас, не ждали, а мы приперлись!

— В каком-то смысле — да. То есть, нет! Ну, вы сами, понимаете…. — Смущенно, пробормотал председатель.

— Короче! — Решительно, сказала фигуристая.

— Извините, не знаю, как вас зовут?

— Алла Михайловна.

— Очень, приятно! Евгений Васильевич.

— Ну, так — что, Евгений Васильевич? — Не отставала Алла Михайловна. — Вы, что не понимаете, что нашим ребятишкам, нужна располагающая обстановка хорошее питание? Без питания, они становятся раздражительными и способны, на, необдуманные, поступки!

— Я понимаю…

— Просто, так, на голодный желудок, они работать не могут!

— Я понимаю…

— А, раз понимаете — говорите, где продовольственные запасы.

Услышав, о продовольственных запасах, мальчики заволновались и, со всех сторон, обступили председателя.

— Сейчас, сейчас! — Чувствуя, дрожь, во всем теле, прохрипел Бабий и направился к двери, ведущей на кухню.

Группа, добровольцев, не отставая, в полном составе, следовала, за ним.

При виде антисанитарии, царящей, на кухне, Фаина Геннадьевна, громко ахнула и схватилась, за сердце.

— Сейчас, сейчас. — Шептал председатель, бестолково слоняясь, из угла в угол. — Сейчас…

Открыв холодильную камеру, способную вместить мамонта, он растерянно, посмотрел на десяток банок консервов, стопочкой составленных, на деревянной коробке.

За его спиной, воцарилось, напряженное, молчание.

Тут, его, сознание, мало помалу, стало включаться.

— Маргарита! — слабым, голосом, позвал он. — Маргарита!

Никто не ответил, на его призыв.

— Подождите, сейчас. — Жалобно, сказал Бабий и огляделся, по сторонам.

Взгляд, его, уперся в груду картонных, коробок, составленных в углу, помещения.

— Ага! — Обрадовался председатель и ринулся туда.

Рыча, как зверь, он стал, разбрасывать коробки в стороны. За ними, открылся, еще один холодильник — копия первого.

На его дверь был навешен амбарный замок.

— Теперь надо найти ключ. — Бормотал Бабий, оглядываясь, по сторонам.

При виде, второго, холодильника, «мальчики» оживились. Один, из них, покинул строй и направился к агрегату.

— Потап, ты куда? — Ласково, спросила Фаина Геннадьевна.

Потап, молча показал, пальцем, на замок и радостно улыбнулся.

— Открыть хочешь? — спросила Фаина Геннадьевна.

Потап закивал, еще энергичней.

— Хорошо. — Одобрила, его инициативу, Фаина Геннадьевна.

«Мальчик» подошел к холодильнику, пошевелил замок, пальцем, потом, ухватился, за него обеими руками и рванул.

Замок выдержал. Не выдержали, приваренные, к корпусу, стальные скобы.

Потап вырвал, их, с корнем.

Стеснительно, улыбаясь, он вручил замок, председателю и тактично, отошел, в сторону.

Судорожно, хватая ртом воздух, Бабий, осторожно, приоткрыл, дверцу и заглянул внутрь.

Вздохнув, поной грудью, он распахнул, дверцу, настежь и, радостно, воскликнул:

— Есть! Есть, продовольственные запасы!

Группа сгрудилась, за его спиной. Увидев на лицах «мальчиков», радостные улыбки, председатель, немного, окреп духом и стал давать, пояснения:

— Понимаете, обычно, подмога, прибывает, к нам, в невменяемом, состоянии. Маргарита Андреевна справиться, с ними, в первые дни, не может, поэтому большую часть продуктов, пока все не придет, в норму, приходится укрывать. В противном случае, все будет не столько растащено, сколько приведено в негодность. Короче пропадет, ни за что!

— Ясно. — Выступив, вперед, сказала Фаина Геннадьевна. — Продукты, вижу, только, надо, еще проверить, что, тут, поналожено!

Она повернулась, лицом к своим и продолжила:

— Сейчас, ребята, вы сходите, с ….

— Евгений Васильевич. — Услужливо, подсказал Бабий.

— Сходите, с дядей Жорой, в поле, а тетя Фаина, пока, приготовит завтрак.

«Мальчики», отозвались, на ее речь, радостным мычанием.

— Еще! — Фаина Геннадьевна, ткнула, пальцем, в грудь, Бабия. — Нам, нужна, посуда…

— Посуды хватает! — Заверил, ее, председатель.

— Посмотрим. — Недоверчиво, сказала Фаина Геннадьевна.

— Еще, нужны моющие средства, постельное белье и сменная одежда, для ребятишек.

— Сделаю. — Заверил, ее, Бабий. — Сейчас, же, организую.

— Девки, со мной, кто останется? — Обратилась, женщина, к своим.

— Я, в поле, пойду. — Помотала, головой, Алла Михайловна. — С недоверием, оглядывая, замызганную, кухню.

— Тогда, бери, с собой Ганну, а Нинка, мне, поможет. — Решила Фаина Геннадьевна.

— Ну, что Евгений Васильевич, пошли! — Хлопнула, председателя, по плечу, Алла Михайловна.

— Куда? — Встрепенулся он.

— В поле. — Сказала Алла Михайловна. — Покажете фронт, работ.

Благо, необъятное, поле ямса, раскинулось, прямо, перед пансионатом и идти было недалеко.

Бабий подвел бригаду, к краю плантации и стал объяснять:

— Видите, вот эту каталку, на колесах? Ее ширина, соответствует ширине колеи подборщика. Двигая каталку, перед собой, нужно отбрасывать ямс, в стороны, чтобы расчистить колею для прохода машин…

— Ладушки! — Махнула, рукой, Ганна. — Кому, вы объясняете?! Лучше скажите, рукавицы, где?

— Все, есть, в пристройке, только, не знаю, где Маргарита… Ключ — у нее. Может, Потап, откроет?

— Потап, откроет. — Успокоила, его, Алла Михайловна.

Разобравшись с рукавицами, Бабий отвел, в сторону, водителя и, угрожающе, спросил:

— Ты, кого привез? Кого привез, я спрашиваю?

— Так, сами, велели…. — Развел, руками, Заяц.

— Я велел, санитаров привезти, санитарок, на худой конец!

— Я, так и подумал… Бабы, да эти… Мордатые! Вылитые санитары. Уже, когда отъехал, так разобрался…. Поворачивать, поздно было!

— Ну, я, тебе, этих «санитаров», еще припомню! — Зло, сказал председатель. — Езжай, за мной!

— Куда?

— В правление!

По дороге, он прикидывал в уме, различные варианты, избавления, от навязанного колхозу контингента, но придумать, ничего, не смог.

— Объедят, все уши! — Стонал он, глядя на дорогу и не замечая выбоин. — Господи, придется, кормить, эту ораву, иначе разнесут, пансионат, по бревнышку! Эти, если, начнут, рыться, в поисках, пропитания — фундамент, сковырнут! Плюс, ко всему — придется нанимать, людей, со стороны…. Этим нанятым придется платить и кормить, тоже, придется….

Приехав, в правление, Бабий, ворвался в бухгалтерию, где в одиночестве, коротала, денек главбух Ирина Витольдовна Цуркан-Чало.

— Так, Ирина Витольдовна, у вас, как все готово, к приему, городских? — Грозно, спросил, он, с порога.

— Держите, себя, в руках! — Высокомерно, сказала Ирина Витольдовна. — Не надо, на меня, кричать!

Бабий, понял, что допустил, промашку, и моментально, остыл.

Ирина Витольдовна, мало, того, что была прекрасным специалистом, но вдобавок, ко всему, считалась, первой красавицей на селе.

Да, что, там — на селе! Во всем районе, а может, даже, во всей области, не было, такого привлекательного бухгалтера, как Ирина Витольдовна Цуркан-Чало!

— Извините, Ирина Витольдовна, я — не в себе!

— Что случилось?

Бабий, подробно, обрисовал, ситуацию.

— Что собираетесь делать? — Выслушав, его, спросила главбух.

— Кормить, их придется, никуда, не денешься. — Вздохнул Бабий. — Иначе, раскатают, пансионат, по бревнышку… Постели, им везти, тоже, придется. Делать, нечего. Подождем денька три. Я посоветуюсь, в «районе», что можно сделать…

— Ну и замечательно. — Сказала Ирина Витольдовна. — Белье и продукты, значит, я выписываю.

После, обеда, загрузив, автобус всем необходимым, Бабий загрузился сам и велел Зайцу, ехать, в пансионат.

Всю дорогу, он трагически, молчал.

Водитель, чувствуя, за собой, долю, вины, тоже был молчалив.

Прибыв, на место и выходя из автобуса, Бабий, неожиданно, запнулся. Ощущение было, такое, словно, он, что-то, вспомнил и, сразу, забыл.

Спустившись, на землю, он сообразил, что это было не воспоминание, а просто, перед глазами, на секунду мелькнуло, странное видение.

Бабий вернулся в автобус, и снова, стал медленно спускаться по ступенькам, на этот раз, зорко присматриваясь, к окружающей действительности.

Спустившись на одну ступеньку, он, замер, вытянув шею, взглянул, куда-то в даль, потом сошел вниз и быстро, пошел прочь, со двора.

Заяц наблюдавший, за манипуляциями начальства, со своего, водительского места, вылез из кабины и пошел следом.

— Непонятно, что, у него, на уме. — Думал он, по дороге. — Может, сбрендил, из-за меня. Теперь идет к единомышленникам. Хочет влиться, в родственный коллектив.

Выйдя, со двора, Заяц увидел, председателя. Тот стоял, на краю ямсового поля. Легкий ветерок, трепал, его волосы.

— Заяц, ты, это, видишь? — С благоговением, в голосе, спросил Бабий.

— Вижу! — Тихо ответил Заяц, глядя, на две аккуратные, идеально, правильные колеи, уходящие, к темнеющему горизонту.

Вдали, там, где ямс сходился с кукурузой, просматривалась, группа людей и смутные очертания, разметочной, тележки.

— Так! — Расправил, плечи, председатель. — Пошли, выгружаться! Люди вернуться усталые, а постели не готовы!

На подходе к зданию пансионата, он увидел груду, хлама, вынесенного, наружу.

Велев, водителю, повременить, с выгрузкой, Бабий поспешил, внутрь.

Оказавшись, в холле, он, внутренние, ахнул.

Помещение было залито, ярким, светом. Сорванные шторы и гардины, валялись, в углу. Окна были распахнуты, настежь.

Фаина Геннадьевна и вторая приезжая, похожая, на недавно амнистированную, стоя, на подоконниках, мыли стекла.

— Что, здесь — у вас? — Робко, спросил Бабий.

— Это, что, здесь — у вас?! — Отозвалась Фаина Геннадьевна. — До, чего вы дожились! Это же — Федорино горе, а не помещение! Как, тут, жить можно!

Она, разразилась длинной проповедью, о пользе чистоты и правилах гигиены.

Бабий, покорно выслушал, отповедь, прерванную, появлением Маргариты, с двумя ведрами воды, в руках.

— Фаина Геннадьевна, я чистенькой водички, принесла. — Заискивающе, сказала Маргарита.

— Хорошо. Эту воду оставь. Грязную, иди — вылей. Только, у крыльца, не выливать! Отнеси подальше, к забору!

Фаина Геннадьевна, стала слезать, с подоконника.

Бабий рванулся, к ней, чтобы, вовремя, подать руку.

— Значит, так! — Грозно, сказала Фаина Геннадьевна. — У половины продуктов, срок годности или кончился или подходит, к концу! Электрочайник, только, один…

— Погодите, минутку! — Театрально, взмахнул, руками, председатель и достал блокнот. — Говорите, что, вам, требуется. Все, что будет, в моих силах — сделаю!

Когда Сашка вылез, из погреба, на свет, божий, была вторая половина дня. Потянувшись, он прошелся по двору, разминая, атрофировавшиеся, за пять дней добровольного, заточения, члены.

— Сашка, это — ты, тут ходишь?

— А, кто — еще?

— Погреться вылез? Или — как?

— Пойду, тетя Валя.

— Пойдешь? Смотри — сам. Тебе виднее. — Сказала Валентина Семеновна, хозяйка дома, в Погорельцах.

— Да, можно идти. Чувствую — трезвый, как стеклышко.

— Перекусишь, на дорожку?

— Лучше, налегке, пойду

— Тебе виднее.

Сашка Меченый, он, же — Молочаевский Гоблин, слазил в погреб, вытащил вилку компьютера, из розетки, погасил свет и, взяв рюкзак, снова выбрался во двор.

— Ну, до свиданья, тетя Валя!

— До свидания, «племянничек»! Не забывай — звони!

— Как, что будет — позвоню. Грибы будешь брать?

— Ты, пока, ягоду давай. С грибами, потом, разберемся.

Гоблин, махнув, рукой, закинул рюкзак на плечи, и пошел, со двора.

Проходя, через деревню, он, молча, помахивал рукой, отвечая на редкие приветствия. Народу, в страду, в Погорельцах, было мало.

Выйдя на дорогу, ведущую к Молочаевке, он поправил рюкзак, и неспешно пошел вперед, туда, где темный, клин леса, разрезая колхозные поля, ближе всего, подступал, к дороге.

Пройдя, с полкилометра, Гоблин увидел впереди, идущую встречным курсом, странную процессию. Издали, она напоминала, известную, картину «Бурлаки на волге».

Метров за сто, он опознал идущих, вернее, тянущих — партизаны!

Впрягшись, в передок телеги, четыре брата шли, шумно гомоня, видимо обсуждая, какое-то, спорное дело. На время, они примолкли, потом, узнав Гоблина, снова, приступили к обсуждению.

Когда, они сошлись, дискуссия, была приостановлена.

— Здорово! — Поздоровался гоблин.

Валерик, скинув лямку, с плеча, вылез вперед и протянул ему руку.

— Не дыши, на меня. — Поморщился Сашка.

— Здорово. — Ответил, тот, отступая назад, и поднимая руки, вверх, словно, сдаваясь в плен.

— В лес, собрался? — Понимающе, спросил Коля.

— Ага! А, вы, куда стремитесь?

— К светлому будущему! — Весело, сказал Пашка, не имевший понятия, что это — за будущее, такое светлое. Он, лишь, смутно помнил, что покойный отец, говорил ему, что все туда раньше стремились, а, потом развалили союз.

— Мотаемся, как проклятые! — Сказал Коля. — Один, козел, нас, сегодня, так, подставил, злости не хватает!

Коля озабочено, покачал головой.

— Закурим?

— Можно. — Ответил Гоблин и, сам, достал сигареты.

Все закурили.

— Понимаешь, сегодня, какой-то, городской придурок, к нам приперся, бензином торговать.

— Прямо, к вам? — Заинтересовался Сашка.

— В наши края.

— А!

— Сам, понимаешь — чужие, здесь, не ходят! Ну, мы, его, аккуратно, вырубили и товар экспроприировали.

— Правильно. — Согласился гоблин. — Тут, своих самогонщиков хватает! А, чем, клиента приводили, в кондицию? Попить, чего, дали или помазали, чем?

— Не. Клиент осторожный попался. Но, у Пашки, всегда — клизма, в рукаве.

— Понял.

Гоблин знал этот метод, приведения, жертвы, в бессознательное состояние. В обычную медицинскую клизму, засыпался, измельченный в пыль, «коктейль», из сушеных грибов. Остальное, было, делом техники. Главное, было, распылив порошок, вблизи лица, клиента, не надышаться, самому.

Пашка, по слухам, в этом деле, был виртуозом.

— Короче! Клиент уснул. Мы первую партию погрузили и повезли, в Погорельцы. Солнце — в зените, но дотянули! Заволокли к «Шалому». Ну, ты — знаешь!

— Знаю.

— Он, мужик справедливый, добросовестный. Ладно, говорит, возьму. Договорились о цене. Он лактометр взял горючку проверил. Вижу — удивился. Что не так, спрашиваю. Он говорит: «Все — так! Даже — очень! Прямо — авиационное топливо, а не бензин! Я, маловато, вам пообещал и, от щедрого сердца, добавлю, еще». Мы, конечно, радуемся — повезло, то, как!

Коля замолчал и мрачно вздохнул.

— Чего, такое? — Спросил гоблин.

— Рано радовались. — Ответил Коля. — Пошли за остатком, Погрузили. Приволокли, на одном вздохе. «Шалый», опять качество проверил, лактометр, тряпочкой, протер, вижу — опять, удивился. У меня, прямо, сердце замерло. Неужто, думаю, еще накинет? Ага, накинул!

Все четверо, разом, вздохнули.

— Чего — такое? — Весело, спросил гоблин.

— Чего, чего? «Так, дело, у нас, не пойдет!» — Говорит «Шалый». — Загружайте, свое, добро, обратно.

— Чего случилось?

— Чего, чего? Горючка хмельная, оказалась. Салфетка пробная фиолетом окрасилась. Сам знаешь — такую горючку, залей, с километр проедешь — движок, можно выбрасывать!

— Да, это дело — хреновое! — Согласился гоблин.

— Мы, прямо, руки опустили. «Извини!» — Говорим. — «Мы, без, злого умысла!» «Верю!» — Говорит «Шалый», только, волоките, эту дрянь, с, моего, двора. Это — мне, без надобности». Потом, видит — мы совсем потухли. Вынес вискаря. Мы дернули — в голове, прояснилось. Рванули обратно. Представляешь — солнце, еще в зените, а мы с телегой — дурни, дурнями. Дрянь эту в поле не бросишь. Пришлось везти обратно. Хорошо Шалый, нас подзаправил, на две ходки. А, так бы пропали.

— Да представляю. А, это, что, сейчас, тяните?

— Движок мерседесовский. Не захотел, гад, по-хорошему — будет, по-плохому!

Братья накинули, лямки, на плечи, и поволокли, свой, груз, дальше.

Гоблин, проводил, их, долгим, задумчивым, взглядом и пошел вперед.

Там, где лес сближался, с дорогой Молочаевка — Погорельцы, в его сторону отходила, грунтовая дорога, проложенная, монтажниками, для установки ограждения.

На дороге, отчетливо, отпечатались, колеи, от двуколки Понаморей.

Вдали, у кромки леса, на краю ямсового, поля, что-то темнело, видимо — машина, того самого, заезжего спекулянта.

Направляясь туда, Сашка, никак не мог, взять в толк, что, здесь, понадобилось придурку-горожанину. Теперь, когда почти в каждом колхозе была, своя, перегонная установка, сельчане не испытывали дефицита, горючего. Они, сами, могли продать его, сколько угодно. Правда, не рапсового, а из маниока. Повсеместно, считалось, что маниочное — ниже классом, хотя специалисты, разницы, не находили.

Приблизившись к машине, грузовому «Мерседесу», с оголенным, лишенным брезента, кузовом, гоблин внимательно осмотрелся.

Понамори, никогда, не проявляли, садистских наклонностей. Так и сейчас, спящего водителя, отволокли, к самой машине, где он находился, в тени, а не жарился, на солнце.

Это был розовощекий, плотненький, парень, без особых примет, в стандартной, одежде. Он тихонько, похрапывал, погруженный, в сладкие, наркотические, видения.

— Хорошо, если, до росы, проснется. — Подумал гоблин. — Рассветы, уже — холодные. Замерзнет и простудится, бедолага!

Двадцатилитровые, пластиковые, емкости, с горючим, были свалены, немного, поодаль. Понамори, демонстративно, раскидали, хмельную горючку, высказав, таким образом, свое презрение, к негодному товару.

В кармане, у спящего, зазвонил мобильник. Звонил долго и настойчиво. Когда он, умолк, Саша обошел машину кругом и, ничего, полезного, для себя, не обнаружил.

Когда он уходил, мобильник зазвонил снова.

Он, уже подлез, под проволоку, а телефон, все звонил-надрывался, не давая, ему сосредоточиться.

Наконец, электронные, трели стихли.

Гоблин стоял, на довольно заметной тропинке, уходящей, в лесную чащу и, молча смотрел, на лес.

За эту привычку «лесовиков», постоять немного, прежде чем войти в лес, в народе ходили слухи, что они, в это время, читают свои секретные заговоры, отводя всякую напасть.

На самом деле, гоблин, просто слушал и смотрел. Если не топорщатся ветки, не порошит, в глаза, пыльцой — идти можно. Если, по другому, лучше, не суйся! Правда, несмотря на молодые годы Меченый был полным гоблином, а не каким-нибудь юниором. Он мог, без большого ущерба для себя, ходить, даже, по запыленному лесу. Только, без особой нужды, вступать в неуравновешенную среду, не хотелось. Тем более заниматься промыслом, когда в лесу метет, было невозможно.

Сегодня, все выглядело, как-то странно. В воздухе, присутствовала, непонятная напряженность, но деревья были спокойны.

— Идти, не идти? — Подумал Сашка. — А, была, не была — не возвращаться, же, обратно! Чуть, что — на месте пережду.

Приняв решение, он шагнул вперед. Тропинка, заросшая, по краям, мелкими кактусами, обозначена была четко, и идти, по ней не составляло, особого труда.

Оказавшись, в тени, деревьев, он приостановился, подышал лесным воздухом и, не ощутив никаких побочных эффектов, пошел дальше.

Радостно, пели птички. Листья, трепеща, на ветру, бросали на тропинку, скользящие тени.

Нервное, напряжение, у гоблина, стало спадать. Враждебная людям, среда, стала родной и близкой.

И вдруг…. Обломанная ветка! Гоблин остановился, не веря, своим глазам. Ветка, не была, случайно, обломана. Судя, по толщине и положению, ее обломали нарочито.

— Мама, родная! Это, что, такое, творится, на, белом, свете!

Гоблин осторожно, обошел, это место и, дальше, пошел медленнее.

Вот здесь, чья-то нога, подфутболила, беззащитный, гриб-сыроежку оставшийся съедобным, даже, в, нынешние времена. Дальше виднелись помятые листья папоротника.

— Что, за напасть? — Подумалось, ему.

Теперь, он шел, очень осторожно — поминутно, останавливаясь и оглядываясь, по сторонам.

Богатый опыт, блужданий, по лесам, говорил ему, что сейчас опасности нет и все — спокойно. Только было непонятно, отчего — так?

Когда, справа от тропинки, обозначился небольшой просвет, он пошел, еще осторожнее. Потом, увидел, на тропинке, человеческие ноги, обутые в оранжевые кроссовки и, пожухлый цветок красной орхидеи, нависший, над тропинкой.

Вблизи, ноги имели продолжение, в виде мужского, тела, облаченного в кожаную куртку, с множеством карманов.

Тело мужчины было перевито, воздушными корнями, той, самой, орхидеи, которая, еще, полностью не сомкнула свои объятья.

— Да, мужик, ты — попал, конкретно! — Почесался гоблин. — На районе, дитенок, еще говорить не умеет, а, уже, знает, что красная орхидея зацвела, это — смерть неминучая! Увидел, что расцвела — задерживай дыхание и уходи, куда подальше! Интересно, ты был — молодой недоумок, или — придурок старый?

Лица покойника, было не разобрать, из-за копошащейся, на голове, массы, оранжевых насекомых.

Потом, его взгляд упал, на, измочаленный стебель цветка, который, судя по всему, пытались сорвать

— Интересно, для кого, ты, предназначался, цветочек аленький? — Тихо, спросил, сам, себя Сашка.

Глава семнадцатая

Над усадьбой «Веселый дворик», воскресное утро, окрасилось бледно-розовой зарей, предвещавшей ясный, безветренный день.

Алена проснулась, рано и, хотя, Туманова предупреждала ее, чтобы она вела, себя естественно, не смогла улежать, в постели и вскочила.

Считая, что не стоит, в такую рань, лезть, на глаза прислуге, она тихонько села, у окошка и стала смотреть, во двор.

Рассвет не произвел, на нее, особого впечатления, потому, что Белая — Чернышевская считала, что рассвет, обязательно должен быть ярко-красным. Как в песне, которую, по утрам, любил напевать отец: «Утро красит, красным светом, стены, древнего Кремля….».

— Как, все-таки, у них, все — убого. — Вдруг, подумала, она, ни с того, ни с сего.

После тюремной камеры, место, куда ее привезли, показалось, Алене прекрасным.

Теперь, деревянные срубы, зданий и ограда из жердей, казались, ей смешными и нелепыми.

Только здешний сад, заслуживал, быть перенесенным, на одну, из отцовских вилл, где-нибудь, в средней полосе. Как сказал, тот мент: «Футуристический пейзаж»!

— Ага, вот и Ванька, вылез, из сторожки! — Отметила она, про себя. — Хоть бы не начал мочиться, посреди двора.

Довольно, симпатичный, внешне, но полный, полудурок, в умственном развитии, этот страж порядка вызывал, у Алены, смешанные чувства. С одной стороны — он был смешон, с другой, ей было, его, немножечко, жалко.

Вчера, его на смену, привез, какой- то офицер и на вопрос, сменяющегося дяди Пети, почему не заступает Миклашевский, ответил:

— На больничном — Миклашевский. Этот кадр, подежурит. Старший сержант Лобанок.

После отъезда начальства, Ваня, как представился, заступивший на смену, с серьезным видом проверил, хорошо ли сидит, на ней, электронный браслет. На замечание, Алены, что у него в будке запищит, если браслет расстегнется, Ваня ответил:

— Так, положено!

Потом, он выложил Алене, что, его прислали, сюда, в качестве «усиления», потому, что он очень опытный сотрудник. Правда, ему, сказали, что он, здесь — временно. Он, сам, правда, не горит желанием, застрять, здесь, надолго. Ведь, он работает, на «Жданах», охраняет рынок.

Позже, Алена слышала, как заведующая, Анна Леонидовна, говорила, кастелянше:

— Прибери, все, с глаз, долой! Слыхала, этот соколик, на «Жданах», сторожует! С ним, надо, держать, ухо, востро! Враз, приберет, что плохо лежит!

Покрутившись, вокруг Алены и поняв, что сердечного разговора, у них не получится, Ваня переключился, на горничную Веронику.

Та ответила, на его поползновения, легким флиртом, и привратник воспрял, духом.

Ваня, походив по двору, скрылся, с глаз, и Алене стало скучно.

Поскучав, еще, немного, у окошка, девушка начала зевать и решила, поспать, еще чуть-чуть.

Проснулась, она, как дома, аккурат, к завтраку. Во дворе, слышались голоса.

Выглянув в окошко, Алена увидела, что Ваня крутится возле второй горничной — Вики, которая, по своему обыкновению, загорала, вытащив шезлонг на солнце.

— Прямо, копытом бьет! Как — жеребец! — подумала она, а вслух добавила:

— Как — мачо!

Тут, Алена рассмеялась, потому, что вспомнила беседу, с дочерью, отцовского приятеля.

Маргарита, так звали ту, сногсшибательно-гламурную деву, рассказывая о своем бой-френде, назвала, его «настоящим мачо».

На, это, Алена заметила:

— Вообще-то, по-итальянски, «мачо», означает жеребец. И, не просто, жеребец, а — жеребец-производитель. Тот, который предназначен, только, для удовлетворения, кобыльей похоти. В конце концов, он конечно — лошадь, но, в сущности — скотина безрогая! Мне бы не хотелось, чтобы рядом со мной, находился человек, которого можно было ассоциировать с, безмозглым скотом.

Выражение, лица, тогда, у Маргариты, стало приятно отупелым, хотя было непонятно, от чего? То ли она обиделась, то ли ничего, не поняла, из сказанного.

Понаблюдав, еще немного, за Ваней, Алена решила, про себя:

— Нет, он — не «мачо»! Он — косячный жеребец, которым двигают, не меркантильные намерения, а любовь, к процессу! Такой соберет, вокруг себя табун и глотку перегрызет, любому, кто покуситься на его кобылок!

После завтрака, Алена намекнула Веронике, что засиделась и не прочь прогуляться, скажем, после обеда.

— Пойду, спрошу — что Ванька скажет!

— Ага! — Подумала Алена. — Ваня превратился в Ваньку! На этом направлении, процесс, у него, пошел!

Вернувшись, Вероника, сказала:

— Говорит — можно! Только, это…. — Потупилась девушка. — Он говорит, что местность, для него — незнакомая. Просит, что бы я пошла с вами…. Можно, так?

— Конечно! — Радостно, сказала Алена, так, будет, еще лучше!

— Ладушки!

В голосе, Вероники, послышалось смущение.

— Скажете, когда захочет идти!

Когда горничная ушла, Алена, чувствуя, как внутри нарастает напряжение, упала на кровать и попыталась успокоиться.

От лежания, нервоз, стал, только усиливаться, и Алена пошла, в сад.

В саду, она начала успокаиваться.

— Помогают, что ли, эти коряги, загогулистые? — Подумала она и спохватилась:

— Конечно, помогают, они, же — туристические! Вот, они и помогают! Я, ведь — туристка! Милиционер, тогда, их так и назвал — туристические. Это Ирина, его поправила, сказала: «Футуристические»!

Алена развеселилась и, полностью, пришла, в себя.

Время, все ближе, подходило, к обеду, но чувство, тревоги, больше не приходило.

Обедали, в усадьбе — кто, как. Милиционерам, еду, обычно, относила повариха Надя. Иногда, тем, хватало. Иногда, они, захаживали, за добавкой. Остальные, садились, вместе, за общий стол, в малой столовой.

Дворника Владимировича допускали к совместной трапезе, если он был абсолютно трезвый, что, видимо, случалось, крайне, редко. По крайней мере, за все время пребывания в «отеле», Алена, его, ни разу, за столом, не видела.

Ей, самой, было предложено, принимать пищу по собственному усмотрению — хочешь со всеми, хочешь у себя, в комнате.

В первый, день, она ела, у себя. Потом, решила выходить, к, общему, столу.

Сегодня, обеденный стол был накрыт без обычной для Нади, задержки, что было здесь, обычным явлением, а точно в срок.

Дворник Владимирович, явившись, к столу, даже, выразил, по этому поводу, легкое недоумение.

— Так, праздник, то — какой! — Сказала Надя, всплеснув, руками. — Владимирович, сообщил, что, к столу, пожалует! Как, я могу, дорого гостя, задерживать!

— Ване, то, поесть отнесла? — Поинтересовалась заведующая.

— А, то, как, же! — Сказала Надя. — Супу, не захотел! Говорит, мне, лучше, бифштексов, побольше! Привередливый!

Обед прошел, довольно, весело. Заведующая и повариха, все время подтрунивали дворника, убеждая его, порвать с «зеленым змием» и питаться прилично, за столом, а не у себя, «в конуре».

После обеда, Алена, подошла, к Веронике, и спросила:

— Так, что — пойдем, пройдемся?

— Угу! Сейчас! Только, Ване, скажу!

Вернувшись, Вероника, радостно, улыбаясь, сказала:

— Пошли! Говорит, можно идти!

Ваня, поджидал, их, у ворот. Для прогулки, он, можно сказать, принарядился — застегнул мундир, на все пуговицы, и смахнул пыль, с ботинок.

Девушки, молча прошли, мимо него. Вероника, даже, гордо, задрала нос, кверху.

Выйдя, за ворота, Алена взяла спутницу, под руку. Ваня, обмахиваясь пучком, травы, шел следом, и, проявляя бдительность не только, разглядывал, их со спины, но и вертел головой по сторонам.

Выйдя на асфальт, девушки, разом, не сговариваясь, повернули, в сторону деревни.

Заметив, на краю, кукурузного поля, синюю машину, Алена спросила:

— А, там — кто?

— Орнитологи. — Сказала, Вероника.

— Что — за орнитологи? — Насторожился Ваня.

— Ученые. Птиц изучают. — Пояснила девушка, явно, демонстрируя, перед ухажером, собственное, превосходство. — К нам, в усадьбу, заезжали. Спрашивали, может, можно остановиться. Потом, в деревню, поехали. Теперь, у тетки, моей квартируют.

— У, тебя, тут, что — тетка? — Поинтересовался конвоир.

— Да. — Гордо, повела плечами, Вероника. — Тетка Эвелина!

— Вы, не из дворян — будете?

— Чего, это?

— Ты — Вероника, тетка, у тебя — Эвелина! Имена — такие аристократические!

— Да, ну — тебя! Из простых — мы!

— А, можно, мне посмотреть, что они, там, делают? — Прервала их милую, беседу, Алена.

Ваня, мгновенно, насупился, но, как-то несерьезно.

— Ой! Ой, какие мы — строгие! — Насмешливо, сказала Вероника.

— Так и быть, можно.

Направляясь, в сторону «орнитологов», Алена, снисходительно, не прислушивалась, к завязавшейся беседе, между горничной и милиционером.

Ирина встретила, ее, в наушниках и с, небольшим, микрофоном в руках.

В кабине, положив руки на руль, сидел, какой-то, уж очень, мрачный тип, похожий на наемного убийцу.

— Вот, это — любовь! — Улыбнулась, Туманова, Алене, выразительно, кивнув в сторону, оставшейся, на дороге, парочки.

Алена, помня инструкции, ничего, не сказала, вслух, только, вопросительно, кивнула.

— Все — в порядке. Говорить, можно. — Сказала Ирина. — Вокруг, все чисто! Давай, присядем, вот, здесь — что бы быть, на виду.

Они сели, на какие-то, чемоданы, друг, против друга.

— Ты — как? — спросила Ирина.

— Нормально.

— Я браслетик, с тебя, сниму, когда вертолет сядет, или чуть, позже.

— Хорошо. — Кивнула Алена.

Вчера, ночью, Туманова осмотрев замок приспособления, сразу заявила, что «такое барахло», в России, уже давно не делают.

— Каменный век! — Подвела, она тогда, общий итог.

— Алена! Алена! — Позвала, ее Вероника, махая рукой.

— Да!

Алена поднялась и помахала, в ответ.

— Мы, у тети, будем! Белый дом! Крайний! Ты, только, долго, не задерживайся!

— Хорошо!

— Пятнадцать минут! — Крикнул Ваня и, делая замысловатые зигзаги, поспешил, вслед, за своей, пассией.

— Вертолет, скоро, прилетит? — Спросила Алена.

— Уже близко. Тебе, не слышно, еще, а я, его, уже слышу.

Вскоре и Алена, без всякого, спецоборудования уловила, вдали, еле слышный рокот.

Шум, винтов, все нарастал, и она чувствовала, как начинают дрожать, колени.

Видно, по разлившейся по, ее лицу бледности, Ирина угадала, что винтокрылая машина находится, в пределах обычной, слышимости. Сняв, наушники, и похлопав, Алену по плечу, Туманова сказала:

— Ну, вот — почти, все…. Сейчас загрузимся и полетим. Хмурый субъект, вылез из кабины и, задрав голову, вверх, сказал:

— Вон — они! Летят!

Сидя, за столом, у тети Эвелины, милиционер Ваня, подробно и обстоятельно объяснял, двум женщинам преимущества Департамента охраны, перед, обычной, патрульно-постовой службой.

Пить, Ваня отказался, но, на шинку, приналег изрядно.

Заслышав, шум вертолета, он, прервав, пафосный монолог, поднял голову:

— Это, чего, там — такое?

— Летит, что-то. — Беззаботно, сказала Вероника.

— Так, не опыляют, уже?

— Не опыляют. — Подтвердила, Эвелина Борисовна. — Только, все равно летать, не перестали. Делать, им, видно, нечего!

— Вот, вы, Эвелина Борисовна, зря, говорите, что мы, там, крохоборничаем! — Продолжил Ваня. — Ничего подобного! Просто, в силу обстоятельств, нам, известно до какой нижней планки, может опустить цену, продавец….

Когда вертолет приблизился, к деревне, Ваня, снова, замолчал, и даже поднял голову кверху, ожидая пролета воздушной машины.

Однако вертолет, над столом, не появлялся, хотя гудел, все громче и громче.

— Так, он садится! — Оторопело, сказал он. — Ничего, не понимаю….

Милиционер, растерянно, взглянул, на женщин, пребывающих в состоянии полной безмятежности. Потом его взгляд упал, на, переносной, приемник сигналов тревоги.

Все было в норме.

— Надо, идти посмотреть… — Начал подниматься Ваня, из-за стола.

— Сидите, сержант! — Строго и очень официально сказала Вероника, разворачивая, у него, под носом, неизвестно, откуда, взявшуюся красную книжечку.

Там была ее фотография и надпись со словами: « …Комитет государственной безопасности….».

— Это, чего, такое? Что, за шутки?

— Сидеть, кому говорю….

Голос Вероники звучал нежно, но глаза, были холодными.

— Ты чего? — Грозно спросил Ваня, расправляя плечи.

— Сержант, сидите, спокойно! Комитет Государственной Безопасности! — Послышался голос, с крыльца.

Повернув голову в ту сторону, он увидел молодого крепко сбитого паренька, в цивильном костюме.

Этому, можно было верить, что он оттуда, откуда представился. Поэтому милиционер опустил, пятую точку, обратно, на стул и притих.

— Что там? — Спросила Вероника, у стоящего, на крыльце, паренька.

Тот, в свою, очередь, задрал голову, вверх и задал, кому-то невидимому, аналогичный вопрос.

— Вертолет сел. Горючее заливают. — Ответили, сверху.

Вслед, за этим, во дворе, воцарилась тишина. Только, стул поскрипывал, под нервничающим Ваней.

— Все! Садятся! И машина отъезжает! — Раздался голос из, слухового, окошка. — Дамочки, в вертолете, мужики, на колесах!

— Сержант, за мной! — Скомандовала Вероника и бегом бросилась, со двора. Ваня, еле, поспевал, за ней.

Выбежав за околицу, девушка остановилась и, держа, руку, козырьком, проводила взглядом, взлетающий вертолет.

Синего микроавтобуса, след простыл. Вертолет, набирая высоту, развернулся, лег, на курс и стал медленно удаляться, в синие дали.

— Отправляйтесь, на пост, сержант! — Скомандовала, Ване, Вероника и, когда он растерянно взглянул, на нее, добавила, уже мягче:

— Топай, топай, служивый. Садись, в сторожку и, носа, оттуда, не высовывай. Что непонятно? Шагом, марш!

Милиционер не, то, что зашагал — бегом побежал, проявляя удивительную для сидячего образа жизни, резвость.

Вероника, решив подождать, пока вертолет не скроется, из вида, заметила, что Ваня, свернул не к усадьбе, а на место стоянки «орнитологов».

— Вот — придурок! — Подумала она.

Добежав, до кукурузного поля, страж правопорядка, стал бродить туда-сюда, растерянно, разводя, руками и время от времени, поглядывая в небо.

Однако наслаждаться, зрелищем, метаний молодого Лобанка, не было времени. Вероника развернулась и, спешным шагом, двинулась, на подворье, Эвелины Борисовны.

Прошло, уже три часа, с, тех, пор, как пилот отправился, за горючим.

Истомленная, ожиданием, Алена, уже практически, каждые, пять минут, спрашивала Туманову: «Скоро?» или «Ну, куда, он, делся?»

Туманова, сама, стала проявлять признаки беспокойства, хотя, внешне оставалась веселой и беззаботной.

— Ну, давай, я, сама, схожу, посмотрю…. — Наконец, решила она.

— Нет! Не надо! — Сказала Алена, тревожно, оглядываясь, по сторонам.

Пилот посадил, машину, прямо, в кратер, в центре невысокого холма. Кратер был, неестественного происхождения. Когда-то, здесь был карьер, в котором брали песок и гравий. Условия, для растительности, благодаря интенсивной человеческой деятельности, здесь были экстремальные, поэтому лесной поросли, на дне впадины не было. Сначала, здесь, попробовали, обосноваться, сорняки, но, потом, их вытеснили кактусы.

Таким, образом, посреди леса, существовала проплешина, пригодная, для безопасного пребывания человека.

По краям обрыва темнел, непроходимый лес, тревожно покачивая ветками.

— Нет. Надо сходить посмотреть — что, они, там, возятся! — Наконец, решила Туманова., начиная подозревать, нехорошее,

— Нет, не уходи, может, они, сейчас, придут! — Чуть не плача, попросила Алена, и Туманова решила подождать, еще немного.

Когда терпение, у нее самой, было, уже, на пределе, Алена, вдруг, сказала:

— Смотри — человек!

Туманова, встав, с колеса, на котором сидела, стала вглядываться, в тропинку, по которой, ушел пилот, но Алена сказала:

— Да, не — там! Наверху!

Туманова покрутила головой и увидела, на краю, обрыва человека. Тот стоял, малозаметный, на фоне леса, и внимательно, разглядывал их.

— Это, ведь, не Петя? — Спросила Алена.

Туманова молча покачала головой.

Человек постоял еще немного и двинулся, вдоль обрыва, к тому месту, где находился вход, в котловину.

Человек двигался, неспешно, часто останавливаясь и прислушиваясь, к чему-то. Может, к пению птиц, а, может, к шороху листвы.

Вскоре он пропал, на короткое время, из виду и, снова, оказался, на виду, уже шагающим по тропинке.

Когда неизвестный приблизился, девушки насторожились. Вид, его, был ужасен. Человек был небрит, не стрижен, и одет, в поношенную одежду. Правда, от него, не пахло и, старенькая одежда, была выстирана.

Даже, под щетиной, благо, она росла пучками, было видно, что кожа у незнакомца, смуглая. Лицо у него было, немного перекошено и, кое-где как у, бывалого, кота, покрыто шрамами.

Туманова скосив глаза, на подопечную, заметила, что та, скорее удивлена, чем напугана. Сама она, была настороже, но явная угроза, пока, не просматривалась.

Не скрывая удивления, человек, оглядел их, правда, без, всякой, похабщины и сказал:

— Здрасте! Я — Саша Меченый. Местный гоблин. А вы — кто, такие?

— Мы — туристы. — Сказала Туманова.

— Ясно. — Сказал Саша-Гоблин.

Оглядевшись по сторонам, он выбрал, свободную, от мелких кактусов проплешину и присел, скрестив, ноги, по-турецки. Потом, достал сигареты, закурил и, только, после этого, продолжил разговор.

— Это — у вас, экскурсия, значит?

— Точно! — Подтвердила Туманова.

— Да, место, тут, красивое! — Сказал гоблин.

— Футуристический пейзаж! — Сказала Алена.

Гоблин, тревожно, огляделся, по сторонам и согласился:

— Метко, сказано!

— А, вы, куда идете? — Спросила Алена, откровенно, радуясь, встрече с человеком.

— По делам!

— А!

— Концессия, тут — у меня. Ягоды собираю. — Пояснил Саша, видимо сообразив, что туристам не очень понятно, что можно делать, в лесу.

После этого, он замолчал и, только, курил, поглядывая то на девушек, то, на вертолет. Докурив, гоблин загасил сигарету, но выбрасывать не стал, а, достав из нагрудного кармана, бумажный пакет, спрятал окурок, туда. Потом положил пакет, обратно.

После, этого, он остался, сидеть, безмятежно, наблюдая, за «туристками».

— Вы говорили, у вас — дела. — Сделала, тонкий, намек, Туманова.

— Ну, да. — Согласился гоблин. — Дел — по горло!

— Так, может, вам следует, ими, заняться?

— Не могу!

— Не поняла?!

— Так, как, я, вас, одних, оставлю? — Искренне, удивился, тот. — Мало ли — что? Как, я людям, потом, в глаза, смотреть буду?

— Можете, не волноваться. Мы, кое-кого ждем. Потом, полетим, дальше.

— Ну, вот — как полетите, так, я и, по делам отправлюсь!

— Вы, никого, случайно, в лесу, не встретили? — Встряла, в разговор, Алена.

Туманова, неодобрительно, подняла бровь, но промолчала.

— А, кого ждете? — В свою, очередь, спросил гоблин.

Алена, вопросительно, взглянула, на Туманову.

Та, снисходительно, пожала плечами: «Продолжай, раз начала!»

— Мы, одного человека, ждем…. Летчика. Когда вернется — полетим, дальше.

— В оранжевых ботинках? — Спросил гоблин.

— Да! — Обрадовалась Алена. — Вы, его, видели?!

— Видел. Только, он не придет.

— С чего, вы решили? — Насторожилась Туманова.

— Так, покойники, не ходят! — Сказал гоблин.

Воцарилось, непродолжительное, но напряженное, молчание.

— С, чего вы взяли, что наш пилот — мертв? — Спросила Туманова.

— Не знаю, ваш — не ваш, а, только, в лесу, лежит жмур, в оранжевых ботинках.

— А, это — точно, наш пилот?

У, Алены, от растерянности, сел голос.

— У нашего — усы и лысина, спереди, пробивается….

— Про это, ничего, сказать не могу. У него, божие коровки, уже, бошку, обгрызли.

— Как — это? — Еще шире, распахнула глаза, Алена.

— Проще — простого. Его, как вырубило, так коровки и налетели, пожрать, пока — тепленький. Тухлятину, они не едят, только свежачок.

— Ужасно! Конечно, если это — правда…. — С, откровенным, недоверием, сказала Алена.

— Чистая, правда.

Саша, почесал лохмы.

— Так, что, если другого летчика, у вас, нет — никуда, вы не полетите. Сегодня, так, это — точно!

— Я могу водить вертолет. — Сказала Туманова.

— Правда, умеешь? Здорово. Я, так, не умею. — Сказал гоблин, уважительно, поглядывая, на Туманову.

— Только, нам, бензин нужен. — Сказала Туманова.

— У нас, бензина, днем, с огнем не сыщешь. — Сказал Саша. — У нас, теперь — только биотопливо!

— Может, я, неправильно, выразилась? Речь шла, о том, что, вертолет, нужно заправить. Один человек обещал, нам, подвезти, горючее. Он, тоже, пропал — не можем, до него, дозвониться.

— Петя пошел искать, его, и пропал. — Добавила Алена. — И, вы, говорите, что он умер….

— Наверно, это — тот мент, что спит, на опушке. — Сказал гоблин.

— Какой — мент? — Настороженно, спросила Туманова.

— Плотненький — такой. Приехал, еще, с утра. Горючку привез, в канистрах.

— Он, то, нам и нужен! — Не скрывая радости, сказала Туманова. — Вы говорите — он, горючее, привез? А, почему, вы, сказали, что он — мент?

— Может и не мент. Может — конторский. Только видуха, у него стандартная, правоохранительная.

Туманова задумалась.

— Вы, говорите — он спит?

— Спит. Еще, двенадцать часов проспит, как миленький.

— Вы, хотите, сказать, что это — нездоровый сон.

— Маслят нанюхался. — Подтвердил гоблин.

Она, снова, погрузилась, в раздумья.

— Значит, мы, можем, горючее, забрать? — Спросила она. — Даже, если, этот человек, как, вы, говорите, вызывает подозрения. Вы, нам, не поможете?

— И, не подумаю.

— Почему? — Обижено, спросила Алена.

— Если, вы, нацелились помереть, то, я, вам — не помощник.

— Почему — помереть? — Возмутилась Алена. — Мы, просто, улететь хотим….

— Значит, помирать, вы не собирались? Это, у вас, не способ самоубийства — такой?

— Нет, конечно….

— Значит, скажите, партизанам, спасибо, что, еще, живы, пока!

— У вас, тут, еще, партизаны, остались?

— Живут и здравствуют. Тех, что, в войну, были, конечно, не осталось. Померли, давно. Зато, новые, народились. Республика — партизанка!

— Вы, не можете объяснить, все, толком? — Вступила, в беседу, Туманова.

— Горючка, что, вам, привезли — хмельная. Пыльца, от хмеля, в ней. Такое, если, в двигатель попадет — хана, ему. Короче, если, заправиться и взлететь, через пять минут — капут! Гахнулись, бы, вы, сегодня, из поднебесья, кабы не Понамори!

— Отчего, вы решили, что горючее…. Хм! Что оно — плохого качества? И, причем, здесь, какие-то «Понамори»?

— Фраера, что горючку привез, братья Понамори, обули, только, у них, облом вышел. Повезли продавать, а купец, определил, что это — фуфло! Вот — так!

Лицо Тумановой стало бесстрастным. Глаза превратились в ледышки.

— Я, должна, все, увидеть, сама. — Решительно сказала она и спросила:

— Вы, меня, проводите?

— Тихо, тихо, барышня! Вон, подружку, свою, наполохали! — Сказал гоблин. — Такую, вас, я никуда, не поведу. Успокоиться, надо. Дышите!

— Все — хорошо, не волнуйтесь!

— Это, мне решать. — Спокойно, сказал Саша. — Как, поутихнете, так и пойдем.

Он достал сигареты и закурил.

— Я, одна, не останусь! — Заявила Алена. — С вами, пойду.

— Это, ни, к чему. — Заявил гоблин, покуривая. — Мне, с одной, психованной пройти бы! А, то — с двумя! Сидите, здесь, и не рыпайтесь. Место, тут — тихое, безопасное. Страусы, сюда, не заходят.

— А, что страус — опасный зверь?

— Скотина, что — без мозгов, всегда опасна. А эти, совсем, распоясались…. Короче, если увидите, в кабину сядьте, пока не уберется. Поняли?

Алена, молча, кивнула.

Проделав, с окурком, туже процедуру, что и раньше, Саша-Гоблин, внимательно, оглядел Туманову, оценивая, ее морально, а не физически, и решил:

— Похоже, можно, идти.

— Вы, вернетесь? — Спросила Алена.

— Не боись — я, так, точно! — сказал парень.

Туманова, же, в ответ, на ее вопрос, только, укоризненно, покачала головой.

— За мной, идите, по тропинке. — Сказал гоблин и пошел вперед.

На выходе из карьера, он, не останавливаясь, начал, более подробный, инструктаж:

— За мной идите, в сторону, не ступайте. Тут, у тропинки, трава сорняковая и кактусы. Только их, без нужды, тоже, мять нежелательно. Веточек не ломать. Вообще, руками ничего не трогать. У вас, городских, ручки, так и тянутся нашкодить — листик, там оборвать, или цветочек. Лучше, всего, с непривычки, руки, в карманах, держать….

— Скажите, а, вы, окурки в целях конспирации прячете? — спросила Туманова, когда проводник сделал паузу, в, своем, нравоучении.

— От, кого, мне, в лесу, конспирироваться?! — Весело, ответил тот. — Просто, в окурках, фильтр — химический, а лес, этого, не любит.

— Говорят, что, он, самоочищается?

— Это — да! Только, он уже самоочистился, и больше химии, не хочет. Одно время — чего надумали. Стали в лес, бутылки и покрышки свозить. Пусть перерабатывает! Ну, возчиков, уже на ближних подступах, так плющить стало, что мало, кто в себя пришел, после этого!

— И, что?

— А ничего. Зачинщиков, начинания посадили, за вред человечеству. Мусор, в лес, возить перестали. Теперь перерабатывают…. Ну, вот! Смотрите — ваш, не ваш?

Гоблин прошел, вперед, и, остановившись, кивнул в сторону, от тропинки.

Туманова, недоуменно взглянула, туда, куда, он указывал и, вначале, ничего, не разобрала. Солнечные блики, игра теней делали, картинку, размытой. Потом, когда зрение сфокусировалось, она разглядела человеческое тело, словно, запертое в, зеленую, клетку. Детали проступали, постепенно. Ей стало понятно, что, человек не в клетке, а перевит, жесткими, то ли лианами, то ли корнями. На нем, были оранжевые ботинки, кожаная летная куртка и, защитного цвета, штаны.

Голова, у трупа, в самом деле, была объедена. В некоторых местах, мяса, совсем, не было, и проглядывали кости, черепа.

Одинокие божие коровки, еще ползали, по воротнику, но основная масса, видимо, отлетела.

— Ваш? — Снова, спросил провожатый.

— Наш. — Ответила Туманова.

— Ладно, пошли, теперь, на, спуна, глянем!

Когда они, вышли, из леса, Туманова, вдруг почувствовала, в себе, легкую, неуверенность. Словно, она, вдруг, лишилась, надежной зашиты.

Они, согнувшись, прошли под проволоку и оказались, рядом с машиной, в тени кузова, которой, спал человек, которого, Ломако представил ей, как спекулянта-самагонщика.

Вглядевшись, в него, без суеты, Туманова, решила, что гоблин, пожалуй, прав. Было в этом, как его…. Метлицком! Точно! Было, в нем, что-то, неестественно стандартное.

В кармане, у спящего, заверещал телефон.

— Звонит и звонит. — Сказал Саша. — Я пришел — он звонил! Уходил — звонил! Пришел — опять, звонит!

Туманова, решительно, шагнула, вперед и изъяла телефон, у хозяина.

Достав, из кармана, свой смартфон, она прижала его к телефону и стала нажимать на кнопки. Смартфон, переливчато, запиликал. Его экран разбился на квадратики. Квадратики стали поочередно, мигать.

Наконец мигание прекратилось. Из смартфона, параллельно с телефоном заправщика, раздался гудок. Туманова щелкнула пальцем, по экрану и сказала:

— Алло!

Неизвестно, что послышалось, вызывающему абоненту, но тот, облегченно крикнул, Тумановой, в ухо:

— Ну, наконец-то! Почему не отвечаешь? Алло! Бондаревич, ты меня слышишь? Алло! Докладывай, что, у тебя происходит. Если слышишь, меня, перезвони! Сообщи, улетели они или нет!

Этого было достаточно. Туманова нажала кнопку отбоя на обоих аппаратах и стала разбирать, телефон «Метлицкого». Достав, оттуда сим-карту, она повертела ее в руках. «Симка» была странная, намертво соединенная с каким-то процессором. Потом, она подошла, к бесчувственному владельцу. Проффесионально обыскав, прислоненное к колесу, обмякшее тело, она извлекла, из потайного кармана, красную книжицу.

Саша, который, все это время, уважительно наблюдал за ее действиями, заглянул ей через плечо.

— «Камитэт дяржауной бяспеки». — Прочитал он, вслух.

— Старший лейтенант Бондаревич. — Добавила Туманова.

Включив на телефоне старшего лейтенанта фонарик, она вложила, его спящему в карман.

— Ксиву забираешь? — Спросил гоблин Саша.

— Да.

— Смотри, может оно так и надо. И, право имеешь.

— Ну, чего, огляделась? — Спросил, он, немного погодя, нарушив затянувшееся молчание.

— Посмотрела.

— Чего — невеселая?

— А, бензин, то есть, горючка, и в правду, не годится?

— Можешь, мне поверить. — Заверил он, ее, и спросил:

— А, вы, куда лететь собрались, что, вас, укокошить решили? За границу, что ли?

— Может, и за границу.

— Не говори, если, не хочешь.

Гоблин, еще раз обошел, вокруг машины, и, опять, не нашел ничего полезного, для себя.

Туманова, тем временем, открыв одну канистру, смочила горючим носовой платок и спрятала его в полиэтиленовый пакетик.

— Так, что? Идем — обратно, или, как? — Спросил он, ее, очень сочувственно.

— Пошли. — Сказала Туманова.

По дороге, обратно, Туманова, хотя, ей очень не хотелось, но все-таки, приостановилась и взглянула, на мертвое