Поверьте, люди, причинившие нам боль, не мучаются от наших обид. Их не задевает даже наша ненависть. Это все уничтожает только нас.
Выражаю благодарность своему отцу, который бросил меня еще до рождения. За возможность прожить без его трусости, пьянства и дополнительных семейных скандалов.
А мои аффективные реакции совершенно несоразмерны ситуациям, ведь по-другому меня просто не научили. Как мама приходила в ярость от любой моей провинности, так и я реагировала на любую мелочь — ярко и агрессивно.
Все это под скрип эмоциональных качелей, на которых пограничник постоянно качается. То, летя вверх, в эйфорию и безудержную радость, то опускаясь вниз, в глубокую депрессию и злость. Все ровно так же, как тогда в детстве, когда невозможно было предугадать материнское настроение, оно могло быть веселым, и мы бы пошли гулять, а могло бы быть агрессивным, и тогда жди очередных побоев, даже если ты ничего такого не сделала.
И если совсем уже погрузиться в науку и спросить, а точно ли это все приобретенное, ведь многие психические расстройства являются генетическим фактором? Я отвечу, ученые до сих пор спорят, является ли ПРЛ врожденным или же приобретается в детстве, сопряженным с насилием. Вот только можно иметь врожденную особенность, но если детство пройдет положительно, она просто не проявится. А можно не иметь генетического фактора и сломать человека «воспитанием». Была ли у меня плохая генетика, я не знала, но то, что меня все детство ломали «воспитанием», это так.
И вот сейчас, спустя столько лет боли и страданий, я должна была жить с пограничным расстройством, вновь и вновь погружаясь в эмоциональное состояние прошлого. Мой мозг не мог разглядеть иной жизни, потому что сложившиеся паттерны
[4]
поведения требовали многолетней терапии, которая смогла бы лишь облегчить симптомы, но не искоренить их полностью.
Такова природа ПРЛ, которым страдает около 6% населения, и которым страдаю я.
Я — девочка, у которой была и не была мать.
Я — девочка, которой не достаточно было ее детства.
Я — девочка, которой еще предстоит найти решение — таблетку от этого страшного расстройства, которое отказываются лечить в наших больницах.
Я — девочка, которая давно уже выросла, но все еще остается той маленькой девочкой, потому что не знает, как повзрослеть.
Пограничник не появляется из ниоткуда.
Я не выбирала неадекватные способы реагирования, чтобы испортить жизнь себе и своим близким. Формы пограничных реакций и моделей сложились на основе того, как мне приходилось приспосабливаться к жизни, в какой семье расти, какие адаптивные механизмы включать.
Согласно теории объектных отношений, дети, вырастая, выстраивают отношения по тому типу, что были у них с родителями. Если родители умели справляться со своими эмоциями, заботились о ребенке, то он вырастает с более надежной структурой личности. Ведь для того, чтобы вырасти и стать кем-то, каждый должен побыть ребенком.
В моей же семье было нарушено естественное развитие и созревание.
Семья, как для ребенка, так и для любого взрослого, это место безопасности. Пространство, где можно укрыться, расслабиться, стать самим собой, отбросив социальные роли и нормы. Но моя семья была моим кошмаром. Я раз за разом замирала у двери в квартиру, боясь туда заходить, понимая, что там только боль и разочарование. Но, будучи ребенком, у меня не было возможности жить вне этого дома, этой семьи, поэтому мне приходилось туда возвращаться снова и снова.
В этой ситуации родился своеобразный психологический механизм — меня бьют, унижают, оскорбляют, потому что я плохая. Это развивало депрессию, ведь я начинала испытывать стыд и вину за то, что мешаю людям жить. И тут рушилась моя идентичность — я плохая, меня не должно быть; мои потребности не замечают, меня нет, я не существую.
Периодически, как это бывает у пограничников, изнутри прорывалась вторая сторона медали. Нет, это вы все плохие, и вас не должно быть! И тогда отсутствующее «Я» превращалось в нарцисстичное.
Чувство реального или вымышленного одиночества, на которое так болезненно реагируют все пограничники, в моем случае формировалось еще в утробе матери. Я не была желанным ребенком, и могла чувствовать это по ее небрежному отношению к беременности, а потом и в момент спровоцированных родов. Позже это чувство укреплялось, когда мама оставляла меня подолгу без внимания, а потом и вовсе отдала в очень раннем возрасте в ясли. В детском саду и лагерях чувство покинутости уже было сформировано и остро давало о себе знать, страхом навсегда остаться одной и желанием во что бы то ни стало вернуться к матери.
Еще одним симптомом ПРЛ были нестабильные межличностные отношения. Пограничник видит малейшую угрозу в отношениях, если с ним начинают спорить или просто хотят сделать что-то по-своему. В такие моменты его сознание сужается, и он впадает в бурный аффект. Абсолютная убежденность в своей правоте, невозможность увидеть факты и посмотреть на ситуацию с другой стороны, максимальная вовлеченность в себя и обвинение другого. Происходит быстрая и отчаянная попытка защитить свою искаженную реальность. Другой человек должен мыслить и поступать, как я, слиться со мной, иначе я не могу ему доверять и перестать испытывать тревогу, которую не способна переварить.
А мой настоящий отец, тот, что от меня когда-то с легкостью отказался, остался ошибкой матери, но не моей. Теперь я ничего не хотела о нем знать.
Я услышала эти два когда-то желанные слова. Но сейчас они были мне не нужны и ничего не принесли. Ни облегчения, ни какого-то завершения. Это были пустые два слова, которые больше ничего не значили.
Я поняла, что злость и ненависть убивают только меня и никак не наказывают мою мать.
Но как же сильны в нас детские эмоции, которые мы отказываемся принимать, пряча их за каменной стеной безразличия.
Я устала от этой ненависти. Ее больше нет. Но ты стала чужой для меня.
Но все это, черт подери, ерунда! Ты так много говорила, но так и не сказала главного. Ты не сказала, прости. Прости, что я сломала твою жизнь. Что сделала тебя больной, и ты навсегда такой останешься. Прости, вот что я ждала от тебя. Вот что было важно! — на этих словах из моих глаз покатились слезы. — Но сейчас я не хочу даже этого. Мне не нужно твое прощение, я хочу лишь одного, чтобы ты навсегда исчезла из моей жизни.
