Часть 1

1 Скайлер

Пятнадцать лет спустя

Если бы существовал конкурс на самый ужасный и одновременно самый прекрасный День святого Валентина в истории человечества, то я однозначно заняла бы первое место. Вне всяких сомнений. Вечер начался с предвкушения, ведь мне предстояло первое свидание с Оуэном. Мы нашли друг друга месяц назад в приложении для знакомств, и у нас сразу возникла симпатия. Поэтому я очень радовалась, что первая встреча состоится именно в День святого Валентина. Я как следует нарядилась: купила новое платье и укротила кудрявую гриву, собрав светлые волосы в элегантный пучок.

Теперь же этот пучок превратился в птичье гнездо, а от макияжа почти ничего не осталось, прямо как от меня, потому что Оуэн – вот гад! – просто-напросто меня кинул. Первые полчаса я думала, что он задерживается, потому что на улицах Бомонта сам черт ногу сломит, а сотни голубков спешили на свидания. Но он не приходил. Тридцать минут превратились в два бесконечных часа, а я все сидела у окна и постепенно приходила в ярость.

И именно в тот день, который и так дался мне тяжело! Через несколько часов важнейший человек в моей жизни должен был улететь.

Из страны на полгода улетал он.

Шесть.

Чертовых.

Месяцев!

Поняв, что Оуэн меня кинул, я написала сообщение Картеру и предложила увидеться. Он ответил, что ждет. Так что я прыгнула на свой старый велосипед и направилась прямиком в квартиру Картера.

Он жил всего в паре улиц от моего дома, поэтому я не стала тратить время на переодевание и осталась в изумрудном коктейльном платье. Наверное, я выглядела до смешного нелепо в элегантном атласном платье верхом на ржавом железном коне, который грозил развалиться от каждого нажатия на педаль.

Теперь – пять часов спустя – я чувствовала голой спиной тепло его груди, и мне очень хотелось стереть из памяти последние часы. Не потому, что было плохо. Совсем наоборот. Это были лучшие часы моей жизни, но это было неправильно. Они могли все разрушить. Они могли лишить меня главного человека в жизни – и не просто на полгода, а насовсем. Я перекатилась на край кровати, начала в темноте нащупывать на полу платье и тихо выругалась, когда мне это не удалось.

– Черт!.. – бормочу я, вместо платья схватив с пола черную футболку Картера, которую я сорвала с него в порыве страсти.

От воспоминания о том, как он смотрел на меня, мое сердце трепещет. День святого Валентина начался ужасно, но закончился чудесно – в его объятиях. В объятиях человека, которому я готова доверить свою жизнь. Не раздумывая. Слепо. В последние годы мы часто оказывались в одной постели, иногда даже обнимались, но никогда не заходили дальше. Между нами сложилась невероятная нежность и близость, но не сексуальная. До сегодняшнего дня.

Теплое дыхание Картера ласкает мне затылок, в то время как я приподнимаю его накачанную руку и высвобождаюсь из объятий. Быстро и стараясь не шуметь я натягиваю футболку Картера, и меня полностью окутывает его аромат.

Запах пачули и сандала. Когда я слышу эти нотки, чувствую себя дома.

Сквозь раздвинутые шторы в спальню падает бледный лунный свет, и когда я поворачиваюсь к Картеру лицом, то теряю дар речи. Его татуированный торс в серебристом свете выглядит безупречно. Широкие плечи, руки, способные защитить от чего угодно, рельефный пресс, а ниже – тонкое одеяло, под которым Картер лежит в чем мать родила. Светлые волосы беспорядочно спадают на лоб, соблазнительный рот слегка приоткрыт, а ресницы отбрасывают тень на острые скулы.

Картер Дэвис – самый красивый парень из всех, кого я знаю. А еще он мой лучший друг! С которым я трижды переспала за эту ночь. Черт возьми, о чем я думала? Хе-хей, сегодня День святого Валентина, и меня кинули со свиданием. Пересплю-ка я с единственным человеком, с которым мне никогда не стоит спать! Гениальная идея, Скай. Гениальность переходит все границы. Этой ночью мы оба перешли черту.

Я судорожно отыскиваю трусики и натягиваю спортивные штаны Картера, которые велики на несколько размеров, потому что мой друг настоящий гигант. Теперь я знаю, что гигант он во всех смыслах…

Черт. Черт. Черт!

Я никогда не смогу забыть этот взгляд. Никогда не забуду, с каким огнем и страстью он на меня смотрел. Как горели от неутолимого желания его синие глаза. Океан был объят пламенем, я никогда еще не чувствовала себя столь желанной.

Когда я подумала, что завтра утром он уедет, у меня задрожала нижняя губа. Его не будет в стране целых шесть месяцев, и эта мысль затмевает все воспоминания о том, как нам было хорошо прошлой ночью.

Я тихо нащупываю сумочку и едва собираюсь выйти из спальни, как комната озаряется теплым приглушенным светом. От неожиданности я испуганно оборачиваюсь и смотрю на Картера. Он включил ночник и сонный приподнялся на кровати.

– Спи дальше, – прошу я, держась рукой за дверную ручку.

Он, нахмурясь, осматривается, а когда наконец встает, у меня перехватывает дыхание. Главное, не смотреть в ту сторону… Поздно!

Мой взгляд застывает на его достоинстве, которое так приятно было ощущать в себе. Я прикусила губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Что-то в стиле «умоляю, возьми меня с собой в Европу и еще раз сделай со мной то, что ты сделал сегодня».

– Картер, оденься! – сказала я, закатив глаза.

Он откидывает с глаз волосы, упирается руками в бока и глядит на меня с нахальной заспанной улыбкой, которая любую девушку сведет с ума.

– Я бы оделся, но на тебе мои вещи, – усмехается Картер.

Я отчаянно стараюсь не опускать глаза. Лицо у него тоже симпатичное…

– Не хочу опять кататься на старушечьем велике в вечернем платье! Да меня сочтут сумасшедшей и изолируют от общества. У тебя же есть другая одежда! – настаиваю я.

Когда я раздела Картера, у него под спортивными штанами ничего не было. Под штанами, которые сейчас согревали мне ноги.

Мой лучший друг довольно вышагивает к комоду и достает оттуда шорты. Я не могу не обратить внимания, что у него до сих пор стоит. Мускулистый торс остается голым.

– Неужели ты хотела улизнуть из постели, словно у нас был просто секс на одну ночь? Обижаешь, Скай-Скай.

– Не хотела тебя будить. Тебе же рано вставать.

Картер хмурится от абсурдности моих слов. Он самая настоящая сова. Ложится после трех, а встает не раньше десяти. Похоже, творческая часть его личности просыпается ближе к вечеру, и это время он использует в основном для написания текстов.

– Твой рейс. Забыл уже?

У меня пересыхает во рту, к глазам подступают слезы. Последние пятнадцать лет мы были неразлучны, а теперь нас будет разделять целый океан. Я люблю океан, особенно океан глаз Картера, но сегодня я его проклинаю.

– Такое забудешь…

Картер опускает глаза, проводит рукой по лицу и подходит ко мне. Мне приходится откинуть голову, чтобы его увидеть. Все как раньше. По сравнению со мной он всегда был великаном.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется он участливо, и больше всего на свете мне хочется бросить сумку, упасть в его объятия и никогда не отпускать. А лучше привязать его к кровати, чтобы он пропустил самолет. В семь часов утра его рейс ВА0195 стартует из Бомонта и через девятнадцать часов плюс две пересадки приземлится в Лондоне. Я уже приготовилась отслеживать самолет и молиться, чтобы он благополучно долетел.

– А сам-то как думаешь? – хриплю я.

– Думаю, что тебе грустно.

Картер всегда знает, как я себя чувствую.

– Так и есть. Но я ведь переживу? Это же всего шесть месяцев.

Я пытаюсь уменьшить масштабы катастрофы, но получается у меня из рук вон плохо. Полгода – это невероятно долго. Я и дня не могу без него прожить. Как же мне продержаться почти двести дней?

– Да, – говорит он сквозь зубы и хмурит лоб.

Картер приподнимает пальцем мой подбородок, чтобы я смотрела на него, а не буравила глазами дыру в полу.

– Скай, будем созваниваться каждый день, хорошо? – Он шумно дышит. – И из каждой страны я буду присылать тебе самые уродские открытки, какие только найду. Такие туристические, что кровь из глаз.

Он нежно проводит большим пальцем по моей щеке и, едва заметив слезы, тянется к своей цепочке.

У него на шее серебряный крестик, который он носил еще в день нашего знакомства. Крестик Картеру достался от наркозависимой мамы в тот день, когда социальная служба забрала его из неблагополучной семьи, как никому не нужного щенка, и отвезла к Хизер и Чарльзу. Прямо как меня. Мы оба были никому не нужными щенками. Правда, у моей мамы не было проблем с наркотиками, она просто не могла обо мне заботиться после того, как папа от нас ушел.

Хизер и Чарльз подарили мне не только семью, но и лучшего друга. Картер секунду разглядывает крестик, а потом надевает мне через голову цепочку, оттягивает воротник и прячет крестик. Серебро холодит кожу. А под крестиком часто-часто бьется сердце, потому что я все еще не могу поверить, что мы с Картером переспали.

– Послушай, Скай.

Теперь он притягивает меня к себе, и я обвиваю его торс руками. Потом прячу лицо на его обнаженной груди, которая пестрит татуировками. На его теле почти не осталось мест, не покрытых чернилами. Лишь правая грудь еще свободна, но, насколько я знаю, он собирался забить это место в Лондоне.

– Мы справимся. Мы со всем справимся.

Он берет меня за руку, кладет ее себе на грудь и гладит точку с запятой, вытатуированную на тонкой и нежной коже запястья. И я понимаю, что он хочет сказать этим простым жестом. Наша дружба не закончится этой ночью просто потому, что он уедет. Именно это и обозначает татуировка. Она символизирует нашу историю, которая еще не скоро будет рассказана до конца.

– Знаю, – отвечаю я тихо.

На языке горит множество вопросов. Как вышло, что мы переспали? Что изменится в наших отношениях? Что-то вообще изменится? Но ни один из них я не задаю, потому что к такому разговору еще не готова.

Я устала, я измождена, я в полном раздрае. Сперва мне следует переварить случившееся. Нужно разобраться, почему из-за Картера у меня зашкаливает пульс.

– Я поеду домой. Напиши, как доберешься в аэропорт, ладно?

– Конечно. Я буду доставать тебя сообщениями. Даже не заметишь, что я уехал.

Хотелось бы.

– Ловлю на слове.

– Разве я когда-нибудь нарушал слово?

От его низкого голоса меня пробирает дрожь.

– Нет.

Я утыкаюсь лицом в его грудь и чувствую, что он смеется. У него трясутся плечи. На его плечо я всегда могу опереться, когда плохо. На кого же мне опираться в ближайшие месяцы?

– Вот видишь, Скай-Скай.

Я судорожно вытираю слезы, целую Картера в уголок рта, и на секунду мои губы замирают на его щетине. При воспоминании о том, как она щекотала мне нежную кожу на внутренней поверхности бедра, у меня внизу все начинает покалывать, как от пузырьков только что открытой бутылки шампанского.

– Картер, поспи немного. И оторвись за меня в Европе!

Я, наконец, высвобождаюсь из его объятий, хотя меня так и тянет обратно в постель. Когда я выхожу в коридор, то слышу грустную усмешку.

Ненавижу, когда его смех звучит грустно.

– Я люблю тебя, Скай-Скай! – кричит он вслед, и от этих слов мое сердце делает сальто.

– Я тоже тебя люблю.

Боюсь, что теперь эти слова звучат совсем не так, как еще несколько часов назад…

Выйдя в ночную прохладу, я отстегиваю велосипед, сажусь на скрипящее седло и уезжаю. Я наслаждаюсь тем, как ветер гладит мне лицо и остужает пыл, который разлился по телу как лесной пожар. Единственное, что ветер успокоить не может, – мои мысли.

Пятнадцать лет.

Вот как давно мы с Картером лучшие друзья. Родственные души. Одно сердце на два тела. И сегодня мы перешли границу, через которую переступать не стоило.

Сейчас полночь, машин почти нет, поэтому, когда мне приходит уведомление о новом сообщении, я прямо на дороге достаю телефон из кармана штанов и читаю.

Черт, вся постель пахнет тобой, Скай. Не хочу никуда лететь. Шесть месяцев без тебя?

Я смотрю на его слова, резко давлю на тормоз и слезаю с велосипеда. Через секунду приходит второе сообщение.

Это будет ужасно.

Дрожащей рукой набираю ответ, а второй веду велосипед.

Картер, ты что, совсем?! Это твой шанс! Crashing December! Да ты об этом внукам будешь рассказывать!

Картер начал писать для музыкальных журналов, когда ему исполнилось шестнадцать. Сначала это было хобби, потом стало профессией. Два месяца назад ему предложили поехать в тур по Европе, пожалуй, с самой перспективной молодой рок-группой Англии, освещать концерты в поддержку нового альбома и написать книгу о группе и ее солисте. Лучше Картера на эту работу никого не найти! Ведь он человек с внешностью рок-звезды и душой писателя. Тот, кто всегда мечтал написать книгу.

Но как бы сильно я ни радовалась за него, мне так же хочется, чтобы он остался со мной, а не сел на самолет, который через пару часов заберет его в Лондон.

Я как парализованная смотрю на телефон и, увидев, что Картер отвечает, задерживаю дыхание. Перед глазами танцуют три точки, а потом снова исчезают. Потом он снова печатает, но прерывается, и это сводит меня с ума. Картер всегда знает, что хочет сказать, но сейчас он как будто не находит слов. Когда от него приходит следующее сообщение, я выдыхаю весь накопившийся воздух.

Что же мы сделали, Скай?

Я снова и снова читаю это сообщение. Всего пять слов, но для меня будто целый роман.

Да, что же мы сделали?

Я перехожу дорогу перед домом, большой палец завис над экраном телефона. Велосипед я все еще веду за собой, так как сейчас не в состоянии сесть на него, потому что телефон нельзя выпускать из виду.

Я вздрагиваю, услышав громкий визг.

Яркие фары приближаются с опасной скоростью, от громкого гудка у меня едва не лопаются барабанные перепонки.

Когда я, наконец, выхожу из оцепенения, становится уже слишком поздно. На меня наезжает джип и протаскивает несколько метров вместе с велосипедом.

Все происходит быстро.

Слишком быстро.

И пока у меня темнеет в глазах, я понимаю, что после этой ночи жизнь никогда не будет прежней.

2 Скайлер

Четыре месяца спустя

– Мам, угомонись!

У меня вырывается нервный смешок, пока я пытаюсь поспеть за мамой – но тщетно. Она устроила в коридоре практически спринт.

– Извини, милая. Просто все так… – Она резко останавливается, и я в последнюю секунду притормаживаю Холли – мое инвалидное кресло, чтобы не наехать маме на ноги. – …Все так волнующе. Почти так же, как в твой первый день учебы. Помнишь? Ты была само спокойствие, а вот мы с Картером все издергались.

– Точно. Я уже собиралась нести вам бумажные пакеты, чтобы продышаться. Но сегодня не первый день учебы, так что расслабься, пожалуйста, – мягко прошу я и глажу ее по руке.

Мои слова верны лишь наполовину. Может, сегодня и не первый день в Ламарском университете Техаса, но я вернулась к занятиям после вынужденного перерыва в четыре месяца.

За четыре месяца моя жизнь разделилась на «до» и «после».

До аварии я была спортивной, обожала танцевать и вместе с Картером прыгать в толпу на концертах. Несчастный случай моментально изменил мою жизнь.

При столкновении с джипом четырнадцатого февраля один из поясничных позвонков был непоправимо поврежден. Нисходящие нервные пути были полностью разрушены, но восходящие практически не пострадали. Это означало, что я обездвижена ниже поясницы, но все еще что-то чувствую. Хоть и приглушенно.

В теории я, конечно, понимаю, как нужно вытягивать правую ногу, но нервные импульсы между мозгом и телом больше не работают.

– Ты права. Я психую. Ладно, давай уже посмотрим, какую комнату тебе выделили. – Слова Пенелопы возвращают меня в реальность, а она тем временем копается в бумажках, которые выдали нам при регистрации. И пусть она не моя кровная мама, а удочерила меня, когда мне было семь лет, в ее присутствии я всегда чувствую себя ребенком. Ее ребенком.

– Двенадцатая. – Я показываю пальцем на верхнюю строчку, где стоит номер комнаты.

Мама смотрит на меня с облегчением.

– Видишь, как я нервничаю? Аж читать разучилась. Пойдем, это уже рядом.

В узких джинсах, конверсах в клетку и бирюзовой блузке она выглядит как девушка до тридцати, хотя ей в следующем году будет пятьдесят. Пенелопа Кэмпбелл – олицетворение выражения «хорошо сохранилась».

– Пришли. Готова? – Она показывает на широкую входную дверь.

Я быстро смотрю вниз на Холли и пытаюсь прикинуть, действительно ли дверь достаточно широка для кресла. Раньше я жила на четвертом этаже. Комната пятьдесят восемь. Но все подходящие для инвалидов помещения были на первом этаже, так что мне пришлось распрощаться со старыми соседями, собрать вещи и переехать. Впрочем, это меня не особо расстраивает.

Мама открывает дверь и первая проходит в мой новый дом.

– Ого! Да она огромная! – Мама с разинутым ртом осматривается, а я следую за ней с не менее удивленным видом. В гостиной диван, обитый коричневой тканью, кресло, тумба для телевизора и небольшая кухня, где стоит повидавшая жизнь микроволновка.

Стены выкрашены в бежевый, окна выходят на север, и из них видно деревья в кампусе.

– Скайлер! Ты только посмотри, какая комната! С ума сойти. Гораздо больше твоей прежней.

Мама взволнованно ходит по комнате. Я вижу, что она уже думает, как тут все можно украсить, и я не мешаю, ведь это приносит ей радость. Я люблю радовать людей, хоть и понимаю, что скоро моя комната наполнится бородатыми гномиками. Пенелопа любит гномов.

– И правда большая.

Я с любопытством осматриваюсь. Кровать гораздо шире, чем в прошлой комнате, а еще оборудована электроприводом для смены положения матраса. Слева от кровати стоит уютный письменный стол, у которого тоже можно отрегулировать высоту и идеально подстроить его под Холли. Теплое вечернее солнце падает прямо на широкую рабочую поверхность и создает причудливую игру света на дереве. Здесь у меня наконец-то будет достаточно места для учебных материалов и кучи книг. Эта комната наверняка стоит целое состояние, но мама не признается, сколько ей придется отвалить за месяц.

– Сейчас сниму мерки с окна для штор и пойду поблагодарю женщину на стойке регистрации.

– Оставь пока рулетку в кармане и лучше помоги мне занести коробки.

– Ты права. Я слишком спешу. Ну, за дело!

Она энергично хлопает в ладоши, и, когда мы возвращаемся в комнату, открывается дверь и входит девушка с каштановыми волосами. У нее орехового цвета глаза, высокие скулы и пухлые губы. Видимо, это моя соседка. Она одна из самых красивых девушек, что я встречала, и напоминает мне Арию из «Милых обманщиц». Очень надеюсь, что в ее жизни нет никакого Э, который будет подкладывать странные посылки под дверь.

Она опирается на голубые костыли, которые ей, очевидно, нужны из-за правой ноги в толстом гипсе. Она дарит нам ослепительную улыбку, а затем прижимает подмышкой один из костылей, кладет руку на грудь, проводит двумя пальцами по щеке и показывает непонятные знаки. Я судорожно сглатываю воздух.

Мне, конечно, доводилось встречать человека, который общается на жестовом языке, но все же не ожидала, что моя соседка окажется слабослышащей. Я не понимаю, что она мне сказала, не говоря уже о том, как мне представиться, поэтому как идиотка поднимаю руку. Мама смотрит на меня растерянно, но когда девушка начинает смеяться, мне становится легче.

– О господи, простите! – Она хлопает себя по лбу свободной рукой и хромает в нашу сторону, чтобы пожать руку сначала мне, потом маме. У соседки теплое прикосновение, и она пахнет розами. – У меня в гостях весь день был младший брат, и мне иногда сложно сразу переключиться. Я Хейзел!

– Я Пенелопа, мама Скайлер. – Мама трясет руку Хейзел, не давая мне вставить слово.

– А я твоя новая соседка.

– Только поступила? – спрашивает Хейзел.

– Нет, я уже больше года учусь, но пришлось переехать. С лестницами больше не дружу. – Сдержанно улыбаясь, я показываю на инвалидное кресло.

Больше всего в Хейзел мне нравится не ее имя и не то, что она выглядит как Ария. Лучше всего то, что она смотрит на меня без жалости.

– А ты смешная. Мне нравится! – У нее горят глаза. – Итак, это наша общая гостиная, слева от твоей спальни ванная комната с душем на уровне пола и ванная со ступенькой. Свою комнату ты наверняка уже видела.

– Ага. И она по-настоящему гигантская!

– Понимаю, о чем ты. Еще пару недель назад я жила на пятом этаже, комнатенки там крошечные.

Почему мы с ней раньше не пересекались?

– Скайлер, я принесу пару коробок, и можем начать распаковку, – говорит мама, нежно улыбаясь.

– Я могу помочь. Сегодня больше нет занятий, – предлагает Хейзел.

Уголки моих губ взмывают в небо, ну какая она милая!

– Было бы здорово, спасибо.

Мама смотрит на меня слегка разочарованно, ведь ей очень хотелось помочь мне обустроиться, но если у меня появился шанс поближе познакомиться с новой соседкой, то надо его использовать.

После аварии мне стало сложнее знакомиться с людьми, потому что большинство меня избегают или не знают, как со мной обращаться. Бывшая соседка дважды навещала меня в больнице, но я отчетливо ощущала, как ей неприятно было там находиться. Я пыталась поддерживать беседу, но с тех пор мы больше не общались.

Пенелопа приносит увесистые коробки с моими пожитками из старой комнаты, и я спешу уверить ее, что дальше справлюсь сама, но она смотрит на меня скептически.

– Ты созванивалась с Картером?

– Конечно. Вчера. Он хочет поговорить по скайпу.

При мысли о созвоне мне стало дурно. Невозможно описать, как я по нему скучаю, и я очень хочу его увидеть, но…

– Может, расскажешь ему уже, что произошло, милая?

Мама садится на диван и кладет теплую ладонь мне на колено. Я едва уловимо чувствую давление ее пальцев и какое-то смутное покалывание – возможно, я себе его нафантазировала.

– Мам, ну, прекрати. Мы уже сто раз это обсуждали, – вздыхаю я.

Конечно, она права и мне уже давно пора была выложить карты на стол, но мы обе знаем, что бы произошло.

– Если бы я рассказала Картеру о несчастном случае, он бы запрыгнул в самолет и вернулся первым же рейсом. Или даже не полетел бы. Это шанс всей его жизни, и я не позволю Картеру упустить его, – произношу я шепотом.

Я чувствую себя лицемеркой и корю за то, что четыре месяца назад скрыла случившуюся со мной по дороге из его дома трагедию, но у меня не было выбора.

Поначалу мы только созванивались, поэтому скрыть аварию было очень просто. Всего-то придумать пару отговорок, почему я несколько дней не выходила на связь – я плела что-то о мероприятиях по учебе. На самом же деле я была не в университете, а в реабилитационном центре на окраине Техаса, училась жить по-новому.

– И как же ты это от него скроешь, если вы созвонитесь по скайпу? Я переживаю за вашу дружбу.

Я переживаю за нашу дружбу с того момента, как вылезла из его постели.

– Мам, все будет хорошо. Обещаю. Когда он вернется, я все ему объясню. Он поймет, – пытаюсь успокоить я маму.

И себя заодно. В реальности же все выглядело совсем иначе – мне было страшно ему открыться. Рассказать, что несколько месяцев ему лгала, чтобы не рушить его карьеру. При мысли о реакции Картера на признание страх превращался в панику.

– Ладно, милая. Ты знаешь, что для тебя лучше. Я сейчас в магазин, а потом домой. Мерки для штор сниму в следующий раз.

Она по-матерински нежно целует меня в щеку, прощается с Хейзел и исчезает в дверях.

В ту же секунду я шумно выдыхаю и встречаюсь взглядом с Хейзел, у которой брови удивленно ползут вверх, и устало машу рукой.

– Долгая история. Чертовски долгая. Давай начнем разбирать коробки.

* * *

– Можешь прикрепить веревку на гвоздь?

Я сижу на свежезастеленной кровати, а Хейзел помогает превратить эту комнату в мою комнату. Мне придется жить здесь в ближайшие годы, так что я хочу чувствовать себя комфортно.

– Конечно. Здесь? – Она накручивает тонкий шнур на гвоздь, который уже забит в стену.

Я киваю.

– Да-да. Идеально! – В это время я креплю другой конец веревки на крючок в стене.

– Твоя мама волновалась больше, чем я в первый день учебы.

– О да, верно подмечено. Она считает, что я не справлюсь с жизнью в кампусе, но я докажу ей обратное. Мама постоянно за меня переживает, так было и до аварии. – Я театрально закатываю глаза.

– Видно, что она тебя очень любит. – Новая соседка смотрит на меня ласковым взглядом.

Я, так же с улыбкой, киваю. Мамина любовь всегда была безграничной.

– Можно спросить, что случилось?

– Попала под машину. Четыре месяца назад. Практически ровно, – с изумлением осознаю я, взглянув на календарь на письменном столе, – через два дня четырнадцатое июня.

– Ого, всего четыре месяца назад! А кажется, что ты уже давно освоилась.

– Камилла, мой терапевт, тоже так говорит. Ну а какой смысл вечно оплакивать прежнюю жизнь? – Я пожимаю плечами и рассеянно машу рукой в сторону ее жуткого гипса. – А с тобой что стряслось?

– Это произошло на прогулке. Мои бабушка с дедушкой… – Она ненадолго замолкает. – Мой дедушка владеет фермой, и я хотела верхом на лошади посмотреть на закат. Не знаю точно, что произошло, но внезапно конь меня сбросил, я по-дурацки упала и сломала ногу. Ну ничего страшного, врач говорит, что через пару месяцев будет как новенькая. – То, что Хейзел вскоре может переехать в другую комнату, мне не нравится, хоть я ее едва знаю.

– А что с жестовым языком? – спрашиваю я с любопытством. Я не из тех, кто подолгу ходит вокруг да около, мне хочется узнать людей рядом со мной. Со всеми их историями и чудинками.

– Мой брат Джейми родился неслышащим, поэтому я выучила жестовый язык. И после общения с ним мне всегда сложно перестроиться. К тому же я трижды в неделю веду занятия по жестовому