Оглавление

От автора

Дорогие друзья, взявшие в руки эту книгу!

Обычно писатели, работая над сочинением в жанре фантастики, стараются придать ему правдоподобный вид, чтобы у читающего человека возникла идея реальности описываемого.

Судя по тому, какие отзывы я получаю о книге, мне придётся сделать обратное. Итак, вот моё официальное заявление:

Эта книга является произведением в жанре фантастики. Все совпадения случайны, все герои — вымышлены. В книге нет ни единой буквы реальной жизни, рассказанной мне каким-либо человеком в личной беседе. В ней нет описания технологий, существующих на самом деле. Официальные науки — астрономия, физика, математика, — скажут вам то же самое.

Иными словами, всё описанное ниже — выдумка, взятая автором из собственной головы. Ничего этого не было. Не было!

Читайте, и, надеюсь, вам понравится эта — повторюсь — полностью выдуманная история.

С уважением, автор

Вступление

Горе тем, кто любил только тела, формы, видимость!

Смерть отнимет у него всё.

Учитесь любить души, и вы найдёте их вновь.

Виктор Гюго

Как одежду изношенную бросая,

Человек надевает другую,

Так, сносив это тленное тело,

Воплощённый в иное вступает.

«Бхагавадгита»

Не бойтесь убивающих тело,

души же не могущих убить,

а бойтесь более того, кто может

и душу и тело погубить в геенне.

Иисус Христос

Там, где прямо над суровыми серыми сопками висят тяжёлые тучи, где ночь длится неделями, а дни минутами, где неистовые сполохи северного сияния озаряют ночью мшистые просторы тундры, там на берегу залива стоит замечательный, маленький, но гордый портовый город.

В этом городе улицы подметают солёные ветры, сквозняками несущие студёную морскую влагу с одного берега на другой, а низкие карликовые берёзки под их напором с трудом держатся корешками за несколько сантиметров почвы: дальше их не пустит вечная мерзлота.

Но не всё так ужасно! Город наполнен огнями, а центральные улицы — яркой иллюминацией и многочисленными цветными фигурками и стелами. Полярные ночи сменяются полярными днями, когда скудное северное солнце не опускается за горизонт даже ночью, и тогда непривычные к местным чудесам приезжие не могут спать от бьющего в окна полуночного солнца.

Надо понимать, что необычные условия жизни накладывают отпечаток на внутренний мир каждого растущего в этом недружелюбном климате ребёнка. Старожилы города любят в компании говаривать, будто бы невзначай, что им нипочём ни жгучий сорокаградусный мороз, ни отсутствие из-за редкого солнца выработки витамина D в организме…

Врут, конечно. Всем хочется понежиться в тёплых недрах квартир. Но что есть, то есть — уроженцы сего города слегка копируют нестандартные повадки северной природы: её неприветливость, замкнутость, жёсткость, неуступчивость и, вместе с тем, суровую красоту. Кто впитывает больше, кто меньше.

Девочка Маша, что родилась три года назад в родильном доме на улице Ленина, впитала природу северного края с такой жадностью, будто собиралась прожить на северах минимум триста лет.

Но передозировка такой смеси грозит немалыми последствиями. И последствия не замедлили появиться с самой детской площадки, где малолетнее чудовище отказывалось играть с детьми. Впрочем, и сами Аграфены, Глафиры и Милены, казалось, сторонились девочки с простоватым именем «Маша».

Злости в Маше не было и в помине, она не была скучна или подавлена. Девочка с увлечением была занята своими делами — копала в песочнице обычные детские ямки, рисовала на асфальте кукол и первые выученные буквы. Но делала это одна, будто остальные дети были самыми неинтересными предметами на улице.

Всё было бы ничего, но мама начала замечать, девочка относится так же и к самим родителям. В садике детишки рисовали своим мамам картинки, бежали сломя голову в раздевалку, когда вечером отцы забирали их домой… Маша же едва замечала присутствие столь важных людей в её жизни. Они были предметами мебели, или прислугой, не заслуживающей внимания, или бытовой техникой, ставящей на стол тарелки с супом и заправляющей ей кровать… Но только не живыми людьми, что привели её на этот свет: говорила с матерью и отцом девочка только по необходимости.

Мама отвела уже четырехлетнюю девочку к школьному психологу, но Маша легко и непринуждённо запудрила тому мозги, за несколько минут показав всю свою сообразительность, коммуникабельность, широкий кругозор, обширный словарный запас и адекватное восприятие действительности.

Матери ничего не оставалось, кроме как принять свою долю и по возможности растить из маленькой Марии Сергеевны полноценного члена общества.

По рассказам и отношению её сверстников она ещё детском саду поняла, что люди так не делают. Малыши были полностью увлечены семейной лаской и не имели иного удовольствия, чем погрузиться с головой в родной материнский уют. Малыши искренне любили своих домочадцев и считали себя чуть ли не частью их тел и душ. Нераздельность и полная, безоглядная вовлечённость в роль сына или дочери — вот что видела Маша в их глазах.

А потому девочке ничего не осталось, как посчитать себя ущербной, неблагодарной и себялюбивой отщепенкой.

Ну и ладно, решила она. Буду какая есть, раз такая родилась.

Через несколько лет, когда Машенька училась в школе, трещина подзаросла быльём времени: общие подростковые увлечения, активно продвигаемые по всем телеканалам, заставили девочку проникнуться культурой казавшегося таким чуждым социума. Но Маша не смогла сдружиться с одноклассницами. Так и ходила на переменах одна. Стояла в углу, читала или плела из бисера затейливые орнаменты, а потом также отрешённо шагала по звонку в класс. Одна.

Так Машенька выросла в Машу, та в Марию и, позже в Марию Сергеевну. Школа и институт так ничего не сделали с девочкой. И жить бы нашей бессердечной девушке в мире без любви и привязанности, если бы не Маэстро.

Маэстро

Мария Сергеевна вцепилась в мышку в тревожном ожидании и надежде на чудо. Курьер на «Газели» не успевал. «Промсвязьэнерго» работали только до шести вечера, а двадцать шесть заказанных радиостанций должны были проехать с ним ещё через две точки — через АО «Симмет» на Ломоносова и некоего частного заказчика на Перовской. И курьер не отзывался.

— Иевлев, — не отворачиваясь от экрана, бросила Маша, — скажи мне, пожалуйста, есть у нас какой-то дополнительный номер Пономарёва?

Иевлев, помощник логиста с вечно немытой головой и вихрастой шевелюрой, для вида полистал странички на экране монитора и ответил, что нет. Он, собственно говоря, проверил это ещё много дней назад, поскольку Пономарёв не отзывался на телефонные звонки регулярно.

Маша подумала несколько секунд и набрала номер на мобильном телефоне.

— Илья Сергеевич? Это Бастарчук. День добрый. Везём вам рации, но курьер запаздывает. Вы сегодня до шести или позже?

— Машенька, мы до шести, но если вы хотите, пусть курьер приезжает завтра с девяти, — ответил голос замдиректора «Промсвязьэнерго».

— Нет-нет, всё в порядке, Илья Сергеевич. Привезём вовремя, извините за беспокойство.

Маша повесила трубку и сжала кулаки. Вот так всегда. Как только появляется возможность сделать свою жизнь проще и отодвинуть свою хату как можно более на край, появляется это.

Маша чувствовала в такие минуты, будто она капитан, болтающийся на утлом судёнышке посреди огромного нескончаемого океана, а из глубин его медленно и величаво, не давая возможности отстраниться или проигнорировать, поднимается огромная, необъятная чудо-юдо рыба-кит, имя которой — долг.

И откуда берётся этот долг, и зачем он ей нужен — одному богу ведомо. Но раз чудо-юдо рыба-кит поднялась — всё.

— Если бы я курила, я пошла бы сейчас покурить. Пиару страдать нельзя, логисту можно, — прокомментировала Маша зеленым стенам офиса и стандартному белому плиточному потолку, — Иевлев.

— Да, Маша?

— Где у нас Евграфов и этот, новенький?

— Синицын. Евграфов сейчас вообще в другой стороне, на Крупской. А Синицын в центре, уже полчаса ждёт, пока проверят новые Моторолы.

Маша набрала Синицина.

— Синицын, привет. Это логист, Мария Сергеевна. Бросай свои Моторолы, «Бретань» всё равно их возьмёт, документы завтра подпишешь. Значит, слушай внимательно. Номер машины Р236ОМ, регион не помню. Ты сейчас идёшь в бесконечную пробку на Ленина и ищешь там эту машину. Берешь у водителя двадцать шесть раций для «Промсвязьэнерго» и героически тащишь их туда. До шести нужно успеть. Успеваешь — получаешь два бонуса. Отзвон каждые десять минут. Всё ясно?

Синицыну всё было ясно. Первый отзвон прошел без результатов. Маша в волнении теребила свою толстую русую косу и попеременно переключала окошки браузера. Второй отзвон принёс радостную новость — Пономарёв был найден, рации забраны через двадцать минут будут довезены на автобусе до «Промсвязьэнерго».

— Я пошла домой, — сказала помещению Маша, накинула сине-зелёное весеннее пальтишко и вышла за дверь.

Лето не баловало город. Солнце было ещё высоко, но температура воздуха не поднималась выше пятнадцати градусов. Ветерок, игриво заползая под полы пальтишка, не слишком-то приятно щекотал Марии Сергеевне бока.

«Сегодня по расписанию папе звонить», — вспомнила вдруг она. Маша уважала папу как человека, который её вырастил и воспитал, который всегда был справедлив и добр к своей маленькой девочке, как он её называл. Чувство благодарности жило в груди Маши и заставляло её приходить к стареющему отцу, которому в следующем году было уже на пенсию, и помогать ему и маме по дому.

Маша приходила и помогала, но в то же время отчётливо понимала — кроме благодарности, в душе нет ничего. Нет искренних позывов прижаться, искреннего страха за его здоровье, настоящего восторга от его успехов… Имитация чувства — единственное, что Маша могла предоставить родителям.

Маша даже понимала — уйди сейчас отец в мир иной, и ни одна жилка не дрогнет в её душе. Ушёл и ушёл.

Остановившись посреди тротуара, Маша подняла голову к голубому небу и спросила саму себя: ну в кого я такая уродилась? Почему все такие ненастоящие? Почему мир такой чужой? И где мой дом? Где мой дом?

Где мой дом… Вопрос без ответа. Поэтому пришлось Марии Сергеевне придумывать расписание для звонка родителям — потому что не нужен ей никакой звонок, и родители не нужны, и никто не нужен.

Может, не звонить? И снова — чудо-юдо рыба-кит, поднимающаяся со дна сознания… Куда ж без неё.

Маша посмотрела снова вверх, будто высматривая там родной мир, потом посмотрела обратно на тротуар и снующих вокруг неё людей, вытащила из сумочки телефон и стала набирать номер отца.

Она закончила говорить, уже поднимаясь по лестнице на второй этаж своей квартирки. Маша открыла дверь, обозрела одинокое помещение, вспомнила, что в холодильнике ничего нет, и решила, что поужинает в кафе «Пингвин» у соседнего дома.

В небольшом уютном зале кафе Маша, кляня себя за неспособность отказаться от сладкого, заказала чай и два пончика, села за столик и физически ощутила чужой взгляд, который упёрся в неё.

Осторожно подняв глаза, она увидела сидящего в нескольких метрах от неё мужчину в годах. Он не создавал впечатления богатого филантропа или владельца семейного бизнеса, однако седая бородка была ухожена, оставшаяся годам к семидесяти причёска уложена волосок к волоску, а костюм выглядел отглаженным и чистым.

Дед в смущении сразу опустил глаза, опустила их и Маша. Но буря волнения, поднявшаяся внутри, больше не позволила ей неподвижно держать чашку с чаем. Дыхание вдруг прервалось, сердце забилось так, что стало толкать тело назад-вперёд, а ладони мгновенно намокли, оставив на белой скатерти след.

С этим человеком было что-то не то, сказала Маша себе. Но тут же поняла, что это неправильная формулировка: не было «не того».

Наоборот, с этим человеком всё было очень «то»! Ярко, пронзительно, потрясающе «то»! Этот человек был первым за всю её жизнь, кого она не смогла бы назвать чужим. Она не знала, как это может, чёрт подери, быть!

И она вообще не знала, кто это.

Мужчина был поражён появлением Маши не меньше, однако он быстро взял себя в руки, о чем-то подумал, встал из-за столика, подошёл к девушке, чуть поклонился и сказал:

— Привет, Виола.

Маша оцепенела, горло её мгновенно пересохло, и вместо членораздельного ответа вырвался короткий хрип. Девушка быстро и осторожно скользнула по мужчине взглядом, сглотнула и, наконец, тихо проговорила:

— Я не Виола.

Мужчина чуть заметно погрустнел:

— Да, действительно, не Виола, что это я… Извините.

Однако интерес его не угас:

— Позвольте, я присяду на минутку.

Он без спроса, но осторожно присел, словно не желая спугнуть нечаянную посетительницу, и несколько секунд помолчал. Видно было, что он пытается что-то сказать, но не знает, как.

— Я знал однажды одну девушку, очень похожую на вас, — наконец, проговорил он, утирая платком вспотевший лоб, — она работала в нашем агентстве. Она… так же любила одеваться в зеленое и голубое, как и вы. И она так же любила заплетать волосы в косы.

Магия продолжалась. Он знал. Он был своим. Он был её мечтой. Он говорил правду.

— Вы меня знаете? — робко спросила Маша.

Он коротко кивнул.

— Да.

Они помолчали. Молчание прервал мужчина.

— Я работаю сыщиком, можно сказать, — он подумал и покивал, словно соглашаясь с самим собой, — да, можно так сказать. По роду своей работы я давно научился узнавать людей, которых не видел долгие годы и десятилетия. Поэтому не удивляйтесь.

Я хочу предложить вам работу. Вам ведь нужна работа?

— У меня есть работа, я логист в «Генпроводнике»… — начала она и на полуслове поняла, что изменилось всё. Работы у неё больше нет, Иевлев уже назначен на её пост, ей глубоко безразличны едущие по своим маршрутам курьеры, а она сама, в свою очередь, глубоко безразлична «Генпроводнику» в целом и каждому его сотруднику в частности.

Маша только кивнула.

— Наша организация называется «Агентство потерянных душ». Вот вам моя визитка, — мужчина передал девушке белую картонку с адресом, — Приходите завтра.

Он встал, подошел к выходу из кафе, оглянулся и сказал с улыбкой:

— Поверьте, вам будут рады!

И вышел вон.

Катя

Маша уже полминуты стояла перед чёрной металлической дверью без надписи, как Алиса перед кроличьей норой, и не смела войти. Обман? Прекрасный новый мир? У кого спросить?

Вокруг облупленного углового дома на перекрёстке Папанина и Челюскинцев ходили люди, но они даже не замечали замешательства девушки. Да и что они могли бы сказать?

Делать было нечего — рука девушки повернула дверную ручку, и Маша вошла.

В приёмной, за солидного и пышного вида конторкой сидела чопорная дама лет сорока в строгом костюме с собранными в пучок волосами и что-то писала. Строго взглянув на Машу, она вдруг застыла, потрясённая до глубины души.

Губы женщины задрожали, а почти физический удар от неожиданной встречи за долю секунды выбил у неё слёзы, которые так и потекли, смешиваясь с чёрной тушью и оставляя на щеках тёмные дорожки.

— Виолка… — прошептала женщина, а потом вскочила, — Виолка!!!

Она неуклюже, мелкими шажками пробежала на высоких каблуках недлинный путь до девушки и, рыдая, бросилась ей на шею.

Маша неуклюже приобняла женщину, но в этом действии было настолько мало искренности и естественности, что женщина сразу это почувствовала.

Она отстранилась, улыбнулась и утёрла лицо тыльной стороной ладони.

— Виолка… Ты же ни черта не помнишь, да?

Маша покачала головой в подтверждение и не стала упоминать, что это не её имя: ситуация показалась ей ужасно неудобной при такой-то встрече.

— Как же тебя звать-то теперь? — вдруг сама спросила женщина, лукаво улыбнувшись.

Маша не ответила. Она будто стояла посреди тёплого, ласкового невидимого моря, пропитывавшего всё её тело живительной влагой, и в разум вливалось только одно: «Я дома… Дома… Дом, господи, дом… Я дома…» Удовольствие было настолько интенсивным и непрекращающимся, что не давало Маше какое-то время подумать другую мысль.

Маша только и смогла, что присесть на краешек белого кожаного дивана для посетителей, закрыть лицо руками и молчать, упиваясь неведомым ранее ощущением. Так она просидела полминуты, прежде чем прикосновение женщины с пучком волос вернуло ей способность общаться.

— Как зовут-то тебя сейчас, дурёха? — улыбалась ей женщина, сразу скинувшая десяток лет. Она прекратила размазывать тушь по лицу рукой и теперь где-то добыла влажную салфетку.

— М-мария. Б-бастарчук Мария Сергеевна, — с трудом ответила Маша и, неловко порывшись в сумочке, подала ей свой паспорт. — Мне сказали, что здесь могут принять на работу.

— Надо же! А меня зовут Катя. Маша и Катя — мы теперь тут две русские красавицы!

Она отдала Маше паспорт, даже не взглянув на него:

— Ты принята. С возвращением!

Маша промолчала, чтобы никого не обидеть. Она решила разобраться в этом театре абсурда потом — по телу до сих пор разливались нежащие волны «домашнего» моря. Она вернулась на Родину. И уходить отсюда из-за каких-то странностей обращения она не собиралась.

Катя тем временем взяла ещё не пришедшую в себя девушку за руку и повела её по комнатам этого таинственного заведения.

Обстановка была более чем роскошная. На полу везде лежал натёртый паркет, обновлённый будто час назад. Стены были местами украшены росписью по штукатурке на какие-то исторические мотивы, местами гобеленами, местами какими-то шикарными обоями, каких Маша в глаза раньше не видала. За дверьми комнат стояли роскошные столы с вырезанными по дереву фигурами и орнаментами. Хрустальные люстры, чуть не достающие до голов сидящих за этими столами людей, были достойны кремлёвских палат.

— Здесь приёмная для клиентов. Здесь, дальше по коридору, офисы детективов, — Катя настойчиво тащила Марию за руку, — Нас сейчас немного, всего человек десять. Здесь кухня. Ты по-прежнему любишь чай с корицей?

Маша сглотнула и еле кивнула. Она пила чай с корицей уже несколько лет.

— Не удивлюсь, если он ещё остался в закромах нашего буфета! — заговорщицки шепнула Катя, наклонившись к Машиному уху, и рассмеялась.

— Здесь, за кухней, душевая и спальная комната, если решишь переночевать на работе. Вот, собственно, и всё.

«Так не бывает, не бывает, — думала Маша, — я брежу… Это место не может находиться в одном городе с моей школой, институтом, „Промсвязьэнерго“ и курьером Пономарёвым. Я подожду немного, а потом сбегу… Или сбегу, или не сбегу».

— Что мне нужно делать, и какая у меня будет зарплата? — всё же спросила Маша вопрос, который слегка интересовал её перед входом и совершенно не интересовал сейчас.

— Деньги Маэстро кладёт в конторку на кухне. Бери зарплату сколько хочешь и когда надо. А работа…

Катя секунду-вторую посмотрела на Марию, а потом покачала головой.

— Ты же правда ничего не помнишь. Ладно. Садись.

Они были на кухне — в помещении, размером со столовую общепита. Тот же дух старых времён царил и здесь — у стен стояли солидные деревянные комоды и шкафы с посудой и какими-то баночками и чайничками прошлого века. У одной из стен она увидела, однако, несколько мощных кофейных машин вполне современного вида.

Катя жестом показала девушке на кухонный диван, будто вышедший из сказок «Тысячи и одной ночи», а сама пошла к импозантному русскому самовару, еле умещавшемуся на одном из столов, налила в пузатые кружки крутого кипятка, добавила заварки и достала из навесной полки печенье и какие-то пирожные.

Затем поставила всё это богатство на стол, села и посмотрела на Машу.

— Ну что. Наше агентство разыскивает людей и возвращает их на место. Но мы не обычные сыщики. Мы работаем под крылом и по заказу Бюро Иммиграции Млечного Пути. БИМП, в свою очередь, имеет две задачи: оно направляет прибывающих на Землю и контролирует повторное их размещение в бионосителях.

— Так, стоп, — автоматически вырвалось у Маши, — что это за ерунда и какое отношение это вообще имеет к реальности?

«Попалась к сектантам», — пролетело в голове у девушки, что-то внутри неё сразу упало и растворилось, оставив ощущение предательства и щемящей тоски по несвершившейся сказке.

Катя уставилась на Машу и в первую секунду не смогла сказать ни слова, а потом расхохоталась:

— Ну ты даёшь, Виолка!

Она снова посмотрела на застывшую Марию и отпила глоток чаю.

— Маша, а ты никогда не смотрела вверх, в небеса, полные звёзд, и не думала: возьмите меня обратно, домой?..

Машу будто толкнуло изнутри, а на глазах выступили слёзы. Она легонько кивнула.

— Так какого чёрта ты мне тут мозги пудришь! — взорвалась вдруг Катя и отпустила Маше лёгкую оплеуху, — Не помнишь сама, так сиди и слушай!

Маша только кивнула.

— Не серчай, детка, — вдруг жалостливо сказала Екатерина, — чай-то пей. Я тебе сейчас всё объясню, а ты, если что, задавай вопросы. Так вот, о чём я говорила?

— П-про инопланетян каких-то…

Катя фыркнула:

— Инопланетяне, Виолочка, это понятие не для тебя. На Земле все инопланетяне. Я говорила о другом: наша организация, Агентство потерянных душ, — это команда сыщиков. Мы подведомственны другой организации, Бюро Иммиграции Млечного Пути.

— Кто куда иммигрирует?

— Люди иммигрируют. По своей воле либо не по своей. На Землю. Из Галактики Млечный Путь.

При словах «на Землю» Машу опять охватило чувство нереальности и, одновременно, щемящей тоски по чему-то необъяснимо родному. В невероятные для двадцатипятилетней девушки слова хотелось верить до глубины души, до последней капли крови.

— На космических кораблях прилетают?

— Нет, ну что ты, детка. Разве люди на космических кораблях летают. Ты разве видела где-то здесь в небесах корабли, бороздящие просторы Вселенной? Нет, нет. Бывают, конечно, космические челноки, буксиры или капсулы, что добросят до соседней планеты, максимум звезды. Но чтобы прямо космические корабли… Ты путаешь людей и бионосители. Пошли, покажу.

Катя махнула так и не глотнувшей чая Маше рукой, и они пошли по коридору — прямо и прямо, а затем налево. Там оказался лифт. Слева от лифта вместо кнопки находилась матовая прямоугольная пластина размером примерно с ладонь.

— Прикладывай, — Катя сделала приглашающий жест, — Вот твой последний тест на принадлежность к нашей команде, который, собственно, никому не нужен. Давай.

— Что прикладывать? — не поняла Мария.

— Что хочешь — руку, локоть, голову. Можешь попу приложить. Настройки личностных характеристик не меняли уже десятилетиями, так что ты по-прежнему в базе.

Катя осторожно протянула указательный палец к пластине, и лифт открылся, не успела девушка прикоснуться. Кабина оказалась современной. Девушки вошли, и та без предупреждения скользнула вниз. Десять секунд плавного полёта вниз — и дверь открылась в длинный широкий коридор, выкрашенный в ровный кремовый цвет, по обеим сторонам которого уходили вдаль безликие двери без каких-либо номеров или иных опознавательных знаков.

Катя прошла десяток метров и открыла третью слева дверь.

Ничему уже не удивлявшаяся Маша вошла и вздрогнула: в креслах, стоящих полукругом посреди совершенно пустой комнаты, лежали молодые люди в современной верхней одежде: четыре безмятежно дремлющих девушки и три молодых человека. Глаза их были закрыты.

— Кто это? — спросила Маша шёпотом, боясь спугнуть их сон.

— Никто, — спокойно ответила Катя, — это бионосители.

До Маши начинало потихоньку доходить.

— Это как биороботы?

— Ну, можно назвать и биороботами, — согласилась Катя, подойдя поближе и легонько попинав пятку молодого человека носком туфли, — только их никто так не называет. Господи, зачем я трачу время и всё это тебе рассказываю. Надо было просто отвести тебя к зеркалу. Ладно, пошли.

— Но я-то не биоробот! И зачем эти здесь лежат? — возмутилась Маша.

— Про этих потом. А ты — конечно, ты не биоробот, — согласилась Катя, уже выходившая из двери и направлявшаяся обратно к лифту, — вот биоробот.

И она тыкнула наманикюренным пальчиком в Машину грудь.

— Слушай, ты мне вообще голову задурила, — возмутилась Мария Сергеевна, которая уже голову сломала, пока пыталась найти логику в словах собеседницы.

Тем временем они вышли из лифта и снова очутились на кухне. Маша снова села за стол и пригубила подостывший чай. Катя не обманула — тот был с корицей.

— Ты не бионоситель. Ты — живая человеческая личность. Ты используешь носитель, чтобы жить в нашем мире. Это вроде бы не такая сложная идея.

Маша поникла головой.

— Я ничего не помню…

— Да не беспокойся. Память вернётся, и очень быстро. Итак. Ты человек, который сел в носитель, как водитель садится в автомобиль. Вот и всё. Не стоит путать водителя и механизм.

— Но если вот это, — Маша потрогала свою ногу, будто увидела её первый раз в жизни, — носитель, то кто же такая я?

— Слишком обширный философский вопрос, — ответила Катя, которая уже усиленно жевала пирожное, — потом и без меня разберёшься. Главное — ты жива, ты думаешь, ты решаешь, ты чувствуешь. И это делаешь ты, а не носитель.

Екатерина вытерла салфеткой уголки рта.

— Как я уже говорила, наше агентство требуется в тех случаях, когда граждане, размещённые в носителях, выпадают из поля зрения БИМПа, отвечающего за безопасность. Также часты случаи, когда новоявленные граждане пропадают либо не успев разместиться в носителе, либо сразу после того, как его оставили.

Граждан переносят по лучу, это делается мгновенно — личность неосязаема и невесома, ей не требуется космический корабль. Чтобы ты знала — межзвёздные космические корабли существуют только в фантастической литературе. Они слишком сложны и никому не нужны.

Бионосители легко изготавливают сами себя обычным половым размножением. Технология транспортировки людей отработана в глубоком прошлом, она проста и не знает сбоев. Так на Землю доставляют людей, так же меняют им испорченные носители, чтобы гражданин мог продолжать жизнь на обозначенной территории.

Машу вдруг постигло понимание.

— Меня звали Виолой до того, как я… — девушка никак не могла выговорить роковое слово.

— Померла, — спокойно добавила за неё Екатерина. — Да. Точнее, погибла. Мы все очень жалели, что ты оставила должность на столько лет. Но, если честно, мы тут не особо горюем по испорченным носителям, недостатка в них нет. А вот то, что ты оставила после себя кучу дел, которые придётся расхлёбывать тем, кто остался на работе — совсем другое дело. Мы все тебя ждали.

— Я работала здесь в своей прошедшей жизни!

— И не только в прошлой, девочка, — усмехнулась Катя. — По договорённости с БИМПом сотрудники агентства не проходят процедур слияния с бионосителями по полному протоколу. Появившись на свет в очередном носителе, наш персонал не подвергается ряду процедур социализации и седации. Иначе бы тебя здесь уже не было — тебя бы вынесло за дверь при первом же упоминании о жизни в другом бионосителе.

— Всё детство я чувствовала, будто живу в чужом мире, в который попала по ошибке, — поделилась Маша.

— Вот-вот. Вся эта любовь к типа родным горам и лесам прекрасным образом закладываются в БИМПе перед повторной отправкой на поселение. В тебе их давно нет. Но хватит болтовни. Тебя ждёт куча работы и твой старый кабинет.

Катя поманила девушку за собой. Они прошли по коридору и подошли к двери, на которой красивым золотым курсивом было написано «Детектив Меншикова Виолетта».

— Табличку сменить надо, — сказала самой себе Екатерина и отперла дверь.

На Машу накатила волна спёртого воздуха. Она поморщилась, но вошла.

На столе с письменными принадлежностями и мебельных полках лежала пыль толщиной чуть ли не в палец.

— После меня сюда никто не заходил? — поразилась Маша.

— Зачем? — пожала плечами Екатерина. — У каждого сотрудника есть свой кабинет, в который они возвращаются снова и снова после восемнадцатилетнего или двадцатилетнего отпуска. Новый персонал мы не нанимаем.

— Катя… — Маша уже начинала думать по-новому. — Получается, мы с тобой тогда, до моей…

— Смерти, — невозмутимо подсказала Екатерина, — но ты же понимаешь. Умерла-то не ты, а носитель.

— Да. Мы ведь были примерно одних лет?

— Виолка, мы в агентстве давно перестали оценивать друг друга по возрасту носителя, — засмеялась Катя. — А насчёт нас двоих ты права. Так получилось, что мы вместе учились в одном институте, были подружками не разлей вода. И лишь потом узнали, что не в первый раз.

— Что же произошло со мной?

— Да всё как обычно, как у людей. Автомобиль, авария. Так что будь осторожней на дорогах. Ещё один восемнадцатилетний отпуск — и Маэстро тебя оштрафует за порчу бионосителей. Кстати, это не он ли нашёл тебя?

Маша кивнула, даже не озаботившись разобраться. Седой аккуратный мужчина походил на маэстро, как две капли воды.

— Ладно. Приберись здесь, а я принесу новую работу. Пора приниматься за дело.

Пока Маша пылесосила кресло и меняла вёдра с чёрной водой, Катя принесла и шлёпнула на стол несколько увесистых папок.

— Я не представляю, что с этим делать, Катя, — разогнувшись, отёрла рукой лоб детектив Мария Сергеевна Бастарчук.

— Вот и разберись.

В приёмной послышались голоса: сотрудники, очевидно, подтягивались. Но Маше в первый день было уже не до того. Она поплотнее закрыла дверь и села за стол. Открыла первую папку и стала медленно перелистывать и рассматривать лежавшие в ней документы с фотографиями и убористым текстом.

Трудовые будни начались.

Теория девяти жизней

Два месяца работы в Агентстве потерянных душ сделали из потерянной Маши остроглазую и уверенную Марию Сергеевну, которая знала своё дело от А до Я.

Двигаясь наощупь, по наитию, цепляясь за какие-то неведомые обрывки мистических маршрутов, руки и мысли Маши начали жить самостоятельной жизнью.

Она перелистывала документы и замечала, как правая рука порывалась окунуть два пальца в несуществующую промокашку. Она чувствовала, что глаза быстро и без её ведома проскакивали некоторые ключевые столбцы текста, которые она, очевидно, должна была понять, но понять на данный момент не могла. Она встречала фотографии людей, незнакомые ей все до единой, но некоторые из которых заставляли её сердце колотиться сильнее.

Она и сама не заметила, что через несколько дней стала думать о человеческих индивидуальностях как о своих клиентах, а о бионосителях как о техническом материале, предназначенном для отработки своих функций и лишённом какой бы то ни было эстетической или любой другой ценности.

Она знала всех сотрудников и общалась с ними, как со старинными друзьями, хотя даже не представляла часто, как их зовут.

Через неделю Маша твёрдо решила, что начнёт работу с первым делом, чего бы ей это не стоило. Вот только с каким? Со стороны выглядело так, что руководство про неё забыло.

Маша решила довериться своей интуиции, подошла к стопке заказов и вдруг увидела одну папку, которой не было вчера. Толстую, перевязанную двумя веревочками. Папка была облита с краёв чем-то тёмным. Жирные пятна многолетней давности и заклеенная в некоторых местах скотчем обложка говорили о том, сколько работы над ней было проведено. Кто принёс её, она не знала. Это было оно. Дело, которым она откроет свою работу в новом бионосителе.

Девушка с трудом подтащила папку в центр стола и нажала на кнопку интеркома, вызвав приёмную:

— Катюш, что это у меня на столе?

— А, это, — голос Екатерины был скучен. — Висяк. С ним лет этак пятнадцать сделать никто ничего не может. Посмотри свежим взглядом.

— Счастье великое. Моё первое дело. Хотела начать с чего полегче.

Катя фыркнула и отключилась, даже не попытавшись ответить.

Маша вздохнула, села за стол, с усилием подтянула к себе увесистое дело и открыла его.

Почему это висяк, она поняла через десять минут.

На вооружении агентов БИМПа и детективов Агентства потерянных душ находятся несколько замечательных инструментов, которые облегчают поиск личностных единиц народонаселения и на просторах планеты, и вовне.

Одним из них является психолокатор — детектор, улавливающий на расстоянии личностные колебания живого существа, настолько же уникальные, как и отпечатки пальцев бионосителя.

Сканирование частот прибывшей личностной единицы и идентификация их с данными базы — первое, что делает персонал БИМПа, когда клиент прибывает на Землю. Поэтому, если иммигрант теряется, психолокатор — также первое, что берёт в руки детектив. После настройки на нужную частоту на экране психолокатора с трёхмерным изображением планеты появляется яркая точка. Вот он, наш искомый.

За века существования прибора несколько раз были попытки беглецов стереть частоту из баз БИМПа или подделать её в себе самом. Все они провалились: стирание частоты прямо сигнализировало о том, кто это сделал, а подделка попросту меняла саму личность беглеца. Такой ценой бежать не хотел никто.

Однако фотография бионосителя, безучастно смотревшая на Машу с лицевого разворота папки, доказывала существование исключений из правила. Молодой человек лет двадцати пяти с аккуратной чёрной бородкой и чёрными же, зачёсанными на лоб волосами, выглядел как аристократ, а не как нарушитель спокойствия.

Лис, как он звал себя независимо от имени своего бионосителя, не был иммигрантом. Он был главным инженером БИМПа и наиболее технически подкованным специалистом в Солнечной системе.

И на психолокаторе он не регистрировался никоим образом.

Почему сбежал Лис, оставалось загадкой. С одной стороны, многим сотрудникам Бюро не нравились условия пожизненного закрепления на рабочем месте: бионоситель для должности выдавался только один. С другой стороны, клетка была золотая: агенты БИМПа имели право доступа к любой информации подлунного мира и любым его развлечениям.

Как главный инженер, Лис мог ввести информацию во все источники Земли, что является султаном Брунея или кругосветным путешественником — и стать им настолько органично, что ни один человек не усомнился бы в этом. Он мог назначить себе любое количество денег на пластиковую карту.

Он мог влюбить в себя любую женщину с помощью биореактора — ещё одного уникального инструмента агента БИМПа, позволяющего настроить человеческие эмоции на любую частоту, такую как скуку, неистовый гнев или всепоглощающую страсть.

Он мог пользоваться всеми благами цивилизаций Млечного Пути — медицинским обслуживанием, обучающими программами, кулинарными технологиями.

Никто, однако, не замечал, чтобы Лис проявлял страсть к женщинам или пытался выдать себя за знаменитость Земли. Просто в один прекрасный день поутру он оставил медиасообщение, что уходит с поста главного инженера, передал инструкции неизвестному последователю и испарился.

Совершил ли он преступление? Нет, краж и убийств замечено не было. Сошёл ли он с ума? Вряд ли: окружающие знали его как взвешенного человека. Мотивы были не озвучены Лисом ни друзьям, ни коллегам.

Однако БИМП не имел возможности забыть своего главного инженера, уже сменившего четвёртый бионоситель на этой должности. Изобретения Лиса в области обработки информации, его нововведения в структуру архивирования данных и технические разработки в области чипирования остались без контроля, и изменить их не мог ни один инженер Бюро.

Пятнадцать лет над БИМП висела потенциальная угроза срыва всех программ размещения и контроля над мигрантами. Лис не мог об этом не знать.

И всё же он молча смотрел на Машу со страницы желтой от грязи и времени папки безо всякого раскаяния и сожаления.

«Кто же ты и что тебе надо?» — спросила Маша фотографию, — «Ладно, давай разбираться».

Отсутствие реакции на психолокацию осложнялось тем, что нынешний бионоситель Лиса не имел имени вообще. Среди мигрантов, где идея отделённости от носителя вообще отсутствовала как таковая, имя бионосителя имело смысл. Но если ты меняешь организмы, оставаясь самим собой, то и обращаться имеет смысл непосредственно к тебе. Смысл отпадает теперь уже в назывании носителя.

Таким образом, Лис не имел паспорта. Как искать в многомиллиардной толпе специалиста по поискам, не знал никто.

Вот это была задачка. Маша посидела-посидела в раздумьях, да и отложила дело, надеясь, что умная мысль придёт позже. Взяла новую папку, где беженец оказался на расстоянии вытянутой руки.

Прошла неделя, и принесла эта неделя день рождения одного из сотрудников, Афанасия Никитича Благонравских. Этот экземпляр с усатым дородным бионосителем служил в агентстве поболее Маши — уже более семисот лет. Он знал всех и всё, и даже Маэстро заходил к нему проконсультироваться по спорным вопросам.

Поэтому на день рождения, который по привычке знаменовал собой занятие агентом нового носителя, Благонравских приглашал уйму народу, который был ему знаком по многочисленным дружественным и не очень контактам с иммигрантами.

Дом был мало сказать красивым — он был шикарным и помпезным. Город, с одной стороны опоясываемый морским заливом, с другой стороны опоясывала четырёхполосная автодорога, петляющая между скал и сопок и ведущая в далёкую столицу страны. Райончик элитных домов, стоящих на этой дороге, был выше остального города — оттуда открывалась широкая панорама на сам город, торговый порт с причалами и множеством дерриков, и узкую полоску воды.

Красота северной природы завораживала, поэтому в доме была обустроена застеклённая отапливаемая терраска, служившая для хозяина и гостей обзорным пунктом. Маша в синем с переливами вечернем платье, купленном накануне, вышла из шумного зала в этот относительно тихий уголок и столкнулась там с давней подругой.

— Как дела? — оглянулась на неё Катя, изогнувшись в широком кресле.

— Да как… Как обычно, — ответила та, не глядя на собеседницу, — четырёх за неделю нашли, двое в поиске.

— Да я не про работу, а вообще. Как жизнь девичья проходит?

Маша усмехнулась и помолчала.

— Скажи, Катя, — вдруг решилась она, — ты никогда себя не спрашивала о… моральных аспектах нашей работы?

Катя вопросительно подняла бровь — мол, о чём это ты?

— Ну, как сказать… Вот иммигранты прибывают на нашу планету, поселяются со своими целями в каких-то её местах. Или их поселяют, это как смотреть. Итак, они поселяются, забывая своё прошлое и даже самих себя. Но когда они по случаю освобождаются от этого морока и хотят вернуться на родину или просто оставить себе память о произошедшем, вдруг появляется БИМП и запихивает их обратно на Землю и в небытие. Разве не их право знать о существующем положении дел и снова поменять местонахождение?

— Маш, многие из них помещены сюда не по своей воле, а на перевоспитание. Ты ведь читала документацию и устав Агентства и БИМПа.

— Да, читала. Но ведь это только часть прибывающих. Здесь есть путешественники, есть амбулаторщики, есть воспитуемые, но их тоже присылают отнюдь не ради потери памяти. И Земля в этих документах не заявлена как тюрьма!

— Кто мы такие, чтобы решать вопросы иммиграции, детка? Нет, я не вижу здесь ничего странного. Искать пропавших — это моя работа, и я её выполняю. И выполняю, надеюсь, хорошо.

— Я тоже хочу хорошо выполнять свою работу, — кивнула Маша и перевела взгляд на вечерний город, что раскинулся перед её глазами, — наверное, ты права.

— Даже если ты тысячу раз прав, какой в этом толк, если женщина твоя плачет? — пропела Катя и отхлебнула шампанского из бокала, что держала в руке.

В доме раздался взрыв смеха, и Катя пошла в главную залу.

Символом дома был кот. Он сидел сейчас подставке когтеточки, что занимала полкомнаты, и лениво и высокомерно взирал на снующих под ним людей. На вид кот был самым что ни есть дворовым бродягой непонятного цвета — в менее официальные моменты он любил и на коленях поурчать, и вкусный кусок со стола стащить.

Однако Благонравских утверждал, что животное уникально — мол, оно уже много веков проводит с хозяином, перевоплощаясь во всё новые и новые кошачьи тела. Слушатели обычно скептически относились к тому, что этот тот самый кот, что жил у средневекового Афанасия Никитича, только сменивший сотню носителей. Отчасти скепсис был оправдан (коты не были иммигрантами и никаких назначений на место рождения не получали), но Благонравских был непреклонен.

Настала пора и Маше выслушать от Благонравских эту историю с бородой. Вопреки ожиданию того, она не засомневалась.

— Вот говорят же, что у кошки девять жизней. А у вашего-то куда больше оказалось!

Благонравских посмеялся и покивал на Машины слова.

— Между прочим, молодая леди, есть целых две легенды, которые объясняют это странное число девять.

— Я знаю только одну, — продемонстрировала Маша знание истории, — где египетская богиня Бастет с головой кошки проживала девять жизней на Земле, прежде чем вознестись в обиталище богов.

— О, да, — оценив эрудированность девушки, покивал Благонравских, — а вот и ещё одна. Истории известны десятки случаев, когда потерявшиеся или оставленные кошки возвращались к родному дому, даже если он находился за сотни километров.

А ещё более знающим людям, а именно техническим специалистам БИМПа, известна иная закономерность: кем бы ни был иммигрант, он обязательно знаком и встречается на этой маленькой планетке с любым другим её обитателем. Но с одной оговоркой: на протяжении девяти жизней.

Если бы один индивид захотел повстречаться с каким-то другим недоступным ему сейчас товарищем, ему не пришлось бы, подобно кошке, тащиться за тысячи километров на другой континент и так далее. Нет. Ему достаточно было бы родиться еще раз, и еще раз, и еще раз… Не более девяти.

Естественная ротация иммигрантов и бионосителей обязательно принесёт его под бок к тому, с кем ему нужно быть рядом.

Теория такого «ленивого» поиска была названа «теорией девяти жизней» — подобно небезызвестной теории шести рукопожатий. Вот тебе и наша кошечка, вернувшаяся домой из неизведанных далей.

— Никогда бы не подумала, — покачала завитыми на время приёма кудряшками Маша и отошла к другому столику.

Там общались бухгалтер агентства — Пётр Вениаминович Галактионов, и сам Маэстро. Не став докучать им, остаток вечера Маша провела, бродя вокруг стола в поисках оставшихся канапе и салатов.

Неясные проблески света появились в голове девушки на следующий день, когда она увидела на столе злополучную папку Лиса.

Почему он зовёт себя Лисом? Не может же быть, что такое имя лишено повода или тайного значения. Может, он любит этих рыжих зверьков? Может, это намёк на то, что нас ждёт обман?

Маша вздохнула, села за стол, придвинула увесистую папку и начала внимательно вчитываться в толстую стопку материалов.

Три чашки чая с корицей, две попытки заснуть над мелким убористым текстом — и девушка установила факт того, что Лис не всегда был внешним работником. Около трёх веков назад он был ещё обычным иммигрантом, впервые помещённым на планету аж семнадцать веков назад.

Обычным Лиса можно было назвать, конечно, с натяжкой, раз БИМП позволил себе такой неслыханный поступок — взять в персонал иммигранта.

Однако парень заслужил это. Технические возможности Бюро Иммиграции были веками рассчитаны на то, чтобы обслуживать ротацию, заселение и контроль над проживанием — смешно! — одного миллиона человек. Это была формальная норма для подобного рода планет. Политические ссыльные и межзвёздные скитальцы разного рода были потенциально опасным элементом: даже под покровом обмана и обработки сигма-волнами, даже сидя в коконах бионосителей, они требовали неусыпного контроля.

Случись недосмотр — и буйный индивид мог встряхнуть головой и легко снести все результаты обработки за каких-нибудь несколько лет. Собственно, потому и требовался БИМП: только регулярная обработка и многоуровневая классификация могли держать в узде и в бионосителях всю массу добровольцев и принудительных поселенцев.

Лис четыре века назад был пиратом. И не просто пиратом, а капитаном флотилии из сорока судов, не дававшей прохода остаткам былого британского могущества. Случилось так, что из-за сбоя в автоматике сканирующего проходчика, обрушившегося близ северного берега Европы, на планету попали несколько человек из персонала БИМПа во главе с главным инженером, совершавшим контрольный осмотр.

Они были спасены и попали в руки Лису, называвшему себя Лисом и в те стародавние времена. Однако тот их не четвертовал и не пустил по доске за борт. Увидев незаурядность пленников, он не испугался пришедших с неба демонов, а принял с королевскими почестями и вежливо заставил говорить.

Пропавший персонал агенты Бюро нашли с помощью психолокаторов за считанные минуты. Однако найти — еще не значит забрать обратно. Против БИМПовцев, обладающих совершенным оружием и целым спектром внеземных устройств различного назначения, вышла тысячная армия с копьями, алебардами и уверениями, что в глубоких подземельях при малейшей опасности со стороны пришельцев падшим богам будет перерезано горло.

Теоретически, БИМПовцам ничего не стоило разворотить половину Европы, испортить много тысяч бионосителей вместе с телами «падших демонов» и забрать пленников.

Но административная сторона дела не давала покоя: многотысячную армию единоразово освобождённых иммигрантов требовалось повторно обработать, классифицировать и поместить в бионосители. Это была работа, и немалая.

Но БИМПовцев страшило даже не это, а предстоящее объяснение галактическому Бюро, почему руководство Земли так странно поступает со вверенными ему иммигрантами и планетарными ресурсами.

Поэтому прибывшие на помощь агенты вежливо попросили присланного одноглазого воина пожелать пленникам быстрой естественной смерти, после чего удалились на базу ждать застрявших собратьев и готовить им новые носители.

Однако главный пират сделал не то, что от него ожидалось. Он попросил главного инженера научить его всем премудростям программирования, и тот охотно согласился, затаив обиду на бросивших его собратьев.

Через три года главный инженер вернулся на базу после гибели своего бионосителя во вспыхнувшем чумном пожаре. Однако прибыл он не один: растворив содержимое язв главного инженера в вине, оставил свой бионоситель и Лис.

И по просьбе главного инженера Лис представил техническому совету БИМПа новую систему классификации, изобретённую им лично в пещерах с пиратскими сокровищами.

Главный инженер только разводил руками: он перестал понимать задумку гениального Лиса еще на стадии разработки. Однако факт оставался фактом: система обслуживала три миллиарда иммигрантов с теми же мощностями, что были и у старой её версии, обладала множеством удобнейших опций, только снившихся ранее операторам БИМПа.

И она была бесплатна и доступна с одним условием: работать с ней мог только Лис. И это условие, подкреплённое жутким недостатком кадров и финансирования, стало решающим. Тайным, не отмеченным ни в каких журналах решением технического совета Лис стал первым и посл