Наталия Доброжан

Мы тебя ждали!

Жизнь обычная. Ребенок приемный

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Иллюстратор Елена Бикаева

© Наталия Доброжан, 2018

© Елена Бикаева, иллюстрации, 2018

Книга о современной семье, в которой появляется приемный ребенок. О радости и боли, о страхе, разочаровании и преодолении — в новой жизни, которая уже не будет прежней; в центре повествования — мама, решившая принять в семью вторую дочь, и ее дети.

12+

ISBN 978-5-4493-3772-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Мы тебя ждали!
2. «Мы тебя ждали…»
3. Глава 1. Жили-были мы и ты
4. Глава 2. Весна
5. Глава 3. Лето
6. Глава 4. Осень
7. Глава 5. Зима
8. Глава 6. И снова весна

«Мы тебя ждали…»

Отзывы

— Прочитала прекрасную книгу Наталии Доброжан — рассказ приемной мамы о том, как в семье появилась еще одна дочка. Внешне очень простой безыскусный рассказ: жили-были мама и дочка шести лет — светленькая непоседа… Потом мама решила взять приемную девочку — серьезную темноволосую Дашу. И зажили они втроем — девочки то дружили, то ссорились, мама делила время между двумя работами и сестренками, началась школа — не всё было легко, а иногда и очень нелегко. Но за всеми этими обычными делами и вещами появляется, прорисовывается главное — радость встречи с человеком, маленьким, сложным, не всегда понятным, но уже забравшимся в твое сердце, уже твоим, внезапно ставшим родным с первой встречи. Это веселое удивление — как это незнакомые люди прикипают друг к другу, как рождается эта близость и почему без этого уже невозможно жить — именно это, на мой взгляд, и подкупает в книге. За рассказом о каждом дне встает рассказ о том, как мы встречаемся и какой радостной и необычной может стать поэтому наша жизнь.

В книге Наталии Доброжан нет советов и выдержек из книг по психологии (хотя сама Наталия и психолог), там просто жизнь, и девочка Даша — не «депривированный ребенок с трудным поведением», а просто маленькая девочка. Такая же девочка, как и родная дочка. Мне кажется, что это очень вдохновляющий и поддерживающий подход. В книгах о приемных детях за описанием и объяснением проблем часто теряется важное — что они просто дети.

Я очень рада, что знакома с этой симпатичной семьей. Мама, не теряющая чувства юмора, и две интересные сестренки, — прекрасные спутники в путешествии в мир спонтанности, поиска, ежедневного творчества — мир детства и семьи. Искренняя, трогательная, живо и легко написанная книга.

Наталья Степина, педагог, руководитель Ресурсного центра помощи приемным семьям с особыми детьми (Благотворительный фонд помощи детям-сиротам «Здесь и сейчас»), Москва

— Часто люди перед приемом ребенка в семью испытывают страх и смущение — словно готовятся открыть ящик Пандоры. И чем ответственнее подходит родитель к подготовке, чем больше узнает по теме, тем больше будет этих страхов. Поэтому так ценна эта книга — честно, весело и без назиданий описывающая первый год жизни семьи с приемным ребенком. Для будущих приемных родителей это возможность пройти год адаптации «за ручку» с автором и ее семьей, для уже состоявшихся — вспомнить, улыбнуться, помечтать и… возможно, задуматься о еще одном ребенке!

Самобытно, мило и свежо, очень искренне.

Татьяна Фалина, приемная мама пятнадцати детей, Нижний Новгород

— Я считаю, что написание этой книги очень важно и полезно.

Во-первых, для самого приемного ребёнка, описанного в книге — Даша будет расти, и у неё обязательно будут появляться вопросы: почему приезд в другой город и в новую семью произошел именно с ней и как с этим жить… Во-вторых, для описанной в книге приемной семьи в целом, для приемной мамы Наталии Доброжан — в первую очередь, ведь когда человек перекладывает на бумагу свои мысли и структурирует опыт, который пришлось пережить, происходят инсайты и осознание многих вещей! Ну и, в-третьих, эта книга будет очень полезна для тех, кто хочет стать приемным родителем.

Принятие решения стать приемным родителем у любого серьезного человека всегда происходит непросто. Это очень большая ответственность и важная ноша, но, с другой стороны, открытый и искренний рассказ о том, что ребёнок, рождённый сердцем, может стать на всю жизнь родным — это вдохновляет!

Гульнара Гарифулина, директор Благотворительного Фонда «Дети Байкала», Иркутск

— История одного опекунства — одна из многих и для каждого своя…

В книге Наталии рассказана жизнь семьи с приемным ребенком: доброе и теплое повествование о буднях и праздниках, горестях и радостях, проблемах и их возможном решении, педагогических находках мамы и маленьких победах темноглазой Дарёнки и озорной Лалёнки.

Книга написана легким, доступным языком, автор с юмором и изобретательностью решает многие вопросы и проблемы, возникающие перед семьей в целом и детьми в отдельности.

При прочтении книги меня впечатлили усилия, которые Наталия приложила к развитию интеллектуальных и физических способностей приемного ребенка, адаптации Даши к школе, комфортному существованию в семье и социуме — учитывая опыт воспитания троих детей, ощутила укол совести — я столько не сделала для всех троих. Ну что ж, мне есть к чему стремиться и что взять на вооружение.

Читая про жизнь семьи с приемным ребенком, вспомнила свой неудавшийся опыт приемного родительства.

Несколько лет назад наша семья готова была принять в свои ряды третьего сына — маленького друга наших мальчишек, оставшегося без родителей и ставшего ненужным своим многочисленным родственникам, однако этой истории было суждено закончиться ничем — как только мы заинтересовались мальчиком, его родственники активизировались и забрали его к себе. Другого ребенка взять мы оказались не готовы. У мальчика так и не сложились отношения с родными, я до сих пор переживаю, как он справится со взрослой уже своей жизнью.

Прочитав книгу, я испытала некоторое облегчение от того, что, возможно, именно этой неудачей я не принесла своим детям дополнительные проблемы, и я вряд ли смогла бы уделить столько внимания приемному ребенку. И в то же время — сожаление, ведь на моих глазах судьба ребенка, который стал небезразличен нашей семье, складывалась не лучшим образом, а возможностей помочь ему было немного. Возможно, все сложилось бы совершенно другим образом, если бы он оказался у нас. Может быть, и не так, но одно я поняла точно — перед принятием решения о приёмном ребёнке нужно очень хорошо взвесить свои возможности и силы, поскольку это потребует максимальной отдачи и мудрости от родителей.

melody of summer, несостоявшийся усыновитель

Глава 1. Жили-были мы и ты

Смысл жизни в том, на что она потрачена

— Мальчик! Сын! Наташааааа! Ты будешь такая мама для мальчика! Они такие нежные! Ты не представляешь, как они привязаны к мамам! Они обожают мам! И они очень трепетные! Это будет такой прелестный контраст с твоей Лалёной! А ей как здорово будет, ты только представь! Она сразу станет нежнее, ведь это такая прелесть — мальчики! Вот ты попробуй, и тебе обязательно понравится! Мальчик, только мальчик! — в один голос друзья.

Это все настолько убедительно, что я потратила еще неделю, только чтобы написать запрос в опеку и мне официально добавили «ребенка обоего пола» в заключении. На всякий случай.

Я, в удивлении, подруге Наташе:

— И что? Почему все говорят, что с мальчиком нам хорошо будет? И на ШПР то же самое: у вас девочка, надо мальчика. Я же девочку сразу думала, а тут — мальчик! А я вообще не представляю… это все равно как я хочу девочку, а мне говорят… ну, я не знаю… ну — «Слушай, деревья — это такая классная штука! возьми лучше дерево! тебе понравится»!

Подруга Наташа:

— Мальчики, они потрясающие. Они обожают мам, они трепетные и нежные. Но знаешь что, Наташа, бери девочку. А деревья будешь брать, когда у тебя свой сад появится.

Исчерпывающе.

Девочка.

Я получаю заключение о возможности принять ребенка первого июня — два года назад, в 2016 году. Дважды съездив через полстраны — и так и не забрав девочку, которая мне очень нравилась, я совершенно разбитая приезжаю домой. А в сентябре рассматриваю фотографии заново — и на меня невероятными глазами, полными света, смотрит Даша. Легкий, распахнутый взгляд, улыбка и ожидание. Я нахожу ее видеоанкету на «Измени одну жизнь». Разные дети, разные анкеты. Девочка, с которой я знакомилась — три тысячи просмотров. У Даши — двести… Чудесный ребенок, стихи читает. Строго смотрит в экран, серьезно и внимательно пишет что-то в тетрадке, собранная, грустная…. А на ранней съемке! Это же просто невыразимо прекрасная девочка! Сияет вся, крошечная, кругленькая, так мило отнекивается — видно, что ее уговаривают из-за стула выйти, а она прикрывает глазки и смеется, качает головой из стороны в сторону… и вот в итоге — двести просмотров.

Я смотрю в сияющие Дашины глаза и решаю звонить и узнавать. Лали прыгает перед экраном: «Вот эту, вот эту, мама, вот эту мы возьмем обязательно девочку!»

Я дозваниваюсь. Обозначились трудности со здоровьем и бабушка, которая навещает и собирается Дашу забирать. И я с какой-то тяжестью решила — ну нет, если еще и бабушка, и в семью ребенку не надо… как рвать по-живому и на чем-то настаивать? Я совершенно к этому не готова.

И ладно.

Уже спустя полгода, наверное, когда стало понятно, что с другими детьми по разным причинам как-то не складывается, я решила еще раз позвонить. Приятный молодой человек, подумав, сказал, что у бабушки Дашу забрать не получается и ребенку ищется семья.

Смотрю снова Дашины видеоролики — там, где она маленькая, сразу ощущение чего-то очень своего: милая круглая мордашка, коротенькие черные волосы. Даша улыбается так, что у меня замирает сердце.

Съемка, где повзрослевшая худенькая Даша, строгая, сухонькая, читает стихи, приводит меня в затруднение — у нас очень шумная и деятельная семья, понравится ли ребенку у нас? Не будем ли мы ей в тягость и изумление с нашим вечным раскардашем? Честно говоря, я очень боялась, что Даша не надумает к нам ехать — такой это сознательный и важный был ребенок, что от нее всего можно было ожидать. В конце концов я решаю, что мы такие, какие есть и на всяк пирожок есть своя тарелочка — едем.

Мы празднуем Лалин день рождения двенадцатого марта и выезжаем за Дашей на следующее утро. В сумке одежда, игрушки и книжки — и Лали в дорогу, потому что едем мы поездом, и подарки Даше.

Подъезжая к Иркутску, мы звоним Ольге Викторовне — директору центра, где находится Даша, и составляем план: если мы быстро успеваем к региональному оператору, то после обеда уже увидимся с Дашей.

В Иркутске солнечно и тепло, красиво и очень похоже на мою родную Башкирию. С деревьев свисают коричневые послезимние петушки — я их сто лет не видела. Иркутск большой, все далеко, мы едем на такси. Я настолько нервничаю, что замечаю происходящее как через пелену. Лали вертит головой во все стороны.

Региональный оператор выдает направление на знакомство с Дашей. Женщина, сидящая сбоку, посмотрев на нас с Лали, на то, как она играет с дочкой сотрудницы из соседнего кабинета, вдруг ни с того ни с сего сокрушенно говорит:

— Вы Дашу не заберете. Я ее видела. Она совершенно другая, не такая, как на видео. Вы же понимаете, их снимают так, что они все хорошие… и она совсем ведь на вас не похожа.

У меня падает сердце. Я уже видела ребенка, который вживую совершенно не похож на себя самого на видео… Я давлю внутри себя что-то тоскливое и безнадежное и понимаю, что приехали мы с дочерью, и она очень ждет встречи с «девочкой Дашей», и не заберем мы Дашу в одном случае — если только она сама категорически не захочет к нам.

— Заберем, — говорю я женщине, сидящей сбоку. Она пожимает плечами и склоняется над своими бумагами.

Мы приезжаем с дочерью в Центр помощи семье и детям. Здание выглядит как обычная многоэтажка. Сразу за ним — большой и красивый храм, в котором, как мы узнаем позже, крестили Дашу, и школа, в которой она учится в первом классе.

Солнце льется в окна, на первом этаже аквариум, к которому Лали прилипает носом, высокие сводчатые двери совершенно не напоминают казенное страшное учреждение, где содержатся дети. Мы ждем. Сначала директора, потом специалиста по социальной работе, потом врача. Разговариваем с ними, я слушаю грустную Дашину историю, диагнозы, которых уже не боюсь, в конце концов нам обещают привести Дашу и мы поднимаемся наверх.

Наверху, в отделении, где живут дети, еще больше солнца, тишина и одиночество. Даши нет очень долго. Мы вдвоем с Лали в кабинете, уже устали от ожидания. Лалёна проявила инициативу, сбегала куда-то узнать, что ж так долго, и приходит с объяснением, что Дашу готовят. Ну хорошо, ждем… И наконец мы слышим шаги и разговоры в коридоре. Мы с Лалёной прячемся за дверью, из-за двери выглядывает только собачка, которую подарила моя сестра будущей племяннице и Золушка-малышка — кукла в голубом платье.

Заходит Даша и игрушки тянутся к ней и машут ручками-лапками:

— Привет, Даша!

И Даша смеется от неожиданности и говорит хриплым, низким, гортанным голосом:

— Привет!

И переводит на меня бездонный взгляд. И все разом встает на свои места. И мое упавшее сердце тоже встает на свое обычное место. И если говорят, что любви к приемному ребенку с первой минуты не бывает… Бывает. И с первой секунды тоже.

— Привет, Даша! — говорю я, — мы к тебе… Мы за тобой приехали. Поедешь с нами? Будешь с нами жить?

— Да! — сразу кивает Даша.

Нас фотографируют вместе с девочками, я плачу, размахиваю руками и спрашиваю:

— Где что нужно подписать? Давайте я что-нибудь скорее подпишу…

Мне еще не верится, что, наконец, все так, как мне и хотелось. Уже вместе с Лали и Дашей мы делаем браслеты обеим девочкам — из разноцветных бусин.

Даша очень естественная на этой встрече — она отрицательно вертит головой, когда ее спрашивают, любит ли она школу, и добавляет тихо:

— Физкультуру только.

— Как тебе лучше меня звать? — разговариваем мы с ней позже, — мамой, наверное, непривычно, ведь ты маму хорошо помнишь? Давай пока — Наташей, а там — как проще будет.

Даша не против, и почти на год я становлюсь ей Наташей — то ли тетей, то ли старшей сестрой, то ли воспитателем.

От поездки у меня до сих пор осталось ощущение тепла, уважительности и внимания к нашему желанию — со стороны всех, с кем мы обсуждали решение забрать Дашу. Бесконечного изумления по поводу того, что обстоятельства могут складываться еще и так — я буду забирать приемного ребенка из рук бабушки и дяди… Бабушка, полная тезка Даши — Дарья Ивановна, приходит к директору на беседу со мной, чтобы познакомиться. Они очень похожи с Дашей — и прежде всего, манерой разговора — бабушка сдержанна и доброжелательна в целом, и неожиданно звонко смеется. Я рассказываю ей, что мы с Лалёной — обычная семья, и Даше можем обещать не золотые горы, но все наше внимание и бережность.

Сразу же после разговора с Дарьей Ивановной едем в опеку. Пока мы оформляем документы, Лали доходит до полного изнеможения. Она ползает на животе по кабинетам опеки, заглядывает из-под столов наверх к сотрудникам и хохочет, не в состоянии успокоиться. Ей начинают выдавать листочки и ручки, маркеры и степлеры, и в результате у нее в руках оказывается полноценная автобиография — стараниями сердобольных сотрудников опеки туда вписаны все родственники Ла, и даже «деда Шкаф» и «баба Чайник» — уже ее собственными усилиями. Нам обещают поскорее оформить документы — я очень прошу по возможности не затягивать оформление бумаг. Мы обедаем с Лали в Доме кино и, когда выходим оттуда, нам звонят, что постановление об опеке готово. Мы мчимся за постановлением и в аэропорт — за билетами. Билет на Дашу я покупаю по копии ее свидетельства о рождении, которую мне дали в опеке.

Можно выдохнуть. Я звоню директору детского дома сообщить о том, что, оказывается, мы можем забрать Дашу хоть сейчас. Но Даша с ночевкой у бабушки — прощается с семьей.

Что ж, есть немного времени. Едем в КомсоМолл, находим верхнюю одежду девочкам. Меня не остановить — я скупаю все, что вижу, подозреваю, что от стресса. С пакетами и сумками едем в гостиницу. Гостиница — «Добрый кот», тихое и красивое заведение, в котором мы переночуем с Дашей, когда заберем ее. Родные и знакомые требуют отчета — что и как, когда уже и каким транспортом… Всем пишем, что все нормально, а детали будут уже завтра. У меня нет «первой фотографии вместе» — остается только ждать фото от сотрудников, снимавших нашу встречу, и эти кадры нам позже прислали.

Мы забираем Дашу через день — с Дашей прощается не только семья, но и дедушка, который находится в доме престарелых. Дедушка не видит.

Год спустя Даша расскажет, что дедушка говорил ей:

— Не уезжай, если ты уедешь, я умру. У меня и так жизни мало осталось, сказали врачи, а тут еще и ты уезжаешь…

— Господи, доча, — пугаюсь я, — и как же ты поехала после этого?

Даша поднимает на меня спокойные взрослые глаза:

— Он просто очень не хотел, чтобы я уезжала.

…Рано утром девятнадцатого марта я иду в парикмахерскую в соседнем с гостиницей доме.

— Что делаем? — спрашивает мастер.

— Надо, чтобы красиво, — говорю я.

— О, у вас что-то важное намечается? — улыбается мастер, глядя на меня в зеркале.

Я, подумав, решаюсь:

— Да, важное. Мы забираем девочку, она в детском доме. Мы забираем ее в Сургут.

— Как это? — спрашивает девушка в веселом изумлении, — вы берете ребенка из детского дома, просто так? Ого, как здорово!

— Ну да, наверное, здорово. Правда, это проект с открытым финалом… Просто так.

— Ну тогда вам надо быть очень красивой, — решительно говорит парикмахер и мы смеемся. Я рассказываю, какая чудесная Даша, и понимаю, что могу говорить про нее бесконечно.

Я выхожу из парикмахерской, вдохновленная пожеланиями всех-всех-всех возможных благ и радости с нашей новой девочкой!

Утро длится. Мы с Лаленой приезжаем за Дашей. Пока мы дожидаемся ее и бабушку, отдаем торты сотрудникам. Бабушка привозит Дашу, Даша бегает прощаться с девочками в комнату, где она жила. Мы получаем документы, вещи и, собственно, саму Дашу. Обеим девочкам накладывают сумку карандашей, фломастеров, красок и альбомов:

— Берите, это вам на двоих! Не обижайте друг друга и играйте вместе!

И наконец мы выходим на улицу… и все вместе едем на Байкал с бабушкой и дядей Даши.

День очень большой. Мы приезжаем, обедаем в кафе и выходим гулять. Мне не очень хорошо, я с трудом переношу поездки в легковых машинах, но Даше и Лали поездка в радость. Мы были в музейном комплексе на Листвянке, аквариуме, Лалёна наизумлялась на нерп. Нафотографировались и нагулялись по замерзшему Байкалу, на обратном пути заехали в развлекательный центр.

Когда приезжаем в гостиницу, устало пьем чай и укладываемся спать. Я отношу Дашу в ванную перед сном, и мне кажется, что она весит не на треть меньше Лали, а в три раза меньше.

Я сушу Даше волосы феном. Черный шелк растекается у нее по плечам, скрывает всю ее, сидящую на кровати, и Лали говорит в изумлении:

— Мама, это такие волосы у нее?

— Да, доча, представляешь, бывают такие волосы.

…Рано утром, еще почти ночью Дарья Ивановна и дядя Ваня везут нас в аэропорт.

К тому моменту, когда мы улетали из Иркутска, я, наверное, раз пять слышала от разных людей:

— Но вы же СОВЕРШЕННО не похожи!

Вот вообще не так ни разу. Более похожего на меня и более близкого мне по духу ребенка, чем Даша, сложно представить. Она любопытная, выдержанная, тактичная и сумасбродная — она чудесная. Она более мягкая и воспитанная, чем моя суматошная младшая дочь. Она более терпеливая, чем я. И да, она не такая, как на видео. Мы так и не нашли, к сожалению, ту съемку, где Даша, строгая, серьезная, читает стих о том, как она стала первоклассницей. На самом деле она очень смешливая. У нее потрясающее чувство юмора. И ослепительная улыбка.

Отступление

Мы живем в Сургуте. У нас холодно — и зимой и летом, снежно и практически нет детей на усыновление и под опеку — как правило, их привозят из других регионов.

У меня неполная семья. Дочке Лали было пять лет, когда мы решили взять в семью ребенка. Моя работа всегда была связана с психологией — я долго была психологом в социальном центре помощи семье и детям. Сейчас я работаю в «Золотом сердце» — чаще это медицинское учреждение называют хосписом.

Ощущение несомненности, что у меня будут приемные дети, было со мной очень давно. Мне кажется, всегда и было. У каждого приемного родителя, наверное, есть история ребенка, с которого все начиналось — такая история, даже несколько, есть и у меня.

Я была в летнем лагере. Лагерь был в Башкирии, в Стерлитамаке, там очень красиво, и лагерь хороший — в зеленом густом лесу, с походами на речку и «Зарницей», и вафлями на полдник, и с кефиром перед сном. А! и с дискотеками — Юра Шатунов и «Белые розы»… И вот среди беззаботности и летнего шума были еще и дети из детского дома. Маленькие стриженые девочки, разбитные пацаны лет семи-восьми с нахальными глазами и лысыми макушками… Почему-то они почти все были в одинаковых футболках, а некоторые в школьных формах. Девочка Оля очень от них отличалась — улыбчивая, с прозрачными серыми глазами, тоненькая и очень сообразительная. Часто смотрю на ее фотографию — очень хотела бы узнать, как сложилась ее жизнь… И еще я работала в шестнадцать лет в Доме ребенка в том же Стерлитамаке, няней. До сих пор помню Будулая, маленького пухленького цыгана, про которого все няни и воспитатели говорили — придет мать, заберет, как работник понадобится… Молчаливую крошечную Антонину, которую нам дали на выходные домой и которую моя мама уложила спать, когда мы с сестрой не справились… У детей в группе половина комнаты была отгорожена, и там стояли фигурки игрушек в национальных костюмах, целая композиция — настолько яркие, настолько притягательные — детей туда не пускали. Они постоянно пытались проникнуть за стульчики, которыми отгородили игрушки — детей выпроваживали, тащили за руку и ругали. Я работала в группе двух-трехлетних малышей — не говорил у нас ни один ребенок.

В группе новорожденных, где я подменяла няню, когда детей укачивали, они засыпали долго, пеленки были к засыпанию мокрые — так и укладывали, их иначе «не напереодеваешься». И они засыпали. Памперсов тогда еще не было вовсе. Я ничего не могла для них сделать — не позволяло ни материальное положение, ни возраст.

И уже когда у меня была Лалёна, и была она совсем маленькая, я увидела в Сургуте ее ровесницу — Лену, девочку с расщелиной неба — почитала про ее диагнозы и поняла, что ребенка, которому нужны несколько операций, взять я не смогу — оставить Лалёну на время операций Лены я бы не сумела. Я помню, как горевала, думала об этой девочке, а когда додумалась, что нужно узнать, чем еще ей можно помочь, Лены в базе уже не было.

После моего декретного отпуска прошло еще немного времени и я поняла, что не хочу больше откладывать появление ребенка. Сложнее всего оказалось оформлять бумаги на уже принятую к нам в семью Дашу — а прохождение ШПР, сбор документов и оформление заключения о приеме ребенка в семью — это все было незаметно. Всего на оформления разрешения быть приемным родителем ушло два с половиной месяца — самым долгим было прохождение ШПР. Медицинскую комиссию я прошла за пять дней.

Я разговаривала с близкими, с друзьями, и реакция на мое желание была совершенно разной — от «Благословляю» до «Только не это». Меня огорчало насмешливое и ироничное отношение. Мне казалось, мои стремления настолько понятны, что… как можно меня не поддержать?

Саму Школу приемных родителей я проходила в три приема. Та, в которой я начала обучение, относилась к району, в ней очень удобно было заниматься по скайпу. Меня перевели в городскую школу приемных родителей, так как жила я в городе и занятия для нас, городских жителей, должны были проходить здесь. После ее окончания я оказалась по приглашению Татьяны Губиной в заочной школе — ее уроки запомнились и оказались наиболее полезны. Непредвзятое отношение к происхождению и истории жизни детей в детских домах, внимательное отношение к участникам, сама атмосфера общения с усыновителями из разных регионов и стран была очень живой и прочувствованной.

Я работаю в хосписе больше трех лет. То, что я прожила там… оно и сейчас длится — это ощущение стремительности и хрупкости жизни — привело к ощущению: все, что хочется, нужно делать сейчас. Жизнь нужно наполнять тем смыслом, которым хочется ее наполнить.

Читая блоги некоторых приемных мам, я удивляюсь планам, грандиозным целям и амбициям: «Мой сын понял, что его био — абы что», «Мне нужно, чтобы ребенку было понятно, какого уровня даны ему возможности в нашей семье…», «Моим детям будет полезно рождение моего кровного ребенка…», «Тебе повезло, я твоя мама…», «Мы даем шанс моим детям стать в будущем другими людьми….полноценно строить свою судьбу…».

У меня немного другое отношение к происходящему. Мне просто было ощутимо больно за детей, которым приходится жить не в родных семьях. Мне не очень нравилась (если не сказать сильнее), атмосфера в детских садах, где мне довелось работать воспитателем, у меня в силу постоянных переездов нашей семьи было шесть школ — и я видела много сложного и противоречивого в тех детских общностях, где я была. Возможно, если бы я не пережила травлю в школе из-за банальной причины — высокого роста, я бы проще относилась к возникающим у детей трудностям в общении и душевном развитии… Но если я, девочка-отличница и умница-разумница, с трудом могла отстоять свое право на своеобразие, отличие и спокойную жизнь среди подростков — что говорить о детях, предоставленных самим себе? О детях, у которых намного больше затруднений и особенностей, чем необычайно высокий рост или переезды вслед за семьей.

Не уверена, что смогу столь же уверенно заявить, что обеспечиваю своему ребенку полезные переживания и стабильное будущее, все же наша с Дашей жизнь — это проект с открытым финалом — скорее сейчас, здесь, в настоящем я живу так, как мне хочется и с теми ценностями, которые для меня важны — и делюсь ими с моими детьми.

У меня не было и нет особого апломба по отношению к тому, что я делала и делаю для Даши. Просто живем вместе, рядом, и я стараюсь все время придерживать себя в своей восторженности по отношению к дочерям — цыплят ведь по осени считают, но мне этой осени трудно дождаться. Я считаю, что с девочками мне немыслимо повезло!

Мы ссоримся, дружим, сталкиваемся с противоречиями и решаем их по мере сил (и не всегда успешно). Более того, я очень благодарна судьбе за то, что Даша у нас появилась — мне сам процесс воспитания детей доставляет удовольствие. Воспитывать такого ребенка, как Даша — один сплошной интеллектуальный квест с непредсказуемыми поворотами, и даже в самые тяжелые моменты я думаю о том, где взять силы для восстановления, а не пропитываюсь сожалениями, что я сделала что-то не то, взяв Дашу, или негодованием по поводу того, что ребенок не ценит меня. Бывает, и не ценит. Вопит, возмущается, рявкает в ответ и хоть тресни.

Даша приехала, и наша семья в итоге стала еще более суматошной, веселой и непредсказуемой. Это принесло в нашу жизнь много света. И трудностей тоже — и они преодолимы.

Хочу добавить, что прием Даши в нашу семью должен был состояться и произошел не благодаря моим значительным возможностям, а скорее вопреки определенным ограничениям и с пониманием, как распорядиться скромными ресурсами — временными, материальными, организационными. У меня на данный момент обычный среднестатистический доход, не очень большая квартира, не слишком много желания включать в нашу жизнь различные службы поддержки, и я изначально не рассчитывала на нянь, друзей и бабушек-дедушек (хотя было так, что приходилось обращаться и к ним, и все помогали по мере сил). В моем распоряжении было немного времени для поездки за Дашей и не слишком большой отрезок времени для того, чтобы в период предполагаемой адаптации постоянно быть дома. Взять малыша или подростка, ребенка с более сложным прошлым или с более серьезным отставанием в развитии я объективно не могла. Поэтому в нашей жизни могла появиться и появилась именно такая девочка, как Даша — подросшая, сохранная, с посильными для меня диагнозами… и невероятно красивая, хочется добавить!

Каким-то чудесным образом так получилось, что девочка, одна из первых увиденных мной в базе данных, спустя немало времени стала моей дочерью — и решающим оказались не досконально просчитанные доводы «за и против», здесь скорее было много сомнений… а эмоциональное принятие, симпатия к ней и ощущение «своего» ребенка, то самое «ёкнуло».

Вот так и появилась у нас Даша.

Глава 2. Весна

Март.

Мы приезжаем домой.

В первый вечер я слышу из кухни, как Даша кричит:

— Ты плохая! Ты мне не сестра! Я хочу к маме!

Я бросаюсь к девочкам, беру Дашу на руки… она плачет, захлебываясь слезами и мне нечего больше сказать, кроме:

— Куда ж теперь к маме… куда ж к маме…

Лали растерянно стоит рядом.

****

В первые же дни, как Даша попадает домой, возникает ощущение, что она жила у нас всегда. Все игрушки на месте, все школьные блузки на плечиках, туфли и ботинки расставлены под вешалкой. Даша рвется мыть посуду и раскладывает свои вещи, вещи новые и их много, детский дом, кроме карандашей и фломастеров, дал с собой сумку одежды — Даша занята постоянно.

В общем, первые дни Даши у нас не очень отличаются от того, как мы живем сейчас — она с удовольствием наводит порядок (это чаще всего — с удовольствием, но всякое бывает), разбирает вещи (но тут же может сложить все как попало), играет с Лалёной (и достаточно часто они выясняют отношения и ссорятся) и ходит за мной хвостом (тут практически без перемен). Похоже, что у нас не было ни медового месяца, ни адаптации — я не могу найти особых отличий, как ни стараюсь.

****

Стоит прекрасная солнечная погода, мы выходим на улицу и тут выясняется, что Даша не может гулять больше десяти — пятнадцати минут. Она устает — бездонные оленьи глаза становятся тусклыми, личико заостряется и она говорит:

— Наташа, пошли домой.

Со временем ситуация переменится совершенно, но поначалу меня это пугало — на вид крепкая и хорошо сложенная, Даша не сразу привыкает к большим прогулкам. А мы с Лалёной без них жизни не представляем.

У нас то солнечно, то снежно и холодно. И на горке во дворе можно кататься до апреля. Девочки так и делают — осталось много фотографий, которые мы тут же отправляли Дашиной бабушке.

Мы в один из Дашиных первых дней дома идем в парк к церкви. Дети бегут к игровому комплексу. С хохотом и криками пробегают мимо соседских детей — весь наш двор в полном составе, кажется, пришел к этому городку. Даша, даже когда убегает, постоянно оборачивается ко мне крошечным личиком в шлеме — больше четырех лет не дашь. Наша соседка Маша оказывается тут же и живо вглядывается в Дашу:

— О, это что за девочка у тебя?

— Это — Даша наша, мы ее привезли из Иркутска. Мы взяли девочку из детского дома. (Вот ничего толкового не придумалось, пока я решала, как я буду отвечать на неизбежные вопросы. Ну, счас узнаем, что люди в таких ситуациях в ответ слышат).

Маша смеется:

— Да ладно! А серьезно? Племяшка, что ли? Я смотрю, и куртки одинаковые.

— Но это серьезно, — только и могу ответить я. А что тут еще скажешь?

Маша опять смеется, с интересом смотрит на меня и еще некоторое время не может поверить.

— Нет, правда, что ли? Взяли ребенка из детского дома? Я про такое только слышала… — говорит Маша, — вот ты молодец! Я думаю, это просто какие-то… люди, которых мало. Я бы никогда не смогла!

И все! И никто больше особо и не заморачивался. Появление нашей девочки Даши не вызвало особого резонанса — жила она себе с нами дальше и радовала.

****

Даша постоянно озвучивает происходящее. Ей что-то говоришь, а она: «Чхсшшсккрхр», «Пдыщ-пдыщ», «Фрсшшр-фффрррр», «Щхррщщ», «Пах-пах». И до сих пор так. И часто говорит странным каким-то языком: «Рри-арри-виврри-рри-жжж-рррь-рруаррррр» и так далее. И стрекочет иногда, как сверчок, особенно, когда в растерянности — как такое может выдать человеческий артикуляционный аппарат, я не знаю, но до сих пор фыркаю от неожиданности. Даша тут же заливается смехом.

****

Татьяна Николаевна, коллега по работе, увидев Дашу на фото, передает нам поздравления с прибавлением в семье со словами: «У Даши мудрые глаза». Мне это важно — Татьяна Николаевна не скрывала сомнений, когда я брала Дашу, стоит ли брать чужого ребенка в дом — генетику ведь не изменишь… Но сейчас она говорит теплые слова и, мне кажется, искренне за нас рада!

****

Неделю после приезда мы пробыли дома. Я ездила на работу, отдавала бумаги после отпуска.

Меня поздравляли и спрашивали:

— Как вы?

И я помню, что отвечала:

— Не знаю, как будет дальше, но сейчас все как будто встало на свои места. Все так, как должно быть.

И я не преувеличивала — совсем.

****

Пока еще шли каникулы (а первую неделю, как мы приехали, каникулы и были), я записала Дашу в школу — в 1 В класс. Про эту школу есть разные отклики, и когда-то по работе я приезжала в нее и мне она нравится — в ней светло и уютно, есть бассейн. Даже два! Стеклянный потолок в холле — высокий, в два этажа. У меня нет сомнений, что Даше понравится и она хорошо включится в учебу — Ольга Викторовна сказала, что она успешно справляется с программой.

( — Даш, сейчас про школу пишу. Что хорошего в вашей школе еще?

— Все плохо.

Я неполиткорректно скрываю невольный смех, вместо того, чтобы бросаться и расспрашивать, что не так — нарасспрашивалась за этот год до полного владения информацией.

— Ну есть, конечно… Бассейн!

Ну и то…)

****

Даша беспрерывно говорила. Спрашивала, рассказывала, переспрашивала. Я все время отвечала на ее вопросы, Лалена тоже пыталась что-то пояснять Даше, но той нужно было просто постоянно спрашивать и любых ответов было мало.

Даша часто повторяет очевидные вещи. Так она перепроверяет и принимает реальность и привыкает к новому дому. Помимо этого, так как она психологически существенно младше своего возраста, она просто произносит вслух то, что делает, как это свойственно двух-трехлетним детям. Детский дом в первые полгода упорно называет детским садиком — некоторое время я оторопело слушала и не понимала, поправлять ли ее. После какого-то времени мы все уже столько раз обсуждали прошлое и настоящее Даши, и столько раз назвали детдом детдомом, что уже так и говорили — никто не запинался.

— После завтрака ходят же гулять, да, Наташа? Когда выходные. А когда школа — в школу.

— Мы когда встречаем знакомых, надо же поздороваться?

— После выходных — рабочие дни.

— Это правильно — собирать крошки после обеда. У нас в детском саду было так же, и еще генеральная по субботам.

— Нужно же переодеваться после улицы, да?

— После прогулки моют руки. Надо мыть руки.

— Давай, Лалечка, надевай варежки. Надо же надевать варежки, когда гулять идем. Да, Наташа?

— Вещи нужно складывать аккуратно, это же правильно, да?

— Ведь каждый ребенок в семье живет, да? А я не в семье жила. А вы искали такую хорошую девочку, и вот меня и взяли, да? А как вы меня нашли?

— Да, Даша. Мы искали именно такую девочку, как ты. Каждый ребенок должен жить в семье. Ты будешь жить в нашей — а нашли мы тебя в базе данных — это чтобы и другие родители могли так же найти детей. Хочешь посмотреть?

Даша еще около месяца была в Федеральной базе. С Литтлвана я просила модераторов убрать ее много позже — информация со всеми диагнозами в одной из тем висела, как оказалось, до лета.

…Еще Даша старалась стоять рядом со мной. Всегда. Что бы ни происходило. Не говоря уже о том, что несколько часов после самолета на автобусе из Нижневартовска до Сургута мы ехали с ней в обнимку, или она просто стояла рядом, когда я уже не могла держать ее на коленях — так и дома она просто не отходит от меня. Что бы я ни делала, за редким исключением, Даша тут же и просто смотрит на меня — похлопывая ручками, забравшись на диван или усевшись за стол и подперев щеку.

Мне трудно постоянно давать ей подтверждение, что я вижу ее, помню о ней, думаю о ней. Но все, что от меня зависит, я делаю.

Даша погружена в происходящее и мало говорит о прежней жизни, только часто вспоминает маму:

— Это же жалко, что моя мама умерла, да, Наташа? Я скучаю по ней. Мне жалко, что папа потерялся.

— Я вижу, Даша. Очень жалко.

****

Нам привозят мебель — шкафы и кроватки для девочек, белоснежные, аккуратные, со встроенными ящиками для одежды. Радости моей нет предела. Кроватки приходится доделывать — мастера приезжают еще не раз, но в результате мебель служит нам безупречно — тяжелая, устойчивая, надежная и очень красивая.

Мы приносим из магазинов новую одежду, украшения для волос, обувь. Мне никак не привыкнуть, что Даша, которая старше Лали на два года, носит не одежду хотя бы ее размера — сто двадцать восемь, а преспокойно помещается в футболки для трех-четырехлетних детей — сто четыре сантиметра. Я внутренне ужасаюсь. Я весь год буду донимать врачей:

— Скажите, ну как может ребенок вырасти на четыре, шесть, восемь сантиметров — а в весе практически не набирать? И размер у нее остается тот же, она же не худеет? Как так?

— Ну, как пластилин, — наконец ответит мне кто-то из врачей, — Вверх тянется, а вес тот же.

В конце концов я решу, что Даша, наверное, где-то в шее и талии растет, не иначе. И руки еще вытянулись — это по рукавам заметно было!

****

В конце марта мы начинаем заниматься в изостудии. У нее красивое название «Fly», и мы так и говорим — «идем на Флай». Студия не близко, но и не далеко. Лали ходит на занятия почти полтора года, ей очень нравится.

Мне кажется, что там очень хорошо — задания посильные для детей и интересные, два часа дети занимаются с преподавателями, словно сошедшими со страниц модных журналов — стильными, юными, уверенными и заботливыми одновременно, в перерыве успевают пить чай и общаться. Студия расположена в необычном помещении — небольшом, неправильной формы, на верхнем этаже офисного здания с панорамными окнами, оно даже с улицы выглядит таинственно и светит огнями по вечерам — в студии занимаются взрослые. Даша подключается к еженедельным занятиям осторожно, неуверенно, но постепенно привыкает и до середины лета, когда в студии объявляют перерыв, занимается с интересом и старанием.

Ее хвалят преподаватели, бросаются приветствовать дети, когда мы приходим, самой ей нравятся рисунки, которые у нее получаются. Но с осени каждый раз, когда мы собираемся, она паникует и плачет:

— У меня не получится! Там трудно! Я не смогу!

Спрашиваю Лали, как Даше на занятиях?

— Да все прекрасно, мам, ей же помогают… Она шутит, смеется, я проблем не замечала.

Тем не менее, Даша прекратит занятия ровно через год — и сейчас настаивает, что не хочет заниматься дальше — а что рисунки прелестные, и вроде и нравилось — да ну и что.

Объяснить, что же ей не нравится, не может — не нравится, и все.

****

Всю весну, а далее и первую половину лета мы в банках, пенсионном фонде, опеке и МФЦ — переоформляем пенсию Даше.

Поездки в инстанции — то по холоду, то по жаре — чередуются с походами по врачам и ничего, кроме усталости, пока не приносят.

В МФЦ нам особенно повезло — мы четырежды приезжали и меняли заявление о переводе пенсии, оформленное не совсем правильно.

Эти поездки и походы (а еще были визиты специалистов из опеки, и наши походы в опеку, со справками и документами) — одно из самых сложных и выматывающих мероприятий за весь первый Дашин год у нас. Я боялась что-то сделать не так, слишком расстраивалась из-за резкого тона сотрудников, и тогда еще не понимала, что это не мне надо чувствовать себя тотально подконтрольной (было так, что мы переносили поездку на дачу, когда нам звонили и говорили, что сейчас приедут из опеки), а я сама могу попросить проконсультировать меня по непонятным мне вопросам.

Ну и не по всем непонятным вопросам меня, собственно, могли проконсультировать.

Как мы уже к середине лета выяснили, по некоторым аспектам личного дела Даши — она — первый и единственный ребенок в городе… На ходу приходилось выяснять в Иркутске, что нам делать и какие еще запросы отправлять в учреждения — это отнимало много времени и я, опять же, со своей повышенной переживательной способностью, терялась там, где более сухой и деловой тон был уместнее, как я сейчас понимаю.

****

Мы читаем — запоем. Всегда было очень много книг у Лали, Даша появилась, и нужно включаться в чтение и с ней. Читаем о школьниках в целом и просто о сообразительных детях — в частности. «Самый большой подарок», «Катруся», «Подружки идут в школу», «Сначала — налево, потом — направо», «Приключения Шуры и Маруси», «Как жила Тася», «Первоклассница»… Слушаем эти вещи — на ночь или по выходным — не по одному разу — привыкаем к школе.

Читаем детские стихи — чем проще, тем лучше — все Лалины дошкольные серии хорошо идут, на них Даша больше всего откликается — и до сих пор очень любит именно стихи для совсем маленьких.

Мне кажется важным не перегрузить Дашу интеллектуально, поэтому еще мы часто занимаемся совсем детскими занятиями, простенькими, вроде мыльных пузырей или вырезания фигурок из бумаги — и часть книг, заказанных для девочек, тоже была специально приобретена в расчете на «погружение в регресс» — для снятия напряжения, которое неминуемо возникло при появлении у нас Даши. Пушистые, шершавые, яркие, не понятные с ходу — все, встречавшиеся у нас Даше книги, были подобраны так, чтобы быть максимально притягательными.

Читаем простенькие сказки — Даша не может ответить ни на один вопрос, хотя слушает внимательно. Если предложить ей выбрать из готовых ответов — выберет правильный. И до сих пор, к сожалению, если Даше что-то нужно уточнить у меня, вспомнить какие-то детали событий, пусть даже недавних, — она говорит с запинками, с напряжением. Говорит легко и быстро, когда мы играем, когда обсуждаем бытовые темы, когда занимаемся уроками — то есть там, где не нужны сложносочиненные конструкции и быстрое изложение своей точки зрения.

Мы стараемся не столько обсуждать героев сказок и пересказывать сюжетные повороты, сколько, на первое время, как можно более точно сказать — о чем сказка? Про что рассказ? Что тут главное, в этих стихах? И пока не больше.

Позже мы запишем Дашу в библиотеку и чуть меньше станем заказывать книг в интернет-магазинах.

Я выбираю на сайте Лабиринта тетради Кумона — и на сейчас, сразу выполнять, и на потом — заказываю много, боюсь, что не угадаю с заданиями — Даша хорошо занимается, когда работа ей по душе.

Хотя я, наверное, зря переживала — Даше очень нравится все наши занятия — они разные, и для нее это чаще всего игра. Книга «Говори правильно» — логопедический альбом. С ней Даша сидит сама и просит меня пояснить задания в ней. Многие сложные слова — «жюри», «абажур» — можно сразу рассмотреть на иллюстрациях, можно почитать стихи. В заданиях к каждой странице есть еще и вопросы, и просьба прочитать еще один стих… Две страницы этой книжки с выполнением заданий — «Нарисуй разноцветные драже», например, мы делаем в день, примерно по пять — восемь минут на занятие. И таких крошечных занятий у нас за день много.

Со времен моей работы в детском саду у нас остались наборы карточек с заданиями для развития фонематического слуха — много работаем с Дашей по ним — вернее, Даша думает, что это игра — карточки сделаны из открыток и фотографий. Распевает песенки водички и комара и счастлива.

Еще был и есть счет и решение задач по рабочим тетрадям Кумона (действительно хорошие задания) и мои рабочие инструменты — метафорические карты, таблицы чувств и эмоций, задания для прояснения чувств в теле, карты «Смыслы жизни» и много привлекающих внимание наборов, открыток, карточек — на все возможные темы.

Даша — ребенок с великим интересом ко всем загадкам, кроссвордам, разрезным картинкам и настольным играм.

Наши походы в магазины канцтоваров всегда заканчиваются приходом домой с полными пакетами новых игр или развивающих книг — прописей, книг о животных или раскрасок.

Некоторые спокойные выходные дни проходят у нас под поедание вкусного и шуршание страниц.

****

Даша постоянно просит поставить любимую песню: «Я твои целую руки, моя родная»….

— Я очень рыдала в детском доме, когда слушала песню про маму.

****

У Даши очень своеобразные отношения с болью. Она кричит из-за царапин, которые не оставляют и следа, и равнодушно реагирует на то, что может порезать себе палец или уронить что-то тяжелое на ноги. На мой испуганный взгляд только улыбается:

— Не больно, не больно, — и идет дальше.

****

После каникул мы идем в школу — и вот тут Даша начинает впервые кричать в голос. Она не может пройти семь-десять минут до школы и кричит:

— Почему школа так далеко!

Изумлению моему нет предела. И в школу она уже ходила, и ранец носила, и уроки делала — но вот сейчас все не то и не так.

Одно из объяснений этому — сразу же после приезда врачи обнаружили у Даши сильную анемию и восстанавливали ее очень длительно — Даша в итоге полгода пила железо и до сих пор пьет йод.

****

Даша, как выясняется, очень не любит громкие звуки. Как она, бедная, детей в школе переносит… автобус даже подъезжает, она уши закрывает… пылесос не переносит… не знаю, почему. Пылесосом теперь не пылесосим). Фен! О, фен — это кошмар. Такие волосы!… И Даша ненавидит фен. Сначала убегает, когда его я несу в зал, потом вопит и ноет все время, пока сушим волосы — а волосы — шелк в пятьсот слоев! невозможно же просушить эту гриву, мы выбрили треть затылка, чтобы после бассейна (четыре раза в неделю) просушить успевать на перемене, и все без толку!

****

Ест за троих — где-то две недели, потом она станет очень избирательной в еде. Терпеть не может школьную еду. Я говорю ей, что ведь тоже готовлю совсем обычные вещи — ну, разве что фруктов у нас всегда переизбыток, но она отвечает:

— Нет! Я рыбу у них вообще не могу есть! А у тебя она другая совсем! Делай мне рыбу, я съем.

Набирать вес она не будет почти до зимы — совсем.

****

Когда я иду куда-то с Дашей по делам, я знаю, что она будет невозмутима, спокойна, вежлива. В крайнем случае, если устанет, она ляжет головой ко мне на колени или потянет за руку, сказав:

— Пошли уже, Наташ…

Лалёна….. Лалёна вертится, когда устает, смеется, как правило, ее воспринимают как невоспитанного ребенка.

Но спроси при этом у Даши — что мы делали, что вокруг происходило? Не ответит и растеряется. Если не вручить для пережидания игрушку или блокнот с карандашом, просто отключается от происходящего и ждет, пока мы уйдем, смотрит по сторонам, но ничего не видит. Лали при всей своей подвижности расскажет, на кого похожи операторы в банке, кто в очереди смеялся, а кто скучал, сколько детей было рядом с нами и как менялась погода за окном.

****

Мы проходим комиссию в школу. И теперь нам надо пройти кучу врачей — понятливого и доброжелательного участкового педиатра я прошу оформить максимально полное обследование.

Вес Даши — восемнадцать килограммов, рост — сто шестнадцать сантиметров, возраст — семь лет девять месяцев.

Даша требует после каждого захода в кабинет врача сдавать кровь. Это временами напоминает одержимость. В какой-то момент мне приходится оттаскивать ее от кабинета, а она плачет так, что на нас оборачиваются, хотя в больнице уже ко всему привычные.

— Хочу сдать кровку!! Зачем сюда мы ходили, в больницу эту, если кровку мы не сдали! Пусть мне колбу дадут! Где мне колба? Я кровь хочу сдать!

****

Бабушка присылала Даше посылочки, и в посылочках обязательно журналы. Даша смотрит их подолгу, сама делает поделки из них, выполняет задания. И Лали приучила — Лали вскорости начала у своей бабушки спрашивать журналы и сидеть с кроссвордами, загадками, историями — часами.

****

На Лабиринте я заказываю таблицы Зайцева. Очень нужны нам таблицы по русскому языку, но их, к сожалению, нет. Таблицы по математике вешаем в коридоре. Сейчас уже мы все привыкли к ним, и потребность в них меньше, а первое время — это было очень захватывающе для детей — девочки подолгу стоят перед таблицами. Следят за изменением сумм и разностей, завороженно изучают счет, часто я говорю им, чтобы посмотрели ответ — бегут и находят, самим интересно. И мне нравится — часы, минуты — наглядно, сложение, вычитание — красиво и понятно, все представлено логично и не сложно.

****

Даша решает примеры и крутит спиннер. Решает, крутанет спиннер и решает дальше — один из нейропсихологов, с кем я позже консультируюсь, говорит:

— Пусть крутит, это не отвлекает, это даже полезно.

Ну, пусть крутит. Хотя выглядит странновато. Жук в муравейнике…

Еще у нас появляется батут. Мы отдаем Лаленину кровать, которая даже не чердак, а город, верой и правдой она служила ей два года, вмещая в себя книжный шкаф, шкаф для платьев, комод и собственно кроватку. За кровать, которая была сконструирована по моему проекту и являлась моей гордостью, нам и привозят погонять батут.

Тот же нейропсихолог, когда я рассказываю о том, что девочки готовы часами, без преувеличения, скакать на батуте, одобряет:

— Здорово. Пусть прыгают. Там такой важный момент невесомости получается… И еще есть несложный способ перераспределять внимание — прыгать и рассказывать стихи. Считалки говорить, петь, в ладоши хлопать…

И девочки прыгают на батуте — он стоял у нас больше полугода. Мы собирались убрать его осенью, но оставили почти на всю зиму — настолько он стал частью нашей жизни.

Это на время совсем превратило нашу жизнь в бесконечное прыгание и мельтешение. Когда я спрашиваю у девочек, не надоел ли батут, может, убрать его, они хором кричат:

— Не убираем! Не убираем!

Не убираем.

****

Уроки. Вот почему-то именно уроки даются сложно. И программа «Школа России» — проще некуда, и задания в большинстве своем кажутся мне понятными для почти восьмилетнего сохранного ребенка — нет, именно с уроками сложно. На продленке уроки не делают. Разрисовывают однообразные раскраски, шумят, галдят, утыкаются в смартфоны, делают графические диктанты, гуляют изредка, но уроки — нет. Не знаю, что за своеобразная система присмотра за детьми — но уже что есть. Соответственно — во второй половине дня — Даша, за работу. Ну и практически всегда — без толку оно, Даша уставшая. Играть, гулять, по любым дополнительным заданиям работать — с готовностью, а ненамного отличающиеся уроки в школьных тетрадях — нет, как будто отключается мозг.

Если я привожу Дашу с уроков на работу, тоже в результате не все ладно — и она отвлекается, и мне приходится уделять ей время урывками, и все скомканно проходит. Я не могу понять, как можно не понять, сколько будет четыре минус три, Даша не может понять, чему я так расстраиваюсь, и про четыре минус три она тоже понять не может — в большинстве случаев, если это школьные уроки. И все наши старания — через непонимание и напряжение. Совершенно бессмысленные ответы чередуются у нее с точными и быстрыми, и меня это совсем сбивает с толку.

Так наше завершение первого класса Дашей и барахлит, как мотор глохнет — рывками, надсадно и то с надеждой, то с усталостью.

Старшая и младшая.

— Мам. Как у медуз рождаются дети-медузята?

— Я не знаю.

— Но как! Ты же психолог?!

— Лаль, мы в магазин едем. Напоминай мне там, что нужно. А то я не запомню.

— Я счас список писать буду.

— Пиши только разборчиво, чтоб я поняла.

— Я нарисую.

— Ага…

— Рунами!

— О боги…

Рунами — зубную пасту, йогурт и молоко.

— Гадюка!

— Кто?

— Сапог!

— Это почему он гадюка?

— Не надевается!

— Мам, давай будем делать вирусы. Давай лепить?

— Давай.

— А ты знаешь, как делать вирусы? А то я скажу.

— Давай.

— Надо вылепить кружочки. А потом еще кругляшки и из них делать иголочки. А вот и вирусы! Будем лепить вирусы? Это интересно. Вот бери кружочек — лепи маленького вирусика… Да нет, углы, углы лепи, потом они цепляются углами за животик и там остаются.

— Это кто тебя учил?

— Да чо… Это в садике нас учили.

Песня.

— И жилИ они долго и счастливо,

И умерлИ в один день,

И чтоб им не было скучно,

Их похоронили в одном гробу!

Разглядывает не помню что:

— Это что сверху? А, это же непонятно что.

— Мама, а что быстрее сделать: мультфильм или кошелек?

— Мам, смотри динозавр какой — с шиповочками на спине и мелкостями!

Ла — это вечный драйв, шум, протест и взятие какой-нибудь Бастилии. Лали почти всегда что-нибудь напевает — у нее идеальный слух, и мне очень жаль, что рядом нет ни одной музыкальной школы или студии. Лали ходит с восьми месяцев и говорит предложениями с года. Лали стремительная, смешливая и ловкая. Ей удается все, за что она берется, а берется она за все подряд — рисует, сочиняет сказки, строит дома, лепит чудных глиняных и пластилиновых зверюшек, любит готовить несложные вкусности, хорошо ладит с маленькими детьми и неплохо для ее шести лет читает. Да, шести — от момента принятия решения о приемном ребенке до описываемого времени прошло полтора года.

Выглядит она очень смелой, настойчивой, и неуемной временами. Она — первая девочка, родившаяся в нашей семье за тридцать пять лет, и это сказывается: с ней носились бабушки, ее обожали тетушки, и даже не четверо двоюродных братьев и друзья (исключительно мальчишки) повлияли на Ла милитаристски, скорее она сама — сгусток энергии, далеко не всегда созидательной.

Когда Лали недовольна, это не может остаться незамеченным — она хмурит брови, фыркает, всячески выражает презрение к происходящему и требует свое. В то же время она очень нежное существо — переживает за любую попавшую в беду живую душу и спасает любую червячину, заползшую куда не надо. И вот такой Лали досталась в сестры такая девочка, как Даша.

Даша немного поверхностна, она удивительно спокойно, неторопливо и доброжелательно общается. И даже в моменты, когда она чем-то удивлена, расстроена или раздражена. Иногда не верится, что этот крошечный ребенок такие фразы и обороты знает.

Если просыпались сухарики или сладкая соломка на землю, то в истерике никто не бьется — Даша подумает, улыбнется, и махнет рукой:

— Голуби съедят.

Если в игре кто-то схватит ее вещь, она спокойно скажет:

— А, ты мой самокат взял? Поставь потом на место, пожалуйста, ладно?

Если при ней кого-то похвалят, она улыбается счастливее похваленного, и искренне любуется тем, как человеку приятно!

Если Даша покупает что-то на деньги, которые я ей даю, она обязательно предложит со мной поделиться. Она никогда не возьмет ничего, не спросив, можно ли. Она никогда ничего не делает напоказ — не считая моментов, когда она бесится и чудит, тогда она не уступает Лалене в сумасбродстве.

Такие дети редко бывают, правда. В ней как будто изначально настроен какой-то точный инструмент для улавливания сути происходящего, тональности событий и меры в них участия.

— Наташа же сказала — надо доедать, Лали?

— Лаль, кем ты будешь? Давай, ты сама выберешь? Вот хочешь, ты мама будешь по игре, и потом сердиться не будешь? Будь умницей!

— Наташа, я уже три печенья съела. Ты сказала, много не надо. Если я съем еще одно, будет это много? Я потом обед весь съем, правда!

А временами разговаривает, как сапожник.

— Наташ, это что ты такое покупаешь?

— Авокадо.

Морщит нос и разглядывает с подозрением.

— Чего с ним делают?

— Едят, в салат или так.

— Оййй, ё-маё…

Вечером съедает с неимоверным аппетитом, сначала как добавку к бутерброду с колбаской, потом, распробовав, ест так — по две-три штуки в день — пока завоз авокадо в нашем «Магните» не заканчивается.

Та же история (и в изумлении, и в выражениях) с болгарским перцем.

— Стопэ, стопэ, Лаль, это что ты ешь? Помидору?

— Перец.

— Вкусно?

— Вкусно.

Лалена с появлением Даши стала на время более раздражительной и легко расстраивающейся. Ей не было просто, и не просто до сих пор. Ей все время кажется, что я уделяю слишком много времени, сил, внимания Даше — и она беспрерывно протестует. Один из видов протеста — болезнь. Болела Лали всю весну, и летом — каждые, в среднем, три-четыре недели. И я весь мозг себе съела, что вооооот, привезла приемного ребееееенка, родная дочь болееееет…. Но уже привезла. И уже осенью, когда Лали пошла в школу, стало легче — до следующего лета болела она всего трижды. С новым странным ощущением — Лали болеет, и мало что можно с этим сделать, и отчасти это, возможно, связано с появлением Даши, мне было очень и очень непросто.

Вспомнив прочитанное на одной из конференций — делите приемных и родных сиблингов, а объединиться они и сами смогут, когда готовы будут — я делила время, которое мы проводили с девчонками: одна у нейропсихолога, со второй несем ноутбук в ремонт. Одна у бабушки, со второй гуляем. Одна со мной на работу, вторая с няней дома. Одна смотрит мультики, со второй сидим — разговариваем.

Постоянно, постоянно почему-то все спрашивают, глядя на Лали:

— Сколько вашей старшей?

— Старшая — это вот эта. А вот эта — она младшая, и ей шесть (теперь — семь).

— Ого. А вторая девочка?..

— А второй восемь.

— Такие разные… Одна — мама, вторая — папа?

До сих пор не знаю, как на это отвечать. Во-первых, они обе, на самом деле, немного в папу и немного в маму — одновременно, как это бывает. Во-вторых, скажи я, нынешняя мама, что Даша, вообще-то, тоже в маму, это будет просто нелепо выглядеть.

— Ну, да, наверное.

Какое-то время я сама прислушивалась и присматривалась — кто старший у нас в итоге, а кто младший. Очевидно и понятно не было. Даша и пришла в семью позже Лали, и внешне она меньше Лали — существенно. И Даша первые полгода — семь приблизительно месяцев вела себя очень по-детски и производила впечатление действительно более младшего ребенка. Она не знала, что ей делать, если я не занималась с ней чем-нибудь интересным, не могла объяснить никакое затруднение, ей было очень сложно что-то выбирать — если она не была в слезах и настойчивых требованиях чего-то определенного, то чаще всего говорила мне:

— Скажи, что мне выбрать? Я не знаю.

Все изменилось позже, когда она подросла и не просто стала выполнять все, о чем ее попросишь, но и начала лучше слышать себя.

Слышать себя — это прекрасно. К этому слышанию, правда, стремительно добавилась требовательность, — не менее лихая, чем у Лалёны. А может, у Лалёны и насмотрелась, ей-богу — я иногда замечаю, что Лали что-то отчаянно хочет «вот сейчас, немедленно, вынь да положь, срочно», и Даша, вроде бы просто тихо присутствовавшая рядом, через время, бывает, значительное, включается с той же песней, но уже на турборежиме. Причем изначально ей Лалины требования вроде ни к чему, и Лали уже забыла или получила, чего хотела, но вот же… Даша как будто насквозь пропиталась Лалиной потребностью, и эта чужая потребность, как вода из переполненной чашки, начинает литься через края. Какая-то способность прокрашиваться чужими эмоциями утрированная. Но мы справляемся, и это крен, надеюсь, временный — Даша все чаще ведет себя независимо и уверенно.

В конце концов как-то само собой сложилось, что младшая Лали — она и есть младшая. И так оно и непротиворечиво поправляются все желающие понять, кому из девочек сколько.

Младшая Лали оказалась слишком маленькой, чтобы спокойно пережить появление Даши. Всем знакомым она рассказывает, что у нее есть сестренка, что мы взяли девочку из детского дома. Она специально просила привести Дашу в сад, чтобы показать ее девочкам из группы. Она постоянно спрашивает:

— А Даше? — если я что-то покупаю ей самой. Она может встать рано-рано и громким шепотом спросить:

— Мам, Даше лекарство пора давать?

Но….. Она с большим трудом привыкала, что с нами живет теперь еще кто-то. Постоянно удивляется, если Даша что-то делает не так, как мы привыкли — с криком бежит ко мне, чтобы рассказать, что Даша на ее замечания не реагирует. Обращается с любым возникшим затруднением или вопросом по поводу Даши сначала ко мне. Очень устает от Дашиных криков, с трудом может играть со своими игрушками вместе с сестрой, в общем, на какое-то время суетливости и нервозности прибавилось. Мои слова про сестру — почти любые — Лали не слышит. Вернее, слышит — но объяснения, что Даше труднее нас, что у нас дома поселился новый человек, и все остальное у нас по-прежнему, а у Даши изменилась вся жизнь, что мы все привыкаем друг к другу, что Даша маленькая и внешне, и внутренне, но она растет, растет и вырастет, что мы обязательно побольше времени проведем вместе на выходных, пока Даша высыпается за всю неделю, помогают совсем ненадолго.

Я могу посидеть подольше с Лали и сделать ей массаж, пока Даша заснула — чаще всего Даша засыпает мгновенно, если уж ляжет, главное — уговорить лечь. Могу проводить с Лалёной побольше времени, забрав ее из сада или, позже, школы, пока Даша на продленке занимается с логопедом. Могу читать любимые сказки, сидеть с ней рядом, пока она в ванне, терпеливо держать ее немаленький для шести лет вес на коленях, ей ведь сейчас это так нужно… Всего этого мало.

Буквально через несколько минут после того, как младшая дочь наталкивается на мало-мальский конфликт интересов со старшей, все по-прежнему:

— Мама, пусть она замолчит! У меня уши болят, когда она ноет!

— Мама, она положила бассейн в сумку для физры. А ты сказала, что для всего своя сумка!

— Мама!!! Она опять надетое к ненадеванному сложила!

— Мама! Она берет мои карандаши! Она говорит, что это ее. А кажется, это мои!

— Мама, почему она опять говорит неправильно? Даша, «уже», а не «узе», сколько тебе повторять!!

— Мама, да я же не могу читать, когда она вопит!

— Даша! Тебе сказала мама, поздно уже гулять! Мы когда пришли?? Ты разденешься или нет?! Мама, сколько можно ей плакать, зачем ты ее утешаешь, в угол ее!

И еще миллион поводов раздражиться.

И очень усугубляет ситуацию то, что Даша вину чувствовать не умеет (это и неплохо). И извиняться не может, даже если откровенно натворила чего попало (тут сложнее).

Даше не свойственно соперничать или обижать детей. Она не суетлива — веселая и любопытная. Она очень дружелюбная, мне кажется, все плохое она просто не замечает и оно к ней и не липнет — как к Элизе из «Диких лебедей».

И вот эта девочка временами меняется до неузнаваемости.

Если что не по ней (к примеру, обнаружилось, что в бассейн завтра она пойдет один раз, а не два, как обычно), Даша начинает жутким гнусавым голосом завывать «Все плооохааааааааа…. Все скучнааааааааааа…. Все плохааааааааа….. Ну почему все тааааааак….»

И так по кругу неисчислимое количество раз. Может начать рычать. Может топать ногами — и в такт — «Все!!! Пло!!! Ха!!!»

— Что, Даша, «плохо»?

— Все, вообще все, весь мир плохой!!!

Даша вообще — сама противоречивость. Сводила меня с ума своими перепадами настроения. Мне не хватает слов, чтобы ее описать. Смелая, но робкая. Умная, но тугодум. Смешливая, но холодноватая ко всем, кроме меня и Лали. Временами невозмутимая, но вот бывает и… крикливая. И требовательная — до крайности. Очень тактичная, но иногда совсем не чувствующая ситуацию. Задумчивая, но деятельная. Домашняя совершенно, но технически подкованная на уровень впереди меня. Когда у меня появился распоследний какой-то айфон, все его возможности объясняла мне именно она.

У Даши очень интересная особенность — она неимоверно сильная физически, при всей своей утомляемости. Если она меня щекотит — это до боли. Если она висит на турнике, висит столько, что я устану ждать, а она висеть — нет. Отжиматься, тащить нужное тяжелое — без проблем. Но вот за руку крепко держаться — никак. И когда устанет — сразу тряпочкой. И крик до небес — даже повод не нужен.

Сейчас уже много проще — мне кажется, Даша просто повзрослела за этот год, а кричать — так и кричит, если что не по ней. Не спрашивайте меня, как это сочетается с нежным и деликатным ее характером. Не знаю. Как-то сочетается.

Зато как они с сестрой играют!

Больше всего их бесконечные разговоры похожи на журчание попугайчиков — смех, перегавкивание, упреки и уговоры вперемешку. И чирикают.

— Мама! Даша меня облизывает!

— Попробуй со мной сразиться! Птыщ-пах! Я все равно тебя заоблизываю!

— Иеке — кеээээээээ!!! Ики-киииииии!!!!

— Лали, хватит уже!

— Это петух! Он не может без голосования. Эке-кееэээ!!!!

— Вжих-вжих! Врррм-вррммммм! Зайцы летать научились!

— Лали, не надо моего зайчика за ушко. Он боится!

— Чего он боится, он с друзьями! Летают зайцы, летают!

— Да я сказала тебе, у него голова болит, когда его крутят!

— Даш, помой мне яблочко. Зеленое.

— Лаль, да ты и сама можешь.

— Я тебя съем, Дада. И не жди, что я тебя потом выплюну.

— «Динь-динь» — это «подожди», «дзынь-дзынь» — это «стой», «дынь» — это «бабах»!

— Я сделала самодельную куколку моей доченьке, а ты не хочешь сделать?

— Оооооооо! Какие у меня руки после лизунов! Пошла я их мыть!

— А у меняяааа какие руки! Я их счас третий раз помою. Наташа, скажи этому зомби, чтоб он меня не трогал, пусть сначала упокоится и помоет руки! Иди помой руки! Иди, иди, будь умничкой!

— Это целебные корешки. А «не корешки» — нецелебные, понимаешь, Даша? Весь остролист я забираю, тааак… вот сюда положу… вот у нас семечки… Так. Я пойду еще рецепт наберу, хорошо?

— Ладно-ладно!

— Мааам! Ты где? Ты тут? Смотри, какая у нас кухня?.. …Я принесла листочков, я принесла несколько остролистиков, а у нас на столе уже класть некуда. Куда класть будем, Дади?

— Куда? Куда? …Куд-куда… Вот сюда!

— Я пойду за листочками. Улитки нужны?

— Не нужны! Ни капли они не нужны они… ….У меня дети выздоровели, получается?

— Даша, ну вот это — диплодок. Садись, читать тебе буду. Вааааау, смотри какой… По-жи-ра-тель… рас-тений!

— Мам, ты — акула по правому борту! Спасайся, кто может! Шлюпки, спускаем на воду шлюпки! Где палка? Акула! Надо сразиться!

— Доча… какие шлюпки, в воде акула?

— Подожди, Лаль… Акула, давай ты будешь доброй? Приручить тебя? Хочешь печеньку? Будешь нас не есть? Молодец, иди, вставай на свое место. Акуленочеееееек, иди, плыви за нами!

Даша не может надеть кукле ободок.

Ла:

— Давай помогу!

Да:

— Нееет.

Ла с обидой:

— Очень зря. Я много кукол перевидала, и у меня все получалось.

Ла:

— Мам. Смотри, что моя кукла умеет.

Да:

— О-оо-оооо…

Ла гордо:

— Да, она ведь гимнастеркой работает!

Да, заворачивая куклу узлом и завороженно наблюдая за процессом:

— Моя тоже смотри как изгибнулась!

****

Время идет, Даша устает от новых впечатлений и капризничает, уже кажется, беспрерывно. Капризничает — это мягко сказано.

Заниматься пополам со мной — всегда пожалуйста, строчку я — строчку ты, или пример я — пример ты. Или читаем — страницу я, страницу ты. Но я не всегда могу долго и упорно заниматься с Дашей, иногда нужно, чтобы она делала то, что ей я объяснила, а я уже делала что-то свое. И в школу — довести я ее могу и все. А она так и кричит:

— Я не хочу туда без тебя!

В итоге в школу не хочет, читать не хочет, играть, гулять не хочет, есть ничего вообще не хочет, спать, пить, переодеваться — все не то и не так.

Проживает все свои кризисы, похоже, наложившиеся на переезд к нам и — все, что ни предложишь, не хочет! И когда она ничего не хочет, она хватается за планшет. Планшет — подарок от бабушки и дяди — некий абсолютный успокоитель. Даша хватается за него приблизительно каждые двадцать минут-полчаса и погружается в игры. Как-то я разрешила играть в него столько, сколько хочется. Когда подходил к концу третий час Дарьиной безучастности, я забрала планшет и сказала, что в мире множество других вещей, таких же интересных и захватывающих, как прыжки мальчика по крышам поезда и поход котика к унитазу. Даша кричала, я объясняла. Я все понимаю — это подарок от родных, это действительно успокаивающая штука, Даша тревожится и пытается снизить таким образом напряжение. Однако ни зрение Даши, ни общее хрупкое развитие, ни более чем скромные школьные успехи не подразумевают долгие часы за экраном. Хмурая Лали ждала исхода — планшет ей понравился.

Очень долго и медленно происходило отвыкание Даши от постоянной потребности в играх. В итоге она вспоминает про планшет примерно раз в пару месяцев. В остальное время находит, чем себя занять.

День за днем. И ночь за ночью.

Поздно. Я работаю. Один из файлов, который я открываю, неожиданно взрывается звуками.

— Что это, мама? — подпрыгивает в кровати Лалёна.

Даша спит и не слышит.

— Соловей, — со вздохом отвечаю я, понимая, что сейчас предстоит.

— О!!! Я хочу, хочу, мам, пожалуйста, а гусь там бывает? О, а корова, мам! А эти… которых мы видели… свиристели! А, мам?

Ну и слушаем гуся, корову, свиристелей, и жабу, и слона, и белку, и буйвола.

На следующий день Ла вспоминает и рассказывает Даше, и мы слушаем опять — гусей, корову, лошадей и коз, всех лесных птиц и всех домашних животных. На некоторое время эти слушания становятся спасением для меня и Лалёны — отвлекаем Дарью от криков.

****

Абсолютно непредсказуемое поведение. Иногда я, в полном отчаянии, посреди ночи:

— Даш, пластилин завтра новый пойдем покупать?

— Па..а..ай..дем, — всхлипывая.

— Спи уже тогда, пожалуйста.

И спит.

А иногда тщательно продуманная, заранее заготовленная, психотерапевтически полезная реакция вот вообще не срабатывает. Бешеный рев в ответ и никакого желания слышать.

****

Меня бы очень удивило, если бы кто-нибудь еще полгода назад сказал бы мне, что я, человек, всю сознательную жизнь успешно (смею надеяться) проработавший психологом, категорически не могу найти слова, чтобы отвлечь, успокоить или рассмешить семилетнего ребенка. Даше не важно, какое время суток, какое у меня состояние и какая причина вызвала ее расстройство. Она может полночи вдохновенно завывать в постели, рассказывая, что не хочет завтра на физру… крича, что русский не нравится, математика зачем, вот зачем она!!! чтение вообще тупое, все тупое, школа тупорылая!!! все!! пло!! ха!!

Успокаиваться с моей помощью она в конце концов научилась, успокаиваться самостоятельно только учится.

Сиплое вытье Даши — это такая экзотика, которой мне не встречалось. У меня начинали болеть зубы и, похоже, впервые в жизни скакало давление после часа-двух уговоров и выслушивания ее воплей. Помогало, и то отчасти, только осознание, что специально, назло, Даша никогда ничего не делает. Она не проверяет ничье терпение, она просто не справляется со своими эмоциями — совершенно.

Лалёна всегда была отходчивой и веселой. Она может возмущаться несправедливостью или обижаться на что-то, но если с ней поговорить, объяснить другую точку зрения, она успокоится и дождется своего.

С Дашей же какое-то время не срабатывало ничего из того, что мне известно о приведении детей в чувство.

После прогулки мы заходим около девяти. В ванную, поужинать, почитать перед сном… Дашу осеняет примерно через полтора часа:

— Хочу морожено.

— Поздно, доча, мороженое будет завтра. Уже ни один магазин не работает.

— Я хочу мороооооженаааааааа…..

— Нет мороженого, Даша, одиннадцатый час ночи!

— А я сейчас хочу мороженааааааааа!

— Нет, Даша, ну никак. Кефир, творог — хочешь, со сметаной?

— Нет! Я хочу сейчас! Морожено!

— Завтра обязательно, магазин с восьми, сразу утром купим, а сейчас, к сожалению, никак. Я понимаю, что очень хочется.

Дальше был крик — бессмысленный и беспощадный.

— Хочу морожено! Я сейчас хочу! Хочу морожено! Хочу морожено!!!! Хочу сейчас!!!

Даша кричала до половины двенадцатого ночи. Она сидела на полу в коридоре с распухшим лицом, слезы лились из глаз-щелочек, и Даша заунывно повторяла на одной ноте: «ЯХОЧУМОРОЖЕНААА!!!». Ни на какие слова она не отвечает, на попытку приблизиться к ней начинает визжать. У меня звенело в ушах и ныли зубы. Лалёна лежала, заткнув уши и угрюмо уткнувшись носом в угол кровати, я в отупении пыталась придумать, на что еще может отреагировать ребенок, вышедший в такой штопор.

Я всерьез начинаю ждать делегацию соседей со словами «Ну нет морожена, Даша, одиннадцать ночи!»

Или с мороженым.

В какой-то момент я уже была близка к тому, чтобы собраться и пойти в магазин, но вспомнила о том, что сделанные Даше уступки ничего хорошего в нашу жизнь не добавляют.

Даша выходит в дикое неуспокаеваемое состояние тем чаще, чем больше у нее приобретений и поблажек.

Пару-тройку десятков раз повторив: «Нет мороженого, Даша. Ночь, мороженое будет завтра», я сказала, что, если она не сможет успокоиться и хотя бы посидеть со мной в другой комнате, чтобы не мешать заснуть Лали, мороженого не будет и завтра.

Ну и кого когда такая угроза успокоила? Да никого. Лучше б я еще подумала.

Выдержав новую волну возмущения, я просто ждала, когда Даше надоест кричать. В конце концов ей надоело. Даша стала выглядывать из-за двери. Мы с Лалёной нашли силы начать что-то смешное приговаривать.

— Ой, какая черненькая челочка! Кто это у нас, жеребеночек? Беги к нам!

— Нет! Я невидимка!

— Нет, мы тебя видим!

— Нет, не видите, паюшта я невидимка! Даши тут нет! Меня нет! Я невидимка!

— Нет, видим. Если ты не жеребеночек, ты, наверное, маленькая злобная змейка. Ползи к нам!

— Нет! Я бурый медведь!

И так далее.

Каким-то невероятным образом развеселили, добралась до нас, я подхватываю ее, уложили спать.

На следующий день, когда я разговариваю с Дашей о том, что это было, Даша мило морщит нос, смеется и прыгает передо мной. Она в прекрасном настроении и совсем не переживает.

— Даша, ты кричала полтора часа. Мне было плохо. Ты осталась без мороженого, хотя я тебе сразу сказала — завтра купим.

Даша спокойно улыбается.

— Даш, тебе, может быть, неловко, стыдно и ты не хочешь об этом говорить?

Даша задумывается и легко говорит:

— Нет, мне не стыдно.

Вот таким: — Нет. Мне не стыдно, — она и дальше будет реагировать на любое уточнение, что происходит — даже когда мы с ней совершенно «на одной волне» и она не на взводе. Со смущенной улыбкой в таких ситуациях она всегда говорит:

— Я паюшта просто хочу/хотела ….

— Даш, но очень трудно слушать такой крик, понимаешь? «Ты хотела» — а я хотела спать. А Лали хотела, я думаю, уже стукнуть тебя в конце концов. Я устаю, у меня никакого желания тебе что-то делать, только спрятаться хочется…

— Плятаца? Давай плятаца! В плятки игать!!!

— Нет уж. Не «паюшта», а «потому что» и давай ты в следующий раз так кричать не будешь. Ночью спят.

— Нет, нет! Плятки, плятки, игать!

И вот это поведение трех-четырехлетнего ребенка у девочки, которой скоро восемь, и которая, чаще всего, весела, послушна и застенчива, больше всего сбивает с толку.

По всей видимости, это такая реакция на стресс. Все ей мигом становится безразлично — и полностью меняется отношение к окружающим — вместо предупредительности и участия — полный игнор и злоба.

Вот что, казалось бы, непереносимого? Плачет ребенок. Просто надо успокоить. Но когда этот ребенок действительно ни на что не реагирует… Мы все, мне кажется, жили тогда с оголенными нервами.

В период хорошего настроения она по-прежнему оставалась нежным и очень деликатным ребенком, тем больший шок вызывало у меня это мгновенное переключение на полное неповиновение и упреки:

— Все тупое! Весь мир тупой!!!

Ни отражение чувств, ни «…а как тебе было бы самой?», ни шутки, ни напоминание о правилах, ни «подумай сама, ведь есть уже это, это и это, к чему тебе еще вот это», ни обсуждения промахов в удачный момент, ни «пойди отдохни», ни «если ты… то я….», ни проигрывание в играх конфликтных ситуаций, ни приведение примеров из сказок, стихов, мультиков…. никакие, упаси Господи, «в угол» не срабатывают.

В общем, если с Лалёной я худо-бедно даже в самые сложные моменты понимала, что происходит, и могла с ней договориться, то с Дашей все психолого-педагогические достижения возрастной психологии, в первые полгода в особенности, оказывались бесполезны. Если Даше обидно, и если она не получила, чего хотела, она просто будет кричать, пока остаются силы.

И я очень жалею, что у меня не всегда хватало сил обнимать и жалеть сипло визжащее, сопливое, злое, обвиняющее существо — а это было одним из нехитрых способов, которые со временем помогли Даше научиться слышать в момент стресса не только себя.

А иногда это было единственным возможным в тот момент вариантом остаться в контакте.

И еще шутки. Завывания с ней в тон, на тему:

— Сил-то, Даша, нет никакииииих… Счас уже пойду уйду, в сугроб зароюююуууусь… Сил-то нет… А там хоть прохладнооо… Полежу, приду в себяяаа, пойду домой… Дома Дашаааа, воет-воеееет, настоящщщый вооолк… Но что делаааать, будем любить, раз уж такой волк нам досталсяяяаааа…..

— Нет! Не волк!

— А кто, Даша? Так выть — это ж натуральный волк!

— Нет!!! Я дикий медведь!!

— Пойдем, дикий медведь, шоколадку есть. А кричать не надо. Шоколадка плаааааачет — что ж меня медведь не ест, я вкуснаяяяааа…

— Пойдем.

Общий выдох. Съедается плитка горького шоколада на троих.

И аминь.

…..Я думаю, такой требовательности Даше придавал еще и тот факт, что ей нужно было в момент приезда приобрести много вещей, одежды, мебели, игрушек, и это все приходилось обсуждать, примерять, выбирать при ней. Знакомые приходили в гости и от всей души несли девочкам подарки — у Даши и день рождения совсем рядом с датой приезда в Сургут, так что поводов к сюрпризам было немало.

Через некоторое время Даша просто тыкала пальцем во все, что ей понравилось в магазине и говорила:

— Наташа, купи мне это.

Наказывать Дашу, по всей, видимости, вообще не наказывали — я вполне могу предположить, что и криков-то таких никто от нее не слышал, очень может быть, что это ее реакция на стрессовые события, и она была раньше замечательной послушной девочкой. Тем более, что приехала она к нам с общим развитием — и психологическим, и физическим, примерно на пять лет.

Поэтому на «Пойди, пожалуйста, посиди вон там в отдалении свои семь (позже восемь) минут» Даша реагирует возмущением и сильнейшей обидой. Так кричит и плачет, что получается еще хуже — за такие вопли хоть еще наказания добавляй. Проще предупредить срыв, чем выводить Дашу из него.

Вот как-то так и получилось, что сейчас мы практически обходимся без наказаний и всегда можем договориться, кто и за что отвечает, кто и в каком порядке что делает. Мне не приходится вводить какие-то дополнительные санкции, ругать или ограничивать девочек — за редким исключением.

****

Что откликалось чаще всего и помогало предупредить или уже… если не успели… пережить Дашины приступы отчаянного рева и нашу связанную с этим усталость?

Вещи и способы абсолютно разнокалиберные, но применялось все, что только приходило в голову и приходилось использовать раньше.

Обещание похода в гости — для этого надо успокоиться и отдохнуть. Или гостей можно к нам, но уж точно тогда — успокаиваемся и уборка.

Слушание музыки — разной, особенно колыбельных в исполнении артистов, пестушки и потешки очень хорошо занимают внимание.

Новые прописи. Даша обожает прописи — поэтому бывало, что на предложение заниматься завтра по новым прописям, или обещание пойти после школы за ними в ближайший книжный… а там еще новые блокнотики… с котеночком я видела… и карябалки по черному… Какие? Замечательные, очень интересные! Давай ты сейчас в класс, а потом — мм? Да? Ну вот, молодец, давай я тебя обниму еще, посиди со мной и беги!

Много-много похвалы за малейшие успехи. Когда-то давным-давно моя коллега Татьяна Николаевна рассказывала мне, что похвалы всегда должно быть намного больше, чем критики — главный педагогический принцип «Девять к одному» это называлось. Вот с девочками это срабатывало на полную мощность. Это очень здорово перекликается со словами Владимира Леви в его «Нестандартном ребенке» — главное не то, как себя ведет ребенок, а что при этом чувствует. Возможно, с более травмированными детьми, манипуляторами, нужно было бы не настолько открыто и прямолинейно действовать, а у нас удавалось успокоить Дашу (и Лали, бывало) даже в сложные моменты, если начать приговаривать что-то в стиле «Ну хорошая же девочка, такая моя хорошая, не надо, не надо, уже давай потише».

Ну уж если никто не успокоился… то при разборе полетов можно лишний раз напомнить, что вот, уже всего-то полчаса наша хорошая девочка сегодня плакала. Не два часа, и это так заметно! Такая разница большая, а дальше будет лучше, это точно. Это так всегда бывает.

Я не раз объясняла, когда девочки ссорились и жаловались или обижались, что воспитывает детей мама, а дети друг с другом должны спокойно договариваться. Не получается договориться — сидите подальше друг от друга, успокаивайтесь. Вот в эти моменты ссор хорошо помогало не навязывание перемирия, а некоторая дистанция. Когда получалось, девочки по очереди оставались с нянями, и в гости и на прогулки ходили по отдельности.

Великолепная вещь — массаж перед сном, и не просто разминание и похлопывание, а несложные упражнения из телесноориентированной терапии, вызывающие ощущение сонливости и покоя — когда у меня хватало на это сил. Хватало далеко не всегда, часто девочки засыпают не быстро, это раз. И разговаривают особенно хорошо и внимательно друг с другом именно перед сном — массаж откладывался, это два. И передавать через прикосновения надо покой и умиротворение, а у меня после Дашиных криков ровное состояние было далеко не всегда — три, к сожалению.

Мы ежевечерне, за редким исключением, вспоминаем наши достижения и преодоления себя за день — пять событий. Иногда долгое время стоит тишина, ибо сказать особо нечего — шумели, не слушались, устроили беспорядок, тянули меня в разные стороны, я, соответственно, далеко не всегда превосходная мама… Но все равно стараемся найти хоть маленькое «хорошее». Если хорошее о себе не вспоминается, я прошу каждую из девочек помочь другой. «Вот ты, Лали, сегодня место в автобусе не просила у окна, ты молодец, нас подождала, и не кричала»…

После школы Даше часто были обещаны небольшие сюрпризы. Дорога в школу идет мимо детского развлекательного центра для малышей, мы несколько раз заходили туда после школы — прыгать на батуте. Наш батут уже был убран к тому времени и Даша, проходя мимо «Кнопиков», с замиранием говорила:

— А пойдем? Потом?

— Пойдем, конечно, сразу после школы, только давай не плачь, иначе сил у тебя прыгать не останется.

Еще у Даши есть любимые походы — в магазин рукоделия, в Фикс-Прайс за поделочными материалами, цветной бумагой и раскрасками невероятных размеров: обещание пойти в такой магазин — шанс на прекращение криков.

Вообще через некоторое время я обнаружила, что важно, чтобы у меня под рукой были хоть какие-нибудь заготовки — что-то, что может только отвлечь ребенка хотя бы на пару секунд — чтобы можно было переключить Дашино внимание и рассказать, как здорово будет заниматься — завтра или прямо сейчас — если успокоиться. Крошечная пачка фломастеров, чтобы нарисовать настоящего бурого медведя, очень любящего шоколадки, лист бумаги — сделать кораблик, ручка со множеством стержней, печенье, книжка стихов про детский сад, новые резиночки для таких красивых волос такой красивой девочке, планы о выходе из дома по делам — за чем скажешь, а сейчас давай умоемся… Не особо помогали Даше высокие разговоры о том, что я ее понимаю, сочувствую ей, что я слышу ее просьбы, но не всегда могу сразу выполнить… Часто она быстрее успокаивалась, если сначала ее отвлечь, как малыша. Пока мы в этом разобрались, прошло время.

В играх девочки по очереди выступали то в зависимой роли, то в лидирующей. Лали чаще — стратег, а Даша — тактик. Решительный стратег и миролюбивый тактик. Вообще мы с ними играем постоянно — не дома из покрывал, так дочки-матери, не дочки-матери, так кубики, не кубики, так больничка, не больничка, так прием у психолога… Меняемся ролями — Даша была в шоке, что оказывается ВОТ ТАК она вопит… И ВОТ ТАК невозможно ее успокоить…

Дышать учились — в определенном ритме, успокаивающем и расслабляющем. К сожалению, как-то не очень эта замечательная вещь получалась у Даши, — а Лали и моим племянникам очень легли объяснения — как дышать, чтобы успокоиться.

Одно из верных средств, которое не всегда можно было использовать из-за временных ограничений — посадить девочек в ванну, дать игрушек и хорошо, если я могу быть рядом — с ноутбуком, стиркой, уборкой в той же ванной — не важно, лишь бы тут же.

Вообще это была одна из больших сложностей — необходимость в моем постоянном присутствии. Как вспомню, так вздрогну… Спать — ложись тут же, в школу — пойдем со мной, на работу — нет, с тобой-с тобой! Уйти невозможно, даже на минимальное время, и это обе девочки так реагировали… на время пришлось убрать из жизни все, что невозможно было посетить или организовать без детей. Этот период затянулся почти на год, и сейчас, когда девочки привыкли к ситуации и стали взрослее, многое проще.

Ты моя смешная дочка,

Ты моя на ветке почка,

Мое солнышко-

Колоколнышко,

Мой цветочек-лепесточек,

Моя заинька,

Моя киса-мурмурыса,

дочка Лаленька…

и всякое такое безостановочно. Когда я пою колыбельную Лали, Даша слушает во все уши, улыбается и на крики Лали:

— Хочу еще! — говорит:

— Ой. Я могу тебя поносить, на спине, хочешь? А спеть я так не умею! Мама, спой мне тоже потом так.

И все.

Колыбельные Даше я пою, пока Лали досматривает мультфильмы в другой комнате (Лали бы, иначе, в такой ситуации съела нас с Дашей немедленно).

Наша Даша, Дашенька,

Даша — мурмурашенька,

Даша, Даша — радость наша,

Развеселый кисик,

Ах, давай-ка,

Ах, ложись-ка,

на кроватку брысь-ка.

В патовые моменты развеселый кисик заменялся «ах ты, злобным», «ах ты, хмурым» или «тихим-тиииихим».

Что только еще мы не делали, чтобы Даша, которая ни днем ни ночью не соглашается укладываться, засыпала спокойнее. Мы купили ей сонного друга — мишку. Я шила самое красивое на свете постельное белье — в звездочках. И светонепроницаемые шторы мы купили — Даша очень любит засыпать в полной темноте (мы с Лаленой темноту не любим, но пришлось подвинуться). Мы укладывали кукол, которые все очень хотели спать и только и думали, как бы преклонить головы. Мы вместе ходили в швейный магазин — выбирали ткань, и делали кукол-сонниц. Мы читали на ночь «Сонные сказки» и «Сказки от капризов» — в обязательном порядке. Девочки перед сном успевали посидеть в ванной и поиграть в воде. Ношения на ручках — это как с годовалым малышом, можно часами и до поздней ночи, Даша только рада будет. Но ведь тут еще и Ла! Можно прощаться со спиной.

Очень жаль, что у нас небольшая семья и нет кучи дядь-теть, чтобы малышки шести и восьми почти лет висли не только на мне).

Апрель.

У девочек плееры, и слушают они сказки. Даша привыкает неохотно, намного больше ей нравятся песни, в особенности бурятские и корейские певцы и певицы, которых я ей нахожу. Ринчин Дашицыренов вне конкуренции, его Даша смотрит завороженно, постоянно просит повторить. Нашли Вконтакте его семью, малыша, рассказываю Даше, какая замечательная и у нее когда-то будет семья — может быть, такая я же прекрасная, как и у Ринчина. Еще одна наша грандиозная находка — Димаш. Девочки в восторге и мне нравится. Слушаем, слушаем, слушаем — развиваем фонематический слух.

Сказок закачано в эти плееры — десятки, если не сотни. Проще сказать, какие не закачаны.

Смотрим мультфильмы — их смотрим исключительно по часам и чаще всего обучающие — их сейчас много. «Математический кораблик» — вне конкуренции, дети готовы пересматривать по десять раз.

Потом, через время, на отдыхе, когда вспомнят про мультики, будут просить посмотреть не что-нибудь другое, а именно его.

****

Даша носит мамины сережки. Ей пришлось заново прокалывать уши, потому что прежние дырочки, еще которые ей мама и прокалывала, затянулись. Даша, спустя два месяца, как мы и договаривались, приносит из шкатулочки серьги — большие, аккуратные, серебряные, и мы меняем ей поставленные косметологом искрящиеся капельки на мамины. Лали тоже прокололи наконец уши — за компанию с Дашей, и стала она сразу девочка-девочка.

****

Девочки постоянно заняты — готовят завтраки, создают крошечные поделки из бусин, бумаги, красят что-то, пишут, несут мне трогательные рисунки, шьют куклам костюмы «как у моделей» или создают невообразимые прически.

Письма мне занимают картонную коробку. В разноцветных аккуратных самодельных кармашках и конвертах — сердечки, флаги и «Мама, што кричала? Смишно сматреть» и сердечки, «мама, што делаиш» и даже «От Дадика да мамика и лалика» — это на конверте размером три на семь сантиметров, а внутри — «Сестры лучи нет ее ана уменя умница за этот год и мам лутсяя» — смешные и трогательные записки — великая моя ценность. Еще называя меня Наташей, с самых первых дней у нас, Дадик во всех письмах обращается ко мне именно так — «мамачка», «мамик» и «мама». Когда я очень занята, у нас с Дашей переписка из комнаты в комнату по планшету — пока я работаю, она пишет мне: «мама ты где» и «мама куда пропала». Мама срочно материализуется — как же иначе!

****

В какой-то период она зовет меня пупсом.

Смотрит, как я пью лекарство. Со смехом причитает:

— Этот пупс такой бедный, голова болит… ну, понравилось?

— Очень!

— Хочешь еще?

— Да. Вкусно.

— Пей еще! — распахнув руки и сияя.

Чуть погодя:

— Пупсу стало легче?

Я удивляюсь и не знаю, как реагировать — пупс-то почему? Я во всех отношениях не маленькая.

****

Мне пришлось, пока я работаю полный рабочий день, в мае и апреле отправить Дашу на продленку.

На продленке Даше рады. А Даша — нет. Преподаватель, занимающийся с детьми, когда я спрашиваю, как Даша себя чувствует, говорит:

— Все бы такие были. Такая хорошая девочка, понятливая, послушная.

На школьной доске — сердечко и в него вписаны имена — Даша и Лали.

Даша грустно протестует — не хочет на продленку. Хотя я объясняю, что это — невеселый выход из ситуации на ближайший месяц. Уже в середине мая не будет такой насущной необходимости — я буду намного свободнее, а во втором классе продленки нет совсем.

Дома Даша занимается всегда как минимум внимательно и собранно. Как максимум — еще и сама выгружает на стол свои книги-тетради, выбирает таблицы слогов для произношений в книгах по логопедии, страницу в Кумоне — на вычитание или на сложение, начальный уровень или продвинутый, или задачи. Благодать. Все время думаю, что перевести бы девочек на домашнее обучение… Даша была бы счастлива. Но как мне тогда работать?..

Пока остаемся в школе.

****

У меня заканчивается мой небольшой отпуск. Я вышла на работу, девочки ходят в школу и сад, Лали заболевает почти сразу и становится сложнее. Даша так и не хочет ходить на продленку. Плачет так, что весь апрель я приезжаю за ней с работы в 10—11, как заканчиваются уроки, и везу к себе — благо коллеги идут навстречу и терпят мои разъезжания на такси и забирания ребенка на работу.

****

Беспрерывно делят меня.

— Я сяду посерединке!

— Нет, я тут хотела!

— Нет, я с мамой хочу!

— Нет!

— Иди на тот край!

— Но я первая сказала, что я тут сижу, а Наташа сказала, что кто первый сказал, где сидит, тот и сидит там, где сказал!

— Так. Даш, ты в середине — ты первая сказала. Лаленька, давай, как договорились, чтобы было по правилам — то есть вон туда.

И вопли до небес.

И хоть порвись в прямом смысле слова: мои руки, ноги, колени постоянно занимают, отталкивают, тянут и крепко держат, чтоб никому больше! А я ведь очень не люблю, когда меня дергают и трогают. Вот испытание-то еще одно…

****

Даша вот только что после диспансеризации, которая проходила в детском доме. Однако нужно проверить Дашино здоровье полностью.

Часть Дашиных диагнозов нам снимают сразу же — психолог и невролог говорят, что отставания в развитии нет, эндокринолог после череды анализов и дополнительных визитов снимает подозрение на карликовость, логопед говорит, что значительных нарушений в речи нет. Я очень переживаю за другую часть — с которой я не сталкивалась настолько близко и которая подразумевает постоянное наблюдение врачей. У Даши был миокардит, она несколько лет получала антибиотики, и я не представляю, ЧТО мне придется выслушать от нее, если продолжить эту историю. Бициллин внутримышечно длительно… будем, конечно, делать — если нужно, но, может, есть альтернатива?

Попадаем к кардиологу, проходим полноценное обследование и к моменту, когда Даше по графику надо делать этот самый бициллин, врач говорит нам, что можно уже и прекратить. И здорово. И я перестала переживать, что гулять надолго ходим.

Везде, где мне приходилось отвечать на вопрос:

— Что с ранним детством, какие особенности развития? — ни один врач не отнесся поверхностно или неодобрительно к тому, что Даша у нас в семье всего неделю, две, три и я очень мало о ней знаю. Наоборот — мне кажется, все шли нам навстречу, предлагали удобное время — с учетом Дашиной занятости в школе, добавляли обследования, если сомневались в каких-то вопросах и вообще всячески помогали.

****

Заведующая детским отделением поликлиники, узнав, что мы взяли приемную девочку, дружелюбно спрашивает Дашу:

— Как же тебя зовут?

Мне интересно, что скажет Даша — но я почти уверена, что она спрячется в меня и промолчит.

Даша без всякого стеснения рявкает в ответ так, что Елена Михайловна огорченно и растерянно говорит мне:

— Ну… сил вам… Просто сил вам…

Мне не неловко, мне очень смешно. Единственный раз, когда нежная, робкая и деликатная Даша зарычала не на меня или на кого-то из своих, а на незнакомого человека.

Почему зарычала и почему мне не было неловко? Потому что, я думаю, Даше показалось бесцеремонным такое быстрое сближение — отстояла несложным образом свои границы. Бывает.

****

Даша, похоже, никогда не видела пьяных. Ни мы никогда не пьем алкоголь — дни рождения у нас без спиртного, ни у Даши дома, видимо, эта тема не звучала. Мимо нас один мужчина ведет под руки шатающегося другого, и Даша с недоумением спрашивает:

— Это что с мужчиной?

Я объясняю — это он пьяный.

Через несколько минут Лали в ужасе — мужчины дерутся. Я отвожу детей стороной и опять объясняю — когда человек пьяный, у него спит вся человеческая, социальная часть — любовь, радость, творчество, совесть, а просыпается звериная — самые первые, самые сильные и самые яркие переживания — злость, размножение, еда или сон.

Даша в ответ:

— А мой папа совсем не пил, как мужчины пьют.

Я думаю, так и было, Даша.

****

В какой-то момент, когда она исследует мои книги, метафорические карты и диагностические материалы, сложенные повыше, ей под ноги падает набор теста Векслера — я работаю с ним, когда делаю обследования уровня интеллекта. Даша удивляется рассыпавшимся карточкам и, когда я рассказываю ей, что нужно сделать, выполняет все задания — на свой возраст и часть со значительным опережением — безошибочно. Сказать, что меня это удивляет — значит ничего не сказать. Обследование по этому варианту теста Векслера проводится до шестнадцати лет. И с этим «Векслером для детей» далеко не каждый взрослый справится. Позже, в мае, когда возникнет вопрос о возможном Дашином отставании в развитии, я буду настаивать на повторном обучении по программе первого класса — я уверена, что о снижении интеллекта речи не идет.

****

Даше нравится ходить в гости.

Девочки приходят в гости к братьям — Леше, Максику и Леве. Старшие Леша и Макс, поздоровавшись для вежливости, исчезают в своих комнатах.

Младший Левасик восторженно смотрит на девочек снизу вверх:

— Захадитиии, девачкии…..

Даша с нежностью и заботой возится с двухлетним братиком:

— Пойдем, пойдем, Левочка, в игрушки играть будем? Станешь играть, Лева? Давай играть, давай.

Интонации протяжные, ласковые, так и представляю, как с ней разговаривала бабушка.

В семье Даши были три сестрички, с которыми она возилась, и этот опыт чудесно отражается на ее отношениях с малышами.

****

Я, волнуясь, слежу за Дашиными стараниями

— Даша, вот тут надо еще отметить, сколько букв, звуков и слогов.

— Это я и без этого обойдусь, — отвечает независимо и уверенно умница-разумница Даша.

Май.

Я подхожу к учителю Даши — спросить, как Даша ведет себя в классе, чувствует ли она себя уверенно или плачет на уроках так же, как плачет утром, не желая идти в школу. С этим ничего не меняется и, так как уже идет второй месяц учебы, мне все труднее с Дашей — и ей самой тоже сложно.

Учитель говорит мне, что Даша не справляется с программой. Для меня это шок. Даша читает, пишет каллиграфическим почерком, считает с трудом, но, как мне казалось, если записи в тетрадях исключительно «Молодец» и в школу зайти для беседы о неуспеваемости меня не зовут, то все преодолимо. Но нет, похоже, не все. И после разговора с учителем, где осторожно произносится: «Ну, в коррекционную школу конечно, трудно будет перейти… И дают там, конечно, всего по чуть-чуть совсем, за восемь лет — программу за пять… Но ПМПК вы пройдите, наверное, потому что нужно что-то решать. Правда, ведь она вообще временами не понимает, что в классе происходит, просто сидит. И ПМПК вас оставит на второй год только после второго класса… Или в коррекционную школу… так что еще год-два она у нас помучается», мне становится совсем плохо.

Не говоря уже о том, что возить к восьми утра двоих детей в разные концы города в разные школы получится только ценой моего вставания уже не в пять тридцать… а я даже не представляю во сколько… так и само вот это предположение — перевести Дарью в коррекционную школу оказывается для меня очень неприятным. Мне было сложно и тогда и сейчас это объяснить… Даша не любит школу, но проблема не в ее неспособности учиться, а скорее в функциональной незрелости — насколько я могла тогда судить, зная Дашу около полутора месяцев.

Я понимаю, что Даша — ребенок совершенно с сохранным интеллектом. Более того, она очень ловкая, собранная и внимательная. Она напоминает мне, что нужно купить в магазине, шутит очень в «нашем» стиле, тянется к детям, прекрасно может занять ребенка, нежно, спокойно, уверенно…

Все рвется сама ходить в школу и домой, и только я не решаюсь отпускать. Прекрасно ориентируется в пространстве — через полтора месяца после приезда она уточняет у меня дорогу В аэропорт, вспомнив, как мы ехали ИЗ него, и это кажется мне невероятным. Она один раз в суматохе и разговорах с моей подругой, встречавшей нас на машине, проехала по улицам чужого города, и теперь, спустя столько времени, находясь в маршрутке, едущей в другую сторону, только увидев поворот, который мы тогда проехали, уточняет:

— А в аэропорт… Это ведь вон туда ехать?

И вот этому ребенку, про которого директор детского дома сказала мне:

— Вы только не сомневайтесь, Даша правда замечательная. У нее, конечно, характер, но она действительно очень хорошая! — вот этому ребенку теперь, по всей видимости, нужно в коррекционную школу.

Как раз когда Даша получает три балла из девятнадцати, необходимых на итоговой работе за первый класс, мы находим нейропсихолога. Нейропсихолог в три приема обследует Дашу и говорит, что многое можно поправить. Важно только обязательно заниматься с логопедом и приходить на занятия нейрогимнастикой.

Замечательный нейропсихолог, к которому ехать нужно трижды в неделю через полгорода — в том направлении, где всегда пробки, и где у нас с девочками ничего по пути нет. Ездим. Мне не очень нравится, что без моего согласия и запроса на работу со мной мне тоже даются задания — написать сочинение «Я — мама», например.

Я устало смотрю на лист, ожидающий моих откровений о том, что я думаю и чувствую по поводу моего материнства. Я прекрасно понимаю, что хочу только одного — чтобы Даша меньше плакала и кричала, и все наладится само собой — не буду настолько выматываться я, не будет настолько уставать от ее криков Лалёна. Я хочу выспаться наконец и не терпеть Дашины пинки и удары головой — она не спит одна. И любые попытки приучить ее спать самостоятельно заканчиваются только еще большей ее нервозностью — она просто сидит на кровати и плачет. Ни один из известных мне способов приучения к самостоятельному сну не срабатывает. Самое большее, на что меня хватало — это полчаса-час таких «укладываний». Визг и крик стоит такой, что я не понимаю, как это терпят соседи. В результате Даша спит со мной, тревожно, шумно, а я жду, пока пройдет ее привыкание к новой жизни и можно будет выдохнуть.

Тем не менее, мне ничего не остается, как написать: «Подруга Наташа, когда слышит, как я утешаю Дашу, спрашивает, откуда у меня столько терпения. Знала бы она, до какого я дохожу состояния временами!»

Состояние мое — полная опустошенность. У меня начинает лопаться и сходить кожа на руках. Много ли можно сделать распухшими красными клешнями? Как оказалось, все, что делалось прежде и все, что необходимо по уходу за еще одним ребенком. На фотографиях того времени даже и не заметно — на снимках я держу руки ладонями вверх, кровавые трещины остаются за кадром. Я начинаю понимать, что, даже если мне — моей сознательной и альтруистической части — здорово и весело воспитывать еще одного ребенка, то моему организму находиться в постоянном напряжении… совсем невмоготу.

Мне нужно будет подождать еще год и к следующей весне мне станет легче, понемногу начнут заживать и руки.

А пока мы ездим на рекомендованные занятия. Ездим май и июнь, Даше очень нравится. Гамаки, раскачивающиеся доски для балансирования, валяния на полу и выползания друг из-под друга — на занятия «Мягкой школы» мы ходим втроем.

Помимо этого, начинаем искать логопедов в наших городских центрах. В результате Дашу смотрели 6 разных специалистов, выносивших вердикты один удивительнее другого.

1. — Очень запущенный ребенок. Хвост назвала лисячим. Приходите, «Р» поставим. Дома будете заниматься сами. По полчаса у нас, потому что они устают, если больше им давать, и дома по часу. Без этого никакого результата. И на каком языке вы в семье говорите? Двуязычие ведь у вас? С рождения на каком она говорила?

— Говорим мы на русском. И ребенок тоже — с самого начала — на русском. И, позвольте, с лисячим хвостом — это единственная ошибка из обследования на сорок минут. О каком запущенном положении дел вы говорите?.. И нам бы не только звуки, пишет она очень своеобразно, вы же смотрели?

— Ну, как знаете. Если вам ее картавость не мешает… А по письму ничего не скажу.

2. — Ваш ребенок не знает границы предложения, это часто в первом классе бывает. Больше проблем я не вижу, приходите, научу ее пяти правилам предложения.

— Но ошибки? Орфографических очень много, пишет она с разными ошибками, такими своеобразными, вот посмотрите.

— Ну да. Это я вам о том и говорю.

3. — Вам надо ставить звук «Р», остальное само наладится, отклонений нет.

— А письмо? Пишет и странные очень ошибки делает, нам сказали, нужен логопед.

— Да ну вы что, письмо в первом классе и должно таким быть! Это по возрасту.

4. — Все нормально. Звуки по возрасту. Потом будет больше читаааать, говорииииить…. и речь чище станет. Вообще хорошая такая девочка, ласковая, удачи вам в школе!

5. — Вам надо проходить обследование у невролога, психолог вам нужен обязательно… Девочка такая… строптивая… Все понимает, но ведь не хочет делать ничего, видно же, что с нежеланием работает, почему это она… Вы кем работаете, как вы относитесь к психологам? Обычно родители против, но вам надо.

— Замечательно отношусь. Собственно, два десятка лет я работаю именно психологом.

— Тогда не надо.

— Хорошо. А письмо? Что в этой части? Меня больше всего беспокоит письмо, много ошибок и, мне кажется, не очень понимает ребенок, что пишет.

— Ммм…. Да, в общем-то, я не школьный логопед, вам надо искать школьного. Но похоже на дисграфию, я почитала в книжках.

6. Ну и наконец в соседнем доме, в том же центре, котором мы и начинали, пройдя в итоге все возможные обследования и по кусочку складывая воедино картину того, что нужно все-таки делать, мы нашли настоящего специалиста. Анна Анатольевна — тот самый школьный логопед, который составляет план работы, ведет Дашу самостоятельно, а после ухода в другой центр передает все занятия мне. Объясняет, когда можно ждать перемен, подсказывает, в каком темпе и с какой частотой заниматься, уточняет то, что осталось непонятным. Мне становится уже не так страшно и все сложности кажутся преодолимыми. Нет, не совсем так. Разобравшись с тем, что из себя представляет Дашин тип дисграфии, я начинаю понимать, что мы не справимся с ситуацией быстро. Но даже обещанные год-полтора постоянных занятий не кажутся мне непомерной ценой за то, чтобы Даша стала свободно осваивать то, что положено ей по возрасту.

Самое удивительное в этой ситуации то, что в этом же соседнем доме нашелся и нейропсихолог — и в конце июня мы перестанем ездить через полгорода. Дорога на занятия будет занимать теперь ровно четыре минуты.

Глава 3. Лето

Июнь

Жарко, солнце палит в глаза.

Сургут не очень зеленый город, особенно в нашем новом районе. Не считая поисков логопеда, поездок к нейропсихологу и занятий по тетрадям Кумона, таблицам Зайцева и нескольким видам прописей, мы дважды в день, итого четыре раза туда и обратно, ходим по недавно выстроенному проспекту в нашу поликлинику.

В поликлинике у Даши физиопроцедуры — для развития речевого аппарата и бассейн — для снятия повышенного тонуса мышц. Бассейн в час, физио в восемь утра. Совместить не разрешил врач — физиопроцедуры направлены на расслабление мышц, бассейн мышцы тонизирует. Лали слушает без нас сказки утром и идет, вернее, едет вместе с нами в обед.

Четыре раза в день мимо нас несутся машины, утром — обгоняя нас, в обед — навстречу. И Дарья несется по тротуарным плиткам на самокате, кругами, петлями, отдаляясь и возвращаясь, рассказывает мне «Лукоморье», «Дождик скачет по дорожкам» и еще всякие разные стихи — едет и рассказывает, и это все залог развития все тех же межполушарных связей. Ну и заранее — на осень. Подряд, все, что мне удалось найти по программе школы России — «Ласточки пропали», «Есть в осени первоначальной», «В небе тают облака»…. Я рядом с Дарьей, благо, моя физическая форма позволяет. И читаю с экрана телефона стихи. Даша за мной повторяет. Самое удивительное, что за почти месяц таких разъезжаний мы нигде с ней не свалились и выучили довольно неплохо одиннадцать стихов. Лали носится тут же, на втором самокате.

Девочкам интересно и весело, для них эти походы — игра, а я устала.

У меня новый проект на работе — на одной из. То, что я в отпуске, позволяет мне уделять все необходимое время Дашиным врачам и обследованиям, читать и рисовать, гулять с девочками, и мне это в радость. Но мои планы приходится готовить вечерами и по ночам, когда девочки спят, а реализовывать в выходные.

Очень страшно за предстоящий Дашин учебный год. Я не боюсь нагрузки и усилий, мне очень жалко Дашу. Представить, что она еще год будет сидеть в школьном кабинете и не соображать, что происходит… А если два? Я понимаю, что приложу все усилия, чтобы попала она еще раз в первый класс, но мне уже известно, что по закону об образовании этого сделать нельзя. Поэтому мы держим в уме наши мечтания и реализуем план Б — учим стихи по программе второго класса. И математика — счет по Кумону, и таблицы Зайцева… и читаем вслух — когда Даша соглашается, она не очень пока любит.

Особенно хорошо Даше дается «Зима недаром злится». Видимо, все же очень и ее и меня достала июньская жара и ежедневные процедуры в поликлинике.

К середине июня, несмотря на то, что мне помогали по мере возможности друзья и наши няни — как на подбор, все исключительно с высшим психологическим образованием — я начинаю забывать ключи, терять документы и путать время рабочих встреч. Вставать мне по-прежнему приходится в пять тридцать — шесть, и так каждый день. Утром я готовлю, едем в поликлинику, гуляем до обеда, в обед поликлиника, вечером нейропсихолог, вторая прогулка и занятия с девочками дома.

Гулять получается по пять-шесть часов в день. Даше этого мало. К середине лета она в обязательном порядке рыдает горючими слезами, уходя с прогулки — сколько бы ни провела времени на улице. Спать днем она отказывается категорически. И моя возможная передышка, когда мне хотя бы час-два в день не нужно утешать, кормить, развлекать или воспитывать двоих детей, так и не состоится — за исключением пары дней. Я с удивлением вспоминаю свою работу воспитателем в саду: двадцать пять — тридцать детей (и какие дети, хочется отметить, среди моих воспитанников встречались!) ложились в кроватки и спали, а тут двое — и просто сидят на кроватях и отказываются ложиться. То смеются, то переругиваются, ни на что не реагируют и не спят.

До сих пор не понимаю, почему так было — то ли наша общая тревога не давала расслабиться, то ли при всей разом возникшей у Даши привязанности ко мне, авторитетом я для нее все же не была. Она просто сидела на кровати и завывала:

— Хочу гуляяаааааать!!! — несмотря ни на какие мои доводы.

Я сижу рядом и думаю: вот нам, конечно, трудно — и мне и Лалёне, но я не сомневаюсь, что Даша — «наш ребенок».

А вот Даше? Может, ей действительно было бы лучше в какой-то другой семье? Может, она нас хоть и полюбила, но чувствует всю противоестественность ситуации — то, что она не в своей семье… И, не осознавая того, всячески саботирует мои усилия? Бывает, интересно, вот так в одностороннем порядке — семья нового ребенка принимает, а ребенок новую семью — нет? Может, ей у нас плохо? Гуляли бы с ней в другой семье… ну я не знаю… по восемь, что ли, уже часов в день? Нереально. Тогда — что бы еще сделать, чтобы всем стало полегче? Положа руку на сердце — я все делаю. И в другой семье, наверное, все то же самое было бы… Только ощущение, что толку нет.

Я трясу головой и включаюсь в реальность. Есть я. Есть дети. Живем дальше, потому что хорошего — больше, потому что девочки будут расти и умнеть, потому что очень интересно — что там будет потом.

И надо все-таки бы мне к психологу, а я-то думала — с осени, когда я буду посвободнее.

— Чай, что ли, пойдемте пить, монстры вы малолетние?

— Пойдем! Чай пить! Чай! Чай! — радостно спрыгивают с кроватей монстры, бурые медведи и невидимки. Монстр побольше (попа толстая, живот пухлый — красота!) привычно свешивает голову набок, язык высовывает вниз, глазки закатывает вверх, изображает цыпленка табака и щекочет того, который поменьше. Монстр поменьше отбивается, подтягивает пижаму и, кинув на меня острый взгляд — не передумаю ли я — семенит тощими коричневыми ножками на кухню.

— Мне с сахаром!

— А мне с сахаром и с молочком! Не, мне с лимончиком, с лимончиком! Мама! Я тут хотела сесть!

****

У меня постоянное изумление: ну Даша — это же такой чудесный ребенок, и мне так плохо! А что же бывает с родителями, когда с ребенком по-настоящему сложно?

Я начинаю искать психолога или психотерапевта, но ситуацию осложняет то, что я знаю лично большинство практиков в нашем городе.

Даша продолжает работу с нейропсихологом, а я некоторое время, пока не нахожу специалиста, терплю и верю в лучшее.

Кроме упований на нейропсихологические перемены, у меня еще великие надежды на банальное «дорастание» Даши. Именно поэтому мы проводим часы в парке и на спортивных площадках, пьем йод, железо и ждем скачка роста. Физиологического, и эмоционального тоже. Он нам очень нужен.

Переполненный событиями июнь тянется бесконечно. У нас появляются ролики и велосипеды, до поликлиники можно добраться все более разнообразными способами.

Нейропсихолог рекомендует нам массаж и советует хорошего массажиста. Массажист приходит к Даше в 8 утра — все остальное время у нас расписано по часам. Я сижу в соседней комнате. Просто сижу в прострации — Даша на массаже, Лалёна в наушниках — передышка, которой мне не хватает.

****

Лали болеет.

****

У нас большой двор. Во дворе всегда людно, он один такой большой на несколько домов, поэтому дети, играющие тут, меняются постоянно. Запомнить их невозможно, и Даша и не пытается. Лали мгновенно включается в уличную жизнь — дети крутятся на каруселях, обгоняют друг друга на самокатах, бегают друг за другом, ссорятся, смеются, играют в футбол… Вся эта круговерть Дашу не касается. Сколько бы я не предлагала Даше поиграть, и сколько бы сама не начинала игру с ней и другими детьми — в догонялки, в ручеек, в вышибалы, да во что угодно — она ходит около меня и не делает ни шагу в сторону. Единственное, что ей интересно — «лазилки». Даша все лето висит на турниках и каждые пару минут спрашивает у меня:

— Я вырасту? Наташ, ведь растешь, когда висишь?

— Обязательно, Даша. Вырастешь, солнышко. Держись крепче.

За это лето Даша вырастает так, как не вырастает за весь оставшийся год — примерно на пять сантиметров. И обувь — Даша сменила к концу лета пять размеров обуви — приехала с двадцать восьмым, в августе покупали туфельки в школу тридцать третьего размера.

****

Даша свирепо бьет комаров:

— Безбожники!!!

****

Семнадцатое июня — первый Дашин день рождения в нашей семье.

У нас дома с утра толпа народа — мои родственники, друзья, друзья детей. Весь дом в воздушных шарах. Торт, заказанный Дарьей — с красавицей Мулан — забирает из кондитерской моя подруга Татьяна. Она привозит к девочкам друга Сережку и терпеливо ждет, пока ребятня навеселится в домашней части программы и будет готова продолжать. Полдня мы проводим в батутном центре и полдня — на аттракционах в парке с Таней и Сережей.

После обеда мы приходим домой, и за окном начинается гроза. Такая гроза, какой, пожалуй, я не видела за всю жизнь. Город становится черным. Не видно соседнего дома — с неба падает стена воды. Дождь идет такой и столько, что мы всерьез размышляем, сколько мы продержимся, если это настоящий потоп. Кто-то из гостей не может поздравить Дашу, потому что на время в городе останавливается движение, и Даша расстраивается. Зато приезжает моя тетя — бабушка Наташа, с которой мы редко видимся и с которой Даша очень быстро подружилась.

Дождь грохочет и хлещет по стеклам, мы высовываемся из окон, не выдерживаем, и в конце концов надеваем сапоги и надолго отправляемся вместе с бабушкой на улицу.

Дождь стихает, и солнце льется с неба до позднего вечера — в Сургуте белые ночи.

Июньские вечера самые светлые, июньские вечера самые длинные…

****

Мои условия работы хороши — я могу в разумных пределах подвинуть время и продолжительность работы, могу иногда взять с собой дочерей, могу работать дистанционно.

Однако довольно часто бывает так, что мне нужен кто-то еще, чтобы присмотреть за девочками, если я сама у врача, задерживаюсь по дороге с работы (за городом бывает трудно выбраться домой) или если консультации назначаются одна за другой.

Мне много помогают подруги — Татьяна забирает Дашу из школы, если нужно, и Надежда сидит с девочками дома, когда я задерживаюсь с работы. Некоторое время я совершенно спокойна, оставляя девочек на людей неторопливых, выдержанных, психологически подкованных, но когда становится понятно, что Татьяна устала, а Надежда заболевает, нам нужно решиться и искать человека незнакомого.

Я в огорчении. Мне совсем не хочется впускать новых людей в мою жизнь, и трудно вдвойне — сейчас, когда столько сил отнимает Дашино привыкание к нам. Делать, однако, нечего, и я пишу в группе психологов: «Коллеги, помогайте! Нужна няня для двух суматошных девочек — со стандартной оплатой и гибким графиком. Подумав, добавляю призыв в группе «Наш двор» и пишу всем друзьям — с тем же текстом.

Мне отвечают сразу же, и таким образом мы находим Оксану — взрослую и мудрую маму, прекрасно понимающую, что нужно сказать или где промолчать, чтобы умирить наших суматошных девочек и Аиду — молоденькую девушку с лукавыми черными глазами и милой улыбкой, смешливую, несуетливую. Аида позже начнет работать психологом в Дашиной школе. Оксана выгуливает девочек, забрав их сумки с роликами, Аида водит их в парк, плетет девочкам веночки и устраивает пикники. Через время — примерно месяца через три, уже осенью — мы практически перестанем приглашать к нам нянь — жизнь войдет в спокойное русло.

****

Где-то летом.

Гуляем, Даша идет по высокому — около метра и широкому — около полуметра — бортику вдоль здания бывшего почтамта. Я позади, Лали уходит по тому же бортику вперед. Ни с того ни с сего женщина, спокойно идущая рядом с Дашей, хватает ее за руку и начинает стягивать вниз. Я отстаю на пару метров, и мне приходится ускорить шаг, чтобы подойти и вмешаться. С криком «Где твоя мама, кто тебе позволил тут идти, ты сейчас разобьешься!» она настойчиво тянет Дашу за руку, а та, молча глянув на меня, просто быстро садится там, где только что шагала. Выдернув руку у женщины, невозмутимо ждет, пока я подойду. Ни испуга, ни покорности, ни протеста.

Я вспоминаю, как Даша впервые была на приеме у педиатра. Врач задавала какие-то вопросы, живо интересовалась историей появления Даши у нас в семье… и в какой-то момент уточнила — можно это при ней? Я с великим сожалением пожала плечами:

— Похоже, половина произносимого — просто мимо.

Сейчас Даша внимательно слушает и слышит все, что рядом с ней говорится. Уточняет непонятные моменты и порой такие тонкости улавливает, что мне и в голову бы не пришло, что тут есть какая-то двусмысленность — а Даша слышит. Все чаще читает, и все с большей легкостью это делает. Вечером, когда девочки укладываются спать, Даша, подпрыгивая, приходит ко мне в комнату и говорит:

— Читать хочу.

Я не высказываю никакого удивления. Это же здорово — хотеть читать! И это так повседневно, да, мы все любим читать… Я зову Лали. Лали усаживается рядышком с Дашей на диване, заворачивается в одеяло, и Даша читает сестре сказки. Лали внимательно слушает, а у меня появляется еще немного времени для работы.

****

Подруга Наташа:

— И зачем ты ее с ложки кормишь? Видеть это не могу… Большой же ребенок, ты ее с ложки!

— Мне надо, чтобы она ела, вообще-то.

— Вот и не корми. Пусть не поест, потом сама набросится.

— Даша-то? Ага… Набросится она…

— Ты мне четыре года требуешь, чтобы я Егора есть не заставляла. А сама?!

— Ну дак ты не сравнивай, Наташа! В нашем случае это оказался путь в никуда. Это же она либо спит, либо вопит, надо же что-то с этим делать, не голодом же до кучи морить… государственного ребенка… А когда я ее кормлю, она съедает все и еще добавки просит! И кому плохо от этого?

Единственное, что немного примиряет Дашу с необходимостью есть — идея вырасти и хорошо учиться — потому что крепкие детки хорошо учатся!

— Я вырасту? Я хорошо учиться буду? Я оооочень хочу вырасти.

— Обязательно Даша. Гуляем подольше, едим побольше, спим пораньше и все получится.

****

В июне мы покупаем девочкам новые ранцы, школьные принадлежности и новую форму Даше — она доросла до самого маленького размера. Когда я узнавала насчет школьных платьев для нее в марте, с нее они почему-то падали — даже для роста в сто десять сантиметров. А меньше, как мне сказали, форму просто не шьют. Доходила год в прежнем костюме девочка — она очень просила не отдавать и юбку, и жилет, хотя я эти напоминания о прежней жизни выбросила бы. Новый графитово-серый сарафан, который мы покупаем, уже не падает с Даши и очень идет ей, но по-прежнему немного велик — а в сентябре она наденет его и будет он ей совсем впору!

Июль.

Мы записываемся на ПМПК для Даши.

Ну то есть как записываемся… Нас не могут записать, пока не будет направления от школы. А его нет — школа не собиралась приехавшего в конце учебного года ребенка направлять на обследование. Сейчас отправляют на ПМПК, если ребенок плохо учится во втором уже, а не в первом классе, «дают второй шанс». Как ребенку при несформированных познавательных процессах и учебных навыках осваивать программу второго года, я не представляю. Вернее, представляю. Еще пару лет назад я работала в Центре социальной помощи семье и детям и обследовала детей, направленных ко мне из той же комиссии ПМПК для прохождения теста Векслера, через день… и слушала родителей — как учатся их дети. И о том, какими усилиями дается эта учеба.

Лучше бы это не касалось моего ребенка.

Директор школы выйдет после отпуска примерно двадцать пятого августа. А сейчас в ПМПК запись на октябрь. А на какой месяц будет запись двадцать пятого августа — Бог весть.

И только когда мы получим направление на ПМПК, мы начнем проходить врачей для комиссии (их оказалось немало) и запишемся на обследование.

Соответственно, Дарье, по логике событий первого сентября придется идти во второй класс. Со всеми вытекающими. Остаток лета я помню плохо, потому что он состоял из одного — попыток разобраться, куда Даша в итоге идет и, если идет во второй класс, каким-то невероятным образом помочь ей загодя.

Пока нет директора, мы решаем взять направление на ПМПК в поликлинике. И берем. И проходим всех врачей. Кроме одного — психиатра, который категорически отказывается смотреть Дашу без направления от школы и заключения школьного психолога и логопеда. От логопедов, смотревших Дашу, мы приносим ворох заключений, но вердикта психолога нет. Не помогают имеющиеся заключения нейропсихологов. Их внимательно читают, но в расчет не берут — «Нужно от школы».

Психолог и логопеды школы вне доступа. Ни заключений, ни направлений на ПМПК от школы нет и не будет, и как же мы… куда же мы запишемся… на какой, по всей видимости, декабрь уже… Нам в сентябре нужно учиться и желательно не во втором классе… Что же это будет? Или что, до декабря во втором, а потом в январе в первый?? Кошмар какой-то. И никто не может ничего пояснить — никто такого не делал и не сталкивался.

Примерно где-то в середине августа подруга Наташа передает мне слова сестры Светы — завуча в одном из наших лицеев:

— Ну ничего не получится, не оставят их в первом классе. Так никто не делает.

И я расстраиваюсь еще больше. Вернее, я допарализовываюсь где-то внутри окончательно — ибо, как ни делай внешне все необходимые телодвижения, а внутри сидит жуткий какой-то страх, что Дарья будет так же, как и в мае, плакать, смотреть сухими глазами, не уметь объяснить, что не так и что непонятно… будет просить не вести ее в школу… а потом закономерно будет второй раз второй класс… потом коррекционная школа, с таким-то бэкграундом… дальше мозг отключается.

Нет, он отключается на конструктивное что-то, а ужасов он продуцирует в переизбытке. А если она второй раз в первый класс — а ее потом задразнят второгодницей? Я не знаю, так вообще сейчас дразнят? Я, может, только хуже сейчас делаю? Может, я вообще все зря? Все говорят — ну зачем это все? Соберется, все освоит, второй класс — не десятый, что я паникую… А если она сломается от того, что ей опять уже который раз все новое — третий первый класс за год, новые дети, новый учитель….. не перенесет переизбытка впечатлений и просто откажется учиться?

Я же знаю, приемные дети так делают, нам на ШПР рассказывали… Господи, что я скажу опеке! Родные тоже так делают, но они-то не под контролем…

В какой-то момент мне кто-то из специалистов говорит, что ни в какой первый класс в декабре ПМПК не рекомендует, это абсурд. Рекомендуют, как обычно — дублировать второй класс. Ну то есть Даша доучится в полагающемся втором и пойдет в первый. Через год.

Я все слышу и не могу бросить мысль отправить Дашу в первый класс. Мне все время кажется, что ну должны же взрослые люди понимать, что ей сейчас надо заново азы осваивать, а не дальше по школьной программе идти, ничего не усвоив.

Примерно пятого сентября мы вернемся с подругой к тому разговору, и она говорит:

— Да, да, Света вообще сказала:

— Как они в него попали, в свой первый класс повторно, я такого не видела.

Ну да, и никто не видел, у кого мы спрашивали, как нам быть.

Мы так и действовали — на свой страх и риск. Два человека, которые осторожно поддержали мою идею, были те самые «двое из соседнего дома» — нейропсихолог и «недошкольный» логопед.

Да. Все, все спрашивали: «Зачем вам это надо, первый класс повторно?». Никому, с кем мы обсуждали эту ситуацию, то, что казалось очевидным мне — сложно ребенку в первом классе, отстает ребенок в психологическом и физиологическом плане, надо дать возможность дозреть, и не тогда, когда он еще год со своими трудностями промается — даже специалистам школы и поликлиники очевидным это не было.

****

Даша постоянно спрашивает у меня, что говорит то или иное животное и на полном серьезе рассказывает всем, что Наташа знает язык животных и птиц.

— Наташ, что кошечка сказала?

— Пора меня кормить. Дайте корма.

— А ты дашь? Давай я дам?

Несется кормить кошку.

— Наташ, что она сейчас говорит?

— Спасибо-спасибо.

— Скажи ей: — Кушай на здоровье, кошечка.

Я:

— Мяу-мяу!

— О! Ты понимаешь кошачий язык! — заливается Даша, — а она тебя понимает?

— Понимает, да, это несложно понять.

— А сейчас что говорит? А как ее зовут, я забыла?

— Мияка ее зовут. Говорит: — Даша! Ты замучила Наташу вопросами! Дай ей чай допить спокойно!

— Сккрхрррр!! Чхччшшхххррр! Ха-ха-ха! Скажи ей: — Не дам! Буду мучить! Буду тут прыгать и вопросы задавать… Как ее зовут? Я опять забыла!

****

Мы заканчиваем обследование у невролога. Поездки, шапочки, ЭЭГ, анализы крови, снимки, еще что-то, что должно выявить, почему Даша настолько неуравновешенна.

Патологий не выявлено. Препараты не показаны — можно пропить МагнеВ6, можно попробовать Когитум — но это, скорее, поможет к учебному году — со школьной успеваемостью. Есть еще мнение, что кто-то из детей хорошо реагирует на Элькар, кому-то очень помогает рыбий жир…

Пропиваем всё означенное в течение лета — практически с нулевым результатом. Если совсем уж честно — мы все втроем пропиваем всё означенное. С нулевым результатом.

****

Мы идем на лед. Ледовая арена только выстроена сразу за нашим домом, мы на ней еще не были и я думаю, что Даше наверняка понравится — за три месяца ее жизни у нас выяснилось, что ее мнимая непреодолимая слабость и утомляемость потихоньку отступают и она, как и мы с Лалёной, всегда за здоровый кипеж. Даша осторожно надевает коньки, выходит на лед — и оказывается, что она как будто давным-давно на нем стояла. Аккуратная, осторожная, с точными ловкими движениями, она, нахохлившись, объезжает тренера, к которому я собираюсь отдавать их на занятия. Лалёна цепляется за меня и визжит от восторга, у нее ровным счетом ничего не получается, но она не собирается сдаваться — ей просто нравится.

Тренер, маленькая, напряженная девушка мимолетно взглядывает на Лали и спрашивает:

— А второй девочке пять? Шесть? Вот ей надо заниматься. Лед — это ее.

Второй девочке восемь. Лед — вообще не для нее, как она заявила, услышав требование «нападаться» и только потом переходить к серьезным тренировкам. Позанимавшись под началом сурового тренера, нападавшись, угрюмая Даша, хромая, идет к выходу. Возвращаться к разговору о серьезных тренировках оказалось бессмысленно.

— Только без тренера! — говорит Даша и, если еще чуть поуговаривать, сразу начинает плакать.

Так и выходим на лед — для души, сами.

****

Психолог, с которым я начинаю встречаться, говорит мне:

— Если девочки, бывает, соперничают…. А у вас же они, получается, практически близнецовая пара…. Надо бы, что бы у каждой все свое со временем появилось…

Я вспоминаю, как я совсем недавно проводила свой семинар «Дом моей души» — о том, как пространство связано с переживаниями, историей каждого из нас… И думаю о том, как в моем доме все устроено и сделано именно так, как хотелось — для девочек, для меня…. Столики для занятий, кресла для чтения, рабочие уголки. Шкафы с книгами — от пола до потолка… Подушки, на которых можно валяться, пледы, домики, в которых можно укрыться и побыть в одиночестве…

— Все свое? Но у них у каждой все свое уже сейчас, — говорю я.

У девочек действительно сведены к минимуму все риски соперничества в материальном плане — кроме разницы в количестве игрушек, которых у Лали больше, потому что их ей дарят на шесть лет дольше — всего остального у девочек поровну.

Наверное, ситуацию в целом это сглаживает, и это, видимо, была та часть нашей жизни, которая помогала происходящему быть стабильным — при всей нашей тогда суматохе.

Август.

Сидим на подоконнике и смотрим из окна на Лали в саду. Детский сад у нас под окнами — прогулку детей прекрасно видно. Лали скачет по огороду, маленькому, там морковь и капустки всякие насажены, картошка и даже, по-моему, кабачки с патиссонами пытаются вырасти.

Я:

— Счас ей воспитательница скажет…

Даша сочувственно:

— Или тебе потом скажет.

Я:

— Нет, мне нет.

— Почему нет?

— Потому что они решили, что у Лалечки такая мать, что за Лалечку порвет любого.

С интересом:

— Ты начнешь с головы?

****

Мы идем из больницы. Полдень. Тень, жарко, падают редкие капли, вихрь. Мы решаем, что можем успеть добраться до дома. Идем по дороге, слышим раскаты грома вдали. Мы спешим, но дождь встречает нас ровно на середине пути. Девчонки еще бегут, но это бесполезно — сильнейшим ливнем нас вымачивает насквозь. Вокруг все звучит — гремит, щелкает, шуршит и льется. Вода везде. Мы разуваемся, потому что идти в горячей воде по щиколотку щекотно и необычно… Одежда липнет к телу, Лали восторженно вопит и плещет водой во все стороны. Прозрачные лужи горячие от раскаленного асфальта, до дома — два поворота, ясное небо виднеется в двух шагах. А здесь, у нас туча лупит холодным дождем, проливается не полностью и медленно уходит в сторону. Даша висит на моей руке и рыдает в голос:

— Холодно! Холодно! Холодно!

— Да горячо же, Даша, вода посмотри какая!

Ну и как всегда — пока мы то с сочувствием, то со смехом уговариваем ее, что дождь проходит, что вон уже солнце видно, она не слышит нас и начинает злиться.

Мы идем к дому под Дашины крики и Лалины восторженные прыжки по лужам. Тротуар узкий, машины проносятся мимо нас и притормаживают, хотя вымочить нас больше, чем есть, невозможно. Несколько шагов — и мы заходим в сухой двор, не видевший тучи, дождя и по-прежнему жаждущий пить. Люди смотрят на нас с удивлением. Даша смеется, осторожно оглядывается на мокрые следы, и я жалею, что не могу вытащить из промокшей сумки запрятанный от дождя телефон. Так и не получилось смешных и грустных кадров, на которых смеющаяся Даша, мокрая насквозь, только что переставшая плакать, согревшаяся под пронзительным солнцем, стоит посреди совершенно сухой улицы. С волос, с ресниц, с сарафана у Даши капают вода и слезы, она тихонько ставит кеды на землю и с недоверием оглядывается вокруг:

— Наташа, а где дождь-то?

— Вымочил нас и ушел — по соседней улице. Согрелась ты, Даша?

— Ага.

Подруга Наташа с еще одной соседней улицы звонит узнать, соберемся ли мы гулять с детьми и фыркает недоверчиво:

— Дождь? Все сухо, какой дождь, как вы всегда найдете каких-нибудь приключений!

****

— Ты спишь вообще? — все тот же с трудом найденный малознакомый психолог предлагает мне начать уже меняться — хотя бы отправить детей погулять и лечь спать. Я задумываюсь. Сплю — и даже сейчас, мне кажется, сплю, но в реальности сна мне катастрофически не хватает. От растерянности я не могу даже толком найти слова, что бы уточнить — действительно отправить во двор, в который у меня и окна-то не выходят, двух девочек шести и восьми лет (эта вторая девочка с общим развитием примерно лет на пять, и она пятый месяц в городе, соответственно шестилетняя за ней приглядывать будет, по логике событий), и лечь спать? Я что-то мнусь про то, что вот когда подрастут… и у меня с напором спрашивают:

— Так когда они у тебя сами пойдут гулять? Или ты так и планируешь всю жизнь их стеречь?

Я не знаю. Я отправляю детей гулять с няней, но спать я, пока они не со мной, не могу. Я сейчас не много могу планировать. И еще очень хочу не убиться напрочь, помогая Даше во втором непосильном для нас обеих сейчас классе — эта мысль занозой сидит в моем мозгу и руководит всеми моими действиями.

****

Звонят из сада, из красивого, нового, оборудованного по последнему слову техники сада:

— Заберите, пожалуйста, Лали. У нее тридцать восемь и четыре.

Ла вышла в сад ровно три дня назад. И ровно неделя остается до гипотетической школы, буде Лали в нее попадет.

Красивый, новый, оборудованный сад, у которого категорически не сложилось с Лали, несмотря на все мои старания. Не помогли ни совместно раскрашиваемые плакаты, поделки и снежинки, ни мантры по утрам, что в садике детки Лалечку ждут и любят, ни вопросы к воспитателям, что как бы это полегче с ребенком и не обещать ей, что мама ее, плаксу такую, домой не заберет. Ни отведения к девяти, а забирания после сна, галопом, чтобы на очередную работу успеть — уже с Лалечкой. Ничего не помогло.

Я прихожу в сад. Ла лежит в изоляторе, скашивает на меня глаза и поправляет полотенце на лбу — ей сделали холодный компресс. Еле сдерживает смущенную улыбку — мое отношение к внезапным заболеваниям она знает. И напутствие: «Только, доча, не заболей! Что с няней оставлять, что на работу вас возить — сложно это» — она не забыла. Но тридцать восемь же и четыре, и ей и весело (не надо ходить в ненавистный сад), и неловко (видно же, что мать мрачнее тучи), но в целом — куча ж внимания, изолятор и трое за стеклом — медик, воспитатель и лично заведующая. А температуру в тридцать восемь и четыре Ла переносит, не замечая, так что не очень и расстраивается.

— Что ж она так? — сокрушенно спрашивает заведующая. — Ведь только ж вышла…

— Ну вот так, — только и могу я ответить. — Вставай, Лаленька, пошли домой.

****

В августе ситуация с Дашиной учебой не меняется до тех пор, пока не возвращается из отпуска директор школы. Несколько раз переговорив со мной и с кем-то из школьной психологической службы, директор сообщает мне, что нам нужно не направление, а заключение. А заключение о необходимости пройти ПМПК не будет выдано без полноценного консилиума. А консилиум осенью. В октябре. Ну или, может быть, в сентябре. Но никак не раньше. А для нас это означает, что мы ни психиатра не пройдем, ни первого класса в итоге не увидим. Никакие мои уверения, что у нас пройдены все одиннадцать врачей, что нужно только формальное направление/заключение, и мы пойдем уже запишемся, примемся и да здравствуют целые нервы, и детские и родительские… и, подозреваю, общешкольные тоже…. (не зря подозреваю — Даша с сентября несколько раз так захлебывается слезами в школьном холле, что нас подходят и завучи, и сама уже директор утешать… и это в первом посильном классе! А что бы было во втором невыносимом!) — никакие доводы не помогают.

После нескольких звонков и визитов к директору школы, поездок в другой конец города к психиатрам с уговорами нас таки принять и их отказов… после бесконечных попыток договориться с ПМПК о записи на обследование (без ведома психиатра, так получается) … В общем, в какой-то момент я умудряюсь втиснуться на прием к директору между рвущимися записаться на дефицитные первоклассные места родителями, учителями, совещающимися по всем возможным первосентябрьским вопросам и собственными рабочими буднями, которые никто не отменял.

Вкратце говорю, что у нас происходит и прошу меня услышать. И нас, похоже, прямо тут услышал не только директор школы, но и сам господь Бог. (Прости меня, подруга Наташа, я знаю, с боженькой нельзя по-свойски… но я от переизбытка чувств. Вот прямо сейчас пишу и все заново переживаю). Ибо Дашу записывают в первый класс.

Нам нужно только принести когда-нибудь потом бумагу о том, что ПМПК у нас пройдена.

Первое, что я сделаю, придя домой — удалюсь из группы «1 В класс» в вайбере.

Мы идем с Дарьей по августовскому холодному солнцу из школы домой, поднимаемся по деревянному мосту через наши неимоверные трубы…. По этому мосту мы ходили два месяца в прошлом учебном году и будем ходить еще девять месяцев в этом и, наверное, еще несколько лет позже Даша будет ходить сама…

Мы осторожно спускаемся по узким неровным ступенькам этого странного моста… и я понимаю, что какой-то первый громадный перевал мы преодолели.

И в этот момент Даша спрашивает:

— А Лали?

— Что Лали?

— Она со мной в один класс ходить будет?

Глава 4. Осень

Сентябрь

У Лали лежит заключение о высокой психологической готовности к школе. Да, август был до предела загружен еще и потому, что мы проходили комиссию в школу с Ла. Еще одиннадцать врачей, четыре УЗИ, анализы. Я не была уверена, что Даша попадет в первый класс, и не знала до последних дней, стоит ли записать Лали в школу. Если Даша сразу начала учиться, потому что она приехала из другого города, то Лали по уму надо было записывать в марте.

Не записались, Ла болела, и я решила, что школа нам в этом году не по силам. А потом мы уехали за Дашей.

И, если Даша гипотетически остается во втором классе, то это вторая смена. Лали в первом классе должна учиться в первую смену. И я одна. В таком режиме у нас не получится встречаться-провожаться. Одних девочек в школу и, тем более, из школы — по темноте наших северных широт — я не могу отпустить.

Лали болеет. Это она в саду болеет, где ее еще иногда днем укладывают спать, умудряются как-то. А в школе? В школе нагрузка, уроки, ответственность, и Лали все воспринимают исключительно как «смышленое кручено-верчено». Лучше ли будет в школе?

Но ведь действительно смышленое такое кручено-верчено, и так бы это было здорово, если б в один класс…

Ну и прошли комиссию сами, на всякий случай. Пойдем в школу — придем в сад и оповестим. Не пойдем — ходим в сад дальше. И в департамент съездили — дважды, подать заявление на поход в школу ребенка, не достигшего шести лет, и второй раз за разрешением. Взяли. На всякий случай.

Ну и итог — Ла болеет. Ла опять болеет. Весь конец августа и начало сентября. И в школу она не идет.

Первого сентября мы ведем Дашу к обещанной самой дружелюбной и с чувством юмора учительнице… Даша встает в строй с одноклассниками — она опять меньше всех ростом, хоть и выросла за полгода уже на шесть сантиметров. Цветы, поздравления — день хмурый, а в школе очень тепло и уютно. На сцене концерт — все первоклассники не стоят на линейке, а актовом зале вместе с учителями смотрят выступления школьников. Я перевожу взгляд на Ла — нет, не впечатляется, в школу не просится. Стоит около меня вялая, в обычной, непраздничной одежде, сил не было даже одеться понарядней. Да и не до того было. Болеет. Периодически просится на ручки — концерт для первоклассников немаленький, зал полон, стоим мы уже долго — сидят только школьники.

Ну какая ей школа? У меня становится легче на сердце: значит, не зря. Пусть еще год ходит в сад. Рано ей еще.

На сердце опять становится тяжелее, когда уже через неделю выздоровевшую, пошедшую в сад и опять заболевшую Лали приходится вести в больницу и она требует, чтобы ее забрали из мерзкого сада и отдали в школу.

Я говорю Ла, что, когда выздоровеет, тогда и посмотрим. Больную ее никто в школу не возьмет.

Решения я принимаю не быстро. Что делать с надоевшим садом, школой, в которую так просто не попадешь, и строптивым ребенком?

Я предлагаю Лали для начала освоить прописи Даши. Она с готовностью соглашается. Покупаем прописи, больной строптивый ребенок с энтузиазмом начинает писать, но быстро понимает, что трудновато. Рассуждать на любые отвлеченные темы, носиться в саду с друзьями-мальчишками, чудить в гостях у бабушки — это одно. Писать — медленно и верно, в шесть с половиной лет, с несовершенной моторикой — нудно и невесело. Вопрос на время отпадает сам собой.

Примерно в это время — конец сентября — мне звонит подруга Наташа:

— Ну и? Зачем вы пишете? Красиво, конечно. Но зачем?

— Не знаю, — говорю я меланхолично, — может, в школу пойдем?

Подруга Наташа фыркает и через неделю передает мне слова сестры Светы:

— Никто их не возьмет. Так никто не делает.

— Ну не возьмут, так не возьмут, — текут мои меланхоличные мысли, — как уже будет. Мы не рвемся.

Октябрь

А надо было рваться, как выясняется. Потому что когда мы окончательно решаем расстаться с садом, в школе мне вежливо объясняют, что да, даже места есть. Открыли дополнительные классы. Но записывать ребенка на обучение в первый класс общеобразовательного учреждения надо было до пятого сентября. А сейчас у нас октябрь. И исключений не предвидится.

Мысли приобретают привычный поисковый ритм. Я обращаюсь в департамент — ну и подтверждают мне то же самое. Ну и надо же что-то делать. Не для того мы растили ягодку, чтобы она в недоброжелательном (не будем повторяться) саду сидела.

В школу хочет? Хочет. Готовность высокая? Еще какая, психолог подтвердил. Пишет в прописях? Пишет. Не идеально, но, тем не менее… Дети в школе не сильно-то ее и обогнали, судя по Даше — каждый вечер вдвоем садятся и пишут, только Даша полностью урок, а Ла — понемножку.

Мне самой-то как надо? Мне только так и надо — обеих в один класс. Мне бегать между первоклассницей (забрать в одиннадцать, а в прошлом году бывало, что в восемь в школу, а в десять тридцать — «Заберите детей. Музыки не будет»), работой (ооочень разнообразный график), второй работой (ну, тут полегче) и садом (– Мама! Ну я тебя умоляю, забери меня до сна, поехали лучше на работу, они ведь СПАТЬ МЕНЯ ЗАСТАВЛЯЮТ!!!) уже просто невмоготу.

Ну и пойдем мы в школу. В результате, поуточнив детали, мы уведомляем департамент об обучении Лали на семейной форме. И приходим в школу — переписать ученицу на очную форму образования. На следующий же день, что тянуть.

Ну и пока суть да дело — как по-писаному — директор в командировке, поэтому, вы уж пожалуйста, подождите недельку, пусть она сама решит, как вернется…. а сразу же через недельку — каникулы.

В общем, у всех дети как дети, а моя пошла в школу седьмого ноября. И еще и уговорила меня быстренько ее одеть, пока Даша не видит, и ранец на спине — как будто едет со мной на работу и везет прописи. А потом Даша переобувается в школе, а Лали уже стоит перед ней, переобута-переодета, на кудряшках резиночки, ранец за спиной, сияет майским солнцем и лисьим голосом:

— Пойдем, Дашенька, мы с тобой в одном классе.

Даша скакала от восторга и обнималась со строптивой лисой!

И один большой-больной вопрос сам собой снялся — прекратились ежеутренние вопли:

— Хочу в саааааад!!! Не хочу в школууууу!!! Хочу с Лали в саааад!!! Или пусть Лали со мной в школууууу!!! Да почему Лали в сад!!! Да я тоже хочу в сад!

Подруга Наташа неделю спустя:

— Какие Лали уроки делает?! Как «она пошла в школу»?? Кто вас взял туда вообще и что это такое? Каким образом вы туда в октябре попали? Почему ты не сказала?

— В ноябре, Наташа. Сил, Наташа, уже совсем, наверное, не было.

****

Десятого октября мы заходим в церковь и ставим свечи за Дашину маму.

****

Лали:

— Мам. Иди-ка посмотри, сколько у нас тут кое-чего.

****

Девочки ссорятся.

— Я нажму домофон.

— Я тогда лифт.

— А я внутри лифт тогда.

— НЕЕЕЕЕЕТ!!! Я и внутри и снаружи.

— НЕЕЕЕЕЕТ!!! Если ты домофон, я лифт везде.

Хором: — МАМААААА!!!! А онааааааааа…!!!

— Уймитесь, а? Сил моих нет.

— Мама!!!

— Тааааааак……

— Мама!!!

Рыдают обе. Ну ладно.

— Ла. Ты сколько кнопок нажимала?

— Одну.

— Да уж? «15» и «вызов» — это три, вообще-то. Так что она — две в лифте.

— Больших!!! Это идет за четыре!!!

И вот так — постоянно. С перерывами на поиграть.

****

Артур забирает Ла в гости.

Лали возится с шарфом, Даша плачет в голос:

— Я тоже хочу к бабушке.

Человек-гора молча дожидается, пока я повяжу шарф дочери и выводит ее за порог. От неожиданности и усталости мне ничего не идет в голову, маетно, жалко и тут я соображаю:

— Поехали на работу, Даш.

Слезы высыхают мгновенно.

— Поехали. А Ильюсик будет?

— Ильяс, Даша. Ильдус — это брат его.

В хосписе тихо — потому что тихий час. В палате просторно, пусто и светло. Мы осторожно заходим и садимся рядом. Бабушку привезли из Башкирии. Ей восемьдесят пять лет. Полтора года она прожила у папы и, когда лекарство, которое ей было нужно, в городе найти не смогли, ее привезли в хоспис — у нас оно было.

Бабушка смотрит на меня черными глазами Марины, Леши, Макса… и моими, наверное, но узнать нас не может — она не видит. Если бы видела, она тоже не узнала бы меня. Во-первых, мне кажется, она не ждет никого, кроме сыновей, а во-вторых, в последний раз мы виделись, когда мне было четыре. Если бы она не заболела так сильно, что понадобилось лекарство, мы не увиделись бы совсем.

Даша, посидев, шепотом спрашивает меня:

— Ей не больно?

— Нет, Даша, она очень терпеливая. И лекарства ведь. Нет, не больно. Дойдешь сама до кабинета? Я памперс ей поменяю.

Даша выскальзывает за дверь.

Бабушка слышит наши голоса и тихонько повторяет: — Балам, балам.

Это не бред. Позже я спрашиваю у папы, что это значит — и он говорит: «Детка».

Здесь какая-то пауза. Я не знаю, что здесь сказать.

Бабушка умерла десятого октября.

****

Я знаю, что не все родные с пониманием отнеслись к моему решению. Тем не менее, расскажу, как общение с Дашей выглядело внешне. В конце концов, все держались почти всегда в рамках уважения и понимания, поэтому я упоминаю только хорошее — его было значительно больше.

Самое трогательное было, когда все знакомые и родные, переждав положенную неделю «на привыкание», начали по чуть-чуть и ненадолго приходить в гости и нести подарки. Даша смущенно улыбалась, не поднимая глаз, разглядывала карандаши и носочки, примеряя кофточки и осторожно трогая игрушки. Все было сложено в личный шкаф. В личном шкафу на время образовался хаос — Даша его структурировала вновь и вновь.

Лалёнин папа встретил Дашу с оторопью и опаской. Неудивительно — папина дочка Лали была-была одна-единственная… Можно было взять за ручку и вести хоть в зоопарк, хоть в гончарную мастерскую…. Теперь появилась незнакомая, непонятная, непривычная внешне девочка, к которой то ли надо, то ли нет искать подход, и с которой то ли надо, то ли нет сближаться. И папа Лали в раздражении. До сих пор, мне кажется. Он старается покупать красивости и неполезности на двоих, чтобы не обидно. Он может взять обеих девочек и сводить в зоопарк или отвести в гости к бабушке Вале. Он отдает должное Дашиному покладистому характеру (а с Дашиными воплями-то он и не столкнулся), но само присутствие в нашем доме претендента на материнское внимание, которое должно всецело доставаться его дочери — это Артура однозначно не радует. Поэтому то, что он не очень часто встречается с Дашей, в общем — и пусть.

Лалёнины обе бабушки — с интересом и, мне кажется, настороженностью. «Неведома зверушка» Даша, поначалу молчаливая и незаметная, обычно осваивается со временем и… эх, развернись, душа. Чудит. Самое сложное, конечно — это ее слезы и крики, но бабушки справляются. Еще в арсенале есть «хочу спать» в самые неожиданные моменты и неизвестно откуда взятое ругательство «подлая/подлый/подлые». Подлые сапоги, которые не надеваются, подлая муха, подлая домашка! Я привыкла, неподготовленным старшим родственникам бывает неожиданно. Зато ест все, что предлагается, и по три порции. Объяснение этому простое — дома сосисок, конфет и киндер-сюрпризов в неограниченном доступе девочки не получают, а у бабушки можно заведомо ожидать вредностей в любое время, в любых количествах. Конфеты, что не съедены за весь день, бабуля Валя вечером раскладывает девочкам в кармашки.

Бабуля Оля покупает внучкам книги и платья. Платья разные — бальные нежные невесомые, домашние разноцветные мягкие, летние прозрачные, торжественные тяжелые…. Сделать с этим ничего невозможно. Шкафы трещат, часть платьев приходится практически сразу же отдавать знакомым — девочки вырастают.

Книги — всевозможные. Про принцессу Лали (да, у нас есть даже такая!), старинные из серии «Наши сказки», множество разных развивающих книг для грамотного письма и счета и сборники стихов — Тувим, Милн, Кэрролл, Лир, Бжехва… Благодаря бабушке Оле у нас есть книга серии «Ожившие сказки» — «Марья — Моревна» издательства «Наташа»! Трещат шкафы — уже книжные.

С двумя книгами — упомянутыми «Нашими сказками» и сборником небылиц и нелепиц «Все наоборот» — мы уедем весной следующего года в Севастополь, и этих двух книг хватит почти на полтора месяца отпуска. Это и удивительно, и трогательно — старые книги с простенькими иллюстрациями, выполненными на тонкой газетной бумаге… Девочки будут читать их друг другу, мне, потихоньку сами себе по утрам, когда я готовлю завтрак, и вечером, когда уже зашли домой, но еще есть спокойное вечернее время…

Гулять с девочками у бабушек получается не очень удачно — во-первых, первые полгода они практически от меня не отходят и только изредка гуляют с нянями, а во-вторых, девчонки очень шустрые, разъезжают на роликах и самокатах, и неспешные прогулки с ними осуществить в принципе невозможно.

Получается, в основном обе бабушки девочек балуют, угощают и читают им книжки.

Моя тетя задаривает девочек необычными мелочами — с ней они делают цветы из бумаги, хороводики куколок, самодельные мыльные пузыри и собирают нечто совершенно невообразимое из пластиковых и металлических деталей. Громадные оранжевые наушники, цветные лоскутки, коробочки-шкатулки-баночки — это все может подарить только баба Наташа. С ней же девочки несколько раз ездили на дачу — заросший сад, сирень под окном, поход за грибами и ели, которые не обхватишь их ручками — вот это было приключение!

Дед Ильяс, внезапно обогатившийся семилетней внучкой, так и зовет девочек: Инь-Янь.

— Ну, Инь-Янь, садитесь. Пристегнулись? Поехали!

В силу неблизких моих отношений с папой и, получается, отсутствия простоты и непринужденности, я думаю, дед так и остается для девчонок одним из самых необычных, а потому самых непонятных людей.

Я рада, что хотя бы изредка, но девочки общаются со всеми моими родными.

****

Сижу плачу — начиталась «Вафельного сердца».

Девочки меня успокаивают.

Попросила чай с молоком.

Даша ходит дипломатом, утешает меня, гладит по голове и передает Лалины вопросы, Лали на кухне готовит и уточняет:

— Тебе сахар — не сахар? Коричневый — белый?

****

Сидят на кухне вечером, после ужина.

Лали: — Нам нужна собака.

Даша: — Нужна. Какого цвета? Беленькая?

Лали: — Черненькая.

Даша: — Нет, беленькая.

Лали: — Ну, беленькая… Как Наташа.

Даша: — Да, на пять сантиметров темнее, чем Наташа!

****

Иногда приходит моя мама и мило общается с девочками. Бабушка Оля много знает, много умеет, она много пережила и повидала. Она шумная, непоследовательная, щедрая — ребенок ребенком. Играют в прятки. Целыми вечерами читают книги. Ругаются друг с другом — мама начинает строить девочек, если они не хотят есть или перечат ей, те не понимают ответственности момента, не строятся и в долгу не остаются.

Девочки побаиваются мою маму. Позже, когда бабушка уходит, они расспрашивают, почему она с такой обидой реагирует на их непослушание или настаивает, что с ними надо суровее, почему она все делает по-своему и, что очень их удивляет, открыто говорит мне, что я не права. Мало того, что это нарушения Правила номер один в нашем доме — родители главные, родители заботятся о детях и знают, как их воспитывать и растить… Так еще и у нас принято все сложные моменты прояснять, когда все успокоилось и есть достаточно времени, чтобы поговорить. Бабушка же старается переубедить любого, с кем не согласна, сразу, без церемоний.

Я объясняю, что бабушка сложный человек, что она тоже — родитель для меня и у нее не получилось принять тот факт, что я выросла, давно самостоятельна и независима, что ей всегда мало внимания и уважения, но она очень любит обеих девочек и просит как можно чаще с ними видеться. Говорю, что сожалею, что видятся они нечасто, что приходится объяснять ей, взрослому человеку, наши правила и исключения из них… Что при всех наших стараниях бабушка, возможно, будет обижаться и раздражаться, так уж получается. И важно не принимать на свой счет все, что она говорит, но изначально вести себя уважительно и вежливо, не усиливать конфликт, а по возможности снижать его накал… Что когда-то все мы, возможно, станем старенькими, обидчивыми, несносными, но, скорее всего, мы будем скучать по внукам и хотеть повидаться с ними… Что просто прекратить общаться, на самом деле, не так-то просто — даже если человек обижал тебя или забывал о тебе тогда, когда ты наиболее нуждался в помощи, даже если он наделал много ошибок и исключительно неприятен — потому что людей связывают пережитые вместе горести и радости, память о прежнем и планы на будущее… Что уж говорить про тех, кто нам дорог… Что ради сохранения тоненькой ниточки привязанности можно пережить недоразумения и обиды, связанные с тем, что мы живем совсем не так, как наши близкие.

…..Моя мама считает, что Даша очень похожа на меня в детстве.

Просто жизнь. И все ее противоречия.

Ноябрь.

В октябре мы приходим с Дашей на ПМПК, и нас, пришедших заранее и просидевших в ожидании почти час, равнодушно и сухо просят прийти в ноябре — как говорят, по просьбе школы без предупреждения наш прием перенесли на начало ноября.

Сколько ни прошу я принять нас по записи — безрезультатно. И концов найти не оказалось возможным. В школе сказали: «Мы ничего не знаем». В ПМПК отказались идти навстречу.

Так и попали мы на ПМПК в ноябре, с первого сентября обучаясь по заявлению законного представителя в первом классе повторно. На заседании комиссии я уже устала волноваться и мы просидели все время до приема, слушая с Дашей Ринчина и Димаша, разделив на двоих одну пару наушников.

Вся комиссия занимает около десяти минут. Дарья быстро и толково выполняет задания, на просьбу рассказать стих читает Лукоморье — ее слушают, как мне кажется, удивленно. И всех рекомендаций записывают — «Логопедические занятия».

Да и пожалуйста. Даша в первый класс ходит.

****

Сегодня воскресенье, с утра водила девочек на танцы. Изостудия, нейропсихолог, логопед и бассейн в школе, наши занятия математикой и логопедией дома… Мне кажется, уже будет перебор. Но Даша очень просит танцы и даже встает с утра без протестов. Зал рядом — минута и мы там. Это очень упрощает ситуацию. Только вот надо встать и в воскресенье рано утром — один раз в неделю занятия.

Новый преподаватель, Денис.

Я полусонная, больная, сил ни на что нет, решила посидеть с Лали дома, но она, стойко и не взирая на утро раннее, захотела туда же.

Окей.

Увидела Дениса и засомневалась:

— Мам. А ты скажешь ему, что мы нежные и побаиваемся?

— Ну нет, наверное, вы же здесь все уже знаете…

— Мам. Скажи, а то новый же он…

Посмотрела — посмотрела я на этого Дениса…

Подхожу. Объяснила, что девочек хорошо бы доброжелательно включить в занятия, что мы планируем весь год ходить, и нам очень надо понять его правила и требования.

Кивает, говорит, что обязательно, да, конечно же.

Я смотрю, как девочки носятся по залу — есть еще время до начала занятия. Вернее, девочки носятся, а Даша стоит и похлопывает ручками. Ну, ей свойственно, она при чужих очень сдержанная.

Лали непринужденно расположилась на матах, машет рядом с подошедшими девочками ногой… а нога у нее не маленькая — тридцать четвертый размер в шесть лет… а девочкам всем года по четыре-пять и, я думаю, родители за них просто боятся…. подозвала поочередно Лали и Да к лестнице, они вскарабкались и встали на одном уровне со мной — я на галерее второго этажа, они внизу на первом — и рассказала, какие они замечательные. Напомнила, что не только тренеры должны их беречь и направлять, но и им самим хорошо бы быть повнимательнее к окружающим. Передала им ответственность за них самих и вышла на свои законные пятьдесят минут на улицу. Ничего-то я не успею, в воскресенье утром, но выдохну, и это тоже неплохо.

Вообще подумала, что Лали — очень маленькая еще внутри, хотя внешне большая… а Даша вся очень внимательная, выдержанная, но если на нее накатит… держите ее семеро.

С Лали, наоборот, очень просто договориться, она быстро отходит и никогда подолгу не злится. Если только не жадность… сегодня отталкивала Дашу на прогулке от гимнастических колец, висела сама, на все мои удивления только отбрыкивалась:

— А я тоже хочу.

Ну и пошли после второго предупреждения домой через десять минут, не через полчаса, как обещано было.

****

Девятое ноября. Сегодня зашли в сад, забрали карту Лали. Завтра ее отчислят из сада, а два дня она уже ходит в школу.

****

Почти ночь. Пишу планы на завтра.

Дарья наблюдает с кровати, мне, снисходительно:

— Если про меня пишешь, напиши, что я харАктерная!

****

Плачет.

— Пожалуйста, не умирай, я не справлюсь без тебя с этой жизнью!

****

Раз в неделю я сама плачу перед экраном.

По другую сторону меня слушает психоаналитик. Психоаналитик теперь. Питерский — соответственно, сама интеллигентность и сопереживание. Иногда мне кажется, что хотя бы из вежливости надо дать человеку что-нибудь сказать, и ведь психоаналитику явно хочется принести пользу, но я не могу остановиться. Чего плачу, спрашивается? Ну все подряд — устала, хочу спать и нет возможности, осень, но зима на самом деле, и это же еще на полгода, когда уже мои руки пройдут, когда у меня будут руки, а не кровавые лохмотья, подруга Таня сказала: а ты что думала, что тебе легко, что ли будет? у тебя и Лали… такая… не тихая… и ты берешь еще ребенка, и надеешься, что тебе легче будет? и это под дых просто, это вот вообще не туда, я понимала, что будет трудно, но как-то совсем по-другому трудно, я не могу объяснить, не от того, что я ошиблась, не от зверского ребенка, дети чудесные, и они не слушаются в самые ответственные моменты, работы много, мама болеет, а где я, я-то когда у меня буду, я же сама всю свою жизнь выбрала, как нет, нельзя же перекладывать ответственность, уже что есть, то есть, моя жизнь мне на самом деле нравится, и в прошлое во всеми красотами сколько уже можно погружаться, надо жить здесь и сейчас, а где моя радость от здесь и сейчас, и еще ну просто вот «та-дамм», «вишенка на торте» и «приятный бонус» — хоть терпеть не могу эти слова — Даша плачет!!!

По-прежнему плачет (я скажу «плачет», и дальше так же и выражусь, но она воет, сипит и рычит на самом деле) почти каждое утро — не может, не хочет, не-на-ви-дит школу. И спать ложиться — жутчайшая жуть просто, она садится и воет, если подойти — не дает себя уложить и визжит, и хочет продолжения чего угодно, но не спать. И я скоро выть начну, похоже. Самое страшное — когда я болею, вечером мне надо только лечь и закрыть глаза, больше ничего, я весь день работоспособна и собранна, даже когда болею, но я жду этого «лечь и закрыть глаза» весь день, а Даша… Даша вечером плачет. Днем бывает легче, на выходных — милый ребенок, а утром и вечером — ужас, и мои батарейки, лампочки и что там еще есть энергетического садятся, перегорают и выходят из строя в это время суток окончательно.

Плачу абсолютно безнадежно — я знаю себя вдоль и поперек, я не против психологического сопровождения и поиска себя в личной терапии, и мои двадцать лет работы психологом уже упоминать в данном контексте неловко, я понимаю свои возможности и ограничения, я знаю, что нужно сделать, чтобы стало легче, но как же это сложно…

Через час выключаю скайп… Сижу некоторое время в опустошении… Прихожу в себя и иду за девочками — уроки у них заканчиваются через двадцать минут.

Года три в таком режиме — и мне станет легче, обещает мой психоаналитик. В те моменты, когда я даю-таки вставить слово.

****

В школе — флэшмоб «Мы — дети одной Земли». Я прям жду — у нас для Лали есть костюм русской красавицы к ее бело-розовым щечкам с ямочками — тяжелый синий шелк и голубое шитье, кокошник с серебром и платочек шитый кружевом. Сарафан сшила моя коллега и подруга Надежда (та самая, которая не смогла приехать на Дашин день рождения и чьему отсутствию Даша так расстраивалась), рубашечку сообразила я из кружев, бусинок и футболки. У Даши выбор велик — кимоно китаянки, японки или кореянки я сделаю из красного шелкового расписного халата. Я еще пытаюсь найти в инете вариант бурятского народного костюма — и сделать его в честь Дашиной мамы, но понимаю, что на меховые шапочки и курточки не остается времени.

В тот момент, когда я приношу оба костюма девочкам, обнаруживается, что Лали настолько стремительно выросла за этот год, что сарафан подойдет только Даше. Я начинаю понимать, что это Даша будет русской красавицей — маленькой, смуглой, яркоглазой, с черной косой и челочкой, в синем сарафане и кокошнике с серебром. А вот Лали… Лали, с тончайшими ее кудряшками, с розовыми щечками и светлыми бровками — вот она и будет японкой или китаянкой в красном: ведь национальный костюм кореянки, как выясняется — это совсем не кимоно, расписанное драконами.

Очень уговаривала скромницу Дашу войти в образ и быть поозорнее, пошаловливее, как и положено русским девицам, а резвую Лали таки уняться и держаться тише воды ниже травы — как истинной дочери Страны восходящего солнца… Остается только надеяться, что не носилась она по школьным коридорам в красном халате.

Так и прошел флэшмоб: Даша в кокошнике и с косой, Лали с бункином и в кимоно. Чудесная пара)

****

Вечер — и наши достижения.

Даша:

1) я приходила из школы и не кричала «не хочу спать»

2) сама купила булочку и поделилась с подругой

3) быстро собралась, когда мама позвонила и сказала, что может забрать с продленки

4) спокойно осталась с бабой Наташей, когда маму вызвали на работу, не кричала и не плакала

5) убрала всю кухню

Лали:

1) спокойно осталась с бабой Наташей

2) плавала в большом бассейне

3) хорошо вела себя на уроках

4) сделала у Тани (нейропсихолога) красивую птицу

5) сама придумала поделиться бананом с Павлом — мальчиком из класса.

****

Я поворачиваюсь к ноутбуку, на котором пишу, после очередного разговора с мастером по поводу очередного предстоящего ремонта:

— Слушай! Ну давай уже работай без апгрейдов, я не тяну!

Даша меланхолично:

— А… это мне нужно работать без апгрейдов..

Воистину, Даша. Тебе тоже без апгрейдов.

****

Учатся. Стараются. Кроме учебы, успеваем много всего.

Играем в морской бой. Дарья освоила очень быстро — шустро и с юмором отмечает «ранения» и потопленные корабли. Я веду партии на двух досках и никак не могу обыграть девочек — асы просто!

****

Через пару дней после того, как Лали пошла в школу, Зухра Ахматнуровна, суровый и непреклонный тренер по плаванию, выговаривает мне:

— Лали у Вас ленивая. Я говорю — она не делает.

Я в недоумении, моя ли это дочь не хочет делать, чего тренер сказал, и Зухра Ахматнуровна уточняет:

— Лицо в воду опускать не хочет.

Я рассказываю, что Ла не ленивая. Она готовит, вполне всерьез готовит с пяти лет, может сама сделать ужин или завтрак, и много чего еще на ней дома — она управляется со стиркой, уборкой своих вещей и сборами в школу и на изостудию. Опускать в воду лицо вряд ли она будет, после отита и гайморита, и дело не в лени… Зухра Ахматнуровна внимательно выслушивает меня и смягчается:

— Я ж не знала… Значит, работать будет. А вот Даша умница — все, что скажешь, все сделает.

Нет слов объяснить, что ребенок, который делает все, что скажешь, с одной стороны, попросту безответный. С другой стороны, дома этот же ребенок многажды демонстрировал свою сердитость, упорство и злость, нормальную здоровую злость в момент несогласия с происходящим. Так что Даша очень растет — и внешне, и внутренне, и это несколько примиряет меня с ее раздражительностью.

****

— Даша! Почему мука на полу и зачем ты тряпкой машешь? Ты же полы мыла утром — так я половину за тебя сделала! Крошки ты не можешь собрать… Ты кошка, наверное, у тебя лапки! А у матери не лапки — она и полы помыла, и крошки за тебя собирала и опять по-новой? Тебе нравится, когда я ору, что ли?

— Ты очень смешно орешь.

Нос свой крошечный задрала повыше и пошла порядок наводить. Вот и кто кого воспитывает?

****

Пожалуй, осенью самое привычное, но одновременно впечатляющее в нашей жизни — это утренние походы в школу. Будоражит настолько, что я до вечера ношусь с боевым задором, а вечером падаю, как сноп.

Приспособиться к количеству школьных вещей, особенно, когда два бассейна в день, мы не успели — занести эту кучу самостоятельно девочки не могут — их футболят старшеклассники, проход в учебный корпус из холла неширокий и столкновения неминуемы.

****

Даша, уходя на физкультуру, когда я дожидаюсь в холле по ее просьбе, машет мне. Потом выглядывает из-за стеклянных дверей по дороге уже на второй этаж, машет еще, потом машет, поднявшись по лестнице. Потом еще раз, наклонившись под перила лестницы — так меня видно лучше.

Я сижу в школе и вижу каждый день старшеклассников, и учителей, и их разговоры.

Сижу и думаю про нынешнюю школу… Про школу в целом и именно эту школу. Про дерзких парней с челками и девочек с сонными лицами, в строгих блузках и клоунских штанах. Про то, как перед стойкой вахты выстраивается череда опоздавших и они все с разной степенью смиренности ждут, пока им сделают запись в дневниках. Я бы хотела, чтобы Даша взяла в этой школе другое — не напряженность между учениками и учителями, не пренебрежительный стиль общения, на равнодушное отношение к школьным правилам и расписанию… Я бы не хотела, чтобы в вайбере нам, родителям, присылали сообщения: «Родители в класс не проходят! Родители приходят в школу только по предварительной договоренности с учителем, с собой иметь паспорт и бахилы! Дети проходят в класс самостоятельно!» Мне бы очень хотелось, чтобы в этой школе с высоким стеклянным потолком, с двумя бассейнами и парком за порогом (а самое, несомненно, вызывающее излишние ожидания — с заслуженными учителями) Даша была спокойна и решительна — но пока она тревожится и переживает каждый день, когда остается здесь.

И каждый день я сижу в холле, дальше которого родителям нельзя, и жду, пока Даша успокоится и пройдет на урок.

****

Осень проходит как один тяжелый сон — все окрашено в мрачнейшие краски из-за Дашиного настроения — ей категорически не нравится вставать в школу. Вставать — ладно, ИДТИ в школу — вот где ужас-то… Семь-десять минут дороги в школу становятся ежедневным испытанием для всех нас. «Мне тяжелоооооо! Мне неохота в школу!! Мне больно ноги! Мне больно вообще все!! Школа под!!!ла!!!я!!! Да почему надо туда ходить!!! Да я хочу с тобой на работу!!! Я хочу с тобой дома!!!» (Тут я вспоминаю, что очень похожие слова, правда, не таким бешеным тоном, я слушаю в течение трех лет, пока отвожу Ла в сад). Исключением стали примерно две недели, когда Лали пошла в школу и Даша ходила с большим энтузиазмом. Энтузиазм гас потихоньку и совсем пропал, когда Лали заболела и в школу Дашу водила я одну.

****

Даша по-прежнему очень много спит. Плохо встает, за редким исключением, хотя спит с девяти — половины десятого до семи. К восьми мы все уставшие от Дашиного крика. Лали приходит в школу и начинает скорей-скорей переодеваться. Даша плачет. Утром дома не реагирует ни на что, не ест, не пьет, сидит на стуле и сипит. По-прежнему отказывается вставать, переодеваться, расчесываться. Я ее расчесать могу, но только не утром, когда все и так плохо — густейшие волосы запутываются, тянутся, Даша протестует.

А Лали? Лали спокойно и с достоинством переносит испытание новой средой и новыми требованиями. Устает, старается, изучает новое и знакомится с детьми. Для меня самое отчетливое свидетельство того, что мы справляемся с ситуацией — то, что, какие бы ни были сложные или неприятные события в школе, Лали никогда не жалуется. Делится со мной, если я расспрашиваю, но не жалуется. В школу бежит вприпрыжку.

— Лаль, как тебе в школе? Нравится?

— Да! Там спать не надо!

— Хмм…. А если б и в школе спать — где тогда лучше?

— Тогда в саду!

— Но подожди, в саду же тоже спать?

— Хмм… Тогда дома!

****

Я начинаю учиться — мне нужно второе образование.

****

Ноябрь холодный.

Иногда тучи приносят долгие невесомые снегопады и мы приходим в школу занесенные снегом и искрящиеся.

Лали нет места в группе продленного дня — это издержки того, что мы пришли в школу позже обычного. После первых недель в школе я решу, что пусть так и будет. Во имя сохранения всеобщих нервов пусть Лали и дальше спит днем, а не сидит на продленке, но сейчас она страдает — Даша после уроков, чаще всего, идет на интересные занятия (так Лали представляет себе продленку), а Лали домой! И спать.

В ноябре и декабре трижды в неделю я приходила в школу и после уроков гуляла с девочками до плавания. Перерыв был больше часа, и между вариантом «сидеть в школе просто так и ждать бассейн» и «прогуляться, раз есть возможность» мы втроем выбрали вариант с прогулкой.

Мы ходим в парк. Школьный двор выходит на лес, который в последние годы успешно сделали парком. Множество новых детских площадок — красивых и всегда наполненных малышами. Чаще всего мы играем в кошки-мышки, бегая меж горок и песочниц, причем две кошки (или мышки, как придется), объединившись, строят и реализуют коварные планы по отлову мышки (или кошки) — сладкими голосами заманивают меня на гооорочку или к качееелечке и хватают зазевавшуюся мышь без жалости.

Наши прогулки не прекращаются, даже когда становится значительно холоднее — на прогулку вечером, по темноте, просто не остается ни сил, ни времени, и эти походы в парк между школьными занятиями и бассейном — наше спасение.

После улицы я отвожу девочек в школу на плавание, и через час забираю их домой — если у Даши не возникло желание остаться на продленку.

С зимы с ней начнет заниматься логопед, поэтому она остается в школе, когда есть занятия, а Лали идет домой. Я иду за Дашей в школу, когда она звонит, что готова идти домой, или мы забираем ее вместе с Лали — если Даша уходит из школы после пяти.

Логистика не непреодолимая, но насыщенная. Очень много движения и переходов. В некоторые дни я бегаю через наши трубы восемь раз в день. Это утомляет, несмотря на коротенькую дорогу до школы — весь день состоит из множества крошечных кусочков: отвести в школу — уехать за город на работу — приехать с работы на прогулку — отвести девочек на бассейн — забрать Лали — приготовить ужин и обед на завтра — забрать Дашу — уроки — вечер — сборы на завтра — сон… Но мне нужно, чтобы девочки не только влились в школьный ритм, но и достаточно двигались и отдыхали. Зимой у нас очень мало времени быть на воздухе, и я использую каждую возможность. Как окажется позже, это и правильно — с декабря по март холод, гулять вообще не выйдешь, за редким исключением.

Одна моя девочка истощаемая, вторая еще маленькая для школы — но в целом мы справляемся со школьным годом, и это станет ясно к концу первого класса.

Как-то незаметно за такой погруженностью в школьную жизнь осень еще в начале ноября стала зимой.

Глава 5. Зима

Декабрь

С осени и почти всю зиму, если выпадает ровный снег и не очень ветрено, я вожу девочек в школу на крутых красных санках. Один ранец позади, другой ранец впереди, посередине две девочки. Сани пластиковые, большие, спортивные, не часто такие встретишь — только появились в городе, все девочек разглядывают.

****

Лали, со вздохом, укладываясь со мной рядом:

— Ты такая вкусная….

— А?

— Ты такая удобная, только неповернутая ко мне.

****

Я:

— Даша. Почему ты мокрая?

— Меня облизывали.

— Почему не съели?

— Хотели полдашки и полнаташки!

****

Особая прелесть — в полуночничаньях с Дашей. Лали засыпает мгновенно, Даша иногда, выспавшись днем, в тишине подолгу сидит ночью со мной. Я работаю, а Даша пишет мне письма, что-то делает в блокнотах, перекладывает игрушки.

****

Болею. Гайморит и сильно болит голова. Даша прячется от меня в школе, с визгом и смехом ползает под стульями. Плохо настолько, что я еле нахожу силы ей улыбнуться.

****

Очень светло. Не похоже даже, что завтра самый короткий день.

****

Сейчас ставлю Даше мультик. Капризно и требовательно:

— Наташ! Я хотела девятнадцать серий!

****

Рождество. Я учусь, буду еще и клинический психолог — очень устаю. Не успеваю. Выполняю задания по ночам, чтобы не отстать совсем.

****

Утро. Вся дорога до школы заполнена моими уговорами, угрозами и пожеланиями идти быстрей. Даша еле тянется. Когда я рассказывала, что уже сейчас буду батогами воспитывать, Лали кричала:

— Мне, мне тоже батокА!!!

Я несу две сменки, два пакета с бассейном, две сумки с физкультурной формой. Лали потеряла шапочку для бассейна. И обнаружилось это поздно вечером — мы ее и не успели купить. Судорожно переодевались в холле школы. Опоздали. Лали просила сопроводить ее в спортзал, ибо она не знает, где физкультура.

Даша плакала. Я ее утешала. На физкультуру она в принципе ходить не любит — тут мне ничего не удалось сделать. Какой-то период она ходила спокойнее — уговорила меня надевать ей школьную форму дома, а в школе потом переодеться после уроков уже, хотя так почти никто не делает. Но прошли те светлые времена. Никакая надетая дома форма не спасает.

— Не хочууу на физрууууу….

Вдобавок какой-то мальчик ударил ее портфелем по лицу — разумеется, чуть не снес Даше лицо. Стоял спиной к нам и закидывал ранец (ранец, не сумку со сменкой, как они это поголовно сейчас делают!) за спину. Ну и ударил. Как плакала Даша — не рассказать словами. Отказывалась идти, если я не приду после урока и не переодену ее. Пошла на физкультуру только в обмен на обещание шоколадного мороженого. Ну, невелика цена за спокойствие ребенка. И за спасение нервов матери — тех, что еще целы.

Отвела девочек в спортзал, получила выговор от охранника (дальше холла родителям нельзя, а паспорт для пропуска у меня не с собой). Бегала на (или «в»? ) бассейн, просила записать Лали в ту же группу, что и Дашу (а, и еще дайте ей, пожалуйста, запасную шапочку, шапочку ж мы потеряли!). При этом заявление для посещения бассейна я не могу написать — бланки отсутствуют, все договоренности на словах. Обещали записать.

Общалась с медиками — копию полиса, которая нужна в бассейн, сделать они не могут, нет ксерокса. Сделаю сама.

В общем, когда вышла из школы, хотелось встряхнуться.

Когда после обеда я забираю девочек, Зухра Ахматнуровна, увидев гору их вещей на двоих, лежащую на полу холла (а там одна только зимняя одежда в полном снаряжении убедительно выглядит), машет мне и удивленно спрашивает:

— Как вы с этим домой пойдете?

— Как и сюда шли…

****

Дашины мечты.

— Я накоплю на дом. А ты мне добавишь несколько тысяч. А потом еще я буду копить на машину. А работать я буду в магазине игрушек. Нет, в магазине продуктов. Нет. Ни там, ни там. Я буду работать в парикмахерской и буду тебя бесплатно стричь.

Лалины мечты.

— Мам, как эти сухарики делают? Вот несложно же? Я когда вырасту, буду их изготавливать и есть. И тебе дам.

****

Даша сделала мне бусы из белых шариков пенопласта — в школе на продленке. Красивые. Ношу.

****

— Прививки тупорыыыылые….. — с нежнейшей улыбкой.

Даша сама по себе.

Иду с работы на работу. Мороз и снег — мелкой пылью. Время — половина первого. Даша в школе, забирать ее надо в половине шестого с продленки. В этот момент звонят знакомые, которым мы отдаем детские вещи, спрашивают, можно ли к нам заехать минут через двадцать. Можно, и я сворачиваю к дому — времени у меня есть как раз полчаса. За снежной завесой я вижу крошечного замотанного в шарф малыша, который бежит в наш двор, подпрыгивая и придерживая ранец:

— Мама, мама, мама!

Я беспокойно оглядываюсь — хоть бы быстрее эта мама забрала ребенка, бегущего по самой дороге. Внутренне содрогаясь («Господи, как таких мелких отпускают!»), я иду дальше. Никакая мама никого не встречает, а ребенок через мгновение добегает до меня и с размаху утыкается мне в живот:

— Мама!

Я застываю на месте, ошарашенная, а Даша со смехом прыгает вокруг меня.

— Даша??? Что ты тут… Как ты….. А если б я мимо не шла?? Ты же без ключей!.. Я же на работу!… Что б ты под подъездом пять часов делала?!

Тут до меня доходит вся… мммм… многогранность ситуации.

— Даш, а когда я б счас уехала на работу, а к пяти приехала за тобой, забирать из школы — я бы что думала и делала, обнаружив, что тебя с двенадцати нет в школе?

Даша счастливо смеется — нос сморщен, треск, щелканье и фырканье. Никакие внушения, уговоры, разъяснения не помогают:

— Я хочу ходить сама. Я все равно уйду сама.

И все тут. И она даже на продленке не сказала, что ушла. И мне даже не позвонили — никто и не понял, что девочка пропала. Я пишу в вайбере учителю в группу продленного дня, сообщаю, что Даша ушла домой — и мне в ответ: «А меня почему не предупредили?»

Вот абсурд. Так и хотелось сказать: «Собственно, потому что очень внезапно об этом узнала». Без всякой надежды на понимание еще раз Даше объясняю, что отвечаю за нее, что боюсь ее потерять — это повторяю в сотый раз.

Даша смеется.

****

Даша счастлива, что Лали с ней в школе и классе. Но теперь возникла еще одна проблема. Лали опять заболела, и Даша в истерике — и не по тому поводу, что Лали больна и ее жалко. Даша не может принять, что придется идти в школу и опять быть на уроках одной. Вечером, когда мы обсуждаем, что Лали завтра вызовем врача, Даша плачет навзрыд. Утром я веду Дашу в школу и всю дорогу утешаю. Даша кричит.

Это какая-то чрезвычайная привязанность не только ко мне, но и к сестре. Страшно ей одной, неуютно — одноклассницы, в основном, довольно дружелюбные, но бывает всякое.

****

Девочки играют с кинетическим песком.

Лали самозабвенно что-то строила, у Даши я доставала этот песок из шкафа вперемешку с вещами, тетрадями и игрушками.

****

Мы делаем подарки — гирлянды, елочные шары и елочки. Даша наделала крошечных собак — в четвертую часть чайной ложки. Тоненькие лапки и очень выразительные мордочки. Будем ставить их в половины новогодних шаров — в подарки. У Даши определенно дар художника. Хотя она сама в себя не верит, и — это еще один повод для слез — не полууучится, не могууууу….

Сегодня докрашивали и доделывали шары. Даша нарисовала самую тонкую и нежную елочку. Самые изящные сугробы.

****

Очень странный день. Я порезала палец, пока резала шары для новогодних игрушек. Дарья сильно порезалась, когда резала картошку. Я ошпарилась сильно, когда готовила картошку фри.

Ну и до кучи — Дарья в шерстяных носках крутилась в коридоре, завывала, что не хочет спать — поскользнулась на линолеуме, упала, ударилась об косяк. Я на расстоянии вытянутой руки — но подхватить не успеваю, Даша в секунду съезжает по косяку, заходится в крике, а я уже только и могу — ошалело утешать и поддерживать.

Сижу, качаю Дашу на руках и думаю — вот ведь бывает же… и кому ты объяснишь, что на твоих глазах ребенок хлопнулся на пол и ты ничего не успела сделать?

Еще приемные дети сами себе то заусенцы расчесывают, то головами бьются, и это мелочи, бывает и намного серьезнее, а у нас, хвала небесам, ребенок без самоповреждений

Убрали все шерстяные носки от греха подальше.

****

Холодно.

****

Иногда на Дашу находит. Вечер, и она бесится. Фыркает. Плюется (но это мы быстро запретили), хохочет, повторяет какую-то глупость по сто раз и прыгает вокруг меня.

— Бе-бе-беэээ! Не-неээ-неэээ! Мееэээээ!!!

— Даша?

— Бе-беэээ-бееэээээээ!!!! — напора все больше, голос все громче. Взгляд искоса, нижняя губа капризно оттопырена. Залезает на стул, вопит со стула.

Я не обращаю внимания.

— Ааааах!! — прыгает со стула. Вертит передо мной дерзкой своей попой.

— Ах, вредная девочка! — хлоп по попе.

— Ха-ха-ха!!! Еще-еще!

— Нет, одни там кости, куда там еще!

— Нет, не кости, я гаварррррю!!! — с бешеным напором, презрительно отвернув мордаху в сторону и божественно грассируя.

— А что там?

— Там жиррррок!!!

****

На ту же тему.

Забралась на стул и разглядывает принесенных после изостудии рождественских оленей — повесили на стену. Ни с того ни с сего:

— Чикасивввввееээй?

— Чего?? Чьи красивей, что ли?

— Ддддаааа!

— Оба хороши. У Лали — повеселей, у тебя — понежней. Так смешно машут копытками…..

— У оленя лллапки!

— Копыта у него, Даша. Лапки у кошки.

— Лллапки, я сказззззалааа!

— Даааш?

— Ллапки!!

— Копыта, ну — ножки, можно еще сказать. Пальчиков нет — копыта.

— Лллапки!!!

И все — это надолго.

****

Дед привозит девочкам билеты на утренник. Мы одеваемся и едем в новый Дворец культуры «Нефтяник». Заходим внутрь, и девочки ахают — дворец! Гардероб размером с прежний дворец, лестницы, пролеты, залы, кисея, цветы и снежинки из бумаги, подсвеченные огнями фотозоны. Невообразимые разноцветные елки и сверкающие деревья под потолок, люстры, похоже, вывезены из замка Снежной королевы, и на каждом шагу — лотки с гримом и мороженым, конфетами и соком, чаем и пирожными, всякой всячиной в подарок и сладкой ватой.

Нас ждет не утренник, не хоровод с Дедом Морозом, а постановка по мотивам сказок, на сцене знаки зодиака, стремительно разворачиваются небесные приключения и короли с королевами режиссируют Новый год — что еще надо взволнованным детям? Представление кипит и бурлит, мы погружаемся в чудо.

Выходим в вестибюль и около часа, пока уже не начнется следующее представление, наслаждаемся атмосферой и Новым годом — аквагрим, конфеты, пирожные, фотографии с елками и прогулки по бесконечным парадным лестницам.

****

На занятиях у нейропсихолога — тоже «скоро Новый год». Не только делают множество упражнений, но еще и вырезают, рисуют, клеят. В один из дней приносят огромных чудесных птиц, сделанных из журнальных листов.

Даша разглядывает птиц и раздумывает, что бы ей подарил дед Мороз. Я напоминаю, что письма деду Морозу отправлены давно, подарки он уже запланировал.

Даша удивляется:

— Нет, но вот я же немало заказала… Что он подарит? Вот все, что я заказала? Или про что-то надо еще напомнить?

Дед Мороз подарит Даше платья, книжки и снегокат. Громадная коробка не умещается под елкой, стоит, заслоняя половину ее высоты, и красуется темно-красными боками в распрекрасной обертке — переливающиеся елочные игрушки и шарики.

Даша счастлива. На ближайшие две недели снегокат и Даша неделимы. Ездим на нем в школу, катаемся с гор на реке и даже в поликлинику едем на нем же, не говоря уже про круги, нарезаемые по двору… С удовольствием катает сестру. Я переживаю, что Лали нелегонькая, но Дадаши упорно, размахивая взмокшей челкой, тянет санки и не отступает. Собираемся в магазин — аккуратно прилаживает сумку к снегокату и идет вместе со мной за продуктами.

На сам Новый год выпадает нехолодная погода, и мы до позднего вечера на горках во дворе — звоним по вайберу бабушке и поздравляем друг друга.

Январь.

Лали болеет.

****

Показываю девочкам спектакль. Прячусь за сценой, надеваю игрушки на руку.

Мишка: — Здравствуйте, девочки!

Даша с восторгом, сияя: — Здравствуй, Миша!

Лали: — Ам! — акулой кидается на мишку. Миша в обмороке. Общий хохот, зрители перепрыгивают через сцену и отнимают у кукловода кукол. Запрятываются за сцену (сложенный диван) и, пошептавшись, начинают свою сказку.

В сказке на зрителей падают летающие бегемоты, белка бибабо выступает в роли крокодила, а у кошки Мияки появляется совершенно, совершенно неожиданная роль «домашней кошечки Бони». «Домашняя кошечка», разумеется, сбегает при первой возможности, расцарапав довольно ощутимо Даше кисть.

В общем и целом, старт удачный, учитывая полное отсутствие подготовки, вечернее время и то, что это дебют.

****

Среда, третье января — мой день рождения. Гости придут только вечером, а пока у нас тихо и медлительно.

На лоджии, где устроена рабочая комната, и где я шью и вяжу, светло и тепло.

Даша неодобрительно:

— Это лето наступило, с такими солнцами.

****

Увидели Стивена Хокинга.

Лали:

— Мам, что с этим человеком??

— Болеет.

— А что это за женщина, женился на ней?

— Да.

— Ну… раз уж женился… Могла бы конечно, развестись. Но раз уж не развелась!…

Я пытаюсь понять, долго сижу и соображаю.

Поворачивается Даша:

— Лали, это логичная история у тебя вышла.

****

— Даш, лекарства.

Пьет. Протягивает мне чашку.

— Даша? Ты пьешь лекарство, а мне кружки мыть? Вот раковинка, вот чашечка — сполосни, пожалуйста, это недолго.

— Рхщщхщщ — рррряв-ряв-ряв! Не хочу я кружку мыть!!!

— Даша-Даша… тебе девять скоро… большая такая, красивая девочка… кружку, пожалуйста, сполосни?

Моет, ставит.

****

Девочки помогают мне по дому — таким образом мы научились перебирать крупу для каши, немного (совсем немного) вязать и шить-вышивать и, само собой, накрыть на стол и помочь убрать и вымыть посуду.

Сегодня варили гречку и Даша ее рассыпала. Как рассыпала, так тут же шустро и собрала.

Я наступаю на что-то колкое. Даша настолько аккуратна и внимательна, что я не могу поверить, что она убралась кое-как.

В изумлении:

— Даш, ты же гречку собирала?

— Собирала.

— А что-то я накалываю ноооогу… Мне что-то бооольно….

Даша:

— Небольшой массааааааж… грррреееечневый. Мама, купишь мне массажный коврик?

— А может, гречки я тебе насыыыыплю?… Вот тебе и массаж… Гречневый…

Хохочет.

****

Мы по-прежнему много занимаемся дома, даже больше чем летом и осенью — каникулы дают много свободного времени и возможностей.

****

Десятое января — торт и свечи — по просьбе Даши. День рождения Нади, Дашиной мамы. Мамы нет уже три года. Я совсем ничего про нее не знаю. Родственники Даши говорили о ней в общих чертах, а в детском доме информации не оказалось совсем. Даша — ласковый и дружелюбный ребенок, и во многом, я думаю, это благодаря тому, что почти до пяти лет она жила с мамой.

****

Болею — семнадцатого января не смогла встать, чтобы отвести Дашу в школу — температура. Я пишу учительнице и объясняю, что Даше придется пропустить один день.

****

Выходим утром в школу. Мороз, ощутимый. Доходим до угла дома. Прошу Дашу надеть варежки.

— Мне не холодно! — вопит Даша.

Да Даше вообще никогда не холодно. Она выходит на улицу и в любой мороз стягивает с себя варежки, шарф и, морща нос от усердия, задирает шапку до затылка. Не холодно. Царственным жестом протягивает мне перчатки или что там в данный момент стянуто:

— На.

****

Мы — постоянные покупатели в нашем магазине обуви. Там нас уже встречают со смехом и прибаутками — каждые месяц-полтора мы что-нибудь покупаем, в больших количествах. Пока выбирали Даше очередные туфельки в школу, потеряли перчатку. Обнаружили уже на первом этаже. Побежали наверх через два эскалатора — искать. Возвращаются: нашли, бегут ко мне с хохотом.

Лали рассказывает:

— Там Дашину перчатку нашли-подняли, в клетку посадили, на стол поставили…

Я:

— О, а овса ей насыпали?

Хором:

Лали: — Да!

Даша: — Нет!

Я: — А она его ела?

Опять хором:

Лали: — Да!

Даша: — Нет!

****

Примерно с конца января, из-за того, что во время каникул и актировок мы тихо сидим дома, мне становится легче — совсем чуть-чуть, но легче. Я больше времени провожу дома, и домашняя жизнь меня поддерживает. Дом маленький, но мне так нравится, как он создан — от первого моего шага в нем, еще когда давным-давно увидела серые цементные стены — и до нынешних новогодних гирлянд из рукавичек и флажков. Все настолько так, как мне бы и хотелось, что даже когда я болею, я все равно нахожу силы убираться, и смотрю любимые фильмы, готовлю и успеваю даже вязать.

Февраль.

Даша бегает и суетится, не может собраться на завтра.

Я, устало:

— Да ляжете вы сегодня?

Не останавливая сборы, сокрушенно:

— Суета… беготня… Я тут складываюсь, а ты мне мешаешь… мешалочка ты моя.

****

Даша видит фото Поклонской:

— Ой, какая красивенькая женщина…. Руководитель России, что ли?

****

Со временем все стены у нас оказались завешены рисунками и таблицами, благо, белый фон позволяет. Все пришедшие спрашивают:

— Огоооо… что это у вас?

А мы настолько привыкли, что уже не замечаем, что у нас весь зал в девчачьих рисунках, а весь коридор в таблицах по умножению, «часах», «складах» и «вычетах».

****

В школе на уроках Даша — лапочка, робкая и улыбчивая, покладистая, и ей это выходит боком — как-то приходит и говорит мне:

— Надо мне денег побольше. У меня друг попросил.

Очень серьезно поговорила с ней и сказала друзьям денег не давать — на то есть мамы.

Одна из девочек, сидевших с Дашей, спокойно забирала у нее тетрадь и рисовала в ней. Пока я не попросила учителя пересадить эту девочку, Даша сама за себя постоять не могла — несмотря на всю мою поддержку и приведение примеров из их с Лалёной отношений, когда Даша прекрасно может возмущаться и протестовать.

****

Лали болеет.

****

Сделали с Дашей поделку — цветы объемные, оранжевые хризантемы — Лалёне, чтоб быстрее выздоравливала. Лалёна пришла от бабушки и обрадовалась.

Прошли утром диспансеризацию с Дашей. Все очень быстро, и Даша по всем фронтам — крепкий хороший ребенок, и теперь нужно только попасть к стоматологу — запись нужно ждать.

****

— Даша, переоденься.

— Нет.

— Переоденься, пожалуйста.

— Нет.

— Мы ведь принцессу растили, Даша…

С энтузиазмом:

— А вырос поросенок!

****

К чему не могу привыкнуть, но, похоже, трудно и медленно привыкаю — это секундная готовность к истерике. С сипением (самое страшное), с вытьем (вот просто «ыыыыыыыыыыы» на одной ноте, долгое, а кажется, что бесконечное, хныканье с захлебыванием, после которого начинает заводиться младшая… По любому поводу — не находится физкультурная форма, непонятный пример, скитбот или как его там оказался с неработающей ногой, молоко кончилось и нет сил терпеть, пока я сбегаю (магазин в нашем доме), а вынь да положь надо есть шоколадные шарики, а как их без молока?!

Еще круть неимоверная — «хочу чего-нибудь того, чего сейчас нет и быть не может».

— Даша, ну нет этого чего-нибудь, нет! Просто НЕТ!

— А я хочу сейчас!!!

А в феврале к истерикам добавилось «МАААААМАААААА!!!» — угрюмо и требовательно…

— И носков нету удобных…. Мааааамаааааа!!!! Нету, они мне все большие! Нееееееееееет (тут очень гнусаво) наррррррмальных!!!! Вот носок!!! (носок раскручивается пропеллером с бешеной скоростью). Но второго неееееееетуууууууу!!! А остальные мне на следующий год!

Еще одна отдельная история, которая никак не кончится — «Скучно».

— Скучно.

— Даш, найди себе, чего делать. Интересного же много у нас?

— Никакого интереса нет. Ниоткуда. Никакого нет занятия. Никакого интереса нет. Ыыыыыыы…. Ээээээээ… Еееееее… нету никакого мне интереса. Все плохо. Все плохо. Все плохо.

Я теряюсь. Предлагать, чем себя увлечь? Вроде сама может себя при желании занять. Терпеть, пока плачет? Лучше не становится. Проверено. Может рыдать, пока не устанет, потом спит по семь — восемь часов как убитая. В итоге, чаще всего, если уж не получилось предотвратить слезы и визг, помогаю, подсказываю, что можно сделать.

В один из особенно ужасных дней, когда все уже успокоились, мы начинаем составлять

Список важнейших дел для скучающих детей

Активное

Приготовить яичницу или салат или вместе.

Щекотать маму.

Сходить в магазин за мороженым.

Устроить заплыв в ванной.

Построить из конструктора дом или что-нибудь для кукол.

Сделать дома из бумаги.

Поискать сюрприз — во всех комнатах, по подсказкам.

Погулять.

Сходить в гости.

Сделать дом из покрывал

Тихое

Посидеть на окне, посмотреть вниз.

Приготовить подсвечники и напомнить маме — зажечь свечи.

Позвонить бабушке.

Заниматься в прописях.

Рисовать — сухой кистью, мелками, другими мелками, фломастерами, крышечками, пальцами, салфетками, на разной бумаге, разными красками.

Нарисовать куколку на палочках от мороженого.

Рассматривать книги про путешествия, художников, животных или страны.

Заняться логопедией

Слушать сказки на плеере.

Читать вслух — стихи или новую книжку, которую не читали.

Поспать.

Полить цветы.

Поплавать с улиткой — ей понравится.

Взять интервью у мамы, расспросить, что она делала в детстве.

Выбрать сухие фломастеры.

Аппликацию сделать, из листьев, из ткани, из мятенькой бумаги, из разных сочетаний бумаги.

Посидеть и поскучать, наконец — можно подумать о хорошем.

Для себя

Лепить из пластилина.

Погадать на рунах.

Посчитать в Кумоне.

Смотреть мультфильмы.

Помыть обувь.

Причесаться.

Умыться.

Разложить вещи после стирки.

Сложить портфель в школу.

Заполнить дневник на много дней вперед.

Смотреть клипы Ринчина. И другие.

Причесать кошку и собаку.

Развесить красиво на вешалках одежду.

Вытереть пыль

Подмести пол.

Убрать в шкафах.

Другим

Рассказать маме, как играть в разные игры, а то она не знает.

Протереть зеркала на шкафах.

Придумать маме заданий, чтобы она выполняла.

Отправить много смайликов маме через планшет.

Написать письмо маме

Приготовить чай маме.

Помыть посуду — за собой или за всеми

Сделать сюрприз кому-то из нас.

Приготовить сюрприз кому-то из знакомых.

Сходить в магазин — купить что-то для вкусного ужина. Например, сосисочек.

Нарисовать рисунок — бабушкам или Артуру, или Марине. Или знакомым.

Список не оказал особого влияния на Дашины выходки, вопли и визги, но хоть я знаю, что можно в него сунуть нос в патовых ситуациях и предложить погрузиться во что-нибудь доступное.

****

Даша смотрит на кошку, просящую кота:

— Ну нету тебе принца, понимаешь?

****

Выдирает себе зубы. Сама. Незаметно. Только начинает зуб качаться — ведь они по несколько дней качаются — а она тут же приходит из школы и светится:

— У меня зуб выпал) Фея принесет мне денежку?

— Я думаю, это мама — фея, и это она приносит денежки, — хмуро вступает в разговор Лали. У Лали часть зубов держится отчаянно — как ни шатай, а часть уже выпала. Денежки не предвидятся.

— Вот еще, вовсе и не мама, правда, Даша?

— Правда! — кивает Даша, — мама спит по ночам.

Поднимает глаза вверх — и, мечтательно:

— Фея, еще мне за зуб вафли, пожалуйста. Под подушечку.

****

Я боялась, что Дашина бабушка расстроится, если Дашу подстричь. А она одно время требовала короткую стрижку. В общем, при подстриженном затылке Даша выглядит стильно и необычно. Заводим дарьины волосы вверх, крепим с подворотом — ну у меня просто дух перехватывает, до чего она куколка! А бабушка потом так и сказала, что переживала, вдруг мы подстрижем Дашу сразу, как увезем. Мы объяснились, что с распущенными волосами и вообще не заметно ничегошеньки.

****

Даша идет и вопит:

— РРРРРРР, наколдуй лето!!! А то я убью этот телефон. Или немедленно веди меня на каток! Немедленно!

— Нету, Даша, лета. И каток не работает — десятый час вечера. Придем и спать.

— А я!!! Хочу!!! СЕЙЧАС!!!

Вот такая девочка.

Это мы от Марины шли.

****

Холод, актировки, мы расслабились окончательно — девочки за час делают все возможные задания, присланные из школы и сверх того — кораблики из бумаги, конверты с сердечками, пирожные из пластилина и Бог весть что еще. Весь день играют, ездят со мной на работу и готовят — по чуть-чуть.

Готовили без меня булгур, пока бабушка в зале что-то убирала.

Лали с сожалением говорит:

— Ну, немного не получился он у нас.

Булгур очень хороший, золотистый, единственное — можно было подольше поварить. Спрашиваю, почему нет, и Лали объясняет:

— Он очень ужасно шипел, мы испугались!

Даша ежится и добавляет:

— Мерзко прям!

****

Вечерами досматриваем в три приема Властелина колец.

Пин ловит свадебный букетик.

Даша одобрительно:

— Ловкий мужчинка!

****

Мы впервые с Лалёной вместе дома, без Даши. Даша не в школе, Даша у Марины в гостях. Наверное, Лалёне это постоянное присутствие Даши очень сложно.

****

— Мам, когда мы заморим Варвару?

— Что мы сделаем с Варварой?

— Заморим.

— Зачем?

— Ну чтобы мужа она не ждала…

Перевод:

— Когда мы стерилизуем Варвару, чтобы она не требовала кота? (Варвара — котенок, который никак не пристроится в добрые руки. За это время выросла и начала проявлять интерес к лицам противоположного пола, что бывает очень и очень слышно по ночам. Даша все переживает, как новые хозяева будут терпеть такие вопли. Я объяснила, что цивилизованный подход к регулированию численности кошконаселения — залог спокойного ночного сна. Даша терпеливо ждет дня, когда Варвара станет, наконец, цивилизованной кошкой).

****

Девочки дружат, и чем дальше, тем все проще.

Даша постоянно приносит половинки печенья из школы, завернутые в салфетки, мандаринки, иногда просто хлеб, вспоминает про них к вечеру, ахает, несется к ранцу. Достает, серьезно и сосредоточенно делит нам на двоих — мне и Лали. На мои уговоры самой съедать все в школе отмахивается:

— Я там все другое съела. Да там много всего дают… Это вам.

****

Лечим Даше зубы. Очень своеобразно лечим — приходим третий раз, тратим полтора-два часа на все мероприятие… И в каждый визит вылечиваем по зубу — не больше чем, без преувеличения, за три минуты. Я знаю, насколько Даша боится стоматологов — и уже давным-давно мы договаривались с ней, что делаем анестезию. Я объяснила ей, как это делается и для чего. Однако в первый раз все было очень скомканно, врач уговорила Дашу потерпеть, и Даша терпела.

В этот раз Даша еще в коридоре спрашивает у меня: «Посидишь со мной?». Дочь садится в кресло, мне с неудовольствием разрешают присесть у входа. Через пару секунд Даша начинает кричать. Врач сверлит, Даша кричит, я прошу врача прекратить. Врач с неудовольствием прикрикивает на Дарью:

— Терпи, а то укол сделаю, — и поворачивается ко мне.

— Обезбольте ее, пожалуйста.

Женщина поворачивается к Даше:

— Счас укол сделаю.

Дарья вжимается в кресло.

Дальше мы говорим втроем: женщина-врач бубнит что-то про червяка, который укусит в зуб, если Даша будет вертеться, я спрашиваю, что это вообще такое и настаиваю на обезболивании, Даша кричит:

— Боооольно!

Врач сверлит. Я встаю — подойти к Даше и прекратить это странное действо, и врач и медсестра разом говорят мне:

— Сядьте!

Хором убеждают меня, что «тут» стерильная зона и чтобы я не ходила. Даша плачет в голос. Я сбегала к двери, надела бахилы, врача уже хоть вручную от Даши отодвигай, сверлит все это время зуб под Дашины крики. Кончается тем, что я, пожалуй, уже слишком громко говорю:

— Да что происходит? Перестаньте, ей же больно!

Врач с недоумением отодвигается и, подумав, сообщает мне, что Даша же укол не хочет. Даша уже каменная — только слезы текут рекой, говорить не может, трясет головой и плачет. Беру ее на руки, сажусь с ней в кресло, пытаюсь уговорить сделать укол.

Врач говорит:

— Можете плюнуть мне в лицо, можете на меня жаловаться, но зубы я лечу хорошо.

Даша, перепуганная, начинает просто визжать. После уговоров немного приходит в себя.

Врачу мы надоели.

— Знаете что… — говорит врач… — я тридцать лет работаю, и я не ошибаюсь, я знаю, как обращаться с детьми.

Зуб вскрыт, уйти уже не получится. Я киваю и повторяю, как заведенная:

— Да. И укол сделайте ей, пожалуйста.

Делается, наконец, укол. Мы сидим в кресле с обнимку с Дашей. Через минуту доктор велит Даше открыть рот. Я уточняю, не нужно ли подождать, препарат ведь еще не разошелся. Доктор уже откровенно отмахивается от меня и начинает сверлить. Даша плачет. Я прошу подождать еще хотя бы пару минут, чтобы подействовало лекарство…. Доктор повторяет довод про тридцать лет….

В итоге зуб залечивается за те же три минуты. У меня ощущение, что прошла вечность. Доктор делает пломбу. Я держу Дашин лоб, второй рукой — ее руки. Мы обе мокрые и всклокоченные. И тут врач, не достав инструментов из Дашиного рта…. В общем, велит мне эта доктор заглянуть в интернет и почитать, сколько детей погибает от анестезии. Дарья слушает. Ну, пока я держу Дашу на коленях, разубеждать врача в эффективности ее методов мне несподручно. Но, видимо, выражение лица у меня просто свирепое, ибо минуту спустя, отодвинувшись-таки от нас, врач извиняется за то, что неправильно лечит моего ребенка и добавляет:

— Но она все равно ничего не понимает.

Ссадив Дашу с рук и отпустив ее в коридор, стягивая бахилы, я выражаю врачу благодарность и говорю, что принимаю извинения. За то, что врач напугала Дарью угрозой сделать укол, за истории о червяках, которые кусают детские зубы и за рассказы о погибших от анестезии детях.

Мы выходим в коридор и сидим — Даша приходит в себя. Врач спустя время зовет меня в кабинет и зачем-то опять извиняется и рассказывает, что понять, чего хотят родители, и как лучше с их детьми — невозможно.

— Ведь каждый приходит, и начинается: то сверлите, то не сверлите, то обезбольте, то не трогайте.

— А спросить? Тем более, что я сразу просила об анестезии.

Молчание.

Ну что скажешь… Пожимаю плечами. Прощаюсь, выхожу. Идем домой. Даша сосредоточенно думает и поднимает на меня глаза:

— С этим уколом какие-то чувства у меня не такие… А, мам? Почему? А без укола больно. Что ж делать в следующий раз? Ну, поживем-увидим.

Удивительно находчивый ребенок. И отходчивый. А от стоматолога не отмахалась. А ведь договаривались. Заранее.

****

Лали второй день в восторге от старенькой книжки со сказкой про «Чонгушшш!… Топушшшш…» Хохочет и просит повторить: «Чонгуш! Топушш! Сейчас съем!»

****

Двадцать первое февраля. Прошел почти год — Даша начала звать меня мамой.

Очень капризно — «Мама! Ну мама! Я же совсем родная стала? Мамой тебя зову…!» Первые дни я думала, что это ненадолго — опять вернется к «Наташа». Нет, по сто раз в день:

— Мама! Мама! Ну мама!

Надо бы радоваться, а я устаю.

****

В последние дни февраля мы съездили с девочками в опеку, отвезли справки к первому марта, прошли «инвентаризацию» — Дашу отметили как наличествующую.

Пока выходили из опеки, в маленьком парке Лалёна улеглась на качели и стала нас с Дашей сталкивать. Даша отворачивается.

Лали капризно:

— Качайте меня, качайте!

Я:

— Уйдем ведь мы, Лали.

Даша с тревогой вглядывается в Лалино лицо:

— Ну последний раз, Лали, и не веди себя так больше.

Девочка-дипломат.

Лали послушно кивает.

****

Даша рассказывает про папу:

— Мой папа строитель. Он сам делал мебель. Он сам сделал нам кровать. И мы там спали. Папа давал мне инструменты, пила очень тяжелая. Я была у папы на работе. Мой папа уезжал на работу, и мы ходили с мамой его провожать.

Вообще у Даши, за редким исключением, самые теплые воспоминания о семье. А исключения мы с ней проговорили и объяснили, почему бывает так.

****

Ездили с Дашей в больницу.

Доктор без предупреждения вручает Даше пластилин, у дочки горят глаза, а мне хоть плачь. Ввела в курс дела милую женщину: я уже объяснялась с Дашей по поводу докторов, раздающих сапоги опекаемым детям…. и больше мне не хочется. Доктор клянется, что больше ни-ни. Немного с запинкой говорит:

— Знаете, я никогда не думала о приемных детях. И вот сейчас я вас с Дашей увидела… Не знаю, что из этого выйдет, но… я начала смотреть детей в интернете.

Мне не хочется говорить, что я думаю об этой идее доктора. У нас с ней небольшой, но ооочень разнообразный опыт решения вопросов, связанных с Дашиным здоровьем.

Дарья выросла. Еще на один-два сантиметра, хотелось бы больше, но пока так. Тоже дело. Пришли домой, вручила ей пиалу с морковью и сметаной, багатарианскую колбасу, поставила суп с курицей и пусть увеличивается еще старательней. Багатарианская колбаса — это моя веганская колбаса, которую Даша обожает.

****

С Дашей носим второй раз кошку к врачам. С горящими глазами собирается со мной в ветеринарную клинику:

— А пойдем, и будем разговаривать по дороге, как тогда, и истории ты мне расскажешь, мне так нравится про разное!

— Минус двадцать на улице, Даша, к сожалению. Не получится разговаривать по дороге…

Даша была и есть прекрасный компаньон. Сочувственно поддерживает кошку, заботливо следит, чтобы она не высовывала голову из сумки на морозе, внимательно наблюдает, что происходит на приеме. Ужасается, когда кошка дергает лапой при уколе.

****

Даша сейчас, пока я пишу:

— Ах! Я вспомнила! Мне нельзя быть доброй!

— ??

— Я озверела же вчера.

****

Школа. Нагрузка. Даша устает. Даша второй год учится в первом классе — и все равно сложно. Даша швыряет фломастеры.

Я, уставшая и неизобретательная:

— Иди-ка в угол и постой малость.

Даша идет, стоит, пыхтит и злится.

Я:

— Почему-то в школе ты себе такого совсем не позволяешь… Лилия Аминовна тебя там не ставит…

Даша:

— Ставит….

Лали:

— Нет, ставит других мальчиков.

Да:

— Ставит!!!

Я огорченно:

— Ну вот… Мальчиков ставит. Лали — как выяснилось — тоже. В школе ты шелковая, а дома вона что…

Даша, свирепо, вылетая из угла:

— ДА СТАВИТ ОНА МЕНЯ!!!

Война за независимость…

Проходит три минуты, Дарью уговорили помыть лицо и садиться уже есть.

Пока пишу, оборачиваюсь — Лали кормит Дашу с рук лапшинками из супа….

Счас с хохотом кормят друг друга с ложечки)

****

Вечер. Ужин.

Я:

— Кто разгрызет жилку, выйдет за генерала.

Даша:

— Как дедуля Шер в Лунтике?

— О, точно.

Лали попозже:

— Мам. Я вот эту корочку сгрызу, за генерала выйду?

— Всенепременно.

— А ты нам уже выбрала хороших генералов?

— Вы их сами удачно выберете.

— Мам, генералы же войну ведут… что, мне потом рыдать, что он умер? Нет, не выйду я за него.

****

Накосячили что-то в зале.

Ла: — Не заходи туда!!!

Я: — Но как? Мне туда надо.

Ла: — Нет!!!

Дарья бросается между мной и залом, кричит Лали:

— Я ее держать буду!!

Я:

— Я же хочу жить, и переодеваться, и вообще… Я счас туда пойду.

Дарья, наскакивая на меня:

— Ты что!!! Ты что ли как твоя мама?? Сиди в кухне! — Уносится перекрывать зал.

****

В одну из смен на работе, когда обе девочки ездили со мной вместе.

Любознательная и вездесущая пациентка, которой оказалось недостаточно, что мой папа отшутился: «Все наши», недоверчиво мне:

— Это твои что ли обе?

— Ага. Группа поддержки.

— Врачами будут…. Какие-то вообще разные они у тебя!

— Ну да.

— Младшая в папу?

— Это старшая.

— Да ну?! Вот в жизни не скажешь… В папу она?

Я, взглядом проследив, чтобы бойкая младшая, убежавшая вперед, не начала громить дверь, которая открывается только картой, и повнимательнее глянув на неторопливую и воспитанную старшую:

— Ну да (ну потому что, насколько я могу судить, она все-таки с возрастом все больше в папу)…

Тут правильнее было бы задать простой вопрос — кто она по национальности, твоя маленькая старшая дочь, но это сложно, долго… а мы уже уходим… и вопрос звучит иначе:

— А муж-то твой кем был? (насчет БЫЛ прямо в точку — моего бывшего мужа нет в живых).

Я:

— Белорусом.

И это контрольный в голову, понимаю.

Смущенно улыбнувшись, вежливо кивнув на прощание, сверкнув зубами, челкой и ласковыми корейскими глазами, Дашута вытягивает из моего кармана магнитную карту, берет меня за руку и мы идем на выход.

****

— После зимы, что ли, у вас в Сургуте сразу лето?

— У нас… Да, сразу лето, так получается.

— А после лета? Сразу зима?

— Да.

— Вот надо же…. Лето-зима, лето-зима… А у нас в Иркутске еще весна была.

****

Кошку Морошку вылечили. А был совсем швах.

— Как новенькая! Мурлыыыычет, ах, маленькая… — радуется Даша.

****

— Я с бабушкой поговорю? — спрашивает Даша.

— Даш, в Иркутске одиннадцать.

Даша мгновенно начинает плакать и пытается объяснить сквозь слезы:

— Бабушка… поздно… ложится…

Мы наскоро вытираем слезы и набираем по скайпу бабушку. Бабушка отвечает, Даша счастлива. Бабушка и дядя отдали Дашин ноутбук, когда она уезжала к нам, и эти разговоры по скайпу — одна из самых больших радостей в Дашиной жизни.

****

— Я что говорила про Дашу? Плохого и хорошего?

— Плохого… ничего. Ты говорила, что она подарок. Ты всегда говорила, что, как бы сложно с ней не было, она подарок

— А плохого? Ужасы рассказывала?

— Нет, ужасы ты не рассказывала.

— Что-то я говорила, как сложно было? Вот какие ужасы у меня с ней были?

— Какие ужасы? Ты про нытье ее говорила, что кричит по два часа и ни на что не реагирует… Эти ужасы?

— Ну нет…. Ну что я просто выпитая была, что я дошла до полного истощения, что очень плохо мне было? Что я вообще не помню, как это лето прошло? Что Лали болела, а я с ними двумя в больницу, на бассейн, на физио. Нейропсихологи трижды в неделю, массаж, и со мной везде — я же не понимала, что еще до осени сделать, чтобы этот ужас школьный не повторился? Что мы по дороге стихи на второй класс учили, заранее, что я не понимала, возьмут ли ее в первый, а второй — это приговор, хоть с работы уходи — она вообще не сможет?

— Нет! Такого точно не говорила. Что хозяйственная она, и умничка, вот это вот.

— Хм… Хозяйственная… А про начало что-нибудь? А про свет из глаз? Что с первых секунд, как я ее увидела, еще в инете, еще когда мне не отдавали ее, у нее просто свет из глаз лился?

— А, не, такого ты не говорила.

И про это я не говорила, оказывается…

Что я им говорила вообще, моим друзьям-приятелям? Мне казалось, я только и делаю, что жалуюсь, что мне почему-то очень муторно и плохо, плохо, хотя такой ребенок чудесный, и почему же так плохо… А оно вон как, выходит… все было хорошо, и я справлялась.

Глава 6. И снова весна

Март.

Прошел год.

Нас заносит метелями.

Первое марта — минус двадцать восемь. И весь март — примерно такой же, кроме нескольких дней, когда солнце нагревало двор — местами до луж. В таком же режиме прошел январь и часть февраля — карантин, каникулы, актировки, чуть поучились, опять каникулы, опять актировки. Мы только рады — каждый вечер девочки собираются по дневнику в школу, и каждое утро я дожидаюсь шести, с облегчением гляжу погоду и сплю дальше — хотя бы до семи. Дальше встает Лали и, само собой, надолго ее не хватает — полистав книги и посидев на любимом подоконнике, будит меня.

****

Второе марта. Мы побывали у педиатра и мерялись-взвешивались. Рост — сто двадцать три, вес — двадцать два восемьсот. Семь-восемь сантиметров за год — отдавали мне Дашу с ростом сто шестнадцать (хотя в обследовании за две недели до отъезда написано сто четырнадцать), педиатр уже у нас через две недели записала сто восемнадцать, а эндокринолог, к которому мы попали в мае, уверенно намерила Даше сто тринадцать сантиметров роста. Вот и пойми. Шесть размеров обуви — пять за весну и лето, а еще на размер нога выросла за оставшийся год.

****

Год спустя Даша начинает сбивчиво рассказывать про детский дом.

Они ездили на мероприятия, ей это нравилось. Какие-то люди забирали ее в свой дом, но потом вернули. У них был бассейн и другие дети.

Про отношения со старшими девочками в детском доме:

— Одна постоянно обижала — что бы ей меня не обижать-то?

У меня внутри ворочается что-то совсем не христианское. Вслух я говорю:

— Плохо ей там, Даша. Скучно, тошно, обижает маленьких… Заняться нечем, и ничего лучше не придумала она.

Другая девочка постоянно обещала Даше подарить заколочки, но все забывала.

Были они в лагере, спали на косых кроватях. Я уточняю, какие они — косые кровати, и Даша говорит:

— Сломанные, по-другому говоря.

Если раньше только вспоминала нескольких друзей и просила показать видеоанкеты мальчиков, с которыми дружили, один из которых — Ромашка — был ей особенно дорог, то сейчас вспоминает страшное и повторяет несколько раз.

Детский дом по-прежнему иногда называет детским садом.

— Был взрослый детский сад. И был невзрослый детский сад. Их было два. Мне было страшно в детском саде. Меня там обижали, когда я была в детском доме для взрослых. Одна воспитательница была хорошая. Одна нехорошая — она меня обижала.

— Как, Даша?

— Она мне с игрушкой спать не давала. И я там плакала, потому что мне было страшно. Еще я была в маленьком детском саду. Я там ночью стояла в углу. И меня там ругали, паюшта я боялась.

— А чего ты там боялась?

— Не знаю.

— Просто было страшно без мамы? и ты плакала?

— Ну да.

Паюшта моя. Сердце сжимается.

****

Сегодня опять учитель просит родителей не подходить к кабинету, и опять тут же Даша быстро переспрашивает, провожу ли я ее завтра до кабинета. Говорю, что вроде как запретили ведь. Даша уверенно:

— Это в кабинет запретили. А до кабинета меня проводишь?

****

Актировка. Проверив погоду в шесть и блаженно заснув, я просыпаюсь в семь тридцать и обнаруживаю, что, впервые за год проснувшись раньше меня, Даша съела весь мой чванпраш. Банку. Он же с перцем!.. Съела. И ходит, приговаривает:

— Закажи мне еще дабурррррчика, еще-еще, это моя прррррелессссть…

Заказали еще три, раз такое дело…

****

«Песья песня» Берестова. Текст на восемь строк. На мой взгляд, смешной и простейший для запоминания.

Ночью во мраке лают собаки.

Лают собаки, глядят в вышину:

Злые грабители снова похитили,

Снова похитили с неба луну.

Но похитителям, злобным грабителям

Мы не дадим ни покоя, ни сна.

Перекусаем, перепугаем,

Снова вернется на небо луна.

Рыдания:

— Я не могу понять ни слова про этих собак!!!

— Хорошо, иди сюда.

Читаю вслух, читаю второй раз, на просьбу прочитать самостоятельно бросается на диван, плачет. Книга летит туда же, как упала закрытая, так и лежит. Даша плачет. Пока плачет, начинает завывать. Подходит Лали, читает стих, снисходительно говорит, что повторит без подсказок. В процессе сбивается, читаем вместе, смеемся.

Все это время Даша колотит учебником по дивану, кричит:

— Я все равно его не запомню, он не под рифму!!!

— Даш, идем вместе учить.

Подходит, лицо перекошено, учебник дергает. Лали начинает злиться, сбивается.

Даша:

— Мне кажется, я никогда его не выучу…. Я не могуууу длинные слова.

— Даш, там длинных слов два: «похитители» и «грабители».

— Не могууу!!

Стих оказался нереально сложен для обеих. Для сравнения читаем второй стих, предложенный к заучиванию — «Прощание с другом». Говорю, что да, он длиннее, но, может, попроще? Пытается читать этого «Ежика».

Лали подает голос уже с дивана:

— Пятнадцатый раз читаю, не читается.

Злится. Лежит.

Даша гнусаво и сипло завывает и лупит книжкой по дивану, Лали просто лежит в позе полнейшего отчаяния — навзничь. Время идет. В этом есть смысл, ибо пару минут спустя Даша решает учить «Ежика». Мы уходим с Лали из комнаты, чтобы не мешать Даше прочитать стих вслух. Не вслух не может, не понимает смысла.

От начала ситуации прошло полчаса. Проходит еще десять минут.

Итог: выучен стих Лали, Даша понимает свой, делаем перерыв. Готовим салат, причем девчонки принимают самое деятельное участие, ужинаем, Лали моет посуду, я убираю стол — пол. Продолжаем.

Даша, подумав, решает учить «Собак».

Ааааааааа… Еще час? Десять ночи…

Выучили, сдали на пятерки.

****

Даша очень сердится, если ее называть Дарьей. Никакие объяснения, что это ее имя, полное имя, не помогают.

Зато она у нас еще и Даня. Как-то так само сложилось, она не против.

Вообще младшая очень часто зовет старшую Дада, Дади (Дадик) и ДадА. Еще Дадай, и Дашустик. У меня почему-то часто само произносится «Дадаши!». Друг Егор зовет Дашу Дашкенцией.

****

Сегодня отказалась идти к нейропсихологу и осталась с бабушкой Олей. Возвращаюсь, проводив Лалёну. Бабушку Олю довела до белого каления. Бабушка Оля что-то ей сказала:

— А если в лоб?

Я встревоженно:

— Даша, скажи…

Даша набирает в грудь побольше воздуха и отодвигается для разгона:

— ААХХЩЩРРР!!!!! ФХХЩЩРР!!!!! ЩЩЩХРХР!!!!!!!!

Бабушку относит ветром.

… — не надо мне в лоб… — ошарашенно заканчиваю я.

****

Едем на работу. Ла складывает в рюкзак фломастеры, домашнее задание по письму, Дади утрамбовывает красную папку с распечатанной книгой по логопедии. В кабинете они сядут за моим столом и будут делать каждая свое задание.

В прошлом году, заканчивая первый класс, Даша очень медленно и с ошибками писала, Лалена вечно ей подсказывала и напряженно ждала — когда же Даша исправит или напишет/прочитает без ошибок. Счас Даша внимательно смотрит на Лалёну, как та пыхтит и пытается справиться с письмом. Опыт — штука хорошая) Пишет быстро и, как ни странно, практически ушла дисграфия… Не хочется вспоминать, какое давление пришлось перенести и какими усилиями получилось отправить Дарью еще на год в первый класс. Это было необходимо.

****

Актировки, в школу не ходим и много времени проводим дома. Смотрим диафильмы, которые девочкам очень нравятся. Я прочитываю текст, картинки прокручиваем, или просто девочки смотрят озвученные диафильмы. «Ухти-Тухти», «Карлсон», «Первый день» — про школьницу-первоклассницу… Удивительно насторожило меня замечание в аннотации к оцифрованным диафильмам, что якобы современные дети могут ознакомиться с ними только ради смеха… Никакого смеха. Смотрят как завороженные. И им нравится — и когда я читаю, и когда смотрят озвученные актерами варианты. Мне очень нравится, что у девочек, при всей их непоседливости, есть и внимательность, и выдержка, и интерес к такому неторопливому действу.

****

Ла:

— О, мам, ты тут… тихая такая… А я тебя и не заметила, мой маленький хорошенький крокодильчик!

— Что это я крокодильчик?

— А чем плохо? Он маленький, хорошенький…

— Ну я-то думаю, что я принцесса!

— Он багатарианский крокодильчик!

Видимо, если крокодильчик вегетарианский, то он практически принцесса.

****

Стоим возле светофора.

Даша возится с плеером.

Загорается зеленый.

Я подхватываю Дашу под руку, несемся через дорогу — светофор здесь недолгий.

Даша, не разобравшаяся с плеером, с яростью в такт прыжкам:

— Да что ты! меня! беспокоишь!!!

****

Вечер. Сделали уроки, поужинали. Внезапно Лали осеняет, что она не ела. Не знаю, как это — через 5 минут после ужина…. Но делаем бутерброды с икрой, Дарья свой роняет. Икры было много. Я в ужасе, глянув, отворачиваюсь:

— Скажите мне, что это неправда… вот я счас повернусь и чтобы этого просто не было.

Дарья несется в ванную и гремит ведром, Лали заслоняет собой икру — чтоб ее не было. Я облегченно убираю руку от глаз.

Лали смущенно:

— Вот только ВОТ ЭТО теперь надо чтобы не было….

Я перевожу взгляд вниз…. Пока закрывала от меня икру на полу, замазала мне брюки своим бутербродом с той же икрой злосчастной! Напрочь!

Прыжками скачу в ванную — спасать обожаемые брюки, впереди Дарьи, которая уже быстренько убрала свалившийся бутерброд и несется полоскать тряпку. Дарья пищит «В ванной занято», я в ответ «Да надо же ВОТ ЭТО ВОТ спасать теперь срочно!!» Дарья в свою очередь хохочет, увидев мои перемазанные брюки и не поняв, как это вообще произойти могло.

Спасли брюки, помыли полы, сидят, вспоминают, хохочут.

****

Даша пересказывает сказку «Бременские музыканты». Долго думает.

— …Глаза были голубые, хвост мокрый…..

— Даша? У кого это??

— Это у кошки!

****

В марте мы подобрали собаку. Точнее, это она к нам подобралась. Быстро, бесшумно и незаметно. Выходим мы от нейропсихолога, того самого, который в соседнем доме, я поворачиваю голову — и вот, пожалуйста, сидит, лапки сложив. Материализовалась там, где ее секунду назад не было. Я понимаю, что если это мальчик, такого размера собака пусть сидит дальше. Мечта отлова — в глаза заглядывает, внимательная, спокойная, стесняется. Девочка собака оказалась. Посмотрев на животное и подумав поосновательнее про отлов, я понимаю, что надо что-то делать. Собака в наши планы не входит — отпуск скоро, квартира такая, что никак не подразумевает собаку ростом по пояс детям. Дома по кошке у девочек и котенок, который тоже вымахал до размеров немаленькой такой кошатины.

И что вот делать? Эта немаленькая бестолковщина, похоже, совсем щенок, судя по толстым лапам и задумчивому виду. Постояв над собакой, сложившей аккуратно хвост и не сводящей с меня глаз, я пытаюсь ей объяснить, что наш дом вооон в том направлении. И пошли уже, куда от тебя деваться. На чмоканья собака удивленно склоняет морду набок. На свист помахивает хвостом. Сидит. Зефирная такая конь, размером с полпони. Только очень уж вымазана она, сажей, что ли… Так и видно, что белоснежная шуба то ли пыльная, то ли в угле. Эх, не пропадать же такой безответной собачатине… Беру двадцать два килограмма собаки (как выяснится позже у ветеринаров) на руки. Собака даже движения к сопротивлению не делает. Кремовые уши хлопают на ветру, белый хвост свешивается до пола, черномазый тыл собираемся отмыть дома. Несем зверя до дома, девочки в благоговейном молчании и с редкими подвизгиваниями от восторга.

Ну и не отмыли. Под белоснежной шубой у собаки совершенно черная спина.

Собака с первого дня безупречно ходит на поводке, аккуратно переступает лапами и попыток сбежать не делает. Видя других собак, садится рядом со мной и выжидательно смотрит. Самое самообладание. Скооолько ж мы наслушались комплиментов… И нервная система-то какая удивительная. И надо же, какая игривая собака. И вот же характер, дай Бог каждому такой! И смотрите, смотрите — он на нее лает, аж порвется счас — а она ведь села и сидит, вот это выдержка!

Каждый второй встречный долго напряженно смотрит, пытаясь узнать и спрашивает:

— Ой, какая… Красивая… Кто это у вас?

Каждый третий со знанием дела говорит:

— Маремма.

У мареммы через две недели усиленного питания встали ее маремьи уши, и получилась она здоровенная белая не пойми кто, которую на каждой прогулке кто-нибудь за кого-нибудь да принимает — то за акита ину, то за швейцарскую овчарку. Хвост только у этой почти швейцарской овчарки подкачал — ну уже что есть.

(Швейцарская овчарка. Характер: отчужденный, внимательный, живой).

Ну точно, наша Гав-гав.

А как только ее назвать не пытались! И Тучка, и Зайка, и Мишка, и Лапа. И даже Туми — Жемчужинка. Но она ж с характером — отчужденным, внимательным, живым… Не Зайка, в общем. И не Жемчужинка.

Стул съела. Вечер, пьем чай. Подо мной трещит стул. Наклоняю голову и вижу, как в собачьей пасти с хрустом ломается перекладина икеевского стула. Стул черный, морда белая. Большая, овчарочья. Колоритно. Не, не Зайка.

В первые дни ее появления Даша в шоке и счастии. Несмотря на то, что собака азартно охотится на кошек, Даша считает, что кошки отсидятся в ванной, а белая бестолковщина нам нужна обязательно. Она как зачарованная ходит за собакой по квартире и беспрестанно повторяет:

— Мам, а это что она хочет? А сейчас? А почему она вот так встала? А сейчас ей что надо? Мам, а она на коврик легла и дышит! Это ничего, да, мам?

Встает в шесть тридцать, выводит собаку гулять на несколько минут — после нашей основной с ней прогулки. Та беспрекословно слушается, топает рядом с Дашей толстыми лапами и собирает восторженные взгляды, такая замечательная собака…

Хватило Даши ненадолго. В очередной раз я, вдохновленная отсутствием криков при пробуждении по утрам, подкрадываюсь с оптимистичным:

— Дашенька, просыпайся, доча. Уже пора. А то не успеем с собакой гулять, ты же хотела?..

Собака внимательно склоняет голову набок и невесомо помахивает своей недобаранистой бараночкой. Даша поворачивается на другой бок:

— Скажи, пусть сама идет.

Ну ладно, дальше будем вдвоем ходить. Собака и мне нравится, и вставать в пять, а не в пять тридцать, в общем-то, разница не велика… Иногда утром рано-рано просыпается Лали, которая болеет, просится со мной погулять, отводим Дашу в школу и идем в парк. Собака счастлива.

****

Девочки смотрят фильм — «Снежную королеву». Так как день уже к вечеру, доворились, что посмотрят ровно половину — высчитали, что это сорок три минуты. Мы так часто делаем, если фильм длинный.

Прибегают с искренним сожалением:

— Мам, мы тут нечаянно сорок шесть минут посмотрели!

****

Сегодня Даша очень не хотела идти на изостудию. Причина — попросила ее протереть полы утром на кухне. Даша начала раздражаться и цепляться ко всему. Вытье. Заунывное, тонкое, с сипением и слезами. Никакие доводы, что под столом мусор убирала Ла, посуду помыла я, а Даше остается пол (пять приблизительно квадратов, если вычесть шкафы, плиту и холодильник) не помогают. В конце концов я сказала, что может не мыть. Может не ходить на Флай. Может посидеть дома.

Даша с вытьем взялась протирать пол.

Ну что, свободная воля…

Я помогла. В процессе у меня вырывается:

— Как же жаль, кисти-то я новые для чего купила…

Даша:

— О!! Иду на Флай.

Ну иди, конечно…. Мозг вынесен, кровь выпита, можно порисовать. Кисти же новые….

Отвожу девочек на Флай. Солнце ослепительное. Девочки уходят первыми, я обьясняю, что меня надо будет подождать около «Союза». Напоминаю, что дорогу проверяем на наличие машин, людей обходим и помним правила безопасности. Выхожу и, так получается, прихожу к торговому центру раньше девочек. Вижу, как они степенно ждут, пока пройдет вереница машин. Машины не кончаются и не останавливаются. Даша, размахивая руками, похоже, готова нестись ТАК, Лалёна останавливает ее, схватив за руку. Машины, наконец, притормаживают, и девчонки, синхронно вертя головами влево-вправо, решаются и переходят дорогу. Пока они бегут ко мне, я в очередной раз удивляюсь — шестилетняя в два раза больше почти девятилетней, ведет ее за ручку — полное ощущение, что семи-восьмилетняя девочка ведет за руку сестренку лет четырех. Встречаемся, девочки грозят мне — как это я раньше них пришла.

Идем дальше. По дороге проходим через выставленные около автоцентра на продажу машины. Даша примеривается, что бы нам купить.

Отвожу девочек, иду в парикмахерскую и, когда возвращаюсь, преподаватель рассказывает мне, что с Лали творится что-то невероятное — вертится, шумит, пристает к детям и вообще… А Даша — чудесно отзанималась.

Кто бы сомневался!

Приходим с рисунками — зимние лисы и лисята на синем снегу. Дома на кухне гости — Марина с собакой. Внезапно взятая на передержку собака Ева боязливая и громадная — она вдвое больше марининого ретривера. У девочек ужас и восторг. Рыже-черные уши собакины раскладываются шире, чем обе девочки, сидящие рядом, морда со вниманием опускается на стол, хвост, само собой, машет существенно выше стола… Кудрявая худая спина, кажется, длиной от балконной двери до выхода из комнаты.

Собака осторожно выбирается из кухни и исследует комнаты. Девочки почтительно жмутся по стенкам, Марина идет следом с полотенцем и приводит любопытную слюнявую собакину морду в порядок.

И я говорю Даше:

— Как хорошо, Даша… и мы все-таки порисовали, и Марина пришла, и тут у нас полный порядок. А кто навел? Мы. Кто молодец и умнички? Мы. А если б мы пыльный пол оставили и посуду не помыли? И собака бы прям на стол мордой «бух»!!! в тарелки… ничего ж она не понимает, трусливая эта собака… А если б она натыкалась на ваши ранцы, которые вы пооставляли? А лапы-то у нее смотри какие…. Все бы она нам помяла.

— Ннет, — трясет головой Даша, — не надо так.

****

А в хорошие моменты она по-прежнему очень деликатная и внимательная.

Вечер накануне Лалиного дня рождения. Все совсем не так, как мне хочется. Я готовлю платья на фотосессию.

Даша:

— Мам, я немного нервничаю.

— Что, доча?

— Я переживаю, как завтра все пройдет.

— Все хорошо пройдет.

— И Лали…

— Что «Лали»?

— Она же волнуется, когда много всего… Вдруг она будет себя так вести…

— Плохо?

— Ну… Она же волнуется… У нее такой важный день…

…Минус двадцать семь. Завтра двенадцатое марта. Актировка, надеюсь.

****

День рождения Лали. Актировка — минус тридцать три градуса.

Утро и ужасная, ужасная, ужасная фотосессия. Лали не может простить мне того, что я не покупаю ей все, что ей хочется в день рождения. Она ведет себя ужасно не только с утра, когда мы пропускаем школу (и из-за дня рождения, и из-за актировки), но и дома.

К нам приходят гости.

Очень сложный день. Вторая половина дня более спокойная, потому что дети, приглашенные на день рождения, уходят, и приходят взрослые. Девочки начинают играть с гостями в Монополию и Соображариум, и Лалины капризы проходят совершенно.

****

Тринадцатого марта с утра Даша рыдает с без десяти семь до восьми — пока я не уговариваю ее зайти в класс и не обещаю прийти пораньше, поговорить с логопедом, чтобы занятия перенести на дообеденное время и, возможно, обойтись без продленки, позволить Даше присутствовать при разговоре с логопедом, обязательно позволить присутствовать, да, на самом деле, и еще достать луну с неба и что там еще полагается, чтобы ребенок зашел в класс и приступил к учебе.

****

— Даша, чистим зубы и спать.

— Я не знаю такое слово — «Чисти зубы».

И рычит.

Подумав:

— Тем более там Лали и я не могу там почистить зубы.

****

Моя сестра заказывает для нас с Дашей в интернет-магазине дабур и другие вкусности — с веганским уклоном.

— Мам, Марина скоро дабур принесет? Без дабура моя жизнь ужасна.

****

Даша забралась на две табуретки, составленные друг на друга, сморщила нос — не может вспомнить — спросила:

— Кто в море с восемью ногами?

Я сказала:

— Осьминог.

Даша сказала:

— Мама, смотри, я на осьминке!

Потом добавила, нежно погладив табуретки:

— Я с ним дружу))

****

Даша до сих пор говорит с лифтом:

— Пока, лифт.

Лали прощается с лифтом столько, сколько разговаривает. Мне казалось, только она одна это делает.

И Даша тоже, как оказалось.

****

Шестнадцатое марта — ровно год, как я подписала согласие на Дашу. День аиста — самодельный торт от бабушки Вали, сок в высоких стаканах и разноцветные зонтики для украшения, поздравления в группе приемных родителей и фотографии Даши, на которых отчетливо видно, что она совсем-совсем большая.

****

Лали напевает что-то без слов на простенький народный мотив — колыбельная, вот просто «баю-баюшки-баю» — и у меня, хоть я сотый раз это слышу, именно на эту мелодию обрывается сердце. Каждый раз. Я просто в транс какой-то вхожу — застываю и слушаю, пока она не допоет. Как будто в этот момент ничего нет, кроме этого ее напева.

Так же обрывается сердце, когда Даша смеется. Толстенькие веки, сморщенный нос, улыбка во весь рот и гортанный смех. И я тоже не могу оторвать от нее взгляд и застываю на месте, когда это вижу.

****

Какой-то день в марте, когда внезапно попыталась наступить весна.

— Даша, мне кажется, нагулялись вы уже, заходите, — зову я, нарезав вокруг девочек двадцать пять кругов с собакой.

Девочки играют с подружками во дворе. А мы с Гав-гав выгуливаемся неподалеку.

— Я!!! Хочу!!! Еще!!! — рявкает Даша, не желая идти домой.

— Ты не мокрая? Что-то брюки у тебя, смотри, уже в воде.

Даша отрицательно качает головой. Тем не менее, мы заходим и, когда Даша снимает обувь, из сапогов она выливает воду.

— Доча, — спрашиваю я осторожно, — а тебе холодно не было? С водой в сапогах?

— Я хочу ещёооо!!! — диким медведем ревет Даша, и становится понятно, что холодно ей не было.

Удивительно. Изворотливость и лживость Даше вообще не свойственны. Приходится списывать странную ситуацию на Дашину своеобразную терморегуляцию — может, и правда не почувствовала.

****

Даша сидит на окне, пока мы с Лалёной выводим собаку. Звонит мне, когда видит, что мы идем обратно:

— Мам. Я мультик смотреть не стала. Водичку приготовить, собачке лапы помыть?

****

— Мам, а собаке нравится быть собакой?.. Собаки не пьют кока-колу! Лучше б ей быть человеком.

****

Пытается унести с кровати кошку Морошку. Я занята, могу только дирижировать из-за рабочего стола:

— Даша, за шкирку ее, аккуратненько!

Морошка, невесомый комок розоватого пуха, отчаянно изворачивается, моргает и отмахивается круглыми растопыренными лапами: не хочет терять уютную дислокацию.

Даша опасливо:

— Какая тут шкирка? Тут лапы одни!

****

— Когда расслабляешься, вот тогда растешь — у меня спадает напряжение и я расту.

****

Играют с микрофоном, поют всякие несуразности.

Периодически поют про то, что кто-то кого-то съест.

Подсовывают микрофон мне.

Я:

— Съееееем, съееем… ну кого?… ну червячкаааа…

Лали смотрит внимательно.

Я:

— А детей есть не будуууууу… может, они принесут мне в старости водыыыы..ыы…

Микрофон потрясающе отдается эхом.

Лали, выхватывая микрофон:

— Да, мы принесем тебе водыыыы….

Я:

— Хорошо, тогда ем червячкаааааа… а детей тогда не буду…

Лали поспешно:

— И едыыыы….

****

Очень поздно и я работаю.

— Мам… (Лали с кровати тоненьким испуганным голосом). Я тебе хочу что-то сказать.

— Ну говори.

— Мы случайно мишке ножку оторвали. Надо пришить.

— О господи… Нет, ночь и я не буду.

— Мааама! — Даша дрожащим голосом. — Прям счас. Вот. Очень некрасиво. Он не может без ножки, счас весь пух вылетит.

— Ну-ка…. Нет, все нормально, ночь он и так переночует.

— Лаль. Давай ножку, счас она ее шить будет!

О господи.

****

Я читаю взятого в библиотеке Михаила Яснова, девочки слушают.

Мисс Рыккинсон, мисс Пугалкинсон и Упадькинсон, миссис Реветькинс надолго поселяются в нашем доме. Что только ни происходило с кем-то из нас — мы становились очередной мисс и миссис. Миссис Идикушатьсон, мисс Непослушкинсон… Кого только не было — собака была у нас мисс Хвостинсон, Остроушкинсон и так далее.

Разительный контраст с тем, как Даша относилась к книгам. В самом начале не могла слушать совсем. Вернее, слушала, но уставала через несколько минут. Читать самой тоже было сложно. Даша почти не понимала прочитанного, пересказать и тогда было трудно, и сейчас, но сейчас — в конце года — значительно больше интереса к чтению. Читает мне вслух, я постоянно прошу мне почитать, пока шью или готовлю. Все перечитали дома, библиотечные книги носим стопами — на нас троих берем в трех залах по пять книг. Девочки просят меня читать, само собой, чаще, чем читают сами:

— Потому что ты с выражением!

Даше покупаем стихи — по-прежнему, чаще всего, сборники потешек, несложных коротеньких и понятных четверостиший — с яркими иллюстрациями. Но зато простота компенсируется искренней погруженностью — она перебирает книги в книжном и говорит:

— О! Стихи. Берем стихи. Я люблю!

Мы нашли в электронных библиотеках то, что мне было дорого и чего не нашли в печатных изданиях — «Капитан Коко и зеленое стеклышко», «Листья банановой пальмы», «Историю про Умнюшкина и Хитрюшкина».

Я читаю девочкам вечерами, и Даша потихоньку привыкает читать мне вслух — все больше и больше. Еще и хихикает, пока с выражением расписывает, как хантыйские девочки штопали мышке животик или невоспитанный мальчишка писал письма дедушке с просьбой забрать его из невоспитанного города… А «Сууупа наееелись давныыыым-давнооооо» — это вообще была знаковая фраза, пару месяцев звучавшая к месту и не месту, настолько она нравилась девочкам. Это из истории про Матильду и волков.

Даша очень уставала первое время от мультиков, текстов, сказок — ничего сложнее Лунтика и Маши и медведя она не воспринимала. Сейчас смотрит с удовольствием того же царя Салтана вместе с Лалёной и слушает «Два брата» Шварца с удовольствием, «Путешествия Синдбада-Морехода» — на мой взгляд, довольно сложная для ее восприятия книга.

Правда, до занудностей типа Пиноккио, которого с упоением слушает Лалёна, ей пока далеко, но тут уж не знаю… надо ли такими философскими возвышенностями проникаться. По мне — не детская это история. Очень своеобразная.

Мне кажется, Даше просто не читали так много и настолько разнообразные вещи, поэтому она не любила читать. Совсем. Из необходимости читала и потому что в школе в детском доме не было выбора — учимся читать и читаем, что сказано.

Сейчас изучает Бианки — «Латка». Даже соотнесла иллюстрацию и текст, умничка. Договорились читать по странице — страницу я, страницу она.

****

Пишу с диктофона, а в записи свистят синицы — весна.

****

Как я себя чувствовала, когда с Дашей ничего не получалось.

Плохо я себя чувствовала — никчемной матерью и плохим специалистом. Никаким специалистом и плохим человеком. Дашино отвращение к происходящему настолько мощно, что мне приходилось прикладывать все возможные усилия, чтобы оно меня не поглощало. Тем паче, что окружающие Дашей исключительно восхищались и восхищаются — тихая, улыбчивая, покладистая, слабенькая девочка. Послушная. Старательная.

Ее раздражительность всегда касалась только меня. И мне даже толком не верили и не верят, мне кажется, те, кто не видел ее слез, когда я объясняю в школе, что мы опоздали, потому что я не могла Дашу уговорить одеться в школу, вела ее за руку, иначе она плакала и стояла столбом, переодевала в школе, потому что она отказывалась, и с уговорами вела в класс — но вот в класс она заходит спокойно, выплакав мне все свои слезы и кто скажет, что было за секунду до?

Логопед в школе в конце года говорит мне о ней:

— Ну, это же небо и земля — что было и что стало.

Да и прекрасно. Характер ее всегда все хвалят, а вот то, что изменились ее возможности в учебе, до последнего времени мне было не очевидно. А переживала я — очень.

****

Даша начала писать «свою книжку». Записывает события дня. Очень трогательно.

****

Даша все реже бывает на продленке.

И в начале учебы, и в конце года непредсказуемо относится к ней. У нее логопед во второй половине дня, и Даша до сих пор боится — она готова сидеть со мной часами над занятиями по математике, логопедии, над заданиями от нейропсихолога, но просидеть двадцать минут на занятиях в школе для нее каторга.

Иногда рыдает всю дорогу — я забрала ее из школы раньше срока — зачем, зачем я это сделала?! С девочками можно играть, и прогулка вот только началась — зачем, зачем было забирать Дашу? Ну и что, что всегда раньше — «только забери пораньше меня!», а вот сегодня не надо было!

Иногда категорически не хочет идти, вообще не желает оставаться после уроков:

— Боюсь логопеда!

И слезы.

****

У меня есть возможность чуть больше спать по утрам — когда девочки не идут в школу из-за актировок, я вывожу собаку, привыкшую будить меня рано-рано, в пять-шесть утра и сплю дальше. В такие дни Лали встает раньше меня, умудряется разбудить Дашу, которая в обычные дни спит дольше всех, и они играют. Иногда я просыпаюсь под шуршание страниц среди россыпей книг — места книгам на полу уже не хватает, и девочки, усевшись около меня, тихо смотрят альбомы репродукций. Иногда устраивают выставки или магазин детских книг.

Достаточно сказать:

— Уберем? И пойдем завтракать, — и книги шустро расставляются на полки. Завтрак часто уже готов — накрыть стол с чаем и печеньем или бутербродами девочки могут самостоятельно. Иногда ждут меня, пока я проснусь, торжественно несут мне на подносе завтрак в постель — заводила, конечно, Лалёна. Но Даша тоже рядышком и, лучезарно улыбаясь, любуется произведенным эффектом.

Купили девочкам кубики Рубика, новые игры — «Гадание на рунах», «Соображариум», «Слоги», «Феи и единороги», «Дорожные знаки» и «Любимые сказки»… Еще им очень нравится играть в разные игры на маленьких карточках — «Котики», «Монстрики», «Сны» и подобные — покупали на ярмарках и фестивалях.

****

Идем в парк, ведем собаку. Вечереет.

Обе разом:

— Гав! Гав! Ряв-ряв!!!

— Девочки… за