Прощание с горами

 

В суету городов и в потоки машин

Возвращаемся мы – просто некуда деться! —

И спускаемся вниз с покоренных вершин,

Оставляя в горах свое сердце.

 

 

Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже все доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых еще не бывал.

 

 

Кто захочет в беде оставаться один,

Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?!

Но спускаемся мы с покоренных вершин, —

Что же делать – и боги спускались на землю.

 

 

Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже все доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых еще не бывал.

 

 

Сколько слов и надежд, сколько песен и тем

Горы будят у нас – и зовут нас остаться! —

Но спускаемся мы – кто на год, кто совсем, —

Потому что всегда мы должны возвращаться.

 

 

Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже все доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых никто не бывал!

 

1966

«Свои обиды каждый человек…»

 

Свои обиды каждый человек —

Проходит время – и забывает.

А моя печаль – как вечный снег:

Не тает, не тает.

 

 

Не тает она и летом

В полуденный зной, —

И знаю я: печаль-тоску мне эту

Век носить с собой.

 

1966

Она была в Париже[1]

 

Наверно, я погиб: глаза закрою – вижу.

Наверно, я погиб: робею, а потом —

Куда мне до нее – она была в Париже,

И я вчера узнал – не только в ём одном!

 

 

Какие песни пел я ей про Север дальний! —

Я думал: вот чуть-чуть – и будем мы на ты, —

Но я напрасно пел о полосе нейтральной —

Ей глубоко плевать, какие там цветы.

 

 

Я спел тогда еще – я думал, это ближе —

«Про счетчик», «Про того, кто раньше с нею

                                        был»…

Но что ей до меня – она была в Париже, —

Ей сам Марсель Марсо чевой-то говорил!

 

 

Я бросил свой завод – хоть, в общем, был не

                                        вправе, —

Засел за словари на совесть и на страх…

Но что ей от того – она уже в Варшаве, —

Мы снова говорим на разных языках…

 

 

Приедет – я скажу по-польски: «Прошу, пани,

Прими таким как есть, не буду больше петь…»

Но что ей до меня – она уже в Иране, —

Я понял: мне за ней, конечно, не успеть!

 

 

Она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, —

Да, я попал впросак, да, я попал в беду!..

Кто раньше с нею был и тот, кто будет после, —

Пусть пробуют они – я лучше пережду!

 

1966

Песня о новом времени

 

Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело

                                                        шаги, —

Значит, скоро и нам – уходить и прощаться

                                                        без слов.

По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,

Неизвестно к какому концу унося седоков.

 

 

Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь,

                                                            ищи!

И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.

Только вот в этой скачке теряем мы лучших

                                                    товарищей,

На скаку не заметив, что рядом – товарищей нет.

 

 

И еще будем долго огни принимать за пожары мы,

Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,

О войне будут детские игры с названьями старыми,

И людей будем долго делить на своих и врагов.

 

 

А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,

И когда наши кони устанут под нами скакать,

И когда наши девушки сменят шинели

                                               на платьица, —

Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!..

 

<1966 или 1967>

Гололед

 

Гололед на Земле, гололед —

Целый год напролет гололед.

Будто нет ни весны, ни лета —

В саван белый одета планета —

Люди, падая, бьются об лед.

 

 

Гололед на Земле, гололед —

Целый год напролет гололед.

Гололед, гололед, гололед —

Целый год напролет, целый год.

 

 

Даже если всю Землю – в облет,

Не касаясь планеты ногами, —

Не один, так другой упадет

На поверхность, а там – гололед! —

И затопчут его сапогами.

 

 

Гололед на Земле, гололед —

Целый год напролет гололед.

Гололед, гололед, гололед —

Целый год напролет, целый год.

 

 

Только – лед, словно зеркало, лед,

Но на детский каток не похоже, —

Может – зверь не упавши пройдет…

Гололед! – и двуногий встает

На четыре конечности тоже.

 

 

Гололед на Земле, гололед —

Целый год напролет гололед.

Гололед, гололед, гололед —

Целый год напролет, целый год.

 

Зима 1966/67, ред. <1973>

«Вот – главный вход, но только вот…»

 

Вот – главный вход, но только вот

Упрашивать – я лучше сдохну, —

Вхожу я через черный ход,

А выходить стараюсь в окна.

 

 

Не вгоняю я в гроб никого,

Но вчера меня, тепленького —

Хоть бываю и хуже я сам, —

Оскорбили до ужаса.

 

 

И, плюнув в пьяное мурло

И обвязав лицо портьерой,

Я вышел прямо сквозь стекло —

В объятья к милиционеру.

 

 

И меня – окровавленного,

Всенародно прославленного,

Прям как был я – в амбиции

Довели до милиции.

 

 

И, кулаками покарав

И попинав меня ногами,

Мне присудили крупный штраф —

За то, что я нахулиганил.

 

 

А потом – перевязанному,

Несправедливо наказанному —

Сердобольные мальчики

Дали спать на диванчике.

 

 

Проснулся я – еще темно, —

Успел поспать и отдохнуть я, —

Встаю и, как всегда, – в окно,

Но на окне – стальные прутья!

 

 

И меня – патентованного,

Ко всему подготовленного, —

Эти прутья печальные

Ввергли в бездну отчаянья.

 

 

А рано утром – верь не верь —

Я встал, от слабости шатаясь, —

И вышел в дверь – я вышел в дверь!

С тех пор в себе я сомневаюсь.

 

 

В мире – тишь и безветрие,

Чистота и симметрия, —

На душе моей – тягостно,

И живу я безрадостно.

 

Зима 1966/67

«Корабли постоят – и ложатся на курс…»

 

Корабли постоят – и ложатся на курс, —

Но они возвращаются сквозь непогоды…

Не пройдет и полгода – и я появлюсь, —

Чтобы снова уйти на полгода.

 

 

Возвращаются все – кроме лучших друзей,

Кроме самых любимых и преданных женщин.

Возвращаются все – кроме тех, кто нужней, —

Я не верю судьбе, а себе – еще меньше.

 

 

Но мне хочется верить, что это не так,

Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.

Я, конечно, вернусь – весь в друзьях

                              и в делах —

Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.

Я, конечно, вернусь – весь в друзьях

                              и в мечтах,

Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.

 

<1967>

Случай в ресторане

 

В ресторане по стенкам висят тут и там —

«Три медведя», «Заколотый витязь»…

За столом одиноко сидит капитан.

«Разрешите?» – спросил я. «Садитесь!

 

 

…Закури!» – «Извините, «Казбек»

                              не курю…»

«Ладно, выпей, – давай-ка посуду!..

Да пока принесут… Пей, кому говорю!

Будь здоров!» – «Обязательно буду!»

 

 

«Ну так что же, – сказал, захмелев,

                              капитан, —

Водку пьешь ты красиво, однако.

А видал ты вблизи пулемет или танк?

А ходил ли ты, скажем, в атаку?

 

 

В сорок третьем под Курском я был

                              старшиной, —

За моею спиной – такое…

Много всякого, брат, за моею спиной,

Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!»

 

 

Он ругался и пил, он спросил про отца,

И кричал он, уставясь на блюдо:

«Я полжизни отдал за тебя, подлеца, —

А ты жизнь прожигаешь, иуда!

 

 

А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!

А ты водку тут хлещешь со мною!..»

Я сидел как в окопе под Курской дугой —

Там, где был капитан старшиною.

 

 

Он все больше хмелел, я – за ним

                              по пятам, —

Только в самом конце разговора

Я обидел его – я сказал: «Капитан,

Никогда ты не будешь майором!..»

 

1967

«Ну вот, исчезла дрожь в руках…»

 

Ну вот, исчезла дрожь в руках,

          Теперь – наверх!

Ну вот, сорвался в пропасть страх

          Навек, навек, —

Для остановки нет причин —

          Иду, скользя…

И в мире нет таких вершин,

          Что взять нельзя!

 

 

Среди нехоженых путей

          Один – пусть мой!

Среди невзятых рубежей

          Один – за мной!

А имена тех, кто здесь лег,

          Снега таят…

Среди непройденных дорог

          Одна – моя!

 

 

Здесь голубым сияньем льдов

          Весь склон облит,

И тайну чьих-нибудь следов

          Гранит хранит…

И я гляжу в свою мечту

          Поверх голов

И свято верю в чистоту

          Снегов и слов!

 

 

И пусть пройдет немалый срок —

          Мне не забыть,

Что здесь сомнения я смог

          В себе убить.

В тот день шептала мне вода:

          Удач – всегда!..

А день… какой был день тогда?

          Ах да – среда!..

 

1969

К вершине

Памяти Михаила Хергиани

 

Ты идешь по кромке ледника,

Взгляд не отрывая от вершины.

Горы спят, вдыхая облака,

Выдыхая снежные лавины.

 

 

Но они с тебя не сводят глаз —

Будто бы тебе покой обещан,

Предостерегая всякий раз

Камнепадом и оскалом трещин.

 

 

Горы знают – к ним пришла беда, —

Дымом затянуло перевалы.

Ты не отличал еще тогда

От разрывов горные обвалы.

 

 

Если ты о помощи просил —

Громким эхом отзывались скалы,

Ветер по ущельям разносил

Эхо гор, как радиосигналы.

 

 

И когда шел бой за перевал, —

Чтобы не был ты врагом замечен,

Каждый камень грудью прикрывал,

Скалы сами подставляли плечи.

 

 

Ложь, что умный в горы не пойдет!

Ты пошел – ты не поверил слухам, —

И мягчал гранит, и таял лед,

И туман у ног стелился пухом…

 

 

Если в вечный снег навеки ты

Ляжешь – над тобою, как над близким,

Наклонятся горные хребты

Самым прочным в мире обелиском.

 

1969

Мне этот бой не забыть нипочем

О моем старшине

 

Я помню райвоенкомат:

«В десант не годен – так-то, брат, —

Таким, как ты, – там невпротык…»

                              И дальше – смех:

Мол, из тебя какой солдат?

Тебя – хоть сразу в медсанбат!..

А из меня – такой солдат, как изо всех.

 

 

А на войне как на войне,

А мне – и вовсе, мне – вдвойне, —

Присохла к телу гимнастерка на спине.

Я отставал, сбоил в строю, —

Но как-то раз в одном бою —

Не знаю чем – я приглянулся старшине.

 

 

…Шумит окопная братва:

«Студент, а сколько дважды два?

Эй, холостой, а правда – графом был Толстой?

А кто евоная жена?..»

Но тут встревал мой старшина:

«Иди поспи – ты ж не святой, а утром – бой».

 

 

И только раз, когда я встал

Во весь свой рост, он мне сказал:

«Ложись!.. – и дальше пару слов без падежей. —

К чему две дырки в голове!»

И вдруг спросил: «А что в Москве,

Неужто вправду есть дома в пять этажей?..»

 

 

Над нами – шквал, – он застонал —

И в нем осколок остывал, —

И на вопрос его ответить я не смог.

Он в землю лег – за пять шагов,

За пять ночей и за пять снов —

Лицом на запад и ногами на восток.

 

1971

Черные бушлаты

Евпаторийскому десанту

 

За нашей, спиною

          остались

                    паденья,

                              закаты, —

Ну хоть бы ничтожный,

          ну хоть бы

                    невидимый

                              взлет!

Мне хочется верить,

          что черные

                    наши

                              бушлаты

Дадут мне возможность

          сегодня

                    увидеть

                              восход.

 

 

Сегодня на людях

          сказали:

                    «Умрите

                              геройски!»

Попробуем, ладно,

          увидим,

                    какой

                              оборот…

Я только подумал,

          чужие

                    куря

                              папироски:

Тут – кто как умеет,

          мне важно —

                    увидеть

                              восход.

 

 

Особая рота —

          особый

                    почет

                              для сапера.

Не прыгайте с финкой

          на спину

                    мою

                              из ветвей, —

Напрасно стараться —

          я и

                    с перерезанным

                              горлом

Сегодня увижу

          восход

                    до развязки

                              своей!

 

 

Прошли по тылам мы,

          держась,

                    чтоб не резать

                              их – сонных, —

И вдруг я заметил,

          когда

                    прокусили

                              проход:

Еще несмышленый,

          зеленый,

                    но чуткий

                              подсолнух

Уже повернулся

          верхушкой

                    своей

                              на восход.

 

 

За нашей спиною

          в шесть тридцать

                    остались —

                              я знаю —

Не только паденья,

          закаты,

                    но – взлет

                              и восход.

Два провода голых,

          зубами

                    скрипя,

                              зачищаю.

Восхода не видел,

          но понял:

                    вот-вот

                              и взойдет!

 

 

Уходит обратно

          на нас

                    поредевшая

                              рота.

Что было – не важно,

          а важен

                    лишь взорванный

                              форт.

Мне хочется верить,

          что грубая

                    наша

                              работа

Вам дарит возможность

          беспошлинно

                    видеть

                              восход!

 

1972

Песня о звездах

 

Мне этот бой не забыть нипочем —

Смертью пропитан воздух, —

А с небосклона бесшумным дождем

Падали звезды.

 

 

Снова упала – и я загадал:

Выйти живым из боя, —

Так свою жизнь я поспешно связал

С глупой звездою.

 

 

Я уж решил: миновала беда

И удалось отвертеться, —

С неба свалилась шальная звезда —

Прямо под сердце.

 

 

Нам говорили: «Нужна высота!»

И «Не жалеть патроны!»…

Вон покатилась вторая звезда —

Вам на погоны.

 

 

Звезд этих в небе – как рыбы в прудах,

Хватит на всех с лихвою.

Если б не насмерть, ходил бы тогда

Тоже – Героем.

 

 

Я бы Звезду эту сыну отдал,

Просто – на память…

В небе висит, пропадает звезда —

Некуда падать.

 

1964

Он не вернулся из боя

 

Почему все не так? Вроде – все как всегда:

То же небо – опять голубое,

Тот же лес, тот же воздух и та же вода…

Только – он не вернулся из боя.

 

 

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас

В наших спорах без сна и покоя.

Мне не стало хватать его только сейчас —

Когда он не вернулся из боя.

 

 

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,

Он всегда говорил про другое,

Он мне спать не давал, он с восходом вставал, —

А вчера не вернулся из боя.

 

 

То, что пусто теперь, – не про то разговор:

Вдруг заметил я – нас было двое…

Для меня – будто ветром задуло костер,

Когда он не вернулся из боя.

 

 

Нынче вырвалась, словно из плена, весна.

По ошибке окликнул его я:

«Друг, оставь покурить!» – а в ответ – тишина…

Он вчера не вернулся из боя.

 

 

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие – как часовые…

Отражается небо в лесу, как в воде, —

И деревья стоят голубые.

 

 

Нам и места в землянке хватало вполне,

Нам и время текло – для обоих…

Все теперь – одному, – только кажется мне,

Это я не вернулся из боя.

 

1969

Песня о земле

 

Кто сказал: «Все сгорело дотла,

Больше в землю не бросите семя!»?

Кто сказал, что Земля умерла?

Нет, она затаилась на время!

 

 

Материнства не взять у Земли,

Не отнять, как не вычерпать моря.

Кто поверил, что Землю сожгли?

Нет, она почернела от горя.

 

 

Как разрезы, траншеи легли,

И воронки – как раны зияют.

Обнаженные нервы Земли

Неземное страдание знают.

 

 

Она вынесет все, переждет, —

Не записывай Землю в калеки!

Кто сказал, что Земля не поет,

Что она замолчала навеки?!

 

 

Нет! Звенит она, стоны глуша,

Изо всех своих ран, из отдушин,

Ведь Земля – это наша душа, —

Сапогами не вытоптать душу!

 

 

Кто поверил, что Землю сожгли?!

Нет, она затаилась на время…

 

1969

Сыновья уходят в бой

 

Сегодня не слышно биенья сердец —

Оно для аллей и беседок.

Я падаю, грудью хватая свинец,

Подумать успев напоследок:

 

 

«На этот раз мне не вернуться,

Я ухожу – придет другой».

Мы не успели оглянуться —

А сыновья уходят в бой!

 

 

Вот кто-то, решив: после нас – хоть потоп,

Как в пропасть шагнул из окопа.

А я для того свой покинул окоп,

Чтоб не было вовсе потопа.

 

 

Сейчас глаза мои сомкнутся,

Я крепко обнимусь с землей.

Мы не успели оглянуться —

А сыновья уходят в бой!

 

 

Кто сменит меня, кто в атаку пойдет?

Кто выйдет к заветному мосту?

И мне захотелось – пусть будет вон тот,

Одетый во все не по росту.

 

 

Я успеваю улыбнуться,

Я видел, кто придет за мной.

Мы не успели оглянуться —

А сыновья уходят в бой!

 

 

Разрывы глушили биенье сердец,

Мое же – мне громко стучало,

Что все же конец мой – еще не конец:

Конец – это чье-то начало.

 

 

Сейчас глаза мои сомкнутся,

Я крепко обнимусь с землей.

Мы не успели оглянуться —

А сыновья уходят в бой!

 

1969

Жил я с матерью и батей