Анна Мельдельштейн

О чем ты молчишь?

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Анна Мельдельштейн, 2019

Резко открываю глаза, как от плохого сна, услышав громкий стук открывшейся балконной ставни, приведшей с собой весьма неприятный атлантический ветер. Озябшими босыми ногами ступаю на холодный паркет вишневого цвета — твой любимый, — аккуратно перебирая на цыпочках очередные па, которым ты меня учил. Захлопываю дверь что есть силы и не могу не взглянуть на ярко-красный рассвет, заметив нас на соседнем берегу в горах. Кажется, будто время вовсе остановилось…

18+

ISBN 978-5-4496-6294-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. О чем ты молчишь?
2. АВТОРСКИЕ ПРАВА
3. ПРОЛОГ
4. 27 Сентября 2011
5. Ноябрь 2011
6. 26 апреля 2013
7. 25 мая 2015
8. 28 мая 2015
9. 23 декабря 2003
10. апрель 2003
11. июнь 2007
12. 28 июня 2015
13. 4 сентября 2007
14. 10 июля 2015
15. 30 ноября 2015
16. 8 декабря 2015
17. 2 октября 2008
18. февраль 2009
19. 17 марта 2009
20. 25 декабря 2015
21. 28 декабря 2015
22. 12 января 2016
23. 19 января 2016
24. 20 января 2016
25. март 2013
26. июль 2010
27. декабрь 2012
28. 29 февраля 2016
29. май 2009
30. август 2009
31. октябрь 2009
32. 26 ноября 2009. день благодарения
33. 24 декабря 2012
34. 16 марта 2016
35. рождество 2012
36. 30 декабря 2012
37. 8 февраля 2013
38. 4 июля 2016
39. май 2013
40. октябрь 2016
41. сентябрь 2013
42. за два часа до рождественского ужина, 2016
43. 29 декабря 2016
44. 2 февраля 2017
45. январь 2014
46. февраль 2014
47. май 2014
48. октябрь 2017
49. декабрь 2018
50. январь 2019
51. февраль 2019
52. март 2019
53. 17 марта 2019
54. 23 марта 2019
55. апрель 2019
56. эпилог

АВТОРСКИЕ ПРАВА

© What are you silent about by Annette Meldelshteyn (О чем ты молчишь)

Ты задумывалась о том, как бы сложилась твоя жизнь без него или… Без тебя другой?

Может, ты не уехала в Австралию, где стала графическим редактором в одной из крупнейших фирм Сиднея.

Или отправилась в Париж. Покупала хрустящие багеты в пекарне под балконом и гофрированные юбки. А вечерами превращалась в парижанку, возвращающуюся в аккуратную уютную квартирку на улице Гобеленов, где приходится закрывать ставни на окнах, дабы с манекена не сдуло ночным вихрем со свистом очередной шерстяной берет.

Что, если Италия? Ты без умолку трещишь об Италии из-за вкуснейшей в мире пиццы, тающего во рту ризотто, и невероятной страсти к жизни. Стоило рассмотреть этот вариант, хотя бы как запасной: выйти замуж за итальянца, носить темные очки с последнего показа в Милане и готовить пасту лучше, чем его бабушка.

Но здесь… Ты находишь себя настоящую без пиццы и лакомой пасты, зато с собой и океаном. Океан ты, конечно, любишь больше… Обычно пока он спит…

ПРОЛОГ

Сколько раз ты влюблялась?

В жизнь? В громкий смех? В случайные встречи и бесконечные разговоры? В глаза, что видят тебя насквозь?

Я смотрела в глаза Кэмберлена Девидсона сотни тысяч раз. Но каждый миг меня одолевала мысль: «Почему сейчас?».

Мне чудилось, что он будет вечно присутствовать в моей жизни, до тех пор, пока он не исчез. Не испарился словно выдуманная история о мальчике, изменившем меня.

Теперь спустя 7 лет я учусь жить заново. Я глубоко дышу и смотрю на мир иным взглядом, не придавая значения беспорядочным мыслям, кидающимся на меня точно мартышки в заповеднике.

Я не предавала никого, кроме себя. Лишь сейчас я смогла найти в себе силы для того, кто открывает двери в этот мир, держа меня за руку; кто созерцает и ощущает каждое дуновение ветра вместе со мной; кто осознает вселенную, смотря в мои глаза.

Я — Амелия Клермонт и я храню тысячи воспоминаний о каждом, кто однажды ворвался бурей в мою жизнь. Смахиваю соленые капли с ресниц, пока тот, кто обнимает меня в темноте создает новую историю с ее непреложной истиной.

Да к сколько раз ты влюблялась?

***

Каждый из нас хоть раз чувствовал на себе влияние «этого»… Ощущал, как события настолько горькие, что сводит легкие, не позволяют жить дальше. Как ноги подкашиваются от ненависти к себе или, быть может, ко всему миру… Непонятно. Однако одно определенно становится ясным: ты продолжаешь жить, просто тебя сломали (люди, обстоятельства — неважно) … Сломали… Будто вырвали сердце, исполосовали, а ты, постанывая, моргал глазами и с придыханием ожидал своей участи.

Не знаю правда или нет, но бытует теория, высказанная человеком, который «смог».

Суть её заключается в том, что сначала ты оплакиваешь (то есть возвращаешь ту часть себя, которую отдавал ранее тому единственному человеку; в такие моменты ты становишься одним целым вновь).

После ты прыгаешь в самую глубь острого горя, причём такой силы, что кажется вот-вот и тебя взорвёт от переизбытка (это очень одинокое дело: воссоединяешься с собой, теряешь свои чувства). Стоит сказать, хроническая реакция горя — главная проблема облечения. Страшно признаться, но ты рад, что больше не нужно переживать, искать взглядом, ждать звонка, только вот больше не о ком беспокоиться.

Меня одолевало любопытство: почему же третья стадия именуется «иллюзией», пока она, хохоча не запрыгнула ко мне на плечо (в принципе оказалось не так уж сложно — мы ведь надеемся все вернуть, начать сначала, сказать несказанное, изменить себя, в общем смириться и доказать непонятно кому, что все изменится — воображаем себе всякое).

В конце концов никто не в силах избежать безразличия. Чёрт! Страшнее фазы я не встречала. Тебе кажется, что ты смирился, шатаешься по улицам и не нужен никто в подстрекательстве ментальных преступлений (иными словами, уходишь с головой в дело, позволяющее забыться и имеющее единственное условие с наименованием «необходимость жить»).

Заключается ли суть теории лишь в этом? Порой злость затягивает нас на столько глубоко, что внимание притупляется и мозг изнуряется в попытке найти новые поводы просыпаться каждое утро.

Всем известная фраза «время лечит» — лишь очередной трюк с мнимой поддержкой: «посмотри-ка, ты не один». На деле ты сидишь в однокомнатной квартире на окраине с надеждой получить подарок: день тишины.

Ты вынужден существовать, а не жить.

И вдруг появляется она: та самая важная мысль, очерненная отчаянием.

Жизнь шла своим чередом, пока ты не получил под дых глобальной для тебя потерей.

Почему ты забываешь, что будущее и успех прохождения этих стадий зависят от тебя?

Вдруг причина в привычке держаться за чью-то руку в темноте, что вот-вот… Исчезнет?

Стоит только понять для себя: ты не сможешь ничего вернуть или изменить. Ничего не будет как прежде. Хотя кому я это говорю…

Ты пройдёшь все четыре стадии, могу сказать, что с весьма большим избытком ненависти, нахлебавшись соленой злости, раздирающей рассеченное кровоточащее нутро.

Ты уже знаешь, чем это закончится?

Да… Именно, пятой стадией… Одиночество.

27 Сентября 2011

Кэмберлен каждое утро будит меня в 7 часов теплым слегка обжигающим поцелуем в щеку, а я ворчу. Разворачиваюсь на другой бок и вновь закрываю глаза. Буквально на пять минут. Когда проходит четыре из них, я зарываюсь под одеяло с головой, дабы сохранить тепло и оставшуюся минуту сна. Тогда он скидывает с себя джинсовку, а гулким эхо знаменуется падение кроссовок. Ложится рядом и обнимает меня настолько крепко, насколько это вообще возможно.

Ну, как здесь устоять? Я лишь могу расплыться в сонной улыбке и подтянуть колени к груди, чтобы обвиться вокруг него, обернувшись за секунду до этого.

И всё же Кэм знает, как поднять меня с кровати. Он утыкается носом мне в затылок и тихонько сопит, непременно сопровождая это действие легким поглаживанием моей руки. В конечном счете мне становится невыносимо жарко, и я молнией выпрыгиваю из-под одеяла, оправдываясь тем, что пора-пора, однако он точно знает правду, приправленную соусом под именем «счастье».

Ноябрь 2011

Прежде, чем ты встретила его тебя штормило от причала к причалу. Твой успех казался незыблемым, а проблемы легко решаемыми. Тебе ничего не нужно было доказывать даже себе, ни то, что кому-либо еще.

Сколько было не тех людей в твоей жизни к этому моменту? Ох, девочка… Ты замоталась. Не перечисляй.

Теперь тебя беспардонно выкинет на чужой берег вместе с теми разноцветными рыбами, где только вы вдвоем с горланящей чайкой и вам предстоит разобраться: о чем же жить.

Запомни его любимое блюдо и музыку — это пригодится. Хотя, знаешь, даже запиши, только вот что: ласковые слова и красивые поступки — ты будешь вынуждена их пересматривать после того, как получишь очередную порцию безнравственности и неуверенности. Не забудь отметить мелким шрифтом внизу страницы:

«раньше я чувствовала себя свободнее, спокойнее, безопаснее».

— Я войду? — раздался в дверях в стельку пьяный голос Кэма.

— Входи, — раздраженно кинула Амелия, хотя на деле была до умопомрачения счастлива побыть с ним наедине хотя бы минуту, — сними ботинки, на улице шел дождь.

Кэмберлен подошел к Амелии и одарил ее со спины теплым, одновременно с тем влажным объятием. Немного погодя он наклонился еще ниже и его дыхание разразилось по всему ее телу словно ток.

— Кэм… — надломлено прошептала она, не в силах шевельнуться.

— Чего? — с иронией заметил он, — не можешь устоять перед моей красотой?

— Точно! — неожиданно для себя воскликнула Амелия, — отойди.

Через несколько секунд Кэмберлен плюхнулся на кровать и развалившись на подушке Амелии тихо посапывал словно младенец.

— Кэм? Псс! — пытаясь не разбудить и одновременно с тем пододвинуть Кэма, шептала Амелия ему на ухо, — черт! Спит как убитый… Ладно… — выпучив глаза в попытке передразнить спящего Кэма произнесла она.

— Я тебя тоже люблю, — сонно пробубнил Кэмберлен.

— Что?! — внезапно воскликнула Амелия, не веря своим ушам, — Кэм! Наверное, почудилось…

***

— Амели! Амели! Ты знаешь, чем мы сегодня с мамой занимались? — обнимая ее, сзади кричит Лу — самая младшая из детей.

— Неужели первая тренировка в конюшне?!

— Дааааааа! — Лу любила запрыгивать к Амелии на колени, что и сделала в очередной раз. Она села, болтая ножками, склонив свою белокурую головку с заколками в виде маленьких голубых бабочек покрытыми блёстками ей на плечо, и начала петь песню про пони из детского центра, в котором занималась трижды в неделю.

Кое-кто, как и всегда шаркает ногами, идя по коридору. Завидев среднего из детей, плетущегося в столовую и изрядно сверлящего своим взглядом пол, Амелия была вынуждена тревожно спросить:

— Как дела Роджер?

Одарив ее в ответ лишь молчанием, он глубоко вздохнул, поэтому Амелия молниеносно приняла решение о повторении вопроса:

— Родж? Всё в порядке?

— Эм, эта девчонка, Ванесса — несносна!

— Да, что ты? — будто крайне ошеломленная сие заявлением вскрикнула она. Одновременно с этим помогая Лу развернуть конфету, пока миссис Деви этого не видит, — и в чем же она так невыносима? Извини, несносна.

— Вчера она поцеловала меня, а уже сегодня облила апельсиновым соком в столовой и убежала… Хихикая!

— Девчонки такие странные. Правда?

Смеясь, Амелия гладит его по плечу и мягко произносит:

— Дай ей время, и вот увидишь, через пару дней она сама придёт к тебе с вопросом: «почему ты всё ещё мне не позвонил, Рождер?».

— О’кей, Амелия, ты — супер!

— Амели — супер! Амели — супер! — напевает вновь и вновь маленькая Лу, запихивая в рот уже третью по счету конфету.

— Тише, Лу! — донесся крик миссис Деви из кухни, словно это помогло бы скрыть факт наличия шума за стеной. Софи всегда была чересчур сосредоточенной, что уж говорить о её отношении к работе.

— Родж, а где Кэмберлен? — так звали старшего из детей, надежда семейства. Ведь на его плечи уже в ближайшее время ляжет управление фирмой.

Увидев, как Лу, тянется за сладким, а точнее пытается раскрутить обертку очередной шоколадной конфеты с ананасом, Амелии пришлось сменить внимание с Роджера на неё.

— Лу, конфеты после ужина, — вытаскивая сладости из ее крепких маленьких ручек, она продолжала настаивать на своем, — нет-нет, придётся потерпеть.

— Я думал, ты мне расскажешь, — с тоской и лёгкой обидой ответил Роджер.

— Не понимаю, о чем ты, — хотя ответ ее прозвучал весьма неуверенно, она все же отвела взгляд в сторону лестницы, что подтверждало ложь.

— Папа сказал, что он ночевал у тебя сегодня ночью.

— Ах, сегодня ночью…

— Амели и Кэм влю-ю-ю-ю-юбле-е-ены! — задорно смеясь, протянула Лу, — вы поженитесь, поженитесь, да?

— О-о-о, да, ребята, довольно, — на этом Амелия прервала не начавшуюся пылкую речь, ведь подступивший смех чуть не выдал её словно плохого бойца во времена допросов на фоне Гражданской войны, — он ночевал не у меня, а в моем домике, и я не знаю, почему Кэм вдруг решил, что может заявляться ко мне посреди ночи в стельку пьяный.

Говоря все это, Амелия не заметила звука весьма громких шагов за спиной и вздрогнула, когда вдруг услышала весьма знакомый тембр, что льётся точно мелодия, а как красив его владелец… Ростом чуть выше 6 футов, широкие плечи, до глубины голубые глаза с зелеными крапинками, будто цвета зимней ели, едва пухлые губы, узкий нос, заостренный на кончике, и подчеркнутая родинкой с левой стороны переносица; спортивный торс, напрямую связанный с достижениями в футболе. Чаще всего Кэм надевает светло-голубые рубашки, обрамленные золотыми запонками с аметистом; на бёдрах виднеется темно-синий ремень, отлично подходящий под цвет обтягивающих джинсов и темно-коричневых туфель.

— И я тебя люблю, принцесса, — шёпотом произнес Кэм, наклонившись к её пульсирующей шее.

Это заставляет Амелию зардеться краской. Нет! Полыхать!

— Не перебарщивайте, мистер директор, — чуть задыхаясь от страха, произносит она, чувствуя, бешеное биение сердце со скоростью равной быстроте света.

Впервые это чувство застало Амелию врасплох, когда родители оставили их с подружками в Верхнем Хэмптоне (как будто под присмотром старшей кузины), а к Девидсонам приехала куча родственников. Мальчишки играли в футбол на поле, и мяч каким-то образом перелетел через их забор. Понятное дело, что его нужно было забрать.

До сих пор в памяти яркое воспоминание: Амелия увлеченно читает книгу на шезлонге, как вдруг у кустарников с шиповником «бум», жуткий грохот. Она в страхе свойственном 10-летней девчонке оборачивается и видит Кэма.

Он весь в ссадинах, колючках, но с невозмутимым видом говорит: «Не подашь мой мяч?».

Каждый раз вспоминая это, она окунается в тот момент и ощущает, как вновь потеют ладошки от напряжения.

Наверное, это был самый запоминающийся момент в её жизни, что звучит странно: ведь случались вещи и поважнее…

Ближе к ночи кузина так и не вернулась, поэтому мальчишки, заметив девчачьи посиделки в окне первого этажа, решили над ними подшутить. Главарём был Кэм. Они перелезли всё через тот же забор, прокрались через дверь, которую девочки благополучно забыли закрыть, и вбежали в кухню с криками. Девчачий визг, должно быть, услышали в Аризоне.

Тогда Кэм впервые обнял Амелию. Конечно, неосознанно. Однако для неё это стало чем-то большим, нежели глупое ребяческое прикосновение.

— Ладно, расслабьтесь, молодёжь, я вчера немного перебрал, — и в то же мгновение Кэм подхватил Лу, кружа ее в танце, — эй, кто у нас тут самая любимая сестричка?

— Я, я, я! — заливаясь смехом, закричала Лу.

— Садитесь за стол, — как всегда грозно произнесла миссис Деви, иначе подействовать на ее неугомонных детей не представлялось возможным.

Пока все усаживались, Амелия пристально вглядывалась в лицо Кэма и размышляла, что вот он — человек, при виде которого она трепетала все эти годы, была рядом; он такой глупый и несносный; как Деви собрался доверить ему фирму? У него ведь все думы только о вечеринках.

Довольно! Я ведь с Джонни… Странные мысли навеяли.

— Амелия, ты здесь? — прерывая размышления, завопила Лу на всю столовую, дернув ее за рукав блузы.

— А, да, да. Что такое? — Амелия потянулась за бокалом и случайно задела Кэма, что привело к неловкому молчанию.

— Та-а-ак, кому фасоль, ребята? — Деви как и всегда разряжал напряженную обстановку.

— Кристофер, я собиралась сказать… — не успев договорить, Амелия заметила, что все внимание внезапным образом переключилось на неё. По правде говоря, ей нравилось, что в этом доме каждый всегда услышан и понят, — мне нужно уехать, поэтому я оставляю должность… Извини, что из-за меня вы в таком неудобном положении. Я не отдавала себе отчет, будто смогу это сделать. Моя наивность не имела адекватных границ.

— Эм… Амелия, возьми отпуск настолько насколько нужно. Мы справимся, пока ты будешь решать свои вопросы, — спокойным тоном произнес Деви.

— Амели, ты уезжаешь… Навсегда? — взвизгнула Лу, сверля затылок Амелии в то время, как по ее розовым щёчкам текут горячие горькие слёзы.

— Не знаю, малышка… Но я буду тебе звонить, обещаю.

— Не-е-ет!

Маленькая Лу… Она вскочила из-за стола и выбежала в сторону второго этажа. Амелия не видела ее такой даже, когда умерла любимая черепаха Джинджер. Вслед за ней побежала Софи, чтобы успокоить дочь. Роджер сложил приборы, уставившись в тарелку. Сам глава семейства — Кристофер Девидсон пытался не показывать своих эмоций и залпом пил скотч, делая вид, что это вода. И только Кэм продолжал жевать фасоль, сохраняя абсолютно безразличное выражение лица.

— Амелия, ты всегда можешь вернуться. Мы тебя примем и поможем, если возникнут проблемы. Наша семья — твоя семья. Ты ведь это помнишь?

— Спасибо, — она подошла к Кристоферу, и плюхнулась в его по-отечески теплые объятия, наполненные любовью, — мне нужно собирать вещи.

— Ступай…

Она сделала шаг в сторону Роджера, но не успела.

— Уходи! — раздраженно крикнул он, отодвигая стул и невзначай кинув в неё салфеткой.

— Родж…

На Кэма Амелия не осмелилась взглянуть, поэтому молча вышла из столовой, захватив трясущимися руками стакан воды и тарелку пасты. Несмотря на то, что ей и кусок в горло не лез, ночь предстояла быть долгой и через силу все равно придётся съесть ужин.

***

Спустя несколько часов Амелия закончила собирать вещи. Подошла в крайний раз к камину и подкинула несколько поленьев в ярко разгорающееся пламя. В нем было видно, будто сейчас, именно в этот момент, она бросает свою жизнь в испепеляющий всё на своем пути огонь и уходит, сгорающая дотла, в надежде, что время можно вернуть вспять.

— Амелия, ты как?

— Прости, не заметила. Все в порядке, — отвечает она Кристоферу, боясь взглянуть на него, и старается быстро перевести тему, — хочешь выпить?

— Не откажусь от скотча…

Одной рукой Амелия достает бутылку с нижней полки барной стойки, второй же тянется за двумя бокалами, усердно пытаясь не поднимать налитые слезами красные глаза. Однако Кристофер обхватывает её кисть, в попытке забрать бутылку, и они встречаются взглядом в ту секунду, когда больше нет сил, держать всю горечь в себе.

— Ну же, рассказывай, что случилось?

Слезы Амелии заглушают голос, и все вокруг кажется плохо различимым подводным миром, но попытаться открыть рот все же стоит. Деви точно не отпустил бы её, не узнав всю правду, поэтому ей пришлось взять себя в руки и попытаться успокоиться.

— Джонни закрыли контракт. Хоть я и лелеяла надежду, что у нас все получится, мне казалось, будто он — сможет всё исправить, станет моим мужем, наши дети будут бегать по берегу, а мы наблюдать за ними. В конце концов, я ложно полагала, что с ним буду счастлива и забуду о своих глупостях.

— Мне жаль… Еще несколько месяцев назад вы готовили приглашения на свадьбу… Так случается. Но Амелия, девочка, что ты пытаешься забыть?

— Он скрывал от меня, что контракт не продлят! Как такое возможно? Я бронирую отель для гостей и ресторан, а он даже не удостоился сказать мне о таком… Что если лучше не устраивать эту громоздкую свадьбу?

— По правде говоря, Амелия, это странно, — задумчиво произносит Деви, сделав очередной глоток из бокала, — но почему он не вернулся за тобой?

— Деви… — и слезы вновь рвутся на свободу, беря на себя слишком много, — мне пора.

— Хотя бы скажи, куда ты? К нему? И что будет с обучением? У тебя ведь последний год…

— Нет, я в Австралию, думаю найти там команду, я уже внесла предоплату, поэтому… — на этом Амелия замолкает, дабы не сболтнуть лишнего, — мне нужно проветриться и забыть некоторые вещи. Знаешь, многое происходило, пока он молчал… Пойдём? — Амелия резво зашагала в другой конец комнаты за курткой, сохраняя трезвость ума.

— Или кого ты пытаешься забыть… — всё еще продолжая свою мысль, шепотом ей вслед говорит Деви.

Кристофер берет чемодан Амелии, а она поспешно хватает сумку. Они спускаются по лестнице к бассейну и выходят через запасной выход в саду. Подойдя к машине, Деви открывает перед ней дверь; всё, что Амелия помнит дальше — лишь, то, как видит в зеркале отъезжающей машины отражение Кэма, высовывается и машет ему рукой. А следом быстро закрывается пледом, чтобы ближайшие два часа до аэропорта не замечать остающихся в дали знакомых дорог и магазинов. Весь путь Амелия просидела, молча уставившись в запотевшее стекло автомобиля, периодически подмечая, как в темноте мелькают уличные огни и светофоры.

— Спасибо, сэр.

— Удачной вам дороги!

Да, удача ей пригодится. Ведь она так не любит все эти проходы в аэропорту, вечно начинаются какие-то проблемы, типа выйдете там или пройдите туда, или ваш багаж весит на полфунта больше положенного — это очень утомляет. Как ни странно, в этот раз все обошлось.

Выдыхает.

Проходит контроль и поднимается по трапу, будто всё это лишь долгий, тяжёлый, волнительный сон. Найдя своё место, Амелия наконец-то оказывается в плену иллюминатора, пристёгивает ремень и, откинув голову назад незаметно для себя, засыпает на время всего полёта.

— Мэм, самолет приземлился, — с жутким филиппинским акцентом произносит темнокожая красотка-стюардесса, чуть поправляя свою белоснежную вуаль.

Прочитав быстро имя с бейджа, Амелия отвечает:

— Спасибо, Алекс, не могли бы вы сказать, как мне пройти к стойке с багажом?

— Конечно, выход Е, на право и прямо по коридору.

— Хорошо.

Забрав наконец-то багаж, и выйдя на улицу, сухой и морозный воздух обдаёт её руки и лицо непривычной прохладой. И все, что хочется сказать — лишь: «Привет, Канада!», из-за тебя я солгала о своем направлении.

Честно говоря, она всегда воображала свой приезд в эту страну немного иначе. Как её будут встречать мистер лось и его товарищ рысь, и, когда она будет ехать мимо кленов и раскидистых дубов, то пробегающий мимо белый медведь споет популярную песню, а затем она окажется в самом знаменитом месте страны — Торонто.

***

Никогда не знаешь, где найдешь себя. Еще сложнее ухватиться за тот миг, когда судьба тебя настигнет. С ней нужно обращаться поаккуратней и вести себя услужливо, иначе разозлится.

Чересчур обильно в нашей жизни наличие ничего не значащих слов и пустых людей.

Все эти обиды и ложь лишь дразнят судьбу. Эта дамочка злится долго и муторно. А затем… Ты оказываешься в списке лузеров с табличкой на груди, гласящей:

«Обидел судьбу. Особо опасен».

Заметил, как любовь сменилась на ненависть, разочарование и хитрый недовольный прищур?

Кто поумнее, он сразу вычисляет, как с судьбой себя вести, другие же голосят: «судьба — злодейка».

Ни жди ни хорошего, ни плохого; ни радости, ни горя; ни правды, ни лжи… Просто живи.

26 апреля 2013

— О, привет! — раздался звонким эхом голос женщины лет 40 с взъерошенными волосами, окрашенными в пепельный цвет. Скидывая пальто, она невольно перешла к насущной для австралийцев теме, — ужасные пробки! В Сарри-Хиллс наплыв абитуриентов. Ну, сама знаешь.

— Вы же в курсе, что опоздали почти на 40 минут?

— О, да! Не переживай об этом! — поставив стакан с кофе на стол, произнесла незнакомка, — обычно утром я не беру пациентов.

— Меня больше волнует нарушение границ, чем деньги.

— Границ? — невозмутимо спросила она, — расскажешь подробнее?

— Мы не переходили на «ты», я понятия не имею, как вас зовут, однако с первого слова мне слышится в вашем голосе пренебрежение!

— Вас это раздражает?

— Безусловно, — твердо ответила Амелия, сжимая в левой руке эспандер. Разминать кисть ей посоветовал остеопат, с которым она познакомилась во время тренировки по боксу. Да, уж, никогда не знаешь куда свернешь, столкнувшись с камнем на перепутье.

— Хорошо, — обернувшись к двери, психотерапевт внезапно завопила, — Чейс! Где тебя носит?!

Чейс — секретарь психотерапевта (личный во всех смыслах этого слова: и днем, и ночью, и когда ей понадобится). В первую встречу Амелия вошла в приемную и тут же заметила, как он выдохнул, а затем радушно проводил до кабинета. В силу своей неуклюжести он споткнулся о ковровое покрытие при входе и чуть было не разлил воду, что попросила Амелия, к тому же ручка в кармане рубашки предательски растеклась, оставив жирную кляксу на самом видном месте. Поэтому Чейс переоделся за ширмой, а по виду тени Амелия лишь убедилась в том, что секретарь хоть и был на побегушках у босса, однако заедал свой стресс печеньем, пончиками, маффинами, и, судя по утренним крошкам на его губах, он был преданным поклонником фисташкового чизкейка. А кто из нас нет?

— Сара, мисс Клермонт, — неловко склоняя голову то в одну сторону, то в другую, произнес Чейс, — ваш кофе, печенье и маффины только что привезли из пекарни. Видимо задержка произошла из-за затора на дорогах. Разрешите идти?

— Ступай. И потребуй с пекарни неустойку, — недовольным тоном ответила психотерапевт.

Теперь Амелия заметила, как Чейс тихо выдохнул вновь, будто цепляясь за этот безмолвный миг, когда босс на него не орет. Он аккуратно ступил на скрипящую половицу и молниеносно ретировался за дверь.

— Это для вас, — указывая рукой на всё ещё горячие маффины, произнесла она.

— Спасибо, я не ем сладкое.

— Странно, — ровным тоном вставила психотерапевт, — по записям годичной давности на страницах в Facebook и Instagram можно сделать иной вывод.

— Многое меняется… Особенно, люди, — процедила Амелия, потянувшись за сумкой, стоящей на другом конце дивана.

— Хорошо. Меня зовут Сара, как вы могли заметить по вывеске на клинике, моя фамилия — Варгас. Клиника имени Варгас. Мой дед был психотерапевтом, а отец — клиническим психологом. Звучит немного комично, правда? Сара из Сарри-Хиллс. Так что…

— Сара, мне нужно работать, извините, — прервав ее, и в тот же миг неуклюже плюхнувшись на диван от удара коленкой о кофейный столик, повышенным тоном сказала Амелия.

— Не хотите представиться? — пододвигая столик вплотную к ногам Амелии, нарочито произнесла Сара.

— Амелия… — смущенно произнесла она, — Клермонт. Амелия Клермонт, — повторила она, переведя взгляд на настенные часы, — послушайте, мне и вправду пора.

— Амелия, из этого кабинета никто не выйдет, пока не будет проведен сеанс, — склонив голову на левый бок, произнесла Сара.

— Вы собираетесь держать меня силой?! — возмущенно вскрикнула Амелия, — вам платит мой босс, разве важно проходят ли сеансы?!

— Стив оплачивает сеансы каждые три месяца для каждого из сотрудников, но твои сеансы он оплатил на полгода вперед. Что ты об этом думаешь, Амелия?

— Я думаю, что Стив сглупил или написал лишний ноль, выписывая чек. А теперь отодвиньте чертов стол и позвольте мне выйти отсюда, не порвав чулки, — настойчиво потребовала Амелия.

— У нас есть еще примерно тридцать минут. Захочешь обсудить сложившуюся ситуацию, дай мне знать, — весьма спокойным тоном ответила Сара, сделав глоток кофе.

Сара выглядит так, словно всю жизнь у нее только что и было — это встречи с пациентами. Простите, прогулка с собакой, кофе, пациенты, ужин. Именно в таком порядке. О собаке Амелия догадалась, лишь взглянув на пару пятен от лап, красующихся на юбке цвета хаки. В целом Сара выглядела неплохо, если исключить неряшливо помятую бисквитного цвета блузу, поверх которой накинут бордовый клетчатый жакет. Острые и грубые черты лица добавляли ей строгость и неприступность, хотя на деле в ее кабинете присутствовали свежие цветы, бежевый ковролин, розовые подушки на диванах и виднелись нарисованные от руки цветочки в блокноте. Блокнот имеет подпись: «Сложные пациенты», затем вкладка, на которой виднеются свежие чернила: «Амелия Клермонт».

— У вас на юбке пятна от собачьих лап.

Сара подняла взгляд на Амелию, а затем опустила руку в упаковку с салфетками, понадобившимся для очистки чуть виднеющихся следов.

— С чего вы взяли, что я — сложный пациент?

— Меня предупреждали.

— О чем?

— О том, что ты наблюдательная, — щелкнув ручкой, произнесла Сара.

— Что еще вам известно, кроме моей наблюдательности и фото в социальных сетях?

— Ты молода, красива и успешна.

— Наверное.

— И закрыта. Закрытые пациенты и неадекватные пациенты — самые сложные, — констатировала Сара.

— И много у вас закрытых?

— За последние пять лет: ты — первая, Амелия. У меня редко появляются новые пациенты.

— Выходит вы плохой психотерапевт, если люди ходят к вам годами, — саркастично отметила она.

— Люди приходят ко мне не за решением проблемы, а за раскрытием своего потенциала, изредка за излечением своей души. Ты веришь в души, Амелия?

— Я верю в час, что уже прошел, — резко отодвинув кофейный столик и вскочив, Амелия тут же выбежала из кабинета, лишь крикнув напоследок, — пока, Чейс!