автордың кітабын онлайн тегін оқу Достоевский и судьба России
Георгий Иванович Чулков
ДОСТОЕВСКИЙ И СУДЬБА РОССИИ
«Достоевский и судьба России» — критическая статья Георгия Ивановича Чулкова (1879–1939), литератора, издателя и публициста эпохи Серебряного века. Под его редакцией вышло множество журналов, альманахов и литературных сборников. Чулков публиковался до и после революции 1917 года, внес огромный вклад в развитие русской литературы. Как философ, он создал теорию «мистического анархизма», возвестившую внутреннюю свободу личности от любого контроля.
На протяжении жизни Чулков активно изучал личность и труды русского классика Ф.М.Достоевского. Глубина творчества великого писателя увлекала, заставляла задуматься и сопоставить свою картину миру со сложным духовным видением автора «Братьев Карамазовых». Именно бунтарские слова Ивана Карамазова о Боге Чулков использует, как очередное подтверждение своей теории мистического анархизма. Не обошлось без порицания: Достоевскому вменяется в вину его увлеченность «мертвым» православием.
До революции 1917 года и после нее Чулков издал множество произведений разных жанров. Среди них — статьи «Императоры. Психологические портреты», «Летопись жизни и творчества Ф.И.Тютчева», роман «Метель», сборники стихов и пьес. Автобиографический цикл «Годы странствий» включает рассказы о современниках — «Л.Н.Андреев», «В.Я.Брюсов», «Александр Блок», «Федор Сологуб», «М.Н.Ермолова».
Необычайные события, свидетелями коих мы все являемся, понудили русское общество пересмотреть и переоценить многие идеи и ценности в области политики и социального строительства. Я полагаю, что такому пересмотру и переоценке подлежат не только политические и социальные программы, но и сама русская культура в ее целом. Пора кое-чему подвести итоги, иные надежды наши похоронить, разгадать смысл явлений, мимо которых до сих пор мы проходили равнодушно, и поставить вехи на будущих путях, не утратив нашего беспристрастия и не склонив головы от отчаяния в судный день истории.
Все это нелегкое дело, ибо над Россией висят мрачные тучи. Надо пристально вглядываться во мрак, чтобы угадать когда-то близкие, родные и любимые черты ее лица.
Я не принадлежу к числу тех, кто сомневается в духовном единстве России. И как ни справедливо мнение, что всякое государство раздираемо внутренними противоречиями, на первый взгляд непримиримыми, все-таки эти противоречия не более умаляют единство национальное, чем душевные колебания, сомнения и разнообразные страсти, которые живут в душе отдельного человека. Ведь и каждый из нас спорит сам с собою; в душе каждого из нас противоположные мысли и желания приходят в столкновения, вызывая нередко мучительную боль, страдания и даже смерть, но никто из нас, однако, не сомневается в своем внутреннем единстве, в том, что он — человек, индивидуум, личность, что он в известном смысле единственный, неповторяемый, особенный, что он равен только самому себе.
Так и нация. Так и государство. Как бы внутри его ни боролись классы, группы, партии, все-таки за ним остается право на самоопределение, чего не отрицают даже самые страстные и самые последовательные интернационалисты.
Право на самоопределение может принадлежать только тому, что цельно, едино, самобытно, одним словом, только тому, что определяется как нечто органическое и живое. Только тогда у нас есть основание и право говорить о душе нации и государства. Подобно тому, как мир, природа, космос — не есть случайное и механическое соединение тех или иных элементов, а в своей цельности, по существу, нечто живое и единое, несмотря на видимую свою множественность и болезненный ущерб, так и государство — живет и дышит, подчиняясь внутренним законам.
Не то, что мните вы, природа —
Не слепок, не бездушный лик:
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык![1]
Правда, это не для всех ясно, но тем хуже для неразумеющих:
Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнце, знать, не дышит
И жизни нет в морских волнах.
Как же мы относимся к России? Кто она? Если она лишь мертвый слепок и бездушный лик, оправдание ее истории теряет свой смысл. Но это не так, -
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…
В ней есть язык, по умному слову Тургенева, «великий и свободный»,[2] тот язык, который создан тысячелетнею нашею историею; язык, зазвеневший дивно в лад со струнами вещего баяна; язык неумирающих песен народных, украшенный тяжелыми, но драгоценными каменьями державинской музы, светлый и крылатый в поэзии Пушкина, таинственный и благоуханный у Лермонтова, Гоголя и Тютчева, сильный и напряженный у Толстого, страстный, пронзительный и вещий у Достоевского.
Вот залог нашего возрождения. Вот наш меч. И если у нас, хмельных, в недобрый час вырвали из рук меч вещественный, духовного нашего меча вырвать у нас нельзя, пока мы живы, пока не казнили нас.
Но умирают люди. Умирают поэты. Умирают нации и гибнут государства.
А Россия? Жива ли она? Жива ли та, Великая Россия, которую поднял Великий Петр «над самой бездной — на высоте уздой железной»?[3] Или бездна, в самом деле, поглотила нас? Или мы выдержали головокружительный полет, по воле гения, лишь на единый миг, ибо двухсотлетний императорский период русской истории — одно только мгновение в истории всемирной? Надо правде смотреть в глаза. Великая Россия сейчас в параличе, как давно уж, по признанию Достоевского, в параличе Восточная Церковь.[4]
Каждый час приносит нам страшные вести о том, что мертвые ее ткани в черной гангрене. Она уже не питается. Кровь медленно, остывая, течет по ее сосудам. Утомленные нервы не чувствуют даже боли, когда ее тела касается острый нож. Врач понимает, что когда больной в жару, а пульс слабеет, значит, сердце работает худо. Это — приближается смерть… Не сознават
