Введение

Николаевской академии Генерального штаба, главной военной академии старой России, история отвела символичный, но непродолжительный временной отрезок. Основанная в ноябре 1832 года в Санкт-Петербурге, она под разными наименованиями [1] просуществовала ровно 90 лет — до ноября 1922-го. И хотя крушение старой России не привело к упразднению академии, все же эпоха войн и революций, в которую страна вошла в 1914 году, знаменовала завершение ее истории. Об этом драматичном времени в жизни академии, а также о людях, связавших с ней свою судьбу, и пойдет речь.

Академия была подлинной кузницей кадров военной элиты дореволюционной России. Слушатели получали основательную подготовку, исследовали все области военного управления, совершенствовали знание иностранных языков, углубленно изучали военную историю. Через горнило этого высшего военно-учебного заведения прошли тысячи офицеров. Некоторые стали выдающимися военными и государственными деятелями, внесли существенный вклад в развитие отечественной науки и культуры. Имена П. Н. Врангеля, А. И. Деникина, М. И. Драгомирова, А. Н. Куропаткина, Д. А. Милютина, Н. Н. Обручева, Н. М. Пржевальского, А. А. Свечина, М. Д. Скобелева, А. Е. Снесарева, М. Г. Черняева, Б. М. Шапошникова, Н. Н. Юденича навечно вписаны в историю нашей страны.

Куда менее известна основная масса генштабистов, составлявших «черное войско» — так из‑за цвета приборного сукна в Русской императорской армии иронично именовали корпус офицеров Генерального штаба. Однако именно они были проводниками военных знаний, инициаторами и исполнителями военных реформ, руководителями армии, ответственными за ее успехи и неудачи. И готовила эти кадры академия. Гражданская война была тем периодом российской истории, в который такие понятия, как страна и режим, отождествлялись друг с другом в наименьшей степени. Возникновение множества политических режимов позволило академии в сложных условиях нащупывать оптимальный способ выживания, как бы двигаясь зигзагом. Именно это сравнение из дневника генерала В. Г. Болдырева наиболее точно отражает особенности поведения академии в то непростое время и вынесено в название книги. Выпускники академии встали у руля противоборствующих армий Гражданской войны. Роль генштабистов была столь впечатляющей для современников, что видный антибольшевистский политический деятель Н. И. Астров даже писал генералу А. И. Деникину в 1920‑е годы: «Офицеры Генерального штаба поделили Россию на белую и красную и вели на ней поединок…» При всей эмоциональности этого высказывания в нем есть и зерно истины. Выпускниками Николаевской академии Генерального штаба были почти все основоположники Белой борьбы, вожди Белого движения, командующие важнейшими белыми фронтами и армиями: М. В. Алексеев, В. Г. Болдырев, С. Н. Войцеховский, П. Н. Врангель, Н. А. Галкин, А. И. Деникин, М. К. Дитерихс, М. Г. Дроздовский, А. И. Дутов, А. М. Каледин, В. О. Каппель, Л. Г. Корнилов, П. Н. Краснов, С. Л. Марков, Е. К. Миллер, К. В. Сахаров, Н. Н. Юденич.

У руля Красной армии стояли их однокашники М. Д. Бонч-Бруевич, И. И. Вацетис, А. И. Геккер, С. С. Каменев, А. И. Корк, Ф. В. Костяев, В. С. Лазаревич, П. П. Лебедев, Д. Н. Надежный, Ф. Ф. Новицкий, Н. Н. Петин, С. А. Пугачев, Н. И. Раттэль, А. А. Самойло, А. А. Свечин, А. Е. Снесарев, П. П. Сытин, Б. М. Шапошников и другие. Не случайно начальник академии генерал А. И. Андогский в 1921 году отмечал, что «организация Красной армии и оперативное руководство ее боевыми операциями были выполнены представителями старого Генерального штаба, также в значительном количестве оставшимися на службе у большевиков».

Взамен ненавистного в Советской России слова «офицер» таких людей стали именовать военными специалистами или военспецами. Военспецы находились в подчиненном положении у руководства РКП(б), под контролем комиссаров и органов ЧК. Сильной стороной такой системы являлось то, что представители партии старались не допускать конфликтов между «бывшими» и нередко выступали в них третейскими судьями, тогда как белые погрязли в борьбе офицерских группировок (на страницах этой книги будет рассказано о такой группировке, созданной руководством академии). Военспецы оказались важным инструментом, который помог большевикам создать армию, одержать победу и сохранить власть. По наблюдению белого генерала Е. И. Достовалова,

Красная армия вырастала на наших глазах и перегнала нас в своем росте. И это несмотря на то, что у нас даже в рядах простых бойцов служили офицеры, несмотря на полную свободу военного творчества, на большое количество офицеров Генерального штаба и специалистов всякого рода… в Крыму они победили нас не столько своим численным превосходством, сколько выучкой, организацией и лучшим нашего управлением войсками.

Журнал исходящих бумаг академии за 1914 год предварялся газетной вырезкой, на которой яркими красными буквами была выведена символичная надпись: «Бог в помощь!» Безвестный составитель не предполагал, что четырнадцатый год откроет эпоху, которая поглотит как академию, так и саму Российскую империю.

Революция и Гражданская война вовлекли в политическую борьбу не только выпускников академии, но и ее саму. История академии того времени (одновременно как учреждения и как коллектива преподавателей, служащих и слушателей) полна удивительных приключений, интереснейших событий, проявлений как жертвенности и героизма, так и интриг, предательства, коварства и подковерной борьбы. Здесь и переход от красных к белым, и попытки спасти царскую семью летом 1918 года, и участие в белом подполье в Екатеринбурге, и организация омского переворота 18 ноября того же года, в результате которого на Востоке России была установлена диктатура адмирала А. В. Колчака.

Автор этих строк посвятил более десяти лет изучению документов по истории академии. Основу книги составили материалы двадцати одного архива России, Украины, Польши, Чехии, Франции и США, включая архивы спецслужб и материалы частных собраний. Впрочем, основной массив документов хранится в Москве, в фондах Российского государственного военно-исторического и Российского государственного военного архивов.

Далеко не все сохранилось до наших дней. Часть академического архива была уничтожена советскими архивистами во второй половине ХX века, а некоторые материалы погибли еще в Гражданскую войну — именно тогда бесследно исчезли следственные дела о причастности академии к большевизму, составленные в 1919 году. В эмиграции оказались утрачены уникальные мемуары начальника академии генерала А. И. Андогского, от которых в Гуверовском архиве в США сохранилось лишь содержание. И все же много документов уцелело, что позволяет реконструировать историю последнего периода существования старой Военной академии.

Мне хотелось понять настроения и устремления сотен офицеров, связанных с академией, логику их действий, когда они от красных уходили к их противникам, а затем стали активными участниками генеральских войн у белых. Важно было изучить взаимоотношения академии с политическим руководством тех режимов, при которых она функционировала. Думается, все это позволяет лучше понять историю Гражданской войны в целом.

В 2014 году вышла моя монография «Закат Николаевской военной академии 1914–1922 гг.», к которой я адресую всех желающих подробнее узнать о той эпохе в истории академии. Затем под моей редакцией увидели свет публикации ключевых источников об академии периода войн и революций — воспоминаний профессора генерала М. А. Иностранцева и дневника слушателя академических курсов штабс-капитана В. М. Цейтлина. Удалось обнаружить и новые документальные материалы, в результате чего некоторые прежние сюжеты были переработаны и дополнены. Наконец, возникла идея выпустить краткий популярный вариант книги на эту тему, чтобы познакомить с перипетиями последнего периода существования старой академии широкий круг читателей.

Выражаю глубокую благодарность друзьям и коллегам, оказавшим содействие при подготовке книги: докторам исторических наук Я. В. Леонтьеву, П. А. Новикову, А. С. Пученкову, Е. П. Серапионовой, А. А. Хисамутдинову; кандидатам исторических наук О. Р. Айрапетову, Ф. А. Гущину, К. С. Дроздову, В. Б. Каширину, Н. А. Кузнецову, А. А. Симонову, а также А. М. Кручинину, Т. Г. Чеботаревой, Д. А. Черняевой, коллегам по отделу истории славянских народов периода мировых войн Института славяноведения РАН, где я имею честь работать, и участникам семинара на историческом факультете МГУ имени М. В. Ломоносова, высказавшим ценные замечания при обсуждении рукописи.

Отзывы и замечания по книге можно присылать на электронный адрес автора: andrey_ganin@mail.ru.

Глава 1. Императорская Николаевская военная академия накануне Первой мировой войны

Генштабисты: от старой России к армиям Гражданской войны

Генеральный штаб вот уже почти два столетия является неотъемлемой составляющей любой серьезной армии. В России начала ХX века он комплектовался исключительно выпускниками Николаевской академии Генерального штаба, пополнявшими особую замкнутую элитную корпорацию — корпус офицеров Генерального штаба, которые, наряду с выпускниками других военных академий, были наиболее образованной частью русского офицерского корпуса. В военное время они занимались разработкой операций, управлением войсками и обеспечением их взаимодействия на театре военных действий, вопросами мобилизации и организации войск, разведкой и контрразведкой, снабжением и т. д.

В поздней Российской империи, где грамотной была примерно четверть жителей, а высшим образованием обладали лишь до 136 тысяч человек (на 1913–1914 годы), или 0,08% населения, генштабисты ценились особо. Окончание академии открывало широкие карьерные возможности перед обычными армейскими офицерами, не имевшими знатного происхождения и сильных покровителей. Это были готовые кандидаты на высшие командные и штабные должности. Накануне Первой мировой войны корпус офицеров Генштаба составлял около 2% русского офицерства, но среди обладателей высших чинов и должностей процент генштабистов был совершенно иным. Выпускниками академии были 56,8% генералов, а по должностному положению — 78,4% командиров корпусов, 65,7% начальников пехотных дивизий, 82,3% начальников кавалерийских дивизий. И в этом нет ничего удивительного. Служба по Генеральному штабу давала ощутимые карьерные преимущества. Генштабист получал чин капитана на десятом–двенадцатом году службы, тогда как офицер армейской пехоты — на двенадцатом–восемнадцатом. В подполковники генштабист мог выйти на тринадцатом году службы, а пехотный офицер — на двадцатом. Полковником генштабист становился через 18–20 лет, тогда как большинство армейцев вообще не достигало этого чина. Блестящие карьерные перспективы привлекали честолюбивых офицеров, учеба в академии давала основательную подготовку и значительно расширяла кругозор, а последующая служба по линии Генерального штаба подкрепляла полученные знания практическим опытом.

Элиту в войсках закономерно не любили. Армейским офицерам претило ее высокомерие и оторванность от строевой службы, они считали генштабистов выскочками и карьеристами, презрительно называли «моментами». Это прозвище принято объяснять частым употреблением генштабистами таких фраз, как «момент для атаки», «поймать момент» и т. п. Однако нельзя исключать и игры слов, характеризующей быстрое продвижение офицеров Генштаба по службе.

Была зависть, но было и восхищение.

Советский генерал А. И. Черепанов вспоминал:

Мне в бытность командиром роты старой армии приходилось видеть офицеров Генерального штаба разве что издалека. В нашем представлении это были люди необыкновенные, своего рода жрецы военного искусства, владеющие какими-то особыми его тайнами, непостижимыми для нас, смертных офицеров военного времени… в своем суждении мы были правы, считая офицеров Генерального штаба большими специалистами военного дела.

Отчасти это было справедливо. Как организовать бой, спланировать операцию, рассчитать все необходимое для перевозки из точки А в точку Б армейского корпуса, сколько потребуется снарядов для прорыва фронта, что написать в приказе, каковы группировка и намерения противника — все это входило в компетенцию генштабистов, «друидов с белыми аксельбантами», как их однажды назвал Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников, выпускник академии 1910 года. Непосвященным могло казаться, что в грамотных руках этих офицеров действительно творилась магия — красивые стрелки на картах превращались в перемещавшиеся на огромных пространствах армии и фронты. Без таких специалистов с их «магией» невозможно было создать ни одну правильно организованную армию эпохи Первой мировой и Гражданской войн.

Генштабистов ценили и старались привлекать на службу и красные, и белые, и руководители национальных государств, возникших на руинах старой России. Генштабисты сыграли важнейшую роль в создании и укреплении противоборствовавших вооруженных сил, причем около трети из них успели послужить в нескольких враждующих армиях.

Важно подчеркнуть, что принадлежность к корпусу офицеров Генерального штаба формировала кастовость, корпоративное чувство генштабистов, которые поддерживали друг друга в разных жизненных и служебных ситуациях. Эта взаимовыручка сохранялась и в советских условиях. На страницах книги читатель встретит немало ее проявлений.

Чему и как учили в академии

Итак, окончание академии в старой России практически гарантировало быструю военную карьеру, но поступить в нее и успешно окончить было крайне сложно.

Накануне Первой мировой войны численность слушателей академии составляла 314 офицеров, а на геодезическом отделении обучались не более 7 человек. Поступление проходило в два этапа: сначала письменные экзамены при штабах военных округов (тактика, политическая история, география, русский язык, верховая езда), а затем устные вступительные испытания непосредственно при академии в Санкт-Петербурге (строевые уставы, артиллерия, фортификация, математика (арифметика, начальная алгебра, геометрия, прямолинейная тригонометрия), военная администрация, политическая история, география, топографическое черчение, русский и иностранный языки). Отсев был очень жестким. На подготовку и сдачу вступительных экзаменов у офицеров уходил год напряженного труда. Менее трудны были экзамены для тех, кто ранее овладел военно-техническими специальностями, — артиллеристов, инженеров — либо обучался в гражданских учебных заведениях технического профиля (например, будущий вождь Белого движения на Юге России генерал П. Н. Врангель окончил до академии Горный институт).

Основной курс обучения в академии был разделен на два годичных класса (младший и старший) и состоял из теоретических и практических занятий. Главными предметами являлись тактика, стратегия, военная администрация, военная история, военная статистика, геодезия; вспомогательными — русский язык, сведения по части артиллерийской и инженерной, политическая история, иностранные языки. Что касается иностранных языков, то изучение как минимум одного из них являлось обязательным, два других можно было изучать по желанию. Преподаватели обладали достаточной квалификацией, некоторые совмещали преподавание со службой в Главном управлении Генерального штаба (ГУГШ). В летний период после младшего класса проходили верховые глазомерные съемки в окрестностях Петербурга, дававшие слушателям некоторый отдых на природе. После старшего класса летом проводились полевые поездки в окрестностях столицы, в ходе которых приходилось решать те или иные задачи.

Оценки за сдачу предметов выставлялись по двенадцатибалльной шкале: отлично — 12 баллов, весьма хорошо — 10–11 баллов, хорошо — 8–9 баллов, удовлетворительно — 6–7 баллов, посредственно — 4–5 баллов, слабо — 1–3 балла. Для перехода в старший класс необходимо было получить в среднем не менее 9 баллов, но по отдельному предмету — не менее 7. В геодезическом отделении требования были те же, что и в общем, однако по специальным предметам нужно было иметь не менее 8 баллов. Те же критерии использовались при оценке учебы в старшем классе, также в расчет принималась успеваемость по тем предметам младшего класса, которых в старшем классе уже не было. Офицеры, получившие по окончании старшего класса в среднем не менее 10 баллов и не имевшие неудовлетворительных оценок, считались окончившими курс по первому разряду и зачислялись на дополнительный курс. Те, кто получил менее 10 баллов, считались окончившими академию по второму разряду и отчислялись в свои части.

С 1869 года для совершенствования практических навыков будущих генштабистов был учрежден дополнительный курс, первоначально длившийся полгода. В 1909 году его продолжительность была увеличена до девяти месяцев. До 1897 года к Генеральному штабу причисляли всех офицеров, окончивших дополнительный курс, и лишь позднее стали отбирать лучших. На дополнительном курсе слушатели самостоятельно разрабатывали три темы: по военной истории, по военному искусству и по стратегии. По итогам нужно было сделать краткий доклад перед специальной комиссией, после которого выставлялись итоговые баллы как за письменную тему, так и за устный доклад. Между слушателями академии существовала острая конкуренция, связанная с рейтинговой системой оценок. Нередко отсев происходил из‑за случайного стечения обстоятельств, например по болезни.

Слушатели, получившие за дополнительный курс в среднем 10 баллов и не менее 7 баллов по каждому предмету, считались окончившими академию по первому разряду, получали право ношения серебряного академического нагрудного знака и право на четырехмесячный отпуск. Выпускники распределялись по военным округам для прохождения штабного ценза, причем первые десять офицеров в выпуске имели право назначения на вакансии в Петербургском военном округе. За каждый год обучения требовалось прослужить полтора года в военном ведомстве. Исходя из наличия вакансий, окончившие академию по первому разряду причислялись к Генеральному штабу и позднее (после испытаний в штабах военных округов, а также цензового командования ротой, эскадроном или сотней), по мере открытия вакансий, переводились в него. Получившие в среднем менее 10 баллов, но не менее 7 по каждому предмету, считались окончившими по второму разряду. Прочие отчислялись из академии.

Выпускники, имевшие самые высокие баллы в выпуске, награждались медалями: золотой (при наличии полного числа баллов (12) по всем предметам); большой серебряной (при наличии полных баллов по всем предметам, кроме политической истории, военно-морского дела, иностранных языков, а по этим предметам — не менее 11), малой серебряной (при наличии не менее 11 баллов по всем предметам, кроме политической истории, военно-морского дела, иностранных языков, а по этим предметам — не менее 10); имена лучших офицеров выпуска заносились на почетные доски. Золотую медаль за всю историю академии получили лишь двое — будущие генералы М. И. Драгомиров и М. Р. Шидловский. Будущие генералы — участники Гражданской войны Л. Г. Корнилов, А. Ф. Редигер, А. М. и В. М. Драгомировы, В. Ф. и Е. Ф. Новицкие были награждены малой серебряной медалью.

За успехи в учебе выдавались денежные премии: с капитала, собранного в память генерал-лейтенанта А. Н. Леонтьева, — офицеру дополнительного курса, наилучшим образом исполнившему стратегическую задачу (третью письменную тему); с капитала имени генерал-лейтенанта Г. А. Леера, пожалованного в ознаменование 35-летия его профессорской деятельности великим князем Николаем Константиновичем, — в пособие одному из первых учеников академии на поездку за границу для усовершенствования научного образования, а если в поездке надобности не встречалось, то за лучшее сочинение по военным наукам; с капитала имени генерал-адъютанта Н. Н. Обручева — офицеру дополнительного курса, оказавшемуся вторым по достоинству выполнения стратегической задачи; с капитала имени генерал-майора А. А. Зейфарта — офицеру дополнительного курса за лучшие по верности и выразительности съемки и кроки, исполненные в старшем классе.

Курс обучения в академии, в особенности до Русско-японской войны, характеризовался теоретизмом и оторванностью от практической службы. Учебная программа превышала нормальные возможности восприятия такого объема информации. Широко практиковалось зазубривание огромного массива ненужных данных. Например, получили известность и высмеивались слушателями так называемые «рыбьи слова» — формулировки, которые нужно было воспроизвести слово в слово на экзамене.

Кружок «младотурок»

После неудачной Русско-японской войны генштабисты оказались среди главных сторонников преобразования армии. Позорное поражение на Дальнем Востоке побудило ряд педагогов искать новые формы обучения, корректировать учебные курсы, приблизить их к нуждам армии и задачам, которые предстоит решать выпускникам в мирное и военное время. Однако нововведения приживались медленно. Решительный пересмотр учебных курсов произошел лишь в 1910 году.

Основным идеологом-реформатором выступил молодой преподаватель академии профессор полковник Н. Н. Головин, получивший поддержку начальника академии генерала Д. Г. Щербачева и великого князя Николая Николаевича (младшего). Ранее Головин побывал во Франции, откуда возвратился с идеей перенесения опыта французской Высшей военной школы на русскую почву. Головин стал горячим сторонником прикладного метода обучения, в котором основной упор делался на решение тактических и стратегических задач на картах. Слушатели делились на две группы, между которыми происходила военная игра. Отрабатывались задачи по наступлению, обороне, преследованию, отступлению. Проверялась организация службы разведки, связи, снабжения. Слушатели брали на себя роль командира, начальника штаба, начальников оперативного, разведывательного, общего отделений, начальника снабжений. Как правило, задачи отрабатывались на примере сражений Русско-японской войны. «Начальник штаба» составлял докладную записку, в которой предлагалось решение по операции. «Начальник отряда» принимал решение. «Начальник оперативного отделения» составлял боевой приказ. Прочие «начальники» составляли документацию и отдавали распоряжения по организации разведки, связи, снабжения. В ходе игры давались дополнительные вводные. Так отрабатывалось реальное взаимодействие штабного коллектива в боевой обстановке. После окончания игры проводился разбор.

Головин стал лидером неформального кружка борцов с традиционализмом и обскурантизмом. В его состав накануне Первой мировой войны входили молодые профессора и преподаватели академии: сам Головин, а также А. К. Келчевский, А. А. Незнамов, Н. Л. Юнаков, В. А. Черемисов, А. А. Балтийский, Б. В. Геруа, А. Ф. Матковский, П. И. Изместьев, В. З. Савельев, А. И. Андогский. Специальная дисциплина под названием «Служба Генерального штаба» начала преподаваться в академии лишь в 1911/12 учебном году. Целью этого курса было приближение академической программы к практике службы генштабистов, но особого эффекта нововведение в остававшиеся два предвоенных года не произвело.

Группа Головина столкнулась с противодействием со стороны старых профессоров академии и их сторонников, причем противники Головина в итоге взяли верх. В частности, интригами против группы Головина прославился будущий видный военный специалист РККА М. Д. Бонч-Бруевич, связанный с военным министром В. А. Сухомлиновым. Бонч-Бруевич распускал слухи о том, что участники кружка плетут заговор, и даже назвал их «младотурками» (по наименованию группы турецких офицеров, организовавшей в 1908 году вооруженный переворот в Османской империи). И хотя ни о каком заговоре на самом деле речи не шло, накануне Первой мировой войны участников кружка уволили из академии, был снят с должности и генерал Щербачев. Между тем политической составляющей в деятельности кружка не было, а сторонники Головина прекрасно проявили себя на фронтах Первой мировой войны.

Профессора и преподаватели

Профессорско-преподавательский состав на протяжении десятилетий почти не менялся. Это был особый мир, запоминавшийся слушателям на всю жизнь. Одним из старейших профессоров был Борис Михайлович Колюбакин, читавший курсы тактики и истории военного искусства. Как вспоминал генерал П. Н. Шатилов (выпуск 1908 года), Колюбакин

был представителем старой, отживающей школы. Будучи участником Турецкой войны, он строил свои тактические положения на тех основах руководства войсками, которые практиковались в то время. Все тактические примеры, приводимые в подтверждение излагаемых им положений, черпались из опыта войны 1877–[18]78 годов. Франко-прусская война 1870 года и операции 1904–1905 годов как бы прошли для него бесследно… но из его лекций можно было все же почерпнуть известные тактические положения, которые оставались нетронутыми и при развивавшейся, тогда еще очень медленно, военной технике.

Генерал Б. В. Геруа (выпуск 1904 года) характеризовал Колюбакина следующим образом:

Высокий, худощавый, с пенсне на большом и красноватом носу, с высоким, точно сплюснутым с боков лбом, уходящим в лысину, и с длинными бакенбардами типа сказочного царя Берендея, Колюбакин представлял удобную тему для карикатуриста. С целью скрыть величину своих непропорционально больших и плоских ступней он носил брюки длиннее положенного, и они спадали широкой складкой на подъем ступни…

Основной его чертой была леность. Он приходил на лекцию с опозданием на 15–20 минут и норовил уйти минут за 10 до конца. В те полчаса, которые ему оставались, он отрывисто «бросал в аудиторию идеи»…

Курс Колюбакина состоял сплошь из «коньков», и Боже сохрани было обмолвиться и вместо «рода войск» сказать «род оружия»…

Сноровистые слушатели составили список колюбакинских коньков в форме катехизиса — вопросов и ответов — и окрестили эти ответы «рыбьими словами»…

Военно-исторический анализ Колюбакина всегда был интересен… От слушателей Колюбакин требовал не запоминания фактов и частностей, а их понимания и способности главное отделять от второстепенного…

У Колюбакина проступали задатки хорошего лектора, педагога и мыслителя, но природная лень мешала ему развернуться. В очень редких случаях он раскачивался, побуждаемый тем или иным обстоятельством, и выступал с публичным докладом после тщательной подготовки. Тогда он поражал свою аудиторию. Но после такого усилия Колюбакин снова засыпал, и надолго. В результате комическая слава «рыбьих слов» заслонила настоящую скрытую цену Бориса Михайловича как военного ученого и философа…

Профессорская служба в академии вполне удовлетворяла Колюбакина, и он никуда оттуда не стремился.

По свидетельству полковника Д. Н. Тихобразова (выпуск 1913 года),

генерал Колюбакин, заслуженный ординарный профессор с седеющими волосами и богатой двухконечной бородой, цветов красноречия не любил. Да они и не подошли бы к его хрипловатому, порывистому голосу, которым он излагал образно историю военного искусства с древности (на младшем курсе), переходя к наполеоновым войнам на втором и совершенно не заботясь о гладкости своих фраз. Такой же характер носили и его требования к экзаменующимся. Вспоминая Колюбакина, вижу его, объясняющего нам тактику римских легионов. Встав из‑за профессорского стола с указкой в руках и выпрямившись во весь свой рост, он делает по подиуму короткие шаги в облическом направлении, прикрывая свое левое плечо воображаемым римским щитом, который, почти соприкасаясь с соседними, служит составной частью сплошного укрытия развернутого строя римских легионеров. И образно, и ясно…

Колюбакин был видным военным историком, членом Русского военно-исторического общества и одним из инициаторов создания художником-баталистом Ф. А. Рубо знаменитой панорамы «Бородино», а также официальным консультантом Рубо в период работы над панорамой. При этом слушатели не считали его выдающимся педагогом. Б. А. Энгельгардт (выпуск 1903 года) отмечал: «К сожалению, Колюбакин не был талантливым лектором, способным захватить всю аудиторию и держать ее в напряженном внимании».

Другим живым свидетелем истории академии был профессор Григорий Григорьевич Христиани. По характеристике генерала В. Н. Касаткина (выпуск 1911 года), «швед по происхожд[ению], человек четкий и аккуратный». Это был худощавый человек с небольшой седой бородкой и усами. По свидетельству Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова (выпуск 1910 года), «хотя и скучный был предмет военная статистика, но Христиани читал его с полным знанием дела и очень доходчиво». Генерал П. С. Махров (выпуск 1907 года) вспоминал о Христиани:

На кафедре он держался как-то странно: его шея и левое плечо были свернуты несколько в правую сторону, и он был сутуловат.

В нем не было никакой военной выправки: высокий и грузный, он имел вид болезненный.

Читал он курс довольно скучно и монотонно по отделу статистики Индии… Как руководитель практическими занятиями он много лучше был, чем лектор. На экзаменах он был снисходителен.

Несмотря на то что Христиани являлся выходцем из гвардии, он был справедлив при оценке знаний офицеров, не делая различия между армейцами и гвардейцами.

В общем, это не был талантливый профессор, но добросовестный труженик.

По мнению Д. Н. Тихобразова, Христиани «имел репутацию очень требовательного человека и объемом своего курса военной статистики и своей строгостью нагонял на многих коллег немалый страх». Колюбакин и Христиани будут сопровождать нас на протяжении всей книги, так что к ним мы еще не раз вернемся.

Выдающимся военным топографом и астрономом, обладавшим международной известностью, был профессор В. В. Витковский. Он столь глубоко увлекался наукой, что даже собственный дом назвал «виллой Геодезия», а рядом разбил аллею, ориентированную вдоль Пулковского меридиана. Заслуги Витковского признавались и в советское время, тем более что он в 1918 году не покинул Петроград и, в отличие от коллег по академии, остался в Советской России. Скончался он в 1924 году. В 1920‑е — начале 1930‑х годов в Ленинграде при Доме инженеров действовал топографо-геодезический кружок по увековечению памяти Витковского, который позднее был объявлен контрреволюционным. Именем генерала ныне названа улица в Санкт-Петербурге. Витковский отличался снисходительностью к слушателям и не ставил низких баллов, поскольку, по непроверенным сведениям, один из офицеров, получивших у него низкий балл, застрелился.

Настоящим патриархом академии был заслуженный преподаватель съемки и черчения генерал А. А. Зейфарт, преподававший эти дисциплины ни много ни мало с 1857 года. «Великий инквизитор „штрихоблудия“» — так его метко охарактеризовал Б. В. Геруа за мелочное внимание к штриховке карт. Ко времени увольнения Зейфарта со службы по болезни в 1917 году через него прошло около 60 академических выпусков. Генерал бодрился и даже гордился тем, что, несмотря на преклонный возраст, не пропускал ни одного часа занятий.

Несомненно талантливыми и относительно молодыми профессорами предвоенной академии были В. Г. Болдырев, Б. В. Геруа, М. А. Иностранцев и А. К. Келчевский.

Вполне искреннее свидетельство о характере своей службы в академии привел в показаниях по делу «Весна» бывший преподаватель верховой езды В. Ф. Менжинский:

С 1907 г. по Октябрьскую революцию я служил в Николаевской академии, честно отдавая силы на укрепление армии, на укрепление государства и защиты Родины, существующего строя — абсолютной монархии. Мои политические убеждения до 1917 года не были чисто монархическими, так как существующая несправедливость к армейским офицерам в душе меня обижала в то время, как в гвардии в моем положении офицеры были в лучших условиях и имели преимущества в продвижении по службе и проч[ем], других же убеждений у меня не было.

Думается, такие взгляды были распространены среди преподавателей.