От суеты без сожалений,

От недомолвок и обманов,

В страну полночных откровений,

Страну лазоревых туманов,

Где буйной зелени просторы,

И вечный свет не угасает,

Где звезды падают в озера,

И потихоньку остывают.

Уеду я без назиданий,

Без долгих слез и без упреков,

Как в пору ветреных свиданий,

Чуть-чуть фальшивых и жестоких.

Туда, где гордо песня льется,

Гармошка пальцы обжигает,

Девчонка верная дождётся,

И сладко сердце замирает.

Где ветки мокрые сирени,

Смеясь, ей под ноги бросаю,

А на душе поют свирели…

В страну, которой не бывает.

Шум березки на опушке,

В небе синяя звезда,

Одинокая избушка,

У заснувшего пруда,

Елей темные вершины,

Дух медвяный на лугу,

Месяц, булкою аршинной,

Примостился на стогу,

Кнут ременный вдоль дороги,

Вкус парного молока,

Пышногубы, крутороги,

Вымя, круглые бока,

Под пастуший окрик звонкий, —

Забубённая душа,

Бесшабашные бурёнки

Выступают не спеша.

Тут же овцы, тут же козы,

Всё отбиться норовят.

Пыль копыт, шлепки навоза,

Пастуха привычный мат.

Вот в село заходит стадо,

По дворам бегут бегом.

Рады бабы, детки рады —

Нынче будут с молоком!

Под низким небом темные дома

Разбросаны, нахохлены, угрюмы.

И непонятно — осень иль зима,

Свинцовые  коллизии и думы.

И слякоть звонкая. В грязи хрустящий лед,

Отведав лошадиного копыта,

Струёю бурой ноги обдает,

И брызгами обочина покрыта.

А сверху — то ли дождик, то ли снег

Он не сечет, он в душу затекает.

На мокром лбу твоем замедлит бег,

И в волосы под шапку проникает.

И зябко, сыро, ветрено, темно.

В кустах облезлых мокрые вороны.

От церкви звук, как будто из кино,

Мелодии привычной, похоронной.

И так из года в год, из века в век

Смысл осени ничуть не изменился…

В чём счастье обретает человек,

Который с нашей осенью сроднился?

Я не поэт, тот пишет сердцем,

А мне мешает голова,

Мне б в умиленье разреветься,

А я «чирикаю» слова.

Хоть раз в природе раствориться,

И в уединении, в глуши,

Стихосложеньем насладиться

Для просветления души.

Кифары сладостные звуки,

Венец лавровый на челе,

Когда слова находят руки,

Лукавый мозг навеселе…

Но разум, дерзкий дар природы,

Людских гармоний ревизор,

Свои включает обороты:

— О, униженье, о позор…

Взамен слезливой пасторали,

Из-под казённого пера,

Родится притча о морали,

И все прокатит на ура.

И тут же вместо добрых здравий,

Один пространный упокой:

— Все дураки, вас черти драли,

Как можно жить в стране такой?

Хлеб наш насущный, судьбы мира,

Страна, за все болит душа…

В руках моих уже не лира —

Приклад родного «Калаша».

В квартиру шагами неспорыми

С работы под вечер вернусь.

В свой мир, с откровеньями спорными.

Скорей с головой окунусь.

В нем страхи мои и страдания

Гнездятся в привычных углах.

Надежды, мечты, ожидания,

Скопились, как пыль, на столах.

Все в комнате тайной пропитано,

С коротким названием жизнь.

Сознанье, с бетонными плитами,

Единой судьбою сплелись.

Привычки становятся мерою.

Окошко открой и дождись,

Когда за лохматой портьерою

Удачная сложится мысль.

О любви я писать не умею,

Сокровенное это, мое.

Я нечаянной фразой не смею

Ненароком обидеть ее.

А иные, почти на заборе,

Все распишут, хватило бы слов:

И какое быть брошенной горе,

И все то, что скрывает альков.

Да, любовь, величайшее чувство,

По любви — человека цена,

Но желателен такт и искусство,

Чтоб не все узнавала страна.

Ведь по-разному в жизни бывает:

Та не замужем, тот не женат,

Ну а тот, кто в любви проживает,

Иногда только ей и богат.

Вот и ловят обломки чужого

В разговорах, с экранов, страниц,

Примеряя, как в детстве обновы,

Причиндалы повес и блудниц.