при формировании Сверх-Я приступы влечения к агрессии блокируются внутри Я и, оставаясь внутри, проявляют себя как аутодеструктивные. Заторможенная агрессия передается Сверх-Я, превращаясь в чувство вины и в бессознательную потребность в наказании, ища удовлетворение в боли и неудовольствии.
три типа тревоги: угрозой со стороны внешнего мира, угрозой от либидо Оно и угрозой со стороны суровой требовательности Сверх-Я. В пятой главе работы «Я и Оно» (1923) Фрейд уточняет, что Сверх-Я способно противостоять Я и даже им управлять. Сверх-Я предстает как памятник слабости и зависимости, ранее присущим Я, продолжая выступать как авторитет уже для зрелого Я. Здесь речь идет о родительской функции, которой Я должно подчиниться.
всякое человеческое существо изначально имеет одновременно и маскулинную, и фемининную сексуальную предрасположенность, как это можно видеть на примере тех конфликтов, в которые субъект вступает, чтобы принять свою собственную половую идентичность. Необходимо также отметить, что фемининность (das Weibliche), свойственная мазохизму и встречающаяся как у женщин, так и у мужчин, нельзя смешивать с женственностью (die Weiblichkeit), под которой понимается совокупность характеристик, присущих женскому полу («быть кастрированной, испытывать коитус, рожать в боли») и которая противопоставляется мужественности или вирильности. В фемининном мазохизме, представляющем собой часть мазохистского триптиха (эрогенный, моральный, фемининный), находят свое отражение фантазмы и фантазии, выводящие страдание на сцену психического. Эта форма фемининного мазохизма не принадлежит исключительно женщинам. Связанный с вопросом символической кастрации и с проблематикой нарциссизма фемининный мазохизм следует объединять с фантазмом побоев [225]. Речь идет о мазохистском фемининном фантазме, о котором рассуждает Фрейд в работе «Ребенка бьют» (1919), в подзаголовке которой он указывает на то, что этот труд – не что иное, как «вклад в знание о происхождении сексуальных перверсий».
бессознательное продолжение морали от морального мазохизма. В первом случае акцент приходится на усилившийся садизм Сверх-Я, которому подчиняется Я, в последнем, напротив – на собственный мазохизм Я, который требует наказания, будь то со стороны Сверх-Я или со стороны внешних сил, наделенных родительской властью» (Freud, 1924a, p. 296)
В случае садистской составляющей невроза навязчивых действий мы имеем дело с разворотом на самого себя, однако при этом отсутствует пассивность по отношению к кому-то другому. В данном случае садизм будет аутоэрогенным и нарциссическим в силу того, что объектом, на который он будет обращен, станет сам субъект.
Следует заметить, что стремление к самонаказанию хорошо распознается в симптоматике невроза навязчивых состояний (Zwangsneurose). Уже в первых работах Фрейда, посвященных исследованию этой патологии, мы встречаем упоминание о самоупреках и угрызениях совести.
Есть в этой психопатологической организации постоянная отсылка к науке и знанию. Параноик знает о себе самом все. Он изучает себя до бесконечности. Отдавая себя для развития и углубления знаний других, параноик убежден в том, что вносит свой вклад в знание о вселенной. Его тело, его страдания, его ощущения предстают как образ вселенной.
ипохондрии принадлежит промежуточное место между паранойей и меланхолией. Согласно этому автору, речь идет о защите от угрозы разложения и превращения в труп, о сопротивлении уничтожению и борьбе за психическое выживание. В качестве гипотезы Федида выдвигает предположение о том, что «страдающий» орган может играть «роль репрезентанта отсутствующего предка, опекающую защиту от которого нельзя получить иначе, как ценой этого загадочного постоянного ощущения боли» (Fédida, 1995).
