сезоны отличаются лишь цветом

болото консистенцией гнилья

заранее написано либретто

для жаб и мух и даже соловья

и до оскомин вымучен оркестр

слеп дирижер глухие  скрипачи

балконы аплодируют гротескно

в надушенный платок партер «апчхи»

галёрка пародирует суфлёра

в прыжке пытаясь сцену разглядеть

сражается  в подмышках флёр-а-флёра

мазок  с привычкой пагубной потеть

наполовину пуст флакон тройного

наполовину полон малый град

актёр изображавший полового

хотел бы «кушать подано» сыграть

но роль предается по наследству

и в первый ряд не продают билет

и на афишах если приглядеться

одни и те же рожи много лет

прилипли тени в промежутках света

с заученною фразой на устах

наивно ищут лишнего билета

и ждут рояля белого а кустах

а пианист пропивший все бекары

упрямо тычет пальцем в до диез

в свои шестнадцать лет он слишком старый

чтоб проявлять к афишам интерес

берет рюкзак заученной дорогой

в покупок неизбежности процесс

хлеб молоко замешкавшись немного

горошек в банке мятой — для принцесс

зима зима

и пауза в словах

многозначительна снегов холодность

на улице во мне и в моих снах

исходников расходных безысходность

снуют по мерзлым веткам воробьи

чирикают  о всякой канители

и как-то глупо думать о ту би

ту би  или не ту ну в самом деле

зима зима  паскудная пора

да ерунда  сезонная подробность

нам не успеть  растает снег ручьи

домоют что не вымели метели

зима.. зима..

спокойна как мертвец

осколками зрачков  в  глаза зимы

она мне лед прикладывает к сердцу

и замирает весь круговорот

я из ледышек складываю слово

ушла б в запой да толку от него

еще сильней раскачивает кресло

я б умерла но только до того

как началось сознательное детство

я пахну табаком и онанизмом

в прожилках лист нательных  эпиграмм

а голуби расселись по карнизам

напрасно — ничего я им не дам

в морозы открываю настежь окна

примерзла дверь давно остыла печь

мне непонятны выдержки блокнота

мне тишина мила постыла речь

я не пускала корни мне не надо

воды земли любимых и друзей

букеты ненавижу с шоколадом

и вечно срущих наглых сизарей

мышей и крыс  болтающих молчащих

худых и толстых сложных и простых

чем дальше в лес тем меньше настоящих

и чем роднее тем больней под дых

чем глубже рана тем сильней желание

расковырять  чтобы увидеть дно

и как ни странно для Него желанная

и говорит любимая давно

когда в глазах  любовь зрачки сжигает

когда внутри разорвано в клочки

и места нет живого от нагаек

и кто-то там в тебе орет — молчи

нет разницы в погоде настроении

зашкалена привычная шкала

и ненавидишь тень и отражение

и жжется многолетняя зола

с  трудом дается каждое движение

не то чтоб больно, просто ни к чему

и на себя ты смотришь с сожалением

а на других не смотришь

почему

вот именно тогда, почти у края

и тычут мордой в то чего не знают

при этом омерзительно пи*дят

закройте рот и уберите руки

их не отмыть коль тронете меня

идите нах*й  я танцую вуги

понятно вам — танцую  буги я.

дело было вчера я топтала сугроб

в направлении мне непонятном

вдоль дороги засыпанной под потолок

в окончании дня суррогатном

до автобуса пять или десять минут

как назло  зажигалку забыла

вдохи колкие холодом легкие мнут

потерпеть или до магазина

и пошла километра четыре всего

да хоть десять была бы причина

то ли бог то ли черт подогнал мне его

вдруг такси и помятый мужчина

говорит: Вам куда? говорит: Довезу

и в глаза ни гу-гу  мим безлицый

на переднее и понесла ерунду

просто чтоб тишиной не давиться

то да сё ни о чём как живу как дела

взор в дорогу и слушал вполуха

а он хмыкнул в усы неулыбчиво: ну

что ж ты так приуныла-то детка?

и меня понесло ни с того ни с сего

монотонно и беспогранично

о себе и о Нём он сказал: ничего

не стесняйся я — парень привычный

 и мне стало как будто немного теплей

то ли минус упал или просто

начинался период тоски фонарей

на дороге ведущей к погосту

и когда я ему как холодный ушат

расплескала по полу всю душу

может я умерла, может это все рай?

засмущался: откуда я знаю

он возил меня долго  и как на руках

я качалась  в ухабах дорожных

и какой-то мужчина другой в облаках

колыбельную пел мне… возможно

Не птица, потерянное перо,

крыла, стертого до костей,

улыбка растерянная пьеро,

мозоли от костылей.

Не угли. Заветренная зола

залитых водами пепелищ,

на утро отложенные тела,

недвижимость туловищ

А руки хватаются пустоты,

забиты взгляды заподлицо,

с кем-то опять переход на «ТЫ»

стирает мое лицо.

когда-нибудь закончатся слова

и диктор перестанет громко топать

помнется морда и обвиснет попа

и к проводам подключат провода

и будет дождь в ладоши хохотать

а может снег лениво по колену

и говорят наступит благодать

и ничего не нужно будет делать

а я так думаю что буду просто спать

не видеть снов ни добрых ни кошмарных

и будет мне на все  и всех нас рать

в пустотах необъятно унитарных