Рэйчел Бертон

Рождество в книжном магазине

Перевела с английского
Елизавета Радчук

Посвящается моему мужу

«Мы с вами пришли к согласию…»

Остен Д. «Нортенгерское аббатство»

Пролог
Май 2016 года

Когда умер ее муж, она смотрела, как в белый пластиковый стаканчик льется некрепкий и едва пригодный для питья кофе. Ее не было рядом, потому что она стояла у автомата с напитками. Ей даже не особенно хотелось кофе — просто немного побыть вдали от тускло освещенной комнаты, запаха дезинфицирующего средства и негромкого «бип-бип-бип», которое издавали аппараты. Она хотела побыть одна и именно поэтому пропустила последние секунды его жизни.

Она никогда не простит себя за это.

Когда медсестра встретила ее у входа в палату и сообщила новость, она уронила стаканчик с кофе и услышала хриплый, полузадушенный крик — кажется, кричала она сама. Она протиснулась мимо медсестры, легла на койку рядом с ним, взяла его все еще теплые руки в свои и притворилась, что никогда не уходила и что ему только предстоит тихо покинуть этот мир.

Она не знала, как долго пролежала с ним рядом, не знала, через сколько в палату вошла медсестра и заговорила с ней шепотом. Могла пройти минута, а мог и час. Она медленно поднялась и выслушала медсестру: ей нужно пойти домой и поспать.

— С бумагами мы разберемся завтра, — сказала медсестра. — Вам есть куда пойти? С вами сегодня может кто-нибудь побыть?

Она кивнула, скрывая ложь. Ей не хотелось идти никуда, кроме дома, и не хотелось никого видеть — лишь бы оказаться одной, в кровати, той самой кровати, которую она многие годы делила с мужем.

И ей не хотелось думать о том, как жить дальше без него.

1
Ноябрь 2019 года

Я вешала последнюю бумажную гирлянду на витрину магазина, когда зазвонил телефон. Будь это мобильный, я бы подождала, пока включится автоответчик, но звонил стационарный, так что я бросила гирлянду и подошла к стойке, чтобы взять трубку.

— Книжный «У Тейлоров», Меган у телефона.

— Ах, мисс Тейлор, это Филомена Блум, — раздался громкий женский голос с правильным выговором, и я слегка отодвинула трубку от уха.

— Кто?

— Филомена Блум, — повторила женщина нетерпеливо, как будто я должна была знать, кто она такая. — Агент Ксандера Стоуна, — продолжила она и, я была уверена, едва не закатила глаза.

— Разумеется, — сказала я. — Простите, вы застали меня не в самый подходящий момент. 

Можно было подумать, я бы запомнила такое имя.

Нормальный человек предложил бы перезвонить в более удобное время, но Филомена Блум пошла напролом:

— Я звоню уточнить насчет презентации книги мистера Стоуна на следующей неделе, — сказала она.

— Разумеется, — повторила я, содрогаясь внутри, когда присела на корточки за прилавком, чтобы достать записную книжку с расписанием магазина. Пора стать более организованной и перенести его — а еще системы заказов и инвентаризации — в электронный формат. Мида месяцами уговаривала меня заняться этим, но в ведении записей было что-то успокаивающее, и я не хотела расставаться со своей книжкой.

— Пятница, двадцать девятое, — заговорила Филомена. — С семи до семи тридцати вечера.

— Ра… — Я вовремя остановилась, чтобы не сказать «разумеется» в третий раз. — Да, у нас все готово, — выдала я вместо этого, хотя была не совсем уверена.

Я привыкла организовывать книжные презентации, чтения и всякие другие мероприятия в нашем книжном — как иначе мы его держали бы? — но презентация Ксандера Стоуна должна была стать самым громким нашим событием, так что я задумалась, не слишком ли много на себя взяла. Самоиздающийся автор книги о призраках Северного Йоркшира — это одно, но Ксандер Стоун?..

— Потому что мистер Стоун очень щепетилен в этом вопросе. — Пока мои мысли блуждали где-то в облаках, Филомена продолжала громко говорить, так что я заставила себя сосредоточиться. — Он захочет сам осмотреть пространство, выбрать меню и так далее.

— Меню? — Я думала, будут только шампанское и закуски.

— Закусок, конечно же, — медленно проговорила Филомена, как будто объясняла что-то невнимательному ребенку.

— Что ж, мистеру Стоуну рады в магазине в любое время, — сказала я, выдавив улыбку, которую Филомена не могла видеть. — Попросите его прийти заранее, и мы все обсудим. Или, если он хочет поговорить скорее, пусть позвонит мне.

Летом на углу рядом с книжным магазином открылось новое кафе; его хозяева — парочка с побережья, специалисты по чайным сборам, необычным десертам и закускам. Я попросила их подготовить еду для презентации Ксандера Стоуна и надеялась, что они смогут соответствовать его «очень щепетильным» запросам.

— На самом деле, кажется, он сейчас в Йорке, — сказала Филомена, и я услышала, как она что-то набирает на клавиатуре; вот уж у кого расписание точно электронное. — Да, все верно. Он должен был уехать из Лондона вчера.

— Правда? Но презентация только на следующей неделе.

— Как я уже сказала, он очень щепетильный и к тому же суеверный человек.

— Суеверный? — спросила я с удивлением. Может, он отлично впишется в компанию экспертов по призракам и уфологов, которые устраивали презентации в книжном «У Тейлоров» до него.

— Да, он предпочитает уезжать из Лондона, когда начинают выходить рецензии на его книги. А на этой неделе они должны выйти у «Гардиан», «Таймс» и «Телеграфа».

— Понимаю. — Это вызвало в моей голове кучу вопросов, которые было просто неприлично задавать.

— Так, значит, все готово? — переспросила Филомена.

— Все готово, — ответила я, наконец открывая записную книжку на нужной странице и отмечая, что хотя бы с датой не напутала. Непонятно, что еще я могу сделать кроме подготовки шампанского и закусок. — Но мистер Стоун может в любое время заглянуть в магазин и сообщить, если ему понадобится что-то еще.

— Замечательно, тогда увидимся через неделю! — сказала Филомена и отключилась.

Значит, она тоже приедет. Интересно, возьмет ли Ксандер Стоун еще кого-нибудь из своей свиты, о ком мне следует знать?

Когда Филомена Блум из литературного агентства «Блум и Катберт» связалась со мной впервые, все это показалось мне отличной затеей. К слову, никакого Катберта не было и в помине, только Филомена.

— Так люди считают, будто за всем этим стоит мужчина, — поделилась она, когда в первый раз позвонила в августе. — И относятся ко мне серьезнее. 

Я согласилась, особо не раздумывая, потому что мало знала о мисс Блум и тем более о несуществующем мистере Катберте. Просто была рада, что в нашем книжном впервые пройдет презентация автора бестселлеров по версии «Санди таймс». 

Еще летом мне казалось, что такой пиар-ход — именно то, что нужно магазину, но сейчас, в ноябре, когда до события осталось восемь дней, все стало как-то чрезмерно давить. Знает ли Ксандер Стоун, что будет выступать в провинциальном книжном? И что вряд ли мы дотягиваем до «Уотерстоунс» [1] на Пикадилли? 

Ксандер Стоун — гений современной постмодернистской прозы, и его второй роман, «Промежуток», попал в шорт-лист Букеровской премии. Он правда хочет, чтобы презентация его третьего романа проходила в книжном «У Тейлоров»? Сдается мне, он нужен нам гораздо сильнее, чем мы ему.

Я вернулась к развешиванию бумажных гирлянд, последнему элементу рождественского декора. Мне всегда становилось лучше, когда магазин был подготовлен к Рождеству.

Вообще, это была Беллина идея — приглашать больше известных авторов и проводить их мероприятия в книжном.

— Тебе пора выстраивать отношения с пиарщиками и агентами, — сказала она, приняв свой облик маркетолога. — Это поможет имиджу магазина.

— Я не знаю, с чего начать, — ответила я, немного слукавив. Я все знала, просто не была готова вернуться к этой части своей жизни.

— Ну, я могу помочь, если хочешь, — предложила Белла.

Она работала в отделе маркетинга в Музее йорвикских викингов, и я с удовольствием переложила на нее эту ответственность, так как совсем не хотела связываться с людьми из прошлого. Но я не ожидала, что наша затея обернется мероприятием Ксандера Стоуна, и не была уверена, что книжный для этого годится.

С Беллой мы встретились, когда она пришла к нам за предпраздничными покупками. Это было мое первое Рождество в Йорке после возвращения, и если не считать косметический ремонт и ребрендинг, которые я устроила в магазине и в которых он так нуждался, я в основном держалась особняком — зализывала раны в квартире наверху, где снова жила с мамой; в той самой квартире, в которой провела первые восемнадцать лет жизни, пока не переехала в общежитие Йоркского университета на другом конце города.

Когда мы познакомились с Беллой, знакомых в Йорке, так или иначе не связанных с книжным, у меня не было. Белла — соседка Миды, а Мида приходила в магазин три дня в неделю, чтобы вести бухгалтерию, проводить инвентаризацию и начислять зарплаты («Мида — сокращенно от Артемиды, — объяснила она мне при первой встрече. — Папа у меня преподает антиковедение в Йельском университете»), и они пригласили меня выпить с ними в честь Рождества.

Поначалу я сопротивлялась, считала, что еще слишком рано куда-то выходить, веселиться и снова наслаждаться жизнью. Но мама настояла.

— Прошло уже полгода, дорогая, — сказала она. — Я вовсе не считаю, что ты должна полностью оправиться, но, думаю, пора дать себе поблажку. И если ты решишь навсегда остаться в Йорке, стоит завести друзей своего возраста.

Я заставила себя пойти, игнорируя тревогу и дурное предчувствие, и даже вооружилась предлогом уйти как можно раньше. В итоге он мне не понадобился, ведь я обнаружила, что в компании Беллы и Миды мне так весело, что я начинаю вспоминать, какой была раньше. Три года спустя я все еще благодарна себе из прошлого за то, что согласилась тогда пойти с ними, потому что тот вечер стал началом замечательной дружбы. Мама оказалась права: мне нужны были сверстники.

— Магазин выглядит потрясающе, — сказала мама, спустившись из квартиры наверху. Она неожиданно выдернула меня из мыслей, и я подпрыгнула. — У меня никогда не получалось так его украсить. У тебя талант. После того как ты уехала, каждое Рождество магазин выглядел так, словно по нему прошелся табун младшеклассников. Это, наверное, у тебя от отца.

Папа ушел, когда мне было почти восемнадцать и я сама была почти взрослой. Помимо того, что он умел украшать книжные магазины к Рождеству, — хотя я помню, что его украшения впечатляли скорее количеством, чем качеством, — Уолтер Тейлор еще был поэтом; с годами он стал получать премии и зарабатывать на жизнь своими сочинениями. А потом оставил нас и уехал в Лондон. Думаю, отец ждал, когда я перестану нуждаться в его присутствии, но разве мы не всегда нуждаемся в родителях?

— Я хочу лучшей жизни, — услышала я его слова перед уходом. Они с мамой разговаривали в гостиной, а я стояла под дверью и подслушивала. — Мне нужно уехать подальше от этого города, от этого книжного магазина. Я провел здесь все свои годы.

Его родители открыли книжный магазин «У Тейлоров» на маленькой мощеной улочке за Йоркским собором в шестидесятые, и папа, как и я, вырос в квартире наверху. Мама безропотно отпустила его в «лучшую жизнь», словно ей было все равно, куда он поедет, а потом каждую ночь плакала до изнеможения.

Мы с папой поддерживали связь, но из-за суеты выпускных экзаменов, учебы в университете и отношений с Джо мы не виделись до самой свадьбы, когда я попросила его провести меня к алтарю. Только тогда я поняла, как сильно злилась на него за то, что уехал без нас, за то, какой брошенной я чувствовала себя после этого. Мне понадобилось много времени, чтобы преодолеть свои чувства и наладить отношения с отцом, и решающую роль в этом сыграл Джо. После свадьбы мы переехали в Лондон, и он сразу же настоял, чтобы мы принимали от отца самые разные приглашения — на ужины и вечеринки, на книжные презентации и открытия. Они так хорошо ладили с Джо, смешили меня своими постоянными подшучиваниями и несерьезными перепалками, что я постепенно позволила себе прислушаться к отцу и понять, почему он уехал. В конце концов, разве я сама поступила не так же? Ведь я уехала из Йорка в поисках лучшей жизни и оставила книжный магазин при первой же возможности.

Но, когда Джо не стало, мы с папой снова отдалились друг от друга. Он к тому времени переехал во Францию, в резиденцию писателей в Париже. Я же всегда находила причины не навещать его и подолгу не звонила. Сейчас мне не хотелось никакой лучшей жизни и не хотелось, чтобы папа расспрашивал меня об этом.

Скромное, тихое существование — вот что мне было нужно.

Я окинула взглядом магазин — пределы моей жизни в настоящее время, — удовлетворенная тем, до чего празднично он выглядит после того, как я развесила все украшения.

— И правда, хорошо, — ответила я маме.

— Ты превзошла себя, — сказала она.

Интересно, что скажет Ксандер Стоун, когда увидит?

— Ты на сегодня закончила? — спросила я. 

Мама, или Марта Тейлор, кем ее знали читатели, писала исторические любовные романы, которые выходили по сериям в еженедельных журналах, так что чердак над квартирой превратился в ее писательский кабинет.

— Сделала все, что могла на данный момент, — ответила мама.

— Закроешь за меня магазин? Нужно кое-куда сбегать.

В супермаркете было не протолкнуться. Из колонок вовсю дребезжали рождественские песни, а ведь еще был даже не декабрь. Неужели люди уже закупаются к праздничному сезону? Сквозь толпу покупателей я протиснулась к винному отделу, жалея, что просто не купила дешевую каву в небольшом продуктовом недалеко от книжного. Но на сегодняшнюю встречу клуба мне хотелось принести хорошее шампанское, ведь у меня было особое объявление. 

Книжный клуб «Крепкие романтики» мы с Беллой и Мидой придумали за далеко не первой порцией джин-тоника чуть больше двух лет назад.

— Нам необязательно каждую неделю читать определенную книгу, никакой такой скукотищи, — сказала Белла, пьяно размахивая рукой. — Мы просто женщины, которым нравятся любовные романы и которые обсуждают любовные романы. Мы читаем, что хотим, мы даем друг другу рекомендации…

— И мы пьем! — перебила ее Мида, поднимая свой бокал.

Как-то так «Крепкие романтики» и появились на свет. Поначалу нас было всего трое и мама, но после того, как мы повесили постеры на доске объявлений в магазине, клубом стали интересоваться больше посетителей. За первый год его существования люди приходили и уходили, но сейчас у нас образовалась постоянная группа, которая собирается каждую неделю, чтобы обсудить любовные романы, их экранизации и прочие сплетни, которым нам захочется предаться.

Мы не всегда соглашались друг с другом — например, у нас постоянно возникали разногласия, относить ли «Историю любви» и «До встречи с тобой» к любовным романам из-за их концовок.

— «До встречи с тобой» еще ладно, — говорила я им, — но «История любви» точно любовный роман, я за это готова жизнь отдать.

— С ней бессмысленно спорить, — сказала мама. — Она обожает эту книгу с тринадцати лет и ни за что не отступит.

Я улыбнулась при воспоминании, мысленно сделав пометку перечитать «Историю любви» и, может, пересмотреть экранизацию. Фильм можно было назвать рождественским («Никакой он не рождественский», — раздался в мыслях голос Беллы, но Белла и «Крепкий орешек» таковым не признавала, что с нее взять), ведь он вышел в декабре, действие разворачивалось преимущественно зимой, а душераздирающие финальные сцены происходили как раз в канун праздника. Мама была права: я с подросткового возраста любила и книгу, и фильм, но в последние годы стала находить в этой истории странное утешение. Будто она была планом, по которому я могла ориентироваться в своей нынешней жизни и не чувствовать себя такой одинокой. Ведь другие люди, хоть и вымышленные, проходили через то же, что и я.

Из задумчивости, настигшей меня перед полками с шампанским, меня грубо вывел внезапный сильный толчок сзади.

— Какого черта?! — вскрикнула я, оборачиваясь.

Позади меня стоял высокий темноволосый мужчина в дорогом на вид шерстяном пальто и с полной тележкой еды, вина и, кажется, рождественских украшений. Он смотрел на меня свысока и морщил свой слегка искривленный нос.

— Вы только что въехали в меня тележкой! — рявкнула я, раздраженная тем, что меня выдернули из воспоминаний.

— Вы мне мешаете, — сказал он.

— Обычно, — ответила я своим самым жестким голосом, — люди извиняются и просят пройти.

— Я попросил. Вы меня проигнорировали.

— Тогда я вас не услышала. Возможно, стоит говорить громче. Тут ужасно шумно.

Он ничего не ответил, и мы просто пялились друг на друга, пока Нодди Холдер [2] из отвратительных магазинных колонок желал всем счастливого Рождества, хотя до него был еще целый месяц. Он был очень красив — мужчина с тележкой, конечно, а не Нодди Холдер, — и я задумалась о том, как бы он выглядел, если бы улыбнулся.

— Вы все еще мне мешаете, — сказал мужчина через некоторое время без малейшего намека на улыбку.

— А вы все еще не извинились так, чтобы я услышала, — ответила я.

Он закатил глаза и на мгновение отвел взгляд. А потом наклонил голову и посмотрел прямо на меня.

— Извините, можно пройти? — произнес он медленно и язвительно.

Я нехотя отошла в сторону, освобождая ему путь.

— Вы самый грубый мужчина, которого я когда-либо встречала, — бросила я ему вслед.

Он не обернулся, а только поднял руку и исчез в толпе.

2

Вернувшись в книжный, я достала бутылки шампанского, которые мне все же удалось купить, и понесла их наверх, чтобы охладить. Меня снова охватило чувство неловкости от странной стычки, случившейся в супермаркете. Когда грубиян ушел, я заметила, что все люди в винном отделе уставились на меня, поэтому мне пришлось наугад схватить бутылки и как можно скорее удалиться. Не знаю, что на меня вообще нашло. Обычно я не вступаю в диалог с незнакомцами, особенно с такими, но в том мужчине было что-то особенное…

— Все нормально? — спросила мама, когда я вошла на кухню. — Ты какая-то загруженная.

Я заметила, что мама озабоченно хмурит лоб, — она часто так делала с тех пор, как я вернулась в Йорк, и мне совсем не нравилось, что она так сильно переживает за меня. По идее, я уже достаточно взрослая, чтобы заботиться о себе самостоятельно, но я правда не знаю, что делала бы в последние три года без мамы.

— Все хорошо, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. — В супермаркете было много народу, и какой-то мужчина толкнул меня тележкой, а потом попытался перевести стрелки. Я абсолютно уверена, что он сделал это нарочно.

— Ах, Рождество, — сказала мама с усмешкой. — Идеальное время для ворчунов.

— Еще ведь даже не декабрь! — посмеялась я, складывая бутылки в холодильник.

— У тебя все готово для вечера?

— Да, осталось только охладить шампанское. Ты уже выбрала книгу?

«Крепкие романтики» решили провести встречу с рекомендациями рождественских романов чуть раньше, чтобы успеть прочитать любимые книги друг друга и весь декабрь обсуждать их (вернее, спорить).

— Тебе известно, что я выберу, — сказала мама. — А сама что возьмешь? Знаешь же, что «Историю любви» нельзя?

— Знаю и на этот раз подготовила кое-что новенькое. — Я сделала паузу и, замявшись, спросила: — Как думаешь, они оценят идею с рождественским праздником?

— Уверена, что оценят, милая, — сказала мама и, подойдя, сжала мое плечо. — Мне она нравится, и я знаю, что Трикси тоже поддержит. А если Трикси в деле, самое сложное позади.

Трикси Хендрикс была матриархом «Крепких романтиков» — точный ее возраст мы не знали, но вроде ей было за семьдесят, — и пятым постоянным членом клуба; она присоединилась к нам вскоре после того, как я развесила постеры в магазине. Библиотекарша на пенсии, Трикси вела такую социальную жизнь, о которой большинство женщин моего возраста могли только мечтать, и имела соответствующий «послужной список» мужчин — особую любовь она питала к ничего не подозревающим вдовцам. Еще она была почти неутомимой поклонницей Джейн Остен, блестящим знатоком ее сочинений, а также Англии эпохи Регентства, и любила читать исторические романы — исключительно ради того, чтобы обнаруживать огрехи в сюжете. За последние два года она значительно помогла книжному клубу расширить горизонты — например, свозила нас в Чатсуорт-хаус, с которого писалась усадьба мистера Дарси, Пемберли, и на фестиваль Джейн Остен в Бате, по случаю чего мы нарядились в костюмы эпохи Регентства. Деньги на эти экскурсии, как называла их сама Трикси, шли из ее собственного кармана.

— Муж номер два оставил меня в достатке, — говорила она. Всего мужей было три, но все это дело прошлое. 

Мне нравились эти вылазки в духе Регентства, но не все разделяли мое мнение.

— Почему нельзя пойти на экскурсию к горячим хоккеистам? — спрашивала Мида, большая поклонница любовных романов про спортсменов.

Я знала, что Трикси подхватит мою идею организовать «рождественский бал», но не была уверена насчет остальных и надеялась, что мама с Трикси смогут их уговорить.

— Только не говори, что ты опять выбрала «Историю любви», — сказала Мида, закатывая глаза.

«Крепкие романтики» сегодня пришли пораньше, готовые обсуждать рождественские романы и мою идею празднования. Я настояла, чтобы сначала мы поговорили о книгах, потому что знала: если не сделать этого сразу, наступит хаос, и потом никто не захочет ничего предлагать.

— Нет, — ответила я. — Я пообещала маме, что не буду надоедать вам третий год подряд.

— Хорошо, потому что этот роман и не рождественский, и не любовный, — сказала Мида, подливая себе шампанского.

— Ну а новый — и рождественский, и любовный, — ответила я, не обращая внимания на подкол. — И это приквел к целой серии, так что мне будет что почитать и обсудить с вами до самого Нового года.

— Выкладывай, — сказала Белла, — как он называется?

— «Идеальное Рождество наперекосяк». Как по мне, это лучший рождественский роман.

— Смелое заявление, — бросила мама с улыбкой.

— Действие происходит за день до Рождества тысяча восемьсот седьмого года, и главный герой, Эндрю Блэкшир, — невероятный красавец, но весьма заносчивый, настоящий…

— Ну конечно, — с любопытством перебила меня Белла. В отличие от Миды, она любила исторические любовные романы.

— Так вот: дело происходит в сельской местности Суффолка, он выбирает подарок для сестры и встречает на дороге женщину. Само собой, это не последняя их встреча и в результате сложной цепочки событий они оказываются вместе в его экипаже, да еще со сломанным колесом, в канун Рождества…

— И им некуда идти? — перебила Белла.

— Именно, — усмехнулась я. — Им приходится притворяться супружеской парой, чтобы найти место для ночлега…

— И там только одна кровать? — снова перебила Белла. — Умоляю, скажи, что там только одна кровать.

— Там только одна кровать, — подтвердила я. 

— Мой любимый троп! — пискнула Белла.

— И правда, замечательно, — сказала Трикси. — Странно, почему я о нем не слышала.

— Твоя очередь, Дот, — сказала Белла. — Назови свой любимый рождественский роман этого года.

— В этом сезоне не вышла новая книга Руби Белл, — сказала Мида. — Я заинтригована, что же ты выбрала.

Дот Бриджес преподавала английский в Йоркском университете, хотя, когда там училась я, она еще не работала. В отличие от Трикси, Дот никогда не была замужем. Она присоединилась к «Крепким романтикам» чуть больше года назад — наш последний постоянный член — и была огромной фанаткой Руби Белл. Дот всегда делала предзаказы на ее новые сезонные романы — один летом и один зимой — в книжном «У Тейлоров». Мисс Белл в какой-то степени продолжила дело Джеки Коллинз [3] и стала автором бестселлеров с экзотическими сеттингами и такими постельными сценами, что читателям оставалось только краснеть. Но почему-то этой зимой Руби Белл не опубликовала новый роман, и никто не мог выяснить причину –– просто потому, что никто не знал, кто такая Руби Белл. У нее не было ни соцсетей, ни сайта, ни фото на обложке. Она была сплошной загадкой.

— Никакой Руби Белл в этом году, — сказала Дот, доставая из сумки потрепанную книгу в мягкой обложке. — Зато у меня есть вот что. — Она продемонстрировала нам роман под названием «Один день в декабре». — Книжка не совсем рождественская, но такая романтичная!

— О, я ее обожаю! — воскликнула мама.

— И я, — подхватила Мида, и они принялись обсуждать историю Лори и парня из автобуса.

Мама выбрала «Самую подходящую леди», как я, в принципе, и предполагала — эпоха Регентства и рождественская поездка в Шотландию, — а Белла взяла «Дьявола зимой». Тоже исторический любовный роман, действие происходит в эпоху раннего Викторианства, но мама его недолюбливала.

— Не понимаю, как вы можете прощать Себастьяну Сен-Винсенту его поступки! — сказала она.

— Да он умопомрачителен, Марта, — ответила Белла. — Ты о чем вообще?

— Он похитил человека! — возразила ей мама.

— Согласна с мамой, — сказала я. — По-моему, нет ничего хуже похищения.

— Похищение было в предыдущей книге, — ответила Белла в попытке защитить своего героя, который впервые появился в ранней книге серии. — Он исправился благодаря любви Эви.

Мама фыркнула.

— Эти истории с исправлением меня не особо убеждают, — сказала я. — Иногда они бывают ничего. Думаю, зависит от того, что натворил герой: если он просто груб и высокомерен и тому есть причина, его еще можно простить. — Я снова вспомнила грубияна из супермаркета с темными глазами и идеальными скулами. — Но похищение? Это уже за гранью. К тому же в книге даже не упоминается Рождество, там просто идет зима.

— Можно спорить об этом вечно, — бросила скучающая Мида. — Кто следующий?

Никто не удивился, когда Трикси сказала, что выбрала сборник рассказов Джорджетт Хейер [4] под названием «Метель», а Мида — роман про хоккеистов «Возможно, в это Рождество».

— Прочитай его, Меган, — сказала она. — Эш и Эмма страшно крутые, а эта их сцена на кушетке для физиотерапии… просто огонь!

— Я не интересуюсь хоккеем, — ответила я.

— И не нужно. Это просто горячий рождественский роман, и, может, как раз он и увлечет тебя хоккеем — хоть кто-то на этом сыром сером острове должен его полюбить!

Мида выросла в Коннектикуте, в городе Хартфорд («Прямо, как Лорелай Гилмор», — все время говорила она, как будто Лорелай была настоящим человеком). Ее родители, выпускники Йельского университета, надеялись, что дочь пойдет по их стопам. Но она разочаровала их, в девятнадцать лет улетев в Лондон. Мида уже десять лет как жила в Англии, но немногие знали, что привело ее сюда и почему она так и не вернулась домой. Однако она поделилась этой историей со мной вскоре после того, как мы встретились, — когда я впервые рассказала ей о Джо; она знала, что я пойму, как трудно возвращаться после того, как случилось нечто подобное. Я до сих пор иногда задумывалась, смогу ли вернуться в Лондон — и захочу ли?

— Ну что, раз мы все поделились своими рождественскими книгами, может, пора обсудить празднование? — спросила Белла, наполняя бокалы шампанским. — Ты такая загадочная.

— Хорошо, — сказала я, поднимая бокал. — Я подумала, что в этом году можно было бы отметить Рождество не просто фуршетом с выпивкой и чипсами, как мы делали в последние три года.

Это была моя идея устраивать небольшие мероприятия после закрытия в сочельник. Я завела эту традицию, когда вернулась в Йорк и медленно переняла бразды правления книжным магазином у мамы. Встречи были неформальные, мы просто выпивали с местными авторами, постоянными покупателями и поставщиками.

— Предлагаю в этом году устроить Рождество в стиле эпохи Регентства, — объявила я.

— Я заинтригована, — сказала Трикси, наклоняясь вперед и растягивая накрашенные красной помадой губы в улыбке, — продолжай.

— Мы будем играть в игры той эпохи, есть их блюда и… — я на мгновение замешкалась, зная, что дальнейшие мои слова понравятся не всем, — нарядимся в костюмы. В конце концов, у нас остались платья после поездки в Бат.

Белла застонала.

— А ведь все так хорошо начиналось, — сказала она. — Знаешь же, я ненавижу костюмы.

Поскольку Белла работала в Музее викингов, иногда ей приходилось носить соответствующие наряды. Поездка в Бат не вызвала у нее особого энтузиазма, но все же она согласилась, так что я была уверена, что уговорю ее и в этот раз.

— Костюмы надевать необязательно, — вступилась мама. — Мы не ждем, что все подготовят их за месяц.

— А мне кажется, было бы здорово, если бы мы все нарядились, Белла, — сказала Дот. — Учитывая, что платья у нас уже есть. Подадим пример и все такое.

— Но среди нас одни женщины, — вмешалась Мида. — Вот бы к нам присоединилась парочка мужчин в костюмах эпохи Регентства и бриджах, м? — Она приподняла свою идеальную бровь.

— Ну, можно попросить Колина принарядиться, — предложила я, сдерживая смех.

Колин был аспирантом и работал в книжном неполный рабочий день, и хотя был довольно мил, вряд ли Мида имела в виду его.

Она поморщила нос.

— Хм-м… я надеялась на кого-то с более мускулистыми бедрами, — сказала она. — А в остальном я только «за». Просто скажи, что нужно делать. Жду не дождусь снова надеть то платье. 

Мида в своем платье выглядела особенно хорошо, а ее руки, полностью покрытые татуировками, и зеленые очки со стразами только дополняли образ. Но Мида из тех людей, на которых и мешок будет сидеть отлично.

— Я думаю, это потрясающая идея, — сказала Трикси. — Но нам нужно будет много чего сделать, а времени мало.

Я заметила, что она уже набрасывает списки в своем блокноте.

— Эту красоту придется убрать, — сказала она, указывая ручкой на елку, которую я утром тащила через весь Йорк, а потом весь день украшала.

— Что? Почему? — спросила я.

— Потому что во времена Регентства елки в доме не ставили и не украшали. Вместо них в сочельник собирали остролист, плющ и омелу, разумеется, после чего раскладывали их на каминной полке. Уверена, вы прекрасно осведомлены об этом благодаря вашим историческим романам.

— А нельзя и то и другое? — спросила мама.

— Можем убрать елку прямо перед праздником, — предложила Трикси.

— Давайте оставим и то и другое, — сказала я. Это я тащила елку через весь город, так что теперь она простоит тут до самой Двенадцатой ночи, или пока иголки не осыплются — смотря что произойдет раньше. — Елку трогать не будем и принесем растения. Можем попросить всех гостей взять с собой по веточке остролиста.

— Ладно, — сказала Трикси, делая пометки. — Раз ты упомянула игры…

— «Кусающийся дракон»! — перебила Белла.

— Белла, мне кажется, игра, подразумевающая горящий изюм, — не самая лучшая затея для магазина, в котором полно бумаги, — сказала я.

Белла сникла.

— Да, что-то я не подумала. Но, по-моему, это самая забавная игра той эпохи.

Я никогда особо не вникала в правила игры в «кусающегося дракона» и знала только, что она, кажется, включает в себя засушенные ягоды и открытый огонь [5], но она упоминалась в нескольких любовных романах эпохи Регентства, которые я читала.

— Это действительно игра из времен Регентства, — подтвердила Трикси. — Но думаю, будет безопаснее, если мы сыграем в карты — вист, криббедж и понтун довольно просты в освоении.

— Ты бы научила нас, — предложила мама. — А мы — остальных гостей.

— Но нужно будет проследить, чтобы люди играли только на спички, — сказала я. — Никаких азартных игр, иначе нас прикроют.

— О-о-о, а можно устроить маскарад, — предложила Белла. — Для этого я бы принарядилась.

— Но мы все друг друга знаем, — сказала Дот. — В канун Рождества здесь всегда собираются одни и те же, так что не нужно быть гением, чтобы понять, кто есть кто.

— К тому же в основном женщины, — снова отметила Мида. — И значит, шансов на перепих с загадочным незнакомцем за книжными полками не так уж много, да?

— Всегда есть Колин, — посмеялась Дот.

Я вскинула руки:

— Никаких перепихов в магазине! А вот танцы — другое дело. Ты знаешь какие-нибудь танцы из той эпохи, чтобы научить нас, Трикси?

— Кадриль выучить несложно…

— Опять же, — перебила Мида, — только женщины…

— Ну, значит, придется танцевать друг с другом, — сказала я, чувствуя, что задумка рождественского праздника нравится «Крепким романтикам» не так сильно, как я ожидала. — Может, идея изначально так себе, и мы просто отметим, как обычно, если хотите.

— Ну не-е-ет, — ответили все хором.

— Идея замечательная, — сказала Белла и, потянувшись, сжала мою руку. — Извини, что ворчала из-за костюмов.

Я улыбнулась и спросила:

— А что насчет еды? Какие блюда подавали бы к рождественскому столу в эпоху Регентства?

— Что ж, предполагаю, жареного гуся и супа под черепаху [6] тебе не хочется? — спросила Трикси с улыбкой.

— О нет, я скорее имела в виду канапе.

В эпоху Регентства вообще были канапе? Понятия не имею. Я определенно продумала все не так тщательно, как стоило.

— Балы тогда прерывали ради полноценного ужина, — сказала Трикси. — Но мы можем устроить более современную версию фуршета — холодное мясо и соленья, йоркширские мини-пудинги, пирожки и все в таком духе.

Мы еще какое-то время обсуждали еду, не скрывая отвращения к таким блюдам, как тушеная зайчатина и белый суп [7], после чего решили разойтись по домам и снова собраться на следующей неделе, когда получше изучим вопрос.

— Я принесу карты, — сказала Трикси. — Сыграем несколько партий. И еще могу поставить музыку, если захочешь, Меган, чтобы мы потанцевали.

— Было бы прекрасно, — согласилась я, замечая, что Трикси добавляет новые пункты в свой длинный список. — Ты точно не против заняться организацией? — спросила я у нее.

— Не глупи, милая, — улыбнулась она. — Я обожаю такие вещи и с радостью помогу. Но мне уже пора идти, — продолжила она, убирая блокнот со списком в свою большую черную сумку. — Нужно проверить, как там Стэн.

Белла с Мидой обменялись взглядами, и Белла спросила:

— Стэн? 

— Мое последнее увлечение, дорогая. Если мы все еще будем вместе на Рождество, попрошу его надеть бриджи. Как по мне, он будет выглядеть очень элегантно. Прямо как полковник Брэндон [8].

3

В тот вечер все уходили из книжного, посмеиваясь над тем, что у Трикси появился новый бойфренд.

— Интересно, сколько он протянет? — сказала Белла.

— А мне интересно, насколько он молод? — ответила Мида.

— Да ладно вам. — Дот стала выпроваживать девушек за дверь. — Оставьте Трикси в покое.

Быстро попрощавшись, они ушли.

— Ты иди, мам, — сказала я, закрыв за ними дверь, — а я тут закончу.

— Ты уверена? — уточнила мама, и я заметила тревогу в ее взгляде.

Я улыбнулась.

— Все хорошо, мам, правда.

Все ведь было хорошо, да? По крайней мере, гораздо лучше, чем раньше, на протяжении долгого времени. Мне хотелось, чтобы мама перестала за меня переживать; хотелось не слышать беспокойство в голосе папы каждый раз, когда он звонил. Я знаю, почему они переживают. Знаю, как расклеилась после смерти Джо. Мы с мамой всегда были близки, поэтому, конечно, она беспокоилась. Но в последнее время их беспокойство стало вызывать у меня чувство клаустрофобии, и я восприняла это как хороший знак, еще один шаг вперед — будто мне наконец удалось выбраться из ватного ощущения горя, в котором я находилась слишком долго.

Я прислушалась, как мама поднимается в квартиру по лестнице, и на минуту присела под елку, задумавшись о том, как изменилась моя жизнь за последние три года. Я до сих пор ужасно скучала по Джо, и иногда чувство вины и пустота захлестывали меня, но все чаще и чаще случалось так, что я не думала о нем, не чувствовала себя пустой и одинокой.

Когда мама предложила мне на некоторое время вернуться в Йорк, я переживала, что здесь меня ждут те же плохие воспоминания, что и в Лондоне, но они оказались другими, более далекими, менее резкими — я осознала, что вспоминаю время, проведенное с Джо в Йорке, спокойнее, и это не ощущается как удар в живот каждый раз, когда я просыпаюсь.

К тому же книжный магазин «У Тейлоров» нуждался во мне или, по крайней мере, в моем внимании и ласке.

— Я не знаю, как так получилось, — сказала мама по прошествии нескольких недель после моего возвращения, когда я принялась изучать состояние магазина и — что важнее — бухгалтерские отчеты. — Я понимала, что нужно что-то делать, но время от меня ускользало.

Я знала, что проблема была не во времени. Когда папа уехал в Лондон в поисках лучшей жизни, он оставил не только жену с дочерью, но и книжный магазин, который унаследовал от родителей. Пока я была маленькой, мама не особо участвовала в жизни магазина — в основном проводила дни за письменным столом, — поэтому после папиного ухода совершенно не знала, как сохранить бизнес и крышу над головой.

Я подрабатывала в книжном с подросткового возраста, так что могла помогать маме, и вместе с Фредом Бишопом — папиным другом, который тоже долгое время тут работал, — нам удалось держать его на плаву. Когда пришло время выбирать университет, я осталась в Йорке, чтобы быть поблизости и помогать по выходным. Но когда мы с Джо переехали в Лондон, я впервые в жизни — даже несмотря на то, что мы с мамой разговаривали по телефону несколько раз в неделю, — перестала думать о магазине каждый день. Тогда я просто не осознавала, как быстро все катится вниз.

Первым делом после возвращения из Лондона я решила навести тут полный порядок. У меня были деньги на счете после продажи квартиры, и, несмотря на мамины протесты, я потратила часть из них, чтобы основательно отремонтировать магазин. Я отполировала деревянные полы и выкрасила стены в белый. Деревянные прилавки и книжные полки я покрасила в шалфейно-зеленый цвет с акцентами бирюзового и еще добавила небольшой читательский уголок с креслами, чтобы покупатели могли присесть и полистать книги. Снаружи здание тоже перекрасили в похожие цвета, а старое лого переделал местный дизайнер.

Книжный, наравне с другими магазинчиками, располагался на одной из пешеходных улиц Йорка, рядом с собором, и здесь всегда было много прохожих. Чем лучше выглядел магазин снаружи, тем больше покупателей мы бы привлекли. 

Потом я передвинула пыльные подержанные книги, которые всегда как будто занимали кучу места, в отдельную секцию, а оставшееся поделила по жанрам: классика, детективы и триллеры, нон-фикшн, ужасы, научная фантастика, фэнтези и — моя любимая, самая ухоженная и тщательно убранная секция — любовные романы.

Только закончив работу, я осознала, какой же магазин большой. Старые книги и громоздкие шкафы так сильно его захламляли, что я вовсе забыла об имеющемся у нас месте для проведения мероприятий. В итоге я твердо решила превратить магазин в общественное пространство — вот откуда взялись книжный клуб и авторские презентации; последние обычно проводятся в задней части магазина, так, как посчитает нужным сам автор.

Потом я занялась поиском бухгалтера.

— Нам нужны приличные системы для заказов и инвентаризации, — сказала я, когда Мида-сокращенно-от-Артемиды пришла на собеседование. — В следующие несколько месяцев я буду заказывать много книг, и они должны быть внесены в каталог должным образом.

— Без проблем, — ответила Мида и рассказала о разных системах, которые можно было бы использовать. — Это одно из моих любимых занятий, — ухмыльнулась она.

Затем Мида пробежалась по секции любовных романов, мы с ней коротко, но страстно поспорили на тему, что лучше — «Гордость и предубеждение» или «Доводы рассудка», — она познакомила меня с романами про спортсменов, и так зародилась дружба.

Сейчас магазин было не узнать по сравнению с тем, как он выглядел, когда я только вернулась из Лондона. Я осмотрелась — всюду мерцали рождественские гирлянды, — и пустоту, которую я ощущала всякий раз, когда думала о Джо, стали заполнять тепло и гордость. Моя жизнь уже никогда не будет прежней, и, что бы там ни думали дамы из книжного клуба «Крепкие романтики», я больше никогда не встречу такого мужчину, как Джо. Но сейчас у меня есть кое-что еще. Дружба и книги.

Внезапно мои размышления прервал громкий, агрессивный стук в дверь, и я встала, чтобы посмотреть, кого принесло в такое время. У входа было очень темно, так что я не сразу рассмотрела мрачную фигуру на пороге. Но при одном только взгляде на него вся моя доброжелательность тут же испарилась, а волосы на загривке встали дыбом.

— Какого черта вам нужно?! — бросила я, открывая дверь.

Передо мной стоял мужчина из супермаркета.

— Меган Тейлор! — рявкнул он, не поздоровавшись и не объяснившись.

— Да, это я.

По его лицу пробежало изумление, как будто он только сейчас понял, кто я такая.

— Вы Меган Тейлор? — спросил он, пытаясь вернуть себе самообладание.

— Да, и магазин закрылся уже несколько часов назад, так что, если это не вопрос жизни и смерти, не могли бы вы прийти завтра?

— Но я хочу посмотреть на магазин изнутри, — сказал мужчина спокойно, будто в том, что незнакомец пытается пробраться в книжный в десять часов вечера, нет ничего странного.

— Зачем? — спросила я. Стоило хлопнуть дверью у него перед носом, но любопытство слегка сдерживало мой гнев. — Кто вы такой? И почему вы меня преследуете?

— Я Ксандер Стоун, — ответил мужчина.

Сердце словно оборвалось, и я отвела взгляд. «Ну конечно, ты Ксандер Стоун», — подумала я.

— Вы извините за беспорядок, — сказала я, когда Ксандер вошел, хотя зачем было оправдываться за состояние своего книжного магазина перед самым большим грубияном на свете? — У нас тут обычно встречи книжного клуба по четвергам. 

Я все же решила не прогонять его, потому что хотела, чтобы его презентация прошла у нас, да и к тому же сама говорила Филомене, чт