Что исповедь, когда душою беден
Как жаждет мир любви! Спаси его от жажды!
О, наша суть земная позабыта —
О вечной жизни тайную мечту
Лелем мы и тянемся к кресту.
Роман
1
Людей серьезных нет в семнадцать лет…
Чудесным вечером покину я однажды
И шум пивной, и зала яркий свет
Уж от иной душа страдает жажды.
Уйду под липы… Встану, смежив взгляд —
Как здесь легко, какие ароматы!
Я знать хочу, о чем они шумят,
Хмельным дыханьем города объяты.
2
И вдруг замечу прямо над собой
В оправе крон над дымкою седою
Лоскут небесный темно-голубой
С приколотой дрожащею звездою.
Июнь! Семнадцать лет! Шампанским сок дерев
Пьянит в момент, дурманит юный разум,
И поцелуй-зверенок, осмелев,
Дрожит, и с губ готов сорваться сразу.
3
И бредит Робинзонами душа…
А мимо вас красавица проходит,
За ней, как тень, желания круша,
Папаша вслед, и глаз с нее не сводит.
И все ж она, движеньем быстрых глаз
Заметив в вас растерянность кретина,
И на губах трепещущих у вас
Мучительная вянет каватина.
4
Вы влюблены, вы пишете стихи,
Уж август на дворе — пора прощаться с летом.
Друзья ушли: не делай чепухи.
Она в письме смеется над поэтом.
И тем же вечером, в кафе, где яркий свет,
Идете вы, прозревшие однажды,
Людей серьезных нет в семнадцать лет,
И душу мучит липовая жажда
И все, что под нарядом скрыто ниже.
Чулочки, туфельки… И снова вверх ползет
Дрожащий взгляд… Немое вожделенье
Они, смеясь, на свой относят счет…
Зато в мечтах сбывается виденье.
За музыкой
(Вокзальная площадь в Шарлевиле)
На привокзальной площади по скверу,
Прилизанному, словно на картинке,
Мещане, разжиревшие не в меру,
Спесиво топчут модные ботинки.
Оркестр полковой мотиву с киверами
Кивает в такт, и музыка гремит,
Франт занят с головой любовными делами,
На вензели брелков нотариус глядит.
Сфальшивит музыкант — рантье уже доволен;
Толстух-супруг чиновники ведут
И свору тех, кто чином обездолен,
Воланы броские мелькают там и тут.
И старики-торговцы не у дел
Скамейки заняли и обсуждают споро
Политику властей и ценовый предел,
Приправив табаком серьезность разговора.
А жирный буржуа — вот вам она и власть! —
Фламандский свой живот расправив благородно,
Беспошлинный табак из трубки курит всласть,
На лавке рядом развалясь свободно.
Хохочут нищие, валяясь на газонах;
И солдатня, расслабясь в свой черед,
Воспламеняется скрипеньем на тромбонах,
С детьми играя, к нянькам пристает.
И по-студенчески неряшливо одет,
Я под каштанами стою себе в сторонке,
Смотрю, как быстрым взглядом свой привет
Нескромный шлют прохожие девчонки.
Но я молчу, скользя глазами вниз,
Их волосы разглядывая ближе,
И шеи белые, и нежный плеч карниз,
Тредиаковского, Ломоносова или Батюшкова
Расплата Тартюфа
Под черной сутаной страсти распаляя
И потирая руки, он идет…
Он сладко пел, слюну любви пуская,
И все, что будет, видел наперед.
Но раз мальчишка Злой неосторожно
Схватил его, — быть может, он и прав —
И за ухо трепля, ругал безбожно,
Сутану с потной кожи ободрав.
Расплата, что страшней для подлецов?
Грехов прощенных цепь в конце концов
Он перебрал, как четки, наг и бледен…
Что исповедь, когда душою беден —
Все Злой забрал, оставив только страх,
И с головы до ног остался гол монах.
Предчувствие
Уйду один в пустынные поля,
В прохладу их неслышными шагами,
Лазурью вечера напоена земля,
Колосья ржи клонятся под ногами.
Без всяких дум, с любовью лишь в груди,
Немой бродяга, тропами ночными
Уйду и встречу счастье впереди —
Природа… Женщина… Мы созданы иными!
