Пишу о том, что гложет вам сердца,

Чем дышат колебания эфира.

Бросаю в грязь фальшивые сапфиры,

Не жалую льстеца и подлеца.

Не прячу за личиною лица,

И свято помнит пламенная лира

Завет: не сотвори себе кумира

И заповедь: быть честным до конца,

У сильных мира не ходить в фаворе,

Не петь, как все, в сладкоголосом хоре,

Идти вперёд нетореной стезёй,

С небес пролиться яростной грозой,

Вобрать печали, выпить чашу горя

И стать в глазах вам праведной слезой.

Я лечу сквозь тоннель в ослепительный свет.

Ты ли, Господи мой, воссиял? Покажись!

Если надо держать пред Тобою ответ,

Чем смогу оправдать свою тёмную жизнь?

Я Тебе принесу в обожжённой горсти

В золотых переливах живой огонёк.

Нет сокровищ других. Милосердный, прости —

Это всё, что я в жизни собрал и сберёг.

Я с потупленным взором раскрою ладонь,

В ней надежда моя на прощенье грехов.

И в пресветлые выси взметнётся огонь —

Негасимый огонь из горячих стихов.

Он идёт по полям, он вдыхает ветра и туманы,

Внемлет птичьим напевам и тихому шелесту трав.

По ночам к нему звёзды чудесной спускаются манной,

Он берёт их в ладони, законы природы поправ.

Он идёт сквозь огни городов, через толпы прохожих,

В каждой встречной душе зажигая живительный свет.

И пронзительно чуткие нервы под тонкой пульсируют кожей,

В неземной вышине на семь бед он находит ответ.

В этих облачных сферах звучит грозовая токката,

Там рассвета лучи озаряют небесный полог,

И задумчиво плещутся рыжие волны заката,

И сливается всё воедино — природа и Бог.

Наш герой — и бесстрастный мудрец, и горячий мечтатель,

Он создатель волшебных миров в перекрестьях планет.

И лежит на нём тенью, пожизненной чёрной печатью

Не награда, не чин, а тяжёлый диагноз ­– поэт.

О н а

Ты взялся вновь за старые грехи?

И можешь не совать бумажки в ящик.

Я знаю, ты опять писал стихи.

Не отпирайся, рифмоплёт пропащий!

Искусства дух выводится с трудом.

Он даже в мебель въелся, вот собака!

Зачем ты вечно гадость тащишь в дом?

Вчера припёр книжонку Пастернака!

Над люстрою кружится стайка муз,

Загадили пегасы всю квартиру.

Я выставлю за дверь как лишний груз

Твоих дружков — Петрарку и Шекспира.

Прости, родная, больше ни строки,

Я завяжу с губительной привычкой.

Пегасы — что? Они же дураки,

А музы — так, пустые истерички.

Всех выгоню сегодня на мороз,

Торжественно сожгу свои тетради

И брошу пить я горечь тубероз.

Лапуля, не ругайся бога ради!

Сто раз ты зарекался от стихов,

На волю гнал назойливых пегасов,

Но вновь пойдёшь, не видя берегов,

Ко дну. Ведь вдохновенье не погасло.

Волнуюсь, что не справишься ты сам.

Давай немного полежишь в больнице.

С тех пор поэт наш бродит по лесам,

За ним идут пегасы вереницей.

Порхает стайка муз над головой,

А в рюкзаке тетради со стихами.

Здоровый он, счастливый и живой.

В чудесный мир ушёл он с потрохами.