Настоящее издание представляет собой электронную версию 90-томного собрания сочинений Льва Николаевича Толстого, вышедшего в свет в 1928—1958 гг. Это уникальное академическое издание, самое полное собрание наследия Л. Н. Толстого, давно стало библиографической редкостью. В 2006 году музей-усадьба «Ясная Поляна» в сотрудничестве с Российской государственной библиотекой и при поддержке фонда Э. Меллона и координации Британского совета осуществили сканирование всех 90 томов издания. Однако для того чтобы пользоваться всеми преимуществами электронной версии (чтение на современных устройствах, возможность работы с текстом), предстояло еще распознать более 46 000 страниц. Для этого Государственный музей Л. Н. Толстого, музей-усадьба «Ясная Поляна» вместе с партнером – компанией ABBYY, открыли проект «Весь Толстой в один клик». На сайте readingtolstoy.ru к проекту присоединились более трех тысяч волонтеров, которые с помощью программы ABBYY FineReader распознавали текст и исправляли ошибки. Буквально за десять дней прошел первый этап сверки, еще за два месяца – второй. После третьего этапа корректуры тома и отдельные произведения публикуются в электронном виде на сайте tolstoy.ru.

В издании сохраняется орфография и пунктуация печатной версии 90-томного собрания сочинений Л. Н. Толстого.

Руководитель проекта «Весь Толстой в один клик»

Фекла Толстая

Перепечатка разрешается безвозмездно.

——

Reproduction libre pour tous les pays.

ДНЕВНИК
1847—1854

Pедактор

А. С. ПЕТРОВСКИЙ

ОТ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА.

При чтении дневников Льва Николаевича Толстого, для того чтобы получить верное представление о постепенном просветлении его сознания, важно с самого начала знать, какие периоды душевного развития и застоя в своей прошлой жизни он сам различал, и как их оценивал в последние годы, оглядываясь назад на пройденный им путь.

По поводу просьбы своего друга, П. И. Бирюкова, чтобы Толстой сообщил о себе некоторые биографические сведения для готовившегося издания первой биографии, он написал следующее:[1]

«Мне очень хотелось исполнить его желание, и я стал в воображении составлять свою биографию. Сначала я, незаметно для себя, самым естественным образом стал вспоминать только одно хорошее моей жизни, только как тени на картине присоединяя к этому хорошему мрачные, дурные стороны, поступки моей жизни. Но, вдумываясь более серьезно в события моей жизни, я увидал, что такая биография была бы, хотя и не прямая ложь, но ложь, вследствие неверного освещения и выставления хорошего и умолчания или сглаживания всего дурного. Когда же я подумал о том, чтобы написать всю истинную правду, не скрывая ничего дурного моей жизни, я ужаснулся перед тем впечатлением, которое должна была произвести такая биография.

«В это время я заболел, и во время невольной праздности болезни мысль моя все время обращалась к воспоминаниям, и эти воспоминания были ужасны. Я с величайшей силой испытал то, чтò говорит Пушкин в своем стихотворении «Воспоминание»:

«Когда для смертного умолкнет шумный день,

И на немые стогны града

Полупрозрачная наляжет ночи тень

И сон, дневных трудов награда,

В то время для меня влачатся в тишине

Часы томительного бденья,

В бездействии ночном живей горят во мне

Змеи сердечной угрызенья;

Мечты кипят: в уме, подавленном тоской,

Теснится тяжких дум избыток,

Воспоминание безмолвно предо мной

Свой длинный развивает свиток.

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю».

«В последней строке я только изменил бы так, вместо «строк печальных»... поставил бы: «строк постыдных не смываю».

«Под этим впечатлением я написал у себя в дневнике следующее:

«6 Янв. 1903 г. Я теперь испытываю муки ада. Вспоминаю всю мерзость своей прежней жизни, и воспоминания эти не оставляют меня и отравляют жизнь.

«Правда, что не вся моя жизнь была так ужасно дурна, таким был только один 20-летний период ее, правда и то, что и в этот период жизнь моя не была сплошным злом, каким она представлялась мне во время болезни, и что и в этот период во мне пробуждались порывы к добру, хотя и недолго продолжавшиеся и скоро заглушаемые ничем не сдерживаемыми страстями. Но все-таки эта моя работа мысли, особенно во время болезни, ясно показала мне, что моя биография, как пишут обыкновенно биографии, с умолчанием о всей гадости и преступности моей жизни, была бы ложь, и что если писать биографию, то надо писать всю настоящую правду. Только такая биография, как ни стыдно мне будет писать ее, может иметь настоящий и плодотворный интерес для читателей. Вспоминая так свою жизнь, т. е. рассматривая ее с точки зрения добра и зла, которые я делал, я увидал, что моя жизнь распадается на 4 периода:

«Тот чудный, в особенности в сравнении с последующим, невинный, радостный, поэтический период детства до 14 лет.

«Потом второй — ужасные 20 лет или период грубой распущенности, служения честолюбию, тщеславию и, главное, похоти.

«Потом третий, 18-летний период от женитьбы и до моего духовного рождения, который с мирской точки зрения можно бы назвать нравственным, т. е. в эти 18 лет я жил правильной, честной семейной жизнью, не предаваясь никаким осуждаемым общественным мнением порокам, но все интересы которого ограничивались эгоистическими заботами о семье, об увеличении состояния, о приобретении литературного успеха, и всякого рода удовольствиями.

«И, наконец, четвертый, 20-летний период, в котором я живу теперь и в котором надеюсь умереть, и с точки зрения которого я вижу все значение прошедшей жизни, и которого я ни в чем не желал бы изменить, кроме как в тех привычках зла, которые усвоены мною в прошедшие периоды.

«Такую историю жизни всех этих четырех периодов, совсем, совсем правдивую, я хотел бы написать, если Бог даст мне силы и жизни. Я думаю, что такая написанная мною биография, хотя бы и с большими недостатками, будет полезнее для людей, чем вся та художественная болтовня, которой наполнены мои 12 томов сочинений, и которым люди нашего времени приписывают незаслуженное ими значение. Теперь я и хочу сделать это.

«Расскажу сначала первый радостный период детства, который особенно сильно манит меня. Потом, как мне ни стыдно это будет, расскажу, не утаив ничего, и ужасные 20 лет последующего периода. Потом и третий период, который менее всех может быть интересен, и наконец последний период моего пробуждения к истине, давший мне высшее благо жизни и радостное спокойствие в виду приближающейся смерти».

Биографию свою Толстой не написал, потому что раньше, чем он успел это сделать, жизнь его была оборвана.

Дневника Толстого «радостного периода детства», судя по сохранившемуся материалу, не было. Об этом периоде можно говорить по отрывочным воспоминаниям, написанным Толстым зa несколько лет до смерти для подготовки своей предполагавшейся автобиографии.

Дневники начинаются с «последующего периода», т. е. с 1847 года, с 19-тилетнего возраста Толстого и тянутся, с некоторыми, порою продолжительными, перерывами, на протяжении всей его жизни, обрываясь лишь 3 ноября 1910 г., т. е. за три дня до смерти.

Приступая к опубликованию дневников, необходимо сразу же обратить внимание читателей на то значение, которое придавал Толстой своим Дневникам. В Предисловии к ранее изданному тому I-му «Дневника молодости Льва Николаевича Толстого»[2] я указывал на те сомнения, которые были у Толстого относительно опубликования их. В 1895 году 27-го марта он записал в своем Дневнике:

«Дневники моей прежней холостой жизни, выбрав из них то, чтò стоит того, — я прошу уничтожить. Дневники моей холостой жизни я прошу уничтожить не потому, что я хотел бы скрыть от людей свою дурную жизнь, — жизнь моя была обычная дрянная жизнь беспринципных молодых людей, — но потому, что эти дневники, в которых я записывал только то, чтò мучило меня сознанием греха, производят ложно одностороннее впечатление и представляют...[3] А впрочем, пускай остаются мои дневники, как они есть, из них видно, по крайней мере, то, что, несмотря на всю пошлость и дрянность моей молодости, я всё-таки не был оставлен Богом и хоть под старость стал хоть немного понимать и любить Его».

Поручая же мне после его смерти приготовить к печати и издать его писания, Толстой сообщил мне свое отношение к этому вопросу в письме от 13/26 мая 1904 г. Привожу отрывок из этого письма:

«Всем этим бумагам, кроме дневников последних годов, я, откровенно говоря, не приписываю никакого значения и считаю какое бы то ни было употребление их совершенно безразличным. Дневники же, если я не успею более точно и ясно выразить то, чтò я записывал в них, могут иметь некоторое значение, хотя бы в тех отрывочных мыслях, которые изложены там. И потому издание их, если выпустить из них всё случайное, неясное и излишнее, может быть полезно людям, и я надеюсь, что вы сделаете это также хорошо, как делали до сих пор извлечения из моих неизданных писаний, и прошу вас об этом».

Уважая свойственную Льву Николаевичу скромность по отношению к своим писаниям, я тем не менее хорошо понимаю, какое значение для читателей имеет каждое слово им записанное. А потому общий принцип, руководивший мною при приготовлении к печати всего материала, оставшегося после Толстого, был тот, что в писаниях Толстого — все нужно. Я, следовательно, задался целью, редактируя его Дневники, не выпускать ни одного слова. Но тут возникли некоторые вопросы, разрешение которых представило значительные затруднения

Дело в том, что во время ведения Толстым своего Дневника молодости, он, как и большинство молодых людей его среды, предавался распущенной в половом отношении жизни. О некоторых случаях такой распущенности он упоминает с крайней правдивостью, иногда даже употребляя неудобные в печати слова. Несмотря на то что чтение таких откровенностей на многих читателей, несомненно, произведет отталкивающее впечатление, я все же нашел необходимым удержать в тексте большинство этих мест для сохранения того непосредственного характера Дневника молодости, который изображает без всякой утайки полную картину жизни молодого Толстого того времени с ее отрицательными сторонами, на ряду с положительными. В таком виде дневник этот дает возможность судить о том, как самые благие стремления и побуждения, несмотря на противодействие отрицательной стороны его жизни, путем непрерывной, напряженной внутренней борьбы, одержали победу, достигли полного расцвета и произвели коренной переворот во всей его жизни внутренней и внешней. Исходя из этих соображений, я выпускаю лишь немногие совершенно непечатные отдельные слова, а также некоторые записи чисто физиологического характера.[4]

Выпуски эти и замена некоторых слов точками в Дневнике молодости Толстого согласованы с желанием его старшего сына, Сергея Львовича Толстого, при жизни которого считаю это необходимым.

Сказанного, надеюсь, достаточно для того, чтобы стало ясным, что Толстой, хотя и не скрывал всей распущенности своей молодости, но и не выражал категорического желания предать свой дневник того времени всеобщей гласности в том обнаженном виде, в каком он появляется в настоящем издании. Напротив того, даже по отношению к дневникам своей старости, в которых, при всей своей скромности, он признавал, что содержатся «отрывочные мысли», могущие «иметь некоторое значение», он все же предполагал, что следует выпустить «из них все случайное, неясное и излишнее». Следовательно, если напечатание чего-либо в его Дневниках молодости вызовет в ком-либо удивление или негодование, то ответственность за это я принимаю исключительно на себя.

Я постарался сообщить в настоящем предисловии всё, что показалось мне необходимым для предотвращения недоразумений при чтении ранних Дневников Льва Николаевича Толстого. Закончу словами, которыми он сам в записи от 19 марта 1906 года определяет значение своих Дневников:

«Думал о том, что пишу я в дневнике не для себя, а для людей, преимущественно для тех, которые будут жить, когда меня — телесно — не будет, и что в этом нет ничего дурного. Это — то, что мне думается, что от меня требуется. Ну, а если сгорят эти дневники? Ну что ж. Они нужны, может быть, для других, а для меня наверное не то, что нужны, а они — я. Они доставляют мне благо».

В. Чертков.

1

«Воспоминания детства», см. том 33 настоящего издания.

В цитатах из писаний Толстого в настоящей статье пунктуация и абзацы — редактора. В. Ч.

2

Издание первое, М., 1917, стр. XII—XIII.

3

Многоточие Толстого.

4

Слова эти заменяются их первой буквой и точками по числу выпущенных букв.

ДНЕВНИКИ И ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ ТОЛСТОГО.

В состав серии Дневников входят тексты двоякого рода:

1) дневники и 2) записные книжки. Дневники Л. Н. Толстого в большей их части имеют с внешней стороны вид тетрадей, переплетенных в картонный или клеенчатый переплет. В понятие «записных книжек» редакцией включаются, помимо книжек самого разнообразного внешнего вида, также и записи, сделанные Толстым в разного рода блок-нотах, на листках «настольных» календарей, а иногда на отдельных листах и даже лоскутках бумаги. По внутреннему содержанию записные книжки иногда, особенно в период до 1888 г., непосредственно примыкают к дневникам, являясь как бы их продолжением и восполняя зачастую, в периоды, когда дневник не велся, его отсутствие. Так, в значительной степени заменяют дневник те записные книжки, в которых многие записи снабжены датой (записи преимущественно относятся к периоду 1865—1886 гг.). К другому разряду записных книжек относятся книжки, содержащие либо однородные, систематические записи (напр., к творческим замыслам), — 1878—1879 гг., или записи народных выражений, либо разнообразные отрывочные заметки вполне случайного характера. Третья категория записных книжек, преимущественно двух последних десятилетий жизни Толстого, может с большим основанием рассматриваться, в качестве первой редакции того огромнейшего пласта мыслей Толстого, который проходит через дневники этих лет. Толстой ряд лет последовательно придерживался такого приема: садясь за писание дневника, брал карманную книжечку и выписывал из нее многие свои мысли, занесенные в нее, когда он находился в разных местах и положениях, так сказать, на ходу. Большей частью при этом эмбрион мысли, вложенный в книжку, существенно преобразовывался и обращался в отделанный афоризм, или в более обширное рассуждение. Бывали периоды, когда Л. Н. Толстой одновременно заносил разного рода записи в дневник и в две записных книжки (январь — апрель и июль — декабрь 1902 г.).

Дневники Л. Н. Толстого, публикуемые в настоящем издании, объемлют следующие периоды:

«Журнал ежедневных занятий»: январь — июнь 1847 г.

«Правила», «Правила для развития воли», «Правила в жизни»: 1847 г.

«Правила вообще»: июнь — июль 1850 г.

Дневник: март — июнь 1847 г.,

14 июня 1850 г. — 18 февраля 1854 г.

«Наблюдения», «Сведения», «Мысли», «Правила», «Правила и предположения»: октябрь 1853 г. — февраль 1854 г.

Дневник: 14 марта 1854 г. — 10 апреля 1865 г.

Сентябрь — ноябрь 1865 г.,

Ноябрь — декабрь 1875 г.,

Декабрь 1877 г.,

Февраль — декабрь 1878 г.,

Март — апрель 1879 г.,

17 апреля — 5 октября 1881 г.,

«Записки Христианина» 1881 г.,

22 декабря 1882 г.,

1 января 1883 г.,

18 марта — 25 сентября 1884 г.,

5 апреля 1885 г.,

19 июня, 28 августа, сентябрь — октябрь 1886 г.,

3 февраля 1887 г.,

23 ноября 1888 — 3 ноября 1910 г.

Велись ли дневники в промежуточные, неотмеченные выше годы и месяцы, достоверных сведений не имеется.

Записные книжки несомненно сохранились далеко не все.[5]

В распоряжении Редакции Юбилейного издания имеются отдельные записные книжки или же отдельные записи следующих периодов:

Путевые записки по Швейцарии 1857 г.

Записные книжки или отдельные записи:

1855—1863 гг.,

1865—1870-ые гг.,

1877—1879 гг.,

1896 г.

1881—1896 гг.,

1898—1910 гг.

————

5

Известны случаи, когда некоторые из лиц, живших в доме Толстых (возможно, что и он сам), дарили листки из записных книжек «на память», в качестве автографа. Не исключена была возможность и приобретения таких автографов коллекционерами. Подобного рода автографы фигурировали на посвященной Толстому выставке в Лондоне (1912). Некоторые продавались с аукциона (Берлин, 1925), но были своевременно приобретены Толстовским музеем в Москве.

Редакция Юбилейного издания просит всех лиц, обладающих текстами записных книжек Толстого или знающих об их местонахождении, сообщить об этом Редакции.

Оқуды жалғастыру