автордың кітабын онлайн тегін оқу Зеркальный человек
Ларс Кеплер
Зеркальный человек
Published by arrangement with Salomonsson Agency
© Lars Kepler, 2020
© Л. Тепляшина, перевод на русский язык, 2022
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2022
© ООО «Издательство Аст», 2022
Издательство CORPUS ®
Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
* * *
Темный, будоражащий, леденящий душу и безжалостный роман.
Брэд тор
Наводящий ужас, бьющий по нервам, талантливо написанный и невероятно мрачный. ЛарсКеплер обладает редкой способностью подводить вас к самому краю бездны и держать там до последней страницы.
Крис Уитакер
Примечательна способность Кеплера нагнетать напряжение на пути к ошеломляющим разоблачением и совершенно закономерным разгадкам.
Publishers Weekly
1
Элеонор посмотрела в окно. За немытым стеклом порывы ветра гнали по улице пыль, гнули деревья и кусты.
Мимо школы словно лилась река.
Мутная, беззвучная река.
Прозвенел звонок, ученики собрали книги и тетради. Элеонор поднялась и вместе со всеми пошла к раздевалке.
Ее одноклассница Йенни Линд стояла возле своего шкафчика и застегивала куртку.
Лицо и светлые волосы отражались в неровной жестяной дверце.
Йенни красивая и не похожа на других. Взгляд у нее такой пристальный, что Элеонор делается не по себе, и щеки пылают.
Еще Йенни – творческая натура, она фотографирует и единственная из старшеклассниц читает книжки. На прошлой неделе ей исполнилось шестнадцать, Элеонор ее поздравляла.
До Элеонор никому нет дела, она не красавица и знает это, хотя Йенни как-то сказала, что хотела бы провести с ней фотосессию.
Сказала, когда они после физкультуры стояли в душе.
Элеонор оделась и пошла за Йенни к выходу.
Ветер нес вдоль белого фасада песок и прошлогодние листья, заметал их в школьный двор.
На флагштоке громко билась веревка.
На велосипедной парковке Йенни постояла, что-то крича и сердито размахивая руками, и ушла пешком. Элеонор сама проколола шины у ее велика, надеясь, что тогда у нее будет повод помочь Йенни доставить и велосипед, и рюкзак до дома.
Они бы тогда снова поговорили про фотосессию, про черно-белые фотографии – скульптуры из света.
Элеонор запретила себе фантазировать дальше, даже до первого поцелуя не добралась.
Следом за Йенни она проехала мимо стадиона «Баккаваллен».
Веранда ресторана была пуста, белые зонтики подрагивали на ветру.
У Элеонор не хватало духу догнать Йенни.
Элеонор тащилась метрах в двухстах за ней по тротуару параллельно с Эриксбергсвеген.
Облака неслись над верхушками елей.
Порыв ветра раздул светлые волосы Йенни, и они тут же закрыли ей лицо: мимо, сотрясая землю, проехал рейсовый автобус.
Вот и последние дома остались позади. Девочки оказались возле скаутского лагеря. Йенни перебежала через дорогу и продолжила путь.
Сквозь тучи пробилось солнце, по лугу неслись тени облаков.
Йенни жила в красивой вилле в Форшё, у самой воды.
Элеонор как-то простояла у ее дома больше часа. Она принесла книгу, которую Йенни потеряла и которую она, Элеонор, на самом деле спрятала. Элеонор тогда так и не решилась позвонить в дверь, просто сунула книжку в почтовый ящик.
Йенни остановилась под проводами, закурила и пошла дальше. Блеснули от солнца светлые пуговицы на рукаве.
За спиной у Элеонор послышался грохот тяжелой машины.
Задрожала земля: мимо пронеслась фура с польскими номерами.
В следующую секунду завизжали тормоза, и прицеп занесло в сторону. Фура круто свернула на обочину, через полоску травы выкатилась на пешеходную дорожку прямо за спиной у Йенни; наконец водитель остановил тяжелый грузовик.
– Что за!.. – донесся до Элеонор голос Йенни.
С синего тента текла вода, оставляя на грязном брезенте блестящие следы.
Дверь тягача открылась, из кабины вылез водитель. На широкой спине натянулась черная кожаная куртка со странным серым пятном.
Кудрявые волосы почти до плеч.
Он широкими шагами направился к Йенни.
Мотор продолжал работать, и из хромированной трубы тонкой струйкой тянулись выхлопные газы.
Элеонор остановилась. И тут же увидела, как водитель бьет Йенни прямо в лицо.
Несколько петель тента съехали с креплений, и ветер раздул брезент, скрыв Йенни от Элеонор.
– Эй! – крикнула она и заторопилась вперед. – Вы что делаете?!
Когда тяжелый брезент опустился, Элеонор увидела Йенни – та лежала навзничь на пешеходной дорожке в нескольких метрах перед фурой.
Йенни подняла голову и растерянно улыбнулась; на зубах у нее виднелась кровь.
Брезент, ничем не удерживаемый, хлопал от ветра.
Элеонор на ватных ногах спустилась в канаву. Надо вызвать полицию. Дрожащими руками она достала телефон, но тут же уронила его.
Телефон упал в заросли сорняков.
Элеонор нагнулась за ним – и увидела, как Йенни отбивается ногами, а водитель крепко держит ее, подняв над землей.
Элеонор выбежала на дорогу и бросилась к фуре; загудела какая-то машина.
В солнечном свете сверкнули зеркальные очки водителя. Он вытер окровавленную руку о джинсы, поднялся в кабину, захлопнул дверцу, включил скорость и тронул машину с места, причем одно колесо так и катилось по пешеходной дорожке. Над сухой травой взвилась пыль; фура с грохотом выехала на дорогу и набрала скорость.
Элеонор остановилась, хватая ртом воздух.
Йенни Линд нигде не было.
На земле валялись затоптанная сигарета и рюкзак с учебниками.
Над пустой дорогой летела пыль, тучи пыли неслись через поля и изгороди. Ветер будет дуть над землей вечно.
2
Йенни лежала в просмоленной лодочке где-то на темном озере. Лодка поскрипывала, в борта плескали волны.
Очнулась Йенни от того, что ее сильно тошнило.
Пол ходил ходуном.
Болели плечи, запястья саднило.
Йенни поняла, что лежит на полу фуры.
Она связана, рот заклеен скотчем. Сама лежит на полу, а руки скованы над головой.
И не видно ничего – глаза как будто еще не проснулись.
Сквозь брезент просачивался рассеянный свет.
Йенни сморгнула, и перед глазами все смешалось.
Ее мучила ужасная дурнота, в голове пульсировала боль.
Где-то внизу гулко катились по асфальту огромные шины.
Йенни поняла, что руки у нее стянуты пластиковым ремешком и прицеплены к стальному каркасу тента.
Что же происходит? Ее ударили, повалили на землю и прижали ко рту и носу холодную тряпку.
Накатила волна ужаса.
Опустив глаза, Йенни увидела, что платье задралось до пояса, но колготки на месте.
Водитель гнал фуру вперед, не сворачивая, мотор работал на ровных оборотах.
Йенни отчаянно пыталась найти разумное объяснение происходящему. Но объяснение было одно: с ней происходит то, чего люди боятся больше всего на свете. Что показывают в фильмах ужасов и чего в реальности не должно происходить.
Бросив велосипед у школы, она пошла пешком, делая вид, будто не замечает, что Элеонор тащится следом. Внезапно у нее за спиной свернула, выехав на пешеходную дорожку, тяжелая фура.
Удар в лицо оказался таким неожиданным, что Йенни не успела среагировать; прежде чем ей удалось подняться, к лицу прижали мокрую тряпку.
Йенни понятия не имела, сколько времени пролежала без сознания.
Затекшие руки похолодели.
Голова кружилась, глаза на миг перестали видеть, но потом зрение вернулось.
Йенни лежала, прижавшись щекой к полу.
Она старалась дышать спокойно. Нельзя, чтобы ее вырвало, пока у нее заклеен рот.
В щели у борта прицепа застряла засохшая рыбья голова. В воздухе стояла густая сладковатая вонь.
Йенни снова подняла голову, моргнула и заметила в передней части прицепа железный шкаф с висячим замком и двумя большими пластиковыми поддонами. Поддоны удерживались на месте широкими ремнями, пол вокруг них был мокрым.
Йенни пыталась припомнить рассказы женщин, оставшихся в живых после нападения маньяка. Что делать? Сопротивляться или завести разговор о хризантемах, чтобы установить доверительные отношения?
Кричать сквозь скотч бессмысленно, ее никто не услышит – кроме, может быть, водителя.
Лучше вести себя тихо. Пусть водитель не догадывается, что она пришла в себя.
Извиваясь, Йенни поползла, напряглась всем телом, потянулась головой к рукам.
Прицеп повернул, и ее замутило.
Рот наполнился рвотой.
Мышцы дрожали.
Стяжка врезалась в кожу.
Онемевшими пальцами Йенни подцепила краешек скотча и сорвала его. Она сплюнула все, что скопилось во рту, легла на бок и попробовала тихо откашляться.
Из-за дряни, которой была пропитана тряпка, у Йенни что-то творилось со зрением.
Когда она смотрела на каркас, то видела его словно сквозь брезентовый тент.
Основания каркаса тянулись вверх, изгибались под углом в девяносто градусов, удерживали тент и опускались к противоположному борту.
Как балки, соединенные горизонтальными планками.
Йенни моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Оказывается, на противоположном борту этих планок нет – только брезент, натянутый на пять горизонтальных досок.
Это для того, поняла Йенни, чтобы сдвинуть брезент, когда прицеп загружают.
Если она сумеет со связанными руками пробраться вдоль опоры под потолком и спуститься у другого борта, то можно попробовать отогнуть брезент и позвать на помощь или хотя бы привлечь внимание какого-нибудь водителя.
Йенни попыталась поднять стяжку по опоре, но тут же застряла.
Острый пластик больно врезался в кожу.
Фура поменяла полосу, Йенни мотнуло в сторону, и она ударилась об опору виском.
Снова села, проглотила комок, вспомнила сегодняшнее утро и завтрак – подсушенный хлеб с мармеладом. Мама рассказывала, что тетке вчера вставили четыре стента в коронарную артерию.
Телефон Йенни лежал на столе рядом с чашкой. Звук она отключила, но поглядывала на экран всякий раз, как высвечивались новые уведомления. Отец рассердился. Решил, что раз дочь за столом смотрит в телефон, значит, ей наплевать на остальных. Йенни ужасно взбесила такая несправедливость.
– Чего ты все время ко мне цепляешься? Что я тебе сделала? Вечно всем недоволен! – И она выскочила из кухни.
Пол накренился, фура замедлила ход: дорога пошла в гору.
Солнце пробилось сквозь брезент и осветило грязный пол. Перед Йенни среди комков засохшей грязи и почерневших листьев лежал передний зуб.
Адреналин хлынул в кровь, Йенни заозиралась. Всего в метре от нее валялись два сломанных ногтя, покрытых красным лаком. На опоре залохла кровь, под обшивкой застрял волос.
– Господи, что же это, – забормотала Йенни, поднимаясь на колени.
Постояв, она сдвинула стяжку, чтобы не так резало запястья. Кровообращение начало восстанавливаться, в пальцы воткнулись тысячи иголок.
Дрожа всем телом, Йенни снова попыталась подтянуться, но стяжка опять застряла.
– Все нормально, – прошептала Йенни.
Надо сосредоточиться, нельзя поддаваться панике.
Йенни немного согнула руки, сдвинулась в сторону и поняла, что сможет проползти вперед вдоль нижней планки.
Дыхание участилось. Йенни, уговаривая себя, пробралась мимо неровностей в переднюю часть прицепа. Там она обеими руками схватилась за планку и потянула, но планка была приварена к последней опоре, и сдвинуть ее оказалось невозможно.
Йенни взглянула на железный шкаф. Висячий замок был открыт и болтался на дужке.
Снова накатила дурнота, но ждать было некогда, поездка могла закончиться в любую минуту.
Йенни, вытянув руки, наклонилась вбок, подальше от борта, напряглась и ухватила замок ртом. Осторожно вытащила его, опустилась на колени, положила замок на платье, осторожно развела ноги, и замок бесшумно соскользнул на пол.
Тяжелая фура повернула, и дверца шкафа открылась.
Йенни увидела целое собрание малярных кистей, банок, клещей, ножовок, ножей, ножниц, бутылей с чистящим средством и тряпок.
Пульс подскочил, в голове застучало.
Мотор теперь звучал по-другому: фура замедлила ход.
Йенни снова поднялась и потянулась в сторону. Удерживая дверцу головой, она смотрела на нож с грязной пластиковой ручкой. Нож лежал на полке между двумя банками краски.
– Господи, спаси меня, пожалуйста…
Фура резко повернула, и железная дверца с такой силой ударила Йенни по голове, что девушка на миг потеряла сознание и упала на колени.
Ее вырвало, но она снова поднялась. С запястий на грязный пол капала кровь.
Потянувшись вперед, Йенни ртом схватила рукоятку ножа. В тот же миг грузовик, отдуваясь, остановился.
Йенни со скрежетом потянула нож с полки.
Зажав нож во рту, она направила ржавое лезвие вниз, к рукам, приладила его к стяжке и принялась пилить.
3
Сжимая ржавый нож зубами, Йенни пыталась перепилить стяжку на руках, но лезвие оставило на пластике лишь неглубокую зарубку. Йенни зажала нож покрепче и надавила сильнее.
Йенни думала о папе. Какое у него сделалось грустное лицо, когда она утром кричала на него. Вспомнила поцарапанное стекло в наручных часах, папины беспомощные движения.
Во рту стало ужасно больно, но Йенни продолжала пилить.
По рукоятке ножа стекала слюна.
Закружилась голова. Йенни уже готова была сдаться, как вдруг перепиленная стяжка со щелчком распалась.
Йенни, дрожа, с размаху села на пол; нож со звоном упал. Йенни быстро вскочила, подобрала нож, подошла к правому борту и прислушалась.
Ничего.
Надо действовать быстро, но руки у нее так дрожали, что проткнуть брезент удалось не сразу.
Послышался тихий треск.
Йенни перехватила рукоятку и осторожно распорола тент снизу вверх, возле последней опоры. На несколько сантиметров расширила прореху и выглянула.
Они остановились на безлюдной автозаправке для тяжелых грузовиков. На земле валялись коробки из-под пиццы, промасленные тряпки и презервативы.
Сердце колотилось так, что трудно было дышать.
Ни людей, ни других машин.
Ветер гнал по асфальту пустой бумажный стаканчик.
Желудок скрутило, но Йенни удалось подавить рвотный позыв. Она сглотнула.
По спине ручьем лился пот.
Дрожащими руками Йенни распорола брезент еще и по горизонтали, над доской. Надо вылезти, убежать в лес и спрятаться.
Послышались тяжелые шаги и скрежет металла.
В глазах снова все поплыло.
Йенни взобралась на борт прицепа и постояла, держась за брезент и чувствуя, как ветер дует в лицо. Пошатнулась, уронила нож. Когда она посмотрела вниз, на землю, голова закружилась так, что Йенни показалось – фура сейчас опрокинется и перевернется.
Йенни спрыгнула. Лодыжку пронзила жгучая боль, однако девушке удалось подняться и сделать шаг.
Кружилась голова, и идти прямо не получалось.
Каждое движение давалось с трудом, словно сам мозг сопротивлялся.
Ритмично гудел дизельный насос.
Сморгнув, Йенни двинулась вперед, и тут из-за прицепа показалась могучая фигура. Человек увидел ее. Девушка остановилась и попятилась на ватных ногах, думая, что ее сейчас опять вырвет.
Она подлезла под заляпанным грязью дышлом прицепа и стала смотреть, как фигура торопливо удаляется в другую сторону.
Мысли носились по кругу. Надо спрятаться.
Йенни поднялась на дрожащие ноги, понимая, что убежать в лес не получится.
Она же не знает, где теперь водитель.
Пульс застучал в ушах.
Надо выбраться на дорогу и остановить какую-нибудь машину.
Земля раскачивалась во все стороны, деревья гнулись, пожухлая трава на обочине дрожала под порывами ветра.
Водителя нигде не видно. А вдруг он обошел фуру и притаился за огромными двухосными колесами?
Держась возле прицепа, Йенни огляделась и основательно проморгалась, пытаясь понять, где выезд на шоссе.
Послышался шаркающий звук.
Надо бежать, надо спрятаться.
На подгибающихся ногах Йенни двинулась к хвосту прицепа. Мусорные баки, стенд с информацией, и вот – тропинка, ведущая в лес.
Совсем рядом заурчал мотор.
Йенни уперлась взглядом в асфальт, пытаясь собраться. Надо позвать на помощь. Вдруг рядом с ногой скользнула какая-то тень.
Огромная рука схватила ее за лодыжку. Йенни упала на бок, ударилась плечом об асфальт, в шее что-то хрустнуло. Водитель спрятался под прицепом и теперь тащил ее к себе. Йенни уцепилась за колесо, перевернулась на спину и стала лягаться свободной ногой. Попала по покрышке, по подвеске, расцарапала лодыжку, вырвалась и поползла прочь.
Когда она поднялась на ноги, пейзаж перекосился. Йенни сглотнула. Что-то стукнуло, послышались шаги. Йенни поняла, что водитель обегает прицеп.
Нырнув под шлангом бензинового насоса, она, стараясь идти быстро, двинулась к опушке леса. Обернулась и врезалась в какого-то человека.
– Э, в чем дело?
В высокой траве стоял и мочился полицейский. Йенни схватила его за куртку, но не удержалась на ногах и чуть не потащила его за собой.
– Помогите…
Полицейский оттолкнул ее. Йенни споткнулась, упала на колени, но успела выставить руки перед собой.
– Помогите, пожалуйста, – задыхаясь, проговорила она, и ее вырвало.
Земля качнулась, и Йенни упала на бок. Сквозь траву ей было видно, как подрагивает выхлопная труба полицейского мотоцикла.
Широкими шагами к ним приближался водитель фуры. Йенни повернула голову и, как сквозь поцарапанное стекло, увидела джинсы в пятнах и кожаную куртку.
– Помогите, – повторила она, изо всех сил сдерживая рвоту.
Йенни хотела подняться, но ее вырвало. Сквозь собственный кашель она услышала, как водитель заговорил с полицейским. Один голос произнес «дочка» и стал объяснять, что она не в первый раз сбегает из дому и напивается.
Живот снова скрутило, Йенни ощутила во рту привкус желчи, закашлялась, попыталась заговорить, но ее снова вырвало.
– Ну что мне с ней делать? Пригрозить, что мобильник отберу?
– Да уж, знакомо, – рассмеялся полицейский.
– Ну давай, малыш. – Водитель похлопал ее по спине. – Избавляйся от всего, тебе полегчает.
– Сколько ей? – спросил полицейский.
– Семнадцать. Через год будет сама принимать решения… Слушала бы, что я говорю, – поступила бы в гимназию, чтоб не быть дальнобойщицей.
– Прошу вас, – прошептала Йенни и вытерла скользкий от рвоты рот.
– А она не может проспаться в вытрезвителе? – спросил водитель.
– Раз ей семнадцать лет – нет, – объяснил полицейский и ответил на вызов по рации.
– Не уезжайте, – прохрипела Йенни.
Полицейский неторопливо зашагал к мотоциклу, на ходу заканчивая разговор с диспетчерской.
Где-то поблизости закаркала ворона.
Высокая трава, дрожа, гнулась под ветром. Йенни смотрела, как полицейский надевает шлем и перчатки. Нужно подняться. Йенни оперлась на руки. Головокружение едва не повалило ее, но Йенни удержалась и встала на колени.
Полицейский завел мотоцикл и тронул его с места. Йенни пыталась звать его, но он не услышал.
Переключил передачу и уехал, вспугнув большую ворону.
Йенни опустилась в траву, слушая, как хрустит гравий под тяжелыми колесами. Полицейский скрылся из виду.
4
Памеле нравилось, когда снег на трассе подтаивал и становился чуть рыхлым. Лыжи держались плотно и скользили с почти пугающей резкостью.
Они с Алисой, дочерью, подзагорели, хоть и мазались солнцезащитным кремом. А у Мартина сгорел нос и щеки под глазами.
Обедали они на террасе «Топпстюган». Солнце припекало так, что Памела с Алисой сняли куртки и остались в одних футболках.
У всех троих после тренировки болели ноги, и они решили завтра утром воздержаться от катания на лыжах.
Решили, что Алиса с Мартином отправятся ловить гольца, а Памела проведет время в спа-салоне при отеле.
В девятнадцать лет Памела, путешествуя по Австралии со своим приятелем Деннисом, встретила в каком-то баре парня по имени Грег и переспала с ним в бунгало. Уже дома, в Швеции, она поняла, что беременна.
Памела отправила в порт-дугласский бар письмо, адресованное Грегу, парню с глазами синими, как море. Грег ответил месяц спустя. Он писал, что у него есть подружка и что он готов оплатить аборт.
Роды были тяжелыми и закончились экстренным кесаревым сечением. Памела с девочкой выжили, но врачи посоветовали Памеле больше не рожать. Она поставила спираль, чтобы не забеременеть снова. Все это время Деннис был рядом, поддерживал ее и уговаривал поступить в архитектурный колледж, о котором Памела мечтала.
Проучившись пять лет и окончив колледж, Памела почти сразу нашла работу в небольшой стокгольмской фирме. А когда проектировала виллу на Лидингё, встретила Мартина.
Мартин был контролером со стороны застройщика. Объездивший всю страну, Мартин походил на рок-звезду в непринужденной обстановке: пристальный взгляд, длинные волосы.
В первый раз они поцеловались на вечеринке у Денниса. Съехались, когда Алисе исполнилось шесть лет, а через два года поженились. Теперь Алисе шестнадцать, она первый год в гимназии.
Часы показывали уже восемь вечера; за окнами отеля стемнело. Они заказали еду в номер, и в ожидании служащего с подносом Памела поспешила убрать разбросанные по всему номеру футболки и носки.
Мартин, стоя под душем, распевал Riders on the Storm.
План был такой: поесть перед телевизором, откупорить бутылку шампанского, а когда Алиса уснет, запереть дверь и заняться любовью.
Подхватив одежду Алисы, Памела вошла к дочери.
Алиса сидела на кровати в одном белье и с телефоном в руках. Она была похожа на Памелу в молодости: те же глаза, те же каштановые кудри.
– У фуры были краденые номера, – сказала Алиса, отрываясь от телефона.
Две недели назад СМИ сообщили, что в Катринехольме пропала девочка, ровесница Алисы. Ее избили и увезли в неизвестном направлении.
Звали девочку Йенни Линд, как легендарную оперную певицу.
К розыскам девочки и фуры с польскими номерами подключилась, кажется, вся Швеция.
Полиция обратилась к населению за помощью, люди звонили и писали, но следов девушки обнаружить пока не удалось.
Памела вернулась в гостиную, поправила подушки на диване и подняла с пола пульт от телевизора.
Темнота давила на окна.
Когда в дверь постучали, Памела вздрогнула.
Она уже собиралась открыть, когда из ванной вышел Мартин – напевающий, с улыбкой на лице и абсолютно голый, если не считать полотенца на мокрых волосах.
Памела втолкнула его назад в ванную, где он и продолжил петь, и впустила женщину с сервировочной тележкой.
Пока женщина расставляла тарелки на столе в гостиной – пение в ванной наверняка ее озадачивало, – Памела смотрела в телефон, чтобы чем-нибудь себя занять.
– С ним все в порядке, честное слово, – пошутила она.
В ответ женщина, не улыбаясь, протянула ей счет на серебристой тарелочке и попросила Памелу написать полную сумму и расписаться, после чего ушла.
Памела крикнула, чтобы Мартин выходил из ванной, позвала Алису, и все трое уселись на бескрайней кровати с тарелками и стаканами.
За едой они смотрели новый фильм ужасов.
Через час Памела и Мартин уже спали.
Когда фильм закончился, Алиса выключила телевизор, сняла с мамы очки, убрала тарелки и стаканы, выключила свет, почистила зубы и ушла к себе.
Угнездившийся в долине городок вскоре затих. Где-то в начале четвертого небо осветилось северным сиянием – как будто на выжженной земле выросли серебристо-голубые деревья.
Памела проснулась от того, что в темноте плакал какой-то мальчик. Тихий плач прервался раньше, чем она осознала, где находится.
Она лежала, не шевелясь, и думала о мучивших Мартина кошмарах.
Плач шел с пола рядом с кроватью.
Когда они только-только начали встречаться, Мартину часто снились кошмары о мертвых мальчиках.
Памелу тогда тронуло, что взрослый мужчина сумел признаться, что боится привидений.
Ей вспомнилась ночь, когда он проснулся с криком.
Потом они сидели на кухне и пили ромашковый чай. Волоски у Памелы на шее встали дыбом, когда Мартин описал призрак в подробностях.
Мальчик с серым лицом и аккуратно зачесанными волосами с запекшейся кровью. Нос сломан, один глаз повис на нерве.
Послышался еще один всхлип.
Памела окончательно проснулась и осторожно повернула голову.
Под окном тихо шумел радиатор. Теплый воздух поднимался к шторе, отчего она выгнулась, словно за ней прятался ребенок.
Хотелось разбудить Мартина, но Памела не решалась.
Тихий плач послышался снова – плакали где-то рядом с кроватью, на полу.
Сердце забилось сильнее. В темноте Памела ощупью поискала руку Мартина, но рядом никого не было. Простыня успела остыть.
Памела подобрала ноги и сжалась. Ей вдруг показалось, что плачущий обходит кровать и приближается к ней, Памеле, но плач вдруг опять прекратился.
Памела, не видя в темноте собственной руки, осторожно потянулась к стоявшему на тумбочке ночнику.
Ей показалось, что вчера ночник стоял ближе.
Напряженно вслушиваясь, она нащупала цоколь, потом провод.
От окна донесся плач. Памела наконец нащупала выключатель.
Поморгав от внезапного света, она надела очки, вылезла из кровати и увидела, что Мартин в пижамных штанах лежит на полу.
Ему снилось что-то ужасное; щеки были мокры от слез. Памела опустилась на колени рядом с мужем и положила руку ему на плечо.
– Милый, – вполголоса позвала она. – Милый, тебе…
Мартин закричал, широко открыв глаза.
Он растерянно моргнул несколько раз, оглядел гостиничный номер и снова перевел взгляд на Памелу. Губы двигались, но он не мог произнести ни слова.
– Ты упал с кровати.
Мартин сел, привалившись к стене, вытер рот и уставился перед собой.
– Что тебе приснилось?
– Не знаю, – прошептал Мартин.
– Кошмар?
– Не знаю. У меня сердце сейчас выскочит, – проговорил Мартин, снова забираясь в кровать.
Памела легла рядом и взяла его за руку.
– Тебе снятся кошмары. Это плохо.
– Да уж, – улыбнулся он, глядя ей в глаза.
– Но ты же знаешь, что все не на самом деле.
– Точно?
– Это не настоящая кровь, это кетчуп, – пошутила Памела и ущипнула мужа за щеку.
Потушив свет, она притянула мужа к себе. Они занялись любовью, стараясь не шуметь, а потом заснули, прижавшись друг к другу.
5
После завтрака Памела лежала в кровати, читая в айпеде газеты. Мартин с Алисой собирались на рыбалку.
Солнце уже взошло, и с прозрачных сосулек за окном закапало.
Мартин, поклонник подледной рыбалки, до бесконечности мог говорить о том, как хорошо лежать на животе и, прикрываясь от света, смотреть в прорубь, где плещется вода и подплывают крупные гольцы.
Консьерж отеля рекомендовал Калльшён – озеро при реке Индальсэльвен. Рыбы там много, туда легко добраться на машине, но место спокойное.
Алиса поставила у двери тяжелый рюкзак, повесила на шею упоры для льда и зашнуровала ботинки.
– Я уже начинаю жалеть, что выбрала рыбалку, – сказала она и выпрямилась. – Массаж, уход за лицом – прямо завидно.
– Я буду наслаждаться каждой секундой, – улыбнулась Памела – она еще не вылезла из кровати. – Я…
– Ну хватит, – перебила Алиса.
– Плавание, сауна, маникюр…
– Хватит, хватит, хватит!
Памела набросила халат, крепко обняла дочь, поцеловала Мартина и пожелала им ни хвоста, ни чешуи – по ее понятиям, так полагалось.
– Не задерживайтесь там. И будьте поосторожнее.
– Не скучай без нас, – улыбнулся Мартин.
Кожа у Алисы почти светилась, из-под шапки выбились рыжевато-каштановые кудри.
– Застегни куртку до горла, – велела Памела.
Она погладила Алису по щеке и не убирала ладонь, пока не почувствовала нетерпение дочери.
Две маленькие родинки под левым глазом Алисы всегда наводили Памелу на мысль о слезах.
– Ну что? – улыбнулась Алиса.
– Отдыхайте.
Муж с дочерью ушли. Памела стояла в дверном проеме и смотрела, как они удаляются по коридору. Наконец оба скрылись.
Закрыв дверь, она вернулась в спальню – и замерла: что-то скрежетнуло.
Пласт белого снега съехал с крыши, пролетел мимо окна и тяжело плюхнулся на землю.
Памела надела бикини, махровый халат и тапочки, бросила в тканевую сумку ключ-карту, телефон и книжку и вышла.
В спа-зоне было пусто: все гости на склонах. Вода в большом бассейне сверкала, в ней отражался темневший за окном заснеженный лес.
Памела положила свой мешочек на столик между шезлонгами, сняла халат и направилась к скамье, на которой лежали свернутые чистые полотенца.
Вдоль стены бассейна тянулась аркада.
Памела погрузилась в теплую воду и медленно поплыла. Проплыв десять дорожек, она задержалась в дальнем торце, перед панорамным окном.
Ей захотелось, чтобы Мартин и Алиса были с ней.
«Волшебство какое-то», подумала она, глядя на горы и еловый лес в лучах солнца.
Отработав еще десять дорожек, она вылезла из воды и устроилась почитать в шезлонге.
Подошел молодой служащий, спросил, не хочет ли она чего-нибудь. Памела попросила бокал шампанского, хотя было еще утро.
С высокой ели сполз пласт снега. Ветви качнулись, снежинки закружились на солнце.
Прочитав еще три главы, Памела допила шампанское, сняла очки и ушла в парную, где задумалась о повторяющихся кошмарах Мартина.
Когда он был маленьким, его родители и двое братьев погибли в автоаварии. Мартина выбросило через лобовое стекло, он расцарапал об асфальт всю спину, но остался жив.
Когда Памела познакомилась с Мартином, ее лучший друг Деннис работал психологом в молодежной клинике, его специализацией было проживание горя. Благодаря Деннису Мартин раскрылся, рассказал о потере и чувстве вины, которые тащил за собой, как плавучий якорь.
Основательно пропотев, Памела приняла душ, надела сухое бикини и отправилась в массажный кабинет. Там ее встретила женщина с покрытыми шрамами щеками и грустным взглядом.
Памела сняла лифчик и легла на живот. На бедра ей набросили полотенце.
У массажистки были жесткие руки; теплое масло пахло зелеными листьями и деревом.
Памела закрыла глаза, чувствуя, как рассеиваются мысли.
В голове всплыла картинка: Мартин и Алиса, не оглядываясь, уходят от нее по пустому коридору.
Пальцы женщины спустились по позвоночнику до края полотенца. Женщина помассировала ягодицы, так, чтобы бедра немного раздвинулись.
После массажа и маски для лица Памела собиралась вернуться к бассейну, заказать бокал вина и бутерброд с креветками.
Женщина набрала еще теплого масла, руки скользнули по ребрам, от талии к подмышкам.
В кабинете было тепло, но Памелу пробрала дрожь.
Наверное, просто мышцы расслабляются.
Она снова подумала про Мартина и Алису, и ей почему-то представилось, что она смотрит на них с высоты.
Озеро Калльшён расположено между горами, лед на нем серый, как сталь. Мартин с Алисой – просто черные точки.
Закончив массаж, женщина накрыла Памелу теплым полотенцем и вышла.
Памела немного полежала, потом осторожно встала и надела лифчик.
Сунула ноги в мокрые холодные тапочки.
Вдалеке простучал вертолет.
Памела перешла в кабинет дерматолога – блондинки лет двадцати на вид.
Во время глубокого очищения и пилинга Памела задремала. Дерматолог как раз готовила маску из глины, когда в дверь постучали.
Врач извинилась и вышла из кабинета.
Памела услышала, как мужской голос что-то торопливо говорит, но слов разобрать не смогла. Через минуту женщина вернулась. В глазах у нее было странное выражение.
– Мне очень жаль, но, похоже, произошел несчастный случай.
– Какой, что еще за несчастный случай? – Памела говорила слишком громко.
– Говорят, опасности нет, но вам, наверное, придется поехать в больницу.
– В какую? – Памела достала из мешочка телефон.
– В Эстерсунде. В больницу в Эстерсунде.
6
Идя по гостиничному коридору, Памела не замечала, что халат у нее развязан. Она набрала номер Мартина и с нарастающей тревогой стала вслушиваться в гудки.
Никто не ответил. Памела побежала, потеряла тапку, но не стала возвращаться за ней.
Из-за мягкого коврового покрытия шаги звучали глухо, будто она бежала под водой.
Памела позвонила Алисе, но телефон переключился на голосовую почту.
Нажав кнопку лифта, Памела сбросила вторую тапочку и дрожащими пальцами снова набрала номер Мартина.
– Возьми трубку, – шептала она.
Не дождавшись лифта, Памела выбежала на лестницу и, держась за перила, помчалась сразу через две ступеньки.
На площадке второго этажа она чуть не упала, споткнувшись о забытое пластиковое ведерко с мастикой для пола.
Памела обежала его и помчалась дальше, пытаясь понять слова блондинки.
Опасности нет.
Но почему они на звонки не отвечают?
Спотыкаясь, Памела ввалилась в коридор третьего этажа, пошатнулась, оперлась рукой о стену, побежала.
Задыхаясь, она достала карту-ключ, вошла в номер и бросилась прямо к письменному столу. Потянулась к трубке стационарного телефона, опрокинула подставку с брошюрами на пол, позвонила на стойку портье и попросила заказать такси.
Натянула одежду прямо на бикини, схватила сумочку, телефон и вышла из номера.
Сидя в машине, Памела продолжала набирать номера Алисы и Мартина и отправлять им сообщения.
Наконец она дозвонилась до больницы. Ответившая ей женщина заявила, что не может ничего сообщить.
Сердце зашлось, и Памела еле сдержалась, чтобы не наорать на женщину.
За окном мелькали стволы, с деревьев рушился снег. В солнечном свете темной стеной выстроились ели. По просеке протянулись заячьи следы. Дорога была мокрой от снежной каши.
Стиснув руки, Памела молилась, чтобы с Мартином и Алисой не случилось ничего ужасного.
Мысли проносились в голове с дикой скоростью. Сначала Памела увидела, как взятая в прокат машина, переворачиваясь, катится вниз по снежному склону, потом – как медведица ломится через ельник, еще потом – как рыболовный крючок впивается в глаз, как нога ломается прямо над ботинком.
Она позвонила Мартину и Алисе уже раз тридцать, она отправляла сообщения и электронные письма. Когда такси въезжало в Эстерсунд, ответа все еще не было.
Больничный комплекс оказался большим; коричневые здания, застекленные переходы блестят на солнце.
Снег таял, по асфальту бежала вода.
Водитель повернул и остановил машину у въезда для «скорых». Памела расплатилась и с гудящей от беспокойства головой вышла из машины.
Она торопливо прошагала вдоль коричневой стены, украшенной примечательным, похожим на дерево узором, пробежала, словно по загону, в приемный покой, на ватных ногах подошла к стойке регистратуры и назвалась. Собственный голос слышался ей, словно издалека.
Дрожащей рукой Памела протянула удостоверение личности.
Бородатый мужчина за стойкой попросил ее посидеть в приемной, но Памела осталась стоять, рассматривая собственные сапоги и черный коврик под ногами.
Наверное, можно поискать на новостных сайтах информацию об автомобильных авариях, но Памела не могла заставить себя взять телефон.
Еще никогда в жизни ей не было так страшно.
Памела сделала несколько шагов, обернулась и посмотрела на бородатого.
Ей казалось, что она не выдержит ожидания. Надо идти, искать мужа и дочь в разных палатах интенсивной терапии.
– Памела Нордстрём? – К ней подошла санитарка.
– Что произошло? Мне никто ничего не говорит. – Памела проглотила вставший в горле комок.
– Не могу сказать. Переговорите с врачом.
Они шли по коридору. Вдоль стен выстроились каталки, то и дело разъезжались двери с грязными стеклами.
В приемной плакала какая-то старуха. В аквариуме рядом с ней стайкой плавали блестящие рыбки.
Памела и санитарка вошли в отделение анестезии и интенсивной терапии. По коридору пробежали медсестры.
В отделении был сливочно-белый пол и пахло дезинфицирующими средствами.
Встретившая Памелу веснушчатая медсестра успокаивающе улыбнулась.
– Я понимаю, что вы волнуетесь, – сказала она, пожимая Памеле руку. – Но опасности нет. Все будет хорошо, честное слово. Скоро вы сможете поговорить с врачом.
Следом за медсестрой Памела вошла в палату интенсивной терапии. Ритмично всхлипывал аппарат искусственного дыхания.
– Что произошло? – еле слышно спросила Памела.
– Мы дали ему снотворное, но он вне опасности.
Мартин лежал в больничной кровати, изо рта у него торчала пластиковая трубочка. Глаза закрыты. Врачи подключили мужа к множеству аппаратов, которые измеряли сердечную деятельность, пульс, уровень углекислого газа и кислорода в крови.
– Но…
У Памелы перехватило дыхание, и она оперлась о стену.
– Он провалился под лед. Когда его обнаружили, он уже сильно пострадал от переохлаждения.
– Алиса, – пробормотала Памела.
– Какая Алиса? – улыбнулась медсестра.
– Моя дочь. Где моя дочь, где Алиса?
Памела сама услышала, какой взволнованный у нее голос, она себя не контролировала. Медсестра побледнела.
– Нам ничего не известно о…
– Они были на озере вместе, – закричала Памела. – Алиса была с ним, вы же не потеряли ее там? Она совсем девочка, вы… вы не могли ее там оставить!
Пять лет спустя
7
Говорят, когда одна дверь закрывается, Бог открывает перед тобой другую. Или хотя бы окно. Но иные двери остаются закрытыми, и высказывание звучит не утешительно, а издевательски.
Памела сунула в рот мятную конфету, раскусила.
Лифт с шумом поднимался в психиатрический стационар больницы Святого Йорана.
Напротив Памелы и у нее за спиной были зеркала, и ее лицо в бесконечном коридоре умножалось.
Перед похоронами она обрила голову, но теперь каштановые локоны снова спускались на плечи.
На первый день рождения Алисы после того, как ее не стало, Памела сделала под левым глазом татуировку: две точки. Там, где у дочери были родинки.
Деннис отправил ее в Центр кризисов и травм, и она мало-помалу научилась жить с утратой.
Она даже антидепрессантов теперь не принимает.
Лифт остановился, двери разъехались. Памела прошла по пустому вестибюлю, отметилась в регистратуре, оставила телефон.
– Вот и переезд, – улыбнулась женщина.
– Наконец-то.
Женщина убрала телефон в «карман», выдала Памеле жетон с номером, сунула карту в карт-ридер и открыла дверь.
Памела сказала «спасибо» и пошла по длинному коридору.
На полу, рядом с тележкой уборщицы, валялась окровавленная латексная перчатка.
Войдя в комнату дневного пребывания, Памела поздоровалась с санитаром и, как обычно, села на диван, ждать. Иногда Мартину требовалось много времени, чтобы приготовиться.
Молодой человек, сидящий за шахматной доской, тревожно бормотал что-то себе под нос и едва заметно поправлял фигуры на доске.
Старуха, открыв рот, смотрела телевизор; женщина – по виду ее дочь – заговаривала с ней, но ответа не получала.
Было утро; на полу лежали блики яркого света.
Охранник взял телефонную трубку, что-то тихо ответил и вышел из комнаты.
За стеной раздавались гневные крики.
Пожилой мужчина в выцветших джинсах и черной футболке вошел в комнату, осмотрелся и сел в кресло напротив Памелы.
Мужчине было лет шестьдесят; худое лицо изрезано морщинами, глаза ярко-зеленые, а седые волосы собраны в хвост.
– Красивая блузка, – заметил он и подался к ней.
– Спасибо, – коротко ответила Памела и запахнула жакет.
– Сквозь ткань видно соски, – вполголоса пояснил мужчина. – Я вот это говорю – а они твердеют, я-то знаю… У меня в голове столько токсичной сексуальности…
Памеле стало так противно, что стукнуло сердце. Надо выждать пару секунд и вернуться к регистратуре, не выказывая страха.
Старуха, смотревшая телевизор, рассмеялась; молодой человек пальцем сбил черного короля.
Сквозь стены было слышно, как на кухне что-то гремит.
В вентиляционной решетке под потолком подрагивали клочья пыли.
Сидевший перед Памелой мужчина поправил джинсы в промежности и приглашающим жестом протянул ей руки. От локтей до самых запястий тянулись глубокие шрамы.
– Могу войти в тебя сзади, – ласково сказал он. – У меня два члена… Я секс-машина, честное слово, ты будешь кричать и плакать…
Мужчина резко замолчал, а потом с широкой улыбкой сказал, указывая на дверь в коридор:
– На колени! Вот он, сверхчеловек, патриарх…
Он хлопнул в ладоши и взволнованно рассмеялся: санитар ввез в комнату здоровяка в инвалидной коляске.
– Пророк, вестник, мастер…
Человека в инвалидном кресле, похоже, совершенно не занимали язвительные слова; он коротко сказал «спасибо», когда его подкатили к шахматной доске, и поправил висевший на груди серебряный крест.
Санитар отошел от кресла и, натянуто улыбаясь, приблизился к павшему на колени мужчине.
– Примус, ты что здесь делаешь?
– У меня гости. – Названный Примусом кивнул на Памелу.
– Ты же знаешь, что тебе можно выходить только на особых условиях.
– Я их неправильно понял.
– Поднимайся и не смотри на нее, – велел санитар.
Памела сидела, опустив глаза, но все равно чувствовала, что Примус, поднимаясь с колен, продолжает смотреть на нее.
– Выведите раба, – спокойно произнес человек в инвалидном кресле.
Примус повернулся и последовал за санитаром. Зажужжал кодовый замок, дверь, ведущая в отделение, закрылась, шаги обоих простучали по пластиковому покрытию и стихли.
8
Дверь, ведущая в коридор, снова открылась. Памела повернулась и увидела Мартина. Сопровождавший его санитар нес рюкзак.
Раньше светлые волосы Мартина свисали на спину, двигался он расслабленно, одевался в кожаные штаны и черные рубашки, а солнечные очки у него были с розовыми зеркальными стеклами.
Сейчас, на тяжелых лекарствах, он прибавил в весе, коротко стриженные волосы торчали во все стороны, а лицо стало бледным и приобрело тревожное выражение. Одет Мартин был в синюю футболку, спортивные штаны, на ногах – белые кроссовки без шнурков.
– Милый! – Памела с улыбкой встала с дивана.
Мартин покачал головой и испуганно взглянул на человека в инвалидном кресле. Памела забрала у санитара рюкзак.
– Мы гордимся тобой, – сказал санитар.
Мартин тревожно улыбнулся и показал Памеле ладонь, на которой он нарисовал цветок.
– Это мне? – спросила она.
Мартин торопливо кивнул и сжал ладонь.
– Спасибо.
– Я не могу купить настоящие цветы, – проговорил Мартин, не глядя на нее.
– Знаю.
Мартин потянул санитара за рукав и беззвучно зашевелил губами.
– Ты уже перебрал сумку, – сказал санитар и повернулся к Памеле. – Он хочет заглянуть в рюкзак, проверить, все ли взял.
– Хорошо. – Памела отдала сумку Мартину.
Мартин уселся на пол и стал доставать из рюкзака вещи, аккуратно выкладывая их рядом с собой.
За то время, что Мартин провел подо льдом, его мозг не пострадал.
Но после трагедии Мартин почти перестал разговаривать. Как будто каждое произнесенное им слово влекло за собой волну страха.
Похоже, все были уверены, что он страдает от посттравматического синдрома с параноидальными галлюцинациями.
Памела знала, что он не может переживать потерю Алисы сильнее, чем она сама, – это невозможно. Но она, будучи сильным человеком, понимала, что люди с разным жизненным опытом реагируют на травму по-разному. Семья Мартина разбилась в автоаварии, когда он был маленьким, а после гибели Алисы одна травма осложнилась другой.
Памела перевела взгляд на окно. Возле отделения психиатрической скорой помощи стояла «неотложка», но Памела смотрела – и не видела. Она перенеслась на пять лет назад, в больницу Эстерсунда, в отделение интенсивной терапии.
– …Они были на озере вместе, – кричала Памела. – Алиса была с ним, вы же не потеряли ее там? Она совсем девочка, вы… вы не могли ее там оставить!
Веснушчатая медсестра смотрела на нее, открыв рот, но не произнося ни слова.
Полицию и спасателей подняли по тревоге немедленно; на Калльшён полетели вертолеты, водолазы спустились на дно озера.
Памела не могла собраться с мыслями. Она беспокойно ходила кругами, твердя себе, что произошло недоразумение, что с Алисой все в порядке. Убеждала себя, что очень скоро они приедут в Стокгольм, усядутся за обеденный стол и будут вспоминать этот день. Она рисовала эти картины в своем воображении – и понимала: ничего подобного не будет. Какой-то частью сознания Памела уже поняла, что произошло.
Когда Мартин очнулся от наркоза, Памела стояла рядом с его кроватью. Он открыл глаза. Через несколько секунд муж на пару секунд опустил веки, после чего поднял мутный взгляд на Памелу, пытаясь принять реальность.
– Что случилось? – прошептал он и облизал губы. – Памела? Что произошло?
– Ты провалился под лед. – Она проглотила комок.
– Нет, он должен был выдержать. – Мартин попытался оторвать голову от подушки. – Я просверлил для пробы, там было сантиметров десять… По такому льду на мотоцикле можно проехать – я ей так и сказал.
Мартин вдруг резко замолчал и напряженно уставился на нее.
– Где Алиса? – дрожащим голосом спросил он. – Памела, что произошло?
Мартин попытался вылезти из кровати, упал, ударился лицом о пластиковый коврик, из брови засочилась кровь.
– Алиса! – выкрикнул он.
– Вы оба провалились? – громче, чем нужно, спросила Памела. – Мне надо знать. Там сейчас водолазы.
– Не понимаю. Она… она…
По бледным щекам полился пот.
– Что там произошло? Отвечай! – жестко сказала Памела и схватила мужа за подбородок. – Я должна знать, что произошло.
– Я стараюсь вспомнить… Мы рыбачили. Да, рыбачили… отлично, все было отлично…
Мартин обеими руками потер лицо, и из брови снова пошла кровь.
– Скажи, что случилось, – и все.
– Погоди…
Мартин схватился за поручень кровати так, что побелели суставы.
– Мы поговорили, что хорошо бы перейти озеро наискось, к другой бухте. Собрали вещи и…
Зрачки расширились, Мартин задышал быстрее. Лицо напряглось до неузнаваемости.
– Мартин!
– Я провалился. – Он посмотрел ей в глаза. – Не мог там лед оказаться тоньше. Просто не понимаю…
– А Алиса?
– Я стараюсь вспомнить, – прерывисто проговорил Мартин. – Я шел впереди, и тут лед прогнулся… все произошло так быстро! Я вдруг оказался под водой. Льдины, пузыри… я начал всплывать, когда услышал гул… Алису утянуло под лед… Я выплыл, отдышался, нырнул. Понял, что она не знает, куда плыть, она уплывала от проруби… кажется, ударилась головой – вокруг нее было как красное облако.
– Господи, – прошептала Памела.
– Я нырнул. Думал, что успею поймать ее – и тут она просто перестала бороться и пошла на дно.
– Как на дно? – заплакала Памела. – Как она могла утонуть?
– Я поплыл следом, вытянул руку, хотел схватить ее за волосы, но промахнулся… и она исчезла в темноте. Я ничего не видел. Слишком глубоко, все черное…
Мартин смотрел на жену, словно видел ее в первый раз. Кровь из рассеченной брови стекала по лицу.
– Но ты… ты же нырнул за ней?
– Не знаю, что произошло, – прошептал он. – Не понимаю… я не хотел, чтобы меня спасли.
Позже Памела узнала, что группа, вознамерившаяся пройти на коньках большое расстояние, обнаружила рядом с прорубью оранжевый ледовый бур и рюкзак. В пятнадцати метрах от проруби, подо льдом, конькобежцы заметили мужчину и вытащили его.
Мартина на вертолете доставили в больницу Эстерсунда. Температура тела у него опустилась до двадцати семи градусов, Мартин был без сознания, его подключили к аппарату искусственного дыхания.
Врачам пришлось ампутировать Мартину три пальца на правой ноге, но он выжил.
Лед не должен был треснуть, но в том месте, где они провалились, течение сделало лед тонким.
День, когда Мартин очнулся от наркоза, был единственным днем, когда он рассказал о несчастье от начала до конца.
Потом он почти перестал разговаривать и начал погружаться в паранойю.
В первую годовщину трагедии Мартина обнаружили босым посреди заснеженного шоссе где-то рядом с Хагапаркеном.
Полиция отвезла его в отделение срочной психиатрической помощи больницы Святого Йорана.
С тех пор он почти все время проводил в психиатрической клинике.
Прошло пять лет, но Мартин так и не смог принять случившегося.
В последнее время врачи постепенно переводили Мартина на амбулаторное лечение. Он научился справляться со своими страхами и неделями жил дома, не просясь обратно в клинику.
И вот теперь Памела и Мартин, посоветовавшись с главным врачом отделения, решили, что Мартину пора окончательно перебраться домой.
Все трое считали, что время пришло.
Имелась еще одна причина, по которой этот шаг следовало сделать.
Больше двух лет назад Памела начала работать волонтером в «Брис» – поддерживала детей и подростков, попавших в непростую ситуацию. Тогда-то она, связавшись с социальными службами Евле, узнала о никому не нужной девочке по имени Мия Андерсон.
Памела начала переговоры с соцработниками, желая, чтобы Мия жила у нее, однако Деннис предупредил, что, если Мартин останется в больнице, ей наверняка откажут.
Когда Памела рассказала Мартину о Мие, он так обрадовался, что у него слезы выступили на глазах. Тогда-то он и дал обещание сделать все, чтобы вернуться домой окончательно.
Родители Мии, наркоманы, умерли, когда девочке было восемь лет. Мия росла среди уголовников и наркоманов. Ее пытались помещать в разные приемные семьи, но безрезультатно, а теперь она была уже слишком взрослой, чтобы кто-то захотел взять ее к себе.
Иным семьям случается пережить тяжелую потерю. Памела начала думать, что тем, кто остался в живых, следует искать людей с похожей историей. Они с Мартином лишились близкого человека, Мия тоже, они понимают друг друга и вместе смогут найти путь к исцелению.
– Застегни рюкзак, – напомнил санитар.
Мартин застегнул молнию, опустил клапан и встал. Рюкзак свисал у него с руки.
– Ну что, готов вернуться домой? – спросила Памела.
9
В покоях стояла темнота, но «глазок» сиял на фоне узорчатых обоев, как жемчужина.
Примерно с час назад «глазок» был темным, причем долго.
Йенни неподвижно лежала в кровати, прислушиваясь к дыханию Фриды – та, похоже, тоже не спала.
Во дворе лаяла собака.
Хоть бы Фрида не вообразила, что они уже в безопасности и могут поговорить.
Лестница, ведущая наверх, скрипнула по-новому. Может, просто дерево сжимается, потому что скоро ночь, но девочки не хотели рисковать.
Йенни не сводила глаз со светящейся жемчужины, пытаясь определить, меняется свет в комнате или нет.
Здесь везде были такие «глазки».
Девочки, принимая душ или обедая в столовой, научились не подавать виду, что заметили, как потемнела дырочка в кафеле.
Ты знаешь, что за тобой подглядывают, и это знание – естественная часть твоей жизни.
За несколько недель до похищения Йенни стало казаться, что за ней наблюдают.
Однажды, когда она была одна, ей почудилось, что кто-то влез в дом, а на следующую ночь она проснулась с леденящим чувством, что ее сфотографировали во сне.
Через несколько дней из корзины с грязным бельем исчезли ее голубые шелковые трусики с пятнами менструальной крови. Пропали незадолго до того, как она купила пятновыводитель.
В день похищения кто-то проколол шины ее велосипеда.
В первое время Йенни, обнаружив, что за ней подглядывают в щель, устроенную в бетонной стене подвала под самым потолком, орала до хрипоты.
Кричала, что скоро здесь будет полиция.
Через полгода она поняла, что тот полицейский на мотоцикле не увидит связи между девочкой, которую рвало в траву, и той, об исчезновении которой заявили родители. Он даже не смотрел на нее особо. Подумаешь, упившийся подросток.
Йенни услышала, как Фрида повернулась на бок.
Уже два месяца они с Фридой вынашивали план побега. Каждую ночь они ждали, когда шаги на верхнем этаже прекратятся, а в подвале стихнут крики. Уверившись, что дом погрузился в сон, Фрида прокрадывалась к ней в кровать, и девочки продолжали разговор.
Йенни гнала от себя мысли о побеге, хотя с самого начала понимала, что отсюда надо выбираться.
Фрида пробыла здесь всего одиннадцать месяцев, а терпение ее уже было на исходе.
Сама Йенни наблюдала за происходящим и дожидалась подходящего случая уже пять лет.
В один прекрасный день двери откроются, и она уйдет отсюда, не оглядываясь.
Отчаяние Фриды было иного рода.
Месяц назад она пробралась в вахтерскую и стащила запасной ключ от их покоев. Кража осталась незамеченной, потому что там целая стена была в крючках, на которых темнели ключи.
Дело рискованное, но необходимое: дверь на ночь запиралась, а окна покоев были заколочены снаружи.
Сумок девочки не собирали, иначе их план оказался бы раскрыт.
Когда настанет время, они просто уйдут, исчезнут.
Дом затих уже с час назад.
Йенни знала, что Фрида хочет сбежать сегодня ночью. Единственное, что ее тревожило, – это что ночи пока слишком светлые. До леса еще надо добраться, а во дворе они будут как на ладони.
Их план прост: они оденутся, отопрут дверь, по коридору проберутся в кухню, вылезут в окно и убегут в лес.
При каждом удобном случае Йенни подходила к сторожевому псу и кормила его тем, что удавалось утаить за столом. Если пес ее признает, то не залает, когда она будет убегать.
Из дома были видны серебристо-серые мачты ЛЭП, возвышавшиеся над деревьями.
На мачты Йенни и собиралась ориентироваться, чтобы не заблудиться. Под линиями электропередачи обычно расчищают землю, чтобы во время грозы деревья не обрывали провода. По просеке пройти не в пример легче, чем через густой лес. Идти придется быстро: надо уйти как можно дальше от бабушки.
У Фриды в Стокгольме есть знакомый, надежный человек. Она обещала, что он им поможет с деньгами, убежищем и билетами на поезд до дома.
Надо добраться до дома, до родителей – и только тогда идти в полицию.
Йенни знала, что означает снимок в золоченой рамке, стоящий на прикроватном столике. Как-то летним утром Цезарь наведался к ней домой и сфотографировал ее родителей на заднем дворе.
А у Фриды есть фотография ее младшей сестры в шлеме для верховой езды. Девочку сняли анфас, и зрачки вышли красными.
У Цезаря много полезных людей и в полиции, и в службах срочного вызова.
Если девочки попытаются позвонить в 112, он узнает. И убьет их родных.
Мысль о том, чтобы сбежать сегодня же ночью, была такой соблазнительной, что у Йенни сердце заколотилось от нахлынувшего адреналина. Но интуиция говорила: надо подождать до середины августа.
Дом спал. Бабушка не заглядывала к ним уже несколько часов. Медный петушок на шпиле со скрипом поворачивался под порывами ветра.
Фрида вытянула в темноте руку. Тихо звякнул золотой браслет.
Выждав несколько секунд, Йенни тронула ладонь подруги и мягко сжала ее пальцы.
– Ты знаешь, что я думаю, – тихо сказала она, не сводя глаз жемчужины в стене.
– Знаю. Но если ждать подходящего времени, мы никогда не убежим, – в который уже раз ответила Фрида.
– Тише… Подождем месяц, месяц мы выдержим. Через месяц в это время будет уже темно.
– Тогда найдется еще какая-нибудь отговорка. – Фрида отпустила ее руку.
– Когда станет темнее – честное слово, я убегу с тобой. Я уже говорила.
– Я как-то не уверена, что ты и правда хочешь отсюда выбраться. В смысле… Неужели ты хочешь остаться здесь? Чего ради? Из-за золота, из-за жемчуга и изумрудов?
– Ненавижу это все.
Фрида молча вылезла из кровати, стянула с себя ночную рубашку и соорудила в кровати человеческую фигуру из подушки и одеяла.
– Мне нужна твоя помощь, чтобы пройти через лес. Ты этот участок знаешь гораздо лучше, чем я… но без меня ты до дома не доберешься, – проговорила она, надевая лифчик и блузу. – Йенни, мать твою, давай убежим вместе, помоги мне – и получишь деньги, билеты на поезд… но я сваливаю прямо сейчас. И это твой шанс.
– Прости, но я боюсь, – прошептала Йенни. – Сейчас слишком опасно.
Она смотрела, как Фрида заправляет блузку в юбку и застегивает на спине короткую молнию. Девушка натянула колготки и надела ботинки, пол отозвался стуком.
– Тыкай в землю палкой, – прошептала Йенни. – Всю дорогу до линии электропередачи. Я серьезно. Иди медленно, будь осторожна.
– Ладно.
И Фрида тихо-тихо пошла к двери.
Йенни села в кровати.
– А можно мне номер Микке? – попросила она.
Фрида, не отвечая, отперла дверь и вышла в коридор. Замок со щелчком закрылся, и все снова стихло.
Йенни легла; сердце билось, как бешеное.
Мысли неслись с дикой скоростью. Вот она торопливо одевается, спешит за Фридой. Бежит через лес, садится на поезд, приезжает домой.
Йенни задержала дыхание и прислушалась.
Тишина. Хотя Фрида сейчас уже должна пробираться мимо двери Цезаря, к кухне.
Бабушка обычно спит чутко.
Если кому-то из девушек случается чем-нибудь стукнуть, шаги на лестнице раздаются немедленно.
Нет, все тихо.
Залаяла собака, и сердце у Йенни сжалось. Йенни поняла, что Фрида как раз вылезает в окно, выходящее на задний двор.
Поводок на собачьей шее натянулся. Лай зазвучал придушенно, а потом и вовсе стих.
Не громче и не дольше, чем когда пес чуял косулю или лису.
Йенни смотрела на глазок, светлую точку на стене.
Фрида уже в лесу.
Ей удалось миновать сетку с колокольчиками.
Теперь Фриде следует передвигаться очень осторожно.
Надо было пойти с Фридой. У Йенни теперь ни ключа, ни нужного человека, ни плана.
Йенни закрыла глаза и увидела темный лес.
Тишина.
Когда в туалете наверху спустили воду, она вздрогнула и открыла глаза.
Бабушка проснулась.
С лестницы донесся тяжкий стук.
Скрипнули перила.
В вахтерской комнате звякнул колокольчик – так часто бывало, когда дул ветер или сигнализация срабатывала из-за какого-нибудь животного.
Глазок на стене светился. Ничего не изменилось.
Йенни услышала, как бабушка надевает в холле пальто, выходит из дома и запирает дверь.
Собака рычала и лаяла.
Снова звякнул колокольчик.
Сердце у Йенни колотилось.
Что-то не так.
Она крепко зажмурилась, услышала, как в соседней комнате что-то скрипнуло.
Со скрежетом повернулся флюгер на крыше.
Йенни открыла глаза. Собака лаяла уже где-то вдали.
Лаяла возбужденно.
Хоть бы бабушка решила, что Фрида не решится сунуться в лес, что она направилась к шахте.
Лай стал ближе.
Фриду поймали. Йенни поняла это еще до того, как услышала голоса во дворе. Хлопнула входная дверь.
– Я передумала! – кричала Фрида. – Я уже возвращалась, я хочу остаться здесь, мне хорошо…
Ее прервала затрещина. Судя по звуку, девушка отлетела к стене и рухнула на пол.
– Я просто очень соскучилась по маме и папе.
– Молчать! – рявкнула бабушка.
Йенни подумала: надо сделать вид, что она крепко спит. Что она не знала, что Фрида собирается сбежать.
По мрамору коридора простучали шаги, и дверь будуара открылась.
Фрида плакала и клялась, что бабушка неправильно поняла, что она уже возвращалась, когда угодила в ловушку.
Йенни замерла, прислушиваясь к ударам чем-то металлическим, к тяжким вздохам. Она не понимала, что происходит.
– Не надо, не надо, – умоляла Фрида. – Честное слово, я больше никогда-никогда…
Внезапно она закричала. Йенни в жизни не думала, что человеческое существо способно так кричать от боли. Это был какой-то животный рев. Крик так же внезапно оборвался.
Что-то сильно стукнуло в стену. Сдвинули мебель.
Прерывистые вздохи, полные боли стоны, и все снова стихло.
Йенни не шевелилась. Пульс грохотал в ушах.
Она не знала, сколько пролежала так, таращась в темноту. Наконец белая жемчужина в стене исчезла.
Йенни закрыла глаза, приоткрыла рот и притворилась спящей.
Наверное, обмануть бабушку ей не удастся. Но она так и лежала с закрытыми глазами, пока не услышала шаги в коридоре.
Звук был такой, словно кто-то медленно шагает, пинками передвигая перед собой деревянный чурбан.
Открылась дверь, и бабушка тяжело шагнула в комнату. Ночной горшок со звоном задел о ножку кровати.
– Одевайся и иди в будуар, – велела бабушка и ткнула Йенни тростью.
– Сколько времени? – сонно спросила Йенни.
Бабушка со вздохом вышла из покоев.
Йенни быстро оделась и на ходу захватила жакет. Остановилась в коридоре, подтянула над коленями колготки и зашагала к открытой двери будуара.
Летнее небо скрывали шторы. Свет в огромном будуаре исходил только от настольно
