Оглавление

________________________________________________________________

Знаю, ты смотришь на меня. Не выносишь это, но возвращаешься каждый раз. И каждый раз говоришь себе, что больше не придешь.

Упертая.

Сжимаешь пальцами цепочку на своей шее.

Нервная.

Люблю тебя такой дерганной. Ненавижу, когда ты здесь, но не могу прогнать. Злюсь на тебя снова, но без тебя уже не так. Даже боль не та. Не вижу, но знаю, что вздрагиваешь от каждого джеба.

Пропускаю удар. Ты закрываешь глаза. Вскрикиваешь, но толпа заглушает твой голос. В моих глазах кровь, в твоих — слезы. Рассечения ввергают тебя в панический ужас. Дрожишь и злишься на меня. С ума схожу от этих растерянных и напуганных медных глаз.

Трусиха.

Закусываешь губу.

Взволнованная, испуганная.

Удар, еще один. Уходи, упрямая. Уклон. Ты сильный, я сильнее. Подойди ближе, давай, ты же, черт возьми, инфайтер. Цепкий клинч. Ты как-то назвала это объятиями.

Смешная.

Ну, нет, ничего не выйдет, я не отдам тебе этот бой. Я не упаду, не сегодня. Не перед ней. Твой хук — мой кросс. Капа отдает привкусом металла. Дружище, ты не протянешь и двух раундов. Твои блокажи участились. Дыхание сбилось. Смотри мне в глаза и паникуй. Ты не техничен и устал. Мне скучно.

Я скоро спущусь с победой, Джо, но ты только снова будешь осматривать издалека мои ссадины, оценивая масштаб ущерба на моем лице. И осуждающе молчать.

Но без тебя нет ни вкуса крови, ни вкуса победы. Ты проклятый катализатор всего…

I

Торонто всегда был немного угрюмым для меня. Упрямо оставался неприветливым и так и не стал мне домом.

Я всматривалась в него каждую ночь, молча наблюдала за его жизнью сквозь окна, старалась привыкнуть, но так и не смогла им проникнуться. Чужой, как в первый день.

Вот и сейчас я стояла у панорамных окон своего пентхауса и в очередной раз пыталась полюбить этот город с высоты птичьего полета. Но не чувствовала ничего, кроме холодного стекла бокала в пальцах.

В этом сыром городе я начала новую жизнь.

Я победила, отвернувшись от застывшей боли. И за это получила немного свободы. Смогла идти дальше. Но не сразу поняла, какой ценой далось мне это шаткое ощущение покоя: я растерзала себя — и больше никогда не смогу быть прежней.

Теперь я жила в умиротворенной пустоте. Не злилась. Не расстраивалась. Не выходила из себя. Счастье от привычных мелочей больше не приходило. Жизнь вокруг двигалась будто по касательной.

Иногда я не узнавала себя в зеркале. Мысли будто были не моими. А сны — утомительными и чужими.

Да, я когда-то сама бросила себя в этот город. И он сделал меня похожей на себя: угрюмой, зябкой, равнодушной.

Одним глотком допила вино и закрыла глаза. Хотелось, чтобы этот хмурый вид, наконец, исчез, хотя бы на сегодня.

Зазвонил будильник. На часах было четыре утра, в комнате еще висел ночной полумрак. Я опустила ступни на холодный пол, нащупывая тапочки. Этот город давно отучил меня ходить босиком.

Кофейный пар клубился над стаканом, густой, обволакивающий. Приятный аромат на секунду вернул воспоминание о том, как когда-то он заманчиво смешивался с запахом океана. Я резко дернула головой, отгоняя образ, опустила крышку на стакан и вышла.

На улице было ветрено. Я куталась в пальто по пути к машине. Город шумел, несмотря на ранний час. Он никогда не спал.

— Доброе утро, мисс Дэвис, — водитель открыл дверцу. В салоне было тепло и тихо. Я сделала глоток горячего кофе. Горечь на языке как нельзя лучше подходила под это утро.

— Город гулял всю ночь из-за чемпионата. Столько людей приехало, — отметил он, глянув на меня в зеркало заднего вида.

— Я не разговариваю до пяти утра, Мэтью, — ответила я и закрыла глаза. Гидрогелевые патчи под веками приятно холодили кожу.

— Простите. Забыл, — больше он не проронил ни слова. Мы доехали до студии «Четвертого канала» в тишине.

— Доброе, Джоан, гример уже у тебя! — продюсер промчался мимо по коридору. Здесь вовсю бурлила жизнь перед утренним эфиром. Яркий свет действовал лучше кофе, а суета бодрила. Я вошла в гримерку и села перед зеркалом.

— Выспались, мисс Дэвис? — гример как всегда встретила меня этим вопросом и улыбкой.

Я молча кивнула, как всегда.

Карен щебетала без умолку, пока наносила макияж. Я почти не слушала, но и не останавливала ее: звонкий голос бодрил.

— Две минуты до эфира! — Скотт прошел мимо моего рабочего места в студии. Ассистент проверял нательный микрофон, пока я делала артикуляционные упражнения. Затем сложила руки перед собой и, не спеша, оглядела алый маникюр под светом софитов.

— Ты очаровательна, как всегда, Джоан Дэвис, — Скотт улыбнулся, настраивая свет и камеры.

Я ответила ему своей фирменной выученной улыбкой.

В студии царил особый микроклимат. Из-за кондиционеров здесь всегда было прохладно: техника быстро нагревала помещение. Воздух казался чуть сухим, кожу стягивало. Но прожекторы врезались в лицо жаром, и под плотным платьем-футляром выступала испарина.

— Готовность — пять секунд! Посторонние вон из кадра. Тишина на площадке!

Загорелась красная лампочка. Прозвучали привычные звуки интро. На большом экране передо мной заскользили кадры заставки. Я привычно уперлась носком туфли в край стола. Титры побежали по суфлеру.

— Доброе утро, Торонто! — произнесла я с привычной легкостью. — В эфире Джоан Дэвис и ваш любимый «Четвертый канал». Переходим к главным новостям.

Я читала ровно, уверенно, как всегда. Ни одной запинки. Все шло четко по привычному сценарию утреннего выпуска: политика, экономика, дорожная сводка. Следом — спорт и развлекательный блок. Потом — прогноз погоды.

Пока читала, слегка покачивала туфлей — задавала себе ритм. Волнение эфиров давно ушло. Последний год даже дыхание не сбивалось.

— И у нас — прямое включение с главной ареной страны. Майкл, как обстановка? — я взглянула на экран.

Картинка слегка дернулась — и появился наш спортивный обозреватель на фоне шумной толпы.

— Доброе утро, Джоан! — бодро заговорил Майкл. — Сегодня в Торонто — церемония награждения тяжеловесов. Эта ночь была фееричной! Мы с замиранием сердца наблюдали за ожесточенными поединками лучших бойцов со всего мира. Именно такой бокс нам нужен, Канада!

Он оглянулся и перехватил кого-то за кадром.

— И мне чудом удалось поймать в коридорах арены новоиспеченного чемпиона. Этой ночью он получил пояс лучшего в своем весе! Ну, как настроение, Лео?

Движение камеры — и я увидела его.

Карие глаза. Те самые. Сердце дернулось, выбило воздух из легких. По телу прошел ток. Пять лет — а я до сих пор помнила, как двигаются его ресницы.

Я вжалась пальцами в стол. Уперлась носком туфли в ножку, будто пытаясь вернуть себе ощущение реальности. Дыши, Джо. Дыши.

— Настроение отличное, — ответил он. Уголок губ едва заметно дрогнул. — Возвращаться с победой всегда приятно.

Он был спокоен. Строгий взгляд. Чуть припухшие глаза. Щетина на лице — длиннее, чем я привыкла. Он был другим, хоть все еще таким знакомым.

Я мучительно старалась забыть его, стереть. А, выходит, помнила до мельчайших деталей. Как пахнет. Как обнимает. Как смеется…

— Обошлось без травм? — голос Майкла вернул меня в студию.

— В этот раз — да. Все прошло гладко.

— Ну и как тебе Торонто, чемпион?

Он помолчал с секунду.

— Немного угрюмый.

Майкл рассмеялся. А я замерла.

Пульс забился в висках. Меня словно ударили током. В груди сдавило. Мне начало казаться, что у меня приступ: так сильно колотилось сердце.

— Поздравляю с победой, Лео. Это был красивый бой, — Майкл пожал ему руку. — Студия?

Я не ответила. Просто замерла перед камерами. Впервые.

— Джоан? — голос Майкла стал натянутым. — Похоже, у нас небольшие неполадки со связью. Джоан?..

И вдруг — я увидела, как меняется взгляд карих глаз.

Он смотрел в камеру. И я знала: он смотрел на меня.

— Отомри уже! — гаркнул Скотт в наушнике, возвращая меня в тело.

Я вздрогнула.

— Спасибо, Майкл. Увидимся на церемонии награждения, — произнесла я, будто на автомате. И тут же добавила, не своим голосом: — На связи со студией был Майкл Эндрюс, наш спортивный обозреватель.

Лицо Лео исчезло с экрана. Словно его там и не было никогда.

— Уходим на рекламу. Сейчас же, — прошипел в наушнике Скотт.

Красная лампа погасла.

Я вскочила. Сорвала микрофон. Уши заложило. Пульс гудел в висках.

— Мисс Дэвис! — ассистентка подбежала ко мне. — Вам плохо?

Я металась по студии, стараясь прийти в себя. Меня трясло. Внутри нарастала паника. Настоящая, с липким потом, угнетенным дыханием, шумом в голове.

Я сгребла стакан с водой. Сделала несколько больших глотков. Гортань перехватило. Я закашлялась.

— Что с тобой творится?! — Скотт был в ярости. — Возьми себя в руки! Сейчас же! Эфир не закончен!

Я не могла дышать. Запрокинула голову. Уперлась в стол. Горло сжалось. Паника нарастала.

Запах амбры от его одеколона душил. Пудровый шлейф кисточки Карен щекотал носоглотку. Я чувствовала, как подступает тошнота.

Круг из взволнованных лиц сужался вокруг меня, крадя последний кислород. Они никогда не видели меня такой. Сдержанная и хладнокровная, я беспомощно задыхалась на глазах у всей съемочной команды.

— Выпейте, — ассистентка сунула мне в ладонь успокоительное. Руки дрожали. Зубы стучали.

— Минутная готовность! — перекричал всех Скотт. — Джоан, соберись, черт возьми!

Я помнила, как неслась в уборную. Коридоры тянулись, как в бреду. Все вокруг шептались. Пялились. Я никогда не теряла лицо. Никогда.

Заперла дверь и подлетела к раковине. Опустила голову, чтобы отдышаться.

Не возвращайся ко мне… Я не справлюсь.

Я плеснула в лицо ледяной водой. Руки дрожали.

Я уже забыла, как он может исступлять одним взглядом своих теплых карих глаз. С них все и началось в прошлый раз.

Он дезориентировал меня, словно светошумовая граната. Его голос до сих пор звучал в моей голове, голос, который я годами пыталась заставить замолчать.

Все вокруг кружилось, стены будто медленно сходились.

— Нет, не находи меня, — закрыла лицо руками, будто защищаясь от его образа в мыслях.

Схватилась за края раковины, чтобы обрести опору.

— Даю тебе минуту переждать эту бурю, Джоан Дэвис, — я смотрела на разводы туши на щеках, напоминающие чернильные кляксы, и будто опять возвращалась в те безумные дни рядом с ним.

— Просто вспышка, слышишь? Прошло. Он больше не вернется в твою жизнь.

Я пришла в себя только в гримерке. Все казалось глухим, как под водой. Заперлась, села и уставилась в пол.

— Открой! — раздался голос Скотта за дверью. Он был вне себя.

— Не сейчас! — прошептала я, закрыв глаза.

— Сейчас! Живо! — дернул ручку.

Я встала. Отперла замок. Он ворвался внутрь, тяжело дыша, уставившись на меня с таким видом, будто я поставила под удар весь телеканал.

Я опустилась обратно в кресло и закрыла лицо руками.

— Знаю, Скотт. Мне жаль, это больше не повторится.

— Что это было, черт тебя побери?! — он взорвался. — Ты застыла, как статуя. Словно призрак увидела! И сейчас на тебе лица нет!

Я вздохнула. Он был чертовски близок к правде.

— Все под контролем.

Он присел на край столика. Заговорил уже тише, но все еще резко:

— Возьми отпуск. Ты же ни разу даже отгул не брала.

— Не нужно, — сказала я устало. — Я хочу работать. Я справлюсь.

— Джоан, ты — лицо этого канала. Я люблю тебя. Но сейчас ты не в форме. А ты не имеешь права на слабость. Репутация — самое главное, — он смотрел прямо в меня. — Я замну ситуацию. Но если это повторится — ты потеряешь все.

Я рассеянно кивнула.

— Железная леди «Четвертого» Джоан Дэвис не может позволить себе такой скандал. Так что иди домой. И разберись с этим дерьмом до завтрашнего утра, — отрезал Скотт и вышел, хлопнув дверью.

Вечерние огни за стеклом казались особенно чужими. Я стояла у окна. Сегодня я позволила себе чуть больше одного бокала. Надеялась, алкоголь вымоет из меня его образ.

Ничего не вышло.

Его голос острым лезвием вошел в грудь, вспарывая старые незарубцевавшиеся раны. И мне совсем это не нравилось.

Я запомнила, как двигались его губы в кадре.

Не дури, не впускай его снова в себя!

Я потянулась за телефоном. Хотела загуглить эфир. Не смогла. Отошла. Подняла снова. Начала вбивать его имя в строке поиска.

Что ты делаешь?

Заблокировала экран и отбросила телефон на диван.

Я обняла колени, притянула их к груди. Сердце билось глухо. Все существо сопротивлялось, но тревожное предчувствие скреблось внутри.

Я должна справиться. В этот раз…

II

5 лет назад

Я помнила тот день, как вчера. До мельчайших деталей. Солнечное летнее утро. Вместо будильника — «Troublemaker».

Первым делом проверила блог, эти несколько минут можно было позволить себе провести в постели. Не дольше. Я собрала почти миллионную аудиторию и была одним из самых популярных инфлюенсеров в городе. Как же ненавидел это слово мой папа. И с каким же азартом незнакомцы следили за моей жизнью.

Йога. Медленная, чтобы проснуться. Горячий душ. Но не слишком: вредно для тонуса кожи. Ароматный гель. Трехэтапный уход за кожей лица. Фото в зеркале с тегом #nomakeup.

Рутина, чтобы держать темп. Я обожала следовать плану во всем: от питания до отдыха. Жизнь расписана по минутам и на годы вперед. Закончить колледж в этом году. Переезд в Канаду. Работа на одном из крупнейших телеканалов. В мечтах канадский «Golden Globe», как и у любого уважающего себя журналиста.

И, как у любой уважающей себя женщины, красивая семья. Непременно с Кевином. Кевин подходит, он отличный малый. Двое детей и столько же золотых ретриверов.

На завтрак фруктовый салат: до полудня можно фруктозу. Утренний пост с пожеланием доброго утра. Сверка с планом на день.

— Отложи уже телефон, Джо, — это голос мамы. Первое предупреждение.

— Ты забыла сфотографировать салат, — рядом приземлился брат. Второй камень в меня. Держись, маленькая обезьяна, я тебе отомщу. Сейчас придет папа.

— Она сроднилась со своим айфоном, Зак, оставь. — За столом появился отец. Пора сворачиваться.

— Я, вообще-то, зарабатываю на этом. И готовлю почву для будущей профессии, — пыталась защищаться. — Это инвестиции в будущее. — Заблокировала экран и подняла голову. — Пап, — сладкая-сладкая улыбка, — ты обещал сегодня вечером пустить нас с девочками в бассейн поплавать.

— И что с моими тренировками? — Зак опять за свое.

— Ой, опять будем про эти потные драки говорить? — Меня уже порядком достали эти разговоры о боксе.

— Заткнись, Джо, ты что понимаешь в спорте? Твоя отточенная поза «собака мордой вниз» не делает тебя экспертом.

— Куда уж мне, и с каких пор кровавое агрессивное месиво называется спортом? Пап, без обид, — подняла примирительно руки вверх: всегда забывала про его прошлое боксера. Он был одним из лучших в свое время, а теперь владел успешным клубом, где «взращивал чемпионов».

Зак был твердо намерен идти по его стопам и построить карьеру боксера. Давай-давай, пару десятков сотрясений — и Паркинсон в среднем возрасте ждет тебя. Маленький идиот постепенно станет большим идиотом. Ты едва совмещаешь плавание с учебой дважды в неделю! Папа давно отошел от спорта, даже не тренировал, и Зака пока на ринг не пускал. Правильно, пусть лучше приростом серого вещества занимается.

— Опять завелись с утра. Джоана, ты никогда не научишься держать при себе свое мнение? — Мама — главный миротворец. — Тебе стоит поучиться сдержанности у Джен.

— Спорт, полный жестокости и ярости! Низкоинтеллектуальный и противный, пропитанный потом и кровью! Иди в балет, Закария, там так не потеют и не выбивают друг другу зубы! Даже говорить не хочу, аппетит пропал! — я встала из-за стола.

— Не закатывай глаза, блин, бесишь уже! — Зак злился и краснел. Это помогало держать себя в тонусе. Я всегда побеждала. Из нас двоих я — мозг.

— Техничный вид спорта, требующий силы и выдержки, — папа пытался меня переубедить. Никак не мог привыкнуть, что это бесполезно, бедолага.

— Ты когда успела стать такой высокомерной язвой? — Мама улыбнулась, сделав глоток кофе.

— Прошу прощения, если задела чьи-то чувства, я ухожу, — поцеловала всех участников занимательной беседы. — Папа, так что насчет твоего обещания?

— Ключи возьмешь у администратора, если приедете после девяти.

— Класс! — подняла вверх большой палец. — Я вынуждена откланяться, уже отстаю от графика, — и я умчалась прочь от этой семейной идиллии.

— В бассейне не пить! — прощальная фраза от папы. Я сделала вид, что она меня настигла уже за порогом.

Так начался день, в который жизнь бросила меня через голову и дала понять, что мой вылизанный план на будущее имеет свои погрешности. Да что там, он ни черта не стоит, как и все то, что я создавала последние годы вокруг себя. День, когда все обнулилось. Стало другим. И я вместе с ним.

Конечно, тогда я еще этого не знала. Я просто ехала в машине и беззаботно подпевала какой-то очередной дурацкой песне. Как всегда.

Впереди у меня было двенадцать часов безоблачного счастья. Семьсот двадцать минут проклятой непоколебимой уверенности в пригодности плана на будущее. Сорок три тысячи секунд прежней жизни. Восемь тысяч ровных вдохов.

На занятиях чаще бывало скучно, чем полезно. Это время я посвящала контент-плану или набрасывала черновики статей. Заполняла ежедневник: расписание мероприятий, съемок, встреч. Такой ритм не давал расслабляться.

После занятий мы с подругами шли в любимое кафе на набережной. Они шумные, как я. Нас трудно было заткнуть и легко рассмешить.

Сегодня к нам присоединился Кевин — проезжал мимо и жаждал лучшего в городе латте. И лучшую в мире меня. Мы встречались почти год. Он был идеален: высокий, широкоплечий, темноволосый и голубоглазый. Красавчик. И умен. Лучший на потоке. У него была своя адвокатская практика и красивая улыбка. А еще нежные руки и приятный дорогой парфюм. Я смотрела на его красивый загар и лососевую футболку и улыбалась.

Он элегантно снял свои авиаторы и поцеловал меня. Мы не ссорились, я ночевала у него дважды в неделю в пентхаусе на последнем этаже. Мы пили вино, смотрели кино, а утром я приносила ему латте в постель. Он спал долго, а я встречала рассвет без одежды, у панорамных окон. И чувствовала себя невероятно счастливой.

Кевин был частью моего безупречного плана, деталью коллажа прекрасного будущего. Его друзья болтали слишком много — так я узнала, что он купил кольцо. Любила представлять его на пальце: как оно будет сверкать в утреннем солнце его роскошной квартиры.

За салатом с креветками я проверяла почту, социальные сети. Не люблю постить еду, но людям нравится, особенно розоватые фильтры, пенка на капучино. Селфи с девочками: мы отлично смотримся втроем. Немного ретуши, чистим задний фон, добавляем яркости и резкости — и в ленту. На сети уходит несколько часов в день, но иначе никак. Это — работа. Признание требует времени.

Я дважды топила телефоны. Сидела, погрузив ноги в теплую воду бассейна и листала ленту. И думала, переживет ли нынешний айфон этот наш девичник. Пузырьки в бокале медленно перетекали в мою голову. Я немного расслабилась. Девочки плескались и смеялись как ненормальные. Мы все уже были немного пьяны. Отложила телефон и сползла с бортика в воду. Опустилась на дно — в теплой воде было хорошо.

До распада моей реальности оставался час. Наслаждайся, глупая, хватайся за иллюзию полной жизни. Всплыла и засмеялась. Проклятые пузырьки.

— Так тихо. — Кэт хихикнула, и звонкое эхо разбрелось по коридору. — Ау!

— Не ори, здесь уже давно никого нет, — Рейч зажала ей рот, и мы разразились смехом.

Было темно и пусто: время близилось к полуночи. Девочки щипали друг друга и хихикали, я зевала.

Они ушли вперед, а я задержалась: искала ключ в сумке.

Прислушалась. Стук. Глухой, ритмичный.

Я шагнула вперед и заглянула в открытую дверь. Огромный пустой зал. И чья-то тень.

Я вошла. Темно. Хорошая акустика. Удары. Дыхание. Напрягла глаза: в желтом свете фонарей двигался силуэт. Еще шаг. Он боксировал.

Ну, все понятно.

Хотела уйти, но почему-то осталась. Прислонилась к стене и наблюдала. Судя по очертаниям — парень. Хорошая форма. И техника. Мне нравился ритм его ударов. Быстрые ноги. Сильные руки. Груша дрожала от его силы. Отголоски музыки. Он был в наушниках.

Интересно, что он слушает?

Удар справа, снизу. Тогда я и не знала, что это хук и апперкот. Он дышал тяжело. Бил сильно и упорно.

Как долго это может продолжаться? Пусть длится вечно.

Выносливый.

Улыбнулась. В теле дрожь. Без перчаток, только голые кулаки.

Продолжай.

Душно. То ли от влажных волос, то ли от алкоголя. Зазвонил телефон. Я вздрогнула и поспешила к выходу. Девочки, наконец, заметили мое отсутствие. Не прошло и года.

До дома было пару кварталов. Я села в машину. Не завела. Зависла. В голове все еще звучал ритм его ударов. Его дыхание. Все кажется прекрасным, когда ты немного пьян.

Дома я была через несколько минут. Спать нужно лечь до полуночи, иначе наутро упадет активность. А я ненавижу вялость.

Лежала в постели, выкладывала вечерний пост. Впервые с опозданием. Обычно не позволяла себе выбиваться из прайм-тайма. Сегодняшнее шампанское дезориентировало слегка. Мысли путались. Да и плавание утомило тело и добавило ко всему привкус усталости.

Открыла ежедневник, посмотрела план на завтра. Хотела что-то вписать, и забыла, что именно.

Ужас. Я больше не буду пить.

Я плохо спала. С утра бесилась от головной боли и упадка сил. Было пасмурно. День не задался. Все шло наперекосяк. Хотелось спать. Пришлось пить кофе, хотя кофе убивает мой метаболизм. Плохой сон плюс алкоголь — и кожа в отвратительном состоянии. Я злилась еще больше.

К черту все.

Запила кофе апельсиновым фрешем и выдвинулась на занятия.

Домой возвращалась поздно. Насыщенный день. Завтра — съемка. Послезавтра — дедлайн статьи. Уговорила свою мигрень затихнуть. Хотелось одного: в кровать.

Зазвонил телефон.

— Джо, — голос папы в динамиках машины, — ты уже едешь домой?

— Да, пап, скоро буду.

— Детка, я оставил на работе папку с документами. Тебе ведь по пути. Забери, если не сложно. Синяя. Справа на столе.

— Хорошо, нет проблем.

Вечерами в клубе все выглядело иначе и иначе звучало. Не так душно и очень тихо. Я слышала только стук своих шпилек о паркет. Мчалась по коридору — и застыла.

Уже знакомый звук.

Боже, или ты не останавливался?

Улыбнулась. Свернула к двери. Он снова был у окна. Тот же ритм. То же дыхание. Видимо, ему тоже нравилась темнота. Свежий воздух. Одиночество.

Я прижалась к дверному косяку и наблюдала. Сосредоточенный, он ни за что не заметит меня. Как заведенный он избивал грушу. Интересно, о чем он думал в эти минуты? Прижала синюю папку к груди и размышляла о нем.

Вдруг он остановился.

Заметил?

Снял толстовку, прошелся по залу, восстанавливая дыхание. Вытер лицо краем майки. Короткие волосы. Мощная покатая спина. Сильные руки, красивая трапеция. Босые ступни. И отличная задница.

Дышал тяжело. Ходил по кругу, как зверь в клетке.

Ну, почему здесь так темно? Разочарование.

Было поздно, надо было возвращаться домой. Да и хотелось остаться незамеченной. Нравилось наблюдать за ним издалека.

Вчера сюда меня привел алкоголь и случайность, сегодня — стечение обстоятельств. Тогда я еще не знала, что завтра сюда меня приведет банальное желание увидеть его таким снова.

В ту ночь я впервые думала о нем. Спортсмены меня не привлекали, тем более, боксеры. Всегда казались упрощенной версией мужчин.

Но эта сила… цепляла.

Я даже не видела его лица. Но он отпечатался. Ярко. Пугающе.

Я сидела на террасе, не в силах уснуть. Хотела увидеть его лицо. Брови. Глаза. Губы. Услышать голос. Любопытство сжирало изнутри.

Я должна увидеть его и успокоиться. Так я оправдывала свое нелепое поведение. Только утром заметила: забыла выложить пост.

Ну здравствуй, саморазрушение, давно не виделись.

С восходом все прошло. Я встала с чистой головой и приливом энергии — очень кстати. Ведь впереди съемка для статьи. Включила музыку, принялась за макияж. Это было моей медитацией. Ящики туалетного столика ломились от косметики — пиар-рассылки брендов. Моя слабость. Еще — нижнее белье и обувь. Обожаю кружево и шпильки.

Сидела в машине и пила кофе. Половина одиннадцатого вечера. Большая девочка с большими амбициями. Уставшая до ужаса. Хотела в постель, но сидела и смотрела на вход в спортивный клуб отца.

И пыталась оценить весь масштаб своего кретинизма.

Или это пытливый ум? Здоровое любопытство?

Сдаюсь.

Вместо того, чтоб дать деру, вышла и направилась внутрь. Я смелая идиотка. Уже на коридоре я услышала его. Обрадовалась, как первостатейная дура. Сняла туфли, взяла их в руки, поднялась на темную трибуну. Хотела увидеть больше — нужен был хороший обзор.

Он был внизу со своей кожаной игрушкой.

Удар. Еще. Еще.

Интересно, сколько длится его тренировка?

Обзор хороший, но он далеко. Я снова не видела лица. Вот черт. Сейчас бы театральный бинокль.

Майка без рукавов. Сильные плечи. Грудь. Красивые икры.

Обняла пальцами холодный металлический поручень и опустила на них подбородок. Как собрать этот пазл, черт возьми? Хотелось спуститься и разглядеть его. Но нет. Тогда я убеждала себя, что сразу потеряю интерес. На самом деле, боялась его до дрожи.

Душно. Сняла шейный платок, положила на колени. Удары стихли. Осталось только его тяжелое дыхание.

Он не останавливался. Был измотан, но продолжал. Сильный и неугомонный. Ему было мало. Плечи блестели от пота. Он гнал себя на пределе.

Сколько же в тебе энергии?

Мне нравилось размышлять о нем.

Потом — скакалка. Прыгал быстро, легко. Я считала обороты.

Интересно, какого он роста?

Сбилась на сотне.

Он остановился. Не устал — дошел до поставленной цели.

Завидую твоему упорству, кто бы ты ни был.

Отсюда он казался очень красивым. Я улыбалась. Он ходил по залу, руки в бока, голова опущена.

Почему я здесь?

Почти полночь. Дура. Я корила себя за безответственность, но не уходила.

На что еще ты способен? Покажи мне все.

Пара десятков отжиманий. Кажется, на кулаках. Будто развлекался. И был хорош.

Поднялся, прошелся по залу. Опустился на маты. Закинул руки за голову. Уставился в потолок.

Я в ужасе пригнулась и спряталась за ограждение. Только бы не заметил. Схватила туфли и сбежала.

Улица. Ветер бил по лицу, трепал волосы. Свежо. Я стояла босая, дышала.

Он все еще был во мне. Его дыхание — внутри.

Я думала, это пройдет. Любопытство стихнет. Пульс выровняется. Я не подозревала, как глубоко он во мне застрял.

Он сбивал мой пульс.

Ненавижу это.

Тогда я еще не знала, чем все это закончится. Просто растерянно дышала посреди пустынной улицы, наивно полагая, что это — только моя игра.

Сжала каблуки в руках. Закрыла глаза.

Я знала: завтра вернусь снова.

Но не догадывалась, что встречусь с ним лицом к лицу.

Вот так началась история о том, как моя жизнь раскрошилась под тяжелым ударом его поставленного джеба.

— Джо, ты здесь, милая? — Мамин голос выдернул меня из мыслей. Она склонилась к столу, тревожно заглядывая в лицо.

Все трое вопрошающе смотрели на меня. Видимо, до этого ко мне обращались не единожды.

— Ты заснула над этим многострадальным салатом? — она улыбнулась. Я опустила глаза в тарелку. Лист был изрешечен вилкой.

М-да. Классика.

— Я задумалась о своей статье, прошу прощения, — соврала и отложила приборы.

— Я думала, о Кевине, — мама снова улыбнулась. Он был ее любимчиком.

— О Кевине?

О, боже, откуда столько удивления в голосе? Осталось только добавить: «А кто это такой?»

Мама вскинула брови:

— Вы же завтра уезжаете с ним за город, или я что-то путаю?

Я забыла. Совсем забыла! Черт. Мы ведь несколько недель планировали этот отдых.

— Д-а-а-а, — протянула я и выдавила дурацкую улыбку. — Будет здорово!

Лгунья. Не будет.

— Он вчера приходил, — вставил папа, вытирая губы салфеткой.

— Зачем? — я повысила голос и тут же осадила себя.

Да что со мной не так? Дерганная дура, ешь уже свой салат.

— Сказал, не смог дозвониться. Вы вроде собирались вместе закупить продукты.

Я идиотка. Оставила телефон в машине. И он все еще там.

— Забыла где-то. Совсем замоталась, — наиграно расстроенно вздохнула.

Сколько вранья за один завтрак. Очень сытно.

— Где ты была? — Мама подозрительно вглядывалась. Видимо, язык лгал быстрее, чем мимика. Как с грозой: сначала свет, потом раскаты. Я чувствовала себя загнанной в угол тупицей.

— Что? — сделала из себя еще большую дуру, выигрывая время.

— Ты в порядке? — Зак скривился: моя тупость для него непривычна.

— Мне надо бежать, — вскочила слишком резко. Улыбка для прикрытия. Медленно задвинула стул, будто все было нормально и меня не трясло. — Хорошего дня, — контрольная улыбка. И сбежала.

Кевин был обижен. Я извинялась, целовала, обнимала.

Прощена, но злилась на себя за свой промах.

Такое со мной было впервые.

Я будто потерялась ненадолго. Словно попала в зазеркалье, где время течет иначе. Нужно было купить продукты, собрать вещи.

Уфф.

Почему-то я была не озадачена. Я злилась. На себя. Потому что не хотела об этом думать. И не хотела покидать город.

Вечером накануне отъезда собирала вещи, рассеянно, не вдумываясь. Заторможенная стояла над сумкой, засунув в нее обе руки. Пищал телефон: Кевин слал сообщения. Потом прочту.

Почти десять. Ходила из угла в угол. Дергалась. Размышляла: насколько безумно снова туда пойти.

Возвращаться к нему — глупо. Навязчиво. Бессмысленно. Но мысль, что не увижу его сегодня, давила.

Взяла ключи. Села на кровать. Я понимала: иначе не усну. Сжала связку пальцами и выскочила из комнаты.

В этот раз я подготовилась и надела кеды. Бегать по трибунам босиком больше не хотелось.

Зачем я делаю это?

Темно. Тихо. Шла по коридору клуба. Остановилась. Прислушалась.

Тишина. Ни звука.

Нет-нет-нет.

Ускорила шаг и заглянула за дверь. Его не было. Его кожаная подружка была неподвижна.

Проклятье. Джо, с чего ты взяла, что он здесь каждый вечер?

Зашла внутрь. Свет фонарей за окнами слабый, тусклый. Подошла к груше. Остановилась. Внутри мерзкая пустота. Сырая. Гнетущая.

Боже, Джо, завтра ты с любимым поедешь на выходные за город! Ликуй!

Но в горле слезы обиды. Дура.

Я проиграла. Разуму. Логике. Себе.

Нужда в нем, в этом мгновенном, иллюзорном, гипнотическом присутствии больше, чем желание. Она как наваждение.

— Давай, сожги меня заживо, — произнесла, почему-то, вслух. Видимо, от глупой обиды на него. Коснулась пальцами кожаной груши. — Ты помнишь его? — приложила ладонь к черной коже и медленно скользила рукой, обходя ее по кругу. — Какой он, расскажи? Красивый? Отчаянный? Каково это, чувствовать его руки? — поглаживала кожу, вспоминая, как в нее гулко врезались его кулаки.

— Хочешь узнать?

Я дернулась. Отпрянула.

Тогда я впервые услышала его голос. Низкий. Бархатный. Горячий.

Этот тембр проникал под кожу. Все внутри задрожало.

На трибуне движение. Мужской силуэт. Сидит и смотрит на меня из темноты.

Только не так, боже.

Он отставил бутылку, встал. Медленно. Шаг ко мне. Еще. Он неторопливо, словно издеваясь над моим загнанным сознанием, выходил на свет.

Кроссовки. Темные спортивные штаны. Толстовка нараспашку. Под ней футболка. Руки в карманах. Он шел. А я всматривалась в темноту. Ждала, когда свет фонарей дотронется до его лица.

Еще шаг.

Остановился. Смотрел на меня не отводя глаз. Ощупывал взглядом. Нестерпимо.

Я сделала шаг к нему. Он — ко мне.

Я все еще не видела его лица. Шла к нему ближе, потряхиваемая дрожью.

Наконец, свет достал до его лица. Я остановилась в панике и предвкушении.

Какой ты?

Он продолжил приближаться. Светлая кожа. Сильная шея, выдающийся кадык. Широкая мощная линия челюсти, сильный подбородок. Тонкие губы. Явные желваки на щеках. Широкие ноздри. Карие глаза.

Я замерла: он смотрел прямо мне в глаза. Пора было смутиться, но я не могла отвести взгляд. Светло-карие, с легким прищуром. Успела заметить напряженные брови.

Я просто таращилась на него.

Затмение.

Сколько длилась эта сумасшедшая пытка, не знаю.

Он сделал еще один шаг ко мне.

Я уже была парализована. Стояла. Дрожала. Задыхалась от бешеного пульса.

Он вынул руки из карманов. Я вздрогнула.

На его запястье мой шейный платок.

Дура. Я совсем забыла про него, видимо, обронила в прошлый раз. Сама себя подставила. Я вспыхнула. Он изучал меня.

— Иди ко мне, — сказал. Затем шаг — он оказался рядом.

Я опасливо сжалась.

Не приближайся. Мне душно и тревожно от твоей близости.

Стояла как вкопанная и смотрела в эти пылающие глаза.

Он сделал последний шаг.

Непозволительно близко. Я жадно рассматривала его лицо вблизи. Красивый, как я и думала. Очень. Слишком.

Стало нечем дышать. Чувствовала, что он испытывает меня. Разомкнул губы. Я непроизвольно сглотнула. Воздух между нами нагревался. Он медленно поднял правую руку к лицу и зубами развязал узел на платке, не мигая глядя мне в глаза.

Дерзко, сумасшедше. Я наблюдала, как он с чувством сильно сжимал ткань пальцами. Потом поднес к лицу и глубоко вдохнул запах, прижимая платок к своим губам.

Слабость под коленями едва не уронила меня на пол. Я подняла руку, чтобы забрать платок, но он медленно опустил его в карман. Он все еще не сводил с меня глаз.

Но уже сводил с ума.

Изучал мою реакцию.

Ты что задумал? Тише, это моя игра.

Проклятье. Не могла больше выносить его глаз. Моя дрожь становилась заметной. Отступила на шаг от него и сбежала, как дура.

Выскочила на улицу. Быстро благодаря кедам. Воздух резал легкие. Шел дождь, ледяной, как пощечина. Я прижалась к машине, пытаясь вернуть дыхание. Меня трясло. Мир расплывался, и внутри было только одно: паника.

Теперь все изменилось. Мы не просто тени в темноте. Мы в одной реальности.

Меня едва не стошнило. Словно немое кино: он медленно выходил ко мне из темноты. Снова. Боже, снова. Свет скользил по его лицу. Большие карие глаза горели.

Ты же этого хотела, Джо, хотела посмотреть ему в лицо.

Получай.

III

— Зайка, принести еще мартини? — за спиной прозвучал сладкий голос Кевина.

— Нет, милый, не нужно, — я лежала на животе у бассейна, держа в руках раскрытую книгу. За моей спиной Кевин размахивал клюшкой: он ужасно играл в гольф. На мне был любимый дорогущий купальник. День выдался ясным, солнечным и ветреным — страницы книги подрагивали, и я придерживала их пальцами.

Я думала о нем. О том, как он смотрел на меня, слишком прямо, слишком долго. Как никто другой. От одного воспоминания по телу пробежала дрожь.

Кевин подкрался сзади и поцеловал в плечо. Я вздрогнула. От неожиданности, конечно.

— Посидим вечером в джакузи? — он опустил губы мне на спину.

— Угу, — я перевернула страницу, которую так и не прочитала.

— Ты сегодня тихая. Не нравится здесь? — он провел рукой по моим волосам.

— Нравится, — солгала и натянуто улыбнулась.

— Может, хочешь вернуться?

— Не хочу, — снова солгала.

— Отлично, — он чмокнул меня в макушку.

Он никогда не умел распознавать мою ложь. И никогда до конца не понимал, чего я хочу. Не чувствовал меня. Я перевернулась на спину. Он улыбнулся. Я тоже. Мы смотрели друг другу в глаза, но не видели друг друга. Он поцеловал меня привычно мягко в сомкнутые губы и вернулся на газон. А я хотела домой.

Вода в джакузи была горячей. Я подняла взгляд к небу и наблюдала, как густой пар поднимался в темноту над головой. Что-то изменилось.

Перевела взгляд на Кевина: он сидел напротив, по пояс в воде, и делал селфи. Горячие пузырьки расслабляли тело и сознание. Я закрыла глаза. В голове роились странные мысли. Почему мы так редко смотрим друг другу в глаза? Почему почти не прикасаемся?

Я открыла глаза и уставилась на него, пытаясь понять, что чувствую. Взывала к памяти. Давай же. Вспомни. Как он пахнет? Как целует, как смеется, как смотрит? Воспоминания приходили, а чувства нет. Смотрела на него внимательно. Долго. Пристально. Ну же. Еще немного.

Ничего. Пусто. Что я делаю не так? Куда исчезла дрожь от его взгляда? Боже, ее никогда и не было вовсе. Я ведь была уверена, что люблю его. Я это придумала? Придумала нас?

Почему я раньше не задумывалась? Ах да, я же не оставила в расписании времени для размышлений.

— Тебе не жарко? — он поднял глаза от экрана.

— Мне хорошо, — выдавила из себя очередную ложь.

— Супер, — он подмигнул и вернулся к телефону.

Когда все успело стать таким пресным? Я не могла уснуть. Вышла на крыльцо и наслаждалась ветром в волосах. Внутри было неспокойно. Ненавижу это чувство. Будто литосферные плиты моей жизни сдвигаются. Против часовой стрелки. А значит, что-то придется менять. А я ведь так дорожу стабильностью.

Он виноват. Он смотрел на меня так, будто знал что-то важное. Что-то обо мне. О моей жизни. Словно знал лучше, чем я. Его взгляд как будто говорил: «Подойди ближе, и я изменю все. Ты не так смотришь, не те цвета видишь. Я покажу, как надо. Поверну вселенную нужной стороной».

Будто сорвал мутную защитную пленку с экрана моего айфона. И оказалось, что изображение выглядит иначе. А я-то считала его идеальным.

Сделалось душно. Я зажмурилась и пыталась не паниковать. Он вызвал во мне слишком сильные чувства. Я пока не понимала, почему. Он стал землетрясением на моей планете. Трещины пошли по коре, сдвинулись плиты. Нагнал на меня цунами, которым предстояло захлебнуться.

Машину трясло. Я притворялась, что сплю. Хотя никогда не спала в дороге. Он знал, но не помнил. Мне нужно было время подумать. Я злилась. На себя, на парня с карими глазами.

Было неспокойно. Все время казалось, что я должна вернуться к нему. Что мы должны поговорить. О чем? Я даже не знала, кто он.

Я бежала по темному коридору клуба. Возвращалась к нему. Снова. Он был внутри. Я слышала его дыхание, ритмичные удары кулаков.

Ворвалась в зал. Прятаться больше не имело смысла.

Он услышал мои шаги и остановился. Сердце стучало в горле, дыхание никак не приходило в норму. Он обернулся и посмотрел мне в глаза, придерживая качающуюся грушу. Его кожа блестела от пота, дыхание было тяжелым и шумным. Я хотела обрушить на него всю злость, все, что копилось во мне эти сутки, — но вместо этого ощутила, как подступают слезы.

Он подошел ближе. Нет. Не смотри!

— Отдай мне его, — я отчаянно протянула руку. Тогда мне казалось: если заберу платок, ничего больше не будет нас связывать. Но он забрал не только платок. Он забрал мое спокойствие.

Сердце грохотало. Сегодня я проснулась в другом мире.

— Почему ты не пришла вчера? — он не отводил взгляда и медленно приближался. Я сглотнула, сбитая с толку.

— Верни этот чертов платок! — закричала. Дезориентированная, оглушенная. Я больше не была собой. Он внимательно смотрел в мои глаза.

— Этот? — он достал его из кармана и поднял в воздух. Все еще не восстановил дыхание. Его грудь вздымалась. Вся футболка была мокрой от пота. — Ты из-за него вернулась ко мне? — он облизал губы.

— Дай сюда! — я дернула пальцами, призывая вернуть.

— Нет, — он покачал головой и вернул платок в карман.

— Нет? — я вспыхнула.

— Нет, — спокойно. — На нем твой запах. Я хочу его. Пусть останется со мной.

Дерзкий болван.

Он шагнул ко мне. Я почувствовала его частое дыхание. Испарина блестела на лице, сильная челюсть была напряжена. Большие глаза застыли на мне.

— Зачем он тебе? — он смотрел прямо, как будто отслеживал мою реакцию. Его запах обжигал, я сглотнула.

— Ты касался его губами. Я хочу его. Пусть останется со мной.

Как тебе такое? Я видела, как вспыхнули его глаза. Да, я дрожала от собственных слов. Глотка рвалась на части, но я стерпела.

Он сделал еще шаг. Почти касался меня грудью. Не подходи. Оборвалось дыхание. Что, черт возьми, в тебе такого? Мне нравился запах его кожи. Эти невероятные глаза…

Он слегка разомкнул губы. Я опустила взгляд. Опрометчиво. Он заметил.

Я хотела поцеловать его. Нестерпимо. Сводило челюсть.

Нет. Стоп. Джо, не смей.

Между нами вибрировало напряжение. Притяжение. Воздух раскалился. Терять самообладание было мучительно. Он молчал. Часто дышал. Кадык на влажной шее подрагивал. Он чувствовал, что творилось во мне.

Что ты за демон такой?!

Я не сделаю этого. Не смотри так. Я сильная. Я умею себя контролировать. Ни за что. Нет.

Шаг — и я поцеловала его. Обхватила лицо, врезалась в его губы.

Он не ответил. Это уязвило. Кровь прилила к лицу от обиды. Я отстранилась, но он не отпустил — и вдруг, широко разомкнув губы, поцеловал.

Порывисто. Жадно. Глубоко. Как никто не целовал.

Он взорвал меня одним движением губ. Его шумное дыхание возбуждало. Рука на затылке вжала меня в его лицо. Я задыхалась. Мы захлебывались друг другом так откровенно. Это не было похоже на первый поцелуй, скорее, на прелюдию. Я пылала на его губах от нетерпеливого желания.

От влечения легкость защекотала в области солнечного сплетения. Я не поняла, сколько это продолжалось, не помнила, кто отстранился первым. Только то, как кружилась голова.

— Теперь он тебе не нужен, — снова передо мной горели эти глаза. Мы были непозволительно близко.

— Ты и не собирался его возвращать, — я смотрела прямо в его лицо. Что ты со мной сделал? Как заставил меня так легко поддаться?

Во рту было солоно от его пота. Я чувствовала его запах на себе. И… мне нравилось.

— Еще не поняла, что я хочу оставить его себе? — он облизал губы. — Хочу, чтобы он принадлежал мне.

Его глаза улыбались.

Хочу, чтобы ты принадлежал мне.

Я удержалась, чтобы не повторить за ним — не облизать губы следом. Они все еще горели. Я хотела почувствовать его снова. Краснела от собственных мыслей. Надо было уйти. Срочно.

Дернулась — и поцеловала его снова. Предательский порыв. Уже держала его за шею. Он обхватил мое лицо ладонями и притянул к себе.

— Боже, — я резко отстранилась, развернулась и зашагала прочь.

— Подожди.

Я остановилась, не поворачиваясь. Что еще ты можешь со мной сделать? Я была на грани помешательства.

Его шаги приближались. Я обернулась.

— Я дам тебе кое-что взамен. Так будет честно, — он снял с запястья спортивный напульсник и протянул мне.

Я взяла. Послушно. Сжала влажную ткань. Ну, спасибо. Твой запах в моих руках добьет меня этой ночью. Поможет более явно представлять тебя рядом.

Мое новое хобби.

Я хотела остаться с ним.

Молча развернулась и ушла.

Сумасшествие. Судорожно повернула ключ в зажигании. Пальцы дрожали и не слушались. Сердце колотилось так сильно, что казалось — вот-вот выскочит. Педаль в пол.

Машина запищала: я не пристегнула ремень. Проклятье. Затормозила. Вдох-выдох. Я горела. Пылала. Застегнула ремень и резко тронулась с места. Прочь от него. Прочь от мыслей о нем.

Стрелка на спидометре ползла вверх, как и мое давление. Пульс стучал в висках. Резко остановилась, выскочила из машины. Каблуки застучали по асфальту. Забежала в подъезд. Лифт ехал невыносимо медленно. Черт. Черт!

Позвонила в дверь. Еще. Еще

— Джо? — на пороге показался встревоженный Кевин. — Ты в порядке, детка?

Я бросилась к нему и поцеловала.

— Что случилось? — он убрал прядь волос с моего лица.

— Просто обними меня, — прошептала, снова целуя. Стянула с себя кардиган. Он захлопнул дверь ногой. — Я соскучилась, — сказала, расстегивая его рубашку.

— И я по тебе скучаю, — он притянул меня к себе, позволив утащить в спальню.

Мы занимались любовью. Это было моей отчаянной попыткой спастись. И безуспешной.

Я лежала на спине, уставившись в потолок. Внутри опустошение. И тоска. А еще — необъяснимая злость.

Я не получила того, зачем пришла. Огонь не погас. Сильно сжала пальцами края одеяла. Я ничего не чувствовала. Кроме него. Словно теперь он один может задеть что-то во мне.

Повернула голову на Кевина. Утомленный моим внезапным порывом, он спал. А мне рядом с ним было душно. Тесно. Будто я больше не принадлежала этому месту. Все здесь казалось чужим.

Я вскочила и начала метаться по комнате. Мысли не останавливались. Я снова думала о нем.

Провела пальцами по губам, вспоминая, как он меня целовал. Я все еще горела. Кевин не мог помочь. Все равно что тушить метаноловое пламя водой.

Я задыхалась.

Схватила его рубашку с кресла, накинула на голое тело и выскочила на балкон. Воздух был прохладным, но даже он не мог остудить меня. Кожа горела. Я вцепилась в поручень. Хотела кричать, но не могла его разбудить. Сдавленный стон вырвался изо рта. Ударила ладонями по перилам.

Черт. Черт. Черт!

Вернулась в комнату. Схватила сумку и вытряхнула содержимое на ковер. Где он? Где?

Нашла.

Взяла напульсник и снова выбежала на балкон. Ты знал, что делаешь. Ты отдал мне его, чтобы я продолжала сходить с ума даже на расстоянии.

Поздравляю, ты победил.

Села на подоконник, прижалась спиной к холодному стеклу. Подтянула ноги. Ветер гладил кожу, заставляя дрожать.

Закрыла глаза.

Передо мной его лицо. Четкое. Напряженное. Мощные желваки. Смелый взгляд, вгрызающийся в меня.

Он целовал сумасшедше. Я облизала губы. Поднесла к ним напульсник. Он пах им. Его кожей. Его потом. Мне уже нравился этот запах. Дикость какая.

Я вспомнила его мокрое от пота лицо. Сильную шею. Сжала подоконник пальцами. Опять стало жарко.

Уйди из меня. Оставь.

Холод не спасал. Рубашка дрожала на теле от ветра. Я спрыгнула на пол и вернулась в спальню. Здесь было душно. Оставила балконную дверь открытой и легла в постель.

— Тебе не станет плохо? — Кэт с тревогой наблюдала, как я опустошала очередной бокал белого сухого.

— Все под контролем, — солгала и со звоном поставила фужер на стол.

— Ты какая-то нервная, — Рейч скрестила руки на груди. — Думала, повеселимся, а ты сидишь и дергаешься.

— Я в порядке! — Я засунула в рот пару виноградин. Затем еще на автомате. И еще.

— Не налегай, там же один сахар, — Кэт отодвинула миску. Боже. Сколько я съела? Слюна стала вязкой, подступила тошнота.

— Что происходит? — Рейч села на стол. Мы собрались у нее на кухне — «расслабиться в конце недели». Но мне было не до того. Как натянутая струна, я вот-вот должна была зазвенеть.

— Нет, — пожала плечами.

— Ты бледная. И рассеянная, — она не отставала.

Я досчитала до десяти, чтобы не сорваться.

— Я поеду уже, — выдавила улыбку и поднялась.

— Не злись, детка. Мы переживаем, — Кэт обняла меня.

— Знаю, — обняла ее в ответ и вышла.

Раздражение душило. Все бесило. Работа. Учеба. Даже моя последняя статья казалась отвратительной. Я стала рассеянной, КПД стремился к нулю. И я знала, кто в этом виноват.

Но нет. Так просто я не сдамся. Хватит.

Была почти полночь. Шансы застать его за тренировкой были невысоки. Но я все равно пришла. Где-то же должно быть это проклятое успокоение?

Он завел меня и оставил гореть.

Я спрошу с него за это. За тревогу. За жар в груди.

Каблуки такие высокие. Ноги устали.

Вошла в зал. Пусто. Черт тебя дери, где ты? И на что я надеялась?

Подошла к груше и швырнула сумку на пол. Злость рвалась изнутри.

Замахнулась и ударила. Ее отдача ударила в ответ — меня качнуло. Еще удар. Еще.

Больно. Пальцы ныли.

— Проклятье! — выкрикнула и толкнула грушу обеими руками. Пошатнулась. В глазах защипало от слез.

И вдруг — за спиной шаги. Я замерла. Он не ушел. Он был здесь. Просто отходил за водой.

Его дыхание было частым. Он приближался.

Секунда — и я почувствовала, как его грудь прижалась к моей спине.

— Сломаешь пальцы, — прошептал он у уха и мягко взял мою кисть. Я сглотнула.

— Расслабь, — он поднял мою руку, его пальцы легли поверх моих, теплые, сильные. Кисть блестела от пота и покрывалась выступающими венами. — Сжимай вот так, — он обхватил мою руку и аккуратно сложил пальцы в кулак.

Я чувствовала его грудь за спиной, твердую, горячую. Его тяжелое дыхание било в шею. Сердце грохотало, отдавало мне в спину. Я закрыла глаза. Его ритм был повсюду во мне.

— Шире, — он поставил ногу между моих и мягко раздвинул мои ступни. Я потеряла равновесие. Он придержал меня за живот. Ладонь легла чуть ниже ребер, крепкая, теплая. Я не могла дышать. Его прикосновения разоружали.

Я обхватила его руку. Он слегка разогнул пальцы и зажал кончики моих в своей ладони.

Вот оно.

Я нашла.

Мне стало спокойно.

Я чувствовала его лицо в собранных на затылке волосах. Его дыхание — на шее.

Только не шевелись. Пожалуйста.

— Напряги, — он поцеловал меня в плечо. Я больше ни о чем не думала. Я будто стала легким облаком.

Его сильное тело было напряжено. Он поднял мою руку.

— Теперь напряги кисть, — он сжал кулак и направил удар в грушу. — Вот так, — он опустил наши руки, но не отпустил меня. Его лицо касалось моей шеи. Дыхание его выровнялось, но сердце билось громко.

Я разжала пальцы и переплела их с его. Больше не хотелось драться. Хотелось просто стоять с ним вот так. Дышать.

Я расслабила шею и запрокинула голову ему на плечо. Он коснулся щекой моей щеки. Я сжала его пальцы.

Он поцеловал меня в шею. Зарылся лицом в волосы.

— Теперь, если кто-то захочет ударить меня… я смогу ударить в ответ, — прошептала я, не открывая глаз. С ним было иначе. Спокойствие растекалось по венам.

— Если кто-то захочет ударить тебя — я ударю первым, — он сильнее прижал меня к себе. Я повернула лицо, открыла глаза. Он смотрел на меня. А потом отпустил.

Нет, нет, нет. Не хочу, но покорно отступаю: мы не могли стоять так вечно.

Я потерла шею. Чувствовала его взгляд на спине.

— Придешь утром на тренировку?

Я обернулась. Стояла. Смотрела на него.

Сильный. Красивый.

То ли от чувств, то ли от вина глаза защипало. Я не хотела прощаться. Он подошел и обнял меня. Я вцепилась в его спину. Запустил руку в мои волосы и крепко прижал к себе.

Как странно. Я вдруг почувствовала такую крепкую связь с ним.

Густая карамельная пена покрывала горячую воду. Я закрыла глаза и погрузилась с головой.

Он принес с собой немного облегчения. Не дал слететь с катушек.

Я вынырнула, сделала глубокий вдох. Что-то необъяснимое связало нас. Крепко. Как переплелись сегодня наши пальцы.

Эти чувства взялись из ниоткуда. Странные. Острые. Нестерпимые.

Как хорошо, что он есть.

IV

— Джо? — мама застала меня у порога. — Семь утра, куда ты собралась, дочка? — сонно потерла глаза.

— Я? На тренировку, — выдавила улыбку и пыталась понять, насколько правдоподобно это прозвучало.

— Вот так? — она с сомнением оглядела мое платье с открытыми плечами, яркий макияж с алой помадой и уложенные волосы.

— Я переоденусь в зале, — открыла дверь. Но мама не купилась. Медленно подошла и захлопнула ее.

— Ма-а-ам, ну, пожалуйста, не спрашивай ничего, — я почему-то улыбалась.

— Боже, Джо, — она засмеялась.

— Можно, я пойду? — жалобно вскинула брови.

— Иди, — с легкой ухмылкой покачала головой. Вечером будет допрос. Клянусь, она не заснет, пока не выудит у меня все. Может быть, я даже расскажу ей о нем.

В клубе было шумно и многолюдно. Я немного растерялась. Неуверенно направилась ко входу в его зал. Днем все казалось другим. Светлее. Реальнее. Я заглянула за дверь.

Внутри тренировались несколько парней. Я искала его глазами.

Где же ты?

Остановила взгляд: его затылок, сильные плечи, руки. Улыбка расползлась по моим губам. Я прислонилась к дверному косяку и замерла.

Он боксировал с каким-то парнем. Лицо сосредоточенное, губы сжаты. Удары четкие, хлесткие. Я могла смотреть на него вечно. С тех пор как увидела впервые, с восхищением наблюдала за его боями.

— Джеб-джеб-кросс! — раздался голос тренера. — Отрабатываем! Бобби, корпусом бей, не рукой! Клянусь, будешь делать подъемы туловища, пока не сдохнешь! Мышцы слабые, понял? Уже на третьем раунде у тебя отвалятся руки! А ты не улыбайся, чемпион! Ты сегодня отвлекаешься! — он одернул улыбающегося парня. Тот только состроил забавную гримасу. Я улыбнулась.

Тренер кричал, наращивая звенящее эхо.

— Соберись, сам на себя не похож! Бобби два раза пробил твою защиту. Он и сам не ожидал. Следующий раз челюсть своим вялым апперкотом снесет. Поулыбаешься тогда. Может тебе, как сопливому новичку, уже на тренировке капу натянуть? Ты давно не получал по морде. Я серьезно. Соберись, двигайся с головой. Не то я сам тебя поколочу. И не забывай про дыхание! Это твой темп. Собьешься — сдохнешь на ринге раньше срока. Дыши продуктивно, давай мышцам кислород!

Тренер отошел. Парни рассмеялись, прервались и разошлись перевести дух.

И тут он заметил меня.

Я махнула ему рукой и улыбнулась. Он побежал ко мне.

— Привет, — улыбнулся.

Я, как дура, уставилась на него. Впервые видела его улыбку. Широкая. Заразительная. Идеальные зубы. Морщинки у глаз. Я жадно всматривалась — при свете он казался еще красивее. Гладко выбрит, глаза казались каре-зелеными. Кожа влажная от пота. Майка промокла. Он был немного выше меня. Часто дышал.

Я хотела его обнять. Он закусил губу и провел взглядом по моим обнаженным плечам.

— Лео! — из зала крикнул кто-то.

Он обернулся:

— Да, иду! — махнул и посмотрел на меня. — Дождешься?

— Дождусь, — улыбнулась я.

Он тоже улыбнулся, развернулся и пошел обратно.

— Лео! — впервые произнесла его имя вслух. Дрожь прошла по телу.

Он обернулся, усмехнулся, отступая спиной вперед.

— Лео, — повторила одними губами, наблюдая, как загорелись его глаза.

Я поднялась на трибуну, чтобы меня не заметили остальные парни. Никогда не думала, насколько изматывающей может быть тренировка по боксу. Почти три часа: разминка, скакалка, растяжка, силовые, груша, бой с тенью, спарринги, заминка. Какое упорство и выдержка.

Это определенно его стихия.

Он выглядел уверенно. Сосредоточенный, техничный, быстрый. Каждый удар жесткий, хлесткий. Напряженные плечи. Движения плавные и отточенные. Сконцентрированный прищур внимательных глаз. Пот катился по его телу, а я незаметно сходила с ума. И мысленно шептала его имя.

Когда тренировка закончилась, парни потянулись в раздевалку. Я вышла в коридор, чтобы подождать его.

— Джо? — меня окликнул знакомый голос.

Отец. Я не подумала, что он может быть здесь. Черт. Просчиталась.

— Привет! — выдавила я, улыбаясь.

— Что ты здесь делаешь так рано, дочка? — поцеловал в макушку.

Из зала вышел Лео.

— Доброе утро, Артур, — он протянул руку.

— Лео, как ты? — отец кивнул, потом показал на меня. — Это моя дочь, Джо.

Лео ловко освободил правую руку, стянув бинты, перекинул их на плечо и протянул мне ладонь.

— Привет, Джо, — улыбка его была едва заметной, но теплой. Глаза говорили больше, чем губы. — Очень приятно.

— Привет, Лео. Взаимно, — я с чувством сжала его руку. Горячую. Он ответил тем же, мягко, но с ощутимым напряжением.

— Лео — лучший из наших боксеров, — папа хлопнул его по плечу. — И пусть ты и не считаешь это спортом.

Лео приподнял бровь.

— Папа, — смутилась я, — не надо.

— Моя дочь не выносит крови и драк. Вся в мать: неженка. Так что ты тут делаешь в такую рань, детка? — он сузил глаза.

— Присматриваюсь к новым групповым тренировкам, — соврала я без зазрения.

— Ясно. Ладно, я к себе. До вечера, малышка, — поцеловал меня в щеку. — Хорошего дня, чемпион! — подмигнул Лео и ушел.

Лео повернулся ко мне, скрестив руки на груди.

— Не спорт, значит? — его глаза игриво улыбались.

— Спросишь с меня за это? — шагнула ближе. Его майка была насквозь мокрой. Очень хотелось обнять, но на людях не стала.

— Непременно, — он кивнул в сторону раздевалки: — Но сначала — душ.

— Какая нелепая отговорка, — я уперла руки в бока, — давай, беги, чемпион.

Он остановился. Плечи затряслись. Обернулся — и я увидела, что он смеется.

— Кто-то нарывается на неприятности, — угрожающе поднял бровь.

Я подошла ближе. Из раздевалки вышли несколько парней и попрощались с Лео. Один передал ему ключи:

— Там никого. Запри за собой.

Он кивнул и скрылся внутри. Стянул майку. Я шагнула за ним и прикрыла дверь.

Сильная спина, широкая грудь, гладкая кожа. Я прислонилась к столешнице у раковин. Он вытирал лицо майкой и все еще не оборачивался. Я нервировала его. И, кажется, смущала. Победа: он на взводе.

— Тебе нельзя здесь быть, — наконец, обернулся и закинул майку на плечо. Пресс как на картинке. Красивые косые мышцы внизу живота. Я сглотнула скопившуюся во рту слюну. Сколько же в тебе силы. Необъяснимое волнение в теле. Он приблизился и жадно рассматривал мою красную помаду.

— Очень стойкая. Не стирается, — я прошептала и опустила глаза на его губы.

— Не стирается? — он обхватил столешницу с двух сторон у моих бедер, и его лицо приблизилось к моему. Воздух между нами сгустился. Я ощущала напряжение в каждом сантиметре тела.

Медленно опустил взгляд на мои губы. Он хотел меня поцеловать.

Сжал край столешницы. Она жалобно скрипнула под его пальцами. Челюсть напряглась. Желваки выделились. Столько силы. Он дышал все чаще. Я — все реже.

Я сорвалась первой.

Скользнула в сторону, подошла к двери и повернула ключ. Замок щелкнул — и в ту же секунду он оказался рядом. Нетерпеливо схватил меня за запястье, развернул к себе и поцеловал. Губы жадные, почти грубые.

Он подхватил меня на руки и усадил на столешницу. Холод камня обжег сквозь тонкую ткань платья, но я не заметила: все внутри горело. Я обвила его бедра ногами, вжимаясь в него так сильно, как только могла. Его ладонь легла на мои ключицы, теплая, властная.

Вдруг резкий стук в дверь. Кто-то дернул ручку. Мы замерли. Я слетела со столешницы и шагнула к двери, но он обнял меня сзади, удержал. Его губы нашли мое плечо, потом шею. Я зажмурилась.

— Только не шуми, — прошептал он, прижимая пальцы к моим губам.

Я невольно улыбнулась.

Он сжал мою шею, приподнял волосы. Его дыхание горячо касалось кожи. Пальцы нащупали молнию платья. Медленно, мучительно медленно он потянул ее вниз, кончиком пальца едва касаясь позвоночника. По спине пробежала дрожь. Ткань подалась, обнажая плечи. Его взгляд скользил по моей открывшейся коже. Я чувствовала его почти физически.

Он накрыл мою спину ладонью, провел вниз, к талии, потом вперед, к животу. Его пальцы задержались, будто проверяя, как сильно я дрожу, и поднялись выше, к груди. Тепло его ладони растеклось по телу, и я едва удержалась, чтобы не застонать.

Я обернулась к нему и вцепилась в его лицо. Наши губы снова столкнулись. Он целовал так, будто всю жизнь искал мои губы. Увлек меня обратно к раковинам.

Я откинулась на столешницу, и он навалился сверху, вжимая меня в холодную поверхность. Ткань моего платья сползла с плеч, и я ощущала его ладони на своей обнаженной коже, резкие, властные, до боли жадные.

Он хрипел, целуя мою грудь сквозь сползающую ткань. Его рот и язык оставляли огненные следы, от которых тело ломалось дугой. Я задыхалась от его напора, пальцы сами прижимались к его телу, стремясь к горячей коже.

Я чувствовала, как он дрожит от напряжения, прижимаясь бедрами к моим.

Я выгнулась под ним, уже не в силах сдерживать стоны. Все было слишком остро, слишком живо. Его пальцы скользнули под подол платья, и я закусила губу, чтобы не закричать. Он смотрел прямо в мои глаза, не отводя взгляда.

И вдруг остановился.

— Черт, — прохрипел он, беспомощно уткнувшись лицом в мою шею. Его зубы яростно сжали мои волосы, дыхание стало рваным. — С тобой я обо всем забыл. Потерял голову.

Он все еще дышал тяжело, прижимал меня к себе. Потом аккуратно вернул на место платье, дрожащими пальцами застегнул молнию.

— Прости, — прошептал. — Нет.

Я вскинула глаза. Во мне закипала ярость.

— Завтра важный бой, — добавил он, виновато сведя брови.

— Ты издеваешься?! — я взорвалась. Сердце барабанило от его рук. Я была на пределе. — Ты не можешь так со мной…

— Не кричи, — провел руками по лицу. — Я на минуту обо всем забыл. Ты сводишь с ума. Но если я сейчас поддамся — проиграю. Он размажет меня. Я не могу.

— Невероятно, — я почувствовала себя очень мерзко.

Он ходил взад-вперед по раздевалке, заведя руки за голову и тяжело дышал.

Я натянула повыше рукава платья.

— Просто попытайся понять, ладно? Бокс — моя жизнь, — его глаза вспыхнули. — Это все, что у меня есть.

Эти слова больно задели. Я стиснула зубы.

— Уйди сейчас. Прошу тебя. Давай же! Иди! — он отвернулся.

Это была словно пощечина. От чувства унижения скребло горло.

Я сжалась и бросилась к выходу.

V

Я не помнила, как добралась до дома. Слезы застилали глаза, а ярость душила разум. Разбитая и взвинченная до предела, я влетела в комнату, сдернула туфли и начала метаться от стены к стене, пытаясь собрать мысли в кучу.

Все кончено. Я сорвалась за ним в пропасть. Волнительная легкость полета обернулась сокрушительным ударом о землю.

Как он так быстро завладел мной? Как подчинил себе? Я потеряла связь с реальностью. Дура! Мне не стоило лезть в его жизнь. Мне там не было места. Я слишком отчаянно пыталась к нему приблизиться, и на миг поверила, что между нами что-то есть. Захлебнулась им.

Закричала и швырнула что-то в стену. Даже не поняла, что именно. В глазах стояла вода, тело горело от злости. Ломило руки. Ноги. Каждую клетку. Температура поднималась, по коже шла дрожь.

— Гори в аду! — зарычала, срывая с себя злополучное платье.

— Джо? Что происходит? — на пороге появилась мама. Встревоженная. Сонная. Ошарашенная моим криком.

— Умоляю… не сейчас! — выкрикнула, голос сорвался в истерические всхлипы. — Оставь меня! Просто уйди! — задыхалась от слез.

— Ты меня пугаешь, детка…

Она стояла, прижав руки ко рту. Я металась по комнате, как раненый зверь. В зеркале — искаженное лицо, растекшаяся тушь, смазанная помада. Жалкое зрелище.

— Я не могу… — вцепилась в туалетный столик, пытаясь отдышаться. Потом — в истерике — принялась стирать с губ помаду. Хотелось стереть все: и его прикосновения, и этот поцелуй, и память.

Судорожно рылась в ящиках — искала мицеллярную воду. Руки дрожали.

— Проклятье! — закричала, швырнув ватные диски в зеркало. Опустилась на пол.

— Джо… скажи мне, что случилось… — мама сделала шаг ко мне.

— Мне больно! — вцепилась в горло. — Я задыхаюсь! — вскочила, бросилась к окну и распахнула его. Обернулась и увидела испуг в глазах мамы.

Плюхнулась на кровать, прижалась щекой к подушке. Она села рядом, стала гладить по волосам.

— Тише, все пройдет.

Ложь.

Не прошло.

Больше никогда не прошло.

— Я не умею справляться с таким… Что мне с этим делать? — заплакала. Мамино лицо расплывалось. Она вытирала слезы, гладила по щеке.

Мама, я хочу разрушить все. Я схожу с ума. Я горю, сгораю, тлею — но не гасну. В метаноловом огне. Его не видно. Но он поглотил меня. Всего за несколько дней.

Тревожно. Больно. Я содрогаюсь в синем пламени. Искрюсь. Заглатываю ртом едкий дым тлеющей реальности. Рыдаю немо. Погибаю. Мне тесно в моей прекрасной жизни. Ни планов, ни желаний. Кроме одного: хочу, чтобы он сгорел в моем огне. Чтобы его обожгло так же сильно.

Мама терла мне виски.

— Не надо, — отстранилась. Села. Стянула клятое платье. Держала перед собой. Красивое. Любимое. Сексуальное. Идеальное. Ненавижу. Схватилась за него руками и разорвала.

— Боже, Джо… — мама ахнула.

— Да, мама. Я сошла с ума, — брос