Валентина Иванова (Спирина)
Спирина Валентина Петровна, урождённая Иванова, отсюда и фамилия, под которой пишу. Родилась 17 мая 1972 года в маленьком провинциальном, но очень красивом старинном городе Касимов. Четвертая дочка в обычной рабочей советской семье. В 1978 году умерла мама.
Мне было 6 а ей всего лишь 40…
А за окном вовсю смеялось лето…
Но всё за нас давно решили где-то…
Не было ни страшно, ни больно. Было непонятно: «Почему вдруг тебя не стало?» Страх и боль пришли позже и не отпускают по сей день, и по прошествии многих лет, я с мамой, как с живой разговариваю…
Мама, мамочка, помнишь — платье из ситца?
Ты его на мое день рождения сшила…
А я помню. Оно до сих пор мне снится…
Рядом с домом находилась Станция Юных Натуралистов, где и пролетели семь лет моей жизни. Уход за животными и растениями, позже селекционные работы с ягодами и как итог — медаль участника ВДНХ СССР.
Потом была лёгкая атлетика. Но я не полюбила её, а она меня и я перешла в секцию гребли на байдарках. Чемпионка и призёр России и ЦС «Динамо»
А потом грянули 90-ые… Пришлось поставить весло в угол и пойти работать. В то время в нашем городе выбор работы был ещё большой, но я пошла на хлебозавод. Он был недалеко от дома и мне всегда нравилось, когда со стороны завода тянулся аромат свежего хлеба.
Вы знаете, какое это чувство,
Когда над полусонною землёй,
Плывёт и разливается так вкусно,
Дыханье хлеба, созданный тобой…
Там и пронеслись ещё 24 года моей жизни. Там же я вышла замуж, родила троих детей — двух дочек и сына.
В 2007 году попала в больницу и, казалось бы, простая операция, обернулась четырьмя годами больниц и чередой последующих операций. Там, в больнице, я и начала писать стихи, дабы хоть как-то оттолкнуться от невесёлой реальности.
Мне бы пару минут одиночества,
Чтобы громко, по-бабьи, завыть.
Я живая! И мне ещё хочется
Полноценною жизнью пожить…
Но всё проходит. Больницы, слава Богу, закончились. Я вернулась к теперь уже «почти» нормальной жизни. Дети выросли. Работу пришлось сменить на более лёгкую. А стихи остались.
Писать, так только от души,
Когда внутри дрожит и рвется.
Когда себя опустошив,
Ты ищешь взглядом сруб колодца —
Воды напиться ледяной,
Чтоб с новой мыслью, с новой силой,
Тебя неистовой волной
Поэзия опять накрыла!
Волчья Любовь
— А что ты знаешь про любовь?
Спросил волчонок у волчицы.
— Любооовь? Она волнует кровь.
И заставляет сердце биться.
— И у тебя всё это было?
Глаза волчонка заблестели.
— А ты любила, мама?
— Дааа… Любила.
Слова, как листья, шелестели:
— То был красивый, сильный волк,
В глазах огонь, а в лапах ярость.
Одним лишь взглядом только мог,
Испепелить врагов, казалось.
Нас гнали злые егеря.
Весь лес флажками был окружен,
Всего два волка — он и я.
Против собак и против ружей.
Мы мчались вместе, бок о бок,
Без слов друг друга понимали,
На что способен этот волк,
Не знали егеря… Не знали.
Кончался лес.
Овраг.
Обрыв.
На миг застыли волки, люди.
Над пропастью раздался рык:
— В неволе никогда мы жить не будем!
Зияла пропасть чернотой,
Свобода бездною манила.
— Ты как? Со мной?
— Да. Я с тобой!
И мне совсем не страшно было.
Рвались собаки.
Мы в прицеле.
Толчок.
Прыжок.
И полетели.
Сквозь темноту пробился солнца свет,
Болело тело, словно рвали жилы,
И тишина, охотников здесь нет.
— Мы живы, Боги!
— Да. Мы живы.
Лежали рядом — я и он,
Зализывая раны друг у друга,
Смогли, ушли, прошло, как страшный сон.
Нет больше страха, больше нет испуга.
С тех пор мы были неразлучны.
Везде мы вместе, как один.
А ночью зимней, ночью вьюжной.
На свет явился ты — наш сын.
Идиллию нарушил лай собак.
И голоса охотников уж слышно.
Ну почему судьба жестока так?
Мы в логове лежим, молчим, не дышим.
Металось сердце от отчаянья,
— Останься с сыном! — прошептал.
— Я не умру! Я обещаю. Я уведу их.
И пропал…
Дремал давно уж сын под боком,
Волчица кончила рассказ,
Никто не видел волка мертвым,
А значит, он живёт средь нас.
Глазами волка
Глазами волка на меня смотрела ночь,
И сердце на куски рвалось от боли,
Ты гордо уходил. Всё дальше. Прочь.
Известно всем, что не живут волки в неволе.
Глазами волка на меня глядит луна,
Во взгляде холод и насмешка в одночасье.
Ты одиночка, ну а я — просто одна.
Ты уходил, забрав с собою моё счастье.
Глазами волка на меня глядит туман,
Туман забвения или наваждения,
Глазами волка выглядит обман,
Но быть обманутой хочу без сожаления.
И разрывая воем тишину,
Как будто тело всё проколото иголками,
— Не уходи! Не оставляй меня одну!
Ночь ухмыляется в ответ…
Глазами волка.
Скажи… у волка есть душа?
Скажи, у волка есть душа?
Скажи, ему знакома жалость?
— Есть… — отвечала не дыша,
Добыча, жить которой миг осталось.
Она смотрела в эти жёлтые глаза,
В них отражалось всё — от гнева и до боли.
Он мог бы ей о многом рассказать,
О том как тяжело пришлось в неволе.
Как страшно лязгнул тот стальной капкан,
Как содрогнулся лес ночной от рева,
Как кровь ручьём лила из рваных ран,
О том, как он бежал, порвав оковы.
Он мог бы рассказать, что просто так
Ни разу, никого он не обидел.
Он даже знает, что такое доброта,
Он как и все любил и ненавидел.
Был ярок мир, как-будто акварель,
И на двоих им леса было мало.
Цветами была выстлана постель,
А небо им служило покрывалом.
Затвор. Щелчок. И кончилась любовь.
И даже небеса от боли взвыли,
Стекала тонкой алой струйкой кровь.
Ответь, скажи, за что её убили?
Мы в этот мир пришли не убивать,
Живые существа. Мы все от Бога.
Но людям почему то наплевать,
Уничтожают, убивают волка.
Жизнь изменила нас, захлопнув дверь.
И сердце волка стало теперь притчей.
И ты прости, но я всего лишь зверь.
А ты… А ты теперь моя добыча.
Ты — волк
Ты волк. Напрасно я надеялась,
Что, может быть, удастся приручить,
Надежду в своем сердце зря лелеяла,
И без тебя я разучилась жить.
Смотрели сквозь меня глаза бездонные,
И сквозь улыбку проступал оскал,
Я отдавалась тебе ночью темною.
Но только ближе ты, увы, не стал.
Чем больше я хотела быть волчицей,
Тем больше становился ты волком.
Душа летела прочь из сердца птицей.
И воем становился в горле ком.
Но не удержат никакие стены
Того, кто прирожден свободным быть.
Где воля растекается по венам,
Но быть свободным — одиноким быть.
Песнь Волчицы
И снова луна пополам, но одна на двоих.
И вой, словно плач, в небо рвётся израненной птицей.
И сердце пронзает печальный, надрывный мой стих.
Ты ветер свободы, ты волк и душою и сердцем.
Сквозь бред полуночный глядят с поволокой глаза.
Ты веришь, когда ни во что уже больше не верится.
Под маскою зверя стекает скупая слеза.
И страстную ночь заглушит ледяное молчание.
Ты вновь убегаешь, бежишь только сам от себя.
И вой, разорвёт тишину на прощание.
Ты волк-одиночка, что может любить не любя.
Прости за любовь и за то что забыть не сумела,
За слезы прости, и прости неуместный мой плач.
За взгляд на тебя неуверенный, робкий, несмелый.
За всё, умоляю, прости, мой судья и палач.
И пусть никогда не вернется и не повторится,
Мгновенье любви — ради этого стоило жить.
И вольному-воля, а небо открыто для птицы.
А я всё-равно буду ждать, буду ждать и любить.
Волк-одиночка
Холодный взгляд двух жёлтых лун,
И блеск звезды на волчьей шкуре.
Злой гений, идол и колдун,
Волк-одиночка по натуре.
Познав неистовство любви,
Познав всю гамму страсти буйной,
Броженье ртути по крови,
Ты стал отшельником подлунным.
На вой сменился нежный голос,
И руки, что ласкать умели,
Теперь в них лишь смертельный холод,
И жажда крови беспредельна.
Ни средь людей, ни в волчьей стае,
Дитя и тень ночного леса.
Каким ты был, каким же стал ты,
Волк-одиночка, волк-повеса.
Но не боюсь и мне не страшно.
Больнее мне уже не будет,
Познав твою любовь однажды,
Я перестала верить людям.
Капкан
Стальными зубьями капкана,
Его любовь держала грубо.
За раной появлялась рана,
А он молчал, лишь крепче зубы,
Сжимал. Терпел, не выл, не плакал.
Луна с небес, как волчье солнце,
Роняла жёлтый воск на лапы.
«Держись» — шептала,
— «Сердце бьётся».
Стальными прутьями решёток,
Закрыл он окна в своём доме,
По закоулкам странный шепот,
Волк-одиночка. Словно в коме,
Из снов завесы выползая,
Метался дико, страшно воя.
Порой, себя не ощущая,
Порой, себя совсем не помня.
Ночное небо через клетки,
Входило в дом, неся забвение,
Капкан любви жестокий, крепкий,
Рождал то боль, то наслаждение.
Лишь в полнолунье светлый образ.
Снимал все чары и оковы.
Такой любимый нежный голос
Шептал:
— «Ну вот, мы вместе снова».
Ласкала, раны заживляя,
Давая сил бороться дальше.
Вся нереальная, живая,
Без маски.
Без одежды.
Фальши.
Волк
На серой шкуре серебрится
Роса и призрачный рассвет.
Таким уж выпало родиться.
Волк-одиночка. Волк-поэт.
Нелёгкой жизнью опаленный.
Ты снисхождения не просил.
Любил всем сердцем оголённым,
Любил, пока хватало сил.
Ты песни пел луне печальной.
И воем разрывая ночь,
Попасть в оковы обручальные.
Ты был не прочь, совсем не прочь.
Вскормленный молоком волчицы,
Отважен, дерзок и умен.
Ты волк — с душою вольной птицы.
Ты сам судья и сам закон.
Подушка — мох, постель из листьев.
И покрывало — небосвод.
Вино — родник прозрачный чистый.
И каждый день борьба идет.
Борьба за жизнь под волчьим солнцем.
За счастье, нежное до слез.
Ты жив и твоё сердце бьется.
Ты волк — хранитель лунных грёз.
Экспромтом о волке
И снова экспромтом про волка стихами скажу.
Прославленный хищник, веками воспетый в легендах.
Твоими глазами на мир одиноко гляжу,
И вижу вокруг только яркие красные ленты.
И рвётся душа, если в сердце проникла любовь.
Себя отдавать, даже если не будет ответа.
И всё понимать и порою не нужно слов,
И слышать и видеть при полном отсутствии света.
По волчьи любить — это раз и уже навсегда.
Отчаянно биться и жертвовать собственной кровью.
Уметь не предать, если в дом постучится беда.
В болезни быть рядом, молить небеса о здоровье.
И петь под луной, то ли крик, то ли вой, то ли стон.
Опасность, как дичь, ощущать каждой клеточкой тела.
Уметь выживать, окружённым со всех сторон.
И кажется нервы, как струны, внатяг, до предела.
Скулить по-щенячьи, встречая туманный рассвет.
И таять в росе от любимого вздоха и взгляда.
Ты хищник, ты волк и ты зверь — не такой как все.
Когда ты влюблён, то и счастья другого не надо.
А если любовь безответно прошла стороной,
Ты сделал что мог, но поставлены жирные точки.
Под шорохи звёзд, под печальной холодной луной.
Приходит в наш мир обесчувственный волк-одиночка.
Волчья Любовь. New
В глухом лесу, в забытом богом крае,
На покрывале из живых цветов,
От смертной и кровавой, страшной раны,
Уходит к предкам гордый сильный волк.
Ещё в сознании, еще немного дышит,
Ещё по венам тихо кровь бежит,
Ещё пока и видит он и слышит,
И память долгой жизни ворошит.
Осенней ночью под дождём из листьев,
Он в этот мир пришёл под шум грозы.
Художник-осень рисовала кистью,
Дорогу в жизнь волчонка егозы.
Вскормленный молоком волчицы-мамы,
Он силу обретал и день за днём,
Усталости не чуя и упрямо,
Горел познания неистовым огнём.
Зимой уже он сам искал добычу,
Заматерел, окреп, стал опытней, умней,
И ради интересной сильной дичи,
Готов был ждать в засаде пару дней.
Однажды у лесного водоема,
Когда весна будила к жизни лес,
Волчицы образ, раньше незнакомый,
Перед глазами вспыхнул и исчез.
Покой потерян, сердце волчье бьётся,
И рвется из груди наружу стон,
А его мама весело смеется:
— Попал, сыночек! Вот и ты влюблен.
Как твой отец — вожак огромной стаи,
В зубах цветы охапками носил.
Мы парой с ним весной однажды стали,
В итоге с нами ты теперь — наш сын.
Искал повсюду волк свою волчицу,
Весь лес вдоль — поперек исколесил.
И помощи у ветра, зверя, птицы,
Надрывно и отчаянно просил.
Но лес молчал, храня свои секреты.
А может, просто время не пришло…
Но вот однажды, в середине лета,
Волков судьбой в одном бою свело.
Облава. Егеря. Капканы. Ружья.
Как пятна крови, яркие флажки.
Волк понял — обложили, он окружен.
Пульсирует одно — беги… Бегиии!
И напролом, сквозь лес, сдирая лапы,
Так больно хлещут ветки по глазам,
Почувствовал дыханье чьё-то рядом,
С ним бок о бок… Она! Святые небеса!
Теперь ему не только выжить нужно,
Спасти её, от боли защитить.
От злых людей, и от бездушных ружей.
Готов на всё, чтоб рядом с нею быть.
Из шума выделил сухой щелчок затвора,
Рванул в кусты, охотника сметя,
Охотничья озлобленная свора,
Оскалила клыки — не пощадят.
Два волка против воли человека,
В борьбе за жизнь и нежную любовь.
И их благословило волчье небо,
Чтоб вместе встретить волчье солнце вновь.
Осталась позади собачья свара,
На лапах и на мордах кровь врагов.
В закатном зареве, как в отблеске пожара,
Исчезли силуэты двух волков.
С тех пор они уже не расставались.
Одним дыханьем жили на двоих.
По волчьи жили, плакали, смеялись.
Вдали от глаз озлобленных людских.
На лес спустилось снежное причастие,
Зима тропинки снегом замела.
В размеренную жизнь ворвалось счастье —
Волчат ему волчица родила.
И в волчьем логове, на дне семейной ямы,
Пять серых копошащихся комков,
Под теплым брюхом и под взглядом мамы.
Причмокивая, пили молоко.
Отец вожак им добывал добычу,
Капканы и ловушки обходя,
Чтоб самому не стать однажды дичью,
Матёрый волк с повадками дождя.
Летело время, наступило лето.
На первую охоту вел волчат,
Среди деревьев, зеленью одетых,
Отец детей, как выжить, обучал.
Вдруг вздрогнул сонный лес от залпа ружей,
Сезон охоты… Черт бы их побрал!
— Возьми детей! Себя не обнаруживай!
Шепнул волчице волк и в миг пропал.
Бежал сквозь лес, ни от кого не прячась.
И напролом, через собачий строй.
Лилась рекою злая кровь собачья,
И рвался в небо грозный волчий вой.
Всех обманул, увёл к другому лесу,
От страшных ран кружилась голова,
— Я вас люблю! — взлетело к поднебесью.
Последние, прощальные слова.
В глухом лесу, в забытом богом крае,
На покрывале из живых цветов,
От смертной и кровавой, страшной раны,
Ушёл в мир предков волк. Матёрый волк.
Накроет ночь весь лес прощальным саваном,
И будет небо долго слёзы лить.
А людям, если честно, не мешало бы,
Учиться у зверей любить и жить.
В волчьей шкуре
Я столько раз писала про волков,
Про волчью боль, про волчью злость и нежность,
Но вот теперь сама среди флажков,
Мечусь как зверь, а ночь так безмятежно
Глядит с небес и говорит: — Нельзя!
Куда ты рвешься? Там же будет больно!
Но нервы оголённые скользят
И разум вторит: — Дурочка, довольно!
Но в глупом сердце плещется любовь,
И нежных слов запас неисчерпаем,
Я вновь ныряю в паутину снов
И твоё имя повторяю… повторяю.
И мчусь на красный, позабыв инстинкт,
Сама себе внушая, что быть может,
Очередной нелепый, глупый стих,
Хоть как-то твоё сердце растревожит.
И не сдержать уже потока чувств,
Ненужная любовь наружу рвется,
Забыв про всё, в который раз лечу.
Хоть знаю точно — сердце разобьётся.
Белая Волчица
Ночь. Поляна. Тусклый свет луны.
Девушка в мольбе сложила руки,
Но слова молитвы не слышны,
Лишь глаза кричат о дикой муке.
На поляну вышел Белый Волк,
Весь окутан снежной пеленою.
Лес вокруг него застыл, примолк,
Околдованный тоскливым волчьим воем.
Голову он к девушке склонил,
Полоснул по ней холодным взглядом,
Человечьим голосом спросил:
— Что тебе в твоей молитве надо?
Почему ты здесь совсем одна?
Мир зверей людей не принимает.
Волчья и холодная луна
Речь простых людей не различает.
Девушка, от холода дрожа,
Еле слышно волку отвечала:
— В этот лес ушла моя душа,
В день, когда я волка повстречала.
И, наверное, под светом волчьих звёзд,
Я навеки мир людской забыла.
Моё сердце этот волк унёс,
В день, когда я волка полюбила.
Чуть подумав Белый Волк спросил:
— И чего же ты теперь желаешь?
Прошептала из последних сил:
— Быть хочу с ним рядом, в волчьей стае.
Волк ответил:
— Правильно пойми,
В мир людей возврата же не будет,
Ночью станут твоей жизни дни,
Нас боятся, ненавидят люди.
Наша жизнь течет среди флажков,
В дикой, сумасшедшей круговерти.
Волк не создан для людских оков.
Каждый миг на волосок от смерти.
Белый Волк глядел куда-то в даль,
Говорил, тихонько подвывая.
Девушка ответила:
— Не жаль!
Жизнь свою людскую проклинаю!
Без него мне не дышать, не жить.
Без него мне лучше просто сдохнуть,
Чем ночами на подушке выть,
До утра одной смотреть на звёзды.
Молвил Волк:
— Ну что ж… Да будет так!
Жить тебе отныне в волчьей стае.
Только вот, я не смогу никак,
Против воли полюбить заставить.
Если, вдруг, до следующей луны,
Не сумеет волк в тебя влюбиться,
Тут мои уж чары не сильны —
Станешь белой призрачной волчицей.
Девушка кивнула головой,
По лицу ручьем сбегали слёзы.
— Я на всё согласна, демон мой!
Лучше так, чем жить в напрасных грёзах.
Белый Волк отчаянно завыл,
Так, что даже небо содрогнулось.
Снежный холод девушку накрыл,
В снежном вихре тело изогнулось.
Лунный свет струился в тишине,
Желтым воском на поляну капал,
Девушка глядела, онемев —
Её руки превращались в лапы.
Тело волчью силу обрело,
Напряглось звенящею пружиной,
Громким воем горло обожгло,
Завершилось колдовство старинное.
Только волк не принял жертвы той,
И любви не удалось добиться.
Мертвой тенью бродит под луной
Призрачная Белая Волчица.
Ты остался моей мечтой
Ты остался моей мечтой.
Я не стала твоей любовью.
И под чёрной проклятой луной
Я надрывно волчицей вою.
Чёрный жемчуг солёных слез
Собираю на нитки нервов,
А по коже волной мороз,
Не твоя, но тебе лишь верная.
Только ты — мой единственный волк,
Ледяной и чужой, но любимый.
Только ты так сумел, так смог,
Дать мне счастье, пусть и незримое.
Только ты дал мне силы жить,
Когда жизнь потеряла ценность.
Только ты научил любить,
Так чтоб сжалась от боли вселенная.
Только ты. Ты такой один.
Лютый волк — порождение ночи.
Наваждение и господин,
Мой кошмар и моё одиночество.
И в капкане из зубьев стальных
Я по волчьи надрывно вою.
Песнь пою о мечтах своих,
Это ты остался мечтою.
И других никого не хочу,
Сердце в такт выбивает имя.
Вниз с обрыва в пропасть лечу,
С той минуты как стали чужими.
Ледяной Волк
Нет, ты не лютый. Ледяной!
Холодный, словно снег искристый.
Но не со всеми. Лишь со мной.
С другими, словно, ангел чистый.
Нет, ты не волк. Ты истукан!
С прозрачно-чёрными глазами.
Однажды бросил ты в туман,
Всё то, что было между нами.
Ты ледяной колючий дождь,
Что гасит огонек надежды.
Я для тебя, как в горле кость,
Но я люблю тебя как прежде.
Тобой живу, тобой дышу,
И памятью пытаюсь греться.
я никогда не разрешу
Тебе покинуть моё сердце.
Мой волк на тёмных крыльях сна,
Ты мой кошмар и наваждение,
Ты свет мой и, конечно, тьма,
Но не ищу себе спасения.
Пускай мы слишком далеко,
И пусть давно чужие люди.
Признай, хоть это нелегко,
Такой как я — уже не будет.
Больной единственно тобой,
С насквозь пером пробитым телом.
Ты ледяной, но всё же — мой.
Всё так, как я сама хотела.
Волчье Солнце
Луна с небес печально и таинственно
Дарила свет куда-то в темноту.
Шептала — милый, нежный мой, единственный,
Не дай разрушить светлую мечту.
Спой песню, волк. Сегодня полнолуние.
Про сердце обожжённое тоской,
Спой песню про любовь и про безумие,
Про одиночество свою мне песню спой.
Про нервы, до предела оголённые,
Про то, как я нужна сейчас тебе,
Как две души, жестоко разделённые,
Бросают вызов злой своей судьбе.
Прошу, молю, ну погляди на небо,
Мне холодно и я совсем одна.
С рассветом я исчезну, словно не было.
Чужая и ненужная луна.
Не слышит волк, не греет волчье солнце.
Весь сам в себе — так люди говорят.
А лунный свет в рассветной дымке льётся,
В последний раз надежды луч даря.
Запах Лжи
Да, совсем не умна, но звериным чутьем,
Интуицией дикого волка,
Каждой частью себя ощущаю вранье,
Ложь впивается в тело иголкой.
Сверлит сердце и тянет по капельке жизнь,
Ложь колдунья, как магия вуду,
Только ложью не сможет меня приручить,
И со лживой руки есть не буду.
Ощетинясь, оскалясь от боли рычу,
Запах лжи отвратительно мерзок,
Ты сказал наугад, я от боли кричу,
И еще пару слов — в довесок,
И как загнанный зверь среди красных флажков,
Рвусь, сдирая до крови кожу,
Оказался охотник к любви не готов,
И теперь уж не врать не может.
