Так, в 1510 году в Вестминстерском дворце состоялся бал-маскарад, где короля Генриха VIII сопровождали два лорда, одетых по-русски: в длиннополые кафтаны, сапоги с загнутыми носами и шапки из «серого меха»138
Итак, результатом петровских реформ стало изменение культурного значения меха. Его тесная сакральная связь с персоной царя уже не столь актуальна, как раньше. Однако, несмотря на активно идущий процесс вестернизации, мех, как и раньше, представлялся одним из важнейших, исконных символов России, показателем благополучия огромной — теперь уже просвещенной — державы.
муфты. Трансляция моды шла «как бы по зауженной кверху спирали: от малочисленного дворянского круга к все более численно расширяющимся кругам городского населения. На каждом из таких кругов в этот процесс втягиваются новые социальные слои, от среднеобеспеченных до малообеспеченных»478.
Большая Соболья Муфта Меховую муфту, без преувеличения, можно назвать самым престижным и желанным модным аксессуаром эпохи, испытывавшей влияние суровых климатических условий малого ледникового периода463. Ее прообразом в Европе XIV–XV веков было воронкообразное удлинение манжет узких рукавов, весьма желательное для холодного в
Предметом мехового гардероба, объединяющим людей самого различного социального положения и материального состояния, была соболиная шапка, в самом ее распространенном варианте — с ярким бархатным верхом455. Такие шапки имелись у очень и очень многих русских, и мужчин и женщин. Разница состояла в количестве шапок: высшая знать нередко обладала множеством, небогатые люди имели одну-единственную, редко две или больше. В таком незатейливом гардеробе соболиная шапка с ярким бархатным верхом — алым, малиновым, зеленым, лазоревым или голубым — представляла собой самый статусный предмет: так, «шапка соболья, верх бархатный зеленый» украшала незамысловатый гардероб служительницы Александра Меншикова карлицы Катерины Михайловой (1729)456. В самом нарядном варианте собольему околышу шапки сопутствовала ее яркая парчовая или шелковая головка. Именно такие шапки принадлежали сестре приближенного императора Петра II Алексея Долгорукова Александре и царевне Наталье Алексеевне457. Существенная разница состояла в качестве и новизне соболиного меха: бывшие в употреблении вещи встречаются в брачных договорах довольно часто, будучи обозначены как «полновые», «ношеные» и даже «ветшаные». Необычным и привлекающим внимание модным аксессуаром были собольи огоньки (огонки) — шарф-боа из сшитых в трубу собольих хвостов458, чья стоимость равнялась песцовой или лисьей шубе459. Чуть менее популярными были меховые воротники (крагены), небольшие воротнички и галстучки: так, небольшой соболиный галстучек украшал шею уже упомянутой карлицы Катерины Михайловой (1728)460. Остатки,
высшей знати мы видим соболиные и горностаевые епанечки — еще один тип укороченной женской верхней одежды. Епанечка пунцового бархата, подложенная горностаями, стала частью приданого дочери генерал-фельдмаршала Бориса Шереметева Натальи, невесты фаворита императора Петра II Ивана Долгорукова452. Богатое приданое и роскошные свадебные наряды
По мере накопления ненужные спорки с царских шуб, шубные верхи и сами шубы («государево отставное платье», поношенное и испорченное) продавались на своеобразных аукционах «наддачей», участниками которых были люди ближайшего царского окружен
Испорченные во время боевых действий шубы никогда не выбрасывали, но бесплатно раздавали бедным служилым людям — после строгого учета229. Практиковались бесплатные соци
этой связи весьма показательна история Мангазеи — первого острога (а фактически первого русского города) сибирского Заполярья (1601). Довольно скоро Мангазея стала крупным центром по добыче пушнины, которая водилась здесь в изобилии. Сюда, в эти сказочно богатые края, устремились и ловцы дикого зверя, и покупатели ценного меха. Новоприезжие в основной своей массе были выходцами из к
На праздник Крещения совершали обряд «освящения скота»: его участниками были мальчик с иконой, крестьянин со святой водой, другой крестьянин с топором и еще один — в вывороченном тулупе. Они обходили хлев, где держали скотину344. Здесь мех вновь выступал атрибутом соприкосновения с иным миром, с миром умерших предков, у которых участники обряда просили помощи, имитируя защитные действия345. Представления о связи вывернутой шубы с иным миром проявили себя и в практике гадания, которое часто совершалось на разостланной шубе346. В. И. Даль, рассуж
