Дорогие родители! Меня зовут Галина Евгеньевна Ветрова. Я много лет проработала в музеях Саратова и Москвы.
«Сказки про людей и краски» — продолжение «Сказок о художниках», которые я придумала и начала писать для московского издательства «Белый город» в 1997 г. Первые сказки были опубликованы в апреле 2001 г., имели большой успех и много раз переиздавались. В одной из рецензий ее автор, А. Отрощенко, точно обозначила задачу, которую я себе ставила, тогда незнакомым мне словом: «детский нон-фикшн». В самом деле, сказка в этих текстах вроде нарядной скорлупки, в которой «упакован» правдивый рассказ о художнике.
Издательство вскоре привлекло к созданию новых сказок много других авторов, а я, спустя несколько лет, опять начала писать сказки «в стол». Но теперь они стали длиннее, предназначены для детей постарше, и рассказывают в основном не об одной картине, а о главных произведениях мастера.
Судьбы многих из русских мастеров трагичны, и я пыталась намекнуть на это, чтобы даже маленький человек понял, что искусство — не развлечение. А зачем нужно искусство малышу, ответить легко — для развития тонких душевных «чувствилищ», которые определяют лучшие качества человека и помогают сформировать интересы и способность сопротивляться агрессивной внешней среде.
Родители могут сами определить, когда они могут прочитать ребенку (это лучше всего) ту или иную сказку. И, конечно, надо быть готовым к вопросам — их наверняка будет много, ведь речь идет о XIX и даже XVIII веках.
П. А. Федотов. Автопортрет.
1848 г. ГТГ
Сказка о художнике и кошке Брыське
Почти двести лет тому назад жил в городе Санкт-Петербурге, который тогда был столицей России, один молодой офицер. Звали его Павел Андреевич Федотов. Носил он мундир в обтяжку, обед ему приносил из офицерской столовой слуга, который у военных назывался «денщик», он же чинил сапоги, чистил мундир и отдавал в стирку рубашки.
П. А. Федотов. Бивуак (привал) лейб-гвардии гренадерского полка.
Акварель. 1843 г. ГРМ
Служба у Павла Федотова шла хорошо. Товарищи его любили. Да и как его было не любить! Веселый, белозубый, румяный, он всегда и везде был первым. Еще в Московском кадетском корпусе считался лучшим учеником по всем наукам и словесности (так тогда называли литературу). К тому же писал стихи, которые стали потом известны всей России, сочинял музыку, играл на гитаре и других инструментах. А пел Павел так, что к его окну, когда он распевал романсы своего сочинения и чужие, собирались люди, чтобы послушать. Денщик, пуская их в сад, под окна, просил «на чай», чтобы купить что-нибудь вкусное для своего «барина», пока тот не догадался в чем дело, слугу выругал, а концерты прекратил.
А еще Павел замечательно рисовал. Сначала он делал портреты своих товарищей карандашом, потом научился работать и акварелью. Целые сцены полковой жизни изображал, все только дивились. У каждого свой характер, свою повадку подмечал!
П. А. Федотов. Портрет лейтенанта Львова.
Рисунок. 1840 г. ГРМ
И вот однажды вечером зашла к нему, как к себе домой, простая полосатая кошка, села у двери и мяукнула. То есть все другие услышали бы, как и полагается, простое «Мяу!», а Федотову послышалось: Здравствуй, художник!
— Ты что же это, разговаривать умеешь? — удивился Павел.
Кошка сказала: «Му-р-р-р!»
А он услышал: «Конечно. Я ведь давно среди людей живу. Многому научилась».
— И как же тебя зовут? — спросил Федотов.
— Брыська меня зовут, — ответила кошка. — Только и слышу отовсюду: «Брысь!» да «Брысь!». Вот и вышла Брыська.
Налил ей Федотов блюдце молока, вылакала его кошка, сказала ему спасибо и ушла. Но с тех пор стала часто к нему заглядывать. И подолгу они обо всем разговаривали.
Между тем исполнилось Федотову 25 лет и все чаще стал он задумываться.
— Штука вот какого рода, — сказал он как-то Брыське, забыв, что она просто кошка. — Вроде как должен я что-то сделать, что-то изменить в своей жизни, а что — не знаю. Вот бы мне путеводную ниточку дали…
Потерлась кошка об его ноги и промурлыкала:
— Глупые вы, люди. Все на чудеса надеетесь. А все равно каждый выбирает сам, что ему нужно. Ты ведь все давно уже решил, только боишься. Ну, иди за мной, покажу я тебе твою дорогу…
Прошел за Брыськой Федотов по набережной реки Невы, мимо знаменитых египетских сфинксов, и очутился перед торжественным входом в Академию художеств. Павел робко открыл дверь и вошел. В холодном вестибюле удивительно пахло красками. Федотов пошел туда, где слышны были голоса. Глядь! — а в зале полным-полно всякого народу — и молодые богачи, и купеческие дети, и какие-то чуть ли не оборванцы — все сидят и старательно рисуют. И так ему там понравилось, что понял Федотов — видно, пора ему оставлять службу и становиться художником.
П. А. Федотов. Прогулка (Автопортрет с отцом и сестрой).
Бумага, акварель, тушь, перо 1837 г. ГТГ
Ему и в самом деле давно уже этого хотелось, только очень уж страшно было решиться. Никто ведь не знал, что в Москве, где он вырос, остался у него больной отец, да две сестры с детьми. Каждый месяц получает он жалованье и половину отсылает родным. А если стать художником, то ведь еще долго нужно будет учиться писать масляными красками. Нужно покупать холсты и краски, тратиться на натурщиков — ведь художник не может все брать «из головы», ему обязательно надо смотреть во время работы на живого человека. Да и потом — как положиться на свой талант? А вдруг ничего не получится? И никто не купит его картин? Ему-то самому немного надо, но как оставить без помощи родных?
И опять посмотрела на его мучения Брыська, и промяукала:
Иди за мной!
И привела она его к дверям мастерской самого знаменитого тогда живописца России — Карла Брюллова. Посмотрел Брюллов рисунки Федотова и сказал: Поздно, конечно, начинать в двадцать пять лет. Учиться на художника надо с детства. Но что не сделает талант и упорная работа! А талант у вас большой. Попробуйте!
Вышел Федотов в отставку и начал работать без отдыха, так, что его друзьям даже страшно становилось. Но никто не сомневался, что Федотов будет скоро известным баталистом — так называют художников, которые изображают разные сражения и парады. Во-первых, Федотов хорошо знал армейскую жизнь. Во-вторых, это было тогда модно, потому что сам император Николай I такие картины любил. В-третьих, брат императора Михаил Павлович видел акварели Федотова, сделанные еще в полку, и они ему очень понравились. Значит, можно было надеяться и на помощь высокого покровителя.
А Брыська только фыркала. — Я, конечно, зверь необразованный, — говорила она. — Но парады рисовать мастеров и без тебя хватает. Сколько я таких картинок во дворцах насмотрелась! Нет, лучше простой жизни ничего интереснее и приятнее нет. Да ты ведь и сам это знаешь.
И правда — тянуло Федотова на рынки, в трактиры, на площади, в купеческие дома — туда, где было много разных людей. За одну такую прогулку он замечал столько всякого интересного, что мог рассказывать об этом часами.
Один из друзей говорил, что когда он гулял с Федотовым, то ему казалось, будто у него во лбу появляются два лишних глаза и что лишняя голова сидит на его плечах.
П. А. Федотов. Уличная сцена в Москве во время дождя.
1837 г. Акварель. ГТГ
А однажды привела Брыська Федотова к знаменитому баснописцу Крылову.
— Я уж давно его знаю, — муркнула она. — Умен старик, и людей и зверей насквозь видит. А уж как покушать любит! И меня всегда угощает. Вот с кем поговорить тебе надо.
Посмотрел Крылов рисунки Федотова, разволновался.
— То, что ты видишь — никто больше не заметит, — сказал он. — Это самое нужное сейчас! Быть тебе народным бытописателем!
Обрадовался Федотов и стал работать еще больше. Рисовать он научился замечательно. Но написать картину — это совсем другое. Как же это трудно — научиться передавать блеск атласа, переливчатость бархата, меняющийся цвет красного дерева, из которого мебель делают, тонкость кружев, нежность кожи! Федотов чувствовал себя так, словно он сражается с драконом, у которого на месте отрубленных голов вырастают все новые и новые.
П. А. Федотов. Свежий кавалер.
1846 г. ГТГ
И все-таки, без устали и уныния Федотов каждый день делал хоть маленький шаг вперед.
— Нельзя надеяться на «авось», на удачу, — повторял он. — Повтори раз со сто, будет дело просто.
А Брыська вылизывала свою шкурку после очередного блюдца молока и тихо мурлыкала про себя:
— Смешные люди… Надо, конечно, уметь хорошо ловить мышей. Но надо, чтобы и мышки были! А это уже случай. Куда же без удачи?
Почти год писал Федотов свою первую маленькую картину. Он назвал ее «Свежий кавалер».
Кавалерами называли и называют людей, награжденных орденами. Говорили, например: «Он — кавалер ордена святого Георгия!».
Федотов изобразил мелкого чиновника. Долгие годы тот переписывал всякие важные бумаги — «дела» и угождал начальству и вот, наконец, получил свой долгожданный орден, самый маленький, «младший, как говорили в России. Теперь, благодаря этому ордену, свежеиспеченный «кавалер» будет считаться «благородным человеком», дворянином. К нему отныне полагается обращаться «ваше благородие»! Он так горд, что прицепил орден на свой старый грязный халат и гордо показывает служанке. А та насмешливо сует ему под нос дырявые сапоги, посмотри, мол, «барин», до чего ты дошел.
Этот чиновник смешон и… страшен. Потому что сразу видно, что он сделает все, что угодно и никого не пожалеет, чтобы вскарабкаться повыше.
Картину всю можно рассказать, чтобы ее легко было себе представить. И как выглядит главный «герой», и как он живет, и как он вчера пировал, отмечая награду. Здесь так много всяких деталей, что полотно можно долго рассматривать, все время находя что-то новое. И Брыську Федотов тоже изобразил.
А она опять только фыркнула.
— Какая радость так много работать, чтобы показать какой-то грязный угол? — промяукала она. — Тарелки битые, селедочные хвосты… Фу! Вы, люди, очень смешные. Живете по каким-то правилам, то нельзя, это неприлично, гоняетесь за какими-то побрякушками… А у вас такие уютные дома, такие красивые ткани, такие теплые печки, такая вкусная еда… Ты же художник! Ты это должен видеть.
— Глупая ты зверушка, — улыбнулся Федотов. — Я вот как раз и хочу показать, как люди живут. Таких картин никто еще в России не писал. А про красоту… Это ты, Брыська, верно заметила… Надо подумать…
Федотов уже и сам понял, что в картине нельзя быть слишком многословным. В сказке ведь тоже не рассказывается, что было надето на царевне или что они с Иванушкой ели на завтрак. Все это мы воображаем себе сами.
Словами можно передать даже то, чего мы не можем увидеть — например, чувства человека. Но на свете есть много вещей, которые не поддаются словам. Глаза, нос и уши рассказывают нам очень много, но… без слов. Как, например, описать музыку? Или запах? Или… настоящую живопись? Нам ведь нужно всего несколько мгновений, чтобы почувствовать, что «говорит» нам картина сочетаниями цветов, пятен, линий, даже движениями кисти, которые остались в высохшей краске. Недаром ведь сказано: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».
И Федотов написал еще одну маленькую картину (они все у него маленькие), которую назвал «Поправка обстоятельств или сватовство майора».
Тут надо сказать, что «майор» — это офицерское звание. А офицером в России мог стать только дворянин. Но происхождение не обеспечивает богатства. И иногда дворяне женились на купеческих дочках. Купеческой семье доставалась честь породниться с дворянином, а офицеру, конечно, деньги, полученные в приданое.
Это считалось непорядочным, но все же случалось довольно часто.
Вот и на картине Федотова немолодой майор, впереди которого явилась сваха, ожидает приглашения в комнаты. В купеческом семействе поднялся переполох. Отец невесты, длиннобородый купец, от волнения никак не может застегнуть старомодный сюртук, разряженная дочка, всплеснув руками, хочет от смущения убежать, мать грубо ухватила ее за подол платья. А слуги, перешептываясь, уже готовят угощение. И Брыську Федотов опять изобразил на картине. Только изменил цвет шкурки, чтобы не показалось внимательному зрителю, что это одна и та же кошка живет у разных людей. Вон она сидит, намывает лапой гостей.
Брыське картина понравилась. — Уютно, — мурлыкала она. — Тепло… Вкусно…
П. А. Федотов Сватовство майора.
1848 г. ГТГ
В зал на выставке в Академии художеств, где Федотов показал свои «картинки», невозможно было пройти. Там с утра до вечера толпился народ. И когда художник приходил со своими гостями, приходилось просить: «Господа, пропустите, пожалуйста, автора». Люди расступались и Федотов, улыбаясь, читал стихи собственного сочинения:
Честные господа! Пожалуйте сюда!
Начинается, начинается,
О том, как люди на свете живут,
Как иные на чужой счет жуют,
Сами работать ленятся,
Так на богатых женятся…
Федотов просто летал от радости! Еще бы! Он победил! Он доказал силу своего таланта и сумел создать что-то совсем необыкновенное. И все это поняли. Недаром сам Брюллов хвалил его так, как никогда и никого не хвалил.
Знаешь, Брыська, мне звание академика присудили, — рассказывал он, наливая кошке молоко. — Купят картины в Эрмитаж, можно будет жить без нужды, спокойно работать дальше.
