От автора

Книга «Последняя буква Севера» — открывает цикл «Буквы Севера» об учениках старшей школы Уэст-Мемфиса. Это первая книга дилогии о Микки и Джейке. История о потерянной дружбе, безответной любви, втором шансе и поиске себя.

Посвящается пятерым парням, которые никогда не прочтут эту книгу и без которых мною не было бы написано ни одной строчки. Луи, Зейну, Найлу, Гарри и Лиаму

Глава 1
Начало конца

В сотый раз заглядываю в телефон в надежде увидеть новости от Оливера. Пусто. Решаю снова позвонить — ответа нет. В груди становится холодно, и я осторожно проверяю сводку новостей на тему авиакатастроф. Убедившись, что все в порядке, с облегчением выдыхаю и захлопываю крышку ноутбука.

Мы с Оливером не виделись целое лето, и сегодня он наконец-то должен вернуться из Европы вместе с родителями. Ожидание убивает, но при этом глубоко внутри я рада, что этот момент оттягивается, ведь сегодня я собираюсь совершить самый смелый поступок в своей жизни — признаться в любви Оливеру Хартли.

Я по уши втрескалась в Олли, как только впервые увидела его: миссис Моусли объявила, что у нас в классе новенький, недавно переехавший в Уэст-Мемфис из Норвегии. В кабинет вошел мальчик со светлыми волнистыми волосами, на его плече висел красный рюкзак со значком Человека-паука, а под мышкой был зажат скейт. Миссис Моусли указала на пустующее место рядом со мной, и в этот момент мое сердце забилось быстрее. Хорошо, что мы с Джейком подрались на прошлом уроке, и его отсадили подальше от меня, тем самым освободив место. Оливер торопливо прошел вдоль парт, сел рядом и повернулся ко мне. А мой мир перевернулся, когда я увидела его широкую улыбку и зеленые глаза. Мне вот-вот должно было исполниться тринадцать лет, и, клянусь, в тот момент я узнала, что такое любовь с первого взгляда.

Оливер достал из рюкзака тетрадь и ручку, но не обычную, а такую, которой можно было писать разными цветами — нужно лишь нажать на пластиковый рычажок на корпусе, чтобы выбрать цвет.

— Нравится? — тихо спросил он.

А мне не просто нравилось, я была в восторге, потому что обожала рисовать.

— Очень.

— Можешь забрать, дарю, — добродушно сказал Олли и, пожав плечами, достал еще одну ручку, но уже обычную.

Я не смогла отказаться от подарка. Во-первых, я уже знала, что весь вечер буду рисовать, не тратя время на то, чтобы поменять карандаш. Во-вторых, ручка принадлежала Оливеру, и от этой мысли мне хотелось глупо улыбаться. В знак благодарности на следующий день я принесла рисунок Человека-паука, который очень понравился Олли.

Так началась наша дружба.

Я хотела признаться Оливеру в любви еще в конце прошлого учебного года, но он был слишком подавлен из-за расставания с Констанс Финниган. Как сказала сама Констанс, она изменила ему потому, что он слишком много времени уделял своей музыкальной группе. Олли нашел в себе силы простить Констанс, но через неделю она сама его бросила. Он был разбит и написал об этом красивую грустную песню.

Берусь за скетчбук и карандаш, но тут же отбрасываю. Я слишком взволнована, чтобы рисовать. На часах восемь вечера, мама вернется с работы через час, за это время я успею приготовить ужин или сойти с ума от ожидания.

Набираю в кастрюлю воду и достаю упаковку спагетти, как вдруг раздается стук в дверь. Сердце подпрыгивает и замирает в горле. Бросив пасту на стол, несусь к двери и в нетерпении распахиваю ее, но моя радость лопается, как мыльный пузырь.

На улице стоит Джейк Элфорд, держа в руках прямоугольную форму для запекания, накрытую пищевой пленкой.

— Мама передала. — Джейк топчется на месте, а затем оглядывается по сторонам, словно боится, что его могут здесь заметить.

Несмотря на то что миссис Элфорд не живет в нашем трейлерном парке уже больше пяти лет, она не перестает общаться с моей мамой, часто приглашает нас на ужин или, как сейчас, передает еду, прикрываясь фразой: «Я приготовила слишком много». Хоть мы и говорим, что у нас все в порядке, Долорес Элфорд продолжает посылать нам угощения при любой возможности.

Раньше я стыдилась этого, потому что это словно говорило: «Вы бедные, мне вас жаль», но со временем поняла, что она не жалеет нас, а просто знает, каково это — когда каждый цент на счету. А еще миссис Элфорд не стыдится дружбы с моей мамой, в отличие от Джейка, который давно делает вид, что мы никогда не были друзьями.

— Спасибо, — бормочу я.

Джейк, кажется, не собирается двигаться с места, поэтому я спускаюсь с невысоких ступеней и забираю керамическую форму из его рук. Под пищевой пленкой прячется лазанья, и я не могу не улыбнуться — мое любимое блюдо.

Только когда я поднимаю взгляд, то замечаю, насколько сильно Джейк вытянулся в росте за это лето, да и плечи стали заметно шире. Пронзительные карие глаза, сверлящие меня из-под капюшона. Ровный нос, по которому я однажды хорошенько врезала кулаком прямо на уроке, из-за чего нас рассадили по разным концам класса. Серебристое колечко пирсинга, поблескивающее в правом уголке нижней губы. И тонкий шрам, пересекающий левую бровь. Я даже помню, как Джейк его получил. Если бы не он тогда, то все мое лицо могло остаться в шрамах. Но эта тонкая полоса на брови не портит его лицо, а даже идет ему. Я бы сказала ему об этом, будь мы по-прежнему друзьями.

Элфорд медлит, не спеша уходить. Он оглядывает меня с головы до ног, а затем снова возвращается к лицу. Возможно, ему тоже кажется, что я изменилась за это лето, повзрослела.

Наконец он разворачивается, собираясь уйти, а я удивляюсь, что он не бросил, как обычно, что-нибудь язвительное.

— Погоди, — останавливаю я. — Не знаешь, Оливер приехал?

— Да, еще днем. У Рэма как раз вечеринка по этому поводу.

От удивления едва не роняю лазанью. Меня бросает в холодный пот от мысли, что Оливер приехал, но не позвонил мне. Не просто не позвонил, а даже не ответил на мои звонки и сообщения!

— Ты сейчас туда?

Джейк неуверенно кивает, словно знает, о чем я попрошу.

— Подвезешь?

Он вновь оглядывает меня, словно у долбаного Рэма на входе дресс-код или вроде того.

— Да брось, неужели тебе так сложно подбросить меня, если все равно едешь туда?

Вздохнув, Джейк сдается.

— Хорошо, поехали. И Микаэла, — окликает он, когда я обхожу его, шагая вперед. — Может, оставишь лазанью дома и закроешь дверь? Уверен, это не помешает, солнышко.

Черт.

— Еще раз назовешь меня солнышком, — цежу я сквозь сжатые зубы, — и я ударю тебя в нос. Снова.

Возвращаюсь в трейлер под его тихий смешок. Накинув джинсовую куртку, завязываю волосы в хвост и выхожу. Повернув ключ, несколько раз дергаю дверь, чтобы проверить, сработал ли замок, и иду к машине Элфорда.

В салоне пахнет кожей и горьким шоколадом. Джейк с детства ненавидит молочный шоколад и всегда отдает предпочтение горькому. Раньше этот аромат дарил мне радость, но с тех пор как Джейк разорвал нашу дружбу, запах горького шоколада не раз доводил меня до слез из-за обиды, непонимания и тоски по лучшему другу. Раньше.

Я уже давно не плачу из-за Джейка Элфорда.

Поерзав на сиденье, украдкой посматриваю на него. Заведя двигатель, Джейк скидывает капюшон, и я замечаю, что у него изменилась прическа: длинная челка теперь не лезет в глаза, а уложена к затылку, а на лоб спадает одна прядка. Уверена, она оставлена там специально. На запястье — плетеный серебряный браслет, на каждой руке по два кольца, словно он никак не мог выбрать и решил надеть все, что было у него дома. Девчонки в школе сойдут с ума, увидев его новый образ.

Джейк делает радио погромче и молча смотрит на дорогу. Не припомню, когда мы в последний раз оставались наедине. Из таких моментов ярче всего вспоминается тот день, когда миссис Элфорд забрала из их трейлера последние вещи. Они переезжали в восточный район Уэст-Мемфиса, в одноэтажный светлый дом недалеко от парка Шелби Фармс. Для нас с Джейком это была трагедия, поэтому мы сидели в обнимку до тех пор, пока Сэму, его отчиму, не пришлось буквально отрывать нас друг от друга. Мамы успокаивали нас, убеждая, что от трейлерного парка до Шелби Фармс всего полчаса езды, поэтому мы будем видеться часто, но нам обоим казалось, что если нас разлучат, то произойдет нечто страшное. Вдруг ураган снова обрушится на город, а Джейка не будет рядом?

Становится смешно от мысли, что десять минут назад мне пришлось уговаривать его просто подвезти меня.

— Что смешного? — Он поворачивает голову, и я понимаю, что усмехнулась вслух.

— То, что мы чуть больше десяти минут наедине и ни разу не поругались. Ты даже не попытался вывести меня из себя.

— У тебя впереди тяжелый вечер, я еще успею увидеть твою недовольную мордашку.

— Ты сейчас о чем?

В ответ Джейк загадочно улыбается и пожимает плечами. Меня мучает любопытство, но я решаю не поддаваться на провокации, потому что знаю: он хочет, чтобы я без остановки расспрашивала его, умоляя дать подсказку. Обойдется.

Джейк приоткрывает окно, и ветер взъерошивает его темно-каштановые волосы. Свет фар встречной машины скользит по его лицу, и в уголке нижней губы сверкает пирсинг, — как-то раз в школьном туалете я слышала, как Пола Хоффман мечтательно щебетала, что продала бы душу, лишь бы оказаться на месте этой серьги. С одной стороны, я понимаю Полу, потому что Джейк Элфорд действительно слишком хорош собой, но с другой стороны — я знаю, что он полный придурок.

Из дома Рэма грохочет музыка. Вечеринки тут проходят часто, и можно не бояться, что внезапно нагрянут родители, потому что мать Рэма — миссис Гастингс — не только разрешает молодежи веселиться, но иногда и сама спускается к ним. Миссис Гастингс увлекается алкоголем.

«Так мама переживает тяжелый развод», — обычно поясняет Рэм.

А еще миссис Гастингс позволяет сыну и его друзьям по музыкальной группе репетировать в гараже. Оливер с детства увлекается музыкой и написанием стихов, поэтому собрал группу, которая сначала звучала очень плохо, но с каждым годом становилась все лучше. Группа называется «Норд», в переводе с норвежского — «север», а заодно это название собирается из первых букв имен участников.

Ник — барабанщик.

Оливер — солист.

Рэм — бас-гитарист.

Джейк — гитарист. Первая буква его имени не совсем вписывается в название[1], но это только на первый взгляд. На самом деле за именем Джейка кроется необычная семейная история.

Восемнадцать лет назад шестнадцатилетняя Долорес Вайтхолл влюбилась в Роя Элфорда — местного музыканта из бедного района Уэст-Мемфиса. Они переспали в первый же вечер знакомства сразу после концерта Роя, и Долорес забеременела. Ее отец, Дастин, настаивал на аборте, поэтому Долли сбежала к Рою. Они начали жить вместе и поженились буквально через пару недель. На третьем месяце беременности, когда Долли мучил жуткий токсикоз, она узнала, что ее отец болен раком легких. Она искала встречи с ним, но Дастин долго отказывался, потому что не мог простить. Встреча состоялась за неделю до рождения малыша. Дастин сказал, что оставит Долорес наследство при одном условии — внука назовут по семейной традиции на букву «Д».

Еще будучи маленькой девочкой, Долли знала, что если у нее родится сын, то она назовет его «Джейк» и никак иначе. Она не собиралась идти на поводу у дурацкой семейной традиции, но нуждалась в деньгах, потому что Рой не приносил домой ни цента. Тогда она пошла на маленькую хитрость и назвала сына «Джейк», прибавив в начале имени перед J букву D.

Увидев документы, Дастин рассмеялся. А после его смерти стало известно, что он пожертвовал все свое имущество в фонд несовершеннолетних матерей-одиночек, а Долли оставил сто долларов и записку «Цена твоей глупой гордости».

Узнав об этом, Рой разозлился. Он надеялся, что девочка из богатого района получит наследство, и тогда-то уж они заживут. Пару месяцев он даже не называл сына по имени, дав ему прозвище «сто баксов», а потом в один день просто собрал свои вещи и уехал. Долли осталась с шестимесячным младенцем на руках и долгами мужа, которого больше никогда не видела.

Джейк ненавидит эту историю, поэтому в школе никто не знает настоящую причину того, почему его имя пишется иначе. Пару раз ребята сокращали его имя до «ДиДжей», чем злили Джейка, а кто-то даже получил за это по лицу. И с тех пор больше никто не предпринимал попыток.

Но фанатки «Норда» впадают в настоящий восторг от тайны имени Джейка Элфорда, как и от всего, что связано с группой. «Норд» обрел популярность прошлым летом, когда парни выложили в интернет пару роликов со своих репетиций. Я искренне радовалась за них, пока Оливер не сказал, что незнакомые девушки скидывают ему фото своей голой груди. Возможно, я бы тоже хотела скинуть ему свою грудь, но у Олли была девушка, а еще он никогда не просил меня о таком.

Я тоже имею небольшое отношение к группе — рисую обложки для песен «Норда», которые они заливают на музыкальные площадки. Конечно, мое имя нигде не указывается, но это не мешает мне отдаленно чувствовать себя крошечной частичкой группы.

Как только Джейк глушит двигатель, я тут же выскакиваю из машины и спешу в дом. С каждым шагом сердце стучит все быстрее от предвкушения встречи с Оливером, от обиды, что он не позвонил мне, и от волнительной мысли о признании в любви.

Кто-то выкрикивает мне в спину «Тряпка здесь!»; и, вскинув руку, я машу ему средним пальцем в ответ. «Тряпкой» в прошлом году меня прозвала Констанс, когда увидела, как я помогаю маме мыть полы в боулинг-клубе.

Прохожу через гостиную на кухню и застываю, заметив Оливера в компании Рэма. Не знаю, как это возможно, но за лето Олли стал еще прекраснее. Черты его лица выглядят мужественнее и острее, кожа приобрела бронзовый оттенок, а светлые волнистые волосы выгорели на солнце и отросли, чуть прикрывая уши.

Олли смеется, его слегка заносит в сторону, и он тут же упирается рукой в кухонный остров, пытаясь поймать равновесие. Рэм даже не обращает на это внимания, продолжая рассказывать что-то. Когда Олли поднимает взгляд и замечает меня, мое сердце проваливается в желудок и, сдетонировав, взрывается.

— Микки, — произносит он одними губами, а затем широко улыбается.

Хотела бы я разозлиться, но я так рада видеть Оливера, что несусь вперед и буквально врезаюсь в него, отчего он чуть отшатывается. От Олли пахнет теплым солнечным днем и сигаретным дымом, а его глубокий смех отдается вибрацией в моей груди. Господи, как же я скучала!

— Как я рад тебя видеть, Мик, — выдыхает он, зарываясь пальцами в мои волосы.

Отстранившись, я стискиваю зубы и хорошенько толкаю его в плечо.

— Почему не отвечаешь на мои звонки?

Потерев плечо, он рассеянно хлопает ладонями по карманам.

— Прости, куда-то дел телефон. Парни встретили меня прямо в аэропорту, я и опомниться не успел, как уже сидел у Рэма и пил пиво.

Оливер так искренне извиняется, что я едва сдерживаюсь, чтобы не выпалить все, что я к нему испытываю. Я копила эти чувства на протяжении пяти лет и все лето сгорала от понимания, что пришло время сказать все как есть.

— У меня новости, — говорит Олли.

— У меня тоже, но лучше ты первый, потому что не уверена, что после моей новости ты сможешь говорить.

— Вот ты где! — Констанс выпрыгивает как черт из табакерки и, повиснув на шее Оливера, впечатывается в его губы жадным поцелуем.

Я жду, когда Олли оттолкнет ее, но секунды тянутся, а он и не думает отстраняться. Его руки блуждают под задравшимся топом Констанс и сжимают ее талию. Они оба смеются сквозь поцелуй, и чем дольше я наблюдаю эту картину, тем сильнее меня тошнит.

Вот какие новости у Оливера. Они с Констанс помирились.

Она ведь уже бросила его однажды и ушла к тому, с кем изменила, — к Мейсону Шепарду — одному из Кардиналов. Кардиналами мы прозвали учеников частной школы «Примроуз», ребята оттуда часто носят форму даже вне занятий, с гордостью таская галстуки и пиджаки, на которых красно-золотыми нитями вышит символ школы — птица красный кардинал. Парни из нашей школы часто конфликтуют с Кардиналами, а на вечеринках между ними обязательно завязываются драки.

В конце весны Констанс разбила Оливеру сердце. Зачем она снова здесь? И почему он простил ее?

— Мы снова вместе, — тяжело дыша, Олли отстраняется от Констанс и растягивает губы в широкой улыбке. — Здорово, правда?

Чувствую, как мои щеки полыхают, а глаза щиплет от желания разреветься. Я ненавижу то, как его глаза блестят от счастья, когда он рядом с ней.

— О да, — усмехнувшись, выставляю большие пальцы. — Я просто вне себя от счастья. Знаешь, мне уже пора, забежала на пару минут поздороваться, увидимся в понедельник в школе.

— Микки, да брось, — с сожалением выдыхает Олли, зная, как я не люблю Констанс. Неужели он правда подумал, что после того, как я видела его страдания из-за разрыва, я буду рада их воссоединению?

— Да, Микки, брось, — наигранно дружелюбным тоном повторяет Констанс. — Оставим все наши обиды в прошлом, окей?

— Нет, не окей. Ты мне не нравишься.

— Микки, хватит. Что на тебя нашло? — Осуждение в голосе Олли задевает меня больше, чем их поцелуй.

Я редко плачу, но сейчас действительно готова разрыдаться. Совсем не так я представляла себе сегодняшний день. Мы с Оливером должны были поговорить, я надеялась, что он ответит на мои чувства взаимностью и скажет, что давно испытывает ко мне то же самое. А в итоге он смотрит на меня так, будто это я повела себя с ним как настоящая стерва, а не Констанс.

Мне правда лучше уйти, пока я не наговорила лишнего.

Глава 2
Он все еще помнит

Выхожу на улицу и втягиваю носом прохладный воздух, пытаясь успокоиться. В глубине души я надеюсь, что Оливер выйдет следом за мной, но он, видимо, считает меня виноватой, поэтому остается с Констанс.

Джейк разговаривает с Ником на крыльце и заинтересованно поглядывает в мою сторону: наслаждается реакцией. Вот что он имел в виду, когда сказал, что меня ждет тяжелый вечер. Кретин.

Достаю из заднего кармана джинсов телефон, чтобы вызвать такси, но высокие цены заставляют меня передумать. Идти до дома пешком минут сорок, недалеко есть автобусная остановка, но автобус делает неудобную петлю по городу, и дорога съест час времени. Черт, надо было взять с собой скейт.

Замечаю на подъездной дорожке коротышку Клиффа, идущего к машине, и быстро догоняю его.

— Можешь подвезти меня до дома, пожалуйста?

— М? — Клифф поднимает голову, щуря покрасневшие глаза. Слегка пошатываясь, он прикрывает один глаз, а затем кивает: — Конечно, Тряпка, прыгай.

— Знаешь, мне кажется, тебе не стоит садиться за руль в таком состоянии.

— Ты едешь или нет? — бросает он, снимая машину с сигнализации.

— Она не едет, — раздается за моей спиной низкий голос.

— Джейк, привет! — Клифф с восхищением смотрит за мое плечо. — Я скинул вам демки моих битов, вы послушали? Как вам?

Клифф давно мечтает попасть в «Норд», и, ей-богу, если кто-то из группы попросит подстричь газон на лужайке или постирать одежду, он незамедлительно сделает это, лишь бы заслужить внимание ребят. Он милый парень, но внешне совсем не вписывается в «Норд». Кроме невысокого роста, у Клиффа непропорционально длинные руки, тощее тело и выпученные глаза, а еще он постоянно во всех врезается и спотыкается. А парни из «Норда» только и делают, что собирают восхищенные вздохи девушек и бесконечные лайки в соцсетях.

— Не уверен. Спроси Ника, он отвечает за биты.

— Ник сказал, чтобы я спросил тебя.

— Я еще не слушал демки, спроси у Олли или Рэма. И я бы на твоем месте не садился за руль в таком состоянии.

Джейк появляется в поле моего зрения, кивком указывает на свою машину и идет вперед, не оглядываясь. Знает, что я все равно последую за ним. И именно это я и делаю, потому что совсем не хочу идти до дома пешком.

— Джейк, можно мне с вами?

— Если это по пути в трейлерный парк.

— Почти, можно выбросить меня через пару кварталов отсюда.

Клифф шустро обгоняет меня, на ходу подтягивая спадающие широкие джинсы, и запрыгивает на переднее сиденье. Я сажусь сзади и поворачиваю голову в сторону дома в надежде увидеть на крыльце Оливера, но он так и не выходит.

Следующие несколько минут Клифф без остановки задает вопросы о «Норде» и параллельно рассыпается в комплиментах. Джейк не отвечает, но тому словно это и не нужно.

После того как Клифф выходит, оставляя после себя запах алкоголя и сигарет, в салоне становится тихо, настолько, что меня оглушают мысли о том, что Оливер и Констанс снова вместе. Сжав кулаки, впиваюсь ногтями в ладони, приказывая себе держаться. Не хватало еще расплакаться перед Джейком. Уверена, его позабавит такая картина.

— Порядок? — спрашивает он, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида.

Мне хочется рассмеяться просто потому, что меня об этом спрашивает Джейк Элфорд. Он-то точно догадывается о том, что я по уши влюблена в его друга. Во время репетиций «Норда» я не могла скрыть своего восхищения Оливером и в такие моменты часто ловила на себе внимательный взгляд Джейка, отчего становилось стыдно. Если честно, я думаю, что о моих чувствах догадываются все вокруг, кроме самого Олли. Или он только делает вид.

— Ты знал, что я увижу в доме и как отреагирую.

— Да.

— Зачем тогда спрашиваешь, в порядке ли я?

— Вопросы обычно задают, чтобы услышать на них ответ, Микаэла.

Я лишь сильнее впиваюсь ногтями в ладони. Я злюсь на всех, включая саму себя. И меня бесит, что даже несмотря на то, что мы с Джейком не общаемся близко уже много лет, в глубине души я хочу откровенно поговорить с ним, пожаловаться на свои страхи. Как раньше. Но он выбрал новых друзей. А еще забрал у меня внимание Оливера. В тот день, когда сказал, что умеет неплохо играть на гитаре, и был тут же принят в новую группу.

Сначала внимание Оливера забрал Джейк, а потом и Констанс. Я возненавидела ее в тот же миг, когда Олли поцеловался с ней на одной из вечеринок, а потом написал песню «Поцелуй, снесший мне крышу».

Констанс — одна из самых популярных девушек старшей школы «Уэст-Мемфис». Внешне она идеальна: тонкая талия, словно затянутая корсетом, длинные стройные ноги, копна переливающихся как шелк каштановых волос, голубые глаза, белоснежная улыбка и кожа без единого изъяна. Констанс руководит школьной газетой, в которую я давно мечтаю попасть на должность карикатуриста. Она снимает АСМР-ролики, потихоньку набирает популярность в Сети и собирается зарабатывать на рекламе.

Именно она дала мне кличку Тряпка. Олли осекал ее, но прозвище быстро разнеслось по школе и словно въелось в мою ДНК. Но мне все равно.

Меня не задевает тот факт, что я регулярно помогаю маме с работой, потому что нужно на что-то жить, оплачивать счета и копить на академию современного искусства, в которую я планирую поступить. Меня лишь обижает, что Оливер влюблен в девушку, которая смеется надо мной из-за того, что я держу в руках швабру, а значит, она смеется и над моей мамой. А еще Констанс управляет Оливером как марионеткой и играет на его чувствах.

— Вы же дружите с Олли, — не выдерживаю я. — Неужели никто из группы не мог сказать ему, что неправильно сходиться с девушкой, которая обращалась с ним как с последним дерьмом, да еще и ушла к врагу?

— Он уже взрослый мальчик, сам разберется, — отвечает Джейк, притормаживая на светофоре. — И если тебе интересно, то мы с парнями сказали ему, что сходиться со стервой — плохая идея.

— Тебе она тоже не нравится?

— Нет. У нее противный смех, она смеется как пеликан.

Невольно смеюсь, потому что согласна с ним.

— Впрочем, твой не лучше, — бросает Джейк, и я тут же перестаю улыбаться. — Я просто шучу, Микаэла.

— Прости, а глупое чувство юмора тебе, случайно, выдали не в том же магазине бижутерии, в котором ты взял эти жуткие кольца? — хмыкаю я, глянув на его руки.

Ладно, должна признать, что даже руки Джейка Элфорда выглядят стильно и сексуально, но я слишком раздражена, поэтому язвлю.

В ответ он лишь усмехается. Оставшийся до дома путь мы проезжаем молча. Я думала, что проведу этот вечер совсем иначе, буду счастливой влюбленной, которая поменяет статус в соцсетях на «встречается с Оливером Хартли», но в итоге сижу в машине Джейка Элфорда, который считает мой смех идиотским. Я все еще не поняла, пошутил он или нет.

— Спасибо, что подвез. — Потянувшись к ручке, я открываю дверцу машины. — И передай маме спасибо за еду.

— Хорошо, что сегодня она передала именно лазанью.

Опустив ногу на землю, я замираю и вскидываю брови в немом вопросе. Барабаня большим пальцем по рулю, Джейк невозмутимо смотрит на меня.

— Это ведь все еще твое любимое блюдо, верно? Раньше вкусная еда всегда поднимала тебе настроение.

Да, я до сих пор готова продать почку, лишь бы лишний раз съесть лазанью, щедро сдобренную сыром. Не зная, что ответить, я киваю и выхожу из машины. Странно, почему Джейк ведет себя сегодня добрее обычного? И я действительно не могу поверить, что спустя столько лет он все еще помнит про мое любимое блюдо. Хотя я тоже помню про его любимое, потому что оно у нас одно и то же.

Глава 3
Фальшивое «люблю»

Джейк уезжает только после того, как я закрываю за собой дверь в трейлер. Мама сидит в кухне и по совместительству гостиной, внимательно глядя в экран телевизора, где показывают ее любимую мыльную оперу. Заметив меня, она отодвигает тарелку с недоеденной лазаньей и встревоженно вглядывается в мое лицо.

— Что случилось, Микки?

Желание расплакаться достигает пика, поэтому, выдавив короткое «Оливер сошелся с Констанс», я закрываю лицо ладонями и громко всхлипываю.

— Ох, родная, — слышу, как со скрипом отодвигается стул. Мама крепко обнимает меня, от нее пахнет антисептиком и моющим средством с лимоном. Я обнимаю ее в ответ, и мне действительно становится чуть легче.

— Я собиралась сказать ему сегодня кое-что важное, — бормочу я, прижавшись губами к ее плечу. — Хорошо, что не успела, только опозорилась бы.

— В искренних чувствах нет ничего плохого, Микки.

— Знаю, но какой в них толк, если эти чувства ему не нужны? — Шмыгнув носом, отстраняюсь и, вытерев слезы, выдаю натянутую улыбку: — Лазанья еще осталась?

— Долли приготовила столько, что мы сможем угостить весь трейлер-парк. Я уже позвонила ей, чтобы поблагодарить.

— Немного поедим, и я отнесу остальное Рут, дети будут рады.

Жирная и вкусная лазанья не поднимает настроение так, как мне хотелось бы. Когда я возвращаюсь в комнату, то руки сами тянутся к альбому, но я тут же захлопываю его. Не хочу позволять себе сегодня рисовать очередной портрет Оливера. Я и так занималась этим все лето. Хотя должна признаться, что мне до боли в груди хочется нарисовать Олли таким, каким я увидела его сегодня. Повзрослевшим, красивым и смеющимся. До того, как на его шее повисла Констанс.

Моим невысказанным чувствам тесно в груди точно так же, как и мне в этой комнате. Комнатка у меня маленькая — не вставая с односпальной кровати, я могу дотянуться до рабочего стола. Небольшое прямоугольное окно дает мало солнечного света, поэтому мама купила мне яркую лампу дневного света, чтобы я не портила зрение, пока делаю уроки и рисую. Но мне тут уютно.

Конечно, я бы не отказалась от комнаты побольше или даже дома, но я провела здесь всю свою жизнь, поэтому давно привыкла. Снимая трейлер, мы платим лишь за аренду, избегая уплаты налога на недвижимость — это выгодно, когда заработок нестабилен, как в нашем случае. Мама работает в клининговой компании, ее могут внезапно вызвать сразу в три места, а иногда новых заказов нет несколько дней. Кроме этого мама подрабатывает уборщицей в местном боулинг-клубе, и я часто помогаю ей как там, так и с частными выездами на уборку.

Многие относятся к людям, живущим в трейлерных парках, с предубеждением, для таких, как мы, есть официальный термин — «Белый мусор»[2]. Мама часто шутит, что это не про нас, ведь мы не белые, а мексиканцы.

Я не стесняюсь места, где живу. Здесь, как и везде, есть как хорошие люди, так и не очень. Это что-то вроде общежития, разбившего лагерь в поле. Бывают плохие дни, вроде тех моментов, когда мама забыла закрыть машину и из бардачка кто-то выгреб всю мелочь. Или приходы ураганов, когда всюду стоит свист и жуткий скрип металлических пластин, которыми обит трейлер. В такие моменты ты ложишься на пол и просто ждешь смерти, но перед этим мама обязательно заставляет меня одеться и написать маркером на руке имя и дату рождения, чтобы в случае чего спасатели нашли наши тела не в пижамах и могли опознать личность. Но страшнее всего, когда во время урагана выбивает стекла.

Когда мне было десять лет, наши с Джейком мамы работали в вечернюю смену в закусочной и оставляли нас с Нэнси. Нэнси было шестнадцать, она часто водила к себе парней и пила пиво, крышку которого могла снять с бутылки прямо зубами. Вечер шел спокойно, Нэнси закрылась со своим парнем в моей комнате, сказав нам с Джейком тихо поиграть в гостиной. Внезапно поднялся такой жуткий ветер, что стены задрожали. От испуга я выронила из рук карточки от «Монополии» и, подскочив на ноги, застыла посреди гостиной. Я знала, что нужно незамедлительно лечь на пол поближе к стене, как при землетрясении, но от страха не могла пошевелиться.

— Микки, на пол! — крикнул Джейк. Он кричал что-то еще, но его голос потонул в скрипе металла. За окном то и дело мелькали тени пролетающих мимо шезлонгов, веток и оторванных кусков кровли.

Раздался удар и звон стекла. Внезапно Джейк снес меня с ног и навалился сверху. Ветер свистел в ушах, а сигнальные сирены все выли и выли. Не знаю, через сколько это закончилось, помню лишь тяжесть тела Джейка, который вдавливал меня в пол и просил накрыть голову руками.

Джейк спас меня, он подскочил в тот самый момент, когда от удара выбило окно. Если бы не он, мое лицо сейчас было бы исполосовано шрамами. А ему рассекло осколком бровь, рану потом зашили, но шрам остался. Нэнси больше не просили присматривать за нами, потому что она была настолько пьяна, что крепко заснула со своим парнем, и оба даже не проснулись от бушующего ветра и грохота.

Как только в Уэст-Мемфисе поднимается сильный ветер, каждый житель города настораживается. И это одна из причин, почему я хочу переехать подальше отсюда. Но я знаю, что, когда уеду, буду с теплом вспоминать хорошие дни. Соседские барбекю и совместные дни рождения. Роды, которые пару раз экстренно принимали прямо в трейлере, а потом все вместе праздновали, словно это второе рождение младенца Иисуса.

В нашей с Оливером дружбе мне всегда нравилось, что ему абсолютно наплевать на то, где я живу. В первую очередь он обращает внимание на человека, а не на предубеждения о нем. И если Олли смог найти что-то хорошее в Констанс, возможно, она и правда не такая плохая? Возможно, увидеть в ней положительные стороны мне мешает ослепляющая ревность? А еще злость, что я не могу поставить Олли перед выбором: я или она. Во-первых, это эгоистично и глупо. Во-вторых, я подозреваю, кого он выберет. И счет не в мою пользу.

Начиная с первого учебного дня, я буду вести себя по-другому. Постараюсь не язвить Констанс и попробую разглядеть в ней что-то хорошее. Хотя пока что этот план звучит как сценарий фэнтези-комедии.

Телефон пищит, и когда я вижу сообщение от Олли, то остатки моей злости слишком быстро испаряются.

Следом приходит еще одно:

Подумав некоторое время, я медленно печатаю ответ.

Мое «люблю» фальшивое, лживое и мерзкое. Оливер прочтет в нем дружеский посыл, когда чувствую я совсем другое. И это убивает меня раз за разом.

Ближе к полуночи я не выдерживаю и начинаю рисовать его новый портрет.

Глава 4
Основатель «Севера»

Последний учебный год в старшей школе начинается до звонка будильника. Я встаю раньше и наспех принимаю душ. Вода в бойлере едва теплая, а это значит, что скоро нужно будет вызывать мастера и снова тратить деньги, которые я заработала за лето в парке развлечений, продавая билеты и проверяя, чтобы люди, решившие прокатиться на аттракционах, подходили по возрасту и росту. Босс не разрешил мне взять почасовую работу на осенний период, поэтому пришлось уволиться, но зато теперь у меня будет больше времени, чтобы помочь маме на работе или по дому.

Наношу тушь на ресницы, вставляю в уши наушники и сушу волосы феном. В моем плейлисте очень много песен «Норда», и я перелистываю те, в которых основную часть поет Джейк Элфорд. У него низкий, чуть хриплый, но при этом мягкий и до жути приятный голос, от которого по телу непроизвольно бегут мурашки. Мне не хочется испытывать это чувство, Джейк этого не заслуживает, поэтому я переключаю песню, выбирая ту, где звучит лучшее соло Оливера.

Я стараюсь как можно бесшумнее открыть пачку кукурузных хлопьев и высыпать их в миску. Заливаю хлопья молоком и включаю чайник.

Осторожно поглядываю на маму, спящую на диване в гостиной. Надеюсь, шум ее не разбудит. Выкрашенные в медовый цвет волосы собраны в небрежный пучок, на полу лежит недочитанный любовный роман. Мама хмурит брови — снится неприятный сон. Мне становится грустно, потому что даже во сне она не может расслабиться. Хочу, чтобы ей снились только хорошие сны. Глядя на нее, я легко могу представить, как буду выглядеть лет через двадцать. Многие говорят, что мы с мамой похожи как две капли воды, — те же карие глаза, тот же курносый нос и та же улыбка, обнажающая крупные передние зубы.

Позавтракав, наливаю в кружку-термос кофе, подхватываю рюкзак и выскальзываю за дверь. До приезда Оливера около десяти минут, поэтому я сажусь на ступеньку и с наслаждением делаю глоток кофе.

— Первый день. Волнуешься, а?

Поворачиваю голову и у соседнего трейлера вижу Рут. Ее рыжие волосы торчат в разные стороны, а на руках крутится годовалый малыш Майло, которого она усаживает в ходунки. Майло топает ножками по траве, но не может сдвинуться с места, потому что у ходунков нет колесиков.

— Немного, — признаюсь я.

Мне неловко говорить с Рут о школе, потому что ей через два месяца только исполнится шестнадцать лет, но она уже успела бросить учебу, несколько раз сбегала из дома, а теперь вынуждена нянчиться с тремя маленькими братьями и сестрой, потому что ее мама иногда так сильно напивается, что не в состоянии держать глаза открытыми, не то что следить за детьми. Рут говорит, что ей нравится такая жизнь, — все лучше, чем школа. Я с ней не согласна, но никогда не произношу этого вслух.

— Даже не знаю, завидую я тебе или сочувствую. — Достав из халата пачку сигарет, она закуривает и указывает на белье, висящее на натянутой у трейлера леске с прищепками. — По-моему, эти чертята гадят ядовитыми отходами, пятна ничем не отстирать.

— Я спрошу у мамы хороший отбеливатель и вечером занесу.

— Спасибо. И за еду тоже, дети набили животы и сразу же уснули, хоть дали досмотреть сериал. Я скинула фото ужина соцработнику, она довольна. Пишет мне чаще, чем влюбленный парень.

Рут садится рядом со мной, бесцеремонно забирает мою кружку и делает глоток. Поморщившись, она высовывает язык и возвращает кружку.

— Фу, без сахара.

Солнечные лучи потихоньку разливаются по территории трейлер-парка и падают на лицо Рут, такое бледное, что сквозь кожу видны вены.

— Будешь? — предлагает Рут, крепко затянувшись, и после того, как я качаю головой, усмехается:

— Правда бросила?

— Да.

— И не хочется?

— Заткнись.

Рут тихо смеется, потому что знает, что хочется. Я бросила курить в середине лета, когда мама застукала меня за трейлером с сигаретой в зубах. Она расплакалась, и я в ту же секунду поклялась, что больше не притронусь к сигаретам. Я ненавижу расстраивать маму, а тем более доводить ее до слез. Так что между парой затяжек и маминым спокойствием я, конечно же, выбираю второе. Хотя полупустая пачка все еще лежит в моем рюкзаке.

Прикрыв веки, Рут с показным наслаждением затягивается, чем заставляет меня закатить глаза.

— Смотри, как Майло скривил лицо, кажется, опять гадит.

Рут тяжело вздыхает и поднимается, а я поглядываю на часы. Оливер опаздывает уже на пять минут. Это на него не похоже, потому что он всегда очень пунктуален.

Жду десять минут, а затем звоню. После бесконечных гудков он наконец-то поднимает трубку.

— Ты про меня не забыл? — шутливо спрашиваю я.

Оливер молчит, а мне больше не хочется улыбаться.

— Ты про меня забыл, — уже констатирую я.

— Черт! — шипит он. — Прости, Микки. Черт. Да что со мной такое?

— Мне тоже интересно. Лучше бы соврал, что проспал. — Тыкнув большим пальцем по экрану, я сбрасываю вызов.

С тех пор как Оливер получил права, он каждое утро забирает меня на учебу. Даже если мы в ссоре. Если он вдруг не может, то предупреждает заранее, чтобы я успела дойти до автобусной остановки.

Глянув на время, понимаю, что уже опоздала на школьный автобус. Взять машину мамы я не могу, потому что она скоро проснется и поедет на работу в другой конец города. Вздохнув, я возвращаюсь в трейлер, чтобы оставить кружку и взять скейт.

Я опаздываю на первый урок на двадцать минут. Забегаю в класс взмыленная и потная, извиняюсь перед преподавателем и проскальзываю к своей парте. Заметив мой вид, Джейк приподнимает уголки губ, и я уже предвижу глупые комментарии, отчего заранее хочу ударить его скейтом по голове.

Пока ищу в рюкзаке нужную тетрадь, боковым зрением замечаю движение и поворачиваю голову. Сев вполоборота, Джейк опускает локоть на спинку своего стула и склоняется ко мне.

— Всегда хотел сказать, что по утрам ты особенно прекрасна, Микаэла. Будто ангел спустился с небес на землю.

Я натягиваю улыбку:

— Всегда хотела сказать, что тебе стоит поупражняться в чувстве юмора. Потому что все, на что ты способен, — глупо шутить и клеить девчонок.

— Вау, — рассмеявшись, он вскидывает ладони. — Кто-то не в духе. И к слову, я еще неплохо пою и играю.

— Да, когда случайно попадаешь в ноты.

Облизнув губы, Джейк с улыбкой пожимает плечами:

— Слушай, у всех девушек бывают месячные. Просто прими таблетки или что в таком случае вы там делаете со своей нервной системой. Или ты все еще злишься из-за того, что увидела в доме Рэма? Ревность — это плохо, Микаэла.

Тело обдает холодом. Он действительно сказал это вслух.

Я раскрываю рот от возмущения и страха, что Джейк сейчас назовет имя Оливера и об этом услышит весь класс.

Тяжело сглотнув, я возвращаюсь к поиску тетради.

В подобном диалоге с любым другим человеком стоило бы промолчать, но только не с этим парнем. Ему нужно отвечать, нападать и жалить в ответ, пока он не успел почувствовать слабость собеседника, которого с легкостью можно добить. В словесной перепалке с Джейком Элфордом лучше всегда носить маску «Я тебя не боюсь».

— Ты пристал ко мне, чтобы потешить свое эго? Наверное, тяжело быть самым слабым участником группы, которого взяли лишь из-за симпатичной мордашки? Ты даже стоишь последней буквой «Норда», и слово «север» здесь ни при чем, задумайся об этом.

Сидящая за мной Пайпер испуганно ахает.

— Да и вообще, — пожав плечами, я наконец вытаскиваю тетрадь и кладу ее на парту. — Если копнуть глубже, то твое имя не такое уж и загадочное, как считают твои фанатки. Не так ли? Думаю, цена секрета примерно сто баксов, не больше.

Джейк больше не улыбается. Черты лица становятся жесткими, и я понимаю, что перегнула палку. Мне хочется извиниться, потому что я и на один процент не думаю то, что сейчас сказала.

— Элфорд, Рамирес, — зовет миссис Франкфурт. — Внимание на доску. Продолжите свое романтическое свидание после урока.

— Боже упаси, — выдыхает Джейк, откидываясь на спинку стула.

Мое настроение становится еще хуже, чем было до прихода в школу. Конечно, у нас с Элфордом и раньше случались глупые перепалки без повода, но сегодня я ляпнула нечто по-настоящему обидное, то, что касается прошлого и его семьи. И теперь не знаю: я хочу искренне извиниться перед ним за свои слова или просто из страха, что он со злости расскажет Оливеру и всей школе о моих чувствах.

Как только звенит звонок, я поворачиваюсь к Джейку, собираясь извиниться, но он поднимается и стремительно выходит из класса. Пайпер, стуча каблуками, семенит следом, на прощание послав мне злобный взгляд. Они расстались в прошлом году, но она не теряет надежду, что эти отношения можно вернуть.

Забежав в библиотеку, я беру учебники и несу тяжеленную стопку к локеру. В коридоре прислушиваюсь к разговорам, боясь услышать свое имя — стоит Элфорду лишь обмолвиться на мой счет, как по школе за считаные секунды расползутся слухи. Что я скажу на это Оливеру?

— Микки, — раздается за спиной голос Олли.

Мне приходится приложить титанические усилия, чтобы не обернуться. Я все лето скучала по простой возможности видеть Оливера каждый день, а теперь призываю остатки своей гордости и, вздернув подбородок, прибавляю шаг.

Через несколько мгновений Олли равняется со мной, и правая половина моего тела горит просто от того, что он сейчас так близко.

— Я с тобой не разговариваю.

— Ну, прости, я облажался.

Я торможу у локера, и Олли забирает учебники из моих рук.

— Мик?

Стиснув зубы, ввожу код на замке и молча закидываю по одной книге в шкафчик. Взгляд цепляется за открытки и поляроидные снимки, приклеенные к внутренней стороне дверцы. На нескольких фото мы с Оливером сидим в обнимку, и я злюсь из-за того, что этот учебный год мы начали не такими радостными, как на этих снимках.

— А за Констанс ты заехал?

Оливер молчит. Я проглатываю обиду, от которой во рту появляется горький привкус.

— Слушай. — Вздохнув, я захлопываю дверцу и поворачиваюсь. И зря я это делаю, потому что даже в простой клетчатой рубашке и рваных джинсах Оливер выглядит так, что мне тут же хочется нарисовать его. — Я понимаю, что не могу предъявлять тебе претензии из-за того, что ты не забыл подвезти в школу свою девушку. Но мне обидно, что ты уже второй раз после возвращения забыл обо мне, Олли. Вот и все.

— Эй, я знаю, что виноват, знаю. Иди ко мне, — протянув руки, он обхватывает меня за плечи и прижимает к себе.

Мои руки висят безжизненными плетьми, пока он покачивает меня в объятиях, а затем я совершаю ошибку: вдыхаю аромат его парфюма и тут же крепко зажмуриваюсь, потому что чувствую, что сдаюсь. Я не могу долго злиться на Оливера.

Помедлив немного, я все же обнимаю его в ответ и прижимаюсь щекой к его груди.

— Я слегка растерялся, когда прилетел. Сначала Норвегия, потом Греция, следом Испания. Только что был в Мадриде, где стоит жара, заснул и проснулся через восемь часов уже здесь. Плюс джетлаг[3]. У меня словно голова не на месте.

— Это джетлаг и пиво заставили тебя сойтись с Констанс?

— Мы с ней переписывались все лето, обсудили проблемы. Она правда изменилась, дай ей шанс.

— Если она снова сделает тебе больно, мне придется с ней подраться.

— И я напишу об этом отличную песню.

Усмехнувшись, я отстраняюсь от Оливера. Потрепав меня по волосам, он опирается рукой на дверцу соседнего локера и оглядывает меня с головы до ног.

— Кажется, ты немного подросла за лето.

— Нет, но вот зато грудь и правда немного выросла. — Я дергаю ворот свитшота, на что Олли издает смешок, но взгляд на моей груди все же задерживает. И все равно, что на мне надета безразмерная вещь, под которой ничего не видно, для меня это однозначно небольшая победа.

— Придешь сегодня на репетицию? Хочу показать песни, которые написал в Европе.

— Позвоню маме, и если ей не нужна будет помощь с работой, то обязательно приду.

В конце коридора появляются Джейк с Рэмом, и мое сердце проваливается в желудок.

— Слушай. — Заправив волосы за уши, я обнимаю себя за талию и пытаюсь выдавить непринужденную улыбку. — Если Элфорд вдруг ляпнет обо мне что-то глупое, то не верь.

Оливер хмурит брови.

— В чем дело?

— Эм, мы немного повздорили. Ничего нового.

— Если он вдруг ляпнул что-то о тебе, то…

— Нет-нет, — тут же заверяю я, заметив, как тон его голоса становится холоднее. Олли ненавидит, когда кто-то унижает и оскорбляет меня. — Тут я сорвалась.

Оливер посылает мне вопросительный взгляд, а я недовольно морщу нос. Я не могу рассказать ему о том, что затронула прошлое семьи Джейка.

— Ляпнула, что он не умеет играть и его приняли в группу из-за симпатичной мордашки. А еще намекнула на то, что вы взяли название «Норд» потому, что буква «Д» в нем последняя. Думаю, я и правда задела его, он ведь мог подумать, что ты рассказал мне это по секрету или вроде того.

В ответ Оливер смеется:

— Джейк знает, что это не так хотя бы потому, что он и придумал название группы.

— Но разве это сделал не ты? — недоумеваю я. — Перевод с норвежского и все такое.

— Название придумал Джейк, — вновь повторяет он. — Так что не бери в голову.

Глава 5
Попса и начос

Гараж в доме Рэма служит репетиционным залом для «Норда». Пол застелен ковром, по которому тянутся провода усилителей. Стена за барабанной установкой переливается желтым светом гирлянд. Сюда ребята пускают только «своих», и коротышка Клифф продал бы душу, чтобы пройти в гараж Рэма.

Я сижу на потрепанном диване рядом с Констанс, которая без остановки снимает короткие ролики и тут же скидывает их в соцсеть. Мы находимся рядом уже сорок минут, но так и не нашли что сказать друг другу. Что ж, даже если у нас не получается подружиться, то мы хотя бы можем не ругаться, оказываясь в одном помещении. Прогресс налицо.

Ник ритмично бьет по барабанам, и при каждом ударе его взмокшая челка подпрыгивает над перевязанным красной банданой лбом. Рэм, закусив губу, качает головой в такт, задевая струны бас-гитары. Джейк, сжав медиатор, играет соло, от которого у меня по спине бегут мурашки, но я демонстративно закатываю глаза.

Когда Олли впервые сказал, что хочет собрать группу, я уже знала, что в ней будет Джейк. Его отец был музыкантом, и, по-моему, это наследственное. Когда мы были маленькими, то часто сидели у трейлера мистера Эрнандеса и слушали, как он играет на старенькой гитаре. Каждый раз, когда Джейк видел, как струны приходят в движение, производя мелодию, у него словно загорались глаза. Джейк попросил научить его играть и схватывал аккорды буквально на лету. Вместо медиатора мистер Эрнандес использовал мексиканский песо, специально спиленный под нужную форму.

«Чем жестче медиатор, тем точнее можно почувствовать пальцами, что происходит со струной», — говорил он.

Джейк был счастлив, когда в один из вечеров мистер Эрнандес подарил ему свою гитару со словами: «Береги ее, сынок». На следующее утро к нему в трейлер пришли полицейские и арестовали за ночное ограбление заправки. Через пару дней в трейлер должны были въехать новые жильцы, поэтому я пробралась туда, чтобы украсть

...