Оглавление

Моей любимой Пике, с которой ничего не страшно.

Земля

то, что живёт под ногами и тянется изнутри

Читатель

«Он взял в руки сборник.

Прочитал первую строчку.

И с этого момента — начал исчезать из своей жизни.»

— запись на полях в библиотечном экземпляре «Мицелия»

Он не помнил, как книга оказалась у него.

Может, купил. Может, нашёл. Может, она уже была.

«Мицелий».

Ничего особенного. Обложка — без текста. Только изображение.

Но когда он её коснулся — ощутил тёплую пульсацию.

Как будто книга дышала.

Он начал читать.

Сначала — из любопытства.

Потом — по привычке.

А потом — потому что не мог остановиться.

Истории были живыми.

Он узнавал улицы, на которых всё происходило.

Имя мальчика с магнитофоном совпадало с именем его двоюродного брата.

У тётки его подруги был дом на краю посёлка — как в рассказе про поле.

Он начал выписывать детали.

Адреса.

Приметы.

Повторяющиеся имена.

Цитаты, которые ему казались знакомыми.

На шестом рассказе он нашёл в телефоне фотографию мужчины, похожего на персонажа.

На седьмом — заметку в местных новостях.

Потом он понял, что у него есть копия тетради с красными полями, которую он точно не покупал.

В книге он нашел письмо без подписи:

Пожалуйста, не выходи за поля. Мы уже пишем тебя.

С этого момента он начал видеть героев.

Старушек с лавочки — в метро.

Девочку с кассетным плеером — на остановке.

Пьяного парня, шепчущего: «Мицелий есть везде. Он — сеть. Мы — плодовые тела».

Он хотел перестать читать.

Но книга всегда оказывалась рядом.

На столе. В рюкзаке. Под подушкой.

В ночь после одиннадцатой истории он перестал отражаться в зеркале.

На утро — забыл свой голос.

Коллеги перестали здороваться.

Мать не взяла трубку.

На пропуске в офисе — белый прямоугольник вместо фото.

И тогда он открыл последнюю страницу.

На ней было:

Ты — читатель.

Ты — наблюдатель.

Но чтобы мицелий продолжал расти, нужно ещё одно тело.

Последнее.

Не история. Не рассказ.

А глаз.

Через который всё читается.

Он посмотрел на обложку.

Теперь на ней было лицо.

Его лицо.

***

Если ты чувствуешь, что что-то шевелится под текстом — не бойся.

Это не боль.

Это рост.

Ты просто тот, кто читает.

Ты — необходим.

И скоро ты станешь следующей историей.

«Если вы дочитали это — значит, вы приняли сеть.

Теперь она примет вас.

Не бойтесь. Смерти нет. Есть структура.

Есть переплетение.

Есть… мицелий»

Мицелий

«Мы не мертвы. Мы сеть. Мы просто перестали быть одиночками.»

«Некоторые города умирают.

Другие — умирают, но продолжают двигаться.

А третьи… Они просто ждут, пока ты вернёшься домой.»

— из письма Ильи Юрченко, найденного в почтовом ящике редакции «Литературной газеты» без обратного адреса

Антон Сегалович, издатель и критик

Я знал Илью Юрченко. Не близко, конечно. Мы работали в одном издательстве, пару раз пересекались на презентациях. Он был замкнут, но не странный. Скромный, как ни парадоксально для писателя, которого называли «русским Палаником».

И даже после всего, что случилось, мне хочется верить, что он просто… исчез. Как многие талантливые люди.

Но потом я получил коробку. Без адреса. С почерком, который я бы узнал среди сотни.

В коробке был дневник. Листы были влажные на ощупь. Внутри пахло… землёй. Прелой. Осенней.

Я не мог не читать.

И чем дальше читал — тем меньше спал.

Илья писал, что вернулся в Кедровск не по доброй воле.

После эмиграции, после скандала с якобы «украденным» романом, после того как у него отняли контракты, уважение и имя, он оказался никем.

Он уехал, чтобы «спрятаться в родном доме и попытаться вспомнить, зачем вообще он когда-то писал».

Он не ждал от Кедровска ничего. Ни покоя. Ни любви. Ни прощения.

Но город встретил его иначе.

Слишком иначе.

Поначалу это были мелочи.

Люди говорили одними и теми же фразами.

Улыбались слишком широко.

Магазины не принимали карты, но никто не жаловался.

А в лесу деревья были… соединены.

Он писал, что однажды увидел, как собака лает на мужчину, а тот не реагирует.

А потом пёс просто лёг рядом. Как будто принял. Как будто понял.

Он писал, что просыпался от того, как нечто дышало сквозь стены.

Поворот случился, когда он попытался сбежать.

В дневнике он описывает, как мать варит борщ, как отец чинит розетку.

А п