автордың кітабын онлайн тегін оқу Вальтер Эйзенберг
Константин Сергеевич Аксаков
Вальтер Эйзенберг
«Вальтер Эйзенберг (Жизнь в мечте)» — повесть К.С. Аксакова, мистическая история о несчастной любви. Холодная и коварная Цецилия влюбила в себя мечтательного Вальтера, чтобы посмеяться над молодым человеком. Вальтер нашел спасение от дикого отчаяния в творчестве. И три девушки, изображенные им на картине, сходили с полотна, утешали и развлекали юношу. Как здорово жить в мечте! Но как сделать так, чтобы навсегда остаться там? Вальтер нашел выход.
Литературное наследие К.С.Аксакова обширно и разнообразно: поэзия, проза(«Облако», «Вальтер Эйзенберг»), драмы («Освобожденная Москва», «Олег под Константинополем»), филологические и исторические исследования («Об основных началах русской истории»), литературно-критические статьи («Письма о современной литературе», «О некоторых современных собственно литературных вопросах», «О Карамзине», другие).
Константин Сергеевич Аксаков всю жизнь посвятил изучению истории и культуры русского народа. Народные традиции, быт, мировоззрение Аксаков считал истинными ценностями, национальным идеалом, которому нужно следовать каждому русскому человеку, а не перенимать все иностранное — чужое, инородное.
Взгляды К.С. Аксакова на русскую историю и культуру будут интересны современному читателю.
Посвящается Марии Карташевской
Wage du, irren und zu traumen
Дерзай блуждать и грезить
В городе М. жил студент, по имени Вальтер Эйзенберг. Это был молодой человек лет осьмнадцати. Жизнь его до того времени не была замечательна никакими особенными происшествиями. Он родился с головой пылкою, сердцем, способным понимать прекрасное, и даже с могучими душевными силами. Но природа, дав ему с одной стороны, все эти качества, с другой перевесила их характером слабым, нерешительным, мечтательным и мнительным в высочайшей степени. Пока он рос в дому у отца и матери, все было хорошо: он еще не знал света и не боялся узнать его; но и тогда несчастный характер его не давал ему покоя. Когда ему было лет одиннадцать-двенадцать, поступкам своим умел он отыскивать дурную причину: ему казалось, что везде преследовал его какой-то злой дух, который нашептывал ему ужасные мысли и плод к преступлению. Такое-то болезненное состояние души, причина которого находится, вероятно, в способности слишком живо принимать впечатления, продолжалось лет до пятнадцати. Еще до вступления своего в университет он любил живопись как художник и в ней находил отраду больной душе своей. Он принес в университет сердце доверчивое и торопился разделить свои чувства и поэтические мечты с товарищами. Скоро он познакомился с студентами, которые, как ему казалось, могли понимать его. Это был круг людей умных, которые любили поэзию, но только тогда праздновали и уважали чувство в другом человеке, когда оно являлось в таком виде, под которым им рассудилось принимать его, как скоро же чувство проявлялось в сколько-нибудь смешной или странной форме, они сейчас же безжалостно восставали и отвергали его. Эйзенберг был моложе их: не сколько понятий, конечно, ошибочных, но свойственных летам, случалось ему высказать перед своими приятелями; робкий, сомнительный характер придавал речам его какую-то принужденность; этого было довольно для них, чтобы решить, что у Вальтера нет истинного чувства, хотя они сами точно так же ошибались назад тому года два-три. Вальтер не вдруг это заметил. Он стал говорить свои мысли — его едва выслушивали; он высказывал свои чувства — его слушали и молчали; он показывал свои рисунки — ему говорили холодно и без участия: «Да, хорошо…» Представьте себе положение бедного, вообразите, как сжималось его любящее сердце от такого привета! Часто приходил он домой убитый духом, и тяжелые мысли — сомнение в самом себе, в собственном достоинстве, презрение к самому себе — теснились ему в грудь. Это, право, ужасное состояние. Не дай бог испытать его! Это верх отчаяния, не того отчаяния, бешеного, неистового, нет, отчаяния глубоко-спокойного, убийственного. Об нем едва ли может иметь понятие тот, кто не испытал его. Каким же именем назвать людей, уничтожающих так человека? Наконец, как будто пелена упала с глаз Эйзенберга — он решился не обращать внимания на их мнения, удалиться, заключиться в самом себе и хранить сбереженный остаток чувства. О, он имел довольно гордости, чтобы не вы прашивать участия как милости.
