Оглавление

Большая благодарность за веру в успех, поддержку и бесценную помощь моей семье, без которой не было бы этой книги

В поисках Хармса

Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог.

Когда мы в смятеньи, тогда средь разброда

Оно настигает мгновенно, врасплох.

Б. Пастернак

Слышу, как стучат капли. Надо проснуться и посмотреть: вдруг течет с потолка. Но глаза не открываются, сон затягивает. Наконец делаю усилие и сажусь на постели. В темной комнате кто-то ходит. Наверное, Саня собирается на работу.

Я бормочу:

— Где-то капает, слышишь?

В ответ мама:

— Спи, спи, чего всполошилась? Это дождь. Рано еще. У тебя же каникулы, забыла? Я только утюг возьму, а ты спи.

Опять темно и тихо. Можно спать. Какое счастье. Падаю головой в подушку. Но какое-то беспокойство мешает, что-то не так. Почему мама здесь? И каникулы? Зимние, что ли? Наверно, я заспалась, это сон. Сейчас открою глаза и посмотрю на часы. Электронные часы напротив кровати обычно светят мне в глаза зеленым. Но сейчас темно, только прямоугольник окна синеет, и стучит дождь. Слышу мерное тиканье! Тиканье? Но у нас нет механических часов! Что же это? Я не дома?

Нужно лечь, нужно успокоиться, нужно подумать… И лучше закрыть глаза.

Стучат в дверь. Знакомый голос: «Марина! К телефону!» Нащупываю ногой тапочки, рукой халат и выхожу за дверь. Голова кружится, сердце выскакивает. Все знакомое и незнакомое. Это наш дом на улице Чайковского! Наша коммунальная квартира, длинный коридор, соседка, покачивая могучими боками, удаляется в сторону кухни. Я вспомнила: это Валентина. Еще вспомнила, что муж звал ее «моя кастрюля». Звал-называл, в прошедшем времени. Потому что это было сорок лет назад. Мне приходится опереться о стену из-за навалившейся дурноты. Если это сон, то почему мне так страшно? Во сне даже невозможные вещи кажутся нормальными. Валентина, она, кстати, учительница в начальной школе, обернулась:

— Ты чего, заболела? Зеленая какая! Иди, там подружка твоя зво́нит, уже второй раз!

— Звони́т, — автоматически поправляю я. Дурацкая привычка поправлять. И у младшей дочки моей та же манера. Очень нервирует. Вот так наживают себе врагов. Но Валентина, к счастью, не расслышала.

Буквально сползаю на старенький венский стул, что стоит возле телефона на стене, прикладываю к уху тяжелую черную трубку, распутывая матерчатый провод.

— Да? Слушаю, — выдавливаю из себя.

— Гречь, ты? Я тебя чего, разбудила? Мы же договаривались, забыла, что ли? Я уже выхожу.

— Варь! — уж, Варьку-то я узнаю всегда. Правда, это не ее имя, это школьное прозвище, как мое Греча.

— Знаешь, я что-то странно себя чувствую, ты приезжай ко мне.

— А мы что, никуда не идем? Каникулы же!

— Варь, приезжай, очень надо!

Я дотаскиваюсь до своей комнаты и падаю в постель. Почему-то кажется, что если скорее лечь и зажмуриться, будет лучше. Но лучше не становится. Может, встать и посмотреть на себя в зеркало? Неужели, и правда, зеленая? Что это, сон или болезнь? Не помню, чтобы во сне видела себя в зеркале. В комнате заметно светлеет. Это моя комната, которую я так любила. С лепниной на потолке и белой кафельной печью. Как я скучала по этой комнате. Она была для меня целым миром и моим убежищем. И зеркало в старинной дымке на прежнем месте. А в нем — я, почему-то молодая и напуганная. Странно, тревожно и не радостно. Хотя иметь юное тело и взрослые мозги — это ли не мечта?

Хочу домой! Хочу обратно в свои 57 лет! Зачем я здесь? У меня там мама, муж, дети, работа! Мне что, детей заново рожать? И как я здесь одна? Просто «Назад в будущее» какое-то! Смешно, что я вспоминаю фильм, который еще не сняли. Интересно, у сумасшедших сохраняется чувство юмора? Считается, что его наличие — признак интеллекта. И ведь никому ничего не объяснить. Разве что Варе. Как ни странно, Варя единственная, кто может поверить в эту историю.

«Дышим глубже!» Как я обычно говорю? Найдется выход хоть один из всех безвыходных положений! И еще: «Спокойствие, только спокойствие!» Это помогает. Ура детской литературе и Карлсону. Нечего валяться, надо что-то делать, а голова пусть себе думает.

Скоро Варька приедет. Надо себя в порядок, комнату в порядок. Я конечно, опять красотка, но голова, очевидно, не мыта пару дней, ноги не бриты вовсе (кто их вообще здесь бреет?). Вот ужас-то: антиперспирантов нет, бальзамов для волос нет, прокладок и контрацептивов нет. Хотя зачем мне контрацептивы? В 16 еще рановато, времена строгие. А в 57, пожалуй, не актуально. Кстати, а какие сейчас времена? Какой год? Вот бы узнать! Вопрос конечно интересный, но звучит по-идиотски.

Если вспомнить все, что я читала и видела о перемещениях во времени, то в основе историй одна идея. В прошлом нужно что-то поправить. Главное — понять, что именно. И найти того, кто тебе поможет. Что нужно мне изменить, пока неясно. А где искать помощи? У подружек? Варька может поверить, ей даже будет интересно, приключения, как в кино. Наташке нельзя говорить, испугается. Она человек земной, без авантюрной жилки. Или у родных? Мама решит, что ребенок болен, и тоже не поверит.

Да, дела! Я старше их всех, даже собственной мамы, и знаю будущее. Уже горячо! В эту сторону и нужно думать. Что же я знаю о будущем? Что могу, вернее, что НУЖНО изменить? Вернусь ли я обратно? Почему-то не хочется начинать все с начала. Можно, конечно, попробовать прожить лучше, но это будет по-другому. Интересно, а Саня меня узнает? Вот найду я его, а он совсем еще пацан. И что я скажу: «Здрасьте, я ваша тетя! То есть, я твоя жена уже тысячу лет, у нас три дочери, кошка и черепаха! Сделай что-нибудь, я хочу домой!» Шарахнется и разговаривать не станет. Если только не рассказать что-нибудь о его детстве, о родне из Полоцка. Может, и поверит. Значит, надо попробовать — Саня и Варька.

Варька заглядывает в комнату. Какая же она маленькая! И дело не в росте. Она еще девочка, а мне надо решать с ней взрослые проблемы. Надо же, я думаю теперь, как ее мама!

— Гречечка, привет! У! У тебя шик-блеск, порядок! Ты чего это, генеральную уборку делала? Гостей ждешь?

— Да нет, я просто кровать убрала и подмела, да книжки сложила. Все, как обычно!

— Вот уж, совсем необычно! И сама ты какая-то другая!

— Если бы ты знала, насколько я другая! Да и ты не та, к которой я привыкла!

— Чего? Гречь, я не поняла?

— Ты есть хочешь? Я еще не завтракала.

— Ну, давай чаю с тобой попью. Ты мне расскажешь, что случилось-то?

— Ты раздевайся, а я чайник поставлю и расскажу, — я двинулась на кухню и, обернувшись, сказала удивленно: — А все-таки, какая же ты худенькая и симпатичная! Я и забыла!

— Наконец-то! Заметила, клячка, что у меня новая рифленка! Здорово, правда? Ужасно модно и стройнит!

«Рифленка» — знакомое слово! А! Это такая кофточка в резинку. Действительно, модная. Ее трудно было достать, и стоила недешево. Она еще называлась «лапша» в 70-е годы.

— Ну да, стройнит, — я хмыкнула и добавила с иронией: — Да! Это то, что нам надо! Главная проблема на сегодняшний день, точно!

— А чего смешного? Это тебе хорошо, а при моем росте фигуру нужно вытягивать, это я как художник говорю.

Мне стало совсем смешно.

— Варька! Про то, что нам нужно будет вытягивать и подтягивать, мы с тобой лет через 40 поговорим. Вот тогда это будет актуально, поверь мне.

— Тогда мы будем старые бабки на пенсии с кучей внуков, через столько-то лет!

— Ну, я бы не сказала! Вернее, я могу сказать, как оно будет, только не знаю, нужно ли тебе это знать!

— Гречь, кончай! Ты все какими-то загадками говоришь! Нет, ну кофточка-то классненькая, правда?

— Варь! Да ты вся классненькая сейчас, даже без этой кофточки.

Я стою спиной к окну, нежное весеннее солнце освещает комнату, сияет на плитке и медной дверце голландской печки. Ночной дождь уже кончился, и сквозь быстрые облака синеет небо. Варька пьет чай с мамиными пирогами. Мне же кусок не лезет в горло. На календаре — март 1976 года.

— Я хочу рассказать тебе одну историю, — начала я, глубоко вздохнув, — немножко фантастическую.

— Это книжка, ты интересную книжку читаешь? Или это про кино?

— Нет, слушай. Вот представь себе, что ты… нет, пусть не ты, а твоя мама просыпается утром, и вдруг видит и понимает, что она перенеслась в свое детство или юность. Ей, ну как нам, около 16 лет. Но внутри она взрослая, со всем своим жизненным опытом, с памятью о прожитой жизни. Она попадает в другое время, о котором уже не все помнит, и в этом времени она на правах ребенка, у которого на самом деле очень мало прав.

— А дальше что?

— Тебе интересно? Но что будет дальше, я не знаю.

— Ты еще не прочитала?

— Пока нет. А ты веришь, что такое может быть? Ты бы так хотела?

— Ну… Вообще-то, в школе можно всех поразить, уроки знать. Или вообще знать, что дальше будет. Нет, ну, здорово, наверно! Особенно здорово, что была как бы старая, и вдруг опять молодая.

— Боишься быть старой?

— Да я и не думала. А ты что, можешь себя представить в сорок лет? Это будет аж в 2000 году! Ты представляешь себе 2000 год?

— Варь! Ты не поняла. Эта история не из книжки, не из кино. Это правда.

— Гречь, ну, какая правда? Про кого?

— Ладно, ты сказала, что я тебе показалась не такой? А какой?

— Ну взрослая, правильная… Говоришь как-то не так, как обычно, и взгляд какой-то… Ты не обижайся… Но бывает, что ты включаешь «училку».

— А почему? Как ты думаешь?

— Ну вот, даже тон, как у нашей Клары.

— Клара? А, помню, директриса, по литературе, на голове башня, важная, как памятник.

— Конечно, помнишь! Вчера же урок был!

— Вчера? Неужели? Варь, соображай быстрей! Я же тебе про себя рассказала.

— Про сон, что ли?

— Про жизнь. И в этой жизни мне нужна помощь. Ты же мне друг? Ты можешь поверить в невероятное? Ты не испугаешься?

Мы сидим с Варей за большим круглым столом, откинув скатерть, и собираемся писать список самых важных дел. Стол старинный, он, как и зеркало, достался мне от соседки Матильды Федоровны. Потом при переезде на новую квартиру его выбросят, а жаль. Сейчас, когда я могу снова увидеть и потрогать предметы своего детства, меня это волнует. Мы сидим друг против друга, одинаково поджав ногу под себя. Интересно, почему в своей взрослой жизни я так больше не сижу? Варька взглядывает на меня с интересом, она умирает от любопытства и верит мне не до конца. Кстати, я бы ей в такой ситуации не поверила совсем. Так что спасибо ей, что она такая, какая есть.

Список должен отразить все, что я знаю о будущем, и что понадобится в моей новой-старой жизни. Думаю, я перенеслась сюда не для того, чтобы менять историю. Скорее всего, мне нужно встретиться с кем-то, с кем я не успела поговорить в будущем, нужно уберечь кого-то от болезни или другого несчастья. Но все перемены, вероятно, касаются либо меня, либо моих близких. Так я думаю.

— Значит, будем отталкиваться от персоналий, — произношу я вслух.

— От чего отталкиваться? — удивленно спрашивает Варя. Она увлеченно рисует ручкой на листке лошадь. Очень красивую, синюю лошадь с развевающейся гривой.

— От личностей, персон, людей. От родных и друзей.

— Гречь! — воодушевляется она. — Давай начнем с друзей!

— Конечно, ты про себя хочешь узнать? Только сможешь ли ты что-нибудь поправить в своей жизни? Ведь для этого нужно не только желание, но и большие усилия!

— Ты что, меня не знаешь? Я если решила, то все! Я сделаю!

— Ладно, скажу. Ну, ты будешь поступать в «Муху» после школы.

— Это все знают.

— Но не поступишь и останешься работать на год в канцелярии училища, чтобы пробовать на следующий год. За этот год у тебя случится много всякой ерунды, которой лучше бы не случаться. Это касается твоих любовных приключений. Вот от них тебе уберечься не получится.

— Давай ты про любовные приключения подробно расскажешь. Мне что, нужно ни в кого не влюбляться?

— А ты разве сможешь? От такого приключения у тебя и первый ребенок родится, дочка, через два года.

— В 18? Уже?

— Не хочешь в 18 или не хочешь дочку?

— Ох, я не знаю… Ты сказала «первый ребенок», потом еще будут?

— Потом будет сын, но уже гораздо позже и от другого мужа.

— У меня что, и мужья будут разные? Ой, мамочки! Гречь, ты меня убила, я вообще плохо соображаю.

— У тебя еще есть время все обдумать, ведь в ближайшей год ничего особенного не случится. Главное, ничего не бойся!

— А про Наташку тоже знаешь?

— Знаю, конечно. А еще знаю, кто в классе кем станет, кто выйдет замуж, а кто нет. У кого вообще детей не будет. И даже кто рано умрет.

— Как это, умрет? Ужас какой! Если ты все придумываешь, это как-то не очень…

— Варь! Сейчас не это главное, я же сказала, в ближайший год ничего страшного не будет. И еще я думаю: мне срочно нужно познакомиться с моей бабушкой. Именно это в будущем я сделать не успела.

— Как это, познакомиться? Ведь я ее видела. Твоя бабушка в прошлом году приезжала в гости.

— Я о другой бабушке, Елизавете. Ей не надо приезжать. Я с ней долго жила на одной улице, на Маяковского, но при этом никогда не встречалась. Мне есть что ей сказать.

— Как это может быть? Это какая-то тайна, да?

— Тайна в том, что я про нее очень многое знаю, а она про меня не знает ничего. Вот и постараюсь, чтобы узнала.

Даже при моей привычке разложить все по полочкам не удается выстроить четкую программу того, что же мне делать. И совсем не получается избавиться от тревоги. Страшно встретиться с родителями, страшно идти в школу, даже просто выйти на улицу. Так бы и закрылась у себя в комнате. Потом ночь. А утром — бах! И я дома! Обратно в будущем. Я вдруг поняла, как важно чувствовать себя на своем месте. А где же мое настоящее место? Раньше я не задавала себе такого вопроса.

Жила себе тетка среднего возраста, преподавала литературу в библиотечном техникуме, варила щи-борщи своему семейству, смотрела вечерами телевизор. Все, как у всех. Ну, было безобидное увлечение — собирать сведения о своих предках. Не всем это занятие нравилось, но никому особенно не вредило. Почему же со мной произошло это невероятное перемещение?

То, что я узнавала о своей семье, понемногу изменяло мое представление о себе. А началось это еще в детстве. Поэтому, думаю, я вернулась в конец своего детства как в начальную точку.