автордың кітабынан сөз тіркестері  Тарантас

Владимир Соллогуб

Жизнь в Петербурге как фейерверк. Много блеска, много дыма, а потом ничего

скажи мне по крайней мере, так что же ты видел такого особенно замечательного за границей?
- Россию, - отвечал Иван Васильевич.
- Вот те на! Так, кажется, и не стоило беспокоиться ездить так далеко?
- Напротив. Россию понять и оценить можно, только посмотрев на другие страны.
- Объясни, батюшка.
- Объяснить нетрудно. Вы знаете, что истина обнаруживается только посредством сравнений; следовательно, только посредством сравнений можем мы оценить преимущества и недостатки нашей родины. И кроме того, чужой пример может указать нам на то, чего мы должна остерегаться и что должны мы перенять.

- Повремените хоть денек. Дайте взглянуть на башню Сумбеки.
- Зачем тебе?
- Я хочу изучать Восток.
- Вот тебе на! Да здесь не Восток, а Казань.

Жить в Петербурге и не служить - все равно что быть в воде и не плавать. Весь Петербург кажется огромным департаментом, и даже строения его глядят министрами, директорами, столоначальниками, с форменными стенами, с вицмундирными окнами. Кажется, что самые петербургские улицы разделяются, по табели о рангах, на благородные, .высокоблагородггые и превосходительные. Право, так.

Люди совестливые! Не ищите родных вдохновений в петербургских залах, где танцуют и говорят по-французски.

Поверьте, вы найдете их скорее в бедной хате, заваленной снегом, на теплой лежанке, где слепой старик поведает вам нараспев чудные предания, полные огня и душевной молодости.

Освободить ребенка, бросить в печку театральный хлам и обратиться снова к естественным, к родным началам. Просвещение отдалило нас от народа; через просвещение обратимся снова к нему.

Но, увы, поверья наши и обычаи исчезают. Все, что живет еще в памяти народной, все, что могло бы быть основой словесности народной, теряется с каждым днем с переменой наших нравов. Русский гений издыхает, задыхаясь от всего, что на него накидали

Но все это, слава богу, не русское. Русский никогда не узнает своего родного гения в жалком фигляре, который коверкается и пляшет перед ним в лохмотьях, и, поверьте, на толкучем рынке собирателей чужого ума русский человек не отзовется ни на один голос ему незнакомый и непонятный. Ему не то надо. Ему давай родные звуки, родные картины, чтоб забилось его сердце, чтоб засветлело в его душе. Ему говори его языком о любимых его поверьях, о мудрых и простых обычаях его края, о живых его потребностях...

они угощают святую Русь стишками на манер Ламартина, драмами на фасон Шиллера, повестями - жалкими пародиями заграничных и без того карикатурных повестей и, наконец, той чудовищной иеблагопристойностию, которую называют, с позволения сказать, журнальной критикой..

Впрочем, если хотите, у нас есть многое множество таких литератур: несколько петербургских, несколько московских, несколько губернских, и в каждой литературе есть несколько партий, которые в муравьиных кучках двигаются, и хлопочут, и суетятся, как лилипуты Гулливера.