Евласилом, бесполый сын Луны,

Трамвайное кольцо — петля на шее,

Раскопанный асфальт сродни траншее.

Твой древний город — в поисках весны.

Играет на свирели апатрид

Как в феврале ветра рассвирепели.

Твоё палаццо на плечах кариатид

Скрипит под звуки апатридовой свирели.

Светало, но не брезжило ничуть,

Цвело и постепенно отцветало

В свинце Невы, желая утонуть,

Седое Время, лезвием кинжала

Невидимые вены растворив.

А что же город? — Юн и пьян и жив.

И завтра всё готов начать сначала.

Я называл шезлонг лонгшезом,

А пер-ла-мутр — Пер-Лашезом.

А перлам-утреннее хмарево

Вплетал я в буквенное варево.

Как брюки клёш, галоши — Кеше,

Дух Махариши — в Марракеше.

Как Пердурабо буераками

Подъехал на ослице к раковине.

Я называл лонгшез шезлонгом.

Луна звенит, пустая, гонгом.

По ком колокола в Гонконге?

По ком в Бангкоке и в Меконге?

Я статус-кво прозвал «де-юре».

Де-факто сплавил дяде Юре,

А папе Карло в Монтевидео

Из Монте-Карло выслал видео.

Из трубки выдувал дифтонги я,

Мотался в Буркина Фасо.

Фэйс Буркина не видя, в Конги я

Катил сансары колесо.

Читал и ноты и нотации,

Жёг облигации Констанции

И к пирамиде из грамматик

Привешивал я с боку бантик.

Я слишком стар, чтоб нюхать клей,

И слишком молод — образумиться.

Кара оглы, кoра кулей.

Всё зарастёт, всё образуется.

Всё устаканится, срисуется,

Срастётся и нормализуется.

Из переулка — будет улица,

Проспект, и площадь пристыкуется.

Присовоку́пится, помножится,

Ворсистой шкурой станет кожица.

Поэт-романтик — шкурой ссучится,

Грехопадёт великомученица.

Я слишком молод, чтоб извериться

И слишком стар, чтоб — изувером.

Всё непременно перемелется

И будет — хлебом, с камембером.

Наперебой — конгрессы, форумы,

Бальзак, Золя, Бодлер с Флобером.

Големы тут, а после — горлумы

И браконьер с карабинером.

Слова, слова. Фломастер пыжится.

Суть сутей — не для протокола.

За ятью, глядь, отпала ижица,

Вуаль бумаги проколола.

Вот пряжа слов — реальности вуаль

И инженю, в обнимку с этуаль.

Метр-д-отель, сглотнувший монпансье,

Кафешантан. В пенсне — конферансье!

Приятель мой, свидетель лебеды.

Седьмой билет, по выбору из пачки.

Лишь хнычет Том о тщетности заначки.

И бедуины, прут в Белиберды.

Иных уж нет, а те уже далече.

И — руки в боки — космос глух и нем.

Апологет, собравшись в Вифлеем,

Из рамки вынет фотографию предтечи.

И я — местоблюститель пустоты.

И ты — Юдифь, глазами Олоферна.

Жизнь зашифрована рукой олигофрена,

Обутого в нанайские унты.

Тонтон-макут, винил твоей пластинки

Ведёт иглу от центра до каймы.

Глазами престарелой палестинки

Отлакирован миф рассветной хохломы.

Ты — потакай мне, я же — потрафлю.

Священнодействуя, кощунствуем в соитьи.

Что может быть содома соблазнительней,

Когда ты теннисную нюхаешь туфлю?

Четвёртой производной парафраз,

Намёки смыслов и — песок сквозь пальцы.

Де Помпадур, присевшая за пяльцы,

Зачнёт потоп, который после нас.

Зажги лампаду, я же — воскурю

Секретный фимиам витиеватый

И, Лесбия, нараз обрадобрю

Свой лунный лик и промысел пернатый.

Останутся когда-то не у дел

Разорванные штрипки от сандалий.

О, Дионис, как весел твой удел

Полнощных кутежей и сатурналий!

Рыба ребра. Глыба серебра.

Ветвь сети превращений до-бра-изо-зла-и-зла-из-до-бра.

Вербена на дне кофра.

Рост цен на услуги охочим до ласк джентльменам.

Пена, она у рта.

Язык — Афродита, сребрящаяся, нагая.

Вот так загибают салазки артюры-рембо своим поль-верленам,

В тщательно смазанные замочные скважины вставляя ключи от рая.

Как, зы, зороастральный плекси-глаз

проклюнулся на нас из небесилова.

Потом оттуда вышел нагло твёрдый член, и — раз —

и Ипполита изнасиловал.

Молчит об этом Ипполит, молчит и Тит,

умаявшись от молотилова.

И в темноте таится сей мистический бандит

и где-то плачет мать, которая раст [л] ила его.

Рубить, сажать, лудить, паять, гореть в аду

И, починяя примус, пить просекко и боржоми.

Дробить руду, дудеть в дуду, бродить аллейками в саду,

Вкушая в райских кущах торт от Папилломи.

Таков удел

Предвиден был

И конвоира присовокупил

К употреблению весталки.

Грубить, лажать, других и само-услаждать,

притом употребляя.

Успевши только лишь пролепетать, прошелестеть страницей кодекса.

Успевши только душу променять на отражение Роллс-Ройса между стрелок «ролекса».

Узревши фавна средь кустов, помчаться вскачь стремглав и опрометью — за.

Догнав, до самых петухов наказывать за то, что — егоза.

Сегодня ты — Феличита Гранитных Трав, а послезавтра ты — Космический Складавр.

Когда бы мне хватило десяти обличий, бодался бы, как пьяный Минотавр,

В дубовой рощице, там, где в кустах наказан фавн, дразнящий глаз ноздрю.

Бля, я… пожалуй, рифмы раб, ужо уста салфеткой промокну, пропевши небу песню про-blue-you.