Сколько тебе лет, Унур? – спросил я, устав гадать.
– А? О… Мне пятнадцать, – ответил Унур. – А вам, господин жрец?
– Двадцать пять.
– Ого! Какой вы, оказывается, старый! А выглядите таким молодым!
Влюблённость – восхищение чужими телом и душой, желание овладеть ими. Влюблённость слаба и хрупка. Но её легко спутать с любовью, хотя любовь сложнее и крепче. Не обманывайся. Любовь возможна лишь тогда, когда чужая боль для тебя во сто крат хуже собственной, а чужое счастье чувствуешь своим, – мгновенно ответил Тархан.
– Октай, ты не отвечаешь за решения своего отца. Он твой отец. Ты его сын. Так поступил бы любой на его месте.
– Да. Любой хороший отец так поступил бы на его месте. Мой отец был хорошим
Он поправил шляпу-доули, и солнце вызолотило его загоревшую во время странствий кожу. В чёрных глазах на миг плеснулась яркая божественная зелень.
Впрочем, это могли отражаться всего лишь листья отцветающей сливы.
Зачем он это делает, понял?
– Я понял, – медленно и задумчиво сказал я. – Он лишает веры. Каждый верующий человек может опереться на бога. Но бог может опереться не на каждого верующего человека. Вообще не на каждого человека.
– Вот это ты больной! – даже с некоторым восхищением воскликнул демон.
Он оборвал себя на полуслове, выдохнул, потёр лицо, и я увидел, что у него дрожат пальцы. Ему тоже было безумно страшно.
Ещё миг – и давший слабину друг вновь собран и уверен в себе.
– Дурак ты, Октай, – почти ласково сказал Тархан.
И я, как в детстве, ухватился за его ладонь.
– Пойдём, папа.
– А у меня он всё время орёт и лягается!
Я вспомнил, что орать у Тархана можно только с разрешения и до тех пор, пока ему не наскучит, и невольно посочувствовал скотине.
