Владимир Паперный — культуролог, историк архитектуры, дизайнер, писатель. Его книга о сталинской архитектуре “Культура Два” стала интеллектуальным бестселлером.
Лос-Анджелес. Эмигрант Александр Шульц, Шуша, неожиданно получает посылку. В коробке — листы и катушки с записями. Исследуя, казалось бы, уже навсегда утерянный архив, архитектор Шульц достраивает историю своей семьи. Эта история становится настоящим “русским романом”, где юмора не меньше, чем драмы, а любовь снова побеждает смерть.
“Роман «Архив Шульца» восстанавливает в памяти картину советской жизни в ее маргинальной, полуподпольной и невостребованной области. Прекрасная демонстрация неистребимости культуры, которая, как подземная вода, все равно находит свои пути, и увлекательный рассказ о поколении гонимых, умных и веселых”.
Людмила Улицкая, Москва
“Мозаика ярких портретов, острых эпизодов и занятных анекдотов складывается в неизбежную, следующую внутренней логике эпохи судьбу Шуши: от родных корней, сурового прошлого, бурной молодости вплоть до последнего адреса — Америки. Ее мы с автором романа открывали в одни и те же годы, поэтому, свидетель и соучастник, могу твердо сказать: с подлинным верно”.
Александр Генис, Нью-Йорк
Лос-Анджелес. Эмигрант Александр Шульц, Шуша, неожиданно получает посылку. В коробке — листы и катушки с записями. Исследуя, казалось бы, уже навсегда утерянный архив, архитектор Шульц достраивает историю своей семьи. Эта история становится настоящим “русским романом”, где юмора не меньше, чем драмы, а любовь снова побеждает смерть.
“Роман «Архив Шульца» восстанавливает в памяти картину советской жизни в ее маргинальной, полуподпольной и невостребованной области. Прекрасная демонстрация неистребимости культуры, которая, как подземная вода, все равно находит свои пути, и увлекательный рассказ о поколении гонимых, умных и веселых”.
Людмила Улицкая, Москва
“Мозаика ярких портретов, острых эпизодов и занятных анекдотов складывается в неизбежную, следующую внутренней логике эпохи судьбу Шуши: от родных корней, сурового прошлого, бурной молодости вплоть до последнего адреса — Америки. Ее мы с автором романа открывали в одни и те же годы, поэтому, свидетель и соучастник, могу твердо сказать: с подлинным верно”.
Александр Генис, Нью-Йорк
Пікірлер5
👎Ұсынбаймын
💩Фуууу
🙈Дым түсініксіз
💤Іш пыстырады
Исключительно из упрямства дочитала книгу. Не понравилось совершенно. Действующих лиц и событий хватит на "Войну и мир", но автор - не Толстой. Получилась какая-то мешанина: предки действующих лиц, еврейский вопрос, диссиденты, архитектура, даже стихи ("в виде поэзии"...). Постоянные скачки́ от одного героя к другому, и по времени действия тоже. Хочется прямо схему нарисовать: вот герой, его предки, дети, жена, любовница, друзья и т.д.
1 ҰнайдыПікір
👍Ұсынамын
💡Танымдық
Мне интересно видеть картину эпохи, в которую я не жила. Картина Паперного вышла противоречивой, она вызывает доверие. Мне бы хотелось охарактеризовать роман как семейную сагу, но не уверена, что это будет правильно. Так же не уверена, что про эту книгу можно сказать, что она поднимает еврейский вопрос. Понимаю, что книга не об этом, но она как будто и том, что если ты родился в семье состоятельных евреев со связями, то даже Советском Союзе ты будешь жить хорошо, а когда всё станет плохо, ты успеешь запросто эмигрировать в Америку. Где тоже будешь жить хорошо.
👍Ұсынамын
🔮Қазыналы
💡Танымдық
🚀Көз ала алмайсың
Интересный подход к жанру семейной саги.
Дәйексөздер29
Он идет по Баковскому лесу. Начало лета. Температура, влажность, запах хвои, неровности тропинки, особенно когда наступаешь на переплетение сосновых корней, сизый цвет покосившегося забора, посвистывающие голоса дроздов, солнечные лучи, проникающие сквозь сосновые и березовые ветки, рисующие на траве импрессионистские пятна, – все это создает ощущение счастья, которого он не испытывал много л
Судя по тому, как они бросились друг другу в объятья, оба были к этому времени глубоко несчастны
Самый главный талант – это не способность писать стихи или картины, это талант быть человеком. Мало кому удается”.
