Если долго говорить о смерти, то само слово обесценивается, теряет смысл и устрашающий вес конечности. Но потерять цену может только слово, сам же процесс цены не имеет. Смерть выше человеческого отношения к ней. Она просто есть.
«Ты можешь уйти прямо сейчас, я тебя не держу, я не сумею тебя спасти и потому отталкиваю тебя, чтобы не привыкнуть, как привыкают все бродячие собаки – раз и навсегда, у нас нет времени на привычку, у нас вообще его нет».
Как бы сильно ни менялся мир, как бы горько и страшно ни было нам быть в эпицентре бури, я верю, что однажды горечь сменится медом. И никак иначе.
От него пахло осенью, табаком и чем-то сладким, похожим на исходящее паром горячее вино.
– Что есть старик?
– Старик есть все. Он – мор, скорбь, он – смерть и слуга смерти. И ее орудие. Одни зовут его тленом, другие – чумой. Третьи – Гусом. Он – тяжелый дух страшной гибели. Каждое несчастье – это он. Каждая порезанная вена. Каждый вдох засунутой в духовку головы.
В самые темные времена, когда полынная горечь становится спутником каждого дня, особенно остро осознаешь, насколько важны союзники. Люди, которые с тобой. И за тебя.
Сейчас тебе страшно, а кому бы не было? Если живой, значит, боишься. Если не боишься, значит, все – умер.
Вечно ты так… слишком много думаешь, сидя на месте. А иногда нужно просто идти дальше. Особенно если поезд уже на конечной
Тьма накрывала их плотным одеялом. Полынь умела проигрывать – так ее победы становились еще сокрушительнее
Он – мальчик, которого никто не учил жаловаться и искать поддержки, – просто не помнил уже, что слезы – это призыв, крик о помощи
