Николай Николаевич Брешко-Брешковский
Мистик
«Мистик» — роман Николая Брешко-Брешковского о судьбах русской интеллигенции в начале XX века. Главный герой художник Бочаров — бездарный человек, но пытается скрыть это, прячась за «передовыми» идеями, которые не всем дано увидеть в его картинах. Поняв, что религиозная тематика может принести неплохой доход, Бочаров рассказывает публике о своих ночных мистических грезах, которые он и запечатлевает на полотнах. Революционные события 1905 года не вызывают восторга у «передового» человека, который к этому времени сколотил неплохое состояние.
Брешко-Брешковский известен как один из родоначальников русского шпионского детектива: «Гадины тыла», «Ремесло сатаны», «В сетях предательств». В творческом наследии писателя есть авантюрные романы «Записки проходимца», «Записки натурщицы», исторические произведения «Гайдамаки», «Мазепа и запорожцы», «Позор династии», цикл работ о деятелях искусства и русских музеях.
Произведения Николая Брешко-Брешковского написаны ярким, живым языком, познавательны, несут могучее нравственное начало, заряжают читателя оптимизмом, желанием жить и бороться за свои идеалы.
Глава I
«Общество Северных живописцев» готовилось к своей февральской выставке. В больших длинных залах кипела черная закулисная работа. Стучали топоры гулко перекликавшихся плотников, взвизгивали пилы. Звенела и, как живая, прыгала, когда ее задевали ногами, разбросанная по полу спиральными кругами толстая проволока. Обойщики затягивали бледно-зеленой материей деревянные скелеты высоких щитов. Пол был усыпан стружками, цветными ярлыками, бумагой, окурками…
Картины в золотых рамах частью уже висели, частью закреплялись сидевшими верхом на щитах плотниками. Одни были прислонены к стенам, другие еще лежали в ящиках. За развеской наблюдали художники в меховых шапках, шляпах и в пальто. Все это было самого пёстрого качества: и новенькое и поношенное и так себе. К числу одетых «так себе» принадлежал Бочаров, плотный, румяный блондин с полным широким безбородым лицом. Он суетился больше всех, поглощенный мыслью, чтоб картина его заняла наивыгоднейшее в световом отношении место и в то же время бросалась в глаза публике.
Бочаров изобразил «Положение во гроб». Фигуры почти в натуру. И живопись, и рисунок, и композиция — условные, примитивные; во всем чувствовалась предвзятая, сознательная наивность. Гроб Господень, без всякой перспективы, казался висящим в воздухе. Длинное, вытянутое, с маленькой головой, тело Христа было повито аскетическими складками. На табурете, поддерживая худыми бесплотными руками голову Сына, сидела Богоматерь. Старец в нимбе — Иосиф Аримафейский, склонившись, поддерживал ноги Спасителя. У гроба — четыре ангела, два коленопреклоненные, два, стоящие с рапидами. У всех плоские «невылепленные» головы с детским рисунком фигур и ликов, напоминающих младенческую старо-византийскую живопись. Резко обведенные, широко смотрящие глаза, жестокие линии носа, губ, контуров. И Спаситель и остальные фигуры написаны почти одним тоном, мертвенным, бледно-серым. Глухой, безвоздушный фон.
— Осторожней, вы черти!.. Ребятушки осторожней! Ну-ну, раз, два, три — поднимайте! — исступлённо командовал Бочаров облепившими со всех сторон картину его плотниками. — Ну-ну! — тужился он, покраснел даже, точно поднимая вверх что-то тяжелое.
— Это еще что такое?! Антипка? Ты когда же успел удариться в религиозную живопись? — услышал Бочаров за спиною. Обернувшись, он увидел Калантарова. Он ринулся целовать его мокрыми губами, готов был задушить в объятьях…
— Иллиодорушка, друже любезный! Как снег наголову! Откуда? Из каких-таких заграниц прикатил?
Калантаров насилу освободился от бурных дружеских излияний. Смуглый, с лицом итальянского бандита в щеголеватой темной паре и в цилиндре, он стоял перед плотным приземистым Бочаровым стройный, изящный, улыбающийся.
— Прямо из Парижа — экспрессом. Видел мои вещи? Ну что у вас за эти два года?
— Да вот Бочаров мистиком стал — усмехаясь, заметил невзрачный Васюк.
— Что я слышу?! — от изумления темные глаза Калантарова сделались круглыми. — Что я слышу, Антипка?
— Да, брат, он говорит верно! Во мне произошел переворот. Веришь ли дрожащим взволнованным голосом начал Бочаров. — Таким ничтожным мелким показалось мне все, что я до сих пор делал! Все эти жанрики, пейзажики, все эти голые бабы — видеть не могу, опротивело! В последнее время я много думал о Боге, религии, упивался разными теологическими сочинениями… Раньше я был неверующий, но потом воскликнул: «Есть Бог!..
Художники окружили Бочарова, улыбались… Точно слушая напыщенную декламацию.
Бегая беспокойными глазами, Бочаров продолжал:
— По ночам я не спал. Голова работала в таком, знаешь ли ты, экстатическом направлении. Лежу себе в кровати. Отовсюду, знаешь ли, смотрят на меня такие, во — большущие печальные глаза!
— Но-lа-lа! — перебил Калантаров. — Короче, ты стал галлюцинировать. К тебе поочередно являлись Пречистая Дева, Спаситель, святые угодники… И вот эта громадная холстина — результат твоих ясновидческих грез. Словом, ты — мистик!
— Мистик — повторил Бочаров, прямо, доверчиво и кротко на него глядя.
