двадцать лет прошло зазря лето вроде октября денег нет и вряд ли будет отвратительны все люди эта мантра для существ состоящих из веществ все мы тут белковые все мы бестолковые
робот робот божество сотворен из ничего и уйдет в ничтожество нету у него души стоит он теперь гроши и каких он множество славься робот божество славься робот божество из металла сотворен или протоплазмы нам все равно нужен он потому что разны многолик он но един раб наш равно господин
так рассуждал один постхьюман, взглянув сознаньем нутряным на дольний мир, который умо- непостигаем, но сравним с какой-нибудь другою штукой, что до сих пор не завелась, лежит, непознана наукой, потенциальна, ждет свой час
рисунок странный на предмете лицо неясно на портрете и вообще — портрет ли то? возможно, некое ничто я почему так изумляюсь: вот в электричке человек и я его почти касаюсь и ест он истый чебурек а вот портрет. там непонятно зачем он существует тут а мне, пожалуй, неприятно когда ничто никак зовут когда в чудовищной печали в страданиях и муках ты не знают как отображали твои дурацкие черты портрет живет своим законом не спрашивает ничего а ты живешь в пространстве оном ты непонятно существо тебя не хочется помыслить да и себя я не хочу а это вот висит без мысли и подчинима лишь лучу что солнце нежное порою весенней дáрит из окна хотя покрытая корою давно немотствует страна
единство и теснота ряда поют то вместе, то порознь а птичка сидит в ветвях, и этолог сообщает: всё зашибись покрыто пространство полутьмою лесною, так сказать, полог стихослагателю требуются слова, но повсюду одна живопись природному этому самому навязывать не стоит оно само так навяжет что держись, и наваляет еще потом речь формируется у едва заметных существ в ветвях, гуманоид вынужден рассуждать о способах мышления ртом главное чтобы код соответствовал, главное не воздерживаться от избыточности, которая приведет к единству и тесноте едва заметно в кроне дерев дети поедают отца но стихослагатель не изменит возвышенной своей мечте
мы не должны наделять авторов древней поэзии собственными эмоциями понятиями нашего века это была ритуальная эпоха время, когда поклонялись вполне социокультурно определяемым механизмам по сути, эпоха без личности лирика той эпохи — лишь повторение канонов, заданных внешними по отношению к так называемому «автору» обстоятельствами не более того. сложно сравнивать эту лирику с современной никогда не следует забывать, что лишь теперь лирика — способ передачи индивидуального чувства, в прошлом же, вопреки обывательскому мнению, не было ничего такого, — пишет литературовед сорокового века сидя на ганимеде или калипсо в нанокварцевой кабинке своей
почувствуешь вкус к чужому — украдёшь и своё мама, мне было бы холодно там, без дому но чьё это всё-таки жильё? не знаю как тебе плохо, мне тоже, в общем-то, нехорошо я знаю заветное слово но нет, всё будет вот так же, еще и еще
иди сюда, мой скромный, неплохой и нехороший, просто вот такой, я протяну свои стальные лапы включу рецепторы, и пота твоего почувствую приятный запах и больше ты не вспомнишь ничего мне часто снится странная сайнс фикшн бывает фэнтези, но это не люблю, а сам-то никого не погублю, но как избегнуть этих вот ошибок? лишь запах яблок, груш и вишен блистанье птиц, скользящий облик рыбок росгидромет мне говорит: гроза свинцово было небо, щас — слеза невинного младенца, но обманчив мир этих сущностей, которые нельзя сожжечь дотла или упрятать в ящик ну то есть можно, но нельзя, нельзя
