Карнавальная, частушечная, ерническая стихия соседствует в новой книге Данилы Давыдова с мучительной «постгуманистической» нотой: вопросом о возможности жизни, сознания, мышления и языка на фоне вечного молчания бесконечных пространств и грядущих изменений самой природы человека. В том, как эта тема звучит у автора, есть что-то паскалевское, совмещающее переживание «двух бездн» и яростную попытку преодолеть завороженность ими посредством беспрецедентного вселенского скандала — существования на фоне этих огромных безмолвных пространств в смертных животных телах мыслящего поэтического сознания. Данила Давыдов (р. 1977) живет в Москве. Книги стихов: «Сферы дополнительного наблюдения» (1996), «Кузнечик» (1997), «Добро» (2002), «Сегодня, нет, вчера» (2006), «Марш людоедов» (2011), «Все-таки непонятно, почему ты не дозвонился», «Нечего пенять», «На ниточках» (все три — 2016), «Новеллино» (2017). Книги прозы «Опыты бессердечия» (1999) и «Не рыба» (2021). Автор многочисленных литературно-критических публикаций, часть которых собрана в книге «Контексты и мифы» (2010). Премии «Дебют» (2000), «ЛитератуРРентген» (2009), «Московский наблюдатель» (2015) и специальный диплом «Anthologia» (2009) за критическую деятельность. Удостоен Международной отметины им. отца русского футуризма Давида Бурлюка, вручаемой Академией Зауми.
рисунок странный на предмете лицо неясно на портрете и вообще — портрет ли то? возможно, некое ничто я почему так изумляюсь: вот в электричке человек и я его почти касаюсь и ест он истый чебурек а вот портрет. там непонятно зачем он существует тут а мне, пожалуй, неприятно когда ничто никак зовут когда в чудовищной печали в страданиях и муках ты не знают как отображали твои дурацкие черты портрет живет своим законом не спрашивает ничего а ты живешь в пространстве оном ты непонятно существо тебя не хочется помыслить да и себя я не хочу а это вот висит без мысли и подчинима лишь лучу что солнце нежное порою весенней дáрит из окна хотя покрытая корою давно немотствует страна
единство и теснота ряда поют то вместе, то порознь а птичка сидит в ветвях, и этолог сообщает: всё зашибись покрыто пространство полутьмою лесною, так сказать, полог стихослагателю требуются слова, но повсюду одна живопись природному этому самому навязывать не стоит оно само так навяжет что держись, и наваляет еще потом речь формируется у едва заметных существ в ветвях, гуманоид вынужден рассуждать о способах мышления ртом главное чтобы код соответствовал, главное не воздерживаться от избыточности, которая приведет к единству и тесноте едва заметно в кроне дерев дети поедают отца но стихослагатель не изменит возвышенной своей мечте
мы не должны наделять авторов древней поэзии собственными эмоциями понятиями нашего века это была ритуальная эпоха время, когда поклонялись вполне социокультурно определяемым механизмам по сути, эпоха без личности лирика той эпохи — лишь повторение канонов, заданных внешними по отношению к так называемому «автору» обстоятельствами не более того. сложно сравнивать эту лирику с современной никогда не следует забывать, что лишь теперь лирика — способ передачи индивидуального чувства, в прошлом же, вопреки обывательскому мнению, не было ничего такого, — пишет литературовед сорокового века сидя на ганимеде или калипсо в нанокварцевой кабинке своей