существа из бывшего лагеря смерти. Одна из них – верховная властительница, и я, серый пепел и пыль, Häftling [ «узница»], вместе на одном уровне, равные перед лицом смерти, но такие разные по степени вины.
Вдруг я заметила, что обе немки идут ко мне. Мандель шла первой, Брандль следовала за ней. Прежний страх полностью охватил меня. Я стояла там в ужасе и беспомощности, а они продолжали идти ко мне, окруженные густым, как туман, паром и потоками воды из душевых, голые и мокрые. Мгновение казалось вечностью. «О боже, – беспомощно прошептала я. – Что еще им от меня нужно?» А бывшая главная надзирательница Мандель из Бжезинки стояла в двух шагах от меня, мокрая, смиренная, и по ее щекам текли слезы, целые ручьи. Медленно, с большим трудом, задыхаясь, но четко, она произнесла: «Я прошу, умоляю о прощении».
Все мои старые освенцимские воспоминания вернулись: побои, месть – и исчезли в мгновение ока… Чувство великого милосердия, печали и прощения овладело моей душой. Я рыдала вместе с ними над этим загадочным людским сердцем, которое через потерю всего человеческого стало на путь покаяния и понимания. Я взяла протянутую, умоляющую руку и сказала: «От лица заключенных я прощаю». В ответ они обе упали на колени и поцеловали мои руки.
