— Все погибнет, все исчезнет от бациллы до слона. И любовь твоя, и песни, и планеты, и луна. Дико прыгает букашка с бесконечной высоты, разбивает лоб бедняжка, разобьешь его и ты.
Он подумал, что Инна покончила с собой. Ему назло. Утопилась в канале Грибоедова. Намотала на шею провод утюга, сунула под мышку микроволновку и прыгнула с Львиного мостика, распугав уток.
Русские писатели обычно вешаются. Хотя вот Маяковский пальнул в сердце. Говорят, из-за бабы. Но вряд ли. Баба, скорей всего, стала последней каплей. Он не был алкоголиком. Алкоголики вешаются. Трезвенники стреляются. Впрочем, и Хемингуэй застрелился. Может, к тому моменту бросил пить? А Цветаева повесилась. Она не была алкоголичкой. Наверно, у нее попросту не нашлось другого способа. Яда под рукой не оказалось, как у Цвейга и Акутагавы. Почему же не утопилась, подобно Вирджинии Вулф? В Елабуге есть река? Кажется, Кама. Может быть, далеко было идти? А Цветаева уже не могла терпеть. Фёдор вспомнил свою учительницу немецкого, хрупкую женщину с грустными глазами. Она отравилась из-за несчастной любви. Такие ходили слухи. Весь класс перевели на английский. В итоге Фёдор не выучил ни немецкий, ни английский.
Ему и самому вдруг захотелось стать жидким, смыться в канализацию, унестись по трубам и пропасть навсегда. Так это выглядело заманчиво, что он сунул большой палец правой ноги в сливное отверстие и немножко им подвигал. Палец застрял. Фёдор хмыкнул, представив, что не сможет выбраться самостоятельно, и придется вызывать спасателей, которые будут ломать ванну кувалдами, чтобы вызволить его дурацкий, уродливый палец.
Выдавил на ладонь зеленоватую густую жижу и размазал по волосам. Ему и самому вдруг захотелось стать жидким, смыться в канализацию, унестись по трубам и пропасть навсегда.
