Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы
Захар Прилепин — писатель, журналист, телеведущий.
В 1995–1999 годах проходил службу в ОМОН. В 1996-м и 1999 году в составе ОМОН в должности командира отделения принимал участие в контртеррористической операции в Чечне и Дагестане.
В 2014–2015 годах работал военным корреспондентом на территории Донбасса. С декабря 2015-го — советник главы Донецкой Народной Республики Александра Захарченко. С октября 2016-го — заместитель командира разведывательно-штурмового батальона армии ДНР. Майор.
Автор романа «Патологии» (2005) о чеченской войне, ряда военных рассказов, собранных в книгах «Грех» (2007) и «Семь жизней» (2016), публицистических работ о гражданском противостоянии на Украине «Не чужая смута» (2015) и «Всё, что должно разрешиться: хроника идущей войны» (2016). Составитель антологии «Война. War» (2008).
Лауреат премий «Национальный бестселлер», «Супернацбест», «Ясная Поляна», «Большая книга».
В новую книгу «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы» вошли одиннадцать биографий писателей и поэтов Золотого века — от Державина и Дениса Давыдова до Чаадаева и Пушкина, — умевших держать в руке не только перо, но и оружие.
Они сражались на Бородинском поле в 1812-м и вступали победителями в Париж, подавляли пугачёвский бунт и восстание в Польше, аннексировали Финляндию, воевали со Швецией, ехали служить на Кавказ…
Корнет, поручик, штабс-капитан, майор, полковник, генерал-лейтенант, адмирал: классики русской литературы.
В 1995–1999 годах проходил службу в ОМОН. В 1996-м и 1999 году в составе ОМОН в должности командира отделения принимал участие в контртеррористической операции в Чечне и Дагестане.
В 2014–2015 годах работал военным корреспондентом на территории Донбасса. С декабря 2015-го — советник главы Донецкой Народной Республики Александра Захарченко. С октября 2016-го — заместитель командира разведывательно-штурмового батальона армии ДНР. Майор.
Автор романа «Патологии» (2005) о чеченской войне, ряда военных рассказов, собранных в книгах «Грех» (2007) и «Семь жизней» (2016), публицистических работ о гражданском противостоянии на Украине «Не чужая смута» (2015) и «Всё, что должно разрешиться: хроника идущей войны» (2016). Составитель антологии «Война. War» (2008).
Лауреат премий «Национальный бестселлер», «Супернацбест», «Ясная Поляна», «Большая книга».
В новую книгу «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы» вошли одиннадцать биографий писателей и поэтов Золотого века — от Державина и Дениса Давыдова до Чаадаева и Пушкина, — умевших держать в руке не только перо, но и оружие.
Они сражались на Бородинском поле в 1812-м и вступали победителями в Париж, подавляли пугачёвский бунт и восстание в Польше, аннексировали Финляндию, воевали со Швецией, ехали служить на Кавказ…
Корнет, поручик, штабс-капитан, майор, полковник, генерал-лейтенант, адмирал: классики русской литературы.
Жас шектеулері: 16+
Құқық иегері: АСТ
Басылым шыққан жыл: 2023
Баспа: Редакция Елены Шубиной
Қағаз беттер: 650
Кітаптың басқа нұсқалары1
Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы
·
Пікірлер16
👍Ұсынамын
🔮Қазыналы
💡Танымдық
🎯Пайдалы
🚀Көз ала алмайсың
Дважды перечитала предисловие. Удивительный язык. С какой любовью о каждом ❤️
Дәйексөздер211
офицерам в госпиталь зашли раненые французские офицеры – тогда это было в порядке вещей.
Тут явился Петин на костылях и велел французам выйти вон.
Русские офицеры опешили: как же так, а гостеприимство?
Покрасневший от бешенства Петин в ответ (цитируем воспоминания Батюшкова): «Были ли вы на Немане у переправы?» – «Нет.» – «…Весь берег покрыт ранеными; множество русских валяется на сыром песку, на дожде, многие товарищи умирают без помощи, ибо все дома наполнены; итак, не лучше ли призвать сюда воинов, которые изувечены с нами в одних рядах? Не лучше ли накормить русского, который умирает с голоду, нежели угощать этих ненавистных самохвалов? – спрашиваю вас? Что же вы молчите?»
В дворянстве, надо признать, сословная солидарность на тот момент превышала национальную. Но Петину перечить никто не посмел.
Батюшков и спустя годы с благодарностью удивлялся поступку друга. Но это ведь значит, что, пока Петин скандал не устроил, самому Батюшкову в голову такие простые вещи даже не приходили.
Тут явился Петин на костылях и велел французам выйти вон.
Русские офицеры опешили: как же так, а гостеприимство?
Покрасневший от бешенства Петин в ответ (цитируем воспоминания Батюшкова): «Были ли вы на Немане у переправы?» – «Нет.» – «…Весь берег покрыт ранеными; множество русских валяется на сыром песку, на дожде, многие товарищи умирают без помощи, ибо все дома наполнены; итак, не лучше ли призвать сюда воинов, которые изувечены с нами в одних рядах? Не лучше ли накормить русского, который умирает с голоду, нежели угощать этих ненавистных самохвалов? – спрашиваю вас? Что же вы молчите?»
В дворянстве, надо признать, сословная солидарность на тот момент превышала национальную. Но Петину перечить никто не посмел.
Батюшков и спустя годы с благодарностью удивлялся поступку друга. Но это ведь значит, что, пока Петин скандал не устроил, самому Батюшкову в голову такие простые вещи даже не приходили.
Я позабыл былую муку
И все нападки бед и зла,
Когда, прозрев, увидел руку,
Которая меня вела…
Они прошли, те дни железны,
Как снов страшилища прошли,
И на пути пройдённом бездны
Уже цветами заросли…
Хромцу на жизненном скитанье
Два подал костыля – не Ты ль?
Один из них – есть упованье,
Терпение – другой костыль!
На них-то, с чувством умиленья,
Быть может, добредёт хромец
До благодатного селенья,
Где ждёт заблудших чад Отец…
(«Ты наградил», 1869)
И все нападки бед и зла,
Когда, прозрев, увидел руку,
Которая меня вела…
Они прошли, те дни железны,
Как снов страшилища прошли,
И на пути пройдённом бездны
Уже цветами заросли…
Хромцу на жизненном скитанье
Два подал костыля – не Ты ль?
Один из них – есть упованье,
Терпение – другой костыль!
На них-то, с чувством умиленья,
Быть может, добредёт хромец
До благодатного селенья,
Где ждёт заблудших чад Отец…
(«Ты наградил», 1869)
«…Всего неохотнее переменяют люди наречие, одежду и образ мыслей, к которым привыкли. За всё сие, как известно, многие народы вели кровавые войны. – Ты согласишься в этом со мною? – Да. – Ну, так слушай же.
Я помню ещё то время, когда у нас в России все говорили по-русски, были прибежны к вере: перед каждым праздничным днём слушали всенощную и каждое воскресение ходили к обедне. Я помню, как, бывало, хваля человека, говорили: “Он коренной русский, истинный христианин: боится Бога и делает добро!”. Но на моей же памяти, когда иноплеменное воспитание овладело сердцами нового поколения, приметно отпали от святыни, начали скучать обрядами веры, и русские стыдились уже называться русскими!..»
Я помню ещё то время, когда у нас в России все говорили по-русски, были прибежны к вере: перед каждым праздничным днём слушали всенощную и каждое воскресение ходили к обедне. Я помню, как, бывало, хваля человека, говорили: “Он коренной русский, истинный христианин: боится Бога и делает добро!”. Но на моей же памяти, когда иноплеменное воспитание овладело сердцами нового поколения, приметно отпали от святыни, начали скучать обрядами веры, и русские стыдились уже называться русскими!..»
